Текст книги "Гончая свора (СИ)"

Автор книги: Иван Граборов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

Так охотница, желавшая поступать верно, травница, надеявшаяся любой ценой защитить Фракху, глава охраны секретного объекта, стремящийся спасти старый мир, солдат ставший вором, что надеялся обрести для себя жизнь новую и зилдраанец, искавший истины, волею судьбы собрались под одной крышей, почти полностью скрываемой кустами распушённого пошчака, утонувшего в дыму жёлто-белой испарины с запахом горелого ельника. А следом, подкравшись к распахнутым окнам слово шалтийский чармалл, пришёл рассвет.

Глава 11

– Лим… – алый лучик коснулся холодной щеки.

– Я здесь, милая, я здесь.

Он осторожно, стараясь не потревожить, повернулся на длинной скамье, предварявшей выход к стыковочным башням, и спиной заслонил её от света, отражённого частью полусгнившего фюзеляжа Еквендалла, вросшего в склон, деформированный под воздействием хиинских крушителей, и потому напоминавший видом тысячи заострённых пик, пронзивших своего обидчика.

– Это просто звезда восходит из-за гор. – ритуальные трескучки, протянутые на свежих каменных курганах, оставленных проходящими от космодрома паломниками, подыграли им мелодичной трелью. – Спи Рмун.

– У этого мира тяжёлая песнь, такая большая и мрачная…

– Тише Рмун, – он так нежно как только мог пригладил её ненормально сухую шею. – не трать силы на то, чтобы слушать. Засыпай.

Благословленный год Яавум. Приземлившийся вне космодрома, корабль, как он и ожидал, перевозил не нищих паломников. Напротив, с его трапа сошли сплошь различные знаменитости зилдраанских кровей, уверовавшие в предзнаменование, записанное на столпах у Йакшум, и изо всех своих ресурсов желавшие почтить конец пути великого мудреца, несмотря на запрет. Поскольку космодром был классическим, какой бы то ни было персонал отсутствовал, а учёт вёлся промышленным геф-проектором, производящим анализ звукового колебания проходивших пост контроля. Считалось, что сесть вне пяти башен невозможно в силу сложного рельефа. Оборонных платформ на орбитах, впрочем, империя пока не размещала, хоть и угрожала разместить в каждом втором выступлении правления, что только подстёгивало тягу всё новых паломников к Тал`Иид и скорость приобщения инокультурных рас к вере политически нейтральных морионтов. Сурву в космической игре действовали тонко и деликатно – не подкопаться.

Впереди новых паломников для начала выпустили механических многоножек, модели ММ-РК-9, похожих на большие варианты боевых клусских ползунов. Они тут же верными псами перекатились у ног операторов-хозяев и побежали расчищать маршрут до магнитного покрытия от возможной засады фатзумных мин или хиинских болванок.

Одна из многоножек всё же отыскала у придорожного выхода скалы цилиндр стантового снаряда, редкий для хиинского оружия. Ему вспомнилась битва за Клусс, следы от завихрителей, похожие на пучки пытающихся сформироваться торнадо, и невольно Лим поёжился. Вслед, показались робеющие гости, с опаской перебегавшие от камня к камню, ровно за машинами.

Лим не узнал ни одного из них, даже когда они, забравшись наверх, подходили к товарному ангару, чтобы взять какой-нибудь транспорт до святилища. Обманчиво хрупкие ноги, сходные руки-тиски, недвижимая грудная клеть, бесстрастные голоса и на каждом специальная маска с умным керамическим стеклом, поддерживающим синий контраст в надлежащей степени насыщенности. Ещё ребёнком он ловил слухи, будто лица зилдраандцев, без защиты уродуемые в абсолютно любых условиях вне спектра родной звезды, можно увидеть только на их родном мире или в закрытом кластере орбитального города. Воображение тогда рисовало существ необычайной красоты и силы, пытаясь в каждом последующем представлении качественно дополнить образ прекрасного. Теперь он снова смотрел на них, загадочных благодетелей из того славного времени, могущих навсегда избавить страдающих от зла, но видел лишь обманщиков-предателей, молчаливым согласием допустивших гибель миллиардов его соотечественников. И больше не у кого было просить о помощи. Некуда было идти.

