Текст книги "Дневник Майи (ЛП)"

Автор книги: Исабель Альенде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Новости плохие, очень плохие – «дождь идёт лишь на мокрой дороге», как говорят здесь, когда наваливаются несчастья; сначала Даниэль, а теперь и это. Как я и боялась, ФБР напало на мой след и офицер Арана добрался до Беркли. Это не означает, что он появится и на Чилоэ, говорит Мануэль, чтобы меня успокоить, но я сильно напугана, поскольку если офицеру не надоело искать меня ещё с прошлого ноября, он не отступится сейчас, когда нашёл мою семью.

Арана появился в дверях дома моих бабушки и дедушки в штатском, но помахивая в воздухе своим удостоверением. Нини была на кухне, и мой папа пригласил его войти, думая, что речь шла о чём-то, связанном с правонарушителями Майка О’Келли. Бабушка была неприятно удивлена, узнав, что Арана расследовал дело о фальшивых деньгах и хочет задать несколько вопросов Майе Видаль, вымышленной Лауре Баррон. Дело практически закрыто, добавил офицер, но девушка по-прежнему в опасности, и он обязан защищать её. Испуг, охвативший мою Нини и моего папу, был бы куда сильнее, не расскажи я им, что Арана – порядочный полицейский и всегда относился ко мне хорошо.

Моя бабушка спросила, как он меня нашёл, и Арана без проблем объяснил, поскольку был горд своим «нюхом настоящей ищейки», как Нини прокомментировала в сообщении Мануэлю. Полицейский начал с самой простой подсказки: компьютера отделения полиции, где просмотрел списки пропавших без вести девушек в стране за 2008 год. Искать данные за предыдущие годы не было необходимости, поскольку, познакомившись со мной, офицер понял, что я беспризорничала не слишком долго: уличные подростки быстро приобретают безошибочно узнаваемый отпечаток беспомощности. В списках были дюжины девочек, но он ограничился теми, кому было от пятнадцати до двадцати пяти лет, проживающими в Неваде и соседних штатах. К большинству дел прилагались фотографии, хотя некоторые были относительно не новыми. Арана хорошо запоминал лица и смог сократить список до четырёх девочек, одна из которых привлекла его внимание, поскольку объявление о её пропаже совпадало с датой знакомства с предполагаемой племянницей Брэндона Лимана: июнь 2008. Изучив фотографию и предоставленную информацию, полицейский пришёл к выводу, что именно эту Майю Видаль как раз и искали – вот так он узнал моё настоящее имя, мои данные и адрес академии в Орегоне и моей семьи в Калифорнии.

Оказалось, что мой папа, вопреки моему предположению, искал меня месяцами и разместил мои данные во всех полицейских участках и больницах страны. Арана позвонил в академию, поговорил с Анджи, выяснив недостающие подробности, и таким образом вышел на старый дом моего отца, новые жильцы которого дали ему адрес разноцветного особняка моих бабушки и дедушки. «Повезло, что дело поручили именно мне, а не другому офицеру, поскольку я убеждён, что Лаура или Майя, – девочка хорошая, и я хочу помочь, пока всё не слишком усложнилось для неё. Я намерен доказать, что её участие в преступлениях было незначительным», – сказал им офицер в конце своего объяснения.

Ввиду столь сердечного отношения Араны моя Нини пригласила его сесть с ними за стол, и отец открыл лучшую бутылку вина. Офицер заметил, что суп вышел идеальным для такого туманного ноябрьского вечера, не является ли он национальным блюдом родной страны сеньоры? Он обратил внимание на её акцент. Мой папа сообщил, что это была запеканка из птицы в бульоне, рецепт которой, как и вино, родом из Чили, и что и его мать, и он сам родились в этой стране. Офицер хотел узнать, часто ли они ездили в Чили, и отец объяснил, что они не были там вот уже более тридцати лет. Моя Нини, внимательно слушавшая каждое слово полицейского, незаметно стукнула сына под столом, чтобы тот ни о чём далее не распространялся. Чем меньше Арана знал о нашей семье, тем лучше. Нидия почуяла ложь в словах полицейского и вмиг насторожилась. Каким образом он закроет дело, если так и не вернули ни фальшивых денег, ни пластин для их печати? Она также прочла репортаж об Адаме Трэворе в журнале и целые месяцы изучала международную торговлю фальшивыми деньгами, считая себя практически экспертом, и знала коммерческую и стратегическую ценность этих пластин.

