Текст книги "Даже если вам немного за тридцать (СИ)"

Автор книги: Ирина Гринь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

"Понедельник:

Поливание укропа на грядках ритуальной кровью ненавистных сепаратистов, выжатой с помощью золотого Тризуба. Сжигание чучела Путина, предварительно смазанного салом с чесноком. По окончании – исполнение Гимна Соединенных Штатов Америки.

Вторник:

Торжественная молитва, на красно-черном коврике, у памятника Степану Бандере. Поездка в Донецкую область за рабами. (Не забыть: наручники, плетки, кандалы, конфеты фабрики "Рошен" для пущего глумления над рабами).

Среда:

Утренняя молитва "Боже, храни Яроша!" Прополка грядок с укропом ритуальным инструментом, сделанным из тазобедренной кости, извлеченной без наркоза из тела пленного сепаратиста. По окончании – исполнение Гимна Соединенных Штатов Америки.

Четверг:

Избиение беременных, православных ветеранов войны. Глумление над орденами и медалями (непременно в присутствии ветеранов). Разнузданные оргии и пляски с сине-желтыми флагами на Монументе Славы у Вечного огня.

Пятница:

Распятие мальчиков из Донбасса у подножия памятника Тарасу Шевченку. Пение при этом песни: "╤ вражою злою кров"ю волю окроп╕те!" По окончании – конкурс детского рисунка "Кто лучше напишет портрет любимого Барака Обамы". Приз победителю – возможность в следующую пятницу распинать мальчиков собственноручно.

Суббота:

Отстрел снегирей. Массовое сжигание вражеских птичьих трупиков. Целование визитки Яроша. По окончании – исполнение Гимна Соединенных Штатов Америки.

Воскресенье:

Утренние проклятия в адрес Московской церкви. Языческие жертвоприношения из пленных сепаратистов представителям батальона "Азов". Затем, особенно изощренное издевательство – поедание тортов фабрики "Рошен" на глазах у голодных пленных сепаратистов".

Пока Дашков и Егор внимательно читали стенгазету, Дашков – хохоча, а Егор – очень серьезно, на лестнице нарисовалась Елизавета Васильевна. Оба мужчины разом оглянулись. Лиза была в обтягивающих джинсовых шортах с эмблемой в виде американского флага, ковбойских сапожках со шпорами, приталенной сине-желтой вышиванке и широкополой ковбойской шляпе с загнутыми полями и американским флажком. Она грациозно спустилась по лестнице, подошла к мужчинам и нежным, голливудским голосочком произнесла: "Хай!"

– Здравствуйте, – потряс ей руку Егор, – Лиза, а Вы учите английский?

– Да, – ответила Лиза, и, вспомнив, шутку Владимира Зеленского, добавила: – Чтобы забыть русский!

Дашков откровенно заржал. Егор же был непробиваем. Из кухни, едва сдерживая улыбку, вышла Оксана Ивановна с подносом. На ней была черная рубашка со значком с портретом Бандеры, красная юбка и головной чепец в виде стилизованной, черной эссесовской фуражки. Егор даже не удивился.

– Как все запущено, – шепнула Лиза мужу, который еще не отошел от вида новой формы Оксаны Ивановны, – Он – племянник Киселева?

За обедом, она старалась придержать свой язычок, но когда Егор, в который раз похвалил изумительные полтавские галушки, она не выдержала и секретным тоном сообщила ему, что такой вкус блюду придает именно укроп.

– У него очень насыщенный аромат, Вы заметили? Ведь мы постоянно удобряем его!

Егор посмотрел в свою тарелку с нескрываемым ужасом. Лиза перестала развлекаться. В конце концов, отсутствие чувства юмора – это диагноз, своего рода. Она аппетитно захрустела веточкой укропа, которую подхватила с блюда с овощами и подмигнула Оксане Ивановне. Бедный Егор сидел белее снега и явно боролся с тошнотой. Лиза смилостивилась и замолчала.

– Ну, мне пора, – заявила она, поднимаясь из-за стола. Сегодня у меня по графику – избиение ветеранов! Пропустить – никак нельзя. А то исключат из бандеровцев!

