Текст книги "Компромат"

Автор книги: Ирина Зарубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Понедельник. 14.17–15.31

– Представь себе, слышишь меня? Представь, говорю, стою я на перроне вокзала, жду поезда. Салага еще, только-только демобилизовался. Возвращаюсь домой. До поезда – часов пять, а делать нечего. И вдруг чую я… слышишь меня? Чую, что кто-то смотрит прям в упор. Поворачиваюсь: мужик стоит. В пальто, в черной шляпе – чин чином. Стоит, значит, и на меня смотрит. Чего надо? – думаю, может, пидор какой-нибудь? Ну, думаю, только подойди, я тебя так отошью – всю жизнь кровью харкать будешь. А он, слышь меня, берет да и подходит. И говорит: «Я за тобой, солдатик, давно наблюдаю. Вроде ты пацан хороший. Ты чего плохого не подумай. У меня поезд через двадцать минут, я в этом городе проездом, а у любимой девушки, которая здесь живет, день рожденья сегодня, двадцать лет исполняется. Мы с ней в ссоре… но я ей подарок передать хотел – вот этот торт. – И он, слышь меня, протягивает мне большущую коробку. – Уважь, говорит, солдатик, отвези торт, если у тебя время в запасе имеется. А я тебе за это четвертак дам и еще деньги на такси туда и обратно»… А мне чего? Мне хорошо. В солдатском кармане четвертак в те времена совсем не лишний был. В восемьдесят втором на этот четвертак что хочешь купить можно было. Конечно, взял я этот торт, четвертак и деньги на мотор в придачу, адресочек и поехал к крале его. Приезжаю. Приезжаю к крале, а там гульба идет, дым коромыслом. Не успел я в двери позвонить, выскочила орава, под руки подхватила, даже не спросили, кто я и откуда. Тут же за стол… тут же штрафную… ну, опрокинул я сто грамм за здоровье именинницы и говорю: вам, мол, привет от Евгения и поздравления. Ну, именинница: ах, ох! Где же мой Женечка, да как же он не заехал! А ты, говорит, солдат, раз ты друг моего Женечки, значит, и мне самый близкий друг! Между нами: я б с ней и поближе подружиться не отказался, спелая девка, как малина в июле. Расцеловались мы с ней, и я ей торт протягиваю. Ой, кричит она, от Женечки подарок, какая прелесть! Открывает она коробку… и тут – сажусь я на пятую точку, да так основательно, что подняться не в силах. Торт-то он торт, но сверху, как свечками, сплошь свернутыми полтинниками утыкан. По тем временам – целое состояние. Хорошо, мужик меня на вокзале не предупредил об этом, а то не ручаюсь, что довез бы подарочек в целости-сохранности. Ну, делать нечего – дело сделано. Компания загалдела, но не так чтобы очень… как видно, им такая уйма деньжищ не в диковинку была, не то что мне. Стали выдергивать полсотенные из торта, складывать на столе. Я на деньги гляжу – оторваться не могу. А что, солдатик, спрашивает именинница, нравится тебе подарочек? Чего ж не нравиться – нравится! Ладно, говорит она, раз ты мне его в целости-сохранности доставил, сыграем с тобой в игру. Поплюй, говорит, на ладошку да хлопни по этой кучке рукой: сколько купюр к ладони прилипнет – все твои. Меня аж пот прошиб. А гости смеются, кивают: мол, давай, служивый, не дрейфь! Ну, поплевал я, значит, на руку… а ладонь у меня, слышь, как лопата, не жалуюсь. Поплевал на руку и ка-ак шмякну об стол, прям ножки у того затрещали… И начинаю подымать руку. – Шофер вдруг умолк, и Веня, не выдержав паузы, подал голос:

– Ну?

– Ну – баранки гну! Вот тут-то я и проснулся! – водитель заржал на весь салон микроавтобуса.

Веня смутился.

– Выходит, это был всего лишь сон? – разочарованно протянула инспектор угро, плотная, средних лет женщина с пухлым, как у ребенка, лицом.

– И надо ж было так долго об этом рассказывать, – пожал плечами Беркович.

Клавдия ничего не сказала.

Она сидела, молча уставясь в окно, и, кажется, даже не слышала болтовни водителя.

Миновав очередной светофор, микроавтобус вырулил на знакомую площадь.

