Текст книги "Дневник Майи (ЛП)"

Автор книги: Исабель Альенде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Несколько позже, когда я начала увязывать, казалось бы, не совместимые друг с другом факты, меня заинтриговал именно род деятельности Брэндона Лимана. Я не видела, что это имело отношение к проституции, за исключением продажи наркотиков женщинам, домогавшимся их у него, хотя у шефа были какие-то загадочные сделки с сутенёрами, странным образом совпадающие с исчезновением нескольких девушек из его же клиентуры. В нескольких случаях я видела этого человека в компании совсем юных девушек, новоиспечённых наркоманок, которых он завлекал внутрь здания своими любезными манерами, давал лучшее из своих запасов, брал для них кредит на пару недель, после чего девушки больше не возвращались, где-то исчезнув навсегда. Фредди только подтвердил мои подозрения, что в конечном итоге бедняжек продавали мафии; таким способом Брэндон Лиман оттяпал себе порядочный кусок, ещё и умудрившись не особо замарать руки.

Правила моего шефа были просты, и пока я выполняла свою часть, он соблюдал свою. Первым делом мне стоило избегать общения со своей семьёй и вообще с кем бы то ни было из моего прошлого, что далось мне легко. Ведь я скучала исключительно по бабушке и полагала, что уже в скором времени вернусь в Калифорнию, поэтому нашу встречу вполне можно отложить. Мне не разрешалось заводить новые знакомства, потому что, по словам шефа, малейшая неосторожность грозила серьёзной опасностью его и так хрупкому бизнесу. Как-то раз Китаец ему рассказал, что меня видели разговаривающей с некой женщиной в дверях спортивного зала. Лиман крепко вцепился мне в шею, согнул так, что аж пришлось встать на колени, причём проделал со мной подобное потрясающе ловко – я ведь была и выше ростом, и сильнее его. «Идиотка! Неблагодарная!» – сказал он тогда и, красный от гнева, ещё и влепил пару пощёчин. Это был первый тревожный звоночек, но мне так и не удалось проанализировать произошедшее; выпал один из тех дней, кстати, впоследствии повторявшихся всё чаще, когда мои мысли теряли связность.

Через некоторое время он приказал мне элегантно одеться, поскольку мы собирались на ужин в новом итальянском ресторане; я предположила, что это – его способ попросить прощения. Я облачилась в своё чёрное платье и золочёные сандалии, хотя даже не попыталась скрыть макияжем ни разбитую губу, ни характерные отметины на щеках. Ресторан оказался куда приятнее, чем я ожидала: очень современный, много стекла, стали и чёрных зеркал – никаких скатертей в клетку и одетых под гондольеров молодых людей. Мы практически не притронулись к еде, однако всё же выпили пару бутылок «Кинтессы» урожая 2005 года, стоивших целое состояние и имевших способность сглаживать острые углы. Лиман объяснил мне, что сам находится под немалым давлением, поскольку ему выпала возможность стать частью отличного, но опасного бизнеса. Я увязала новость с недавним двухдневным путешествием, которое он осуществил, не сказав, куда собирается, и отвергнув сопровождение своих ребят.

– Теперь, пожалуй, ещё более прежнего, нарушение правил безопасности может стать роковым, Лаура, – сказал он мне.

– С женщиной из спортивного зала я проговорила менее пяти минут и о виде йоги, я даже не знаю её имени, я клянусь тебе, Брэндон.

– Больше так не поступай. На этот раз я забуду о твоей оплошности, но ты не забывай, поняла меня? Мне нужно доверять своим людям, Лаура. С тобой я уживаюсь, у тебя определённый статус, что мне и нравится, Лаура, и ты быстро учишься. Мы можем многим заниматься вместе.

– И чем же, например?

– Я тебе обо всём скажу в подходящий момент. Пока ты на испытательном сроке.