Ему отказали, едва он приблизился. Вернее сказать, паломники не взяли за труд даже выслушать.

Галактические потоки геф-линии взорвались сообщениями о настигшей Клусс трагедии вскоре после случившегося. Но Фирим молчал по поводу элв. Казалось в Монн больше были поглощены самим фактом случившегося, масштабами политических перетасовок в посольствах и упреждением новых территориальных претензий, однако угроза распространения болезни Рмун оказалась много важнее даже самой насущной проблемы беженцев, постоянно пребывающих к обжитым мирам Туе-Глюм-IV. Подробное изображение Рмун прилагалось к каждой информационной сноске, к каждой новости, повсюду, какой бы геф-поток не избрал оператор, подключённый к общей сети. У них было всё. Они знали о зарождении вируса, о его развитии, о том где была и что когда-либо делала Рмун, знали о транспортной барке и о ста пятидесяти восьми жертвах "ядовитого фантрамма", клусского чудовища. Её образ очернили, превратили в кошмар, чтобы ни один мир, входящий в Монн, не приютил у себя несчастную певчую. Эти плоды страха взошли в умах невероятно скоро. Впрочем, как и любые его плоды.

Рмун первым узнал молоденький проводник группы от сурву, решивший побольше заработать на нелегальной операции. Когда он с вытаращенными от страха глазами сообщил об этом остальным, то образовалась неразбериха. Как минимум половина тут же побежала обратно к роскошному кораблю, боясь ужасающих слухов о неизлечимой болезни, другая поскорее активировала транспортный короб, отдававший плохой карикатурой на клусские капсулы, и умчалась к равнинному пустырю сквозь естественный горный тоннель, поддерживающий острыми кольями часть бывшего брюха легендарного судна, упавшего на планету. На брюхе – словно для выведения надписи использовали клусские электрорубила, – было начертано: "Здесь пал принёсший мор".

Лим отвернулся и вывел сводку содержимого вкладышей своего обмундирования. Оставалось четыре инъекции.

В тот момент Рмун смирилась. Она молчаливо дремала, не в силах этого сказать или по-другому выразить, но Лим, знавший её как себя, понял и без слов.

– Я боюсь идти туда один. – сквозь горькие слёзы засмеялся Лим, когда Рмун спросила его об этой печали. – Только с тобой мой путь имеет хорошую цель. Плохие цели не для моей песни. Если мы уёдём, то только вместе.

Он перенёс Рмун к живописному камню у края каньона и, уложив себе на грудь, сделал очередной височный укол. Её лоб и шея снова увлажнились. Осталось три инъекции, но рассвет с этой стороны пустыря оказался слишком чарующим, чтобы отдаваться в услужение подобным раздумиям. Это несомненно был конец их пути и тогда Лим, исчерпавший возможности, решился отправить сигнал с квэл Шудд, неведомо кому, не зная зачем, и уже не надеясь что-то изменить. Отдав Рмун остатки водянистого раствора, купленного у конвертера, он прижался щекой к её лбу, проваливаясь в песнь сновидений.

Лиму и Рмун снилось прошлое. Их прошлое. Он снова увидел, как катал её на своём мораде вне магнитной дороги за предместьями. Рмун всё кричала, что ей очень страшно и что они обязательно разобьются, врезавшись в мескитные посадки, а потом, когда он наконец останавливался, засыпала его поцелуями благодарности. Там они нашли место с крошечным клочком акриловой травы, чудом выросшей под тусклой звездой, и там же построили свой дом. Но это было позже, гораздо позже периода расставания.

