Текст книги "Даже если вам немного за тридцать (СИ)"

Автор книги: Ирина Гринь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

– Ну до чего вредная ты, Ириша! – пророкотал Николай Николаевич, -Ну прям таки уже "старый" знакомый. Не старый, а давний! Ха-ха-ха!

Лизе господин Дашков не понравился, сразу и бесповоротно. Может потому, что у него были такие развязные манеры и его взгляд нагло, упорно и оценивающе скользил по ней во время всего разговора, а может потому, что его темно-карие глаза были холодны и совершенно не смеялись, когда смеялся он сам.

– Здравствуйте, Павел Семенович, – приветливо поздоровалась Лиза с проходящим мимо "великим" областным начальником, по слухам – правой рукой самого губернатора, ну а для Лизы – просто дядей Пашей, старинным приятелем покойного отца. Это и был тот самый человек, который помог ей попасть в госслужбу в самом начале ее "Великого пути".

– Здравствуй, Лизочка! – Павел Семенович Резуцкий искренне пожал ей руку и даже остановился на минуту вместе со всей своей свитой, в которой Лиза разглядела председателя своего райисполкома.

"До чего же удачно! – мелькнуло в голове у Лизы, пусть знает, что меня сам Резуцкий Лизочкой зовет!"

–Как дела? Как матушка? – продолжал разговор Павел Семенович, но ответы Лизы потонули в шуме надвигавшейся толпы.

Председатель райисполкома безусловно заметил Лизу, хотя был очень занят тем, что старался изо всех сил не быть подхваченным толпой, которая дружно напирала сзади в желании поскорее усесться в уютные синие бархатные кресла; все спешили занять свои места, заседание начиналось.

Павел Семенович сказал ей на прощанье, что очень рад ее здесь видеть и величаво двинулся к первым рядам. Господина Дашкова нигде не было видно, и Лиза с Ириной Сергеевной, заметив два свободных места в середине зала, стали пробираться туда.

Первый час прошел довольно интересно, Лиза любила слушать отчеты медиков, строителей, мощного преподавательского состава города о проделанной работе. Ее не утомляли сухие цифры, она умела видеть за ними реальную жизнь. Пошел второй час заседания, внимание публики начало рассеиваться, к докладу приступили представители Центра занятости населения, и Лиза с Ириной начали потихоньку шептаться.

– А Вы заметили, как нервничала Севастьянова, когда Илюшенко говорил о недостаточном финансировании строительства детского диагностического центра? А какая забавная сегодня прическа у Петрашевич, что это с ней? Обычно вкус ей не изменяет. А кого имел в виду губернатор, когда говорил о силах, старающихся затормозить прогресс? Вы заметили, что в это время он смотрел исключительно на сидящих в первой ложе справа. Интересно, а кто там сидит, мне не видно совсем.

Они с Ириной Сергеевной вышли из здания вместе.

– Лиза, я такая голодная, а Вы? Давайте зайдем перекусить, здесь на Октябрьской, такая чудесная французская кондитерская открылась недавно!

– Правда? Я так редко бываю в кафешках, все работа и работа. Надо будет Костика туда на выходные сводить. У меня есть пятилетний сынишка!

Они шли мимо стадиона, обе в одинаковых костюмах, ничуть не смущенные данным фактом, обе красивые, стройные, элегантные. Обе одинаково наслаждались выглянувшим наконец-то солнышком, влажным насыщенным воздухом и с удовольствием болтали обо всем и ни о чем, чувствуя, будто знакомы тысячу лет.

– А давайте на "ты", Лиза? И никаких отчеств! Ну не намного же я Вас, ой, тебя старше! Тебе сколько лет?

– Тридцать четыре будет. А тебе?

– Сколько? Я думала ты вообще пацанка, лет 27. Ну молодец, хорошо выглядишь! А мне тридцать восемь.

– Сколько? – в свою очередь удивилась Лиза, ну ни за что б Вам, ой, тебе столько не дала! – Ира, а где ты костюм купила?

–Это муж привез, из командировки, в Рим ездил, на Виа дель Корсо купил, божился, что второго такого в Полтаве не будет ни у кого! Ха-ха-ха! А твой откуда?

