355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ирина Зарубина » Компромат » Текст книги (страница 13)
Компромат
  • Текст добавлен: 22 мая 2017, 00:00

Текст книги "Компромат"


Автор книги: Ирина Зарубина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Вторник. 13.01–14.36

Это была знакомая комната с мониторами. Михаил нервничал и торопился – вскоре монтажную должна была занять какая-то группа. Прежде чем вставить в деку видеомагнитофона кассету, он многозначительно потряс ею в воздухе.

– Работа годичной давности. Мне за нее в свое время столько бабулеточек выложили!

Сначала на экране замелькали цветные полосы, затем картинка прояснилась. Камера сделала панораму какого-то разрушенного села. Часть домов уже сгорело дотла (остались лишь кирпичные печные трубы), другие продолжали полыхать желто-черным пламенем.

– Где это? – спросила Дежкина, подсаживаясь поближе к монитору.

– Кавказ. Разве не понятно?

– Я чтобы удостовериться, – сказала Клавдия и в следующий момент замерла, ошарашенно уставившись на экран.

– Гагуев?!

– Он самый, голубчик, – ответил Подколзин. – Сейчас начнется его пресс-конференция. Это штаб кавказских сепаратистов, нас всех доставили туда с завязанными глазами… А предварительно еще заставили раздеться догола.

– Зачем?

– Проверяли, нет ли оружия.

– И обратно ехали с завязанными глазами?

– А как же.

– Страшно было?

– Это сейчас уже понимаешь, что страшно, а тогда. – Михаил с досадой махнул рукой. – Вы смотрите, не отвлекайтесь.

Взгляд Гагуева был тверд и решителен, рыжеватая борода обрамляла его чуть выпуклый волевой подбородок, голову украшала армейская маскировочная панама, через плечи перекинуты пулеметные ленты. В руках лидер кавказских сепаратистов по привычке держал автомат Калашникова со сдвоенными, перемотанными изолентой рожками. Казалось, что он никогда не расставался со своим оружием, даже во сне.

Гагуева что-то неразборчиво и с немецким акцентом спросили за кадром. Он свирепо посмотрел на корреспондента, причмокнул губами, после чего заученно, но с чувством произнес:

– Если я погибну – содрогнется весь мир!

– Иными словами, в городах прогремят взрывы? – предположил тот же голос.

– Вы считаете меня убийцей?

– Многие так считают.

– Это их право. Лично я не считаю себя убийцей. Я солдат. Я воюю за свободу своей нации, своей страны.

– В таком случае поясните ваше заявление.

– А вы сами не понимаете? – иронично изрек Гагуев и почесал щеку о гладкий автоматный ствол. – Кое-кому придется ответить за содеянное зло, ответить за предательство, за ложь, за убийства невинных людей, за…

Тут что-то случилось со звуком, он пропал. Из динамика доносилось лишь тихое похрипывание.

– Каналы западают… – пояснил происшедшее Подколзин. – Кассета старая, я ее давно размагнитить хотел, да все как-то руки не доходили. А вчера я ее чисто для прикола поставил, молодость вспомнить, глядь – а там! Вот-вот! Смотрите в правый угол!

И точно, через пару секунд камера дернулась вправо, и, прежде чем кадр сменился, Подколзин вдавил кнопку «пауза».

Дежкина не верила своим глазам. Это был он…

– Узнали? – возбужденно шепнул Михаил.

Еще бы Клавдии было не узнать человека, который скромненько выглядывал из-за левого плеча Гагуева. «Отпечаток» его лица врезался в память Дежкиной, наверное, до конца ее дней. Да, это был именно тот тип с митинга, который подложил в карман ее плаща обрывок шоколадной обертки с непонятными буквами. Но что все это значит? Какое отношение он имеет к кавказским сепаратистам? И что он делает в Москве? Кто за ним гнался и кому предназначался загадочный текст?

– Что все это значит? – вслух спросила она Подколзина.

– Если бы знать… Я лишь констатировал факт – ниточка вделась в иголочку. – Михаил потянулся за сигаретами, позабыв о реальности очередной облавы пожарников. – А вы как считаете? Простое совпадение или же…

– Это закон подлости, Мишенька, – сказала Клавдия. – Вы были правы, когда говорили, что от меня исходят одни неприятности.