Целый день купания в тёплых чистых водах на вершине-заливе терраформированной части Соату. Авидтам, наследный владетель этого источника по праву единокровия с Уттумом, одним из основателей, был несказанно щедр. Единицы удостоились подобного. Это был пик её славы, заслуженной неустанным трудом во благо нашего мира. Рмун была так увлечена песнью, столько открывала для себя, что наступил момент, когда повзрослевший и изменившийся Лим, вернувшийся с Киза через восемь лет и первый раз увидев её после разлуки, боялся ей во всём признаться, даже подойти. Да, Вон`Мэ тому виной. Он никогда не рассказывал ей всей истории, считая себя повинным в смерти собратьев. Что-то в нём сломалось, когда он был там. Уже тогда он частью своей ненавидел то, что делал. Какой смысл действительно был в том безумии, в той отвратительной бойне?

Они увиделись только через несколько декад, притом совершенно случайно, у озёр и прудов Гэлхом, огромного парка воссозданной экосистемы Клусса. Рмун не потребовались его слова – ничего ей было не нужно, кроме него самого, так она была рада видеть его. От небрежения ей Лим проклял себя не раз, пообещав никогда более не покидать Рмун. Но певчая и тогда поняла и приняла его, возможно даже лучше, чем раньше. Не выспрашивая многого, не сомневаясь, она вернула Лима Клуссу, вернула ему себя, цель и в песне Клусса запечатлела подвиг павших. Со временем боль его тлела сильнее и сильней, пока почти не прошла, обернувшись сомнениями.

Сейчас Лим спал и видел во сне южный полюс родной планеты. Гражданам Клусского единения запрещалось в те стародавние времена покидать планету без особого разрешения, но он и на Клуссе, за краем Соату, нашёл по своему необычные, уединённые места, полные аскетичных, красивых пейзажей, застывших в миге непоколебимой вечности самолюбования. Там они часто проводили свободное время. Там они говорили и делились песнями. Там они вновь страстно полюбили друг друга.

Чудесный сон вдруг миновал, словно его и не было. Прохладный ветер, завывая от скал, встрепал его сухие чешуйки. Проснулся он сразу, полностью избавившись от дремоты. Так с ним происходило только тогда, когда рядом появлялся посторонний. Часть наследственности или таинственным образом приобретённый навык? Он не знал.

Небо, перенасыщенное облачностью, переливалось гаммой от тёмно-синего к чёрному с белыми капушками вихрей. Кругом стояла ночь. Рмун продолжала спать, посапывая в его затёкшее запястье правой руки. Ветер переменил направление. Лим ощутил донёсшуюся свежесть прохлады и вдохнул новый запах, похожий на тёртый уке. Этот запах окружал ближайшее пространство: подошедших со спины было от шести до двенадцати особей. Их пляшущие тени выросли и убегали до самого Йакшума. Фельветовый огонь, горящий позади, тому виновник.

Индикаторы боевого костюма подали Лиму сигнал. Он сделал очередной укол Рмун в висок. Раздался тихий всхлип её шёлковых губ, но остальное тело вовсе не дрогнуло, будто ничего и не ощутило. Оставалось две инъекции.

Он уже знал, что они здесь не одни, был готов действовать в любую секунду, но пока продолжал успокаивающе поглаживать нежнейшую шею возлюбленной, ожидая от незнакомца первых слов или действий. Шесть лун взошли над таинственной горой Йакшум, скрывающей секреты старого, как сама вселенная, мудреца, от своей любви даровавшего мирам завет единого мудрого учения и от слепой веры позволившего им пренебречь этим великим даром.

– Миллиарды. – грянул позади уверенный голос. – Вот чего я уже долго не могу понять. Миллиарды существ со всех известных этой галактике миров жаждут попасть сюда и приклониться пред парящими глыбами, не взирая на тяготы, лишения, опасность новой войны и доводы рассудка.