Она принесла внушительную плетку, которую зимой, дурачась, Дашкову подарили друзья в честь его бракосочетания, пластмассовый судок, и отобрала туда с общих блюд еду, которая была бы по силам искусственным челюстям бабы Клавы: галушки с подливой, три котлетки, кусок белого куриного мяса.

Егор внимательно наблюдал, потом удивленно спросил:

– А Вы что, их и кормите? Не только бьете?

– Конечно, кормлю! Шоб дожили, падлюки, до следующего избиения! Дорогой, – обратилась она к мужу, – не забудь вечером пять минут попрыгать в саду, и так чтоб соседи видели, а то они решат, что ты – москаль и донесут!

Дашков чуть не полез под стол от смеха, Егор же был очень серьезен.

Когда машина Дашкова увезла Лизу к бабе Клаве, на массаж, Егор сказал Дашкову:

– Коля, как ты живешь с такой женщиной? Ужас.

Дашков откинулся на спинку стула и притворно вздохнул:

– Красивая, зараза. Все ей прощаю.

– Ну, это да, – согласился Егор.

– Бандеровки, знаешь, какие красивые? Сил нет! Поехали, посмотришь.

Они вызвали машину, долго гуляли по центру города, съездили в Музей Полтавской битвы, и, кажется, даже такой, как Егор начал понимать, что приехал сюда слишком неправильно настроенным.

Егор не понравился Лизе, может он и был неплохим парнем, но ей импонировали люди с чувством юмора. Три дня из его визита она провела в селе, с Костиком, у мамы и дяди Володи, загорала, плавала, лакомилась необыкновенно вкусными и сладкими в этом году черешнями, и гоняла на велосипеде. Дашков забрал ее только на четвертый день, когда необходимо было попрощаться с Егором, что она и сделала с превеликим удовольствием.

Но когда, на прощание, Егор все же завел разговор о "притеснении русскоязычного населения", Лиза быстренько поставила его на место всего одной фразой, да и то, сказанной вскользь:

– Знаете, Егор, лично мне – очень нравится русский язык, и, простите за нескромность, мне показалось, я владею им куда лучше Вас – такого ярого приверженца.

Егор, будучи и вправду, не слишком образованным и несколько косноязычным, смутился и замолчал.

Однако на этом, визиты русских родственников не закончились. В следующие выходные должна была приехать московская родня Николя. Лиза вздохнула: "Рано я запрятала ковбойскую шляпу". Она расспросила Дашкова, кто к ним приедет и кем они ему приходятся. Николя объяснил, что Юрий – глава семейства, его троюродный брат. Он приедет с женой Лерой и сыном, Виталиком. Виталик – практически ровесник Кости.

"Москали" оказались потрясающими! Они катались по полу от смеха, изучив "График бандеровки", сфотографировали его, потом фотографировались с Оксаной Ивановной в эссесовском чепчике и с большим сине-желтым флагом на лестнице дома.

Дашковы целый день возили их по музеям и примечательным местам. Лере очень понравился памятный камень, откуда князь Игорь шел на половцев, и она долго позировала там мужу, ловившему удачные ракурсы с фотоаппаратом в руках. Сам Юра заинтересовался музеем Кондратюка, изобретателя ракет. Лиза сфотографировала всю семейку возле памятника Полтавским галушкам, причем Леру заставила сесть в ложку. Рассказала им и о том, что здесь – один из духовных центров Украины, и что с Полтавой связаны или же вышли отсюда, многие светлые умы: художники, писатели, актеры, певцы, Гоголь, Котляревкий, Склифосовский, Циолковский, Мясоедов, Вавилов, плеяда педагогов, Короленко и Бог знает кто еще.

В четверг, после обеда, она пообещала москвичам свозить их в родовое имение Гоголя, и на родину Клары Лучко, это было по дороге. Юра, почему-то, очень интересовался личностью Симона Петлюры. Сама Лиза Петлюру недолюбливала, однако она пообещала показать место, где стоял дом его родителей, и где в настоящее время располагался магазин канцелярских товаров.

– Он был сыном весьма не бедных родителей. Вы знали? – спросила она москвичей.

Затем все поехали к зданию Полтавскго технического университета. Хорошо помня все, что рассказывал ей отец, Лиза начала:

– Перед вами здание Полтавского техуниверситета, принадлежащее некогда семье Кочубеев и проданное ими, вместе со всеми прилегающими постройками и садами городским влястям, за символическую сумму, для обустройства в нем Института благородных девиц. Эта идея принадлежала княгине Варваре Алексеевне Репниной, жене генерал-губернатора Николая Григорьевича Репнина. Варвара Алексеевна Репнина, в девичестве Разумовская, будучи дочерью министра просвещения Российской империи и внучкой последнего гетьмана Левобережной Украины, была необычайно деятельной и энергичной дамой, особенно в сфере образования женщин. Ее муж тоже был легендарной личностью, старший из пяти братьев Волконских, именно его младший брат Сергей, стал впоследствии знаменитым бунтовщиком-декабристом. А сам Николай Григорьевич ко времени появления в Полтаве уже успел побывать не только курфюрстом Саксонии, но и поучаствовать в битве с Наполеоном при Аустерлице. Именно он стал прообразом князя Андрея Болконского в "Войне и мире" Толстого. Да Волконские и в родстве с Толстыми состояли. Вы спросите: почему Репнин, будучи Волконским, носил фамилию Репнин? А я вам отчечу: потому, что с разрешения императора, и с целью сохранения родовой ветви матери, по давнему обычаю, старшему сыну иногда переходила фамилия матери. Но я отвлеклась. Так вот, в 1818 году, усилиями многих и многих людей, институт благородных девиц, шестой по счету в Российской империи, был открыт...Пройдемте дальше...Вы видите перед собой современный, относительно недавно построенный храм Веры, Надежды, Любови и матери их Софии...

Москвичам очень понравилась эта импровизированная экскурсия по городу.

Лиза предложила им также съездить в село, к своим родным, на пару дней. Предложение было с восторгом принято. Москвичей так восхитила природа, сельские продукты, и сами люди, что они просто не захотели уезжать! Лиза предложила им пожить в селе еще пару дней, как раз был сезон вишен и черешен. Поработали москвичи целый день и в ее столовой для беженцев, лично все посмотрели и поговорили с людьми из Донецкой и Луганской областей. Пришли – подавленные. "Должно быть, там что-то не совпало с киселевщиной" – догадалась Лиза, но расспрашивать не стала. Она еще в самом начале знакомства, предложила москвичам вообще не общаться с ней на тему политики. "А то – поссоримся", – заявила она. И все-таки один раз они "сцепились". На какое-то замечание Юрия, качавшееся истории, Лиза отреагировала очень эмоционально:

– Никакие вы нам больше не братья, понятно? Я никогда не прощу России, что мой шестилетний сын каждый день проходит в садике уроки безопасности: что надо делать во время обстрелов "градами", куда бежать при начале бомбежек, и т.д. В его возрасте дети должны учить "Мама мыла раму!" и где находится бассейн и детская площадка, а не бомбоубежище! А из-за вас мы все стали милитаристами! Дети больше не играют в войну с немцами! Теперь все наши дети играют в войну с русскими!

И все же они помирились. Десять дней пролетели, как один миг. Лера расплакалась, когда прощались, и сказала, что бандеровцы отныне – ее самые любимые люди! Виталик очень подружился с Костиком, они даже ни разу не подрались, а Лиза так растрогалась, что сложила москвичам к отъезду целую торбу украинских гостинцев: сало с чесноком, подчеревину с перцем, водку, самогонку и кучу черешен и вишен в обрезанных, пластиковых бутылках. И, конечно же, они с Дашковым, получили предложение посетить Москву с ответным визитом. Лиза замялась:

–Это будет нескоро...

– Ну, тогда зимой встретимся в Карпатах! Мы каждый год отдыхаем в Буковеле.

"Зимой – мне рожать вообще-то" – подумала Лиза, но ничего не сказала.

Своему английскому поклоннику Лиза писала всегда по средам. Она решила, что писать чаще – это неприлично для замужней дамы. Как правило, она усаживалась в комнате «для релакса», включала приятную музыку и открывала ноутбук.

В первом сообщении – поблагодарила за "доставку" Богдана, сообщила, что он благополучно вернулся, полный сил и идей, и собирается выращивать овощи на специальном, экспериментальном огороде по методу Глоустера. Кроме того, в сентябре, Глоустер доставит ему первую партию линкольнширских овец. Он попробует их разводить тут, на местных пастбищах.

Постепенно, Лиза рассказала о своем Фонде, о детях беженцев, о том, как они помогают им найти родственников, и даже за свои деньги отправляют к ним. Впрочем, рука дающего никогда не оскудевает, Лиза написала, что люди, даже россияне, охотно жертвуют деньги ее Фонду. Один мужчина из Питера, которому доставили его двенадцатилетнюю племянницу, после того, как родителей девочки не удалось отыскать, нашел в интернете координаты Лизиного Фонда и перечислил ей три тысячи долларов. Лиза позвонила ему и поблагодарила. Только потом подумала, что такой звонок мог навредить питерцу. Кремль не дремлет...

Детей к их родственникам, Лиза всегда отправляла в сопровождении сотрудников Красного Креста или монахов. Все сопроводительные документы оформлялись без сучка и задоринки. Она боялась подстав и обвинений в торговле детьми. Все данные о родных потерявшихся деток из Донбасса проверялись, и Лизе пришлось вплотную сотрудничать и с представителями милиции и прокуратуры. Последняя, впрочем, всячески поддерживала ее деятельность. Возможно, не только из человеколюбия, а и потому, что заместителем прокурора области стал не кто иной, как Виктор Борисович Погорелов...

В зависимости от интенсивности военных действий, поток беженцев то иссякал, то вновь увеличивался. В кратких перерывах, Лиза пыталась заниматься прежней деятельностью и помогать полтавским детдомовцам. Странно, но она все успевала. Ей очень помогали Маруся, Ирина Кондратенко и бывшие колежанки по госслужбе: Светка Багацкая и Валентина Николаевна Кудрявцева. Нашлись и другие волонтеры.

Лиза уже планировала свой семейный отдых в августе на Сицилии, просматривала экскурсионные маршруты, выбирала турфирму. Она поделилась новостью с Роутером. Он заявил, что тоже планировал в августе отдохнуть в Италии! Какое совпадение!

Лиза улыбалась, читая. Она напомнила ему, что очень любит мужа и призналась, что ждет ребенка. Роутер никак не отреагировал. Их переписка продолжалась и стала привычкой.

В середине июля случилась страшная трагедия с малазийским Боингом. По одной из версий, сепары, приняв его за украинский военный самолет, сбили Боинг в небе над Донецкой областью, и радостно похвастались о "подвиге" в социальных сетях. Как только поняли, что натворили, быстро удалили и уничтожили все упоминания об этом. Но их действия и переговоры засекли и сделали достоянием гласности. Лиза смотрела на фотографии жертв и рыдала. Там было столько детей! Мир был в ужасе, вместе с Лизой. Она увидела фото и видео, где подружки донецких сепаратистов демонстрировали, как они используют косметику и личные вещи жертв автокатастрофы. Лиза была в полном шоке. Подлинное лицо ДНР. Потомки Шарикова. Абырвалг, абырвалг... Фи!

Вскоре катастрофа произошла и с ее жизнью. Ничто не предвещало бури. Здоровье радовало, беременность развивалась нормально, работа шла своим чередом, Дашков был нежен и внимателен, Костик набирался сил и здоровья в деревне, накануне своего первого учебного года.

Как-то вечером, Лиза обнаружила, что забыла в офисе ноутбук. Она позвонила мужу:

– Николя, заскочи ко мне на Привокзальную, я ноутбук забыла, привезешь?

–Да, моя девочка, но я буду не скоро, часа через два.

– Хорошо.

Лиза вышла из дома, посидеть в беседке, протом передумала дожидаться Дашкова и решила съездить в офис сама. Она не стала вызывать водителя, вызвала такси и поехала к себе, на Привокзальную. Было около восьми вечера, и рабочий день давно закончился. Лиза попыталась открыть обе двери офиса, и, с удивлением обнаружив, что они уже открыты, прошла в приемную. Вдруг, она уловила странные звуки из комнаты "для релакса". Дальше все было сплошным кошмаром. Лиза вошла в комнату отдыха и увидела на диване голую стонущую Марусю и склонившегося над нею Дашкова. Она остановилась, не в силах поверить! Ей, с ее всегда такой быстрой реакцией, действительно понадобилось время, чтобы осознать увиденное...Оба вскочили, Дашков что-то говорил, Маруся судорожно одевалась. Лиза посмотрела Николя в глаза, буквально секунду, но он понял, что это конец. Все же она была сильной женщиной, у нее хватило мужества, без криков и истерик, развернуться и побежать к выходу.

