Текст книги "Компромат"

Автор книги: Ирина Зарубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Понедельник. 11.38–12.43

Клавдия очень удивилась бы, узнав, что ее мысли в этот момент совпадали с безответственными советами Виктора Чубаристова Игорю Порогину.

«Профессия следователя включает в себя элемент здорового авантюризма, – подбадривала себя мысленно Дежкина, направляясь к приемной городского прокурора, – иногда надо уметь в безвыходной ситуации пойти ва-банк, чтобы оказаться в выигрыше».

Нынешнее положение вещей складывалось таким образом, что его надо было изменять что называется путем оперативного хирургического вмешательства.

Нащупав конец путеводной ниточки, Клавдия намеревалась не медлить.

Меньшиков, как сообщила Люся («За что люблю нашу секретаршу, так это за неумение держать язык за зубами!» – почти с благодарностью подумала Клавдия), весьма активно интересовался ею, следователем Дежкиной. При этом накануне именно Анатолий Иванович настоятельно посоветовал ей отправиться на назначенную инкогнито встречу.

Слишком много совпадений. Выходит, многоуважаемый городской прокурор все-таки имеет некое отношение к происходящим событиям?

Обычно осторожная, Клавдия на сей раз была готова к более чем наступательным действиям и не собиралась ходить вокруг да около.

Шестое чувство подсказывало ей, что она сможет добиться куда больших результатов, если с порога объявит Меньшикову о цели визита.

Она решительно отворила дверь в приемную и прямиком направилась к кабинету прокурора.

Секретарша, оторопев от такого вопиющего нахальства, даже не сразу преградила ей путь.

– Анатолий Иванович у себя? – с бойцовским видом поинтересовалась Клавдия.

– Занят! – замахала руками Люся.

– Неважно. Мне срочно нужно переговорить с прокурором.

Секретарша, по-рачьи выпучив глаза, бросилась ей наперерез.

– Вы что, с ума сошли? У Анатолия Ивановича важное совещание! Он не может вас принять… Я должна доложить…

Отодвинув Люсю с дороги, Клавдия распахнула дверь кабинета.

– Ой, мамочки… – проскулила за ее спиной секретарша, – ой, что будет…

Она даже не посмела войти следом за Дежкиной, чтобы оправдаться в глазах начальника.

Она просто юркнула в свой закуток и стихла.

Развернувшись спиной к двери, развалясь в кресле, Меньшиков вполголоса разговаривал по телефону.

– Да, дорогуся, – услыхала Клавдия его мурлыкающий басок, – борщик можно погуще. Не жалей капустки. А сметанка у нас есть? Да, раз так – купила бы ты сметанки. Вот и славненько. Не знаю, когда освобожусь, но постараюсь поскорее. Ты же понимаешь, роднюся, масса дел. Прост-таки масса! Да… да… – Прокурор сделал паузу, внимательно рассматривая ногти на правой руке. По всей видимости, он не услышал, что в кабинете объявился посетитель. – Да, персичек, я тоже по тебе соскучился…

Дежкиной не оставалось ничего другого, как громко кашлянуть.

Меньшиков вздрогнул всем телом и рубленым слогом произнес:

– Так точно! Абсолютно с вами согласен, Вадим Игнатьевич. Необходимо резко повысить ответственность каждого нашего специалиста на рабочем месте… да. Договорились. Обсудим эту проблему при встрече. Привет супруге! – И он размашистым движением опустил телефонную трубку на рычаг.

– Слушаю вас, – официальным тоном произнес горпрокурор, оборачиваясь к Клавдии.

На лице его была написана деловая сосредоточенность, – и не скажешь, что минуту назад он елейно ворковал: «дорогуся… персичек…»

– Анатолий Иванович, извините, что вламываюсь без предупреждения, но у меня к вам серьезный вопрос, – с ходу пошла в наступление Дежкина.

– Ага, Клавдия Васильевна! – обрадованно перебил ее прокурор, будто лишь теперь понял, кто стоит перед ним. – Это замечательно, что вы заглянули. У меня тоже к вам вопросы имеются. Присаживайтесь, пожалуйста.

Радушный прием, оказываемый Меньшиковым, как-то исподволь гасил ее пыл и решимость.

– Как семья… дети? – поинтересовался прокурор.

– Плохо, – сделала попытку вернуть свое прежнее настроение Дежкина.