– Живых больше прочего пугают не армии грозных владык, не они сами и точно не их соглядатаи, а то, над чем они не имеют и капли власти, но что исправно работает без всякого стороннего участия и видимой системы. Невинный внешне камень, стоит ему воспарить над землёй и начать вращение, озадачит их и испугает пуще войны, возвещающей смерть. Но парящий камень не может быть для них угрозой и потому глупо ненавидеть его за то, что он умеет парить над поверхностью в отличие от других камней. Тогда они начинают его любить и превозносить, находя в нём новые и новые грани, ранее незаметные и, безусловно, свидетельствующие им о божественном вмешательстве, о руке незримого архитектора. В конце концов, они кланяются камню, и камень становится для них символом нового, наследием этого некого высшего бога, стоящего даже над их собственными богами, ибо в отличие от них он непонятен, трудно представляем, совсем не ощущаем, но способен творить и поддерживать жизнь своим творениям на протяжении многих тысяч лет.

– Не зря вы тот, кто вы есть. Не зря. – с явной, но непонятно доброжелательностью сказал незнакомец.

– А вы кто такой, чтобы утверждать, будто знаете, кто я есть? – решился Лим. – Зачем вы пришли сюда?

Звёздная ночь была темна, беззвучна, а рядом, играя с ветром, горел фельветовый огонь, будоража сознание колебаниями языков жадного пламени, и короткошёрстный хиинский плащ, держась всё ещё позади, развивался подвязками-кисточками под звон ритуальных трескучек, расставленных вдоль дорог. Владелец плаща скрывался за пламенем.

– Билглем Татт. – сказал он и новая тень, став больше остальных, колеблясь в пламенных языках и кланяясь, протянулась до вечно убегающих звёзд. – Я рад приветствовать вас, досточтимый Лим. Это большая честь.

Глава 12

"…И открылись врата и увидели они воителя, умелого в битвах настолько, что один держал он орды захватчиков. И оглянулись тогда они и узрели, что рассыпались в пыль твердыни за ним и дороги смыло. И святыни сменились курганами. И ушла из тех земель всякая жизнь. И изумились идущие подле:

– Зачем тут стоит он, со смертью играя? Всё, что защиты достойно, исчезло и нет в сиим мужестве смысла. За что ему биться, века и течение лет презирая?

И остановился тогда мудрый Нугхири и вопрошал, да на посох свой опираясь:

– Кто из вас скажет, в этом месте, что есть для нас долг?

И долго давали ему ответы и не были они верны. И просили его открыться. И сказал им мудрый Нугхири:

– Как низки трусливые так возвышенны принявшие обет. Слово, при клятве давая, подобно ему, что вечно намерен сражаться, не смейте затем от него отречься. Из слабых долг выкует сильных. Покуда тверды вы и способны исполнять его – исполняйте, ибо так сохраняетесь в мире. Долга не знавший мир не создаст и не преуспеет в его сохранении. Долг принимая собой вы пребудете дольше и тем оградите других и приближено будет спасенье. И не сбить вас будет благами и увещеваниями и лестью с пути. И поборете вы в брани сами себя. И тогда не умрёт для миров надежда. И так достигнем мы истины.

Так сказал им мудрый Нугхири и вечный заслон воплотил для захватчиков и остановил их натиск. И благодарил его тот воин и особо благодарил другой – один из тех земель бежавший. И пообещал он вернуть ему долг. И принял его Нугхири и повёл за собой. И оставили они позади сей мир…".

Зумтиад от Кохта – «Нугхири: Из наставлений. Столп седьмой».

– Прибавьте шаг чужеземцы. Плетётесь словно стадо бакчибов! Не удивительно, что какие-то коротышки, перегруженные своей яммтетской бронёй, смогли вас перехватить!

С полудня этот доводивший до исступления голос никак не желал умолкать. Три дня, разделённые долгими ночами, будто нарочно растягивались, но были богатыми на общение. Идущие свыкалась друг с другом, искала точки соприкосновение, общий язык. К вечеру второго дня, сдобренного остановкой с костром, Флойду уже казалось, будто они все знакомы целую вечность.

Группа прошла витиеватой тропкой от западных ворот Фракхи, что тянулась меж оплетавших лес корней, вышла к южному склону знакомой горы, усеянной сквадраченными глыбами камней, а после, отклонившись левее и огибая множественные овраги, рытвины и ямы, вышла по течению лесной речки к небольшому подлеску, пересекавшему редкое для этих мест открытое пространство, где сэр Аттвуд первым из людей браконьерствовал по части шнырявших в кустах грызунов.