Данное время, о котором было объявлено загодя, наступило в сентябре. С июня по август я жила словно в тумане. В квартире из труб не текла вода, а холодильник был пуст, зато никто не испытывал недостатка в наркотиках. Я даже не осознавала, насколько сама была тогда не в себе; заглатывание двух-трёх таблеток с запиванием их водкой, либо курение марихуаны со временем перешло в некие совершаемые на автомате жесты, которые мой разум даже не отмечал. Я в сравнении с остальными из моего окружения потребляла всего по чуть-чуть, делая то, стараясь скорее себя развлечь – ведь я могла всё бросить в любой момент и ни с какими зависимыми себя не соотносила, вот как я продолжала думать.

Я привыкла, что постоянно где-то плаваю – в запутывающем мой разум тумане, в невозможности закончить какую-либо мысль или же выразить идею. Многие слова то и дело испарялись сами собой из ранее выученного от моей Нини и, надо сказать, далеко не скудного словарного запаса. В свои редкие моменты просветления сознания я вспоминала о цели возвращения в Калифорнию, хотя сразу же говорила себе, что для этого ещё будет время. Время. Куда же прячутся от меня дневные и ночные часы? Они ускользают от меня точно песок сквозь пальцы, я жила в ожидании, хотя в ближайшем будущем ждать было нечего за исключением очередного, очень похожего на предыдущий, дня, проходившего в полусне перед телевизором в компании Фредди. Моя единственная повседневная задача состояла во взвешивании порошков и стекла, в подсчёте таблеток, в запечатывании пластиковых пакетиков. Вот за какими делами прошёл весь август.

С наступлением сумерек я принимала несколько полосок кокаина и отправлялась в спортзал, чтобы отмокнуть там в бассейне. На меня критически смотрели отражения в зеркалах гардероба в поисках признаков дурного образа жизни, но не находили их: никто не подозревал ни о бурях моего прошлого, ни о блюзе настоящего. Я напоминала студентку, как того и желал Брэндон Лиман. Очередная полоска кокаина, таблетки, чашка очень крепкого кофе – и я была готова к своей ночной смене. Возможно, в тот день у Брэндона Лимана были другие дилеры, дневные, но их я так и не видела. Иногда он сопровождал меня, но уже очень скоро я усвоила распорядок и вызывала к себе доверие – тогда он стал отправлять по различным поручениям меня одну, однако ж по-прежнему в компании его партнёров.

Меня привлекали городской шум, огни, цвета, расточительность гостиниц и казино, напряжение игроков у автоматов и покрытых зелёным сукном столов, щелчки фишек, бокалы, увенчанные орхидеями и бумажными зонтиками от солнца. Мои клиенты, очень отличавшиеся от уличных, обладали наглостью безнаказанности. Торговцам также нечего было бояться, словно бы между ними существовало распространяемое на весь город негласное соглашение о нарушениях закона, причём без последствий. Лиман договорился с несколькими полицейскими, исправно получающими свою часть денег и оставившими его в покое. Я не была знакома с ними, и Лиман никогда не называл имён, хотя и прекрасно знала, сколько и когда нужно было таковым заплатить. «Это ненавистные, проклятые, ненасытные свиньи, нужно от них беречься, ведь они способны буквально на что угодно, фабрикуют улики и обвиняют не причастных к делу, крадут драгоценности и деньги, совершая облавы, оставляют у себя половину наркотиков и конфискованного оружия, а друг за друга стоят горой. Люди насквозь коррумпированные, ярые расисты, психопаты. Вот их и нужно сажать за решётку», – как-то сказал мне шеф. Несчастные, приходящие в это здание в поисках наркотиков – всего лишь пленники собственной зависимости, бедные, живущие в абсолютной нищете, одинокие, страдающие от безысходности. Те, кому удавалось выжить, подвергались преследованиям, избиению, вынужденно скрывались в своих дырах ниже уровня земли, чем напоминали кротов, регулярно попадали под удары, щедро раздаваемые царящими здесь на ту пору законами. Этому сброду была не ведома безнаказанность, зато страданий последнему хватало сполна.

Денег, алкоголя и таблеток у меня имелось даже в избытке, стоило мне их только попросить, но у меня не было ничего кроме – ни семьи, ни дружбы или любви, я забыла, что такое солнце, поскольку, в основном, жила по ночам, точно крыса.