– Тетка прислала, тоже из Италии, мамина младшая сестра, она уже 16 лет там живет, одинокая, никого у нее нет, вот и балует нас.

Кондитерская и впрямь оказалась чудесной! Белоснежные колонны в античном стиле, лепные стены, отделанные синим с золотом. Все это великолепие не выглядело ни вычурным, ни безвкусным. Хотя в любом другом месте, наверняка выглядело бы именно так.

У них разбежались глаза от предложенного ассортимента, но обе дамы помнили как о стройных фигурах, так и о тощих кошельках государственных служащих младшего звена, и со вздохом ограничились парой круассанов с клубничным джемом и ароматным кофе по-венски. Все это было поглощено с устрашающей быстротой, и, размышляя о том, до чего же повышают аппетит городские собрания актива, обе дамы милостиво разрешили себе еще по пирожному с взбитыми сливками.

– Там так много фруктов, успокаивающе сказала Лиза. – Это ведь намного меньше калорий, чем если бы мы, к примеру, съели шоколадку, Правда, ведь?

Ирина Сергеевна весело расхохоталась:

– Правда, Лизонька!

Они с удовольствием принялись за пирожные, и тут Лиза, сидящая лицом к входным дверям буквально простонала:

– Нееет, только не это!

Ирина Сергеевна резко обернулась. В дверях отчетливо нарисовался силуэт господина Дашкова. Он вальяжно вошел в кондитерскую, и не один, а в компании незнакомого обеим дамам высокого русоволосого мужчины в джинсах и модной кожаной куртке.

– Прямо Бельмондо, – успела шепнуть Ирина Лизе.

Несмотря на большое количество посетителей, две красотки в одинаковых костюмах были немедленно замечены как Дашковым, так и его приятелем, которого дамы дружно окрестили "Бельмондо", еще до знакомства.

– Смотри-ка, и наши девчата проголодались, – зарокотал Николай Николаевич, – Ох и утомляют меня эти чертовы собрания, а что поделаешь – надо на них бывать, положение обязывает. Мишенька, да поди ж ты сюда, познакомлю тебя с такими красотками! – это уже обращаясь к русоволосому.

– Ну вот, дорогие дамы, прошу любить и жаловать, этот красавец-плейбой – мой заместитель, Михаил Антонович Осауленко. Разведчик нефтяных просторов Родины, гонщик, кутила и холостяк, между прочим, один из завиднейших женихов прекрасных наших мест!

"Плейбой" и "кутила" оказался необыкновенно привлекательным, скромным и воспитанным человеком лет 37-ми. Русые волосы, зачесанные назад, пронзительные серые глаза, резко очерченные ноздри классически прямого носа и очень сексуальные губы. Он нежно поцеловал "девчатам" ручки, немного задержав Лизину в своей, и обе дамы, польщенные такой неслыханной галантностью, сразу весьма к нему расположились.

Зазвонил телефон Михаила Антоновича, он извинился, немногословно и отрывисто дал какие-то команды, так показалось Лизе, и опять включился в приятнейший процесс знакомства с "девчатами".

Безошибочным чутьем каждой дочери Евы, в возрасте от одного годика – и вплоть до бесконечности, Лиза сразу поняла, что произвела на Михаила Антоновича огромное впечатление. Он старался даже не смотреть на нее, но это у него явно не получалось. Заглянув раз в такие огромные, синие, незабываемые глаза, он уже не мог не возвращаться к ним снова и снова.

Беседа касалась, преимущественно, прошедшего собрания, новостей, услышанных там и каких-то общих знакомых Ирины и Дашкова. Михаил вдруг тихо спросил Лизу: "Вы не хотите потихоньку удрать отсюда?" Лиза вдруг некстати вспомнила, что забыла включить после собрания свой мобильный телефон. Она немедленно открыла сумочку и включила телефон. Три пропущенных звонка от мамы, восемь! – от начальницы и еще несколько с совершенно незнакомого номера. Она даже присвистнула. Катя Ивановна – не тот человек, чтобы тревожить подчиненных по пустякам, тем более, когда они отбыли на мероприятие областного масштаба. Лиза извинилась перед присутствующими и немедленно набрала начальницу.

Все, что произошло дальше, было как будто не с ней...

