Текст книги "Дневник Майи (ЛП)"

Автор книги: Исабель Альенде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

– Не переживай, со мной ты в полной безопасности, здесь меня все знают, – успокоил меня Лиман, догадываясь, что я уже продумываю план побега. – Есть и лучшие кварталы, но этот будет скромнее, и здесь у меня свой бизнес.

– И какого рода бизнес?

– Увидишь.

Мы остановились перед трёхэтажным зданием, довольно ветхим, с разбитыми и расписанными граффити окнами. Мы с Лиманом вышли из машины, а его партнёры проехали до стоянки на заднем дворе. Отступать было поздно, и я смиренно шла за Брэндоном, чтобы ничем не выдать своего подозрения и не спровоцировать нежелательную для меня реакцию. Мужчина провёл меня через боковую дверь – главная оказалась закрытой, – и мы очутились в зале, стоящем абсолютно заброшенным и едва освещённым несколькими лампочками, висящими на оголённых проводах. Лиман объяснил, что изначально в здании располагалась гостиница, которую со временем разделили на квартиры, однако следили за ними ненадлежащим образом – эта версия сильно смягчала реальную ситуацию.

Мы прошли вверх два пролёта грязной и дурно пахнущей лестницы, и по пути на каждом этаже мне удалось увидеть несколько едва держащихся на своих петлях дверей, открывающихся в напоминающие пещеры комнаты. Внутри никого не было, правда, я всё же слышала какие-то голоса, чей-то смех и видела несколько человеческих теней, пребывающих в полной неподвижности в этих комнатах с распахнутыми дверями. Несколько позже я узнала, что на двух нижних этажах собирались любители понюхать, а также предпочитающие колоться, заниматься проституцией, торговлей людьми и просто вознамерившиеся умереть – все они никогда не поднимались на третий этаж без предварительного разрешения. Ведущий на последний этаж лестничный пролёт был перегорожен решёткой, которую только Лиман и мог открыть специальным пультом дистанционного управления, после чего мы преодолели относительно чистый коридор, если тот сравнивать со свинарником, в который превратились нижние этажи. Брэндон поковырялся с замком на металлической двери, и мы вошли в жильё с заколоченными окнами, освещённое небольшими лампочками, висящими на потолке, и шедшим от экрана голубоватым светом. Имеющийся здесь кондиционер поддерживал температуру помещения на комфортном для тела уровне; правда, пахло в комнате разбавителем краски вперемешку с мятой. В жилище стоял диван с тремя подушками, надо заметить, в хорошем состоянии, на полу лежала пара взбитых матрасов. Я увидела и длинный стол, несколько стульев и огромный современный телевизор, а перед ним какого-то мальчика приблизительно двенадцати лет, с аппетитом поедающего разбросанные по полу кукурузные хлопья.

– Ты меня здесь запер, козёл! – взвыл мальчик, однако ж, не отрывая глаз от экрана.

– Так и что? – возразил Брэндон Лиман.

– Произойди здесь чёртов пожар, я бы сварился, точно сосиска!

– И с чего же тут должен случиться пожар? Это Фредди, будущий король рэпа, – представил он мне мальчика. – Фредди, поздоровайся с девушкой. Она будет со мной работать.

Фредди и глазом не повёл. Я обошла это странное жилище, где было совсем немного мебели, зато в комнатах стояли целые горы устаревших компьютеров и другой офисной техники, на кухне находились несколько необъяснимых газовых горелок с бутаном, которыми, казалось, пользовались не для приготовления пищи, а по всему коридору валялись коробки и тюки.

Квартира соединялась с соседней с помощью большого, ничем не закрывающегося, отверстия в стене, по-видимому, образовавшегося в результате нескольких ударов кувалдой. «Здесь мой кабинет, а там я сплю», – объяснил мне Брэндон Лиман. Нагнувшись, мы прошли в эту дыру и оказались в помещении, похожем на предыдущее, разве что без мебели, но с кондиционером, окнами, заколоченными досками, на входной двери, ведущей прямо на улицу, висело несколько замков. «Как и видишь, у меня нет семьи», – сказал гостеприимный хозяин, широким жестом указывая на пустое пространство. В одной из комнат стояла широкая неубранная кровать, в углу были сложены какие-то ящики и чемодан, а перед кроватью располагался ещё один шикарный телевизор. В соседней комнате, меньшей по площади и столь же грязной, как и другие помещения здания, я увидела узкую кровать, комод и два ночных столика, окрашенных в белый цвет, словно бы для девочки.