Как было сказано, моя Нини, готовая сотрудничать с законом, предоставила Аране ту информацию, которую он мог получить и самостоятельно. Нидия сказала, что её внучка сбежала из академии штата Орегон в июне прошлого года, поиски были тщетны, пока им не позвонили из церкви в Лас-Вегасе, и она лично отправилась её забирать, поскольку отец Майи на тот момент был в рейсе. Нини нашла девочку в отвратительных условиях, изменившуюся до неузнаваемости, и ей было очень трудно видеть свою внучку, которая раньше была красивой, спортивной и умной девочкой, наркоманкой. Эти слова бабушка, одолеваемая грустью, едва смогла произнести. Папа добавил, что дочь положили в реабилитационную клинику в Сан-Франциско, но за несколько дней до окончания лечения она сбежала опять, и о месте её нахождения никто не догадывался. Майе исполнилось двадцать лет, и они уже не могли помешать девушке и дальше разрушать собственную жизнь, если она так этого хотела.

Мне уже никогда не узнать, насколько им поверил офицер Арана. «Очень важно, чтобы я нашёл Майю как можно быстрее. Есть преступники, готовые бросить мне вызов», – сказал он и предупредил, какое наказание следует за укрывательство и соучастие в федеральном преступлении. Офицер допил оставшееся вино, попробовал пирог с заварным кремом, поблагодарил за ужин и, прежде чем попрощаться, оставил свою визитку на случай, если появятся новости о Майе Видаль или они вспомнят любую деталь, полезную в расследовании. «Найдите её, офицер, пожалуйста», – умоляла моя бабушка в дверях, с мокрыми от слёз щеками вцепившись в лацканы его пиджака. Как только полицейский ушёл, она вмиг просохла от притворного плача, надела пальто, схватила моего отца и отвезла его на своей развалюхе в квартиру Майка О’Келли.

Фредди, с самого своего приезда в Калифорнию хранивший безразличное молчание, очнулся от летаргии, услышав, что офицер Арана что-то вынюхивает в Беркли. Мой друг ничего не говорил ни о том, чем занимался со дня, когда оставил меня на руках Олимпии Петтифорд в ноябре прошлого года, ни об операции на почки, случившейся полгода спустя, но страх быть арестованным Араной развязал ему язык. Фредди сказал, что после того, как помог мне, он уже не смог вернуться в здание Брэндона Лимана: Джо Мартин с Китайцем разорвали бы его на куски. Прочная пуповина отчаяния связывала его со зданием, поскольку нигде больше не было такого изобилия наркотиков, хотя риск заходить туда был по-прежнему огромен. Фредди никоим образом не смог бы убедить головорезов в непричастности к моему побегу после смерти Брэндона Лимана, когда, выведя из спортзала, тем самым освободил меня от них.

Из дома Олимпии Фредди поехал на автобусе в приграничное поселение, где жил его друг, у которого он какое-то время перебивался с грехом пополам, пока необходимость возвращения не стала невыносимой. В Лас-Вегасе он хорошо знал местность и мог передвигаться с закрытыми глазами, зная, где добыть нужное. Фредди предпринимал все меры предосторожности и держался подальше от старых площадок, чтобы избегать Джо Мартина с Китайцем, и выживал лишь тем, что торговал контрабандой, грабил, ночевал на улице, заболевая всё больше, пока чудом не попал в больницу, а чуть позже – и в руки Олимпии Петтифорд.