Орно, с перетянутой через левое плечо запашистой сумкой, шла в середине процессии, молчаливо указывая путь исключительно жестами. Активно озиравшиеся по всем сторонам Флойд, Адайн и Аттвуд укрывали отряд в авангарде, периодически, от нервов, сильно сжимая на оружейных рукоятках ладони, нещадно потеющие при пятидесятиградусной жаре.

С чёрного рюкзака Флойда, болтавшегося у левого плеча на одной лямке, лучники всю дорогу не сводили глаз. В сравнении с их примитивными тюками, он выглядел слишком чудно. Валлур, как подобает лишь истинному вожаку, тянулся позади всех, прикрытый парой не особо болтливых лучников, и иногда ковырялся в своём устройстве.

Среди волн синих кустов у небольшого склона, Аттвуд первым приметил то самое место и поднял кулак на излёт, после чего немедленно скрылся в зарослях, пышущих летним цветом.

– Стоять!

Некабим гаркнул так громко, что Флойд невольно вспомнил десантную операцию на острове Миндоро. Ох на них и наорался тогда старший лейтенант, узнав что ныне покойный капрал Харрис утопил новенький бронетранспортёр с замкнутой системой охлаждения прямо на переправе. Да, сейчас бы такая штука могла спасти их от этой невыносимой жары. Лично Флойд не побрезговал бы даже холодильником.

Внезапно в шею кто-то укусил, но Флойда не затрясло в судороге с пеной изо рта. Он отвлёкся от воспоминаний и начатый разговор продолжился.

– Значит смиренная Хиф питает твою ишалл, верно?

– О, ты вспомнил слова Гаату. – с улыбкой кивнула она. – Да, Хиф представляет собой дух, жертвующий чем-либо во благо других. – Адайн примостилась на лужайке малиновых трилистников, пахнущих домашними оладьями, и плавно подводила тетиву каким-то маслом. – Он делает это потому что сознаёт связь со всем живым, сознаёт зависимость всех поступков с грядущими днями, но принимает отведённое ему место. Потому и зовётся смиренным.

– Значит это ты? – спросил для уточнения Флойд, уже представляя о чём идёт речь.

Адайн кивнула.

– Ишалл, но да, можно сказать и этими словами.

– Это здорово, наверняка что-то знать о себе. Твой дар весьма… необычен.

Она несколько смутилась, с непривычки принимать похвалу и одобрение без особого повода, но ничего не ответила.

– А моя ишалл? – украдкой спросил Флойд через какое-то время.

– У вас, тоесть там откуда ты, никто разве не занимается этим? Я хотела сказать, что это странно, ведь так важно.

– Пожалуйста, ты ведь умеешь.

– Я не Гаату, Флойд – попыталась увильнуть она, – а после совета и вовсе почти никто. – его взгляд умолял. – Флойд, правда, я не могу произвести наречение. И не надо так на меня смотреть.

– Я не прошу наречения и обряда, просто скажи мне. Ты же словно видишь что-то, ведь так? Иначе бы не могла претендовать на это место Гаату, не изловила бы шалтийского чармалла и не шла бы сейчас с нами. Ты хочешь поступать верно, не жалеть о содеянном, так тогда помоги мне. Мне кажется, это имеет значение. Теперь, с некоторых пор, всё имеет значение.

Замечание было отчасти справедливым. Адайн поднялась, негласно согласившись, остановила Флойда, бродившего рядом, и заглянула ему в глаза. Она смотрела некоторое время, а после, чуть отпрянув, но продолжая держаться за его куртку, и проморгавшись, словно то действие было очень сложным и измотало её, ответила на выдохе:

– Воздаяние.

– Воздаяние? – удивился Флойд, отходя от неё. – Но кому? За что?

– Я вижу то, что вижу. – протёрла лицо Адайн. – Смысл каждый определят сам.

– Значит, я каким-то образом сам должен понять на кого воздаяние обращено?