– Если останешься, здесь будет твоя комната, – сказал мне Брэндон Лиман.

– А отчего заколочены окна?

– Это мера предосторожности, мне не нравятся любопытные. Я сейчас объясню, в чём будет состоять твоя работа. Мне нужна приличная на вид девушка, чтобы ходить по первоклассным гостиницам и казино. Кто-то вроде тебя, кто не вызовет никаких подозрений.

– По гостиницам?

– Это совсем не то, что ты себе представляешь. Я не могу конкурировать с мафией, контролирующей проституток. У них жестокий бизнес, к тому же здесь куда больше путан и сутенёров, нежели их клиентов. Нет, ничего подобного, ты лишь будешь делать поставки в те места, что я укажу.

– Какого рода поставки?

– Наркотики. Люди с высоким положением ценят обслуживание в номерах.

– Это очень опасно!

– Нет. Служащие гостиницы имеют с этого свою долю и закрывают глаза на творящиеся здесь подобные вещи, напротив, им крайне важно, чтобы гости получили хорошее впечатление о заведении. Единственной помехой может стать агент полиции нравов, но из них ещё никто и никогда не появлялся и не появится, я тебе обещаю. Всё очень легко, и потом, у тебя будут деньги.

– Если только мне придётся переспать и с тобой…

– О, нет, нет же! Я уже очень давно не думаю об этом, и ты видишь, насколько моя жизнь стала проще. – Брэндон Лиман от души рассмеялся. – Так, мне нужно уйти. Постарайся отдохнуть, а завтра мы можем начать.

– Ты со мной очень любезен, и я бы не хотела показаться неблагодарной, но, говоря по правде, я не собираюсь на тебя работать. Я…

– Этот вопрос ты можешь решить чуть позже, – прервал он меня. – На меня никто не работает по принуждению. Если захочешь, уедешь завтра, это, в конце концов, твоё право, но теперь тебе, наверное, будет лучше здесь, нежели на улице, не так ли?

Я сидела на кровати, положив рюкзак на колени. Во рту чувствовался вкус жира и лука от гамбургера, что камнем упал мне в желудок, у меня болели мышцы, а кости и вовсе размякли, поскольку я явно перебрала со спиртным. Я вспоминала бесстрашный побег из академии, случившееся глубокой ночью в придорожной гостинице насилие, путешествие несколько часов подряд в грузовике, когда из меня ещё не полностью выветрились наркотики…, и поняла, что мне нужно прийти в себя.

– Если сочтёшь нужным, можешь пойти со мной и познакомиться с моими напарниками, но я тебя предупреждаю, ночь будет длинной, – предложил мне Лиман.

Я не могла оставаться там одна. До четырёх часов утра мы вместе обходили гостиницы и казино бульвара Стрип, где он вручал мешочки с товаром различным людям: носильщикам, сторожам на парковках, женщинам и молодым людям, туристам с виду, которые уже ждали его в темноте, в сторонке. Китаец остался сидеть за рулём, Джо Мартин наблюдал за происходящим, а Брэндон Лиман распространял товар. Никто из троих не входил в здания, потому что пришедших обязательно регистрировали, либо велось видеонаблюдение – эти люди хорошо знали систему, поскольку уже давно работали в этом районе. «Я не хочу делать это лично, но мне и неудобно прибегать к услугам посредников, они ненадёжны и хотят слишком большой процент», – объяснил мне Лиман. Я поняла, какую выгоду будет иметь этот парень, взяв меня на такую работу, поскольку я буду «светиться» и подвергаться опасности, но не получу за это процент. И какой же будет тогда моя зарплата? Я не осмелилась задать ему подобный вопрос. Закончив обход привычных мест, мы вернулись в ветхое здание, где Фредди, которого я уже видела прежде, спокойно спал на одном из матрасов.