Однажды из квартиры Брэндона Лимана исчез Фредди, и мы ничего не знали о нём до пятницы, когда совершенно случайно встретились с офицером Араной, кого, надо заметить, видели крайне редко, хотя при каждой встрече этот мужчина говорил мне добрые слова. Разговор сам собой коснулся Фредди, и офицер мимоходом заметил, что мальчика нашли тяжело раненным. Оказалось, король рэпа проник на вражескую территорию, где какая-то банда хорошенько его поколотила и, сочтя свою жертву мёртвой, выкинула ту на свалку. К моему сведению Арана ещё добавил, что город давно поделён на несколько территорий, контролируемых различными бандами, а латиноамериканцу наподобие Фредди, пусть ребёнку и мулату, всё же не стоит связываться с неграми. «На мальчике и без того висят несколько ордеров на арест, и тюрьма стала бы для него и вовсе роковой. Фредди нужна помощь», – сказал нам Арана на прощание.

Брэндон Лиман счёл для себя опасным приближаться к Фредди, поскольку полиция положила глаз на него самого, но со мной шеф всё же пошёл в больницу навестить раненого. Мы поднялись на пятый этаж и спешно миновали коридоры, освещённые люминесцентным светом, в поисках нужной палаты, хотя нас там никто не заметил, мы были всего лишь парой имён в отчёте появления и ухода медицинского персонала, пациентов и их родственников. Лиман шёл исключительно вдоль стенки, часто оглядываясь по сторонам и держа руку в кармане, сжимая пистолет. Фредди лежал в четырёхместной палате, где все койки были заняты, обездвиженный ремнями и присоединённый к нескольким трубкам. Лицо мальчика опухло, рёбра были сломаны, а рука обезображена настолько, что пришлось ампутировать два пальца. Удары этих подонков разорвали ему почку, отчего моча в свисающем рядом мешке была ржавого цвета.

Шеф разрешил мне находиться при Фредди столько, сколько мне самой хотелось, при условии, что я по-прежнему буду справляться со своей работой по ночам. Вначале они давали больному морфий, а затем добавили ещё и метадон, поскольку в таком состоянии сам он никогда бы не справился с ломкой, но и метадона оказалось мало. Фредди полностью обезумел, как пойманное животное, вырывавшееся из привязывающих его к кровати ремней. Едва персонал отвернулся от нас, мне удалось ввести героин прямо в трубку капельницы, чему меня накануне учил Брэндон Лиман. «Если ты этого не сделаешь, он умрёт. Здесь дают то, что для Фредди просто вода», – сказал он мне.

В больнице я познакомилась с негритянкой-медсестрой приблизительно пятидесяти с лишним лет, в теле, говорящей гортанным голосом, совсем не соответствующим её кроткому характеру и великолепному имени – Олимпия Петтифорд. Именно на её смену пришёлся Фредди, когда его доставили в операционный зал на пятом этаже. «Мне так жаль видеть его столь худым и беспомощным, этот ребёнок мне во внуки годится», – сказала она мне. Я ни с кем не знакомилась с момента моего прибытия в Лас-Вегас, за исключением Фредди, который в данный момент находился на грани жизни и смерти, поэтому на этот раз я нарушила приказ Брэндона Лимана. Мне было нужно с кем-то поговорить, и я не смогла устоять перед этой женщиной. Олимпия спросила меня, кем я прихожусь пациенту, и, чтобы не усложнять, я ответила, что я его сестра, и медсестру вовсе не удивило, как белая девушка с платиновыми волосами и в дорогой одежде может быть родственницей тёмнокожему мальчику, наркоману и, возможно, малолетнему правонарушителю.