Такси ждало ее неподалеку от здания. Она кинулась к машине, и со всего размаху, зацепившись за высокий бордюр цветочной клумбы, которую Дашков так и не удосужился обрезать, грохнулась на землю, больно ударившись животом о бортик клумбы. Перед тем, как потерять сознание от невыносимой боли, она еще почувствовала, как по ногам хлынула горячая жидкость...и даже поняла, что это...

Лиза плыла по реке...Река была широкая-широкая, как Дунай в Одесской области...Или, как Днепр... Коричневая, но очень прозрачная вода омывала края лодки. Лиза с интересом наблюдала. Лодка повернула к берегу, и Лиза увидела прекрасный лес. Она очень обрадовалась и захотела выбраться на берег. Однако, приблизившись, увидела несколько высоких, крепких мужчин в белом. Они смотрели на нее очень сурово и не позволили ей пройти через странные, в виде больших пчелиных сот, ворота.

– Почему? Там так красиво! Я хочу туда пройти! – возмущалась Лиза, но ее не впустили. Лодка отчалила и опять поплыла по реке. Она увидела еще немало ворот – пчелиных сот, но все охранники в белом качали головами и не пускали ее в чудесный лес...

Лиза открыла глаза.

– Женя, Женя, она очнулась! – услышала она радостный крик очень хорошенькой, молоденькой блондинки, которая, не отрываясь, смотрела на нее.

К Лизе подошел высокий, красивый мужчина, явно "кавказской" национальности.

– Ну, Слава Богу! – весело сказал мужчина, заглядывая ей в глаза. – Как ты напугала доктора, дорогуша. Нельзя так пугать дядю Женю! – он говорил с сильным кавказским акцентом.

– Вы кто? – тихо спросила Лиза.

– Абрумян, – ответил мужчина одним словом, словно это должно было объяснить все.

– А где я? – спросила Лиза.

– В больнице, дорогуша, в гинекологии. Ты помнишь, что с тобой произошло?

Лиза кивнула. Она заметила, что в обе ее руки воткнуты капельницы.

– Очень пить хочется. Можно мне водички?

Хорошенькая блондинка аккуратно приподняла ее голову и поднесла стакан. Лиза махом выпила его целиком, голова ужасно закружилась.

– Ну-ну-ну, – закричал Абрумян, – Даже не думай опять отключаться! Дядя доктор итак всю ночь нервничал, тебя сюда вытаскивал! Наташа, неси ей еще одну глюкозку.

Лиза не потеряла сознание, отдышалась и пошевелилась. Она была в такой прострации, что даже не могла плакать. Хотя, надо было поплакать, однозначно, стало бы легче.

– Все хорошо, красавица, – весело сказал ей Абрумян. – Дядя Женя – ювелир, а не гинеколог! Я так аккуратно тебя почистил, что ты еще с десяток детишек нарожаешь! Вот увидишь!

Он был так самоуверен и так энергичен, что Лиза даже улыбнулась.

– Какая это больница? – спросила она, – Сейчас день или ночь?

Пока Наташа меняла ей капельницу, а вторую отключала, доктор Женя Абрумян принес к ее изголовью стул, удобно на нем устроился и, судя по всему, приготовился слушать.

– Ну, рассказывай, – проговорил он, – По тоннелю, к свету, летела?

Лиза растерянно пожала плечом той руки, с которой уже сняли капельницу.

– Нннет, не летела... По реке плыла.

– По реке? – удивленно наклонился к ней Абрумян.

– По реке, – тихо подтвердила Лиза.

– По какой реке? – полюбопытствовал доктор Женя.

– Нууу, надо думать по Стиксу, раз Вы всю ночь меня сюда вытаскивали, – ответила Лиза.

Доктор вскочил и захохотал:

– Наташенька, она уже шутит с нами, нет, ты видела? Будешь жить, красавица!

– Доктор, я много крови потеряла?

– Да, – вздохнул Абрумян, – если б не твой муж...Ох и любит он тебя! Трясся тут весь, угрожал нам, потом деньги всем совал, вообще с ума сходил. Очень дорогое лекарство тебе привез. Если бы не он...

– Если бы не он, я бы сюда не попала, – тихо сказала Лиза.

Деликатный доктор Абрумян понял, что пациентке неприятна эта тема и вернулся к своим вопросам.

– Слушай, а кого ты там видела?

Лиза задумалась.

– Высокие, суровые мужчины. В белом. Мы общались мыслями, без слов, телепатически. Представляете? И ...еще кто-то, очень шутливый и добрый. Он мне сочувствовал...Но...его я не видела.

Она рассказала про ворота в виде пчелиных сот и красивый лес за ними. Вздохнула.

– Вы меня не обманываете? Я, правда, смогу еще родить?

– Слюшяяяй, мамой клянусь, да? – передразнил Женя свой сильный кавказский акцент. – Ты, красавица, здорова, как ....извини, кобыла! У тебя прекрасный, крепкий организм! Наташка, она доктору Абрумяну не верит! Ты только посмотри на эту нахальную женщину!

Красавица Наташа тихонько подошла к ней и шепнула:

– Там, в коридоре, Ваш муж. Он хочет войти... Можно?

– Нет! Наташа, ради Бога, не пускайте его! Что угодно придумайте! Умоляю Вас!

– Да успокойтесь! Я его сейчас живо отправлю.

– Наташа, пусть привезут мой телефон и мой ноутбук. Пожалуйста, скажите ему. И, скажите, что меня можно будет проведать не раньше вечера.

Наташа кивнула и вышла. Абрумян с интересом слушал.

– Что там у вас произошло? Говорят, твой нефтяник пылинки с тебя сдувал, а ты его видеть не хочешь.

– Сдувал. Когда я зашла в свой кабинет, он как раз сдувал пылинки с моей секретарши, голенькой, как в первый день творенья. Я их застукала. Потом выбежала и...там клумба такая злосчастная. Я упала.

– Вот мерзавец! А! Не горюй, красавица! Все у тебя будет отлично!

– Я уверена в этом! – улыбнулась Лиза, этот доктор, уже сам по себе был лекарством.

Через два часа Лиза сидела на широкой больничной кровати, и понемногу, пила из чашки куриный бульон. Плачущая Анна Григорьевна сидела рядом, и помогала ее трясущейся руке держать чашку. Она без конца плакала и причитала, и Лиза захотела, чтобы мама поскорее ушла. Она была слаба и очень хотела спать.

– Мама, Косте очень аккуратно скажешь. Скажи, мама очень сильно заболела, и деток в животике у нее больше нет. Но доктор сказал, что потом, они еще будут. Вот так ему скажи, поняла? И пусть об этом не болтает. Он умеет хранить тайны. И, мама, – Лиза схватила ее за руку, – Поклянись мне сейчас, клянись! Никогда не отпустишь Костю к Коле! Особенно одного! Клянись, ни на секунду не оставишь моего ребенка с ним! Клянись!

Перепуганная Анна Григорьевна поклялась. Она еще не поняла, что произошло, но чувствовала, что приближающаяся катастрофа неотвратима.

– Лиза, доню, – плакала она, – Ты ж только не руби сгоряча! Подумай прежде обязательно! Ведь какая семья была!

– Не я ее разрушила...Все, мама, извини, я спать буду.

Она проснулась сильно окрепшей. В голове уже не крутилось, а руки вообще перестали дрожать. Наташа принесла ей еще чашку теплого бульона, а затем разрешила съесть ложку картофельного пюре с кусочком отварной говядины. Какое все было вкусное! Как никогда! Лизе казалось, что более вкусной еды она сроду не пробовала! Пила она гранатовый сок, закусывая грецкими орехами, так велел доктор.

Наташа поведала ей, что доктор Абрумян – это ее муж. Они работают в этой больнице вместе уже два года, тут познакомились, тут и поженились.

Лизу вдруг осенило:

– Абрумян! Это же тот самый знаменитый гинеколог Абрумян! Как я сразу не вспомнила! Он же звезда нашего города, а не врач.

Наташа довольно заулыбалась.

– Лиза, Ваш муж опять приехал. Можно он войдет? Он так нервничал! На нем лица не было...Лиза, Вы меня простите, это не мое дело...Но, по-моему, он... правда Вас очень любит...

– Это уже не важно...Наташа, а я очень ужасно выгляжу? Ну ладно, не отвечайте. Дайте хоть подушку еще одну под голову, что ли.

Николя вошел. Неотрывно смотрел ей в глаза. Тихо спросил:

– Как ты?

– Бывало лучше, – честно ответила она, с трудом разжимая бледные, обескровленные губы.

– Медики сказали, что опасность миновала. Ты потеряла очень много крови...Никак не могли остановить...Срок уже довольно большой, – он очень тяжело вздохнул, и, вдруг, зарыдал.

Лиза удивилась. Лев никогда не плакал. Никогда. Странно, но ей плакать совершенно не хотелось.

– Коля, – тихо сказала она, – у нас ничего больше никогда не будет. Учись жить без меня и... без них, – она кивнула на свой живот, – Позаботься об отдыхе для меня, мне необходимо восстановить здоровье.

– Да, конечно, – он разом перестал рыдать.

– Я хочу отдыхать в Италии, можно на Сицилии. М-даа, по-другому я себе планировала эту августовскую поездку...Но...Человек предполагает, а Бог располагает...Ты в церковь сегодня зайди и Бога поблагодари, от моего имени. За жизнь. Понял?

Дашков испуганно кивнул. Его Лиза стала какой-то новой, другой. Он совершенно не узнавал свою жену. Он еще не знал, что те, кто плавали по реке, или летели по тоннелю, становятся другими...

– И армянина этого отблагодари, как следует. С того света меня вытащил, говорю тебе!

Дашков кивнул, попрощался, вышел. Лиза вздохнула. Она больше ничего не испытывала к этому мужчине. Совершенно ничего. Ни любви, ни ненависти, ни обиды, ни горечи. Пустой лист бумаги. Все стерлось. Она опять заснула. Ей снова приснился красивый лес, она бежала по нему очень быстро. Раньше она просто бежала по нему, а теперь поняла, что приближается к какой-то цели. Она побежала еще быстрее и... проснулась. Солнце вливалось в окна палаты. У дверей шептались, Наташа и еще какой-то человек.

– Наташа, я уже не сплю. Кто там?

– Лиза, говорит, Ваш кум, Игорь.

– О, Игорек! Пропусти его, Наташ. Кум, ты Ольке объясни, почему я запретила ей приходить. Здесь плохая энергетика, много горя. Нельзя сюда женщине, которой рожать через пару недель. Игорек...Ты ж уже знаешь все?

Игорь тяжело вздохнул:

– Лиза, я больше всех удивлен этим. Я знаю абсолютно точно, что никого и никогда Коля не любил так, как тебя. Может, он так проверял, сможет ли он еще на кого-то, кроме своей "богини" обратить внимание?

– Может, и проверял. Пусть проверит еще раз десять. Не имеет значения уже. Игорь, я о другом. Пока меня не будет, месяца полтора, до сентября, я хочу, чтоб ты присматривал за моим Фондом. Пожалуйста, сделай это для меня. И найди хорошего человека в приемную. О, а помнишь гувернера Глеба? Предложи ему, он очень ответственный парень!

– Хорошо, Лиза.

– Игорь, и мы начали еще одну так сказать, ветвь деятельности: помощь детям наших военных. Особенно сиротам. Продуктовые пайки, отдых на море и в Карпатах. У Светки все координаты. Детей наших военных охотно берут на отдых. Игорь, проследи пожалуйста, лето заканчивается, надо оздоровить их.

– Да не переживай, я в твоем Фонде уже больше, чем на работе торчу.

– И, Игорек, пригони какой-нибудь трактор или бульдозер, у тебя ж все есть, и заасфальтируй ту клумбу у входа. Не дай Бог, еще кто-нибудь там грохнется.

– Сделаю.

На следующий день, Игорь опять пришел ее навестить, и, прощаясь, завел с ней странный разговор.

– Лиз, я с Дашковым говорил... Не виноват он ни в чем. Он приехал за твоим ноутом, а эта коза разделась и давай к нему лезть, он начал ее успокаивать, и тут ты вошла...

– Игорь, ну хоть ты мне эту чушь не неси! Я сама все видела! Своими глазами! Понимаешь? Я, конечно, доверчивая дурочка, но не до такой же степени!

Ее выписали скоро, через четыре дня. Она поселилась в маминой квартире, квартире своего детства. Почти сразу позвонил кум Дима, попросил помочь ему в госпитале, с ранеными. Она была еще довольно слабенькой, но согласилась.

Там ее ждало еще одно потрясение. В госпитале скончался солдат. Это случалось нечасто, самых "тяжелых" обычно отправляли в Киев, Днепр или Харьков. В Полтаве же, они, в основном, проходили завершающую стадию лечения. Оказалось, этот – умер не от последствий ранения, сердце отказало. В эти страшные месяцы войны, у многих, даже очень молодых людей, случались сердечные приступы и инсульты.

В госпитале был ужасный переполох. С заплаканными глазами, в палату для волонтеров, прибежала знакомая Лизе медсестричка, Катя Меркулова:

– Господи, как жаль! Такой парень красивый был, так шутил со всем персоналом! Лиза, вот его документы, заполни вот эти две формы, я сейчас прибегу!

Лиза взяла бланки, паспорт умершего, и, моментально, с ужасом узнала на фото красавца-харьковчанина, Виктора, с которым танцевала в Рождественскую ночь в шинке...Сомнений быть не могло. Виктор Онищенко, город Харьков. Она вскочила, и выбежала в скверик, за воротами госпиталя.

У нее не хватило сил на слезы. Она в полной прострации села на скамейку, подняв глаза к Небу. "Господи, ты знаешь и видишь все. И читаешь в наших душах, как в открытых книгах. Мне кажется, что страны несут наказания за свои грехи точто так же, как и отдельные люди. И я понимаю, как страшно будет наказана Россия....За всех...За Чечню, за Грузию, за нас...Господи, когда твой великий гнев падет на их несчастные, убогие головы, ты пощади праведников! Я знаю...они там есть..."

Через два дня, появившись в доме мужа в сопровождении Игоря, она сложила свой чемодан для поездки в Италию, и забрала свои вещи и кошку. Ни шуб, ни украшений, подаренных мужем, Лиза не взяла. Тетя Маша должна была встретить ее в Риме. Туристическую итальянскую визу и страховку, благодаря мужу Лили Сарабаджи, Лиза оформила буквально за три дня.

Она, почти не взглянув на взъерошенного Дашкова, забрала у него свои документы, билеты, банковские карточки и электронное приглашение в санаторий. Направляясь к выходу, услышала:

– Ты мне так ничего и не скажешь?

– А что ты хочешь услышать?

– Лиза, я понимаю, что нам обоим необходимо прийти в себя. Но ты, по-прежнему, моя жена, со всеми вытекающими из этого последствиями.

И вот тут она впервые за это время психанула, кровь бросилась ей в лицо:

– Твои последствия, из-за твоего поведения, из твоей жены уже вытекли! А теперь мне надо восстановить здоровье!– заорала она.

Потом, на счет "три" заставила себя успокоиться, и направилась к выходу. Вдруг вернулась, поднялась в спальню и запаковала в пакет норковую шубу.

– А драгоценности? А остальные шубы, что, не заберешь? Вот такая вот гордая шляхтянка?

– Вот такая вот шляхтянка! Подаришь их своей сельской задрыпанке! А я – и в курточке – королева!

Она уехала, Игорь подвозил ее на вокзал. До поезда в Киев оставалось полтора часа.

Дашков еще долго сидел в холле, потом – на кухне, и безучастно смотрел на гобелен на стене. Три дерева, лохматая елка, луна, зима. Он достал из бара бутылку и пошел в беседку в саду. Его телефон трезвонил, не умолкая. Трубку он не взял. Да он и не слышал звонков...

Лиза болтала с Машей уже часа четыре, а наговориться никак не могла. Она очень любила Машку, потому что та была гораздо ближе ей по духу, чем даже родная мать. Маша тоже души не чаяла в племяннице. Они болтали и все время по дороге в Неаполь, и уже в самом городе. У Маши был очень симпатичный домик на окраине, Лиза его еще не видела. В прошлый ее приезд Маша еще жила в квартире.