В то время, когда Фредди всё ещё бродил по улицам, тела Джо Мартина и Китайца были найдены внутри сгоревшей машины в пустыне. Если мальчик и почувствовал облегчение от того, что избавился от бандитов, он всё равно не мог жить спокойно, поскольку, судя по слухам в мире наркоманов и преступников, преступление имело черты полицейской вендетты. В прессе появились первые новости о коррупции в полицейском департаменте и двойном убийстве пособников Брэндона Лимана, эти два дела явно были связаны. В городе пороков и мафиозных группировок взятки считались обычным делом, но в данном случае фигурировали ещё и фальшивые деньги, поэтому вмешалось ФБР. Подкупленные полицейские пытались сдерживать скандал в СМИ всеми возможными способами, и тела в пустыне служили предупреждением для тех, кто вздумает много болтать. Преступники знали, что Фредди жил с Брэндоном Лиманом и не позволили бы, чтобы какой-то обкуренный сопляк их погубил, хотя он не мог их даже опознать, поскольку никогда не видел лично. Брэндон Лиман поручил одному из коррумпированных полицейских устранить Джо Мартина и Китайца, сказал Фредди, что совпадало с признанием Брэндона, сделанным мне во время путешествия в Бьюти, но шеф по глупости заплатил фальшивыми купюрами, думая, что деньги распространятся незамеченными. Но всё пошло не так, фальшивки обнаружились. Полицейский отомстил, раскрыв план шефа Джо Мартину и Китайцу, и в тот же день они убили Лимана. Фредди слышал, как головорезы получали по телефону распоряжения насчёт убийства Лимана, а позже заключил, что их давал сам полицейский. Став свидетелем преступления, мой друг побежал в спортзал, чтобы известить меня.

Месяцы спустя, когда Джо Мартин и Китаец похитили меня на улице и отвели на квартиру, чтобы выбить признание, где лежат оставшиеся деньги, Фредди вновь мне помог. Он нашёл меня связанной и с кляпом во рту на этом матрасе вовсе не случайно: он слышал, как Джо Мартин разговаривал по мобильному и сказал Китайцу, что нашлась Лаура Баррон. Спрятавшись на третьем этаже, он видел, как преступники волочили меня в квартиру, а немного погодя видел их уже вдвоём. Фредди выжидал больше часа, гадая, что делать, пока не решил войти в квартиру и выяснить, что со мной стало. До сих пор неизвестно, был ли голос в телефоне, приказавший убить Брэндона Лимана, тем же, что позже сообщил головорезам, где меня найти, и принадлежал ли этот голос коррумпированному полицейскому, был ли это один человек или несколько.

Майк О’Келли с моей бабушкой не заходили в своих рассуждениях настолько далеко, чтобы бездоказательно обвинять офицера Арану, но и не вычёркивали его из подозреваемых, с чем соглашался и не переставший дрожать Фредди. Мужчина или несколько, избавившиеся от Джо Мартина и Китайца в пустыне, сделали бы то же самое и с ним, если бы поймали. Моя Нини доказывала, что будь Арана тем негодяем, он бы расправился с Фредди ещё в Лас-Вегасе, хотя, по словам Майка, было бы трудно убить пациента в больнице или подопечного отважных «Вдов Иисуса».

Мануэль в сопровождении Бланки поехал в Сантьяго на осмотр к доктору Пуге. Тем временем Хуанито Корралес пришёл к нам домой, чтобы посидеть со мной и в один присест покончить с четвёртым томом про Гарри Поттера. Прошло уже более недели с тех пор, как я рассталась с Даниэлем, вернее, он расстался со мной, а я до сих пор ною, хожу как во сне, с ощущением, что меня побили, но я вернулась к работе. Шли последние недели занятий перед летними каникулами, и их нельзя было пропустить.