Она рассчитывала, что столь резкий ответ вынудит Меньшикова хотя бы дежурно всполошиться: мол, что такое? Почему же плохо?

Однако прокурор лишь сокрушенно покачал головой: «ай-яй-яй!..» – и как ни в чем не бывало свернул в свою сторону:

– Опять вышестоящие инстанции интересовались по вашему поводу, – сообщил он. – Я вас аттестовал как следователя высочайшей квалификации, однако это не помогло…

Клавдия удивленно вскинула брови.

– Простите, не поняла…

– Да-да, – развел руками Меньшиков, – к сожалению, в сложившейся ситуации я не смог отстоять ваше, как это называется, «право первой ночи». – Ляпнув эту откровенную двусмысленность, прокурор захихикал. – Надеюсь, вы не станете журить меня за это? И на старушку, как говорится, бывает прорушка. Кстати, вы сходили вчера на назначенную встречу? – неожиданно поинтересовался он.

– Еще как сходила! – усмехнулась Дежкина. – Должна сказать, это был большой сюрприз.

– Ничего не поделаешь, – сокрушенно проговорил прокурор, – здесь я не властен. Надеюсь, вы отдаете себе отчет, насколько я вас уважаю. И как человека, и как специалиста. Однако вам придется пойти на компромисс. Надеюсь также, что это не нанесет удар вашему самолюбию.

Дежкина сосредоточенно слушала напыщенную речь начальника и понимала только одно – что вконец запуталась.

В чем он пытается убедить ее? В том, что все происшедшее за последние несколько дней и есть норма? В своем ли он уме?

– Итак, – завершил спич Меньшиков, – я могу считать, мы договорились, верно? Вы все отдаете… и покончим с этим!

– Анатолий Иванович, – с трудом сдерживаясь, произнесла Клавдия, – вот уж никогда бы не подумала, что вы, с вашей репутацией законопослушного юриста и человека, поведете себя подобным образом. Вы подставили меня… втянули в какую-то темную историю и теперь говорите о профессиональном уважении?! Простите, но уж этого-то я никогда не смогу понять! Я пришла получить от вас исчерпывающие объяснения. И что же я слышу? Лепет.

Теперь настала пора изумиться Меньшикову.

Он обалдело уставился на подчиненную, по-детски почесал макушку и растерянно пробормотал:

– Что вы этим хотите сказать?

– Я хочу сказать, – распалилась Дежкина, – что непорядочно вам – как прокурору, как начальнику, как мужчине, наконец, – подставлять меня под удар. От кого, от кого, но от вас я подобного не ожидала!

– Да? – озадаченно произнес Меньшиков.

– Как вы могли послать меня на эту встречу? Может, вы полагаете, что это хороший тон? Мой муж избит до потери сознания. Угрожают моей семье, детям. А для вас, стало быть, это лишь повод посудачить о моей профессиональной состоятельности?

– Да о чем вы, в конце концов, говорите? – рявкнул прокурор. Он пришел в себя, и глаза его теперь метали молнии. Никто и никогда не осмеливался отчитывать его подобным образом. – Полагаю, что, как ваш начальник, я вправе давать вам служебные поручения. При чем тут избитый муж? Кто его избил?

– Об этом я хотела бы справиться у вас, Анатолий Иванович. Как я понимаю, между встречей, на которую вы меня направили, и большими проблемами, которые возникли в моей семье, существует прямая связь.

Пылая гневом, противники уставились друг на друга.

– Кажется, кто-то из нас тяжело заболел, – мрачно объявил Меньшиков.

– И я даже знаю, кто, – не стала лезть в карман за словом Клавдия.

– Попрошу вас объясниться, Клавдия Васильевна. – Прокурор откинулся на спинку кресла, вперив ледяной взгляд в собеседницу.

Правда, сейчас ее вряд ли мог смутить даже такой взгляд.

– Охотно, – согласилась она. – Хотя признаюсь, с большим удовольствием выслушала бы объяснения от вас. Да, я была на встрече. Меня завели в какое-то непонятное место и стали угрожать расправой. Вечером, не успела я прийти домой, как часть этих угроз была исполнена. Мой муж – в тяжелом состоянии. Меня средь бела дня обыскивают, надев мешок на голову…

– Мешок? – спросил Меньшиков.

– Именно.

– В Генпрокуратуре?