Брэндон Лиман всегда был со мной открыт и честен, отчего я и не могу утверждать, что этот мужчина солгал о роде своего бизнеса и образе жизни, который он мне предложил. Когда я осталась с ним, то уже точно знала, чем именно он занимается.

Мануэль видел, как я пишу в своём дневнике, сосредоточившись, точно нотариус, однако никогда не спрашивал меня о его содержании. Отсутствие какого бы то ни было интереса у этого человека явно контрастирует с моим любопытством: я хочу знать о нём больше, о его прошлом, о тех, кого он любил, о его ночных кошмарах, хочу знать, каковы его чувства к Бланке. Мануэль ничего мне не рассказывает, тогда как я, напротив, посвящаю его практически во всё, поскольку этот человек умеет слушать и не даёт никаких советов – этим добродетелям он бы мог научить и мою бабушку. Я ему ещё не рассказала о ночи, когда меня изнасиловал Рой Феджевик, но когда-нибудь это сделаю. Такого рода секреты не дают мне покоя, постоянно присутствуя в моих мыслях. Я не чувствую из-за подобной тайны какой-то своей вины, скорее, вину должен прочувствовать насильник, хотя я не могу не стыдиться этой ситуации.

Вчера Мануэль нашёл меня за своим компьютером, читающую с удивлением о «караване смерти», некоем военном подразделении, сформированном ещё в 1973 году, спустя месяц после военного переворота, которое прошлось по Чили с севера на юг, по дороге убивая политических заключённых. Им командовал некто Ареллано Старк, генерал, который выбирал заключённых случайным образом и расстреливал их практически без суда и следствия, после чего тела несчастных ещё и осквернялись – этакий эффективный способ запугать гражданское население и нерешительных солдат. В своих разговорах Мануэль никогда не касался данного периода, хотя, увидев мою заинтересованность, он одолжил мне книгу об этом зловещем караване, написанную несколько лет назад Патрисией Вердуго, отважной журналисткой, расследовавшей это дело от начала до конца. «Не знаю, поймёшь ли ты всё это, Майя, ты для этого слишком молода и вдобавок иностранка», – сказал он мне. «Не стоит меня недооценивать, дружище», – ответила я ему тогда. Мануэль был поражён, поскольку никто уже в своей речи не использует данного слова, бывшего модным во времена Альенде, а после – запрещённого диктатурой. Это мне удалось выяснить в сети.

С военного переворота прошло уже тридцать шесть лет, и уже более двух десятилетий в стране царит демократия, но народ ещё помнит шрамы, оставшиеся от тех событий, а в некоторых случаях раны от произошедшего не затянутся никогда. Не особо распространяются о диктатуре те, кто реально её перенёс, а для молодёжи это и вовсе далёкая история. Я же могу легко найти всю интересующую меня информацию – этим событиям посвящено множество страниц в интернете, также существуют книги, статьи, документальные материалы и фотографии, которые я видела в библиотеке города Кастро, где Мануэль покупает свои книги. Этот период истории изучается в университетах, где его анализируют с различных углов и сторон, но говорить на данную тему в обществе до сих пор бестактно. Чилийцы и теперь не придерживаются какого-то единого мнения. Отец Мишель Бачелет, нынешнего президента, генерал бригады военно-воздушных сил, умер от рук своих же товарищей по оружию, потому что не хотел участвовать в перевороте, после чего его дочь с женой арестовали, подвергли пыткам и выслали, хотя сама Мишель не имела к этому никакого отношения. По словам Бланки Шнейк, эта часть истории чилийского народа не что иное, как грязь на дне водоёма, и нет ни единой причины заново её всколыхивать и мутить воду.