Медсестра, как только освобождалась от своих прямых обязанностей, садилась рядом с моим другом и молилась за него. «Фредди нужно принять Иисуса в своём сердце, Иисус его спасёт», – заверяла она меня. У Олимпии была своя собственная церковь, расположенная на западе города, куда она пригласила меня на ночную службу, однако я объяснила, что в это время я на работе и к тому же мой шеф крайне требователен и строг. «Тогда пошли в воскресенье, детка. По окончании службы во «Вдовах Иисуса» мы предлагаем лучший завтрак в Неваде». «Вдовы Иисуса» – довольно малочисленная группа, хотя очень активная, она является костяком церкви. Быть вдовой вовсе не обязательное условие, чтобы считаться её членом, достаточно иметь в своём прошлом несчастную любовь либо потерять таковую. «Я, например, сейчас замужем, однако ранее у меня были ещё двое мужчин, меня бросивших, а третий и вовсе умер, поэтому, по сути, вдова и я», – сказала мне Олимпия.

Социальный работник Службы по защите детей, приписанный к Фредди, оказался женщиной зрелого возраста, мало зарабатывающей, с кучей дел на письменном столе, гораздо большей, чем она могла реально решить. Ими служащая была сыта по горло и считала дни до своего выхода на пенсию. Дети проходили через учреждение, надолго там не задерживаясь, сотрудница Службы пристраивала их во временную семью, откуда несчастные крайне быстро возвращались назад, вновь побитыми либо изнасилованными. Сотрудница приходила навестить Фредди лишь два раза и задерживалась, чтобы поговорить с Олимпией – вот так я и узнала о прошлом своего друга.

Фредди было четырнадцать лет, а не двенадцать, как я думала поначалу, и даже не шестнадцать, как он сам говорил. Мальчик родился в Латинском квартале Нью-Йорка у матери-доминиканки от неизвестного отца. Мать привезла его в штат Невада на разваливающемся транспорте своего любовника, индейца-пайюта, такого же, как и она, алкоголика. Они жили в палатке то тут, то там, передвигаясь с места на место при наличии бензина, оставляя после себя кучу неоплаченных штрафов и долгов. Оба исчезли из Невады сравнительно быстро, однако кто-то нашёл Фредди, этого брошенного на бензоколонке ребёнка, явно недоедавшего и покрытого множеством синяков. Он рос по разным домам упомянутого штата, переходя из одних рук в другие, надолго не задерживаясь ни в одном доме из-за проблем как с поведением, так и с характером, но посещал школу, где считался хорошим учеником. В девять лет мальчика арестовали за участие в вооружённом ограблении, он провёл несколько месяцев в исправительном учреждении. А затем и вовсе исчез с радаров как Службы по защите детей, так и полиции.

Социальный работник должна была выяснить, как и где Фредди жил последние годы, но на момент её прихода мальчик либо засыпал, либо наотрез отказывался отвечать женщине. Он не на шутку боялся грозящей ему программы реабилитации. «Он бы не вынес ни одного дня, Лаура, ты себе не представляешь, что это такое. Это не реабилитация, а наказание». Брэндон Лиман согласился и решил это предотвратить.

Когда Фредди освободили от катетеров, и он смог есть твёрдую пищу и вставать, мы помогли ему одеться, отвели к лифту, скрываясь от собравшейся в часы посещения толпы на пятом этаже, а оттуда черепашьими шагами уже дошли до двери больницы, за которой нас ждал Джо Мартин с заведённым двигателем. Я бы могла поклясться, что Олимпия Петтифорд находилась в коридоре, но эта добрая женщина притворилась, что нас не видела.

Доктор, поставлявший Брэндону Лиману лекарственные препараты для последующей продажи их на чёрном рынке, зашёл в квартиру навестить Фредди и научил меня менять мальчику повязки на руке таким способом, чтобы не занести даже малейшей заразы. Я подумала было воспользоваться моментом, когда бедняга находился в моём распоряжении, чтобы дать наркотик, поскольку у меня не хватало сил наблюдать его ужасающие страдания. Фредди быстро шёл на поправку, надо сказать, к удивлению докторов, уже было приготовившихся видеть его слабым месяца два, а он вскоре уже танцевал не хуже Майкла Джексона, правда, всё ещё держа руку на перевязи и продолжая мочиться кровью.

Джо Мартин и Китаец сами организовали месть вражеской банде, потому как сочли, что не могут просто так оставить подобного оскорбления.