Теперь настала пора удивляться Дежкиной.

– При чем тут Генпрокуратура?

– А где вам надели на голову мешок?

– В троллейбусе. То есть меня вывели из троллейбуса, усадили в какую-то машину, обыскали.

– Когда?

– Вчера.

– Кто?

– По всей видимости, те же самые лица, к которым вы меня направили. Либо их подручные.

– Какие еще лица? – спросил прокурор.

– Я их не видела.

– Как же вы их не видели, если говорите, что были на встрече?

Несколько мгновений Клавдия молча глядела на прокурора, а потом вдруг откинула голову назад и залилась смехом.

Меньшиков обескураженно хлопал ресницами.

– Боже мой, – наконец вымолвила Дежкина, – кажется, до меня дошло… Анатолий Иванович, пожалуйста, скажите, о какой такой встрече вы мне напоминали?

– Разумеется, о встрече в Генеральной прокуратуре, – важно произнес Меньшиков. – Разве они не прислали вам записку?

– Прислали. Да только не они.

– А кто?

– Мы движемся по замкнутому кругу, Анатолий Иванович. Кроме того, о чем я вам уже сообщила, мне ничего не известно. Я рассчитывала получить информацию от вас…

– От меня? – возмутился Меньшиков. – С какой это стати?

– Выходит, вы меня откомандировывали вовсе не в Смоленский переулок?

– Куда?

– К булочной на углу, – уточнила Дежкина.

– Вы шутите, – сказал прокурор. – Насколько мне известно, сегодня на календаре не первое апреля.

– В записке, которую я получила, было сказано, что я должна явиться в Смоленский переулок к булочной и принести какой-то ключ.

– А я тут при чем?

Клавдия улыбнулась.

Отличный диалог для комедии абсурда: дурацкие вопросы и такие же замечательные ответы.

– Был звонок из Генеральной прокуратуры, – стал объяснять Меньшиков. – Справлялись о порученном вам деле о шайке, устанавливавшей блокираторы на колеса автотранспорта. Как оказалось, мошенники действовали не только в Москве. Генеральная прокуратура сделала запрос, с тем чтобы забрать дело в свое ведение. Я пытался доказать, что вы и сами сможете справиться, но наверху свои резоны.

– Про блокираторы в Смоленском речь не шла, это однозначно, – сказала Дежкина. – Да и Генеральной прокуратурой там не пахло.

– Тогда кто же мне звонил? – удивился прокурор.

– Хотела бы я тоже это знать…

Меньшиков хлопнул по клавише селекторной связи.

– Люся!

– Да, Анатолий Иванович, – немедленно откликнулось из динамика.

– Зайдите ко мне.

Через мгновение дверь распахнулась, и Люся с порога затараторила:

– Я не виновата, Анатолий Иванович, я предупреждала, что вы заняты и не можете ее принять, но Клавдия Васильевна не стала слушать, хотя я просила ее подождать, чтобы спросить у вас разрешения…

– Погодите, – поморщился Меньшиков, жестом пытаясь остановить словесный поток секретарши. – Вы мне скажите, с кем вчера соединяли по телефону…

На остреньком личике Люси промелькнуло удивление, но оно тотчас стало деловитым. Распахнув блокнот, секретарша спросила:

– С утра, днем, вечером?

– Из Генпрокуратуры звонили?

– Минуточку, – Люся зашуршала страницами. – Совершенно верно. Был звонок в одиннадцать двадцать пять.

– Кто звонил?

– От Шергунова, вы же знаете.

– А почему вы решили, что звонок был от Шергунова? – встряла в разговор Клавдия. – Вы с ним лично общались?

– Погодите, – отмахнулся Меньшиков от Дежкиной и сурово пророкотал: – Почему это ты решила, что звонок был от Шергунова?

Люся, которая знала, что шеф переходит с ней на «ты» только в минуты крайнего раздражения, быстро сглотнула слюну и пролепетала:

– Так сказали же… от Игоря Анатольевича звонят…

– Кто сказал?

– Не-не знаю…

Прокурор с досадой хлопнул ладонью по столу.

– Нет, вы поглядите, что делается, а! С кем работать приходится! Помощнички, так вас перетак!

Люся побелела как меловая стена.

– Но, Анатолий Иванович…

– Иди отсюда… Глаза б мои тебя не видели, идиотка! – В гневе Меньшиков бывал весьма груб с подчиненными.