– Но ведь это я пригласил вас на митинг.

– Мишенька, вы случайно не знаете, что такое «Хрюкалона»?

– Что-что? – не понял Подколзин.

– Это я так… – спохватилась Дежкина. – Неважно. Вы завтра свободны? Часиков в одиннадцать утра сможете подъехать в прокуратуру?

– Зачем?

– Будем заводить уголовное дело.

Вторник. 14.22–15.49

– Привет! Давно не виделись!

– Здравствуй.

– Ты что, мне не рада?

– Рада, почему же. Хорошо выглядишь. Впрочем, как всегда.

– Ласточка моя, а знаешь, я по тебе соскучился.

– Да?

– Не веришь? Послушай, как забилось мое сердце.

– Витя, ну хватит, не паясничай. Я действительно рада тебя видеть, чувствую себя превосходно, семья в порядке, муж внимателен и заботлив. О чем еще ты хочешь спросить?

– Про мужа, между прочим, говорить было не обязательно. Удар ниже пояса.

– С каких пор?

– С тех самых. Как увидел сейчас тебя, сразу понял, какой же я был дурак.

– Поздновато понял.

– Лучше поздно, чем никогда.

– Кому лучше?

– Солнышко, давай не будем ссориться. Все равно не удастся. Знаешь, почему? Потому что ты мне очень нравишься.

– Спасибо.

– За что же?

– За то, что не врешь, что любишь. Хорошо, прелюдия закончена. Рассказывай, Витюша, чем обязана визитом.

– А если я просто так заскочил? Если только на тебя посмотреть?

– Умоляю, перестань! – Эти слова Вера выкрикнула. И была в этом крике такая неожиданно пронзительная боль, что Чубаристов и в самом деле умолк.

Сколько себя помнил, он старался избегать подобных сцен, ибо не знал, как себя вести, и ощущал нечто похожее на вину.

Как будто в картонный игрушечный мир врывалось настоящее, неподдельное чувство, и сразу становились видны и нелепы любые уловки и фальшь.

Вера никогда не была ЕГО девушкой. Чубаристов не придал никакого значения той единственной ночи, когда они были вместе. Через неделю, встретив ее на улице, поздоровался как ни в чем не бывало, словно забыл, что они были близки.

Он был удивлен и даже ошарашен, когда через какое-то время узнал, что Вера развелась с мужем и осталась одна, – из-за него, Чубаристова.

Однажды он, столкнувшись с ней нос к носу, попытался обратить в шутку то, что было между ними.

– Я не могу шутить на эту тему, – сказала Вера.

Его ободрило, что в ее голосе не было упрека.

– Верок, жизнь большая, и если из-за каждого приключения разводиться с мужем – мужей не напасешься, – пошутил Чубаристов.

У нее мучительно скривились губы, и он понял, что столкнулся с чем-то неведомым, пугающим, и поспешил удалиться, сославшись на неотложные дела, – попросту сбежал.

С того дня он старательно избегал встреч с нею.

Он знал, что она вновь вышла замуж, потом родила ребенка, но какое-то чувство подсказывало, что прошлое не забыто.

Поэтому в справочный отдел он заглядывал только в исключительных случаях.

Сегодня как раз и был такой, исключительным.

– Верочка, нужна помощь, – перешел на деловой и вместе с тем заговорщицкий тон Чубаристов. – Есть тут у меня четыре мордашки… хорошие мордашки, да только подозрительные. Надо бы их поискать в картотеке, авось какие-нибудь сведения обнаружатся.

Вера пожала плечами, вроде хотела отказать, да не смогла.

– Витя, ты же знаешь – не положено.

– Знаю, Верочка, потому к тебе и пришел. Только ты мне в этой ситуации поможешь.

– Не могу.

– Можешь, – мягко настаивал Чубаристов.

– Нет.

– Да, – он взял ее руку в свои ладони, и она с испугом отдернулась, покраснела, спрятала глаза.

– Не надо, Витя…

– Помоги.

Она стиснула зубы.

– Что за мордашки? – наконец спросила она.

Чубаристов воровато огляделся по сторонам и извлек из внутреннего кармана пиджака фотографию, которую сделал на демонстрации Веня.