Побои, которые получил Фредди в квартале чёрных, оказали немалое влияние и на меня. В разобщённом мире Брэндона Лимана люди появлялись и исчезали, не оставляя о себе даже воспоминаний: одни уходили, других арестовывали либо они и вовсе умирали, но Фредди не был такой анонимной тенью, я считала мальчика своим другом. Когда я видела его в больнице, тяжело дышащим, крайне болезненным, а временами и в бессознательном состоянии, у меня наворачивались слёзы. Полагаю, тогда я плакала и от жалости к себе самой. Я ощущала себя в безвыходной ситуации, и уже не могла дальше обманываться насчёт зависимости, которая, безусловно, помогала провести день, правда, состоял тот из алкоголя, таблеток, марихуаны, кокаина и других наркотиков. Просыпаясь по утрам от жестокого похмелья предыдущей ночи, я ощущала твёрдое намерение очиститься от всего этого, но не проходило и получаса, как я поддавалась искушению чего-нибудь выпить. Головную боль мне снимало исключительно небольшое количество водки, – клялась я сама себе. Голова болела, как правило, долго, но бутылка всегда была под рукой.

Я не могла обманывать себя мыслью о том, что сейчас я на каникулах, что у меня ещё есть время до поступления в университет: я жила в окружении преступников. При малейшей неосторожности я могла и вовсе умереть или, как Фредди, оказаться в больнице, где ко мне подключили бы с полдюжины шлангов и трубок. Я была очень напугана, хотя и всячески отказывалась назвать своё состояние страхом, что принял облик представителя кошачьих, поселившегося где-то внутри меня. Настойчивый голос напоминал мне об опасности, поскольку лично я её не видела, потому что не ушла до самого вечера и не позвонила, как, впрочем, то и ожидалось, своей семье. Другой же озлобленный голос тут же вторил, что до моей судьбы никому нет дела; был бы жив мой Попо, он непременно перевернул бы небо и землю, чтобы найти меня, – мой же отец по этому поводу не особо переживал. «Ты мне не позвонила, поскольку до настоящего момента ещё достаточно не страдала, Майя», – сказала моя Нини, когда мы опять с ней увиделись.

В штате Невада стояло худшее лето с сорокаградусной жарой, но, поскольку я жила в помещении с кондиционером и выходила на улицу в основном по ночам, то не слишком и страдала от погоды. Мои привычки никак не изменились, работа шла своим чередом. Я никогда не оставалась одна, спортивный зал был, пожалуй, единственным местом, где партнёры Брэндона Лимана оставляли меня в покое, впрочем, они не заходили со мной ни в гостиницы, ни в казино, поджидая меня снаружи и подсчитывая минуты.

В эти дни шеф страдал от навязчивого бронхита, который почему-то называл аллергией, я же отметила для себя, что Лиман значительно похудел. За то короткое время, что мы были с ним знакомы, он ослаб, кожа на руках повисла, точно морщинистая ткань, а татуировки распылись. Можно было пересчитать рёбра и позвонки – настолько он стал тощим, крайне утомлённым и с тёмными кругами под глазами. Джо Мартин заметил это раньше других и начал рисоваться и ставить под вопрос все распоряжения шефа, тогда как вкрадчивый Китаец большей частью помалкивал, однако помогал своему напарнику тем, что за спиной шефа приторговывал чем ни попадя и мудрил со счетами. Эта парочка вела себя столь развязно, что даже мы с Фредди не удержались и мысленно сами пришли к определённым выводам.

«Держи рот на замке, Лаура, иначе тебя заставят заплатить, эти парни ничего не прощают», – предупредил меня мальчик.

Эти типы не следили за собой в присутствии Фредди, считая его существом безобидным, неким шутом, наркоманом со сварившимся мозгом; однако ж, на самом-то деле, мозг мальчика соображал в разы лучше остальных, в этом не было никаких сомнений. Я пыталась убедить друга, что он сможет восстановиться, ещё пойдёт в школу и в будущем непременно кем-то станет, на что он лишь отвечал заученными фразами, что школа его ничему не научит, он всё уже освоил в университете под названием жизнь. Чаще и чаще Фредди повторял ёмкое высказывание Лимана: «Для меня всё уже поздно».