Единственный человек, с которым я могу поговорить на данную тему, – это Лилиана Тревиньо, медсестра, желающая помочь мне в моём расследовании. Она предложила проводить меня к отцу Лусиано Лиону, который написал немало очерков и статей о репрессиях в период диктатуры. Наш план был навестить его без Мануэля и поговорить с человеком более откровенно.

Тишина. Этот кипарисовый дом в Гуайтекас, коммуне в Чили, долго стоял безмолвным. Лично я месяца четыре приспосабливалась к замкнутому характеру Мануэля. Моё присутствие, должно быть, сущее наказание для такого одинокого человека, не живущего вообще ни с кем, и особенно в доме без дверей, в котором личное пространство – скорее вопрос хороших манер кого бы то ни было. Со мной он добр по-своему: с одной стороны, Мануэль не обращает на меня внимания либо отвечает исключительно односложно, с другой – он же согревает мне полотенца на печке, когда прикидывает, что я вот-вот пойду в душ, приносит мне в постель стакан молока и вообще обо мне заботится. На днях он, пожалуй, впервые, с тех пор, как мы знакомы, потерял терпение, потому что я ушла с двумя рыбаками забрасывать сети – нас застигла врасплох непогода, пошёл дождь, и рассвирепело море. В тот день мы вернулись очень поздно, промокшие до костей. Мануэль уже ждал нас на пристани вместе с Факином и одним из полицейских, Лауренсио Кaркамо, который уже связался по радио с Исла-Грандэ, чтобы попросить прислать военно-морскую лодку, чтобы искать нас. «А что я скажу твоей бабушке, утони ты там?» – кричал на меня, придя в бешенство, Мануэль, едва я ступила на берег. «Успокойся, дружище. Я и сама умею о себе позаботиться», – сказала я. «Разумеется, поэтому ты и здесь! Именно потому, что сама умеешь о себе позаботиться!»

В джипе Лауренсио Кaркамо, который благополучно довёз нас домой, я взяла Мануэля за руку и объяснила, что в море мы вышли, предварительно узнав благоприятный прогноз погоды от метеорологов, и с разрешения старшего помощника – внезапного шторма никто из нас сегодня не ожидал. В считанные минуты небо и море посерели, точно мыши, нам даже пришлось сматывать сети. Пару часов мы плыли, даже не зная, где находимся, поскольку уже настала ночь, и мы явно сбились с курса. Мобильные телефоны тоже отказали, отчего я не смогла никого предупредить – это было просто неудобство, опасность нам тогда не угрожала, с лодкой всё было в порядке, да и рыбаки хорошо знали эти воды. Мануэль так и не удосужился ни посмотреть на меня, ни что-либо ответить, но своей руки всё же от меня не убрал.

Эдувигис приготовила нам лосося с запечённой картошкой, оказавшегося лично для меня настоящим благословением, поскольку я пришла к ней очень голодной. Как только мы все расселись за столом по заведённому порядку и ощутили привычную атмосферу обыденности, плохое настроение Мануэля прошло. Отужинав, мы устроились на разваливающемся диване – он стал что-то читать, я же принялась писать в своём дневнике, – каждый со своей чашкой сладкого, со вкусом сливок, кофе со сгущённым молоком. Дождь, ветер, царапающие окна ветви деревьев, потрескивающие в печке дрова, мурлыкание кошек – такова моя музыка на данный момент. Дом был заперт, точно крепкое объятие, заключающее в себе и нас, и животных.