В четверг 9-го декабря вместе с Хуанито я пошла купить шерсть к донье Лусинде, поскольку у меня появилась идея связать Мануэлю один из своих чудовищных шарфов – самое меньшее, что я могла для него сделать. Я принесла наши весы, чтобы взвесить шерсть, – единственную вещь, которая уцелела после моей разрушительной истерики, потому что у весов доньи со временем стёрлись все номера, и чтобы как-то смягчить день, я принесла ей грушевый торт, получившийся несколько помятым, хотя в любом случае она оценит угощение. Дверь жилища доньи Лусинды заблокировало ещё при землетрясении 1960 года, и с тех пор использовали чёрный ход – нужно было идти через внутренний двор, где была плантация марихуаны, печь и жестяные бочки для крашения шерсти, мимо беспорядочно бродящих цыплят, клеток с кроликами и двух коз, ранее дававших молоко для сыра, а теперь мирно стареющих без обязанностей. Факин рысью бежал рядом с нами, держа нос по ветру и принюхиваясь, – так он узнал о случившемся ещё не войдя в дом и сразу же начал выть. В скором времени ему стали подражать и все собаки в округе – постепенно всё громче и громче – и вскоре они завыли по всему острову.

Внутри дома мы обнаружили донью Лусинду, сидящую в соломенном кресле рядом с включённой печкой, в платье для мессы, с чётками в руке, редкие седые волосы были собраны в тугой пучок, тело же практически остыло. Чувствуя, что пришёл её последний день, она устроила всё так, чтобы и после смерти никому не причинять беспокойства. Я села рядом с доньей на пол, пока Хуанито извещал соседей, которые уже шли, привлечённые воем собак.

В пятницу из-за поминок на острове никто не работал, а в субботу мы все пошли на похороны. Кончина столетней доньи Лусинды вызвала всеобщее замешательство, поскольку никто не представлял, что она смертна. На поминки соседи принесли в дом стулья, и толпа постепенно увеличивалась, пока не заполнила внутренний дворик и улицу. Старушку разместили на столе, где она обедала, и накрыли шерстью: покойная лежала в самом обыкновенном гробу, окружённая изобилием цветов в горшках и пластиковых бутылках – розами, гортензиями, гвоздиками, ирисами. С возрастом донья Лусинда настолько уменьшилась в размере, что её тело занимало лишь половину гроба, а покоящаяся на подушке голова напоминала головку младенца. На столе стояла пара латунных подсвечников со столбиками свечей и свадебный портрет, раскрашенный вручную, на котором Лусинда в наряде невесты была под руку с солдатом в старомодной униформе, первым из её шести мужей, девяносто четыре года назад.

Церковный казначей острова руководил молящимися и фальшиво исполняющими песнопения женщинами, пока мужчины, сидящие за столами во внутреннем дворе, сражались с пивом и свининой с луком. На следующий день приехал разъездной священник, миссионер, прозванный Три Прилива из-за своих проповедей, начинающихся с первым приливом и заканчивающихся с третьим. Он отслужил мессу в церкви, столь заполненной людьми, чадом свечей и запахом полевых цветов, что мне привиделись кашляющие ангелы.

Гроб стоял перед алтарём на металлическом каркасе, обтянутом чёрной тканью с белым крестом, с двумя подсвечниками и с тазиком внизу «на случай, если тело лопается», как мне объяснили. Не знаю, что это будет, но звучит некрасиво. Прихожане молились и пели чилотские вальсы под аккомпанемент двух гитар, затем слово взял Три Прилива и не замолкал в течение шестидесяти пяти минут. Начав с восхваления доньи Лусинды, священник вскоре перешёл на политические темы, затронул производство лосося и футбол, пока верующие кивали головами. Миссионер приехал в Чили пятьдесят лет назад и до сих пор говорил с некоторым акцентом. Во время причастия некоторые люди разрыдались, к ним начали присоединяться остальные, и под конец плакали даже гитаристы.

Когда мессу отслужили, и колокола зазвонили по усопшей, восемь мужчин подняли ничего не весящий гроб и торжественно вынесли на улицу, сопровождаемые всеми жителями, несущими цветы из часовни. На кладбище священник ещё раз благословил донью Лусинду, и когда гроб уже собирались опустить в яму, пришли лодочник с сыном, которые принесли небольшой домик для могилы, сколоченный наскоро, но без единого изъяна. Поскольку у доньи Лусинды не было оставшихся в живых родственников, а её тело обнаружили именно мы с Хуанито, люди проходили, выражая нам соболезнования мозолистым от работы рукопожатием, чтобы затем направиться в «Таверну Мёртвеньких» выпить чего-нибудь, как того требовал этикет.