В начале октября Лиман самолётом отправился в Юту и вернулся оттуда за рулём форда «Мустанг», последней модели кабриолета голубого цвета с серебристой полосой и салоном чёрного цвета. Мне шеф сказал, что купил автомобиль для своего брата, который по каким-то запутанным причинам не мог приобрести машину лично. Адам, живший в двенадцати часах езды отсюда, непременно отправит кого-нибудь на поиски через пару дней. Такое авто нельзя оставлять ни на минуту на улицах этого квартала: его либо угонят, либо разберут на запчасти. Вот почему Лиман незамедлительно спрятал автомобиль в одном из гаражей здания, оборудованным сигнализацией, остальные представляли собой отхожие места, каморки для местных наркоманов и случайных прелюбодеев. Кое-кто из нищих годами жили в подобных дырах, защищая свой квадратный метр от крыс и других бродяг.

На следующий день Брэндон Лиман отправил своих партнёров забрать товар в Форт Руби, одну из шестисот деревней-призраков Невады, которые обычно являлись местом встречи с поставщиком из Мексики, и когда мы с шефом остались вдвоём, он пригласил меня испытать «Мустанг». Мощный мотор, запах новой кожи салона, лёгкий ветерок в волосах, ласкаемая солнцем кожа, огромных размеров пейзаж, разрезаемый, точно ножом, пролегающей здесь дорогой, горы на фоне бледного безоблачного неба – всё очень расслабляло и опьяняло свободой. Чувству этой свободы противостояла необходимость проехать мимо расположенных относительно близко нескольких федеральных тюрем. Стоял жаркий день, и хотя худший период лета уже прошёл, в скором времени воздух стал бешено раскаляться, вынудив нас приподнять складной верх автомобиля и включить кондиционер.

– А знаешь, что Джо Мартин с Китайцем меня обокрали, нет? – спросил он меня.

Я тогда предпочла отмолчаться. Подобную тему он никогда не начинал просто так – мой отрицательный ответ подтверждал, что я витаю в облаках, а положительный равнялся признанию, что я предала его, не предупредив.

– Это рано или поздно всё же должно было случиться, – добавил Брэндон Лиман. – Я даже не могу рассчитывать на преданность людей по отношению к себе.

– На меня ты можешь рассчитывать, – прошептала я с некоторой опаской.

– На это я и надеюсь. Джо с Китайцем – парочка болванов. Ни с кем им не было бы лучше, чем со мной, я был к ним очень щедр.

– И что собираешься делать?

– Заменить их кем-нибудь и не дать им успеть заменить меня.

Следующие несколько километров мы ехали молча, но когда я уже поверила, что доверие восстановлено, шеф снова начал ту же тему.

– Один из полицейских хочет всё больше денег. Если я ему дам определённую сумму, он захочет ещё бoльшую. Тебе вот как кажется, Лаура?

– Я в этом совсем не разбираюсь.

Мы проехали молча очередной участок дороги в несколько километров. Брэндон Лиман, начинавший тревожиться не на шутку, сошёл с трассы в поисках уединённого места, и в конце концов мы оказались посреди потрескавшейся сухой земли, скал, колючих кустарников и чахлых пастбищ. Мы вышли из форда, окружённого другими машинами, присели, спрятавшись за открытую дверцу, я держала зажигалку, а он, тем временем, согревал смесь. Не успел Лиман вздохнуть, как уже ввёл себе дозу. Чуть погодя мы выкурили одну на двоих трубку с марихуаной, отмечая ею наше остроумие. Проверь нас дорожный патруль, в сумке обнаружились бы легальное оружие, кокаин, героин, марихуана, Демерол и прочие свободно продающиеся таблетки. «Эти свиньи-копы найдут что-то ещё, и это мы тоже не сможем им объяснить», – загадочно добавил Брэндон Лиман, давясь смехом. Шеф уже был настолько накачен всем, чем только можно, что вести машину пришлось мне, хотя моя практика вождения была на то время минимальной, да и выкуренный кальян туманил мне взгляд.

