Текст книги "Компромат"

Автор книги: Ирина Зарубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Пятница. 6.14–8.23

Федор позвонил в начале седьмого утра, как раз тогда, когда Клавдия Васильевна уже проснулась. Благоверный каялся, что не дал о себе знать прошлым вечером (мол, поблизости не было телефона), и обещал объявиться к полудню.

– Целый «лимон»! – возбужденно говорил он. – Представляешь, целый «лимон».

– Представляю… – кивнула Дежкина, будто Федор мог видеть этот кивок. – Молодец.

Врал ли муженек или же говорил правду? На самом деле он приводил в порядок чью-то «тачку» или же… Впрочем, Клавдию это мало беспокоило, а честнее сказать, ей было на это ровным счетом наплевать. Прошло то время, когда она испытывала страдания, кусала губы и рыдала в подушку, подозревая мужа в измене. Давно была перейдена та грань, за которой не оставалось ничего, кроме равнодушия и, быть может, толики сострадания. Привычка – вторая натура…

За окном в желтом луче уличного фонаря поблескивали искорки первого снега. Вот и зима настала, а ведь кажется, что лето еще было вот-вот, пару дней назад. Зябко. И тапочки куда-то запропастились. Босиком она пошлепала в ванную. Из Ленкиной комнаты доносился тоненький храп.

«Все-таки надо было ей в детстве аденоиды вырезать, – подумала Клавдия, выдавливая остатки пасты на зубную щетку. – В первую брачную ночь у Ленкиного мужа будет шок. Эх, будет ли она, эта первая брачная ночь?..»

Склонившись над кухонным столом, что-то мурлыкая себе под нос, Максим увлеченно запихивал в объемистую железную коробку какую-то продолговатую штуковину. Рядом дымился и благоухал паяльник.

Неугомонный мальчишка. Вечно он чем-то занят, всегда у него в голове целый рой самых разных идей, фантазий и выдумок. Есть у него одна прекрасная и редкая для его возраста черта – не успокоится, пока не добьется своего.

– Давно встал? – Клавдия поцеловала сына во взъерошенную макушку и выудила из недр сонно урчащего холодильника чашечку размороженной воды – свой неизменный завтрак.

– Я и не ложился, – Макс поднял на мать усталые глаза. – Вот, компьютер собираю. Вроде получается.

– Компьютер? У тебя же есть. – Она еще до конца не взбодрилась, не вошла в свою обычную форму. Язык не слушался, секи слипались. Наверное, давление падает. Или повышается. Сделав первый глоток, она почувствовала, как вода приятными ледяными волнами проникает внутрь. Хорошо-о-о…

– Не сечешь, маманя, – миролюбиво ответил сынок. – Я из своего триста восемьдесят шестого Пентиум-Про делаю… Ma, там деньги на телевизоре.

– Купил бы себе что-нибудь, дуралей.

– А у меня все есть, – и Макс с головой ушел в свою работу. Теперь его лучше не отвлекать.

Сборы прошли быстро. Через каких-нибудь пять минут Клавдия Васильевна, бросив сострадательный взгляд на свой плащ и напялив старенькое, но хорошо сохранившееся осеннее пальтишко (уж что-что, а вещи она носила бережно), вышла на лестничную площадку. Лифт так и не починили.

Над пустырем поднималось смуглое солнце. Безлюдно. Пронизывающий ветер срывает с головы платок. Жаль, сегодня день праздничный, химчистка не работает. Завтра обязательно надо сдать плащ. Отмывать бензином опасно. Булочная открыта. Хорошо, что хоть здесь не празднуют.

Клавдия решила купить хлеба, благо у нее имелся временной люфтик в десять минут. После работы вряд ли получится (кто знает, что за денек выдастся. Нет гарантии, что не придется до полуночи в кабинете проторчать), а из родных никто о хлебе не подумает.

Хлеб оказался черствым, ну да ладно, и на том спасибо. В кондитерском отделе Клавдия Васильевна неожиданно обнаружила перемены. Рядом с кассой, в небольшой стенной нише, виднелось кругленькое окошечко, а над ним висела пестрая вывеска, смысл которой был Дежкиной непонятен:

«Букмекерская контора «Шанс».

Клавдия Васильевна заинтересовалась, вернее, в ней взыграло присущее каждой женщине любопытство. Она приблизилась к окошечку и какое-то время наблюдала, как незнакомый мужичок в серой куртке-аляске, заглядывая в толстый буклет, делает пометки на бумажном листе.

– Простите, а что вы делаете? – поинтересовалась Клавдия Васильевна.

– Ставки, – буркнул мужичок и зачем-то прикрыл листок локтем.

– Ставки? – нелепо улыбаясь, переспросила Дежкина. – А зачем? Что это такое?

– Ты, блин, будто не от мира сего, – сквозь меховую окантовку капюшона на Клавдию смотрели удивленно-хмельные глаза. – Что, ни разу на ипподроме не была?

– Была, – честно призналась Дежкина, но не стала уточнять, по какой причине ее однажды занесло на ипподром. Там, в подтрибунном помещении местные служители обнаружили в стельку пьяного конюха и почему-то приняли его за мертвеца. Подняли тревогу, вызвали милицию. – Правда, давно была.

– Ну, так здесь то же самое. Правильно сделаешь ставку – выигрыш твой.

– А на кого ставить? – Клавдия могла и не оглядываться по сторонам. И так ясно, что поблизости нет ни одной лошади.

– На кого хочешь.

– А выигрыш большой?

– Смотря на кого ставить. Если на аутсайдера – большой, но риска много. А если на лидера…

– А где проходят скачки и когда? – спросила она.

– Какие еще скачки? – уставился на нее мужичок. – Эх, темнота сибирская. На вот, на списочек взгляни, – и с видом истинного знатока своего дела он начал перелистывать буклет. – Это Национальная баскетбольная лига, это Национальная хоккейная лига, это бейсбол, это европейские футбольные дивизионы, это американский футбол. Вишь, команд сколько?

– И как вы в этом разбираетесь? – искренне поразилась Клавдия, пробегая глазами по незнакомым названиям. Команд действительно было бесчисленное множество.

– Обижаешь, – мужичок распахнул аляску и гордо выпятил грудь, демонстрируя значок мастера спорта. – Иногда, впрочем, влетаешь… Но со временем навык кое-какой появляется.

– Посоветуйте, а? – попросила Дежкина.

– Ставь на «Детройт Пистонз», – наморщив лоб, уверенно изрек бывший спортсмен. – Он на своем поле «Сиэтл Суперсоникс» принимает, дело верное. И ставка приличная – один к двум. Отдаешь тыщу – получаешь две.

Пятница. 8.39–9.01

Снег повалил сильнее, и на дорогах начали возникать заторы, а значит, и длиннющие пробки. Неуклюжие «чайники», не справляясь с управлением, тут и там «целовались» с другими машинами. Не объедешь потом этих «любовничков».

Битком набитый троллейбус пять секунд ехал, пять минут стоял. Клавдия Васильевна поняла, что вовремя добраться до работы ей уже не удастся, и это плохо, она жуть как не любила опаздывать, даже если ее не ждали. Но у каждой медали есть оборотная сторона – Дежкиной случайно досталось местечко у окна, тепленькое, нагретое сошедшим на предыдущей остановке пассажиром.

Она сидела и рассматривала крохотную бумаженцию-купон. Быть может, через день он принесет ей выигрыш? Хоть ставка мизерная (всего-то штука, как выражается Ленка), но начинать всегда надо с малого.

Троллейбус застрял капитально, посреди бурлящего автомобильного табуна. И куда они все едут? Праздник же… Но и в этом есть какая-то прелесть. Можно прикрыть глаза, расслабиться, спокойно подумать. А подумать было о чем. Например, о двух милиционерах из двадцать первого отделения милиции. Зачем они приходили к Подколзину? Нет, цель их появления понятна, непонятен смысл или, другими словами, мотив. Кому понадобилась видеокассета с отснятым репортажем о коммунистическом празднике? Кто вообще мог на нее позариться?

Дежкина прокрутила в уме всех, по ее мнению, возможных охотников до кассеты. Конкурирующие телепрограммы, если такие вообще бывают… Сами упустили жирный кусок и решили воспользоваться чужой работой? Злопамятные демонстранты, которые выследили Михаила и узнали, где он живет? Чей-то пасквиль, навет? Бред, конечно… Впрочем, в нашей жизни порой происходит и не такое.

Клавдия Васильевна пришла к выводу, что милиционеры стояли в этом списке на самом последнем месте. Они-то здесь при чем? Тем более что ордера на обыск и конфискацию у них и в помине не было. Положим, некто за определенное вознаграждение предложил им сыграть роль обыкновенных рэкетиров… А почему нет? И начальник отделения вроде темнит, голос у него вчера был какой-то встревоженный. Врал ли он, уверяя, что Боброва и Соколова не существует? Отдавал ли он приказ? Но, опять же, зачем? Как ни крути – сплошные непонятки. Поражает сама бессмысленность содеянного. Нужно будет хорошенечко потрясти это отделение, Чубаристов поможет. Одно Дежкина знала твердо – она не имела к этому делу ни малейшего отношения.

– Освободите салон, – вдруг захрипели динамики. – Троллейбус дальше не идет.

Распахнулись двери. Пассажиры какое-то время пребывали в прежнем состоянии, словно у них не было сил поверить в услышанное, но вскоре пришли в себя и покорно потянулись к выходу, поругивая городские власти, а заодно и водителя.

«Чудненько… – подумала Дежкина, разглядывая в окно запруженную автомобилями площадь. – Пешком до прокуратуры? Как раз к обеду успею».

Спустившись на нижнюю ступеньку и помогая дряхленькой бабульке с котомками сойти на землю, Клавдия почувствовала, как ее вдруг потянуло куда-то влево. Потянуло так сильно и так резко, что она на какой-то момент потеряла равновесие и взмахнула руками. Но не упала. Кто-то бережно подхватил ее под мышки, поставил на ноги и, не разжимая своих цепких объятий, начал подталкивать к старенькому серому «Жигуленку», который вопреки всем правилам дорожного движения был припаркован прямо на тротуаре, у самой троллейбусной остановки.

Поначалу все это выглядело вполне безобидно, и Клавдия хотела даже поблагодарить своего спасителя. А то бы она упала на замызганный осенней слякотью асфальт (если бы и пальто заляпалось – это уже было бы чересчур). Но спаситель почему-то не торопился показываться ей на глаза. Напротив, он держался сзади, продолжая подталкивать Клавдию Васильевну к машине.

Дверь «Жигуленка» распахнулась словно сама собой (Клавдия успела разглядеть только чью-то волосатую кисть – ее хозяин оставался вне поля зрения), и, получив очередной толчок в спину, она буквально влетела в салон. При этом «спаситель» не забыл подстраховать ее голову, надавив огромной ладонью на макушку.

Все это произошло так стремительно и неожиданно, так было неправдоподобно и в то же время жутко (даже сердце, казалось, перестало биться, замерев на долгие минуты, а тело застыло, будто его парализовало), что Клавдия впала в какое-то странное, не испытанное прежде состояние, близкое к гипнотическому трансу. Впоследствии она могла восстановить события того утра лишь отрывочно.

…В машине кто-то был… слева… он зажал рот, чтобы я не закричала… «спаситель» тяжело плюхнулся справа… Теперь я была как бы в живых тисках, никак не вырваться… Хлопнула дверца. Что-то щелкнуло… это наручники надели, до боли сдавив запястья… «Жигуленок» сорвался с места… Куда же он с такой скоростью? Пробка рассосалась? Нет, наверное, в подворотню свернул, понесся дворами…

На голову что-то нахлобучивают… Мешок? Точно, мешок… В нос ударяет буйный запах сырой плесени… дышать трудно… Помогите… Кто-нибудь, помогите…

Наконец, голоса. Два голоса. Один низкий и хриплый, другой потоньше, парень шепелявит…

– Гони быстрей, мудила, – приказывает шоферу хриплый и прикрикивает на шепелявого: – Чего вылупился? Шмонай ее!

Значит, ограбление… Идиоты, нашли кого грабить…

И тут же их руки бесцеремонно лезут под пальто… под юбку… расстегивают кофту… срывают лифчик… как стыдно…

– А ничего себе бабенка! – крякает шепелявый.

Или изнасилование?.. Мальчики, зачем я вам, старая, нужна? Ведь вокруг столько хорошеньких девиц! Нет, нельзя так думать…

– Да не дрожи ты так… – рычит хрипатый. – На хрен ты кому нужна…

Значит, все-таки ограбление.

– Берите все, – она разлепляет пересохшие губы. – Деньги в кошельке… Только не убивайте… Я ваши лица не запомнила… Я вообще вас не видела…

– Заткнись! – обрывает хрипатый.

– Умолкни, ф-фука! – поддакивает ему шепелявый. – Фумку давай сюда!

– В сумке пусто! А в руке у тебя что? В кулаке, спрашиваю, что зажала?

– Купон… Берите…

– Похоже? – снова хрипатый, но через небольшую паузу.

– Не жнаю… – в чем-то сомневается его дружок. – Проверим…

Что им нужно? Что там «похоже»? Разве так грабят? Нет, грабят совсем не так. Как-то иначе…

Скрипя тормозами, «Жигуленок» резко останавливается. Тихо… аж в ушах звенит. Почему такая тишина? Куда завезли? За город? Вряд ли… Ехали всего ничего… Или показалось, что ничего, а на самом деле?.. Господи, как страшно…

– Выметайся, – бурчит хрипатый. Он явно чем-то недоволен.

– Кто? Я?

– Ты, ты, – мрачно гогочет шепелявый, отпирая замки наручников. – Значит, так, крафотка, флушай фюда внимательно. Шейчас ты выйдешь иж машины и будешь шшитать до двешти. Пока не дошшитаешь, мешка ш башки не шнимать. Уфекла?

– Усекла.

– А ина-аче… – загадочно протянул хрипатый, и Клавдия Васильевна ощутила на своей шее прохладное прикосновение стального лезвия. – Бегом! Бегом, я сказал!

И вот она уже стоит в кромешной темноте, толстая мешковина не пропускает ни единого лучика. Но живая. Целая и невредимая. И сумка в руке. Раз, два, три, четыре…

Убежать, немедленно убежать, позвать на помощь!.. Пять, шесть, семь…

Визжа покрышками, «Жигуленок» устремился куда-то вдаль, и надрывное бульканье его двигателя затихает, затихает, затихает… Двенадцать, тринадцать, четырнадцать…

Ноги не двигаются, приросли к земле. А если один из них остался и находится где-то неподалеку, наблюдает из-за угла? Тридцать семь, тридцать восемь…

Из-за угла чего? Дома? Но не слышно ни шума улиц, ни людского гомона. Пятьдесят, пятьдесят один… Где я? Даже номера машины не запомнила. Надо же так растеряться…

– Смотри, тетька из дурдома сбежала, – вдруг совсем рядом раздался детский голосок. – Не подходи к ней! Не подходи!

…сто семнадцать, сто восемнадцать…

– Чего это она?

– Откуда я знаю? Давай батю твоего позовем.

…сто тридцать, сто тридцать один… Хватит!

Дежкина осторожно стянула с головы мешок и невольно зажмурилась – яркий свет больно ударил по глазам. Это замкнутый двор-колодец. Вот почему здесь так тихо.

Два мальчика лет шести, прижавшись друг к другу, испуганно таращились на нее. Клавдия представила себе, как нелепо и диковинно она выглядела с мешком на голове, и не смогла удержаться, рассмеялась. Рассмеялась нервно, раскатисто. И этот смех привел мальчишек в ужас. Они начали пятиться, затем побежали со всех ног и с дикими воплями скрылись в темном подъезде.

Когда истерика прошла, Дежкина успокоила дыхание и, осмотревшись по сторонам (во дворе не было ни души), попыталась хоть как-то привести себя в порядок. Две пуговицы на пальто с мясом вырваны, кофта расхристана, чулки поползли, шейный платок съехал на спину, волосы в прямом смысле дыбом. Вылитая путана после бурной ночи.

Так, что же они похитили? Кошелек на месте. Деньги почему-то не тронули. И паспорт, и удостоверение, и косметичку, и тетрадь с деловыми записями. Брать-то больше было нечего. Серебряная цепочка? На шее болтается… Ключи от квартиры? Лежат в кармане пальто…

Пошатываясь на все еще ватных ногах, Клавдия Васильевна медленно побрела по дворику, обогнула детскую песочницу (песка в ней нет, одни окурки да пустые бутылки) и, войдя в полумрак подворотни, остолбенела. Она находилась в каких-нибудь десяти метрах от парадной двери своей родной прокуратуры. Нужно было лишь пересечь узкую улочку. Удивительно, но за долгие годы работы в своем учреждении Дежкина ни разу не заглядывала в этот двор.

Пятница. 9.41–11.59

Как только Виктор Чубаристов увидел Клавдию, он сразу понял, что-то случилось, и ироничное выражение мгновенно сползло с его лица.

Она молча кивнула на дверь своего кабинета и, пропустив вперед Виктора, многозначительно потрясла перед его носом пыльным мешком.

– Вот, – возбужденным шепотом произнесла она.

– Что «вот»? – заморгал ресницами Чубаристов. – Ну и видок у тебя, госпожа следователь… Как у курицы, только что вылезшей из-под петуха.

– Вот, – повторила Клавдия и, провернув в замочной скважине ключ, села за свой стол. – Умоляю, включи кипятильничек. Мне только чайку глотнуть и сразу полегчает.

После того как Виктор выполнил ее просьбу и, крайне заинтересованный, присел на подоконник, скрестив руки на груди, она сбивчиво рассказала ему о событиях, случившихся в последние несколько минут. И про поломку троллейбуса, и про серый «Жигуль», и про мужские голоса, и про бесцеремонный и столь же безуспешный обыск.

– Значит, ничего не взяли? – обдумывая полученную информацию и раскладывая ее по полочкам, спросил Чубаристов. – Уверена?

– Уверена.

– Ничего-ничего? Не может быть… Проверь еще разок.

– Я десять раз перепроверила. – Дежкина открыла косметичку и посмотрела на себя в маленькое зеркальце. Тушь потекла, помада размазалась… – В этом-то и вся странность, Витя. Хотя, постой! Взяли… Купон взяли.

– Какой еще купон?

Клавдия поведала Виктору о букмекерской конторе, открывшейся в булочной, о том, что она поставила тысячу рублей на победу «Сиэтл Суперсоникс».

– На победу кого? – удивленно спросил Чубаристов.

– «Сиэтл Суперсоникс»… – смущаясь, сказала Дежкина. – Команда такая баскетбольная.

– У каждого свои заскоки, – прокомментировал этот факт Виктор. – Может, за подкладку провалился?

– Да нет же! Я его в кулаке держала.

– Знатный улов, – хмыкнул Виктор. – А номер автомобиля?

– Какой там… – махнула рукой Клавдия. – Я и лиц-то их не разглядела.

– Да уж, попробуй тут разглядеть. – Он брезгливо осмотрел и даже зачем-то понюхал мешок, единственную улику, оставшуюся после дерзкого нападения. – Ну что на это сказать? Не повезло – ты оказалась в неподходящем месте в неподходящее время. Или, наоборот, повезло, что не покалечили. Знаешь, как бывает? У жертвы нет ничего ценного, вот грабитель со злости ее топориком по голове…

– Витя! – вскричала Дежкина. – Не надо! У меня и так до сих пор коленки трясутся, а ты со своими идиотскими шуточками!

– Что, сильно струхнула? Может, тебе это… домой? Не хочешь? Ну тогда бутербродиками закуси, – он распахнул свой «кейс» и выложил на стол целлофановый сверток. – Тут с колбаской, с сыром. Давай-давай, наваливайся. Кусок в горло не лезет? Надо себя заставить, госпожа следователь. – Иногда чопорный и неприступный Виктор Сергеевич Чубаристов мог вести себя, как чуткая и заботливая нянька и даже жесты его становились плавными, убаюкивающими. – Кстати, можешь меня поздравить. Кажется, я потянул за нужную веревочку. Сам не ожидал.

– Очередной свидетель?

– Да еще какой! В Бутырках отдыхает, золотце.

– Чему я не устаю восторгаться, так это твоему терпению. – Дежкина без особой охоты надкусила трехслойный бутерброд. – Сколько их через твои руки прошло?

– Не знаю, Клавдия, не считал. – Чубаристов выдернул из розетки штепсель кипятильника, после чего отправил в стакан щепотку чая. – Или чего покрепче? Я сбегаю.

– Погоди, Виктор. Что мне делать-то? Заявлять?

Виктор не успел ответить.

В дверь громко и требовательно постучали. Вот всегда так, когда хочется спокойствия и уединения, обязательно кто-нибудь припрется.

– Эй, открывайте! – несомненно, голос принадлежал Левинсону. – Мы знаем, что вы там! Вас видели! Дежкина! Чубаристов! Ку-ку! Чем вы там занимаетесь?

– Принесла нелегкая, его только и не хватало, – недовольно пробурчал Чубаристов, но незваного гостя впустил. Левинсон мужик настырный, от него не так просто отделаться.

Впрочем, помощник прокурора города по связям с общественностью, или, как сам себя именовал Левинсон, пресс-секретарь, явился не один. На пороге рядом с ним возник изящный силуэт Лины Волконской.

– Здрасьте… – тихо произнесла она, на мгновение задержав взгляд на Викторе.

– Приветик, – улыбнулся Чубаристов. – Как дела-успехи-здоровье?

– Спасибо, хорошо… – девушка смущенно потупилась. – Вы еще не уходите? Я только результаты экспертизы Сафронову занесу и сразу обратно, – и она бесшумно выскользнула в коридор.

– О, поживиться есть чем! – Левинсон со свойственной ему бесцеремонностью схватил бутерброд и целиком отправил его в рот.

– Тебя, как таракана, на жратву тянет, – заметил Чубаристов.

– А чего такие невеселые? – Помощник горпрокурора по связям со средствами массовой информации, или, как он сам себя называл, пресс-секретарь, не мог не ощутить атмосферы всеобщей подавленности. – Следствие, жмурики, улики, дедуктивные методы? Понимаю-понимаю, работа такая. Чуть не забыл, Клавдия Васильевна, это тебе, – он протянул Дежкиной сложенный вчетверо тетрадный лист. – Дядечка с вахты просил передать.

– От кого? – Клавдия Васильевна развернула листок, быстро пробежала глазами текст.

– Тебе лучше знать, – лукаво подмигнул ей Левинсон. – Амуры, лямуры… Ох, Дежкина, сорок пять – баба ягодка опять? Короче, в шестьдесят пятом году наши забросили в Англию шпиона, назовем его Вовой…

– Очередная байка? – скривился Чубаристов.

– Истинная правда! – послал ему свой невинный взгляд Левинсон. – Один знакомый гэбист рассказал. Ну так вот, значит, внедрился Вова, работал где-то, жену себе завел, а лет через десять и маленький магазинчик прикупил. Значит, жил он себе на окраине Лондона, начал уже забывать родной язык и подумывать о том, а не «заморозили» ли его, в смысле вообще отстранили от всяческих дел.

– Опять затягиваешь, – упрекнул Виктор. – Убыстряй, убыстряй, темп теряешь. К развязке переходи.

– А развязка такая, – Левинсон выудил из пакета второй бутерброд, – в прошлом году заходит в его магазинчик… как вы думаете, кто? Надо же такому случиться – школьный товарищ Вовы, за одной партой сидели. Товарищ этот в командировку приехал, в свободное время шлялся по городу, случайно забрел в лавочку, присмотрелся к хозяину и, разумеется, узнал его. «Привет, говорит. Сколько лет, сколько зим! Не знал, говорит, что ты в Англию рванул. Как, спрашивает, дела?» Тот ему по-английски: «Извините, сэр, вы ошиблись. Никакой я не Вова. Я Джек». А товарищ не унимается: «Какой же ты Джек, когда ты самый что ни на есть Вова! А помнишь, как мы с тобой училке канцелярскую кнопку на стул подложили?» И пошло-поехало в том же духе. «Я Джек». – «Нет, ты Вова». А вокруг уже потихонечку народ собирается, прислушивается, обсуждает происходящее…

– Ну, и чем закончилось? – нетерпеливо оборвал его Чубаристов.

– А закончилось тем, что через несколько минут в магазинчик нагрянули люди из службы контрразведки, Вова был раскрыт и выдворен из страны. И летел он в одном самолете со своим одноклассником и по инерции пытался втолковать ему, что никакой он не Вова, а все-таки Джек. – Левинсон звонко рассмеялся. – Вот такая жизненная история. Обидно, да? Клавдия, ты чего такая насупленная?

– А? – вздрогнула Дежкина, оторвавшись от тетрадного листа. – Без двадцати час.

– Это ты к чему? – не понял Левинсон.

– А кто принес записочку на вахту? – спросила Клавдия Васильевна, растирая кончиками пальцев виски.

– Понятия не имею, а что?

– Нет-нет, ничего… – она отправила послание в верхний ящик своего стола. – Мало ли, может, на словах что просил передать…

– Дежкина! – В дверном проеме появилось ухоженное личико секретарши Люси. Неужели она и через двадцать лет будет такой же молодой, фигуристой и энергичной? – К шефу, быстро!

– Миленькая, скажи ему, что меня нет, – взмолилась Клавдия.

– Он знает, что ты есть, – развела руками Люся. – Видели тебя.

– Кто видел?

– Я видела. – И секретарша, ритмично цокая острыми каблучками и вихляя крепкой попкой, поспешила удалиться.

– Новое дело? – сочувственно спросил Левинсон.

– Вряд ли, – Дежкина нехотя поднялась из-за стола и одернула юбку. – И знаешь почему? Прошлой ночью я не видела снов.