– Это – мордашка номер один, – Чубаристов показал на пробирающегося сквозь толпу кавказца, – а эта троица, – он обвел пальцем группу на заднем плане, – остальные.

Вера внимательно рассмотрела снимок.

– Когда тебе нужна информация?

Виктор подался вперед, навалился грудью на стол и, приблизив лицо к лицу Веры, вкрадчиво произнес:

– Сейчас.

– Шутишь.

– Нисколько. Это очень важно!

– Сейчас абсолютно невозможно. Шефа нет, но он может появиться в любую минуту.

– А может и не появиться, – возразил Чубаристов. – Верочка, теряем время. Пока мы тут препираемся, все уже было бы сделано.

Она решилась, поддавшись не столько доводам, сколько ему самому, его присутствию.

– Идем, – сказала она и, не оборачиваясь, направилась к двери с надписью: «ПОСТОРОННИМ ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН».

Это была компьютерная картотека Федеральной службы безопасности.

Чубаристов и сам был удивлен, почему просьба Клавдии – не просьба даже, а так, случайная фраза, впопыхах брошенная в разговоре, – задела его.

Возможно, из подсознания всплыла давно забытая информация, а может, просто интуиция подсказала: иди и ищи.

Как бы то ни было, одно из лиц на Венином снимке вдруг показалось Чубаристову неуловимо знакомым. И, самое смешное, Виктор наверняка не мог сказать, какое именно лицо.

Однако у него существовало твердое правило: если чувствуешь подвох, разбирайся до конца, не откладывая в долгий ящик.

Служба такая: отложишь – и сам можешь сыграть в ящик, причем недолгий.

Поэтому, переступив через нежелание видеть Веру, тем более обращаться к ней за помощью, Виктор навел справки, выяснил, когда ее начальник отлучится на очередное совещание, и с беспечным видом заявился в справочный отдел.

– Боюсь, ничего не получится, – говорила Вера, включая компьютер. – Изображение нечеткое, фигуры в движении… смазанный ракурс. Компьютер может не идентифицировать лица.

– А мы попробуем, – беспечно отозвался Чубаристов, и тон его не вязался с серьезным выражением глаз.

Машина загудела и выпустила из щели сноп света.

Работа началась.

– Что молчишь? Расскажи о себе, – сказала Вера, склонившись над клавиатурой и изредка поглядывая на дисплей.

– Живу полнокровной жизнью, – ответил Чубаристов. Он вглядывался в возникшее на экране укрупненное лицо первого из преследователей.

Тонкие пальцы молодой женщины стремительно побежали по клавишам.

– Редко заглядываешь… Боишься?

– Кого?

– Меня. Или просто избегаешь?

– Что ты, Верочка, разве я могу? Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.

– Знаю. Потому и говорю.

– Запроси расширенный поиск, – распорядился Чубаристов. Он, конечно, был озабочен, но еще и наигрывал озабоченность. Он теперь тихо злился на Клавдию, которая втянула его в эту авантюру, вынудила идти на поклон в секретный отдел ФСБ.

«Больше – ни за что!..» – мысленно восклицал Виктор, физически ощущая, как медленно тянется каждая секунда.

Вера перестала докучать ему расспросами.

Лицо ее тоже приняло сосредоточенное выражение.

Компьютер сканировал фотоизображения, и первые результаты настораживали.

– Кто эти люди? – не выдержала молчания Вера.

– Хотел бы я это знать…

– Они перешли тебе дорогу?

– Пока нет. И не советовал бы им это делать.

– Пожалуй, и я бы тебе не посоветовала. – Вера откинулась на спинку стула и строго посмотрела в глаза собеседнику. – Они тебе очень нужны?

– Мне нужно знать, что это за компания.

– Я не могу тебе назвать имена этих троих, – она указала пальцем на группу преследователей на заднем плане.

– Не можешь? – переспросил Чубаристов. Кажется, он начал понимать что к чему. – Ты хочешь сказать…

– Да, – коротко кивнула Вера, – это наши сотрудники.

– Все трое?

– Все четверо. Ара Гургенович Карапетян – тоже.

Виктор поглядел на лицо кавказца.

Кто бы мог подумать, что и он – фээсбэшник.

– А что, на Карапетяна не распространяется секретность? – спросил Виктор.

– Теперь – нет. – Вера отключила компьютер и, возвратив Чубаристову фотографию, поднялась с места. – Ара Карапетян погиб в автокатастрофе четыре дня тому назад.

Виктор даже присвистнул от неожиданности.

Интуиция не подвела. Дело-то, оказывается, и впрямь было нешуточное.

Интересно, с чего это наша смирная и тихая Клавдия Васильевна заинтересовалась эфэсбэшными сотрудниками?

Надо бы ее от этого отвадить, а то, не ровен час, вляпается в какую-нибудь историю.

– Ну-с, – сказала Вера, резко оборачиваясь, – теперь, надеюсь, твоя душенька довольна?

– Расцеловал бы тебя, да, боюсь, не позволишь.

– Правильно делаешь, что боишься.

– С меня – коробка конфет. И шоколадка для сына. Кстати, сколько ему?

– Четвертый год.

– На кого похож?

– На отца, – коротко ответила Вера. – Ну, мне пора. Прощай.

Она пожала ему руку и деловой походкой пошла прочь.

Она изо всех сил старалась держать спину прямо.

Она сказала правду: ее подрастающий мальчуган был вылитый отец. Вылитый Виктор Сергеевич Чубаристов.

Вторник. 9.25–14.31

Дежкина воткнула в розетку штепсель кипятильника (пирожки-то она еще прошлым вечером испекла, а сама попробовать до сих пор не удосужилась) и посмотрела на часы. Подколзин опаздывал, что, впрочем, неудивительно. Телевизионщики – народ крайне непунктуальный.

За окном накрапывал мерзкий дождик. Автомобильные покрышки с шумом врезались в холодные лужи. На улице не протолкнуться: полчища суетливых людей снуют туда-сюда, туда-сюда. Куда они спешат? Почему не работают?

Клавдия Васильевна никогда не понимала, каким образом можно, ничего не делая, загребать деньги лопатой, да еще какие деньги! Тут крутишься-вертишься целый день, возвращаешься домой измочаленная, муж ворчит, дети от рук отбились, а в день зарплаты подходишь к окошечку кассы, расписываешься в ведомости и видишь эти смешные цифирки…

А если податься в коммерцию, открыть какую-нибудь фирму и продавать-покупать, продавать-покупать? Все равно что – хоть презервативы вьетнамские, хоть «Педигри Пал» чукотский, лишь бы прибыль шла.

«Так ведь не получится, – мысленно говорила Дежкина. – У кого угодно получится, а у меня – нет. Нынешнему поколению с пеленок вдалбливаются экономические правила, законы рынка, а на чем воспитывалась я? На Павлике Морозове, на равенстве и братстве, на плановом хозяйстве. Это неизлечимо и невытравливаемо…»

Пирожки получились чуточку пресными. Клавдия без всякой охоты пожевала один, остальные оставила друзьям-соратникам, они люди неприхотливые, слопают за милую душу и пальчики оближут.

Дежкина вдруг почувствовала какую-то неловкость, она не привыкла сидеть сложа руки, не привыкла распивать чаи в одиночестве. Надо бы просмотреть материалы других дел, но в голове лихой каруселью постоянно крутятся события последних дней – митинг, давка, наглое похищение, обыск, таинственная записка, странная старуха, разговор с неизвестным в «обменном пункте», нападение на Михаила несуществующих милиционеров, избиение Федора, «Хрюкалона» в кармане плаща и убегающий от погони мужик, тот самый, что сидел рядом с главарем кавказских сепаратистов. Иногда Клавдии Васильевне даже начинало казаться, что эти отдельные эпизоды никак не связываются друг с другом, что это просто цепь несуразных совпадений – в жизни и не такое бывает.

«Что означает бессмысленный набор букв – Хрюкалона? – в который уж раз задавала себе этот вопрос Дежкина. – Похоже на что-то свинское. Действительно, меня преследует сплошное свинство. Но какое отношение к этим домашним животным имеет генерал Гагуев? То, что он – свинья, давно всем понятно, секрета тут нет. И чтобы рассказать об этом людям, совсем не обязательно рисковать собственной жизнью и подбрасывать дурацкие шоколадные обертки, достаточно лишь открыть первую попавшуюся в руки газету. Нет, с Хрюкалоной все гораздо сложнее. Быть может, разгадка совсем проста и прячется где-то близко, но для меня она абсолютно недосягаема. Я не знаю условий игры, я непосвященная…»

Позвонили с вахты, сказали, что какой-то мужчина рвется на прием к Дежкиной, что он якобы забыл дома паспорт. Конечно же это Мишенька. Кто же еще такой рассеянный? Клавдия Васильевна упросила дежурного пропустить Подколзина под ее персональную ответственность.