На полусогнутых ногах секретарша вылетела из кабинета. За дверью раздались ее сдавленные рыдания.

– Проштрафилась, а теперь слезу пускает, – фыркнул Меньшиков. – Ну что, – обратился он к Дежкиной, – дело ясное, что дело темное. Верно?

– Надо созвониться с Шергуновым, – сказала Клавдия.

– А если он скажет, что никто от его имени не звонил, – нахмурился прокурор, – как я тогда буду выглядеть?

– Нормально будете выглядеть, Анатолий Иванович, – подбодрила его Дежкина. – Звоните.

Закряхтев, Меньшиков ткнул палец в клавишу селектора.

– Соедините меня с Шергуновым. И нечего сопли распускать, – прибавил он, услыхав горестный всхлип.

Дальнейшее подтвердило правильность догадки Клавдии.

Из Генпрокуратуры Меньшикову никто не звонил.

И звонить не мог, поскольку Шергунов находился в инспекционной поездке.

Звонок был подложным.

– Довольна? – горпрокурор с сердитым видом положил трубку на телефонный аппарат. – По твоей милости я почти что дурачком выгляжу…

– Анатолий Иванович, – сказала Клавдия. – Я чувствую, заваривается крутая каша… Мне нужен ордер на обыск обменного пункта, где произошла вчерашняя встреча.

Понедельник. 13.04–14.11

Клоков остервенело вгрызался зубами в пышный гамбургер и мгновенно перемалывал его своими бульдожьими челюстями. Майонез стекал по небритым щекам и, если бы не салфетка, обязательно попал бы на воротник новенькой белой рубашки.

Чубаристов терпеливо наблюдал за трапезой Дум-дума, механически катая по столу незажженную сигарету. Он знал, что до тех пор, пока Павел не справится с вожделенным завтраком, разговора не получится.

– Приборчик принес? – спросил Клоков, слопав последний кусище.

– Как заказывал, – Виктор откинул крышку кейса, в котором уютно разместился миниатюрный пеленгатор американского производства ценой в триста пятьдесят «зеленых». Да уж, эта заморская штучка влетела Чубаристову в круглую копеечку, но он надеялся с ее помощью получить огромную прибыль в виде бесценных показаний свидетеля.

Прибор представлял собой маленькую металлическую коробочку, на верхней панели которой были размещены две лампочки – красная и зеленая. Если при включении загорается зеленая лампочка – значит, замаскированных микрофонов в помещении нет. Если же красная – лучше помалкивать. К сожалению, это чудо современной шпионской техники было лишено способности «глушить» подслушивающие устройства, оно всего лишь предупреждало об опасности.

– Ну, включай, – сказал Клоков, и его глаза нервно задергались.

Виктор повернул крохотный рычажок. Несколько мгновений прибор молчал, будто раздумывал, какое принять решение. Наконец раздался тоненький писк и часто замигала зеленая лампочка.

Клоков и Чубаристов, не сговариваясь, вздохнули с облегчением. Допрос начался, хоть намечавшуюся приватную беседу с большой натяжкой можно было окрестить допросом.

– Я рад, что ты оказался не таким простаком, – тихо сказал Павел. – Ты вовремя понял, на что я тебе намекал. Ты вновь пришел ко мне и не пожалеешь об этом.

– Значит, все-таки Долишвили?

– Он самый…

– Что ты про него знаешь?

– Все, до мельчайших подробностей. Я прожил бок о бок с ним пять лет, а этого времени вполне достаточно для того, чтобы по памяти пересчитать все родимые пятнышки на его лице.

– С трудом верится, – мягко возразил Чубаристов. – Я не о родимых пятнах, о другом… С тех пор как Резо убили, я допросил десятки свидетелей, но в их показаниях ты ни разу не упоминался. Ни разу! Не было даже самого слабого намека:

– Сработало… – загадочно улыбнулся Клоков.

– Что сработало?

– Новая стратегия сработала.

– Не понимаю, объясни.

Сердце Виктора заныло от предвкушения чего-то значимого, прежде необъяснимого. В каком бы направлении он ни продвигался, рано или поздно следствие заходило в беспросветный тупик. Неопровержимые, казалось бы, факты вдруг начинали противоречить друг другу, получалась какая-то маразматическая смесь из версий, улик, показаний. Чубаристов был упрям, он снова и снова пытался взять мозговым штурмом крепость, состоящую из неразрешимых загадок, но тщетно. Неужели скоро все встанет на свои места и разрозненные звенья скрепятся в единую цепочку?

