Текст книги "Компромат"

Автор книги: Ирина Зарубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Среда. 21.10–22.31

Они влетели в подъезд, едва не сбив с ног соседского пацана, волокущего на спине велосипед. Велосипедный звонок жалобно звякнул, ударившись о стену.

Бабулька, стерегущая входящих на своем балконе, не успела и рта раскрыть.

Запыхавшийся Порогин мчался следом за Дежкиной, сжимая в руке ее сумку, и едва-едва поспевал.

Он и не подозревал, что наставница умеет так хорошо бегать.

Пять минут назад они поймали такси, точнее сказать, остановили его грудью – Дежкина вылетела на проезжую часть и встала как вкопанная перед несущейся на нее машиной – водитель едва успел затормозить.

Пока он орал, брызгая слюной и в ярости сжимая пудовые кулаки, Клавдия плюхнулась на заднее сиденье и назвала адрес.

У нее был такой вид, что матерый шоферюга осекся, машина взревела и помчалась на красный свет.

Игорь с замиранием сердца следил за светофорами, а на поворотах цеплялся за дверную ручку.

Наконец, взвизгнув тормозами, такси затормозило у подъезда, и Дежкина, не глядя высыпав в ладонь водителя деньги из кошелька, вывалилась из машины.

Дверь квартиры открыл Федор Иванович.

Он поглядел на Клавдию как очумелый и выпалил:

– Ну, что?!

И Клавдия эти же слова в тон ему:

– Ну, что?!

Они уставились друг на друга, одновременно осознав, что никаких новостей нет и задавать вопросы бессмысленно.

Клавдия привалилась к дверному косяку, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги.

Игорь Порогин топтался на лестничной площадке, не решаясь войти.

– Здравствуйте, Федор Иванович, – робко произнес он.

Дежкин не сразу узнал Порогина, потом кивнул и поплелся в глубину квартиры.

Игорь осторожно взял Клавдию под локоть и усадил на стульчик в прихожей.

– Воды, – попросила Дежкина.

На висках ее блестели мелкие капельки пота.

Игорь метнулся в кухню и до краев наполнил граненый стакан.

Клавдия пила огромными глотками, захлебываясь и роняя капли на воротник.

Порогин придерживал стакан в ее трясущихся руках.

– Почему ты молчишь? – отчаянно крикнула она в пространство, отдавая стакан Игорю. – Федя, почему ты молчишь?!

– А что прикажешь говорить? – донеслось из спальни.

– Сейчас же подойди ко мне!

– Не ори на меня, – послышалось шарканье шлепанцев, и в коридоре показался Дежкин.

Игорь только теперь разглядел, что лицо его было сплошь покрыто кровоподтеками, а лоб рассекала длинная рваная царапина.

– Кто это вас, Федор Иванович? – не удержался от вопроса Порогин.

– А ты у жены моей спроси, ей лучше меня известно…

Клавдия громко всхлипнула.

– Господи, что же это, – прошептала она, – не одно, так другое… Федя, объясни же наконец. Кто звонил, когда?

Супруг насупился, недружелюбно поглядев на Игоря.

– А при нем можно?

– В каком смысле? – удивилась Клавдия. – Это же Игорь, мы работаем вместе… Ты что, не узнал?

– Узнал. – Федор Иванович громко шмыгнул носом и сообщил: – Они сказали, чтоб ни одной живой душе об этом не говорили. Мол, хуже будет.

Порогин растерянно глядел на них, не зная, как быть.

– Федя, перестань, – отмахнулась Дежкина. – Игорь – свой человек, у меня от него секретов нет. Ну не томи же! Объясни наконец, что произошло.

– Что-что… – окрысился муж. – Позвонили по телефону…

– Когда?

– Полтора часа назад. Я ничего не понял. Какой-то голос… Кажется, мужской.

– Кажется? – взвилась Дежкина. – Ты что, женский голос от мужского отличить не можешь?

– Не ори на меня! – в свою очередь завопил Федор Иванович. – Я спал… меня разбудили. В первую минуту я спросонья ничего не мог понять.

– Что тебе сказали?

– Сказали, что Ленка похищена. Заявлять в милицию бессмысленно. Сказали, что, если хотим увидеть дочь в живых, должны поторопиться.

– Им нужны деньги?

– Я тоже так подумал. Они рассмеялись. Передай, сказали, жене, чтобы вернула ключ.

– Ключ? – упавшим голосом переспросила Клавдия.

– Да, ключ… Опять этот ключ, – сказал Дежкин. – Что это значит, в конце концов? Ты чего натворила? Мало тебе, что меня отметелили, так теперь дочь подставляешь?

Клавдия ссутулившись сидела на стульчике в прихожей.

– Я не понимаю, – бормотала она, – я ничегошеньки не понимаю…

– А тут и понимать нечего! – стал опять распаляться муж. – Отдай, что взяла, и баста!

– Я же говорила тебе: ни у кого я ничего не брала.

– Ерунда! – не поверил Федор Иванович. – За невинным человеком никто охотиться не станет. Я не знаю, с кем ты там связалась, но объясни, пожалуйста, с какой такой радости все это терпеть? Сначала мне всю физиономию разукрасили, зуб сломали, теперь черед ребенка пришел! Вона, что на дворе делается – газеты почитай! И крадут детей, и убивают почем зря…

– Да, киднеппинг – страшная штука, – решил вставить свое слово Порогин и тут же напоролся на мрачный взгляд Дежкина.

– Киднеппинг! – заорал Федор. – Что вы все норовите всякую мразь покрасивее обозвать? Киллер! Рэкетир! Гады они, паскуды – вот кто!

Игорь не стал спорить и обратился к Клавдии:

– Клавдия Васильевна, что же это такое? Неужели как-то связано с работой?

– Не знаю, – простонала она.

– Подумайте, – подсказывал Порогин, – что за дела вы теперь ведете… кто мог бы угрожать?

– Про порнографию на телевидении, – сообщила Дежкина. – Но там нет никаких ключей…

– Хватит мне мозги пудрить! – опять взвился Федор Иванович. – Порнографией она занялась, видите ли. Ты бы лучше о семье подумала! Не для того я дочь рожал, чтобы на нее какие-то негодяи рот разевали.

– Ты рожал? – возмутилась Дежкина. – Нет, вы только послушайте – он рожал! А я где была?

– Тьфу! – плюнул Федор Иванович. – Свяжись с бабой – сам бабой станешь. Ты мне мозги не пудри, ты мне прямо скажи: что еще за ключ ты умыкнула и когда собираешься его отдать?

Клавдия умоляюще поглядела на Порогина, будто взывала к его помощи.

– Федор Иванович, вы же видите… это бессмысленный разговор, – попытался вступиться за Клавдию Игорь. – Как вам говорят, так оно и есть на самом деле.

– Не влезай в чужую семейную жизнь, – отрубил Дежкин. – Заведи себе жену, ее и защищай.

– Федя – укоряюще воскликнула Клавдия.

– А что – Федя? Что – Федя? – Хозяина дома понесло. – Всю жизнь как на угольях сижу. Мне эти твои приключения вот где! – он ударил ребром ладони по шее. – С первого дня одни неприятности.

Порогин страдал, слушая его.

– Давайте лучше решать, что делать, – робко предложил он.

– Да? – агрессивно подхватил Дежкин. – Мне это тоже очень интересно бы узнать – что делать?

В этот момент в замочной скважине заскрежетал ключ, и все трое как по команде повернули головы.

– Лена! – выкрикнула Клавдия и осеклась.

На пороге стоял Максим.

В руках он держал огромную коробку с тортом.

– Предки! – завопил он. – Целуйте меня и поздравляйте! Бизнес процветает! Сегодня я заработал, мамочка, твою пятилетнюю зарплату. Алле? – надулся он, не дождавшись восторженной реакции. – Вы что, не рады за сына?

Родители молчали.

– С вами всегда так – только собой заняты. Будто ни меня, ни Ленки в природе не существует.

Закрыв лицо руками, Клавдия зарыдала.

Максим опешил и едва не выронил торт.

– Э, ма, ты чего? – пробормотал он, склоняясь над матерью. – Я пошутил, слышишь? Пап, – обернулся он к отцу, – что с ней случилось?

– С ней – ничего, – ответил Федор Иванович, – а вот Ленку украли!

– То есть как украли? – не поверил Максим. – Она что, чемодан или шлепанцы, чтобы ее красть?

Дежкин-старший побагровел.

– Не мели ерунду. Надоели уже шуточки твои. Сказано – украли!

– Ничего себе, – поразился Максим. – А зачем?

– У матери спроси.

Клавдия зарыдала пуще прежнего.

– Может, все-таки стоит сообщить в милицию, – неуверенно проговорил Игорь.

– Вот заведешь своих детей, тогда и сообщай, – порекомендовал Федор Иванович.

В этот момент прозвенел короткий и отрывистый телефонный звонок.

Все замерли. Наступила мертвая тишина, просверливаемая этим тревожным звонком.

– Я возьму трубку, – сказал Максим.

– Нет! – крикнула Клавдия. – Нет! Я сама.

Она медленно направилась к телефону.

– Слушаю.

– Клавдия Васильевна? – незнакомый голос. Даже сразу не понять, мужской или женский. Что-то среднее, неживое, металлическое.

Клавдия вспомнила невидимого собеседника за оконцем обменного пункта.

У него тоже был такой же мрачный и невыразительный голос.

– Да, это я. Кто говорит?

– Вы должны были бы узнать меня.

– Не узнаю. Представьтесь, пожалуйста.

– В этом нет необходимости. Ваша дочь у нас. Надеюсь, вам уже передали условия?

– Кто это говорит? Какие условия? – Клавдия ощутила, как ее пробирает дрожь.

– Не валяйте дурака. Дело слишком серьезное. Мы уже не раз советовали вам не тянуть. Не вынуждайте нас идти на крайние меры.

– Что вы имеете в виду? – Клавдия тянула время, хотя теперь и сама не понимала зачем. Словно бы лишняя минута разговора могла что-то изменить.

Она слабо надеялась, что собеседник случайно выдаст себя, хотя и понимала, что имеет дело с умным и хитрым противником.

Рассчитывать на промашку с его стороны по меньшей мере было наивно.

– Вы поймете меня, если хотите увидеть свою дочь живой и невредимой. Необходимо, чтобы поняли…

– Я не верю вам, – вдруг выпалила Дежкина.

– Клавдия Васильевна, не заставляйте убеждать вас опытным путем. Верните ключ – и все будет в порядке.

– Почему я должна вам верить?

– Потому что другого выхода вы сами себе не оставили.

Несколько мгновений Клавдия медлила.

Ключ Неужели все происходит из-за какого-то дурацкого слова ХРЮКАЛОНА?

Что ж это за слово такое, если в ход идут избиения, похищения и даже угрозы физической расправы?

«Боже мой! – она побледнела от неожиданной мысли. – Ведь Ленка наверняка помнит надпись на бумажке. Если она ненароком сообщит это слово похитителям, как они поведут себя? Не решат ли, что разумнее убрать лишнего свидетеля?»

Спокойнее. Клавдия выпрямилась и постаралась придать голосу уверенность.

– Может, вы блефуете? Откуда мне знать, кто вы и что у вас на уме. Может, вы только говорите, что дочь у вас, а на самом деле…

В трубке послышался короткий смешок.

– Видимо, вы действительно не понимаете, с кем решили потягаться. Что ж, пусть девочка сама объяснит вам, что к чему…

Возникла пауза. Клавдии показалось, что их разъединили, и в отчаянье она повторила в трубку дежурное «алло». Это продолжалось довольно долго.

– Мама! – внезапно услыхала она далекий родной голос.

У нее подкосились ноги, и, если бы не Игорь, Дежкина наверняка свалилась бы на пол.

– Доченька, с тобой все в порядке?

– Да, мамочка…

– Не беспокойся, скоро мы будем вместе.

– Мамочка, забери меня отсюда!

Клавдия дрожащей рукой прижимала трубку к уху.

Федор Иванович подскочил к жене вплотную и попытался услышать голос дочки.

– Это она? – лихорадочно шептал он. – Это Ленка?

Клавдия кивнула и как можно спокойнее сказала в трубку:

– Хорошо, Леночка. Послушай меня… Главное, не волнуйся и ничего никому не говори. Молчи, веди себя, как тебе велят, и все будет в порядке. За мой распоротый плащ я больше не сержусь и не хрюкаю, – сказала она совершенно идиотскую фразу, но на обдумывание не было времени, – слышишь, я не хрюкаю. Ты меня поняла? – Она попыталась воспроизвести одну из своих домашних интонаций, которая ничего не сказала бы постороннему, но дочь поняла бы многое.

Она боялась теперь только одного: мембрана телефона исказит ее голос и послание останется нерасшифрованным.

С замиранием сердца она ждала ответа.

– Да, мамочка, – произнесла дочь.

Клавдия счастливо выдохнула:

– Ну и слава Богу!

Лена поняла. Поняла!

Она ничего не скажет своим похитителям. Будет держаться, насколько это возможно.

– Будь умницей, а мы сделаем все, что надо. Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

– Передай привет Пучкову.

– Кому? – удивилась Дежкина.

– Вовке Пучкову. Он… – мембрана щелкнула, вероятно, произошло переключение аппаратов.

– Алло, Клавдия Васильевна? – вновь раздался в трубке металлический голос. – Надеюсь, ваши последние сомнения развеяны?

– Да.

– В таком случае мы ждем от вас действий, иначе начнем действовать сами.

– Хорошо, – сказала Клавдия. – Я поняла вас.

– Советую поторопиться, иначе…

– Ясно.

– До свидания.

Зазвучали короткие гудки.

– Вот что, – произнесла Дежкина, оборачиваясь к сыну. На лице ее уже было сосредоточенное и решительное выражение, – вот что, Максим. Садись-ка ты за свой компьютер, запускай какие угодно программы, делай что хочешь, но расшифруй, что может означать слово ХРЮКАЛОНА. Это последний шанс для твоей сестры… И для всех нас.

Среда. 7.15–22.31

Все началось еще накануне вечером, когда Лена вытащила из материнской шкатулки шпильку для волос и поковыряла ею в будильнике.

Это странное действие имело вполне конкретное объяснение.

В семье Дежкиных издавна было заведено, что дети поднимаются утром самостоятельно, без всяких родительских понуканий.

– Ваши предки вставали с петухами, – авторитетно заявлял Федор Иванович, гордившийся своими деревенскими корнями, – значит, и вам не зазорно по звонку будильника подниматься. Кто рано встает, тому Бог дает.

Он не поленился, купил и сыну и дочери по будильнику, которые вместо звона издавали нечто похожее на петушиное кукареканье.

– Спасибо, домик с кукушкой над головой не повесил, – усмехнулась Лена, а Максим лишь руками развел: мол, что делать, видно, судьба такая, надо терпеть.

Впрочем, нет худа без добра.

Не сразу, но очень скоро Лена поняла, что побудка по будильнику имеет массу неоспоримых «достоинств».

Во-первых, часы, да еще отечественного производства, склонны останавливаться в самый неожиданный момент.

Во-вторых, они могут немилосердно отставать.

В-третьих, механизм кукареканья поддается корректировке в выгодную для хозяина сторону (Лене, как правило, было выгодно, чтобы он молчал).

Это давало право:

а) опаздывать на школьную зарядку;

б) просыпать контрольные по химии;

в) увиливать от мокрой уборки классных комнат.

И множество других, ничуть не менее полезных прав.

Итак, накануне Лена, понаблюдав за происходящим в доме и уяснив, что предкам не до нее, решила воспользоваться моментом и не пойти в школу.

На то были серьезные, уважительные (по крайней мере, по мнению Лены) причины.

Математичка, вздорная тетка с пучком редких волос на затылке, носившая за вредность и длинный нос кличку Крыса, не далее как позавчера обещала показать Лене, где раки зимуют. Она поймала ученицу Дежкину за чтением внеклассной литературы («Поэма о страстном чувстве прекрасной девственницы, любви и коварном предательстве» знаменитой, судя по аннотации, дамской писательницы Джоанны Бредсфорд) и посулила при следующей встрече погонять Лену по всем пройденным за последний месяц разделам учебника.

А так как Лена весь последний месяц познавала исключительно страстные чувства в переложении мисс Бредсфорд, то и знания у нее были соответственные.

– Ты только послушай, – говорила Лена Ларисе Шевелевой, соседке по парте, круглолицей девушке с роскошной косой, – Лорка, ты послушай только, как здорово написано: «Она была нагая, как русалка, и только-только вышла из ванной, когда вошел Сирилл. Она хотела было прикрыться, но полотенце осталось в душе. Она поглядела на него отчаянно и беззащитно, будто молила о пощаде. Но в выражении лица молодого красавца сквозила решимость, а ноздри раздувались от желания, как у норовистого жеребца. Он быстрым движением скинул с себя ставшие ненужными потертые джинсы и сделал шаг навстречу. Мишель почувствовала, как жаркий румянец выступает на ее щеках. Теперь он был наг, как и она сама. Мускулистое стройное мужское тело против воли приковывало ее взор, заставляя опускаться взглядом все ниже, от груди к плоскому животу, а затем вниз по узкой дорожке волос. «Не надо…» – прошептала Мишель, молитвенно вскинув слабые кисти рук. Не произнося ни слова, он наклонился и влажными губами тронул нежно розовеющую мочку ее девичьего ушка. От этого бережного прикосновения все ее существо затрепетало, будто крылья прекрасной бабочки. «Не надо», – повторила Мишель, понимая, что выбор сделан и она уже ничего не сможет предотвратить, да и не хочет. Сирилл властно сжал сильными и нежными руками ее упругую, созревшую для любви грудь с затвердевшими коричневыми сосками, а затем, склонившись, поцеловал ложбинку между грудей и медленно двинулся губами вниз… и еще ниже… и еще… Мишель издала невольный вскрик, погрузив тонкие длинные пальцы в его густые черные кудри. Он делал стыдное и восхитительное. Горячим ласковым языком он раздвинул ее трепещущую плоть и вошел в глубину, в самую ее сущность, и волна наслаждения с головой захлестнула несчастную девственницу»… Вот это любовь, представляешь… Живут же люди!

– О-оо! – простонала Шевелева, совершенно потрясенная услышанным.

– «Сирилл сжимал в объятиях ее гибкое тонкое тело, – продолжала Лена, – скользил ладонями по округлым и бархатистым на ощупь, будто два спелых полушария персика, ягодицам, и уже не удивление, а только острое и ненасытное желание вызвал в Мишель огромный, неукротимо вздымающийся к животу мужской орган молодого любовника, сильный и гордый, совершенный, будто бог…»

У Шевелевой, в избытке обладающей образночувственным мышлением, участилось дыхание и непроизвольно стали закатываться глаза.

– «Поцелуй меня… и его, – просил Сирилл, и Мишель не ощущала более стыда и скованности. Ее алый рот потянулся к…»

– Чем вы там занимаетесь, позвольте поинтересоваться, – в самый неподходящий момент прозвучал над головой писклявый голос математички. Несчастная Лариска так и подпрыгнула от неожиданности. – Дежкина, выйди вон из класса, а Шевелеву я попрошу к доске…

Раскрасневшиеся, в полуобморочном состоянии подружки поднялись и на подкашивающихся ногах отправились выполнять распоряжение Крысы.

Итак, «Поэма о страстном чувстве…» Джоанны Бредсфорд оставалась недочитанной, и Лена решила посвятить ей целый день.

Как уже было сказано, она поковыряла шпилькой в будильнике и одной ей известным способом удушила петушиное кукареканье на корню. При этом она старательно завела часы, перевела стрелку будильника, словом, обставила свой будущий прогул надлежащим образом.

Все произошло согласно плану.

В семь пятнадцать утра будильник лишь жалобно квакнул и смолк. Перевернувшись на другой бок, Лена устроилась поудобнее и с чистой совестью стала досматривать цветной сон, где действовал стройный загорелый Сирилл. Безнадежно влюбленная в него дурнушка Бетти носила косу (точь-в-точь как Лорка Шевелева), а красавица Мишель разительным образом походила на Лену.

В тот самый момент, когда юноша бережно положил свою прекрасную возлюбленную на теплую гальку у самой кромки моря и под шорох волн принялся стягивать с нее влажный купальник, раздался сердитый стук швабры и кашель Федора Ивановича.

Чудесный сон был разбит вдребезги.

Недовольная, Лена потянулась на кровати и бросила невинный взгляд на часы.

– Ой, – воскликнула она, изобразив на лице испуг и растерянность, – какой ужас, папочка! Я опоздала в школу!

– Ценное наблюдение, – сурово произнес Федор Иванович, – опять проспала. Вот расскажу все матери, она тебе покажет…

Дочь надула губы и сложила брови домиком.

– Не надо, папочка, – ласково попросила она. – Я же не виновата… это все твой будильник. Говорила же тебе, он плохо работает.

– Я его уже трижды в мастерскую носил.

– Ну и что, что носил? А он все равно не звонит. Вот ты слышал звонок? Нет? А меня ругаешь. – Она выскользнула из постели и по-кошачьи прижалась щекой к отцовскому плечу. – Я больше не буду, честное слово. Только ты маме не говори, ладно?

Федор Иванович пробурчал что-то под нос и, стуча шваброй, направился на кухню.

Он знал за собой эту слабость – дочь он втайне любил больше, чем сына, потому что она была младше, потому что могла приласкаться, а еще совсем недавно, в детстве, свернуться калачиком у него на коленях, – и старался скрыть это.

Впрочем, от проницательной Лены трудно было утаить хоть что-нибудь.

– Может, хоть на последний урок сходишь? – крикнул он из кухни.

– Ой, папочка… у нас последние два урока – труд, мы там салфетки вяжем. А я и так умею. Давай лучше вместе побудем, мы так редко бываем вдвоем, – пропела Лена.

Все это было чистейшей воды неправдой.

Во-первых, последними уроками в расписании стояли биология и алгебра.

Во-вторых, вязать салфетки Лена не умела и втайне завидовала тому, как ловко это получается у Лорки Шевелевой.

В-третьих, она вовсе не собиралась скучать день-деньской с любимым папочкой.

Вчера она прослышала, что в двух кварталах от дома открылось уютное молодежное кафе и взрослые интересные мальчики-бармены бесплатно угощают пирожными и коктейлем понравившихся девочек.

Лена намеревалась проверить эту информацию, но, конечно, не сию же минуту.

– Иди завтракать, – распорядился Федор Иванович деланно сердитым тоном, и дочь поняла, что план ее удался вполне: школьный день пропущен, и мама ничего об этом не узнает.

– Ты прелесть, папочка! – промурлыкала Лена и, улыбнувшись, отправилась чистить зубы и умываться.

На завтрак Дежкин приготовил свое фирменное блюдо, незаменимое во всех случаях жизни: яичницу со шкварками.

Для дочери, правда, он всегда добавлял тертый сыр сулугуни, свежую помидорку и поджаренные хлебцы. Яичница получалась – пальчики оближешь.

Лена учуяла запах яичницы еще из коридора и обреченно вздохнула: любимый папочка мог бы хоть изредка разнообразить домашнее меню.

Вслух же она ничего не сказала и с лучезарным видом принялась уплетать завтрак.

Федор Иванович глядел и радовался.

– Могу поджарить еще, – предложил он от всей души, когда Лена все съела.

– Уф-ф-ф, я наелась. Очень сытно и вкусно.

Дежкин понял вежливый отказ как еще один комплимент его кулинарным талантам и в отличном настроении уселся читать свежую прессу.

Лена же, закрывшись в комнате и натянув на произведение Джоанны Бредсфорд обложку учебника по истории, окунулась в пучину неземных страстей.

Из грез ее вырвал телефонный звонок.

– Алле? – кокетливо произнесла Лена, стараясь подражать интонации прекрасной девственницы Мишель.

– Ленка, ты дома? – Это была Шевелева.

– Ага, – Лена сладко потянулась. – Как дела в школе?

– Крыса пару влепила, – пожаловалась подружка. – Хотела тебя вызвать, а так как тебя не было, вызвала меня.

– Не расстраивайся по пустякам, – посоветовала Лена. – Чем будешь заниматься?

– А ты?

– Книжку читаю.

– А-а, – завистливо протянула Шевелева. – Тебя, между прочим, кое-кто спрашивал.

– Кто еще?

– Угадай.

– Борька из десятого «а»?

– Не-а.

– Руслан?

– Не-а.

– Ладно, Лорка, не знаю…

– Ни за что не угадаешь! Пучок!

– Кто? – поразилась Лена.

– Представь себе…

Пучок, он же Вовка Пучков, был местным красавчиком, и притом считал себя взрослым. У Вовки всегда водились деньжата, и он дружил с самыми красивыми девчонками.

Они рассказывали, что Вовка умеет отлично целоваться, и это создавало ему в глазах Лены и Ларисы ореол героя-любовника.

Мало того, по большому секрету взрослые девочки сообщали, что Вовка горазд и на кое-что еще.

«Но вам еще рановато об этом знать», – снисходительно прибавляли они.

Воображение рисовало перед Леной захватывающие любовные картины.

Но могла ли она представить, что взрослый Вовка внезапно проявит к ней интерес.

– И что же он хотел? – небрежно полюбопытствовала Лена.

– Сказал, что вам надо встретиться. Кажется, ты ему нравишься, – стараясь не выдать жгучей зависти, сообщила Шевелева.

– Вот еще. А когда встретиться?

– Сегодня. Через час.

– Еще чего! Никуда я не пойду, – сказала Ленка.

– И правильно, он такой, знаешь, он… – обрадованно затараторила подруга.

Но Ленка перебила ее:

– А что он еще сказал?

– Что хочет с тобой погулять…

– Да? Ишь какой!

– Правильно, Ленка, ну их, придурков этих…

– Или пойти? – как бы не услышала подругу Ленка. – Чего он еще сказал?

– Что будет ждать у подъезда… – обреченно произнесла Лариса.

– У подъезда? – ужаснулась Лена. Она тут же вообразила себе реакцию бабульки с балкона второго этажа. – Я не могу у подъезда.

– Так что… пойти предупредить его, что ты не выйдешь? – с надеждой выпалила Шевелева.

– Нет, – отрезала Лена. – Я сама разберусь. Ну ладно, пока. Я тебе потом позвоню.

– Но только сразу! – взмолилась подруга.

– Посмотрим, – по-королевски произнесла Лена и положила трубку.

Тут ее величавую плавность как метлой смело. Она подпрыгнула и лихорадочно принялась готовиться к предстоящей встрече.

Накрутила пряди волос на бигуди, особенное внимание уделив челке. Маминым черным карандашом нарисовала глаза и брови, а ресницы покрыла синеватой тушью – так эффектнее.

За десять минут до назначенного часа она с независимым видом вышла на крыльцо и беззаботно направилась вдоль дома.

Бабулька со своего поста зорко глядела ей вслед.

Свернув за угол, Лена огляделась по сторонам и нырнула в кусты.

Отсюда ей было хорошо видно, что происходит вокруг, но никто не заметил бы ее.

Вовка, если, конечно, он действительно надумал встретиться у подъезда, обязательно пройдет этой дорогой, и Лена сможет его окликнуть.

Так оно и случилось.

– Здорово! – сказал Вовка Пучков, поглядев на нее исподлобья немигающим взглядом своих больших красивых глаз. От этого взгляда таяли сердца и не такие, как Ленкино.

– Приветик, – небрежно откликнулась Лена, чувствуя себя очень взрослой и интересной.

– Ты, что ль, Ленка Дежкина?

– Я, – она дернула плечиком и отвернулась.

– А я как раз к тебе иду, – сказал Вовка.

– Ко мне? – как бы удивилась она.

– Ага.

– Зачем еще?

– Да вот… я тут подумал: может, погуляем?

– Мне эта идея не кажется очень уместной, – жеманно произнесла Лена. Она подцепила эту светскую интонацию в каком-то американском фильме.

– Не хочешь? – удивился Пучков, который не привык, чтобы ему отказывали.

– Почему же? – испугалась Лена: а вдруг он обидится и уйдет.

– Тогда пошли, – улыбнулся кавалер.

Лене очень хотелось взять его под руку, но она подумала, что правильней бы это сделать ему.

Поэтому она ограничилась тем, что сорвала с куста ветку с поздними тускло-оранжевыми листьями и сморщенными коричневыми ягодками и помахивала ею на ходу.

Она очень жалела, что ее не видят в этот момент девчонки из класса, и прежде всего Шевелева. Сдохла бы от зависти.

– Ты на «чертовом колесе» каталась? – чуть свысока поинтересовался ухажер.

– В парке Горького? Не-a. Что я там потеряла?

– А в кино? – не знал, как продолжить беседу, Вовка.

– В кино теперь только дети ходят, которым делать нечего.

– А ты, значит, не ребенок? – усмехнулся Пучков.

Лена поглядела на него, старательно приподняв бровь, – эту гримасу она тоже подглядела в каком-то фильме и долго репетировала потом перед зеркалом.

Вздернутая бровь пришлась теперь как нельзя кстати.

– Конечно, я не ребенок, – сказала Лена. – А ты что, сомневаешься?

Вовка поглядел на часы и озабоченно произнес:

– Я сомневаюсь? Нет. Ты мне давно понравилась.

«Ну вот, начинается! – с замиранием сердца подумала Лена. – А если целоваться полезет?»

От этой мысли у нее закружилась голова.

– Говорят, у нас тут за углом бар открыли… очень симпатичный, – покачивая веткой, заявила она, стараясь сохранить независимый вид, – там кабинки закрытые… уютно, говорят.

Пучков, казалось, пропустил эту информацию мимо ушей.

– Ты слышишь, Вова? – Лена заглянула ему в лицо. – Я говорю: может, в бар пойдем, а то что-то холодно.

В закрытых кабинках, девчонки рассказывали, удобно целоваться, не боясь, что кто-нибудь помешает.

– В бар? – рассеянно переспросил Пучков. – Можно. Только я приятеля жду, он вот-вот должен подойти. По делу…

– По какому делу?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – усмехнулся Вовка.

Лене не терпелось затеять светскую беседу, и, так как образовалась пауза, она решила заполнить ее изысканным разговором.

– Вова, а правда, что ты машину умеешь водить? – поинтересовалась она.

– Ну…

– А «мерс» – тоже можешь?

– «Мерседес» разве не машина? – снисходительно буркнул кавалер.

Лена мечтательно закатила глаза.

– Вот я, когда вырасту, только на «мерседесе» ездить буду. Никаких троллейбусов! Надо жить шикарно, а не как эти… «совки». У моей мамаши на уме одни авоськи, продукты и работа. Как будто больше ничего нет на белом свете.

– Это ты дело, старуха, говоришь, – кивнул Пучков. – Когда купишь «мерс», зови меня, я тебя с ветерком прокачу.

Лена поняла последнюю фразу как залог любви и преданности и расплылась в счастливой улыбке.

– Где же твой дружок? – спросила она. – Опаздывает?

– Он такой, – отвечал ухажер, оглядываясь по сторонам.

Лена увидела, что к ним, перебежав проезжую часть дороги, направляется сутулый и весьма помятый субъект с лицом-грушей и маленькими глазками.

– Ты Пучок? – поинтересовался он, сплюнув на обочину.

– Ну я, – а ты кто такой?

– А я от Сереги. Ты его ждешь?

– Ну.

– Он не сможет прийти. Передал, чтобы я тебе все сам сказал. Косуха у меня. Деньги вперед.

– Черная? – прищурившись, спросил Пучков.

– Черная, – подтвердил субъект, – кожаная. Супер-пупер, высший класс.

– Сколько?

– Договоримся.

– У меня денег нет с собой, – выпалил Пучков.

– А уж это не моя печаль. Будут бабки – будет куртка. Только гляди, пацан, я долго ждать не могу. Не хочешь, я любому корешу ее спихну, и он мне еще спасибо скажет.

– Слушай, Лен, – озабоченно обернулся к спутнице Вова, – тут клевое дело подворачивается, косуху себе по дешевке купить собираюсь. Короче, надо за деньгами сбегать.

– Куда? – растерялась Лена.

– Да не тебе. Я сам… Мигом обернусь. А ты пока постой тут с этим корешем и обязательно меня дождись. В бар пойдем. Идет?

– Идет, – пожала плечами Лена.

Вовка подмигнул субъекту и был таков.

Лена переминалась с ноги на ногу, от нечего делать тоскливо озираясь по сторонам и не зная, как себя вести в такой ситуации. Наверное, думала она, для взрослых подобное – обычное дело, и, стало быть, держаться надо соответственно.

– Ты чего, его подружка? – с кислой улыбкой поинтересовался субъект.

– Да, – кивнула Лена. – А что?

– Ничего. Может, мы ему сюрприз сделаем?

– Какой?

– А вот какой, – оживился субъект. – Мы сейчас быстренько ко мне слетаем и курточку прихватим. Он с бабками прибежит – а косуха уже тут как тут, его дожидается.

Лена замялась.

С одной стороны, ее всегда учили, что нельзя заговаривать с незнакомцами и тем более идти с ними неизвестно куда.

С другой же стороны, этот человек – знакомый Вовки и, стало быть, ничего дурного сделать ей не может.

Если ему доверяет Вовка, то должна доверять и она.

И, самое главное, Лене очень хотелось сделать Вовке приятное. Можно себе представить, как он обрадуется, когда увидит желанную косуху в ее руках.

Короче говоря, она пошла следом за потертым субъектом.

– Здесь рядышком, – суетился провожатый, – пять минут ходьбы… и остановочку на метро.

– На метро? – неприятно поразилась Лена.

– Всего одна остановочка… Не боись, подружка!

Они миновали турникет и стали спускаться вниз по эскалатору.