– Вспомнил, что паспорт на холодильнике остался, только десять минут назад, – едва переступив порог кабинета, начал оправдываться Михаил. – Не возвращаться же, правильно? Я рубашку вчера замочит, а паспорт на холодильник выложил…

– Не сжигайте себя, ничего страшного не произошло, – успокоила его Дежкина. – В уголовном кодексе нет статьи, по которой можно было бы привлечь вас за рассеянность. С кем не бывает.

Клавдия и не предполагала, что она так обрадуется приходу Подколзина. В Михаиле удивительно совмещались истинно русская леность, какая-то милая расхлябанность, наплевательство на все и вся и что-то по-настоящему мужицкое, упрямое, нахрапистое. Он был уверен в самом себе: в своих силах, в своей красоте, в своем профессиональном умении и не скрывал этого. С первой минуты знакомства с телевизионным оператором Дежкина почувствовала, что такие пороки, как зависть и подлость, отсутствуют в нем напрочь. Или это только первые впечатления? Жизнь покажет… Во всяком случае, Клавдия не отказалась бы поближе подружиться с Михаилом, он был ей интересен. Нет, не в том смысле, в каком вы подумали, Боже упаси! Он был ей интересен в чисто человеческом плане.

– Уютно у вас здесь, – сложив руки на коленях, Подколзин осматривался по сторонам. – И пахнет чем-то приятным.

– Жасминовым чаем, – улыбнулась Дежкина, подвигая к нему пакет с пирожками. – Угощайтесь, Мишанчик. Вы же любите, когда есть что-нибудь вкусненькое под рукой.

– И все-таки меня не покидает странное ощущение, будто я арестован и вот-вот окажусь за решеткой, – признался оператор. – Ощущение чего-то неотвратимого, неизбежного. После всех этих книжек и фильмов слово «прокуратура» теперь ассоциируется с ярким светом в глаза, с бесконечными допросами, с решетками, с одиночными камерами, с шизофреничными следователями, с продажными охранниками.

– Здесь нет камер, а решетки на окнах для того, чтобы горы не влезли. – Клавдия Васильевна открыла верхний ящик стола и извлекла из него пустую картонную папку с выразительной надписью на обложке: «ДЕЛО №». – А насчет ощущения, это вы правы. Помню, когда я только сюда пришла, мне тоже слегка не по себе было. Но не прошло и дня, как освоилась.

– А у меня это не получается. – Подколзин надкусил пирожок, и глаза его блаженно закатились. (Еще одна положительная черта – он никогда не скрывает своих эмоций. Нравится – так нравится. Не нравится – так и скажет, без всяких там сю-сю, му-му.)

– Вы здесь не в первый раз? – Дежкина вывела на папке черным фломастером цифру 117.

– Обижаете… На всех предыдущих прокуроров собственной рукой фокус наводил. Кстати, вскоре после этого их обязательно вытуривали.

– Значит, легкая у вас рука. – Клавдия вложила в папку чистый лист бумаги и прихватила его железными скобами. – А Меньшикова случайно снимать не собираетесь в ближайшее время?

– А что, уже пора? Сильно достает?

– Да нет… из всех последних начальников он, пожалуй, самый терпимый.

– Клавдия Васильевна, мне тут одна мыслишка в голову залетела… – Подколзин вольготно развалился в кресле, закинул ногу за ногу и потянулся за сигаретами: – Можно?

– Можно, – разрешила Дежкина и, дернув за веревочку, чуть приоткрыла форточку.

– Так вот, мыслишка офигительная. – Михаил щелкнул зажигалкой, прикурил и с удовольствием затянулся. – А что, если нам сделать документальную ленту о работе простого и скромного следователя городской прокуратуры? Предположим, в течение года день за днем хроникально описывать все события и не давать никаких комментариев, пусть зритель сам во всем разберется и сделает для себя выводы. Интересная ведь штуковина получится, а?

– Вы на что намекаете? – смутилась Клавдия.

– На кого, – поправил ее Подколзин. – На вас конечно же. Я уже и название подходящее придумал; «Госпожа следователь». Так что вы об этом думаете?

– Право, не знаю… Вы, наверное, шутите?

– Я серьезен как никогда! Клавдия Васильевна, вы даже представить себе не можете, какие перспективы откроются перед вами, когда фильм прокатят по всей стране! Вы превратитесь в настоящую «звезду», будете разъезжать по кинофестивалям, получать престижные премии! Ведь женщина-следователь – это нонсенс, это что-то пикантное, щекочущее нервы. Гарантирую, что ни один прокурор не сможет плохого слова вам сказать! Ни Меньшиков, ни любой другой, занявший его место. Вы станете достопримечательностью прокуратуры, к вам будут водить экскурсии!

– Расфантазировались вы, Мишенька. – Дежкина совсем не разделяла оптимистического настроя Подколзина. – Мне кажется, все будет иначе. Я не актриса и не знаю, куда деться от стыда и скованности, когда меня фотографируют. Что уж говорить о кинокамере…

– А вот и ошибаетесь, – возразил оператор. – Сколько раз непрофессионалы вчистую переигрывали дипломированных актеров. Вспомнить хотя бы…

– Да и в работе моей нет ничего интересного, – мягким движением руки прервала его Клавдия. – Нет ни погонь, ни перестрелок, ни перевернутых автомобилей. Сплошная рутина, кипы исписанных страниц, протоколы допросов, подшитые к делу заключения экспертов, справки разные… Скучно это, Мишенька. Безумно скучно. И коллеги будут смеяться, подтрунивать надо мной. А прокурор вообще взбесится.

– Ну вот… Вы сразу начинаете думать о самом худшем, – укоризненно сказал Подколзин. – И откуда у вас такая неуверенность?

– За все долгие годы, что я здесь работаю, мне не доверили ни одного мало-мальски стоящего дела. – Клавдия пыталась заставить себя замолчать, но горькие слова сами вырывались из нее. – Я привыкла быть на вторых, третьих, четвертых ролях. И не хочу прыгать выше головы, это бессмысленно. Думаете, я всегда была такой? После университета я готова была горы свернуть, но жизнь пообломала, поставила на свое место. Сиди, Дежкина, не рыпайся, расследуй кражу нижнего белья у гражданки Сидоровой из тридцать третьей квартиры. Нет-нет, я не жалуюсь на судьбу. Мне очень нравится моя работа, я никогда не смогу бросить ее или найти замену. Просто бывают моменты, когда я немножко жалею, что не родилась мужчиной. Поверьте, мужчинам здесь гораздо легче, они сильны физически, умеют драться, им не нужно изо дня в день доказывать, что они чего-то стоят.

– Сколько вам лет?

Обычно после такого вопроса Дежкина краснела и отшучивалась, но сейчас ответила сразу, не испытав при этом никакой неловкости:

– Сорок два…

– Странно.

– Что вам странно?

– Никогда бы не подумал. Вы смотритесь максимум на тридцать.

– Глупый комплимент.

– Ну хорошо-хорошо, на тридцать два. А вот сознание у вас семидесятилетней старухи – жизнь прожита, не к чему стремиться… позади все самое хорошее и светлое, впереди же – темнота. Меняться нужно, Клавдия Васильевна, совершенствоваться, не останавливаться в развитии, наконец, аутотренингом заниматься.

– Каким еще аутотренингом?

– Объясняю. Просыпаетесь утром и сразу к зеркалу. Смотрите на себя долго и внимательно, мысленно повторяя: «Я самая красивая и талантливая, я самая умная, я лучше всех».

– Вряд ли поможет.

– Обязательно поможет. Вы только один разочек попробуйте.

Дежкина не стала рассказывать Подколзину о том, что минимум дважды в день, залезая под душ, она невольно рассматривает себя со всех сторон в зеркалах, прилепленных Федором на стены, что, сколько бы она ни повторяла магических заклинаний типа «я самая-самая», результат всегда останется нулевым. Стоит только выйти из ванной комнаты и окунуться в повседневные заботы, как она опять начинает ощущать себя маленькой беспомощной серой мышкой.