– Не торопись, Виктор, – покачал головой Дум-дум. – Ты забыл о сделке.

– О какой еще сделке?

– О нашей с тобой. Услуга за услугу. С моей стороны – полная открытость и откровенность… Ничего не утаю, отвечу на все вопросы.

– А с моей стороны? – напрягся Чубаристов.

– Видишь ли… Любой другой человек, оказавшийся на моем месте, давно бы уже сошел с ума или покончил с собой. Но я страстно люблю жизнь. И пятнадцать последних месяцев стараюсь эту жизнь сохранить. Порой казалось, что это, увы, невозможно, но в самый последний момент открывалась та потайная дверца, за которой было спасение. Но я дорого заплатил за это спасение. Я потерял все, что у меня было, – верных друзей, положение в обществе, богатство, здоровье… Я нищий. У меня за душой ни гроша.

– Неужели не успел ничего заначить?

– Не успел воспользоваться заначкой, – горестно вздохнул Клоков. – Я болен, Виктор. Болен серьезно. Все началось с того, что я вдруг начал подыхать. Подыхать в прямом смысле – постоянные обмороки, судороги, припадки, кровь носом. Мой личный врач, сука, посоветовал бегать перед сном. «У вас, – говорит, – отложение солей». А ведь он тогда знал, сволочь такая, что меня талием травят.

– Талием?

– Ну да! Никогда не слышал про талий? – Павел удивленно вскинул брови. – Мой тебе совет, если хочешь хорошенько травануть тещу там или жену, воспользуйся талием – незаменимая штуковина. Распознать этот яд в человеческом организме практически невозможно.

– При современной-то технике?

– В том-то все и дело, что талий не вызывает признаков, свойственных всем отравлениям, разве что волосы начинают выпадать, но это уже в самой последней стадии. А поначалу жертве даже в голову не приходит, что ее травят. Но это к теме не относится… В конце концов я сообразил провести полное обследование, и выяснилось, что помимо сильнейшего отравления у меня еще и синдром Ляриша… Ужасная вещь.

– Что это?

– Аневризма аорты брюшного отдела. – Павел говорил о своей болезни на удивление спокойно и равнодушно, будто читал медицинскую энциклопедию. Уж в чем, в чем, а в болячках Клоков неплохо разбирался, недаром он закончил два курса Первого меда. – Еще немного, и начнется атеросклероз, стенки аорты станут истончаться и крошиться. На мои ноги страшно смотреть. Кровь не поступает. Нужно сделать протез аорты, вживить его, разогнать холестериновые бляшки. Сложнейшая операция, и качественно ее могут сделать только там, – Дум-дум почему-то показал пальцем на потолок, – на Западе, в лучших клиниках. За гигантские деньги. У меня таких денег уже нет. Витенька, с каждым днем я чувствую себя все хуже и хуже. Я подохну, если меня не прооперируют.

– А что стало с твоим лечащим врачом? Ты его…

– Представь себе, нет, – досадливо поморщился Клоков. – И до сих пор об этом жалею.

– Так от меня-то что требуется?

– Обеспечить мою безопасность – раз. Беспрепятственно вывезти меня за кордон – два. Отдать в руки самого лучшего хирурга и оплатить операцию – три.

– Ничего себе, – присвистнул Чубаристов.

– У меня нет иного выхода, Витенька. Я вынужден пойти на этот невинный шантаж. Но ведь все мои требования выполнимы, это же в твоих силах. Ты можешь устроить как надо, если хорошенечко постараешься, ведь так?

– Так, – после небольшой паузы ответил Виктор. – Мы даже изменим тебе имя и внешность, переселим на другой конец земли, будем охранять денно и нощно. Но только в том случае, если информация, которой ты владеешь, будет иметь для нас определенный интерес.

– Я понимаю… Сделка состоялась?

– Можно считать, что да, – Чубаристов заметил, что на лице Павла вдруг появилось выражение детской растерянности. – Тебя что-то тревожит?

– Нет-нет… – замотал головой Клоков. – Вот только… Где гарантия того, что меня не обманут?