Уже наступил рассвет, когда я вместе с Брэндоном Лиманом вернулась с нашего первого обхода различных казино бульвара Стрип. Я жутко устала, но перед тем как лечь спать мне ещё пришлось позировать перед камерой, поскольку для нового удостоверения личности требовалась моя фотография. Лиман догадался, что меня зовут вовсе не Сара Ларедо, хотя и моё настоящее имя в данной ситуации не имело особого значения. И вот, наконец-то, я могла пройти в свою комнату, где и растянулась на кровати без простыней, не снимая одежду и обувь, правда, с чувством отвращения к этому матрасу, которым, как я себе воображала, пользовались люди, особо не заботящиеся о собственной гигиене. Ванная комната оказалась столь же отвратительной, как и спальное место, но, в любом случае, я приняла душ, при этом не переставая вся дрожать, поскольку горячей воды здесь не было, а из кондиционера ещё и дул поистине сибирский ветер. Чуть погодя я оделась во вчерашнее, размышляя, что надо бы подыскать место и постирать свои немногие вещи, которые лежали в рюкзаке. Затем я заглянула в отверстие в стене, ведущее уже в другую квартиру, так называемый «офис», где, по всей видимости, на данный момент никого не было. Я находилась в полумраке, сквозь заколоченные досками окна проникал минимум света, однако я обнаружила выключатель и зажгла свисающие с потолка лампочки. В холодильнике были лишь небольшие, заклеенные скотчем, пакеты, наполовину пустая бутылка кетчупа и несколько йогуртов, давно просроченных и даже покрывшихся пушистыми волосками плесени. Я обошла остальные помещения этого жилища, оказавшиеся ещё более запущенными, нежели в другой квартире. Нигде я так и не осмелилась ничего трогать, хотя и видела пустые пузырьки, шприцы, иголки, растительный клей, курительные трубки, обожжённые стеклянные тюбики, следы крови. Вот тогда я и поняла, каким образом использовались газовые, на бутане, горелки на кухне, и убедилась, что сама теперь нахожусь в притоне наркоманов и торговцев людьми. Самым разумным вариантом было выбраться из этого места как можно скорее.

Металлическая дверь была не заперта, как никого не оказалось и в коридоре; на всём этаже я теперь осталась одна, но никуда уйти так и не смогла: лестницу закрывала решётка с электрическим замком. Я ещё раз осмотрела все углы в квартире, попутно ругаясь, разнервничавшись, не в силах найти ни пульта дистанционного управления от замка, ни какого-нибудь телефона, чтобы попросить о помощи. В отчаянии я начала дёргать на себя закрывающие окно доски, пытаясь вспомнить, на каком этаже я всё же нахожусь, но те оказались прочно прибитыми, отчего мне так и не удалось отодрать ни одной. Я собиралась было закричать, но тут сама услышала голоса и лязг электрического замка на лестнице. Мгновенно спустя в квартиру вошли Брэндон Лиман со своими двумя партнёрами и мальчиком, тем самым Фредди. «Тебе нравится китайская еда?» – спросил меня Лиман вместо обычного приветствия. Голос у меня так и не прорезался, скорее всего, из-за испытываемой в данный момент паники, но моё нынешнее волнение понял только Фредди. «И мне не особо нравится оставаться взаперти», – сказал он мне, дружелюбно подмигивая. Брэндон Лиман объяснил, что это всё делается ради их безопасности – никто не должен был входить в квартиру в его отсутствие, но если я надумаю остаться, он выдаст мне личный пульт дистанционного управления.

Телохранители – или партнёры, как эти люди предпочитали себя называть, – и Фредди устроились перед телевизором и стали есть палочками прямо из коробок. Брэндон Лиман заперся в одной из комнат, где долго и криком с кем-то разговаривал по мобильному телефону, после чего заявил, мол, он намерен отдохнуть и исчез в проёме другой квартиры. В скором времени Джо Мартин и Китаец ушли, и мы вдвоём с Фредди провели самую послеобеденную жару, сидя перед телевизором и играя в карты. Фредди специально для меня идеально сымитировал Майкла Джексона, своего кумира.

Около пяти часов вечера снова пришёл Брэндон Лиман, а чуть погодя филиппинец принёс водительское удостоверение на имя некой Лауры Баррон, девушки двадцати двух лет, из штата Аризона, с вклеенной в нём моей фотографией.

– Пользуйся этим, пока ты здесь, – сказал мне Лиман.

– Кто она? – спросила я, рассматривая документ.

– С этого момента Лаура Баррон – это ты.

– Да, но я могу остаться в Лас-Вегасе лишь до августа.

– Я это знаю. И ты ни о чём не пожалеешь, Лаура, это хорошая работа. Да, разумеется, никто не должен и не может знать, что ты находишься здесь, ни твоя семья, ни твои друзья. Никто. Ты меня понимаешь?

– Да.

– Давай пустим по кварталу слух, что ты моя девушка, – так мы избежим многих проблем. Тогда никто не осмелится к тебе приставать.

Лиман приказал своим партнёрам купить новый матрас и простыни на мою кровать, после чего отвёл меня в приличную парикмахерскую при каком-то спортивном клубе. Там некий мужчина в серьгах и брюках малинового цвета, увидев рваную радугу моих волос, выразил своё отвращение восклицанием и заключил, что единственный выход в данной ситуации – постричь и обесцветить. Спустя два часа я увидела в зеркале скандинавского гермафродита со слишком длинной шеей и мышиными ушами. От средства по обесцвечиванию горела вся кожа моей головы. «Очень элегантно», – одобрил Брэндон Лиман и сразу же отправился в паломничество на бульвар. Его манера покупать вещи несколько ошеломляла: мы входили в магазин, он заставлял меня мерить разные комплекты одежды, и под конец я выбирала что-то одно. Лиман платил крупными купюрами, бережно брал сдачу, и мы отправлялись в другое заведение, где приобретали такую же одежду, что я мерила в предыдущем магазине, однако не купила. Я спросила Брэндона, не было бы более разумным купить всё необходимое в одном месте, но он мне не ответил.

Моё новое приданое состояло из нескольких спортивных костюмов, без каких-либо вызывающих и кричащих деталей, простого чёрного платья, повседневных босоножек и ещё одних под цвет золота на каблуках, кое-какой косметики и двух больших сумок с логотипом её дизайнера на самом видном месте. Всё это в своей совокупности, согласно моим подсчётам, стоило столько же, сколько «фольксваген» моей бабушки. Лиман записал меня в свой спортзал, тот самый, где я привела в порядок свои волосы, и посоветовал ходить туда как можно чаще, поскольку днём свободного времени у меня было вдоволь. Он расплатился наличными, пачкой долларов, перетянутой резинкой, что никому не показалось странным; в этом городе, по всей видимости, купюры текли рекой из рук в руки. Я для себя поняла, что Лиман всегда платил стодолларовыми купюрами, хотя цена порой составляла лишь десятую часть номинала, и никак не находила объяснения такой эксцентричности.

Так, около десяти часов вечера, мне предстояло передать нечто необходимое неким людям. Меня оставили в гостинице «Манделей Бэй». Следуя полученным от Лимана указаниям, я направилась к бассейну, где ко мне подошла некая парочка, опознав меня же по марке сумки, видимо, это и был пароль, что им сказал Лиман. Женщина в длинном пляжном платье и ожерелье из стеклянных бусин даже не посмотрела на меня, тогда как мужчина в серых брюках, белой футболке и без носков, напротив, протянул мне руку. Мы поболтали минутку буквально ни о чём, я незаметно передала им нужное, получив взамен туристическую брошюру с вложенными в неё двумя купюрами в сто долларов, и мы распрощались.

В вестибюле гостиницы я позвонила по их внутреннему телефону следующему клиенту и поднялась на десятый этаж, затем прошла прямо перед стоявшим у лифта охранником, который не обратил на меня никакого внимания, и постучалась в нужную дверь. Мужчина примерно лет пятидесяти, разутый и в банном халате, пригласил меня войти, получил сумочку, заплатил сколько нужно, и я спешно ушла оттуда. Уже в дверях я столкнулась с поистине тропическим видением, некой красивой мулаткой в кожаном корсете, очень короткой юбке и туфлях на шпильке. Я догадалась, что она и есть «эскорт», как теперь называют шикарных проституток. Мы просто посмотрели друг на друга сверху вниз, не здороваясь.

В просторном холле гостиницы я глубоко вздохнула, довольная тем, что справилась со своим первым заданием, оказавшимся крайне лёгким. Лиман уже ждал меня в машине с сидящим за рулём Китайцем, чтобы отвезти меня и в другие гостиницы. Так, ещё до полуночи я добыла для своего нового шефа более четырёх тысяч долларов.

На первый взгляд Брэндон Лиман отличался от других наркоманов, с которыми я познакомилась за эти месяцы, – эти люди были уничтожены наркотиками, у него же был вполне приличный вид: хотя Лиман и казался слабаком, однако, пожив вместе с ним, я поняла, насколько на самом деле этот человек был болен. Он ел меньше воробья, поскольку в животе практически ничего не задерживалось, а порой и вовсе лежал пластом в кровати, и было непонятно – спал ли человек, потерял ли сознание или вот-вот умрёт. От Брэндона шёл своеобразный запах, некая смесь сигаретного дыма, алкоголя и чего-то токсичного, вроде запаха от удобрения для растений. Разум иногда уже подводил, о чём он знал сам; вот по какой причине Лиман держал меня при себе, а как-то раз даже сказал, что больше доверяет моей памяти, нежели своей собственной. Он превратился в некое ночное животное, в дневные часы всё больше отдыхал в своей комнате с включённым кондиционером, после обеда посещал спортзал, где, в том числе, проходил курс массажа, а ещё бывал в сауне или парной бане, и лишь ближе к позднему вечеру выходил на работу. Мы виделись в спортзале, хотя никогда не приходили туда вместе, а негласным правилом было притворяться, что мы и вовсе чужие люди. Я ни с кем не могла разговаривать, что казалось мне делом сложным, из-за того, что я ежедневно посещала заведения, где всегда видела одни и те же лица.

Лиман становился ещё более требовательным, употребляя, по его же словам, свой яд: под этим подразумевались самый дорогой виски и чистейший героин, которым он и кололся пять-шесть раз в день, всегда беря новую иглу. Он располагал накопленными средствами и поддерживал свою повседневную жизнь, никогда не воздерживаясь от чего-либо, не впадал в невыносимое отчаяние, как это делали прочие несчастные души, ползающие у двери его квартиры в последней степени нужды. Я присутствовала на ритуале «женщины в белом» – ложки, пламени свечи или зажигалки, шприца, клея на руке или ноге, восхищённая его способностью колоть себя в прячущиеся вены, в вены невидимые, включая пах, живот или шею. В случае если сильно дрожала своя рука, Брэндон прибегал к помощи Фредди, поскольку в этом деле я оказалась совершенно бесполезной, у меня вставали волосы дыбом от одного вида иглы. Лиман уже столь долго употреблял героин, что выдерживал дозы, являющиеся смертельными для кого угодно другого, но не для него.

– Героин не убивает, он всего лишь стиль жизни наркоманов, для которых естественны нищета, недоедание, всякая зараза, грязь, использованные иглы, – объяснил он мне.

– Тогда, отчего ты не разрешаешь мне всего лишь попробовать?

– Да ведь наркоманка мне вовсе не нужна.

– Только разок, чтобы узнать, как оно…

– Нет. Мирись с тем, что даю тебе я.

Он давал мне алкоголь, марихуану, галлюциногены и таблетки, что я глотала практически вслепую, особо не задумываясь о производимом ими эффекте, заключающемся в достижении некоего изменения сознания, помогающего избежать реальной жизни, зовущего меня голоса моей Нини, не замечать собственного тела и тоски по будущему. Единственными таблетками, которые я хоть как-то узнавала, были снотворные средства – их я помнила по оранжевому цвету, эти поистине благословенные пилюли, неизменно побеждающие мою хроническую бессонницу и предоставляющие несколько часов отдыха, лишённых различных сновидений. Шеф позволял мне употреблять несколько дорожек кокаина, чтобы на работе поддерживать себя бодрой и быть начеку, однако запрещал пробовать крэк и того же требовал от своих головорезов. У Джо Мартина и Китайца были собственные пристрастия. «Эти гадости лишь для порочных людей», – говорил, испытывая отвращение, Лиман, хотя именно такие люди и были его самыми преданными клиентами, из которых он мог выжать по максимуму, заставить их воровать и заниматься проституцией и вообще толкнуть на любое унижение, прежде чем обеспечить несчастных следующей дозой. Я сбилась со счёта, пытаясь понять, сколько и кто на самом деле нас окружает. Тут находились и реальные зомби, скелеты с соплями и язвами, взволнованные, дрожащие, потеющие, подверженные галлюцинациям, какие-то лунатики, гонимые слышимыми только ими голосами, а также заползающими в отверстия их тел гадами.