– Как ваше отчество? – Клавдия склонилась над папкой, и лицо ее сразу приняло деловое и сосредоточенное выражение.

– Борисович. – Подколзин придвинулся вместе с креслом поближе к следовательскому столу. – А может, не надо?

– Надо, Мишенька, – не поднимая глаз, уверенно произнесла Дежкина. – В каком году вы родились?

– В шестьдесят пятом, одиннадцатого сентября. Клавдия Васильевна, это обязательно? – занервничал Подколзин. – У меня работа, постоянные разъезды…

– От вас требуется написать заявление на имя прокурора, – Дежкина положила перед ним листок. – Не бойтесь, вас не затаскают по кабинетам и судам. Заявление – это простая формальность, без него я не имею права открыть уголовное дело.

– Все равно же никого не найдете.

– Но я должна хотя бы попытаться. Лжемилиционеры – единственная зацепочка, за которую можно ухватиться. Узнай я, кто приказал им совершить на вас нападение и…

– Легко сказать, – хмыкнул Подколзин. – Наверняка их уже давным-давно в Москве нет.

– А мы составим фотороботы и разошлем по всей стране. Вы лица хорошо запомнили?

– Еще бы.

– Тогда пишите.

– А что писать-то? У меня, вообще-то, с этим проблемы. В школе за сочинение выше тройки с минусом не получал.

– Про митинг можно не упоминать, – задумавшись на мгновение, сказала Клавдия. – Начните с того самого момента, когда в вашу дверь позвонили…

– Не позвонили, а постучали. Громко.

– Пишите-пишите… Укажите точное время. Не забудьте про милицейскую форму и удостоверения.

– А куда и чем били, тоже указывать? – Подколзин старательно водил шариковой ручкой по бумаге.

– Обязательно.

– А про то, что один из них шепелявил?

– Шепелявил?.. – Дежкина тотчас отчетливо вспомнила голос парня из старенького «Жигуленка», который сидел слева от нее. – Тот тоже шепелявил. Похоже, что мои похитители и ваши налетчики – одни и те же люди.

– Вот и чудненько! – оживился Михаил. – Давайте заведем дело о вашем вероломном похищении, а я пойду домой.

– Нельзя, – покачала головой Клавдия.

– Это еще почему?

– Следователь не имеет права заводить уголовное дело, по которому он сам проходит как потерпевший или даже свидетель.

– Так попросите кого-нибудь из своих коллег.

– Мне не хотелось бы посвящать в свои проблемы посторонних.

– Неужели никому не доверяете? – Михаил понизил голос да шепота.

– Дело не в этом… – не очень уверенно ответила Клавдия.

– Даже этому своему? – Подколзин кивнул на чубаристовский стол. – Сами же говорили, что ближе него…

– Витя слишком загружен, он просто не потянет еще одно дело. И потом, я не об этом.

– Понятненько, – вздохнул оператор. – Значит, мне одному придется отдуваться за нас двоих. Эх, где наша не пропадала? – И он, что-то тихо бормоча себе под нос, застрочил с невероятной быстротой. Видно, его наконец посетило писательское вдохновение.

– Клавочка Васильевна! – В дверном проеме появилась Лина Волконская. Ее взгляд стремительно пробежал по кабинету и замер на пустующем кресле Чубаристова. – А я к вам. Можно?

Бедная Лина. Каждый раз она придумывает что-нибудь, лишь бы скрыть настоящую причину своего появления и прокуратуре.

– Чайку? – подмигнула ей Дежкина.

– Конечно, кто же от вашего чая откажется?

– Познакомься, это товарищ Подколзин, талантливый телевизионный оператор.

– Очень приятно, – Лина сделала что-то вроде реверанса, но руки не протянула.

– Так уж и талантливый… – Михаил с интересом рассматривал медэксперта. – Кстати, мы с нами не знакомы?

– Нет-нет… – ответила Лина.

По правде сказать, она испытывала разочарование, смешанное с неловкостью, и в любой момент готова была по-девчоночьи расплакаться. Вместо Витеньки Чубаристова ей подсовывают какого-то смазливого оператора, и он еще имеет наглость заигрывать с ней.

– И никогда прежде не встречались? – Казалось, еще немного, и ослепительная улыбка навсегда останется на лице Подколзина.