– Не берусь судить, но быть может на себя самого? Определение сущности собственных стремлений есть освобождение от внутренних терзания и страха. Так мы исцеляемся. – коснулась она своей груди и несколько поклонилась вперёд.

– Слушай, а видеть как ты, так что, многие могут из вольного народа?

– Малая часть. – Адайн повела плечами, будто тяжеленный рюкзак нагрузил ею спину. Она сидела и массировала свой лоб, проступивший селадоновыми венами. – Крохотная.

– Например кто?

– Думаю, Нукум может. У нее… – она отвернулась к зарослям, вспоминая все известные ей случаи. – У неё есть способности к речению, но я не до конца понимаю их. Она не видит как я, она словно предчувствует чью-то суть, или иногда пытается ею распоряжаться, направлять, даже управлять.

– Интересно… – Флойд, задумавшись, посмотрел по сторонам, будто что-то искал. – А можешь сказать об Аттвуде? О Валлуре?

– Это отнимает много сил. – почти взмолилась она. – Позже я могу попробовать, если ты сильно настаиваешь. Только не сейчас, прошу, не настаивай.

Они на некоторое время замолчали, и то молчание было совершенно неловким.

Флойд, смущённый общей ситуацией, из-за которой Адайн была вынуждена потратить на него большую часть своей энергии, изобразил безучастную отстранённость, став осматривать диковинные растения, часть из которых протягивалась до древ и странными усиками-многоножками быстро поедали сок, натёкший с чёрной коры. Охотники, подтягивая луки и перекусывая, о чём-то переговаривались, заодно поглядывая на него, но близко не подходили и в разговор вступать не пытались. Он ещё раз осмотрелся, пересчитал группу и заметил, что Валлур пропал из виду. Надо было его поискать.

Отпросившись у Некабима, они вместе с Адайн сделали обход в радиусе полумили, перешарив подавляющее большинство окрестных кустов. Флойд окончательно измарал одежду и руки.

– Добрая у Орно накидка. – отметил Флойд, когда они возвращались. – И такой необычный рисунок со стороны спины. Ничего подобного у твоих сородичей не видел. Больше, как и у тебя самой, у них четырёхцветные рабочие штаны да рубашки тугого покроя.

– Я сшила накидку как подарок Орно к её двадцатому Эшту. Рисунок привиделся мне во сне и, проснувшись, я тотчас же принялась за работу. Старшие от вольных говорят, что это дар, посланный высшими силами, но видели бы они, как тяжело было заканчивать композицию в середине! – фыркнула охотница. – Тоже мне "дар". На него можно списать любой накал трудов мастера, и это, якобы, поскольку виной всему дар, не делает ему особой заслуги. Тоже что благодарить богов за добрый урожай в конце лета.

Флойд, молча, шёл рядом, озираясь в поисках зверей или чего-то, что могло добавить ножу Лэрда внеплановой работы.

– Кхм… Главное по дороге не наткнуться на ищеек. – сменила Адайн тему, заметив, что он чувствует себя не в своей тарелке. – Мулг на них охотится, сколько я себя помню, и хорошего от встречи не жди.

– Что такое ищейки? Какие-то животные? – отогнутый синий стручок, до поры сдерживаемый рукой, больно хлестнул его по щеке, оставив на ней полоски синей пыльцы.

Орно заблаговременно предупредила людей, что дикий длоот плохо отстирывается. На самом деле с одежды он не отстирывался вовсе, чего им знать с одной стороны было не обязательно, а с другой уже и совершенно бесполезно.

– Нет, ищейки это прислужники Твура, которых тот посылает собирать светоч скал. – ей уклоняться удавалось успешнее. – Порой они выбираются за ним на поверхность аж из самого Дворца Теней. Видела я как-то такую во время охоты… Мне от них не по себе.

Флойд, номинально соглашаясь, кивнул. Сходный во многом с людским, характер этих верований давал исчерпывающий ответ на любое явление, которое на планете можно было бы наблюдать, решил он. Находившие естественные параллели верования древних греков, обожествлявших природу, перекликались тут с анимизмом и убеждениями в реальности физического контакта с потусторонним.

Начальник безопасности материализовался всё из тех же кустов, росших вдоль импровизированной дороги чуть дальше по маршруту ровно в тот момент, когда они, закончив дозор, вышли к привалившемуся у камня Некабиму.

– Ничего! – топнул начальник охраны. – Вот же вероломные гады! Не оставили после себя ни связки, ни единого тюка!

Театральное кривляние Аттвуда, забывшего, по уговору, перейти на английский язык, тем не менее выполнило свою цель. Охотники пожали плечами, стали по-своему ругаться, но, для осведомлённых, это было знаком того, что поляна опустела и трупы пропали. Никто из собратьев по несчастью не выдал удивления или смятения.

Валлур до сих пор не появился на стоянке.

Некабим встал, прошуршал луком по кустам, сходил с Аттвудом ещё раз к поляне, а вернувшись, без объяснений заявил:

– Ведите к месту их стоянки. Мы идём с вами до перевала.

Разнообразные увещевания охотников со стороны Аттвуда в напрасной трате сил, Некабима нисколько не тронули, и кислые мины собранной группы заметно прибавили в общей кислости.

Через два часа был последний привал. Орно, воспользовавшись передышкой, взлетела, будто кошка, по стволу молодого дерева, заваленного на угол сорока пяти градусов, и поскрипывающего сломанным верхом над небольшим скалистым обрывом. С высоты двухсот футов травница прокричала:

– Снежные вершины северного хребта уже видны! Скоро будем на месте, так что расправьте оперения стрел. Они могут поджидать.

– Снег в этом аду? – Флойд в сотый раз отёр лоб насквозь промокшим рукавом свисающей с предплечья куртки. – Наш проводник должно быть шутит.

Но Орно было не до шуток. Через следующие двадцать миль, пройденных по ухабистым, поросшим цепким сорняком полянам, они обогнули немногочисленные скопления солидных в размерах валунов и вышли по иссохшему речному каналу, оставшейся позади реки, к суженной долине, словно бы вычищенной от всякой крупной растительности и нисходившей до стыка разновысотных горных хребтов.

– Да в них не меньше двенадцати с половиной миль! – изумлялся Флойд, любивший горы.

Увы, но на такую он бы даже с профессиональным снаряжением не залез – слишком круто. Хребты поражали прежде всего своими формами, крайне нетипичными для Земных собратьев. Полосы снега с просинью то крючковато изгибались по сторонам, создавая у смотрящих иллюзию их подвижности, то закручивались крутыми спиралями, ложась друг на друга вздымаемым валом, что вот-вот вот спуститься к лесу и раздавит его.

Засмотревшись, Флойд и не заметил как лес вдруг кончился, оборвавшись в спуск.

Едва шедший впереди всех Аттвуд раздвинул заслонявшую обзор на долину ветвь синего куста, как моментально застыл в изумлении, ступоре и острее возникшей жажде сделать "впрыск".

В дороге они ожидали увидеть всякого: одного-двух страшных диких зверей из рассказов Адайн; Флойд напомнил группе о небольших отрядах Мулга, вроде того, что сам наблюдал; данные Валлура говорили о различных природных явлениях, которые могут стать препятствием и в большом количестве представлены на планете; Орно, видимо впечатлённая безудержной всеядностью Аттвуда, запретила людям есть любые растения с колючками или иглами. Как им казалось, они учли все опасности, но о подобном и помыслить никто не мог.

***

Высокая бирюзовая трава, колыхавшаяся под сильными порывами ветра, и грязь, размешиваемая тяжёлым топотом, что сотрясал скальный проход, укрывали Лэрда от неприятеля. Он не шевелился, замер, смешавшись с окружающей средой и мог беспрепятственно наблюдать за происходящим.