Я была последней уходившей с кладбища, когда с моря уже начал подниматься туман. Я задумалась о Мануэле с Бланкой, которых мне так не хватало в эти два дня траура, о донье Лусинде, так сильно любимой всеми, и об одиночестве, которое было на похоронах Кармело Корралеса, но прежде всего я думала о моём Попо. Нини хотела развеять его пепел в горах, которые, возможно, ближе всего к небу, но уже прошло четыре года, а останки её мужа, чего-то ожидая, до сих пор хранятся в керамическом кувшине на комоде. Я поднялась по тропе холма к самому гроту Пинкойи с надеждой ощутить Попо прямо в воздухе и попросить разрешения перенести его пепел на этот остров. Я хотела упокоить останки на кладбище с видом на море, отметив могилу миниатюрной копией его астрономической башни, но мой Попо больше не появляется, когда я его зову, только когда ему хочется, и на этот раз я порождала дедушку на вершине холма совершенно зря. Под конец наших с Даниэлем любовных отношений я была обидчивой и напуганной какими-то дурными предчувствиями.

Прилив приближался, туман становился всё гуще, но сверху до сих пор, хотя и смутно, различался вход в грот; чуть дальше виднелись плотные группки морских львов, дремлющих на скалах. Утёс – это всего лишь шестиметровый обрыв, отвесно спускающийся к земле, куда мы с Хуанито лазали пару раз. Для этого требуются ловкость и удача – там можно запросто поскользнуться и сломать себе шею, вот почему туристам запрещено спускаться.

Я пытаюсь резюмировать события этих дней, как мне рассказали и как я сама помню, пусть мой мозг из-за сотрясения и работает наполовину. В произошедшем несчастном случае есть необъяснимые детали, но никто здесь не собирается серьёзно копаться в этом деле.

Стоя на вершине утёса, я долгое время созерцала пейзаж, который в скором времени полностью заволокло туманом; серебристое зеркало моря, скалы и морские львы растворились в серой дымке. В декабре бывают дни ясные, и другие – холодные, как этот, с туманом и почти неощутимой моросью, которая вскоре переходит в ливень. Кладбище окутывал едва заметный туман, придавая окружающей обстановке меланхолию, как нельзя кстати подходящую для прощания с доньей Лусиндой, прабабушкой всех жителей города. Спустя час на вершине холма мир уже был завёрнут в хлопковое одеяло – вот точная метафора, описывающая моё нынешнее состояние души. Гнев, обида, разочарование, плач, расстраивавшие меня, когда я потеряла Даниэля, уступили место расплывчатой и изменчивой, как туман, грусти. Подобное состояние называется любовным разочарованием, которое, по совам Мануэля Ариаса, является самой банальной трагедией в истории человечества; но нужно увидеть, как это больно. Туман тревожит – кто знает, что за опасности подстерегают нас в паре метров, как в английских детективах, что так нравятся Майку О’Келли, в которых убийца действует под защитой тумана, поднимающегося с Темзы.

Мне стало холодно, сырость пробралась мне под жилетку, а вместе с ней и страх, поскольку моё одиночество было абсолютным. Я ощутила чьё-то присутствие, но не моего Попо, а чего-то смутно угрожающего, как большое животное, но я отбросила это ощущение как порождение воображения, что играет со мной злую шутку, и именно в этот момент зарычал Факин. Он занял место у моих ног, весь насторожившись и показывая клыки, шерсть его стояла дыбом, хвост напрягся. И тут я услышала приглушённые шаги.

– Кто здесь ходит? – закричала я.

Я услышала ещё пару шагов и смогла различить человеческий силуэт, размытый туманом.

– Придержи собаку, Майя, это я…

Это был офицер Арана. Я сразу узнала его, несмотря на туман и странный внешний вид: сейчас он был похож на американского туриста в клетчатых брюках, бейсболке и с висящей на груди камерой. Я почувствовала усталость и ледяное спокойствие: так закончился год бегства и пряток, год неопределённости.