– Лиза, Лиза, – прерывающимся голосом заговорила Катя Ивановна, где тебя носит? Немедленно возвращайся на работу! Петрашевич еще час назад приехала! У нас тут такое творится!

– Катерина Ивановна, я уже еду, – вскакивая, сказала Лиза, -Скажите, Бога ради, да что случилось? У вас голос дрожит! С Костиком что-то? – прокричала Лиза, холодея от ужаса, и вспоминая, что еще было три звонка от мамы.

– Нет, нет, успокойся, речь совсем о другом...Не хочу по телефону, но лучше я тебе скажу, пока доедешь. Лиза, у тебя сегодня утром на приеме женщина была, Сарычева, помнишь ее?

– Ну да, конечно помню, а что?

– Лиза, два часа спустя, как она вышла из твоего кабинета, в нее стреляли! Огнестрельное ранение, в грудь и руку! Прямо среди белого дня! Ее прохожие подняли, а милиция нашла в сумке ее паспорт и записку с перечнем документов и твоим телефоном. Они позвонили нам сюда, а потом с тобой переговорить хотели. Лиза, едь немедленно!

– О, Господи. – только и могла пролепетать Лиза, – Еду, еду уже!

Ее новые знакомые сразу поняли, что произошло нечто экстраординарное. Ирина сказала, что обязательно ее разыщет и они обменялись телефонами, спросила, не может ли она ей чем-нибудь помочь, Николай Николаевич предложил подвезти ее на машине, а Михаил уже вскакивал из-за стола, одновременно подзывая официантку и вытаскивая из кармана ключи от машины.

Лиза была в таком шоке, что даже не сразу сообразила, что уже едет в шикарном черном "лексусе" Михаила. Кажется, она не говорила ему, где работает, но машина уверенно и быстро двигалась к ее родному Драгиловскому райисполкому. Михаил, отрекомендованный Лизе отчаянным гонщиком, ехал, тем не менее, осторожно и сосредоточенно, лишних вопросов не задавал, только попросил ее номер телефона. Лиза машинально продиктовала, он сразу набрал ее номер и сказал:

– А теперь у Вас будет мой номер, и Вы в любое время сможете мне позвонить. Я могу спросить, что же все-таки случилось?

– У меня с утра была на приеме женщина, мне показалось, немного напуганная. А потом ее ранили... огнестрел... среди бела дня...Это в нашей-то тихой и мирной Полтаве! Ужас просто! У нее в сумочке была записка с перечнем документов для оформления пособия, ну и мой номер телефона. Так вот милиция теперь хочет побеседовать со мной. О, это они, наверное, звонят! Не буду брать трубку, пока с начальницей не переговорю!

"Лексус" Михаила затормозил на райисполкомовской стоянке.

–Знаете что, Лиза, я пока не буду уезжать отсюда. У меня еще полно времени. Вдруг я Вам срочно понадоблюсь? Да и не очень мне нравится, что милиция хочет с Вами переговорить. Знаем мы эти разговоры. Доведут человека...Я, Лиза, Вас здесь подожду, и, если надо, с милицией тоже вместе встретимся. Представите меня своим адвокатом. Кстати, у меня действительно юридическое образование, – чуть улыбнулся Михаил.

Лиза была ему очень благодарна, опыт общения с правоохранительными органами у нее был небольшой, а правду сказать, вообще никакой. Она поблагодарила и помчалась прямо в кабинет Чубач.

У Кати Ивановны пахло валерьянкой, рассказывать она сразу начала с сути, отвечая попутно на Лизины вопросы. Стреляли в женщину, которая была у тебя на приеме. Нет, детей в это время с ней не было, одна была, может, на рынок вышла, может в магазин. Две пули, но, вроде, для жизни не опасно. Стреляли прямо на улице, где та живет, из притормозившей машины. Свидетелей много. Отвезли в Первую городскую больницу, с детьми – мама пострадавшей. Маму милиция уже допросила.

Опять зазвонил Лизин телефон, все тот же незнакомый номер. Лиза ответила.

– Старший лейтенант Павличенко Иван Максимович, не могли бы Вы к нам сейчас подъехать? Мы прямо в двух шагах от Вас, райотдел, надо поговорить...о Вашей утренней посетительнице. Вы уже знаете, что произошло?

– Да, я знаю, я слышала, я приду прямо сейчас.

Михаил ждал у машины, курил. Увидев ее, выбросил сигарету в урну.

– Балуюсь иногда, а вообще – давно бросил. Ну что, едем?

Районный отдел милиции располагался в здании бывшего детского сада, который постарались максимально перестроить и приспособить к новым функциям. Некогда многочисленные двери, были искусно заделаны, оставлено только два входа: парадный и запасной. Михаил придержал тяжелую дверь, и Лиза зашла в полутемный, длинный коридор, видимо служивший некогда переходом из одной детской группы в другую. Лиза машинально отмечала все это про себя, удивляясь, что способна думать о чем-то еще, помимо предстоящей встречи.

Старший лейтенант Павличенко оказался высоким, худым и поджарым, как борзая собака. Лиза решила, что он желчный и злой человек и еще раз порадовалась, что господин Осауленко составил ей нынче компанию. Так было намного приятнее встречаться с лейтенантом. Она никак не представила Михаила, лейтенант не возражал против его присутствия, решив, видимо, что девушка просто пришла со своим мужем или другом.

Пока Павличенко заполнял протокол на стареньком, без конца зависавшем компьютере, Лиза немного пришла в себя и уже могла отвечать на вопросы. Впрочем, ничего конкретного она сказать не могла. Да, паспорт женщины видела. Гражданство – российское. На прием пришла с самого утра, к восьми, Хотела оформить пособие на детей и субсидию для оплаты коммунальных услуг. Знаю, что у нее четверо детей и мама. Приехали в Полтаву месяца два назад. Нет, никаких лишних вопросов она посетительнице не задавала, потому вряд ли скажет лейтенанту что-либо полезное для следствия. Вот разве...Знаете, у меня было ощущение, что женщина эта чем-то напугана!

Павличенко даже подпрыгнул на стуле! Миша посмотрел на Лизу укоризненно. Да, малышка совсем не умеет общаться с ментами.

– А почему у Вас сложилось такое впечатление? – прямо впился в нее глазами старший лейтенант.

– Ну, знаете, она как-то озиралась очень нервно, очень неспокойно отреагировала на мой вопрос, почему они решили уехать из России...Я не могу точно утверждать...Но мне она показалась напуганной. Скажите, ее правда ранили в грудь и руку?

Павличенко очень удивился:

– Да нет, только в руку. И то, по-касательной. Жива-здорова ваша тетка, скоро выпишут, к детям вернется. Подпишите протокол, пожалуйста.

Лиза взяла протокол и внимательнейшим образом, вместе с Михаилом Антоновичем, вычитала его от начала и до конца, а потом поставила подпись и дату.

Павличенко, привыкший к тому, что в его кабинете все подписывают, не глядя, очень удивился. Но комментировать не стал.

Выйдя на улицу, Лиза с таким удовольствием вдохнула воздух, что Миша даже рассмеялся.

– Что, не любишь запаха казенных домов?

Этот внезапный переход на "ты", произошел как бы само собой и ничуть ее не покоробил.

– Да нет, почему же. Я и сама в казенном доме работаю, – улыбнулась она.

– Лиза, детка, я очень тебя прошу на будущее: никогда ничего лишнего ментам не рассказывай. Они раздуют из этого невесть что, тебя затаскают по судам и следствиям. Ты зачем сказала, что эта женщина была напугана? Ответила бы на вопросы – и вся недолга. А теперь они тебя на допросы таскать начнут!

– Но, как же не сказать? А вдруг это поможет следствию? Этот Павличенко, по-моему, совсем не дурак – мужик, найдет преступников. Это же какой мразью надо быть – в женщину стрелять. Знаешь, она видная такая дама, может ревность?

– Может...А ты всегда так внимательно вычитываешь документы, которые подписываешь?

– О, это старая история, – рассмеялась Лиза,– На первом курсе института, у меня был один любимый препод, профессор, нуууу-у, настоящий профессор, с двумя "с", а не с двумя "ф",– съехидничала Лиза,– Шварцберг Натан Семенович, мировой дядька, он до сих пор преподает, сейчас в Израиле, так вот, он однажды сказал на лекции такую фразу: "Вы, славяне,– говорит,– В отличие от нас, никогда не читаете документы, которые подписываете, а потом тратите уйму денег, времени и здоровья, чтоб исправить последствия своей лени и невнимательности". И, ты знаешь, так меня это заело! Я, конечно, стопроцентная украинка, да еще с польской примесью, но документы с тех пор вычитываю всегда! Даже если стоит очередь и всех раздражает моя неторопливость. Не подпишу, пока не ознакомлюсь! Слушай, а ведь и ты очень внимательно читал! В твоей жизни тоже был профессор Шварцберг?

– Нет, – улыбнулся Михаил, – просто я – юрист. Это профессиональное. А у тебя польская кровь? Так вот откуда такая восхитительная, белоснежная кожа!?

Лизе комплимент пришелся по душе, и она просто улыбнулась.

Так, разговаривая, они дошли до машины, и Михаил спросил, куда ее отвезти. До конца рабочего дня оставалось пятнадцать минут.

– Ну, на работу я уже точно не поеду. Так, у меня сегодня восточные танцы на шесть вечера, но и туда не поеду. Что-то я сегодня не в настроении танцевать. Вы...ты, Миша, езжай по своим делам, спасибо тебе большое за помощь, а я, пожалуй, прогуляюсь немного, надо успокоиться.

– Лизочка, я же сказал, у меня сегодня полно свободного времени, и я тоже не прочь прогуляться. А что, панянка занимается восточными танцами? – полюбопытствовал он.

– Да, уже почти целый год. Я вообще люблю танцевать. А еще хочу научиться бить ирландскую чечетку! Мой покойный папа говорил: "Надо всегда чему-нибудь учиться, а то заржавеешь!"

Михаил сделал большие глаза.

– Но к чему это увлечение Востоком? Есть прекрасные народные танцы – бальные, наконец. Зачем тащить в свою среду что-то чужое?

– Миша, Вы...ты не прав! Восточные танцы – это прелесть! Они учат терпению и выносливости, они делают тело необычайно грациозным! Они развивают мускулы, о существовании которых славянские женщины даже не подозревают!

Михаил захохотал:

– М-да...Лиза. Я сразу понял, что Вы... ты – это нечто!

– И, знаешь, я даже Омара Хайяма начала читать....такое настроение мне восточные танцы невевают! Мне так нравятся его "Рубаи", там столько мудрого – о Женщине, о вине, о жизни...В общем, о самом главном! Я пришла к выводу, что мудрые мысли не стареют! Представь, он жил в средние века, а его истины и сейчас волнуют.

Они шли, не выбирая маршрута, просто шли и просто говорили. Начало смеркаться и Михаил предложил зайти в небольшое уютное кафе на Трегубовской, Лиза согласилась. Сегодня Костика из садика должна была забирать Лизина мама, Анна Григорьевна, и, поговорив с матушкой минут пять по телефону, Лиза окончательно успокоилась, и даже почувствовала голод. Кафе было крошечным, на четыре столика, и очень уютным. Лиза притворно нахмурила брови:

–Знаешь, Миша, если ты думаешь, что я принадлежу к числу тех женщин, которые берегут фигуру и рассчитываешь, что я весь ужин буду гонять по тарелке три зеленых горошины – то ты очень сильно ошибаешься! Я весьма люблю покушать! И ужин со мной обойдется тебе ого-го!

Миша опять рассмеялся. И заверил ее, что готов на любые жертвы, лишь бы она осталась довольна. Он сегодня вообще необычно много смеялся. Эта женщина околдовывала его все больше и больше.

В эту ночь ей снилась демонстрация. Огромные толпы нарядных людей с красными флагами и плакатами шли к центральной площади, держа за руки маленьких детей. Повсюду шарики, бумажные цветы, привязанные к веткам. Маленькая Лиза шла за руку с папой. Он всегда брал ее с собой.

Все смеялись, шутили, поздравляли друг друга, договаривались о предстоящих обедах. Какой точно праздник был, она не поняла: то ли 1 Мая, то ли 7 Ноября...Но даже во сне было ощущение настоящего праздника! И так здорово пахли пирожки с капустой и с мясом на лотках. И мороженое – пломбир. Папа обязательно покупал ей пломбир, даже если мама наказывала за что-то.

Зазвенел будильник. Лиза открыла глаза. Ее пронзило чувство невосполнимой потери. Потери отца, детства и... Родины.

Лиза тряхнула головой, прогоняя остатки сна, и вскочила с кровати. Только позитив! Никакой тоски и воспоминаний! Только сегодняшний день и только хорошее!

Она встала перед зеркалом ванной и начала громко произносить аффирмации, как учила в своих книжках Луиза Хэй:

– Я люблю тебя, Лиза! Просыпайся! Сегодня будет удивительный день! Я – молода, красива, здорова, счастлива и благополучна! Я – неотразима! Я постоянно учусь и совершенствуюсь! Мой мир построен на радости и счастье! Я постоянно повышаю свой доход! Все, чем я занимаюсь, улучшает мое финансовое положение!

Она так часто произносила эти фразы, что заучила их, как молитвы. Нельзя сказать, что ей нравилось в теориях Хэй все, но очень многое она оттуда для себя почерпнула.

На новехоньком диване – малютке завозился Костик.

– Доброе утро, мама! – малыш улыбнулся и протянул к ней ручки, едва открыв глаза. Лиза подскочила и расцеловала свое сонное, пахнущее неповторимым детским запахом сокровище.

– Мамочка, ты так чудесно пахнешь – сонно пролепетал ребенок.

Лиза засмеялась:

– Знаешь, я то же самое хотела сказать тебе!

Костик был крепок и росл не по годам, родственники еще на крестинах шутили, что назвать его надо было Ильюшей. Настоящий Илья-Муромец! Видно сказались козацкие корни Сологубов, а может, высоких Штельмахов и Краснецких.

Лиза обожала свое пятилетнее чудо и очень им гордилась! Правда, и нервничала иногда, когда замечала излишнюю строптивость или хитрость своего отпрыска, ведь мальчик с младенчества рос без отца, и вообще без мужского влияния. Она старалась воспитывать его строго, по-английски, читала много педагогических книг, но в конце концов, пришла к двум выводам: первое – за детей надо молиться, ибо никакое воспитание не спасет их без материнской молитвы, и второе – воспитать их можно только личным примером, а значит, послушаться английской поговорки: "Не воспитывайте своих детей, воспитывайте себя. Все равно они будут похожи на вас".

– Ну – ка, Котя, мой Котик, умывай– ка свой ротик! Одеваться, умываться и за дело приниматься! – пропела Лиза, Костик радостно повторил мамину любимую утреннюю фразу и сразу спросил:

–Мамочка, а когда выходные?

Лиза вздохнула,

– Через два дня, сынок. Я знаю, как ты их ждешь. А у меня для тебя сюрпиз! На выходных мы поедем кушать пирожные в новую кондитерскую! А потом – в торговый центр "Южный Полюс", кататься на паровозике. А может и в Игроленд!

– Урааа, – закричал Костик и помчался умываться.

Лиза накинула халат, достала из холодильника сырокопченую колбасу, кусок сыра, банку сливок и открыла входную дверь, чтоб отнести все эти вкусности маме.

Анна Григорьевна жила в двухкомнатной квартире на этом же этаже, прямо напротив. Обычно, Костик завтракал у нее, и она отводила его в детский сад. Десять с небольшим лет назад на их этаже "сталинского" дома в центре, освободилась "трешка", и отец, подзаняв необходимую сумму, купил ее Лизе. Это был подарок к ее свадьбе. Очень удачный подарок. Они с мамой жили совсем рядом, но в то же время, отдельно.

Лиза, придерживая продукты одной рукой, быстро открыла замок, сняла цепочку, распахнула дверь и... остолбенела! Прямо на пороге, на коричневом выцветшем коврике, красовалась огромная корзина с ярко-алыми розами! Розы были необычайно свежи и хороши, и было их несметное количество! Никто никогда не дарил Лизе такие букеты, даже на свадьбу и юбилеи. У нее перехватило дыхание. "Интересно, кто-то из соседей уже видел это чудо? Лучше, если бы нет".