Враг был всюду: красные линии и белые копья застили своим числом тусклый солнечный свет, развеваясь на рваных стягах пыхтящих клыкачей, выделявшихся среди прочих горизонтальными насечками, высеченными на шлемах. Шли не стройно, разрозненно. Тут и там мелькали юркие тени, выряженные в измазанные придорожной пылью накидки, навроде тех разведчиков, что поймали его пару дней назад. Коней или вьючных животных не было, всю поклажу держали при себе, а значит, что бы не затеяли, думают управится быстро.

– Тысяча, а может и несколько. – разговаривал он не то сам с собой, не то с чужеродным голосом, поселившемся в его голове.

Точно Лэрд сосчитать из своего положения не мог – всё, что он видел, так это узкую полоску проходивших в опасной близости копейщиков, перемежавшихся порой прежде не виденными типажами солдат, которые поднимали своей чеканной поступью столпы вихрящейся пыли. От прохода в скалах его отделяли всего пол мили по земле, прикрытой зеленовато-белой травой, которую теперь вытаптывали тянущиеся колонны. Всего пол мили, но смертельные для рискнувшего бежать.

Он избрал другой путь – можно было попытаться обойти их на скальном возвышении. Медленно и очень осторожно, Лэрд, отстранившись от прикрывавшего его валуна, начал отползать к отвесной стороне вздымавшегося позади хребта, закрытого плотным лесным массивом.

Когда же он, преодолев с сотню футов ползком, окатил взглядом с небольшого, укрытого зарослями пригорка, всю долину, устланную неизвестным войском, уже вымаранным чей-то кровью, то не сдержал восторга от ощущения первозданной силы тысяч вздутых жил, равно как и противоестественной, колыхавшейся внутри злобы от собственной беспомощности в этой ситуации. Лэрд представлял как истребляет их, разрывает, возвращая плату за ночь на холодной земле, за избиение, за безмерный склеп и за кровь иных ими убитых, словно мстительный, но и справедливый дух. Он всячески, подчас едва осознанно, оправдывал навязчивое, ему самому не понятное желание, подгоняемое жаром расплавленной серы, заполнившей грудь, а злость тем временем кипела и кипела в нём, плавно переходя в нечто большее.

Переходя в настоящую ненависть.

***

Сотни разномастных существ, стоящих под палящим светилом на белёсой траве, с распластанными рёбрами, проступившими вдоль позвонков худых спин, короткими ногами, вывернутыми словно наизнанку, и теменью четырёх впалых глазниц, жаждущих смерти, подняли свои головы, стиснутые железом. Длинными копьями, подобиями гнутых гизарм, луками, короткими клинками, топорищами и дубинами, заполнявшими своим количеством всё пространство широкой долины, нисходящей до узкого прохода в скалах, они воинственно задребезжали, загремели и застучали по земле.

Дальнейшей реакции долго ждать не пришлось. Аттвуд, машинально и в последней момент, увернулся от просвистевшего откуда-то сбоку копья, располосовавшего ему правое ухо. На вскрик, к нему выбежали остальные, но тут же отскочили, ошеломлённые и застигнутые врасплох.

Послышался воинственный клич, раздавшийся где-то позади скопища:

– Заргал Дат`Роо?!

Кровожадные нотки призыва рваным эхом отразились в громадных склонах узкого прохода, меж подпиравших облака снежных хребтов, следящих за развернувшимся представлением. Сотни тусклых красно-белых знамён заколыхались в ответ среди оскалившихся голов коренастых воинов Мулга, не иначе как надеявшихся проткнуть своими копьями небесный свод:

– Г`Дро! Г`Дро! Г`Дро!

Клич оборвал пушечный грохот, исторгнутый из отведавшего инопланетную кровь дробовика. Он ворвался прямо в центр и роем крупной дроби искрошил знаменосца, выронившего знамя из отказавших рук.

Но выстрел не испугал их, враз умолкших, горбатых клыкачей, не заставил в панике бежать сломя головы, а лишь раззадорил пыл отъявленных мясников. Ватага разукрашенных пёстрой краской гуманоидных варваров, брызжа слюной, гремя оружием и небольшими навьюченными мешками, в миг ринулась на них всей своей массой, кровью и грязью, капающими с ног, марая в миг почерневший простор.