– Добрый день, офицер, а я вас ждала.

– Серьёзно? – произнёс он, приближаясь.

Зачем мне объяснять всё то, что я поняла из сообщений моей Нини, что Арана и сам знал слишком хорошо, зачем говорить, сколько времени я представляла каждый неумолимый шаг, что он делал по моим следам, подсчитывая, сколько ещё времени ему потребуется, чтобы до меня добраться, и, мучаясь, ждала этого момента. Во время посещения моей семьи в Беркли офицер открыл наше чилийское происхождение, после чего оставалось только подтвердить дату, когда я покинула реабилитационный центр в Сан-Франциско. С его связями, полицейскому ничего не стоило выяснить, что мне обновили паспорт, и лично проверить списки пассажиров двух авиалиний, совершающих рейсы в Чили в эти дни.

– Эта страна очень вытянутая, офицер. Каким образом вы набрели на Чилоэ?

– По опыту. Отлично выглядишь. Последний раз, когда я общался с тобой в Лас-Вегасе, ты была нищенкой по имени Лаура Баррон.

Тон его голоса был дружелюбным и непринуждённым, словно обстоятельства, в которых мы оказались, были вполне нормальны. В нескольких словах Арана рассказал, что после ужина с папой и моей Нини он ждал на улице, и, как он и предполагал, через пять минут увидел, что они ушли. Офицер легко вошёл в дом, бегло осмотрел обстановку, обнаружил конверт с фотографиями, который привёз им Даниэль Гудрич, и утвердился в подозрении, что меня где-то спрятали. Одна из фотографий привлекла его внимание.

– Дом, перетаскиваемый волами, – прервала я.

– Точно. На снимке ты бежала перед волами. С помощью Гугла я нашёл флаг, что развевался на крыше дома, а затем написал в строке поиска «перевозка дома волами в Чили» и вышел на Чилоэ. Нашлось несколько фотографий и три видео о «перетаскивании дома» на Ютубе. Удивительно, как облегчается расследование с использованием компьютера. Далее я связался с людьми, которые снимали упомянутые видео, и таким образом наткнулся на некую Фрэнсис Гудрич, девушку из Сиэтла. Я отправил ей сообщение о том, что собираюсь поехать на Чилоэ, и буду признателен за информацию, мы немного поболтали, и она сказала, что не она, а её брат Даниэль был на Чилоэ, и дала мне его номер телефона и адрес электронной почты. Даниэль не отвечал ни на одно моё сообщение, но я зашёл на его страницу, где было название острова, на котором он провёл больше недели в конце мая.

– Но там нигде нет упоминания обо мне, офицер, я тоже видела эту страницу.

– Нет, но Даниэль запечатлён с тобой на одной из фотографий, которые хранятся в доме твоей семьи в Беркли.

До этого момента меня успокаивала абсурдная мысль, что Арана и дотронуться до меня не посмеет на Чилоэ без приказа Интерпола или чилийской полиции, но описание долгого пути, что он проделал, чтобы добраться до меня, вернуло к суровой реальности. Если он приложил столько усилий, чтобы найти моё убежище, несомненно, у него есть власть арестовать меня. Что знал этот человек?

Я инстинктивно отпрянула, но Арана мягко и твёрдо удержал меня за руку и повторил то же, в чём заверял мою семью: он только хочет мне помочь и я должна ему доверять. Его миссия закончилась, когда нашлись деньги и металлические пластины для печати, сказал офицер, поскольку подпольную типографию разобрали, Адама Трэвора арестовали, и он предоставил всю необходимую информацию о торговле фальшивыми долларами. Арана приехал на Чилоэ по собственному желанию и из профессиональной гордости, поскольку хочет лично закрыть это дело. ФБР всё ещё обо мне не знает, но он предупреждает, что связанная с Адамом Трэвором мафия заинтересована схватить меня, как и американское правительство.

– Ты ведь понимаешь – если я смог тебя отыскать, то и преступники смогут, – сказал офицер.