Она осторожно внесла корзину в прихожую и оглядела лестничную площадку. В корзинке лежала крошечная открытка с надписью: "Доброе утро девушке, поразившей мое сердце". Она почему-то сразу решила, что это – Михаил. Чье еще сердце она могла поразить столь внезапно? Вечером он проводил ее прямо до подъезда, целомудренно поцеловав в щечку, и дождался, пока она войдет в квартиру. Ну конечно, это он!

– Мама, что это такое? Это тебе? – удивленно воскликнул выскочивший из ванны умытый-разумытый Костик.

– Да...нет...да, мне, – растерянно ответила Лиза. – Понимаешь, я вчера познакомилась с одним человеком. Думаю, это он прислал эти цветы.

– Так у тебя теперь будет кавалер? Бабушка Нина говорила, что тебе нужен кавалер, а мне – папа! – затараторил Костик.

– Да? Она так говорила? – вяло изумилась Лиза, – бывшая свекровь не переставала ее удивлять.

Лиза глянула на часы, ахнула, и бегом кинулась набирать ванную, для роз. Нельзя было оставлять такой шикарный букет в корзине до вечера. Подхватив продукты, Костика и его одежду, она позвонила в дверь напротив, и очень быстро поздоровавшись с матушкой, препоручила Костика ее заботам. Лиза была уверена, что Костик все выложит бабушке Ане про "кавалера" и розы и нервно ждала вечерних маминых расспросов. Впрочем, до вечера она что-нибудь придумает.

В кабинет Лиза заскочила за десять минут до начала рабочего дня, она еще успевала выпить кофе; ее почти ежедневный рабочий утренний ритуал непременно включал в себя чашку удивительно ароматного кофе, которое поставляла ей львовская родня. Лиза – щедрая душа – охотно угощала им коллег. Иногда львовяне передавали и дорогущий шоколад ручной работы: фигурки зверей, птиц, людей. А однажды кузены прикололись и прислали целую коробку шоколадных картинок из "Кама-сутры". Лиза принесла коробку на работу и весь райисполком ухохатывался, глядя на замысловатые позы и фигуры шоколадных персонажей. Но кушать эти шоколадки Лиза всем строго-настрого запретила! Нечего! Это – для особого случая...

Попивая из изящной фарфоровой чашечки, Лиза просматривала накопившиеся за предыдущий день документы. Двум из них нужно было дать ход немедленно, остальные могли подождать.

Зазвонил мобильник.

– Кумася, привет!

Это был Игорь, любимый одноклассник, друг и кум.

– Ты, небось, и забыла, что у нас с Олькой годовщина сегодня?

– О, Игорек, поздравляю вас! Как же, как же, помню: розовая свадьба, десять лет, это не шутка. Олечке – больше всех поцелуев и поздравлений. Ведь в браке терпит всегда женщина!

Игорь расхохотался. Олькин несносный, вспыльчивый характер был притчей во языцех всех друзей и знакомых, и очень многие люди, близкие к их семье, никак не могли взять в толк, почему добродушный, красивенный, здоровенный и весьма состоятельный мужчина терпит эту маленькую, вредную, несносную рыжую бестию. И только Премудрая Елизавета ничему не удивлялась. Ибо знала, что тайна сия велика и необозрима, и зовется она Любовью.

– Лизок, так мы ждем тебя на семь, в "Березовом сквере", без опозданий. Будут только самые близкие. Кстати, и Константина захвати, там будет специальная комната для детей, и весь вечер их будут развлекать. Сонька по нему страшно соскучилась.

Сказать по правде, Лиза совершенно забыла о годовщине свадьбы кумовей, у нее не было подарка, но было острое желание не проводить этот вечер в разговорах с мамой. Да и по всем понятиям, отказаться от такого приглашения она никак не могла.

– Конечно, конечно, Игорек! Я буду обязательно! Цемики! Тебе, Олюшке и Софийке! До вечера!

Лиза быстро набрала маму:

– Мамуль, ты забери сегодня Костика пораньше, нас пригласили на годовщину свадьбы кума! Я совсем забыла, а он звонил только что. Нет, мам... Да, мам... Розы? Мам, у меня полный коридор людей, надо начинать прием, давай вечером поговорим. Ага..Ага..Пока, целую!