– Вот здесь, пожалуй, остановите, – распорядилась Дежкина.

Она вышла из автобуса и огляделась.

Это было одно из самых оживленных мест в столице. Множество витрин, лотки вдоль тротуаров, сверкающие даже средь бела дня неоновые афиши.

Как и в прошлый раз, по площади стремительно неслись людские потоки.

Они пересекались друг с другом, образовывали нечто вроде небольших круговоротов, рассасывались у дверей больших магазинов и вновь набирали силу на перекрестках.

– Обменный пункт должен быть где-то здесь, – объявила Клавдия, вернувшись в автобус.

– Позвольте, – удивился Беркович, – как это «должен быть» и что значит «где-то здесь»? Вы что же, выходит, запамятовали, где были?

– Я вошла туда другим путем, – стараясь не выдать своего замешательства, объяснила Дежкина, – какая-то бабуля долго водила меня по подворотням, а затем втолкнула в этот обменный пункт.

Беркович и Веня выразительно переглянулись.

В устах старшего следователя городской прокуратуры особенно трогательно звучали слова про бабушку-старушку, с которой она плутала по задворкам.

– Сама знаю, – произнесла Клавдия, угадав реакцию коллег, – это глупо. Но я не придала происходящему никакого значения. Придется теперь искать…

– А может, есть смысл двинуться прежним путем? – предложил Веня. – По злачным местам, по стопам таинственной бабульки, так сказать…

Дежкина отвергла этот совет.

– Уж там-то я точно запутаюсь… какие-то черные ходы, мусорные свалки… Нет-нет, это исключено!

Веня и Беркович снова переглянулись.

– Здесь где-то рядом должно быть крыльцо обменного пункта, – сказала Дежкина. – Надо искать. Искать обменный пункт.

– Который? – язвительно поинтересовался Беркович. – Вот этот? – И он ткнул пальцем в вывеску напротив: ОБМЕН ВАЛЮТЫ.

– Ну вот, я же говорила, он тут где-то рядом! – обрадовалась Клавдия, но Беркович погасил ее радость.

– Или, может, этот? – спросил он и указал на точно такой же вход и точно такую же вывеску в двух шагах от первой.

Дежкина растерянно воззрилась на эту вторую вывеску.

– А вон еще один пункт! – воскликнул Веня.

– Здесь на каждом шагу обменные пункты, – подытожила инспектор угро, – в каком же были вы?

– Я… я не знаю, – призналась Клавдия.

– Допустим, вы вошли с задней двери, – терпеливо допытывался Беркович, – а уходили?

– Уходила с парадного крыльца.

– Значит, вы должны помнить, – настаивал он, – с какого именно.

– Должна, – понуро согласилась Дежкина, – но… не помню. Было уже темно. Горели фонари. Я как-то сразу очутилась в толпе и не успела толком оглядеться. И потом… я не придала этой истории никакого значения. Ну поговорили – и ладно… Кто же думал о таких последствиях.

Веня ей сочувствовал.

– Я бы тоже запутался. Клавдия Васильевна, и все-таки попытайтесь вспомнить какой-нибудь ориентир… вдруг поможет.

– Да вот он, ориентир, – чуть не плача, простонала Дежкина, – рекламный щит с Жириновским. Я еще подумала тогда: ну и физиономия. С таким личиком в кино бы сниматься. Вместо Крамарова… Вон тот дом – тоже ориентир. И супермаркет в цокольном этаже здания – тоже помню. Столько ориентиров – и никакого толку.

– Может, вы вспомните какие-нибудь особые приметы внутри обменного пункта? – подсказал Веня.

– Приметы?.. – Клавдия старательно пыталась восстановить в памяти интерьер помещения. – Лампа под потолком… дневного света. Что еще?.. Кабинки с окошками, в окошках жалюзи… Да, – встрепенулась она, – там еще плакат был ПОКУПКА – ПРОДАЖА… я по нему и догадалась, что это обменный пункт!..

Она с надеждой поглядела на собеседников, надеясь, что ее слова вызовут у них какую-нибудь подсказку.

Увы, Беркович лишь кисло усмехнулся, а Веня пожал плечами.

Дежкина огорченно вздохнула.