Фредди уже были знакомы подобные состояния – бедный ребёнок; видя, как он переживает ломку, моя душа не могла найти себе места. Временами я подносила ко рту мальчика держатель курительной трубки и вместе с ним в напряжении ждала, пока из жёлтых кристаллов прорвётся огонь с сухим шумом и волшебное облачко дыма наполнит стеклянную трубку. Удовольствие, величие процесса и эйфория от него же длились всего лишь мгновения, после которых всё та же агония погружала его в глубочайшую пропасть на самое дно, откуда возможно было вылезти, лишь приняв очередную дозу. С каждым разом для поддержки на плаву требовалась всё больше доза, отчего Брэндон Лиман, питающий к этому мальчику нежность, и давал ему, сколько нужно. «Почему бы нам не помочь бедняжке вылечиться?» – спросила я Лимана однажды. «Лечить Фредди уже поздно, обратного пути после употребления крэка нет. Поэтому мне пришлось избавиться от остальных девочек, которые до тебя на меня работали», – ответил он мне. Я не знала, что среди таких типов у слова «избавиться» смысл чёткий и необратимый.

Не было никакой возможности избежать контроля Джо Мартина и Китайца, взявших на себя обязанность шпионить за мной, что они добросовестно и делали. Китаец, эта хитрая ласка, не обращался ко мне ни с единым словом, как и не смотрел в глаза, тогда как Джо Мартин, напротив, не скрывал своих намерений. «Одолжи мне девочку для минета, шеф», – я слышала, как при случае он сказал это Брэндону Лиману. «Не знай я, что ты шутишь, я бы за твою дерзость убил бы тебя прямо на месте», – ответил Брэндон спокойным тоном. Я пришла к выводу, что пока Лиман держит всё в своих руках, парочка этих кретинов не осмелится меня и пальцем тронуть.

Чем занималась эта группа, ни для кого не было загадкой, хотя лично я не считала Брэндона Лимана преступником, каковыми, по моему мнению, являлись Джо Мартин и Китаец, а, по словам Фредди, за спиной этих двоих было ещё и несколько трупов. Конечно, с большой долей вероятности и Лимана можно было принять за убийцу, хотя его внешний вид это опровергал. В любом случае лучше ни о чём таком не знать, равно как и сам главарь предпочитал не выспрашивать подробности обо мне и моей жизни в прошлом. Для шефа Лауре Баррон явно недоставало то ли прошлого, то ли будущего, и личные чувства меньше всего волновали Лимана, делавшего упор на моём ему послушании. Он доверил мне некоторые детали своего бизнеса, которые боялся забыть (записывать их где-либо было бы с его стороны непредусмотрительно). Мне следовало запомнить следующее: кто и сколько денег ему должен, где забирать передачу, сколько стоило дать полиции, какие распоряжения даны членам банды на текущий день.

Шеф был умеренным во всём человеком, жил точно монах, хотя со мной его щедрость не знала границ. Мне не назначили ни фиксированный заработок, ни процент с прибыли, для меня он запускал руку в свой неисчерпаемый свёрток, не ведя счёт деньгам, как поступают с чаевыми, и оплачивал напрямую и клуб, и мои покупки. Если я хотела большего, он, не пикнув, давал мне желаемое, но я в скором времени перестала об этом просить, поскольку мне ничего не было нужно, и потом с каждой таковой просьбой из квартиры непременно исчезало что-нибудь ценное. Мы спали отдельно, разделяемые узким проходом, который он даже никогда не думал пересекать. Мне было запрещено вступать в отношения с другими мужчинами из соображений безопасности. Он говорил, что язык, как правило, развязывается в постели.