Но прием пришлось отложить. Опять зазвонил ее телефон, приятный и уже такой узнаваемый голос Михаила произнес:

– Доброе утро прекрасной панянке!

– Привет, – ответила Лиза. Было очень приятно, что он позвонил. – Я хотела поблагодарить за вчерашний вечер, за ...

Разговор прервался, настойчиво и пронзительно зазвонил телефон внутренней связи. Лиза извинилась, отключилась и схватила трубку местного.

– Доброе утро! В 9-00 совещание в кабинете Чубач, присутствие всех – обязательно, в каждом кабинете оставить только по дежурному – бойко отчеканила секретарша Оксана.

– Хорошо, – ответила Лиза.

"Что там опять у них стряслось, задумалась она, – ведь совещания всегда по понедельникам. Впрочем, мне все равно надо отчитаться о походе в милицию".

В кабинете Катерины Ивановны пахло неизменной валерьянкой, и явственно ощущалась какая-то нервозность.

Поговорив пять минут о насущных проблемах и набрав в грудь побольше воздуха, Катя Ивановна сказала со вздохом:

– А теперь, самое главное, для чего я вас тут собрала. Понимаете....поступил один звонок...сверху – опять вздох – ...Ну в общем, нам всем, ну, госслужащим, необходимо вступить... в Партию Регионов.

Кто-то присвистнул, кто-то возмущенно крякнул. Ну, ничего себе!

– А шо, Яныку денег не хватает? Или членов? – дерзко закричал прямо с места программист Сашка. Многие засмеялись. Но Абдуллаевой и Чубач было не до смеха.

–Девочки, мальчики, я вас очень прошу – где-то в течение месяца понаписывать заявления в партию, сдать по пять гривен вступительных, и принести фотографию, маленькую, ну как на профсоюзный билет. Хорошо? Мы все знаем и понимаем. Но, нельзя не вступить...Замордуют. Премий лишать будут...Ну, и Бог знает, что еще.

– Значит так, товарищи, – резко поднялся с места программист Саша, – Вы тут хоть премий лишайте, хоть девственности, а ни в какие Рыги-Аналы я вступать не буду! При всем к Вам уважении, Екатерина Ивановна!

Он встал, кривляясь, сделал реверанс и удалился из кабинета, бормоча под нос:

– Вааще борзеют эти донецкие. Это кончится когда-нибудь?

С совещания все шли страшно подавленные. Не потому, что надо было лишиться пяти гривен единовременно и одной гривны – ежемесячно, а потому, что очень грустно и противно было осознавать, что двадцать два года жизни самостоятельной и независимой страны ушли коту под хвост! Опять вернулся совок. Пришла донецкая группировка – и подмяла всех под себя.

Это нагнеталось постепенно и проникало все глубже. Во все слои общества. У людей отжимали бизнес. Сначала – крупный, потом средний, теперь добрались до мелкого. Оставляли только на корку хлеба. Все остальное – благополучно уходило Яныку и его своре. В стране постепенно разростался беспредел. Взяточничество и откаты набрали просто немыслимые обороты; менты насиловали и убивали каких-то девчонок – и никто за это наказания не нес; пьяные прокуроры сбивали на своих авто прохожих и, самое большее, выезжали на пару месяцев за границу, подождать, пока утихнет скандал. Горели дома непокорных фермеров, не желавших отдать землю донецким. Все тендеры на строительство новых объектов, транспорта, поставку медикаментов, детских игр, книг и даже новогодних соцстраховских подарков каким-то неведомым чудом выигрывали именно донецкие предприятия. Регион жирнел, вся остальная Украина – оскудевала. Журналистов и просто обычных людей, пытавшихся сопротивляться режиму, подкарауливали и отлавливали мутные уголовные персонажи и забивали, часто насмерть, бейсбольными битами. Расследования по факту этих преступлений, заканчивались ничем. А если кто-то из порядочных ментов начинал копать – то очень быстро лишался работы, а то и жизни. Пенсии и социальные пособия выплачивались с опозданием. Налоги стали непомерными. Кризис явно назревал. Низы уже не хотели, а верхи были слишком самоуверенны и наглы. Никто из Яныковской своры не желал понять, что даже бесконечному терпению украинского народа может настать предел. В Донецке так и звали население – терпилы.