Кажется, она впервые оказалась в роли человека, дающего свидетельские показания, и теперь вынуждена была признаться, что не такое уж это простое дело.

– Что же делать? – виновато пробормотала она.

– Действовать! – решительно воскликнул фотограф. – С какой стати мы тут расселись и размышляем, что да как! Надо пройти по всем обменным пунктам, авось и найдем.

– Ну да, – отмахнулся Беркович, – будем ходить и спрашивать: «А не у вас ли, скажите, пожалуйста, допрашивали следователя городской прокуратуры и угрожали расправой?»

– Можете оставаться, – заявил Веня. – А мы с Клавдией Васильевной пойдем. Согласны, Клавдия Васильевна?

Дежкина благодарно кивнула.

Они выбрались из микроавтобуса. Инспекторша, слегка помедлив, последовала за ними.

Беркович надулся и отвернулся к окошку.

У первой же двери следственную бригаду ждал сюрприз.

– Вход по одному, – распорядился невидимый динамик, едва они попытались войти.

– Мы из городской прокуратуры.

– Да хоть из кабинета министров.

– У нас полномочия…

– Ничего не знаю. Вход по одному, – упрямо отвечал «казенный» голос.

– Звучит похоже, – шепотом сообщила Дежкина. – Я, пожалуй, пойду первая – осмотрюсь.

Она очутилась в небольшом помещении, вытянутом в длину, по правую руку виднелись одинаковые узкие кабинки.

Сумрачный охранник, вооруженный автоматом, показал Клавдии на крайнюю из них.

Дежкина нерешительно двинулась вперед, пытаясь отыскать запомнившийся ей плакат с надписями: ПОКУПКА – ПРОДАЖА.

Плаката не было, – как и задней двери.

– Гражданка, – рявкнул охранник, – вы сюда на экскурсию пришли или деньги менять?

– Извините, я передумала, – ответила Клавдия и выбежала вон.

Веня и инспекторша по ее лицу сразу поняли, что этот пункт – пустой номер.

– Двинулись дальше, – распорядился Веня.

Они обследовали пять точек; в каждой Клавдию встречал мрачный вооруженный бугай, как две капли воды похожий на предыдущего, называл номер кабинки и провожал подозрительным взглядом. В каждой кабинке были одинаковые оконца с жалюзи изнутри. И каждый раз Дежкина возвращалась с мрачным лицом: нет, не то.

Помещения обменных пунктов, обустроенные в цокольных этажах зданий, были обставлены одинаково. Под потолком каждого сияла стандартная цилиндрическая лампа дневного света.

В трех пунктах Дежкина обнаружила задние двери. Злополучного плаката нигде не было. Но ведь убрать его из помещения было проще простого. Возможно, это и сделали.

Стоп!

Дежкина просто окаменела от своей внезапной догадки. Застыла на полпути к очередной кабинке, и наблюдавший за нею охранник невольно сжал покрепче приклад автомата.

– Извините, – пробормотала Дежкина, – я передумала…

– Он?! – в один голос крикнули Веня и инспекторша.

Клавдия покачала головой – нет.

– Ребята, – тихо произнесла она, – кажется, я поняла, ЧТО нам надо искать.

– В каком смысле: что? – удивился Веня. – Разве мы уже не ищем обменный пункт?

– Нет, – сказала Дежкина. – Вместо обменного пункта мы должны искать совсем другое…

Сказав эту странную фразу, она устремилась вперед, на ходу осматривая стены зданий. Ничего не понимающие спутники едва поспевали за ней.

– Вот! – остановившись у железной двери, сказала Клавдия. – Вот это место.

На вывеске значилось: ОБЩЕСТВО «ДРУЖОК». И чуть ниже – «ВАКЦИНАЦИЯ ДОМАШНИХ ЖИВОТНЫХ И КРУПНОГО РОГАТОГО СКОТА».

Клавдия провела ладонью по оббитой бугристым железом поверхности и осторожно потянула за ручку.

– Закрыто, – обернулась она к своим спутникам. – Я думаю, надо вызывать подмогу и вскрывать дверь.

– А вы не ошибаетесь? – с сомнением в голосе спросила инспекторша. – Это, я бы сказала, не совсем то, что вы нам описывали.

– Не ошибаюсь, – уверенно ответила Дежкина. – Веня, тащи сюда Берковича, нечего ему в машине прохлаждаться. Будем вырабатывать план совместных действий!

Фотограф опрометью понесся к микроавтобусу.

Ни он, ни Клавдия, ни инспекторша угро не знали, да и откуда им было знать, что в этот самый момент из окна четвертого этажа здания напротив за их действиями наблюдает внимательная пара глаз.

– Алле, милай? Сергей Сергеича мне. Это бабушка Василиса говорит. Вы просили позвонить, ежели что. Так вот: она опять пришла. И стоит у двери. Уж этого я не знаю… я только сейчас увидала. Не одна. Три человека их. Машина подъехала. Четвертый выходит. По-моему, дверь открывать собираются. Так что приезжайте, ежели чего…

Понедельник. 14.15–15.09

Клоков молчал. Что там творилось в его буйной головушке, Чубаристова не интересовало. Охотника не должны интересовать мысли зайца. Иначе промахнется.

– Так кто убил Долишвили? – повторил он вопрос.

– Это ты узнаешь в самую последнюю очередь… – ответил Дум-дум. – Ты хочешь все и сразу, а я предпочитаю держать в рукаве козырного туза до конца кона.

– Зайдем с другой стороны. Кому была выгодна смерть Долишвили?

– Без комментариев.

– Но ты ведь знаешь, кто отдал приказ прикончить Резо?

– Догадываюсь, – неопределенно ответил Клоков. – Я более чем уверен в том, что ты не имеешь никакого представления о Долишвили, о его характере, о мировоззрении, о его взглядах на жизнь.

– Я сравнивал показания свидетелей. Противоречивая натура.

– Вот именно, – сказал Павел. – Он не был бандитом по своей сути, он был другим, будто не от мира сего. Он хотел сделать жизнь лучше…

– Чью жизнь? Только без патетики.

– Жизнь всего нашего общества, всей России.

– Ну-ну-ну, прямо какой-то святоша получается, – улыбнулся Чубаристов. – Ангел-мессия с руками по локоть в крови.

– Насчет крови – это вопрос спорный. Резо боялся ее.

– Еще бы, станешь тут бояться. Если слить всю кровушку его жертв в одну емкость, получилась бы железнодорожная цистерна.

– Резо не убивал.

– Неужели? А как ты в таком случае это объяснишь?

– Резо не убивал… – повторил Павел. – Это все наговоры, пасквили. Легче всего свалить свою вину на покойника, он же не сможет оправдаться. Ты, Виктор, поддался на провокации. Клюнул. Заглотил наживку. Осторожно, не подавись… У Резо даже не было воровской клички, а это уже о многом говорит. Он был не таким, как все.

– А откуда взялась твоя кличка? – Виктор резко сменил тему, вовремя смекнув, что Клоков начинает заводиться. – Почему «Дум-дум»?

– Есть такие разрывные пули – «дум-дум».

– А-а-а, в этом смысле…

– Это Рекрут как-то назвал меня в шутку Дум-думом за мой взрывной характер. Так и закрепилось…

– Рекрут? – заинтересовался Чубаристов. – Тот самый? Новоспасский мальчиш-плохиш?

– Наслышан?

– В общих чертах… Пять лет назад я готов был отдать все для того, чтобы мне дали расследовать его убийство.

– Не дали?

– Нет… – Виктор задумался. Служебное фиаско пятилетней давности острой занозой сидело в нем.

– А убийцу нашли?

– Нет.

– Вот так работает наша прокуратура, – хохотнул Клоков. – Ищет милиция, ищут родители… А ведь удивительный был типаж.

– Жил грешно и умер смешно?

– Да уж, некоторые моменты его биографии следовало бы включить в школьные учебники. Казалось бы, растет себе парнишка в приличной провинциальной семье, учится на «отлично». Мать – врач, батя на работе вкалывает, каждый последующий день похож на предыдущий. Школа, спортивная секция, кружок «умелые руки»… Но вот настает время, когда милому воспитанному мальчику приходится идти в армию. И попадает он в диверсионную группу, воюет в Анголе, на Ближнем Востоке. Не в игрушечки играет типа «кто дальше закинет гранатку», а стреляет в людей, подкладывает мины, взрывает мосты. Ясно, что после этого у парнишки крыша съезжает. Дембельнулся он, значит, и жизни своей без острых ощущений уже не представляет.

Очень любопытно. Но какое это имеет отношение к делу Долишвили?

А ты слушай-слушай и на ус мотай… – хитро сощурился Клоков. – Может, пригодится. Рекрут, тогда он еще был просто Ленькой Ситцевым, поступил в институт физкультуры, не помню уж на какой факультет. На втором курсе до полусмерти избил педагога. Ну, не сдержался, бывает… В нынешнее время можно было откупиться, и не за такие делишки могущественные папаши своих детишек отмывают, но тогда шли семидесятые годы, да и денег у его папаши не было. Короче, исключили Рекрута из комсомола, с позором турнули из института. Он не очень-то и переживал по этому поводу, стал подпольно издавать книги. «Самиздат» помнишь? Ну вот печатал он Солженицына, Аксенова, других писак. Прибыльное дело. Милиция его не трогала, но была другая проблема – рэкет, слаженная и хорошо информированная бандочка вымогателей… На Рекрута круто наехали, пригрозили оружием, уложили на пол, ударили несколько раз… Он вынужден был заплатить дань.

– И после этого бросил обидку?

– Да, в армии его приучили, что на каждый удар нужно отвечать ударом такой чудовищной силы, чтобы он стал последним. Рекрут выследил каждого из рэкетиров, установил места их проживания, а затем собрал своих самых преданных друзей на первый в его жизни «сходняк». Он спросил их: «Вы со мной?» И друзья ответили: «Да». Так родилась банда Рекрута.

– И рэкетирам не поздоровилось?

– Рекрут был молод и не испытывал удовольствия от убийств. Он оставил всех своих противников в живых, в назидание отрубив им мизинцы на обеих руках, а кое-кто из них перешел в его команду, дав клятву верности. Рекрут начинал свою преступную карьеру эдаким Робином Гудом местного значения, защитником бедных и обездоленных. Но романтики в нем хватило ненадолго. По своей неопытности он не знал, что весь городской рэкет работал с негласного разрешения милиции…

– И его сразу взяли?

– Да, влепили по полной программе за членовредительство. И главными свидетелями стали «перебежчики», они без зазрения совести предали его. Восемь лет строгача. Именно в тюрьме он и получил свою кличку за то, что каждое утро отжимался от пола тысячу раз.

– А банда распалась?

– Не совсем… Можно сказать, что все ее члены ушли в вынужденный отпуск. Они не способны были существовать без лидера, без главаря и с нетерпением дожидались возвращения Рекрута. Но из тюрьмы он вышел совершенно другим человеком. Слова «нет» он больше не знал, вернее, не воспринимал. От его доверия не осталось и следа, он полностью изменил «кадровую политику», никого к себе не приближал и ни с кем не откровенничал. Для того чтобы попасть в его банду, человек должен был пройти через множество проверок, испытаний и провокаций, и, если после всего этого он все же вступал в «организацию», выход из нее был один – смерть. Своих людей Рекрут муштровал по армейской программе (учил всему, что узнал в армии, – стрелять, драться, профессионально убивать), постепенно доводил их до состояния эффективных и надежных роботов. Любые попытки бунта или даже намек на ослушание карались незамедлительно и жестоко. И вместе с тем Рекрут часто бывал мягок, добр и щедр, чем вызывал симпатию у гавриков. Он так называл своих подопечных – «гаврики». Он объявил войну конкурирующим группировкам только тогда, когда понял, что гаврики созрели для больших дел. Это был настоящий блицкриг. Весь Новоспасск очистили за каких-то пару дней, действовали быстро и слаженно, не жалея патронов, убивая направо и налево. Трупы вывозили в песчаный карьер, где скидывали в бездонный котлован, предварительно отрезав им мизинцы. На этот раз милиция не вмешивалась, ее высшие офицерские чины были подкуплены Рекрутом.

– Вот больной… – невольно поежился Чубаристов. – Солил он их, что ли?

– Почти угадал. Рекрут держал пальчики в специальном химическом растворе и любил демонстрировать эту коллекцию чужакам, которые приезжали к нему на переговоры из других городов. Мол, не рыпайся, а иначе с тобой случится то же самое.

– Это уже был какой год?

– Середина восьмидесятых, как раз перестройка началась. К тому времени Рекрут держал в своих руках всю область, был королем и богом в одном лице. На него стали работать тысячи людей, когда он открыл легальный бизнес – сеть издательских домов. Казалось бы, чего еще желать? Жизнь удалась! Но Рекруту было этого мало, он стремился заполучить власть над всей страной, объединить под своим началом все действовавшие тогда группировки. Предстояла большая война, и он не побоялся развязать ее, отправившись в восемьдесят шестом в Москву и захватив с собой самого верного гаврика по имени Резо… – Клоков замолчал.

– И что дальше? – нетерпеливо спросил Виктор, когда пауза уже достаточно затянулась.

– А вот об этом, дружок, ты узнаешь в следующей серии, – голосом ведущего передачи «Спокойной ночи, малыши» проговорил Павел. – А сейчас почисти перед сном зубки, ложись в кроватку и крепко засыпай.

– Хватит паясничать! – вскипел Виктор. – Тоже мне, сказочник выискался! Андерсен хренов…

– Жду тебя через неделю, – сухо сказал Клоков. – И не забудь прихватить с собой письменный ответ от начальства. Иди-иди, легавый… Сегодня ты больше не услышишь от меня ни слова.

Понедельник. 15.32–17.03

Беркович с сомнением оглядел неприглядную дверцу. Непонятно было: то ли он, как и недоверчивая инспекторша, сомневается в правоте Дежкиной, то ли ему просто-напросто лень было возиться с досадным этим недоразумением.

– Может, не надо пороть горячку? – осторожно спросил он, глядя себе под ноги. – Давайте сначала разузнаем, что да чего… А вдруг этот самый «Дружок» подымет крик про нарушение законности и прав человека?

– Нарушение прав крупного рогатого скота, вы хотели сказать, – язвительно произнесла Клавдия. – Послушайте, друг мой, не морочьте себе и нам головы… вскрывайте! Ответственность я беру на себя.

Беркович пожал плечами, вздохнул и склонился к замочной скважине.

– Эге, – пробормотал он, – а запоры-то знатные! Тут не ключ, тут полпуда динамита надобно…

Он не успел договорить.

Взвизгнув тормозами, у тротуара остановилась новенькая белая иномарка с радужно-туманными стеклами.

Дверь машины распахнулась, и на асфальт ступила длинная женская нога в узкой туфельке на неправдоподобно высокой шпильке.

– Ух, ты!.. – выдохнул Веня и непроизвольно потянулся к фотоаппарату.

Это была роскошная красотка.

«Поярче кинозвезды», – подумала Клавдия.

Неказистая инспекторша презрительно хмыкнула при виде такой ослепительной красоты. Беркович же так и застыл в полусогнутом состоянии.

– Хелло!.. – небрежно произнесла красавица, приближаясь. – На вакцинацию?..

Она крутила на пальце брелок с поблескивающим ключом, а другой рукой поправляла золотистый, крашеный, наверное, локон.

– Вы хозяйка этого заведения? – официальным тоном обратилась к ней Дежкина.

– Предположим. А вы кто? Вообще-то, – лениво произнесла блондинка, – лучше, пожалуй, вызвать милицию… Пусть там с вами разберутся. Ничего себе: средь бела дня взламывать чужую частную собственность…

– Не надо никого звать, – сказала Клавдия, извлекая из своей сумки удостоверение, – мы уже здесь.

Красавица ничуть не удивилась.

Небрежно скользнув взглядом по красной книжечке с надписью ПРОКУРАТУРА, она сложила руки на груди и испытующе поглядела на Дежкину:

– Ну-ну. В таком случае позвольте узнать, чем обязана?

– Не вижу смысла обсуждать серьезные вопросы на ходу. В ногах, как говорится, правды нет, – улыбнулась ей Дежкина.

– Моя машина тесновата для такой компании.

– А я и не говорю о машине. Как хозяйка, вы могли бы пригласить нас вот сюда, – Клавдия указала на дверь.

– Обычно в гости не набиваются так нахально…

– Вы не поняли, – раздельно произнося слова, сказала следователь. – Мы не гости. И я бы не рекомендовала вам продолжать вести себя подобным образом. Разумеется, если не хотите дополнительных неприятностей.

Красавица выдержала долгую паузу, словно бы решая для себя, стоит ли идти на открытый конфликт, затем ее губы дрогнули и вытянулись в фальшивую, но якобы беспечную улыбку.

– О’кей, – кивнула она, – надеюсь, все полномочия у вас имеются и документы в порядке.

Клавдия протянула листок с синей печатью.

Блондинка едва взглянула на него.

Прогулочным шагом, вихляя бедрами, она поднялась на ступени крохотного крыльца и вынула из сумочки связку ключей – не чета тому, что болтался на брелке.

Беркович, по-прежнему завороженно наблюдавший за хозяйкой «Дружка», покорно уступил ей место у двери.

– Интересно узнать, – усмехнулась красавица, колдуя над замками, – с чего бы прокуратура решила навестить мою скромную фирму?

– Немного терпения, – не стала вдаваться в подробности Клавдия.

– Что ж… Бог терпел и нам велел, – сказала блондинка. – Надеюсь, госпожа следователь, этот визит завершится к нашему обоюдному удовлетворению.

– О, да! – пылко воскликнул Беркович, задетый за живое словом «удовлетворение», и зарделся, как майская роза.

Хозяйка поощрила его ласковым взглядом и вновь обернулась к Дежкиной:

– Госпожа следователь…

– Можете называть меня Клавдией Васильевной, – разрешила Дежкина.

– А я – Ираида Петровна. Будем знакомы, – красавица протянула холеную руку.

– Прокурор-криминалист, – немедленно отрекомендовался Беркович, – одинокий мужчина в полном расцвете сил.

– Заметно, – усмехнулась Ираида Петровна.

Клавдия только сокрушенно покачала головой, а некрасивая инспекторша вновь презрительно хмыкнула.

Дверь наконец поддалась.

Следственная бригада очутилась в помещении «Дружка».

– Это мое скромное хозяйство, – развела руками блондинка, – уж не знаю, чем оно вас заинтересовало…

Веня и Беркович растерянно оглядывались по сторонам.

Выкрашенные в ровный серый цвет стены были украшены плакатами с изображением пекинесов, лаек, спаниелей, попугаев ара и персидских кошек.

Вдоль стен рядком стояли стулья.

Все.

Единственное, что соответствовало подозрениям Дежкиной, была небольшая дверца в дальнем углу помещения.

– Этим ходом мы никогда не пользуемся… даже не знаю, открывается ли он, – сообщила Ираида Петровна, перехватив внимательный взгляд Дежкиной. – Скажу по секрету, – продолжала она, – сегодня фирма переживает не лучшие времена. Клиентов нет, а те, что приходят, – простые отечественные нищие, бывшие инженеры и профессора. У них не то что на импортную прививку, – у них на новый носовой платок денег не хватает.

– Что ж, Клавдия Васильевна, – с нажимом произнес Беркович, – приходится признать, что на сей раз вы допустили ошибку. С кем, как говорится, не бывает. – И он направил ослепительную улыбку Ираиде Петровне.

Та в ответ уже изобразила на лице сочувствие и собиралась согласно покивать головой, когда Дежкина вдруг стремительно подскочила к стене и, с треском оторвав край плаката с изображением лохматого терьера, обнажила зарешеченное оконце… как раз на уровне груди.

Возникла пауза.

– Что… что вы делаете? – растерянно произнесла хозяйка.

– Вот оно, – не удостоив Ираиду Петровну взглядом, объявила коллегам Клавдия. – За этими плакатами спрятаны еще три-четыре точно таких же… можете убедиться!

– Надо же, – только и смог пробормотать Евгений Борисович, ослепленный страстью и раскаянием.

Веня вскинул фотоаппарат и защелкал затвором, а инспекторша двинулась вдоль плакатов, ощупывая их.

– Тут окошко, – озабоченным голосом докладывала она, – и еще одно. И тут… Пять штук! – по-военному отрапортовала она.

– Ну и что? – Ираида Петровна пыталась взять себя в руки, однако даже под густым слоем грима было видно, как сильно она побледнела. – Это осталось от прежней конторы. Здесь раньше было какое-то бюро или касса… А что, собственно говоря, вы ищете?

– Евгений Борисович, – позвала Клавдия, – подойдите сюда. Видите, белые волоски, – указала она на карниз окошка.

– Собачья шерсть, – подтвердил посрамленный Беркович, всеми силами жаждущий загладить вину.

– То-то и оно, – усмехнулась Клавдия. – Я никак не могла понять, откуда у меня на рукаве налипшие шерстинки… Они так трудно отчищаются…

Она продолжала обследовать помещение.

– Вам не кажется, – вновь обратилась она к эксперту, – что совсем недавно здесь производилась перестановка? Обратите внимание на эту линию пыли… и сравните вот с этой…

Ираида Петровна мрачно наблюдала за происходящим.

Казалось, она уже поняла бесполезность отпирательств и лишь сосредоточенно решала для себя, о чем стоит рассказывать, а о чем умолчать.

– Задняя дверь должна открываться, – сообщила инспекторша. – Во всяком случае, недавно этим выходом пользовались. Здесь свежая грязь на порожке…

– Итак, – Клавдия холодно поглядела на хозяйку, – по-моему, вам есть что добавить к прежним своим показаниям.

– А по-моему, – отрезала Ираида Петровна, – я и без того была слишком разговорчива. Предъявите мне конкретное обвинение, тогда и побеседуем.

– Никаких обвинений я предъявлять не стану, – ответила Дежкина. – Меня лишь интересует, кто мог воспользоваться этим помещением не далее как вчера вечером?

– Понятия не имею, – глухо отозвалась хозяйка.

– У кого, кроме вас, имеются ключи от входной двери и от заднего крыльца?

– У моего мужа, – но он сейчас в Италии на научном симпозиуме.

– Вы уверены?

– Вчера вечером мы разговаривали по телефону. Он звонил из Рима, из своего гостиничного номера. Можете проверить, если угодно.

– Обязательно проверим, – заверила Клавдия, внося пометку в блокнот. – А теперь посмотрите внимательно: все ли, что вы оставляли здесь в свое последнее посещение, находится на прежних местах?

– Вот этот плакат не был оторван, – зло кивнула в сторону лохматого терьера Ираида Петровна.

– Еще? – не теряла выдержки Дежкина.

– Не знаю.

– Когда вы были здесь в последний раз?

– Не помню.

– А вы попытайтесь.

– Не помню, – упрямо повторила хозяйка.

– В таком случае позвольте поинтересоваться, каким ветром вас занесло сюда сегодня и как раз в то время, когда мы пытались вскрыть дверь помещения?

Не подымая от пола глаз, Ираида Петровна ответила:

– Совпадение.

– Что ж, – вздохнула Клавдия, захлопывая блокнот, – не желаете давать показания, – не надо. Боюсь, однако, что вас ждут серьезные неприятности.

Блондинка снисходительно поглядела на Дежкину, а потом процедила сквозь зубы:

– Глупая ты…

– Вот как?

– Глупая и наивная. Ну и что ты узнала? Что вчера была именно здесь? А дальше? На каком основании ты меня допрашиваешь, а? Думаешь, эти твои корочки на кого-нибудь могут произвести впечатление? Да ты их в жопу себе засунь – свое удостоверение прокурорское. – Ираида Петровна засмеялась низким хрипловатым смехом. – Ну допустим, кто-то открывал вчера эту дверь и делал перестановку. А где тут криминал? Допустим, я отдала кому-нибудь свои ключи или ключи мужа. И что же? Да у меня за спиной такие тылы, вам и в страшном сне не снилось. Стоит мне только свистнуть – правда, свистеть лень, – она потянулась и попыталась изобразить зевок. – Так что давайте сворачивайте свои исследования и выметайтесь отсюда подобру-поздорову. А то я к педикюрше опаздываю. Она у меня капризная, ждать не любит.

Все члены следственной бригады внимательно выслушали этот длинный монолог. Беркович даже рот приоткрыл от изумления.

– Ну вот что, – грозным тоном начала было инспекторша, на лице которой возникло негодование и ледяная надменность, – ну вот что…

Она не договорила, – Клавдия жестом остановила ее.

– Мы уходим, – спокойно произнесла она. – Вы уже закончили? – обратилась к Вене и Берковичу. Они синхронно кивнули. – Славно. Как видите, мы не слишком задержали вас, Ираида… – она наморщила лоб, точно припоминая ее отчество, – Ираида Петровна. Полагаю, нам еще доведется встретиться.

– Вам же хуже, – криво усмехнулась Ираида Петровна и отвернулась.