Мы въехали в Бьюти, безжизненную на вид деревеньку в этот полуденный час, и остановились пообедать в мексиканском трактире, предназначенном для ковбоев в джинсах, шляпах и с лассо, походившем изнутри на сильно задымлённое казино. В ресторане Лиман попросил два коктейля с текилой, пару каких-то блюд и бутылку красного вина, самого дорогого, что только было в меню. Я заставляла себя есть, пока он только двигал еду по тарелке с помощью вилки, чертя ею дорожки по картофельному пюре.

– Ты знаешь, что я сделаю с Джо и Китайцем? Поскольку в любом случае я вынужден дать копу то, что он хочет, в свою очередь я попрошу, чтобы и меня отблагодарили незначительной любезностью.

– Я не понимаю.

– Если он желает увеличить своё вознаграждение, полицейскому придётся избавиться от этих двоих, никоим образом меня не вмешивая.

Я уловила смысл сказанного и вспомнила о девушках, которых Лиман нанимал до меня и с которыми «распрощался». С ужасающей ясностью я увидела разверзшуюся пропасть у своих ног и ещё раз задумалась о побеге, но меня вновь парализовало ощущение погружения в густую патоку, инертное и безвольное. Я не могу думать, моя голова полна опилок, чрезмерного количества таблеток, марихуаны, водки, и сама не знаю, чего ещё я сегодня принимала. «Мне нужно очиститься», – бормотала я про себя сквозь зубы, а тем временем заливала в себя второй стакан вина уже после того, как выпила текилы.

Брэндон Лиман откинулся на спинку стула, прислонившись к ней головой и полузакрыв глаза. Свет падал сбоку, очерчивая выдающиеся скулы лица, впалые щёки, зеленоватые круги под глазами – он напоминал труп. «Вернёмся», – предложила я, борясь со спазмом тошноты. «Сперва мне нужно кое-что сделать в этой проклятой деревне. Попроси для меня чашку кофе», – ответил он.

Лиман, как обычно, заплатил наличными. Из ресторана, оборудованного кондиционерами, мы вышли в нещадную жару Бьюти. По его словам, в десяти минутах езды была свалка для радиоактивных отходов, существующая лишь благодаря туризму в Долине Смерти. Петляя, шеф поехал к месту, где они арендовали складские помещения – низкие цементные конструкции с рядами металлических дверей бирюзового цвета. Лиман уже бывал там раньше; без колебаний он подошёл к одной из дверей. Мне наказал остаться в машине, пока он неуклюже манипулировал тяжёлыми промышленными кодовыми замками, чертыхаясь: ему было сложно сосредоточить взгляд, и уже какое-то время сильно дрожали руки. Открыв дверь, он жестом пригласил меня войти.

Солнце заливало светом маленькую комнату, в которой за исключением двух больших деревянных ящиков ничего не было. Из багажника «Мустанга» он достал чёрную спортивную пластиковую сумку с надписью «Эль-Пасо ТХ», и мы вошли в обжигающее, как кипяток, хранилище. В ужасе я не могла избежать мысли о том, что Лиман может бросить меня, погребённую заживо, в этой комнатушке размером со шкаф. Крепко схватив меня за руку, он уставился в мои глаза.

– Помнишь, как когда-то я сказал тебе, что мы вместе совершим великие дела? – Да…

– Вот и настал момент истины. Надеюсь, ты меня не подведёшь.

Я кивнула, напуганная угрожающим тоном и пребыванием с ним наедине в жарком, как духовка, помещении, и ни единой живой души вокруг. Лиман присел на корточки, и, открыв сумку, показал мне её содержимое. В мгновенье я поняла, что зелёные свёртки были пачками стодолларовых банкнот.

– Это не краденые деньги, и никто их не разыскивает, – сказал он. – Это всего лишь их образец, скоро банкнот будет намного больше. Ты же понимаешь, как сильно я тебе доверяю, не так ли? Ты единственный, известный мне, порядочный человек помимо моего брата. Теперь мы с тобой партнёры.

– Что я должна делать? – пробормотала я.

– Пока ничего, но если я подам тебе сигнал или со мной что-нибудь случится, ты должна будешь немедленно позвонить Адаму и сообщить, где его сумка «Эль-Пасо ТХ», тебе ясно? Повтори, что я только что сказал.

– Мне нужно позвонить твоему брату и сказать ему, где сумка.

– Его сумка «Эль-Пасо ТХ», не забудь об этом. Какие-нибудь вопросы?

– Как твой брат вскроет замки?

– Это уже тебя не касается! – рявкнул Брэндон Лиман с такой злостью, что я отшатнулась в ожидании удара, однако он успокоился, и, закрыв сумку, положил её на ящик, после чего мы оттуда уехали.

События ускорились с того момента, как я пошла с Брэндоном Лиманом оставить сумку на складе в Бьюти, и после этого я не могла восстановить их последовательность в голове; некоторые из них произошли одновременно, при других же я не присутствовала лично, но узнала позже. Два дня спустя Брэндон Лиман приказал мне следовать за ним в недавно восстановленном форде «Акура» из тайного гаража, в то время как сам ехал на «Мустанге», что купил в Юте для своего брата. Я следовала за ним по 95-й трассе – три четверти часа пути по сильной жаре, ландшафту мерцающих миражей, вплоть до Боулдер-Сити, которого не было на мысленно представляемой Брэндоном Лиманом карте, потому что он является одним из двух городов в Неваде, где азартные игры считаются нелегальными. Мы остановились на заправке, чтобы переждать до захода солнца.

Двадцать минут спустя подъехала машина с двумя мужчинами. Брэндон Лиман вручил им ключи от «Мустанга», забрал дорожную сумку среднего размера и сел в форд «Акура» рядом со мной. «Мустанг» и другая машина поехали на юг, а мы двинулись обратно по дороге, по которой сюда приехали. Однако мы не доехали до Лас-Вегаса, а отправились прямо на склад в Бьюти, где Брэндон повторил процедуру открытия замков, не давая мне увидеть комбинацию. Он положил эту сумку рядом с первой и закрыл дверь.

– Полмиллиона долларов, Лаура! – И он счастливо потёр руки.

– Мне это не нравится…, – пробормотала я, отступая.

– Что тебе не нравится, сука?

Он побледнел и стукнул мне по руке, но я оттолкнула его, хныкая. Этот больной слабак, которого я могла раздавить каблуками, испугал меня; поистине он был способен на что угодно.

– Оставь меня в покое!

– Подумай об этом, детка, – сказал Лиман примирительным тоном. – Ты хочешь продолжать вести такую жалкую жизнь? У нас с братом всё устроено. Мы покидаем эту проклятую страну, и ты едешь с нами.

– Куда?

– В Бразилию. Через пару недель мы будем на пляже под кокосовыми пальмами. Разве ты не хочешь себе яхту?

– Яхта? Да какая яхта? Я просто хочу вернуться в Калифорнию!

– Так вот, эта чёртова шлюха хочет вернуться в Калифорнию! – угрожающе издевался он.

– Пожалуйста, Брэндон. Я никому не скажу об этом, обещаю. Ты вместе со своей семьёй можешь поехать в Бразилию, не переживай.

Он ходил взад и вперёд огромными шагами, сердито топая по бетонному полу, пока я ждала возле машины, обливаясь потом и пытаясь осознать ошибки, которые уже совершила и которые привели меня в этот пыльный ад и к этим мешкам зелёных купюр.

– Я был неправ насчет тебя, Лаура. Ты глупее, чем я думал, – наконец сказал он. – Можешь валить в ад, если именно этого ты хочешь, но в течение следующих двух недель тебе придётся мне помогать. Так я на тебя рассчитываю?

– Конечно, Брэндон, что бы ты ни говорил.

– На данный момент ничего не делай – только держи рот на замке. Когда я скажу тебе, позвони Адаму. Помнишь инструкции, которые я давал?