– Гарантию хочешь? – с иронией спросил Виктор. – В твоем положении это, по крайней мере, нескромно. Ведь на моем месте сейчас мог сидеть человек в черном. И с огромным пистолетом в руке. Думаешь, стены Бутырок скроют тебя от киллеров? Как бы не так… Я на сто процентов уверен – тот, кто хочет тебя убрать, уже внедрил в доблестные ряды здешних вертухаев молоденького обаятельного мальчика, и вскоре этого обаяшку переведут поближе к твоей камере, а так как камера эта одиночная, то глубокой ночью никто не услышит предсмертного сдавленного хрипа бывшего уголовного авторитета по кличке Дум-дум. Но я даю слово, что никто тебя и пальцем не тронет, никакая тварь не приблизится к тебе ни на шаг…

– И я должен тебе верить?

– Это уже твое собачье дело, но не просто же так ты вышел именно на меня?

– Верно, не просто так.

– Значит, у тебя есть основания для того, чтобы доверять мне?

– Мы вели тебя с тех пор, как ты только пришел в прокуратуру. Молодой талантливый специалист… И до безрассудства принципиальный. Можешь припомнить, сколько раз тебе предлагали взятки?

– Не считал, – ответил польщенный Чубаристов. – Много.

– И ни разу ты не позарился на легкую наживу, остался верен своим принципам, а это редкое в наше время качество. – Клоков закатил глаза, и в груди его заклокотало. Огромным усилием воли он все-таки сдержал кашель и через несколько мгновений вновь заговорил: – Туберкулез, мать его… Не бойся, не заразный. Черт, курить захотелось, сил нет…

Чубаристов протянул ему пачку «Мальборо». Клоков долго и придирчиво выбирал сигарету, словно боялся, что какая-то из них окажется отравленной. Прикурил, глубоко затянулся, выпустил изо рта элегантное колечко и… зашелся булькающим кашлем.

– Что? Мерзкое зрелище? – с вызовом спросил он, размазывая по ладони кровавую мокроту.

– Опускаешься ты, Дум-дум, – мрачно констатировал Чубаристов. – Скатываешься все ниже и ниже. Раньше ты был другим, тебя без преувеличения можно было назвать героической личностью. Ты никого и ничего не боялся, жил по законам, которые придумывал сам, приказывал, повелевал и миловал. А теперь? Разбил витрину в коммерческой палатке. И ради чего? Чтобы оказаться в тюрьме…

– Чтобы оказаться в тюрьме, мне пришлось набить морду начальнику отделения милиции. Ему, видите ли, вздумалось меня на волю отпустить, связываться ему с мелкими хулиганишками не захотелось. Вот и пришлось показать ему, какой я мелкий хулиганишко…

– Дело завели?

– А как же! – Клоков горделиво скрестил на груди руки. – За нападение на работника милиции при исполнении им… и так далее.

– Итак, по рукам? – прервал его Виктор.

– Когда меня вывезут за границу?

– Это обсудим позже.

– Нет, сейчас!

– Я должен доложить начальству, составить рапорт. – Глаза Чубаристова лукаво блеснули. – Пойми, такой серьезный вопрос должен решаться на уровне генерального прокурора. Конечно же я сделаю все возможное, чтобы решение оказалось положительным, но для этого нужно будет потратить много сил и времени.

– Отбросим лирику! – В поведении Павла опять начали проявляться манеры опытного вожака, который привык держать в своих руках огромную стаю. – Меня не интересуют твои проблемы. Когда ты получишь ответ?

– Не раньше чем через неделю.

– Вот через неделю и поговорим.

– Нет, Дум-дум, так не получится, – Виктор поднялся из-за стола, стал ходить по комнате. – Это какой-то замкнутый круг… С чем я пойду к начальству? С пустыми обещаниями? Да кто мне поверит?

– Что ты предлагаешь?

– Давай хотя бы начнем, – Чубаристов присел на корточки перед Клоковым, проникновенно заглянул в его глаза. – За тобой остается право прерваться в любой момент, но я должен быть уверен в том, что ты не блефуешь. Ну, согласен?

– Ладно, пытай меня, легавый, – немного поразмыслив, шутливо отозвался Клоков.

– Вот так-то лучше. – Виктор вернулся к следовательскому столу и приготовился выслушивать длинную «исповедь». – Кто убил Долишвили?