– Никто не сможет доказать мою причастность, – вызывающе бросила я, хотя по тону голоса стало понятно, что мне страшно.

– Разумеется. Вот почему, ты думаешь, эта парочка горилл, Джо Мартин с Китайцем, похитили тебя в Лас-Вегасе? И кстати, хотелось бы знать, как ты от них сбежала, и не один раз, а дважды.

– Они были не очень-то умны, офицер.

Вот здесь и пригодилось моё воспитание под крылом «Преступного Клуба», с бабушкой-параноиком и ирландцем, который одалживал мне детективы и научил дедуктивному методу Шерлока Холмса. Каким образом офицер Арана узнал, что Джо Мартин с Китайцем преследовали меня и после смерти Брэндона Лимана? Или что меня похитили в тот же день, когда он поймал меня на краже видеоигры? Единственное объяснение было то, что в первый раз именно он приказал этим головорезам убить нас, Лимана и меня, обнаружив, что его подкупили фальшивыми деньгами. И во второй раз именно он позвонил Джо и Китайцу по мобильному и сообщил, где меня найти и как вытянуть из меня информацию об оставшихся деньгах. В тот день в Лас-Вегасе, когда Арана отвёл меня в какую-то мексиканскую закусочную и дал десять долларов, офицер был не в полицейской форме, он не надевал её и при посещении моей семьи и сейчас оделся в штатское. Причина заключалась не в том, что он инкогнито сотрудничал с ФБР, как сказал сам Арана, а в том, что его уволили из полиции за взяточничество. Он был одним из полицейских, бравших деньги и заключивших договор с Брэндоном Лиманом; Арана пересёк полмира ради добычи, а не из чувства долга и тем более не из желания мне помочь. По выражению моего лица Арана понял, что сболтнул лишнего, и отреагировал прежде, чем я бросилась бежать вниз с холма. Офицер вцепился в меня мёртвой хваткой.

– Не думай, что я уйду отсюда с пустыми руками! – угрожающим тоном сказал он. – Ты отдашь мне то, что я ищу, по-хорошему или по-плохому, но я бы предпочёл не причинять тебе боль. Мы можем договориться.

– О чём договориться? – в ужасе спросила я.

– О твоей жизни и твоей свободе. Я закрою дело, твоё имя больше не будет фигурировать в расследовании, и никто не станет тебя преследовать. Более того, я дам тебе двадцать процентов от спрятанных денег. Как видишь, я великодушен.

– Брэндон Лиман спрятал две сумки с деньгами на складе в Бьюти, офицер. Я достала их и сожгла всё содержимое в пустыне Мохаве, боясь, что меня обвинят в соучастии. Клянусь, это правда!

– Ты думаешь, я идиот? Деньги! И пластины!

– Я всё выбросила в бухту в Сан-Франциско.

– Я тебе не верю! Чёртова шлюха! Я тебя убью! – закричал Арана, встряхивая меня.

– Нет у меня ни твоих долбанных денег, ни твоих долбанных пластин!

Факин опять зарычал, но Арана яростным ударом отбросил его. Офицер был мускулист, обучался боевым искусствам и привык разрешать дело, применяя физическую силу, но и я не струсила и сопротивлялась со слепым отчаянием. Я знала, что Арана ни в коем случае не оставит меня в живых. Я с детства играла в футбол, и у меня были крепкие ноги. Я двинула офицера ногой в пах, но он, предвидя удар, уклонился, припав на одну ногу. Будь я не в сандалиях, возможно, я сломала бы ему кость; но от пинка я лишь сильно ударилась пальцами ног, отчего боль белой вспышкой отозвалась в моей голове. Арана воспользовался моментом и ударом в живот вышиб из меня дух, затем что-то рухнуло сверху, и больше я ничего не помню – возможно, он оглушил меня, ударив по лицу, поскольку мой нос сломан, и мне придётся делать новые зубы взамен выбитых.