– Не отвлекайтесь, Мишенька, не отвлекайтесь, – Клавдия сильно сжала ладонью его плечо.

– Однозначно, мы где-то встречались! – не успокаивался Подколзин. – У меня прекрасная память на лица! Стоит мне один раз увидеть человека – и все. Щ-щ-щелк! – и на всю жизнь! Ну, признайтесь, Линочка! Где? Не каждый же день приходится встречать таких обворожительных девушек. Я же буду мучиться, пока не вспомню.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала Лина. Эти навязчивые знаки внимания раздражали ее, выводили из себя. Не мог ничего пооригинальней придумать, кроме как «мы нигде не встречались?». Тьфу! Банальщина какая!

– И пирожок не попробуешь? – спросила Клавдия.

– Нет, как-нибудь в другой раз, – Лина начала пятиться к двери. – До свидания, Клавдия Васильевна. Простите, если что не так…

– Черт побери, вспомнил! – Подколзин аж подскочил в кресле. – Восемьдесят девятый год! Начало июня, актовый зал Первого медицинского института! Вы были там?

– Была… – растерянно проговорила Лина.

– И я был! – радостно ударил в ладоши Михаил. – Нас тогда со съемочной группой послали на выпускной вечер за репортажем для программы новостей. А вы, Линочка, в студенческом капустнике участвовали, выходили на авансцену в роскошном белом платье и пели «гаудеамус игитур, ювенес дум су-умус», после чего вступал хор, зажигались свечи и тому подобное.

– Точно! – подтвердила Лина. – Я была в белом платье. Я пела. Вам понравилось?

– Ну-у-у-у… как сказать, чтобы не обидеть? – Подколзин скрестил руки на груди и попытался изобразить на своем лице нечто серьезное. – Голосок у вас приятный, но с музыкальным слухом явная проблемка, на полтона не дотягиваете.

– Это правда, – нисколько не обидевшись, согласилась с ним девушка. – Меня же тогда буквально силком на сцену выпихнули и заставили солировать. А я потом весь вечер проплакала от обиды.

Волконская подсела к столу и с жадностью начала уплетать пирожки. Ее больше не раздражал «этот наглый тип», а, наоборот, даже казался ей симпатичным. Во всяком случае, собеседником он был отменным. (Михаил пустился рассказывать смешные истории из телевизионной жизни.) Лина смеялась.

Каждую свою историю оператор начинал одинаково: «Со мной еще один прикольный случай приключился». Если бы Лина только знала, что таких «приколов» было припасено у Подколзина на все случаи жизни.

– Я всегда мечтала быть артисткой, – отхохотавшись после очередного «прикола», сказала Лина. – И даже в массовке однажды снималась. Хотела в театральный поступать. Но родители были против, особенно папаша. Он мечтал, чтобы я стала врачом, людей лечила. Вот, лечу теперь… жмуриков.

– В каком смысле? – не понял Подколзин.

– В прямом. Медицинский эксперт я, понимаете? – Лина тремя глотками осушила стакан, будто в нем было вино, а не остывший чай.

– И в чем же заключается ваша работа?

– Я должна установить причину и время смерти и составить подробный отчет. Я уже точно могу определить, сколько дней труп пролежал, сам ли покойник повесился или же его сначала придушили. Вы, например, знаете, что когда человек заживо сгорает, его тело непроизвольно принимает положение так называемой «боксерской стойки»?

– Как это?

– Линочка, съешь еще пирожок. – Клавдия Васильевна почувствовала, что Волконская постепенно начинает заводиться. Бедняжку всегда заносило, когда речь заходила о ее работе.

– А вот так! – Лина скрючилась на стуле, скорчила ужасную рожицу, левой рукой прикрыла челюсть, а правую вытянула вперед.

– Забавно… – натянуто улыбнулся Михаил. – У вас чертовски интересная работа. Так сказать, расширяет кругозор и закаляет характер.

– Да уж, характер у меня – будь здоров, – с гордостью произнесла Лина. – Не каждый мужик выдержит. Особенно в последнее время, когда мода пошла на всякие извращения. На днях нашли паренька, белобрысого такого мальчишку. Несколько раз пырнули ножом в область сердца, но не в этом суть… Ему еще и веки бритвой срезали, представляете?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю