Текст книги "Компромат"

Автор книги: Ирина Зарубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Четверг. 13.05–15.41

Дождь перестал.

По небу косяками шли низкие облака.

Порывистый ветер трепал полы пальто. Клавдия зябко поеживалась, удаляясь от дома Варвары.

Лена… Маленькая моя девочка.

Почему-то сейчас, думая о дочери, Клавдия представляла ее не подростком с подкрученной электрощипцами челкой, а крохотным младенцем, спящим у нее на руках.

Лена была поздним ребенком – так считала Клавдия, хотя родила ее еще до тридцати.

Она помнила день, когда вернулась из женской консультации и сказала опешившему мужу:

– Надо же… у нас опять будет ребенок!

Федор Иванович так и замер от этой новости.

Если честно, второго они не хотели.

Очень уж с Максимом намучились.

В детстве сын был болезненным, хилым и необыкновенно капризным существом.

Клавдия с содроганием вспоминала ночные бдения у кроватки, бесконечные укачивания, походы к врачу-педиатру, лечебные процедуры.

Если Дежкину спрашивали, не собирается ли она завести еще одного ребенка, она отмахивалась обеими руками.

Сама мысль о том, что придется вторично нарушить едва-едва установившийся жизненный уклад, вновь на долгое время покинуть работу, была для нее немыслима.

Не то чтобы Клавдия не любила детей, просто она считала, что не может позволить себе такую роскошь – заниматься только ими.

Ведь зарплаты Федора Ивановича едва хватало на питание, а ведь надо было покупать одежду, платить за утлую комнатку в коммуналке и тратиться еще на массу всевозможных необходимых вещей.

Поэтому Дежкина вышла из декретного отпуска на месяц раньше срока, отдав Максима на попечение свекрови, и занялась карьерой.

Карьера в ее понимании означала зарплату выше черты бедности.

Вот почему известие о новой беременности повергло супружескую чету Дежкиных в замешательство.

Клавдия с тоской оглядывала крошечную комнатку с единственным узким окном с видом на стену противоположного дома.

Максим подрос, ему нужна была нормальная кроватка. А где же еще расположить младенческую люльку, манежик и прочее? Где сушить пеленки?

Федор Иванович лежал на тахте, отвернувшись к стенке, и молчал.

Что и говорить, положение было не из легких.

– Если хочешь, Федя, я могу сходить к врачу, – робко предложила Клавдия. Они легли спать, но не спали, а лежали, глядя в потолок, по которому скользили ночные тени.

– Какой смысл? Ты уже была там, – не понял ее Федор Иванович.

– Нет, я о другом. Мне секретарша из прокуратуры рассказывала, в четвертой поликлинике ЭТО делают. Надо только принести справку, что жилищные условия не позволяют.

Она замолчала, ощущая сосущую пустоту под ложечкой.

Клавдия боялась признаться даже самой себе, что теперь уже не сможет отречься от зародившейся внутри нее новой жизни.

И больше всего на свете сейчас боялась, что муж не поддержит ее.

Федор Иванович тяжело ворочался, потом, приподнявшись на локте, заглянул ей в лицо.

Таким его она никогда не видела.

У Федора тряслись губы, а брови сурово сдвинулись на переносице.

– Ты что такое говоришь, а? Ты что говоришь? – шепотом, чтобы не разбудить спящего Максимку, выпалил он и задохнулся от негодования. – Клава! Ты – моя жена… и чтоб такое… Как ты могла?

Он резко отвернулся к стене.

Клавдия ощутила, как счастливое тепло обволакивает все ее тело.

Она приблизилась к его плечу и нежно прикоснулась губами.

Он все понял без слов.

Чуть больше чем через полгода появилась на свет Леночка, и все оказалось так, как представляла себе Клавдия: и теснота в комнате, и бессонные ночи, и пеленки над головой, – но почему-то теперь все это было в радость.

А потом Федор Иванович получил от завода новую квартиру, и первое время Клавдия никак не могла привыкнуть к этому трехкомнатному простору и лучше всего себя чувствовала на кухне, которая своей площадью напоминала ей бывшее жилище.

На кухне она готовила, вязала, шила, стирала, подключив к водопроводному крану новую стиральную машину, на кухне смотрела портативный телевизор. Только спать отправлялась в отдельную, с роскошным мебельным гарнитуром спальню.

Лена в детстве была не такая, как теперь. Ласковая, нежная, послушная, мамина помощница.

Переходный возраст, который из хилого, капризного Максима сделал крепкого, уверенного в себе парня, на Лене отразился противоположным образом.

Клавдия терялась в догадках, не ведая, как противостоять своенравию, эгоизму и недетской жестокости дочери.

Она боялась признаться себе, что Лена вышла из-под материнского крыла и оказалась юной женщиной, которая естественным образом становилась соперницей хозяйке дома.

Иногда, после особенно бурной ссоры с дочерью, Клавдия вспоминала давний разговор с мужем и ловила себя на том, что зря тогда поддалась своим чувствам и не сделала аборт. И тут же спохватывалась, гнала от себя прочь эту жуткую мысль.

Только теперь, оказавшись перед реальной возможностью потерять Лену, она поняла, насколько дорогим и любимым человеком была дочь.

Насквозь промокшая, вошла Клавдия в свой подъезд.

И только на лестнице поняла, что пришла домой, хотя собиралась вернуться в прокуратуру. Так уж, видно, устроен человек – в минуту опасности ноги сами поворачивают к дому.

Дверь отворил муж и, удостоив Клавдию коротким хмурым взглядом, заковылял на кухню, стуча своим костылем-шваброй.

По его виду она поняла, что новостей нет.

В комнате Максима попискивал компьютер.

Отжимая на ходу мокрые волосы, Клавдия прошла туда.

Скрючившись, как вопросительный знак, Максим сидел за компьютером и сосредоточенно выстукивал пальцем по клавишам.

– Привет, ма, – не оборачиваясь, сказал он, – чем порадуешь?

– Это я у тебя хотела узнать.

Максим вздохнул.

– Тружусь, как видишь. Слово какое-то дурацкое, ни в одном словаре ничего похожего не могу обнаружить. ХРЮКАЛОНА она и есть ХРЮКАЛОНА.

Клавдия вздохнула.

– Сколько можно тебе говорить, – не сиди сгорбившись. Осанку испортишь, будешь кривой, как сабля.

Федор сидел на кухне, уставившись в газету.

– Федь, давай хоть поговорим. Устала я, – пожаловалась она, садясь за стол, – просто сил никаких нет… Не знаю, где зацепки искать. Была в Смоленском переулке, разыскала старуху, которая меня на встречу с этим гадом проводила…

– И что?

– Ничего, – сокрушенно покачала головой Клавдия. – Бабка как бабка. Ей только денег дай, она хоть на Северный полюс кого угодно отконвоирует. Правда, узнала я, что приходил к ней странный человек по имени вроде Василий Васильевич. Он-то и нанял старуху.

– Интересные дела, – Федор Иванович поморщился и смолк.

Клавдия не стала его больше тревожить.

Спасибо ему, старается держать себя в руках, хотя весь на нервах, синюшные круги под глазами, похудел, осунулся.

Раньше бывали у них серьезные размолвки, переходившие в шумные скандалы. Это происходило, когда рабочие свои дела Клавдия ставила выше домашних.

В конце восьмидесятых случилась чудовищная история. О которой они старались не вспоминать, но которая дамокловым мечом висела над обоими.

Из служебного стола Клавдии пропали важные документы.

– Я точно помню, они лежали вот здесь. Вчера вечером перед уходом положила и заперла ящик на ключ, – говорила она Чубаристову, который холодным взглядом следил, как она паникует. – Вот ключ, и замок не взломан…

– Странно, – цедил Чубаристов, но в голосе его не было сочувствия.

– Куда они могли деться? Ума не приложу!

Документы касались деятельности одного сомнительного кооперативного объединения. Это были фальшивые накладные, поддельные расписки и еще много чего подобного, за что председателю объединения светил кругленький срок.

– Клавдия Васильевна, – ласково улыбался ей председатель, невысокий округлый человек с сияющей лысиной, до неприличия похожий внешностью и говором на тогдашнего главу государства, – должен вам сказать, что у вас напрочь отсутствуют ростки нового мышления. Мы живем в эпоху больших свершений, когда экономика государства совершает крутой поворот… это дело понимать надо.

– Я понимаю, – отвечала Клавдия, – только вот объясните, зачем подписи банковских служащих подделывать?

– Ах, Клавдия Васильевна, – сокрушенно качал головой председатель, – сразу видно, насколько вы неискушенный в этом вопросе человек. Ничего мы не подделывали. Все по закону. Знаете, как генеральный секретарь сказал: «Частная инициатива должна приветствоваться и поощряться!» А вы не поощряете. Нехорошо получается. Боюсь, будут у вас неприятности.

Частная инициатива председателя кооперативного объединения заключалась в том, что за полтора с небольшим года он умудрился перекачать из государственного кармана в собственный несколько десятков миллионов долларов, занимаясь махинациями на рынке цветных металлов.

Он купил себе виллу на Канарских островах, дом в Лондоне и семикомнатную квартиру на Елисейских полях в Париже. И уже собирался распрощаться с любимым государством и махнуть в далекие края, когда обиженный компаньон отнес компрометирующие документы в прокуратуру.

Радетель нового уклада в экономике был арестован в аэропорту Шереметьево-2, можно сказать, у самого трапа самолета.

Эти-то важные материалы и пропали из закрытого стола Дежкиной.

Разразился скандал.

Городской прокурор – в тот год им был Олег Витальевич Комов, личность весьма малопримечательная, – брызгал слюной и орал в своем кабинете так, что было слышно на первом этаже здания.

– Что это значит?! – Он тряс перед лицом Клавдии голубеньким листком. – Как вы смели! Да я вас! В порошок… Под суд!

Голубенький листок, пришедший на имя городского прокурора по почте, содержал информацию о том, что старший следователь горпрокуратуры Дежкина Клавдия Васильевна за крупную взятку согласилась уничтожить документы по делу о хищении в особо крупных размерах.

Партия была разыграна с блеском.

Клавдии светил солидный срок в местах не столь отдаленных.

Председатель кооператива загадочно улыбался и разводил руками.

Анонимка подобного же содержания пришла и на завод к Федору Ивановичу.

На заводе немедленно собрали коллектив и принялись обсуждать преступное поведение супруги коммуниста Дежкина Федора Ивановича.

Федор Иванович сидел, сгорбившись, на скамейке в углу сцены и не смел поднять глаз.

Коллектив выступал грозно и единодушно.

Слово «позор» хлестало несчастного Дежкина наотмашь.

Измочаленный, он пришел домой… и закатил супруге такую истерику – небо дрожало.

В прокуратуре на основании анонимки завели дело.

Сотрудники старались обходить Дежкину стороной, а при случайных встречах в коридоре отводили глаза.

Председателя кооператива выпустили на свободу и принесли извинения.

– Помоги, Витя, – взмолилась Клавдия, – я не знаю, что происходит, но дело нечистое. Посоветуй!

Чубаристов мрачно поглядел на нее и ничего не ответил.

На следующий день ее отстранили от работы.

Возвратившись домой, Клавдия узнала, что и Федора Ивановича перевели на другое место с зарплатой пожиже и отобрали учеников.

«Человек, который не может навести порядок в собственной семье, не имеет права воспитывать других», – безапелляционно объявил Дежкину начальник цеха.

Все закончилось столь же внезапно, как и началось.

Председатель кооператива был найден мертвым в собственном гараже. Он задохнулся выхлопными газами любимого «мерседеса».

Одновременно при странных обстоятельствах исчезли его компаньон, тот, что некогда доставил в прокуратуру компромат, жена, ведавшая бухгалтерскими счетами, и несколько сотрудников.

Деньги со счетов кооператива возвратились в государственную казну.

Спустя несколько дней Клавдии позвонила из приемной прокурора секретарша Люся и объявила, что дело о взятке закрыто в связи с тем, что обнаружены пропавшие документы и следствием доказана непричастность Дежкиной к происшедшему.

– Завтра к десяти часам утра Олег Витальевич просил вас быть у него, – сказала Люся.

Комов встретил Клавдию с распростертыми объятиями и с ходу поручил новое дело.

Дежкина хотела было отказаться, но не смогла.

В конце концов, олеги витальевичи приходят и уходят, а прокуратура и законность остаются.

Она простила.

До сей поры Клавдия не знала, какие такие подводные течения несли ее к погибели.

Чубаристов хранил молчание.

Как ни странно, нынешняя история чем-то неуловимо напомнила Дежкиной ту самую, прежнюю.

Угрозы…

Загадки…

Все как прежде, с той лишь разницей, что на карте не честь, а жизнь ее дочери.

В полном молчании она заварила крепкий чай и, выудив из недр шкафчика связку сухих и твердых, как камень, баранок, принялась размачивать одну из них в крутом кипятке.

– Да что ж так сидеть? – закричал вдруг Дежкин. – Надо же действовать!

– Действовать надо с умом.

– Пока тебя кто-нибудь надоумит, дочь потеряем, – жестоко проговорил Федор Иванович.

– Нет, – сказала Клавдия. – Они ее не тронут.

– Ты так уверена?

– Да. Им нужен ключ.

– Так отдай ты им эту хрукалону!

– Вот тогда они Ленку…

Дежкин испугался.

– Почему?! Почему?! – закричал он.

– Это ясно – она свидетель. И мы тоже.

– Мамочки родные! Во попали! – заметался по кухне Дежкин. – Во вляпались по твоей милости! Мало, что дочку потеряем, так еще и…

– Не каркай! – гаркнула Клавдия. – Замолчи!

Федор сник. Опустился на стул, губы у него дрожали.

– Клавочка, – срывающимся голосом сказал он, – придумай что-нибудь. Я тебя умоляю. Спаси нашу Леночку.

– Я ничего не могу придумать, – призналась она, – просто ничегошеньки… Так надеялась, что бабка мне что-нибудь прояснит… Вот беда, Федя. Как на войне.

Федор Иванович перестал всхлипывать, глаза его мигом просохли, и он полез под стол, зашуршав газетами. Долгое время Клавдия видела лишь его согнутую спину.

– Вот, нашел наконец-то! – заявил Дежкин и выложил перед женой свернутый вчетверо газетный лист. – Я тут прессу читал и, знаешь, о чем подумал? Ты видишь, что в стране делается?

– Что? – растерянно проговорила Клавдия. Она никак не могла сообразить, куда клонит супруг.

– Дележка, – сказал Федор Иванович, – большая дележка идет. До сих пор. Я-то думал, в девяносто первом все поделили… ан нет. Раньше хапали все кому не лень, а сейчас рыбка покрупнее пытается себе оттяпать. Прихватизация. Вроде она завершилась, да вот не все волки сыты. А что надо сделать, чтобы вновь появилась возможность грести добро лопатой?

– Что?

– Война нужна. Большая война. Историю учила? Про передел мира и сфер влияния? А ну-ка припомни, когда все это происходило?

– Да… конечно, – вынуждена была согласиться Клавдия, – но мы-то тут при чем?

– А вот при чем, – принялся объяснять Федор Иванович. – Подсунули тебе какую-то важную информацию, ты и сама не понимаешь, как в ней разобраться. Но раз щуки в омуте переполошились – значит, дело серьезное. Сейчас пресса о чем кричит? Пытается отгадать, кому выгодна война на Кавказе. А тем, кому война выгодна, – невыгодно, чтобы узнали их поименно. Усекаешь? То-то и оно. Прогнила власть наша сверху донизу, все завязаны в один узел, все воруют. Я так думаю: на Кавказе полигон устроили, чтобы технику и вооружение списывать, которые наворовали в армии и распродать успели. Знаешь, какие это деньжищи! Нам и не снилось. Я так думаю: мы еще услышим такие имена, что вся страна на уши встанет. Но это не скоро будет. Они еще погреют руки. И не дадут поднять голоса тем, кто пытается их остановить Сейчас честных наверху мало осталось. А остальные меж собой грызутся. А ты оказалась чем-то вроде буфера. Между молотом и наковальней, как говорится. С ними тягаться бессмысленно и опасно Мы, Клава, этот узел с тобой вдвоем все равно не разрубим. А дочку спасать надо.

– Я не понимаю, – упавшим голосом проговорила Дежкина, но было ясно, что она прекрасно все поняла, – что они от меня хотят?

– Что хотят, это они сами сказали, – ответил Федор Иванович, – ключ ты им должна отдать. Ну и отдай его. Пусть подавятся.

– Нет, Федя, – твердо сказала Клавдия. – Их уже ничто не остановит. Карапетяна, который мне записку в карман запихнул, убили в тот же день… Понимаешь?

Федор Иванович выслушал жену с каменным лицом и обреченно вздохнул.

– Кругом шестнадцать, – пробормотал он, – как ни поверни, всюду плохо. Неужто ничего не придумаем?

– Я вот что вспомнила, – сказала Клавдия. – Про какого такого Пучкова Лена упомянула?

– Про Пучкова?

– Ну да. Передай, говорит, привет Вовке Пучкову, обязательно ему позвони. Я сдуру никакого внимания на эти слова не обратила, а теперь думаю: неужели ей в такой момент нечего было по телефону мне сообщить, кроме этой просьбы?

– Ну и Ленка! Отец, мать волнуются, а ей хоть бы хны, про дружка своего думает, – обиделся Дежкин.

Клавдия возразила:

– Нет, голос у нее был натянутый… Возможно, намекала, что этот самый Пучков подскажет, где ее искать?

– Звони, – выпалил Федор Иванович, – скорее!

Клавдия отставила в сторону чашку и встала.

– Короче, так, предки, – произнес Максим, появившись в дверях столь внезапно, что оба даже вздрогнули, – хватит рассиживаться, я вам новость принес. – На лице его блуждала довольная улыбка. – Сейчас удивлять вас буду. Задали вы мне задачку этой своей ХРЮКАЛОНОЙ. В иностранных языках аналогов нет – по крайней мере, во всех тех, которые известны моему компьютеру. Поглядите-ка сюда, – Максим положил на стол мелко исписанный лист бумаги. – Перестановка букв результатов не дала – стало быть, вычеркиваем. Вряд ли возможен и вариант с зашифрованным словом. Короче, остается единственный возможный путь, – принять буквы за цифры, согласно алфавитному порядку. Девять букв – девять цифр. Ну. Как? – Он с гордостью обвел взглядом присутствующих.

Клавдия и Федор Иванович принялись рассматривать длинный ряд цифр.

– А что это может означать? – наконец нарушил молчание глава семейства.

– Хороший вопрос, – одобрил Максим, – я его тоже задал своему компьютеру. Надо сказать, он был весьма озадачен. Но разгадку нашел.

– Какую? – в один голос выпалили родители.

Сын выдержал эффектную паузу.

– Есть три варианта, каждый из которых имеет право на существование. Первый – это номер денежной купюры. Второй – номер карточки социального страхования, используемой где-нибудь в Штатах. И наконец, третий – это банковский код. Все!

Клавдия и Федор Иванович переглянулись.

Вид их был далек от торжествующего.

– Вы что, не рады? – огорченно произнес Максим, не дождавшись восторженной реакции. – Я так старался…

– Молодец, – похвалила Дежкина, но на лице ее была озабоченность. – Только вот что мы из всего этого имеем? Была – ХРЮКАЛОНА, а теперь – какой-то набор цифр… Пусть даже номер. Но чей он или от чего? Твои выводы – все-таки предположение.

Четверг. 15.50–16.48

Итак, существуют три варианта расшифровки слова ХРЮКАЛОНА, точнее, уже даже не самого слова, а цифрового кода, который получил столь странный буквенный аналог.

Номер карточки социального страхования? Предположим. И что же тогда получается?

Некие силы пытаются «вычислить» человека, имя которого неизвестно. Его можно отыскать по карточке социального страхования. Загадочный инкогнито, проживающий, как сказал Максим, где-нибудь на другом континенте, заполучил секреты российских военных ведомств и пытается использовать их в собственных целях…

Тогда при чем тут Карапетян и преследовавшие его эмвэдэшники?

Н-да, эта версия явно хромает.

Клавдия перевернулась на другой бок.

Издаваемый мужем храп мешал размышлениям, но будить его Клавдия не решилась.

В конце концов, храп у Федора не такой уж агрессивный.

Вариант номер два, продолжала просчитывать информацию Дежкина, – номер денежной купюры.

Что бы он мог значить?

Пароль?

Возможно, хотя и достаточно витиевато.

Предположим, Карапетян был перебежчиком и агенты МВД раскрыли его. В последний момент он успел запихнуть в карман Клавдии бумажку, с помощью которой должен был встретиться с сообщником…

Дежкина отмела этот вариант.

Шпионский боевик получается, игра воспаленного воображения. И МВД шпионами не занимается.

Вот в третьем варианте действительно что-то есть.

Банковский код трудно запомнить, но можно записать так, чтобы его не расшифровал случайный человек.

В банке можно хранить деньги, документы, секретную информацию… да что угодно!

Вряд ли специальным службам всерьез потребуется охотиться за обладателем карточки соцстрахования США. А вот ради материалов, каким-то образом затрагивающих интересы их ведомств, они могут кому угодно глотку перервать.

Да, этот вариант, конечно, предпочтительнее. Значит, банковский код?

Но только вот теперь поди догадайся, какому именно банку он принадлежит.

Обращения к банкирам по официальным каналам ничего не дадут, в этом Клавдия была абсолютно уверена.

Каждый из них немедленно сошлется на коммерческую тайну, на гарантированную секретность банковских вкладов, и, хоть ты разбейся, даже вмешательство президента страны не поможет.

Придется все вычислять самостоятельно.

Как? – на этот вопрос Клавдия пока не могла ответить.

Надо думать.

На карте – жизнь дочери.

Сейчас надо искать и обязательно найти Пучкова.

Все ее непростые логические построения были похожи на замысловатую китайскую вязь. А вот Пучков был реальностью. И медлить было нельзя.

Если Вовка Пучков – приятель Лены, то у нее обязательно должен быть записан номер его телефона.

Письменный стол, книжный шкаф, завалы книг и тетрадей на подоконнике и под кроватью… Клавдия тщательно обследовала каждый уголок, но ничего не обнаружила.

То есть ничего – это не совсем верно.

Найденного было достаточно, чтобы в любой другой ситуации устроить Ленке первосортную головомойку.

Клавдия рассеянно отшвырнула в сторону две пачки сигарет «Мальборо» (одна из них была почата), два порножурнала, пачку игральных карт, где вместо рисунков красовались непристойные фотографии, и девический откровенник, в котором первым вопросом стояло: «Имя и фамилия», а уже следующим: «Твоя любимая поза?»

Старенькая записная книжка была исписана телефонными номерами, но фамилии Пучков в ней не оказалось.

Дежкина сняла трубку и набрала номер справочной МВД.

– Говорите, – откликнулся сонный женский голос.

– Это Дежкина из прокуратуры города. Подскажите, пожалуйста, телефон… Фамилия – Пучков…

– Дальше?

Клавдия растерянно поглядела по сторонам.

– Я ничего не могу больше сообщить…

– Инициалы, домашний адрес, – требовали на другом конце провода.

– Не знаю.

– По одной только фамилии! – возмутилась операторша.

– Девушка, – взмолилась Дежкина, – я вас очень прошу! Это важно! Понимаете, я ищу человека. Пучков – фамилия достаточно редкая. Назовите мне хотя бы несколько телефонов, может, повезет.

– Попробую.

Клавдия услышала, как операторша щелкает пальцами по клавишам компьютера.

– Две тысячи двадцать семь. Столько телефонов на фамилию Пучков. Сделать распечатку?

– Не надо. – В отчаянье Клавдия положила трубку, забыв поблагодарить операторшу.

– Ты чего, мам, – в дверях возник Максим, – чего такая сердитая?

– Скажи мне, сына, – не слыша его вопроса, проговорила Клавдия, – Лена когда-нибудь при тебе упоминала фамилию: Пучков?

Максим пожал плечами.

– Ты же знаешь, мам. Она мне мало что рассказывала. У нее свои тайны, у меня – свои.

– Нет, ты постарайся вспомнить, – настаивала Дежкина, – ты должен вспомнить, иначе… иначе как мне его искать? – упавшим голосом закончила она.

– Милиция называется, – произнес появившийся Федор Иванович, – тоже мне, блюстители правопорядка.

Клавдия перевела взгляд на мужа.

– Виктор! – вдруг выпалила она. – Чубаристов! Он все ходы и выходы должен знать. Он поможет!

Схватив телефонную трубку, она принялась лихорадочно вращать диск.

Гудки длились, ей казалось, целую вечность.

– Старший следователь прокуратуры, – услыхала Клавдия недовольный голос Чубаристова.

– Витя, это я!

– Это кто? Говорите быстрее, мне некогда.

– Витя, постой, – завопила Дежкина, испугавшись, что Чубаристов бросит трубку, – ты мне очень нужен! Помоги, Витя!

Она принялась сбивчиво пересказывать события последних двух суток.

На том конце провода царило гробовое молчание.

– На тебя вся надежда, – прошептала Клавдия, закончив рассказ о похищении дочери, – я больше не знаю, к кому обращаться.

– Дела-а… – наконец отозвался Чубаристов. – Куда же ты вляпалась, дорогая моя, позволь тебя спросить? Хотя – нет, это не телефонный разговор, – перебил он сам себя. – Вот что. Сиди дома и жди. Телефон не занимайте. Я перезвоню.

С этими словами он повесил трубку.

– Ну? – спросил Клавдию муж.

Она лишь качнула головой: ни о чем не спрашивай.

Минуты тянулись невыносимо медленно.

В кухне монотонно капала из крана вода: кап… кап… кап…

– Да заверните же вы этот кран наконец! – внезапно крикнула Клавдия, с ненавистью поглядев на своих мужчин.

Они оторопели от такого выплеска ярости, а затем вдвоем бросились на кухню.

Там и остались, лишь изредка выглядывая оттуда – проверяя, как там она.

Клавдия застыла в ожидании у телефонного аппарата, и только звонок мог ее теперь вывести из этой оцепенелости.

И вот звонок прозвенел.

– Алло!

– Клава, записывай быстро. У меня нет времени, я опаздываю.

– Ты нашел?

– Разумеется, – ответил Чубаристов. – Пучков Владимир Юрьевич, 1972 года рождения, проживает на улице…