Я видела размытое лицо моего Попо на белом полупрозрачном фоне, слои и слои шифона, плывущие по ветру, фата невесты, хвост кометы. Я умерла, подумала я, счастливая, и покинула землю, паря вместе с дедушкой в пустоте, бестелесная и отрешённая от всего. Хуанито Корралес и Педро Пеланчугай уверяют, что никакого тёмнокожего джентльмена в шляпе там не было; ребята говорят, что я очнулась на мгновение, когда они пытались меня поднять, но тут же вновь потеряла сознание.

Я проснулась после наркоза в больнице города Кастро: по одну сторону сидел Мануэль, по другую – Бланка, а полицейский Лауренсио Кaркамо стоял у края кровати. «Когда вы относительно сможете, милочка, не ответите мне на несколько вопросиков, как думаете?» – таковым было его сердечное приветствие. Я смогла сделать это только два дня спустя, сотрясение мозга сильно выбило меня из колеи.

В результате полицейского расследования было установлено, что погибший турист, не говорящий по-испански, приехал на остров после похорон доньи Лусинды, пошёл в «Таверну Мёртвеньких», где уже собрался народ, и показал мою фотографию первому, кто стоял в дверях, – им оказался Хуанито Корралес. Мальчик указал ему на узкую, ведущую вверх к гроту тропу, и приехавший двинулся в указанном направлении. Хуанито Корралес пошёл за своим другом Педро Пеланчугаем, из любопытства приятели решили последовать за туристом. На вершине холма они услышали лай Факина, который и привёл к месту, где я была с иностранцем. Они подоспели вовремя, чтобы стать свидетелями несчастного случая, хотя из-за тумана и с такого далёкого расстояния не совсем поняли, что именно видели. Это объясняло, почему их рассказ был противоречив в деталях. По словам Хуанито и Педро, мы с незнакомцем наклонились над краем утёса, глядя на грот, он споткнулся, я попыталась удержать его, мы оба потеряли равновесие и исчезли. Густой туман не позволял сверху разглядеть, куда именно мы упали, и поскольку мы не отвечали на оклик, ребята спустились, цепляясь за выступы и прижимаясь к скале. Они проделывали это и раньше, когда земля была более-менее сухой; это облегчило спуск, поскольку мокрая почва стала очень скользкой. Оба осторожно подошли, опасаясь морских львов, но обнаружили, что большинство животных прыгнули в воду, и даже самец, по обыкновению следящий за своим гаремом со скалы.

Хуанито объяснил, что он нашёл меня лежащей на узкой песчаной полосе между морем и провалом пещеры, а мужчина приземлился прямо на скалы, и тело его было наполовину в воде. Педро сомневался, что видел тело, он сильно испугался, заметив меня всю в крови и, по его словам, уже ничего не соображал. Он попытался было меня поднять, но Хуанито, вспомнивший курс первой помощи Лилианы Тревиньо, решил, что лучше меня не шевелить, и отправил Педро за помощью, а сам остался рядом, поддерживая меня и беспокоясь, что приливная волна может дойти до нас. Ему не пришло в голову помочь незнакомцу, так как Хуанито счёл того мёртвым: никто не смог бы пережить падения с такой высоты на скалы.

Педро вскарабкался на утёс как обезьяна и побежал на пост полиции, никого не застал там, а затем – в «Таверну Мёртвеньких», где поднял тревогу. В считанные минуты была организована спасательная операция, несколько мужчин отправились к холму, нашли полицейских, которые приехали на джипе и взяли на себя контроль над ситуацией. Меня не пытались поднять на верёвках, как предлагали некоторые, выпившие явно лишнего, поскольку я обильно истекала кровью. Кто-то передал рубашку, чтобы обернуть мою разбитую голову, другие соорудили носилки, пока ждали катер службы спасения, задержавшийся, поскольку ему пришлось огибать чуть ли не половину острова. Люди начали искать упавшего туриста лишь спустя пару часов, когда чуть улеглась суматоха с моим спасением, но к тому времени уже стемнело, и пришлось ждать следующего дня.

Письменный отчёт полицейских сильно отличается от полученной в ходе расследования информации, это настоящий шедевр умолчаний: