Текст книги "Даже если вам немного за тридцать (СИ)"

Автор книги: Ирина Гринь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

– Вовчику, вы ж там, сукины дети, не сильно стреляйте. Там же мой оболтус, где-то с палкой воюет...

– Слышь, Мыколо, у меня сын ВВшник, в облоге стоит. Ты скажи там, своим "правосекам", шоб не дуже напирали. Дети ж там совсем...Двадцать лет. Да и не по своей воле...

Как бы там ни было, а Полтава обошлась небольшими жертвами. "Скорая" увезла двоих пострадавших: по одному с каждой стороны. (Кстати, в будущем, эти два пострадавших, очень подружились – коварные полтавские медики, несмотря на то, что в больнице было полно свободных мест, злокозненно разместили их в одной палате).

Однако разъяренная толпа требовала выхода своему гневу – в здании ОГА протестующие побили несколько окон, после чего ринулись в боковую улицу. Кто-то умный крикнул:

– На фига громить государственное имущество? Давайте офисом партии регионов займемся!

Все дружно крикнули: "Ура!" и побежали громить "регионы". Лиза наконец созвонилась с матушкой, отдала ей одеяла и велела возвращаться домой. Было совершенно ясно, что поливать людей водой никто не будет. Костик спал у бабушки, он был один в квартире, мог проснуться и испугаться выстрелов.

Сама Лиза помчалась дальше смотреть на революцию! Мама что-то кричала ей вслед, но Лиза была уже далеко. Когда она подбежала к офису регионалов, то увидела, что там выбивают окна. "Правый сектор", студентки и еще какие-то люди швыряли в окна камни, всюду слышался звон разбитого стекла. Рядом не было видно ни одного охранника правопорядка. Случайные прохожие шарахались в подворотни.

Лиза откинула капюшон и смотрела не отрываясь! Рядом с ней высокая, красивая, русоволосая девушка ожесточенно швыряла камни в окна здания. Лиза узнала ее. Именно эта девушка стояла с ящиком для пожертвований осенью, на ежегодном Полтавском студенческом балу. Лиза подошла ближе, тронула девушку за рукав. Та тоже узнала ее:

– А, и Вы тут. А где Ваш миллионер? Надеюсь, Вы не упустили такого щедрого мужчину?

– Не упустила.

Лиза, вдруг, подумала, что только славянские женщины способны в такие минуты, вести вполне светские разговоры. Она кивнула на костры возле офиса "регионалов", в которых разбушевавшаяся молодежь жгла компьютеры и оргтехнику, выволоченные из здания.

– У Вас к ним, я вижу, личные претензии?

– Ага! Они, с@ки, брата моего посадили! Он начинающий бизнесмен. Не хотел им отстегивать. Ну, сейчас они за все получат! По всей стране!

Девушка швырнула очередной камень. Кидала она их очень метко, как хоббит Бильбо – жолуди. Вдруг запиликал ее телефон, и она показала Лизе смс: "Вы замечены в уличных беспорядках. Предлагаем Вам немедленно прекратить участие в акциях. В противном случае, Вас отыщут. Оплот".

– Вот надоели, с@ки! – весело сказала девушка, – Как бы я первая их не отыскала! Оплот хренов! Ведь вычисляют они нас по телефонам! И мы их отыщем!

Варя, так звали русоволосую красавицу, запустила в окна регионалов очередной камень.

Со стороны городского рынка, к горящему офису подъехало две пожарных машины. Из них, не спеша, вышло несколько пожарников и прошли к нарушителям правопорядка.

– Э-э-э, панове, вы не могли бы немного подвинуться, чтоб мы с шлангами могли подобраться поближе? – спросил главный.

– Да, пожалуйста, подвинемся, – любезно ответил ему молодой, бойкий "правосек".

Пожарники опять таки, не спеша, вытащили шланги, долго обустраивали их поудобнее, и наконец-то включили пенную воду.

Как-то весной, Лиза случайно стала свидетелем пожара в Полтавском драматическом театре. Тогда пожарники приехали за минуту и потушили огонь моментально. Они действовали профессионально, четко и слаженно. Так что, ей было с чем сравнить. Она злорадно улыбнулась. "Смотри-ка, как они неспешны. Должно быть, их тоже заставляли вступать в партию регионов!" – подумала она.

Лиза решила вернуться к зданию ОГА, на Полтавский Майдан. Было ужасно холодно, ноги совершенно промерзли, куртка пропиталась запахом гари.

Она направилась вместе с небольшой группой студенток к зданию ОГА, и вдруг ее глазам предстало зрелище, которое она не смогла бы забыть до конца своей жизни. Страшные, агрессивные, огромные и распаленные полтавские "правосеки" чинно стояли в очереди за пирожками, в застекленном ларьке на углу администрации. Должно быть, ребята здорово проголодались за несколько бурных минувших часов.

О, это Полтава, господа!

Лиза подумала, что если бы такие события происходили где-нибудь в российской провинции, то уже давным-давно все окрестные магазины были бы уничтожены и разграблены. На всех углах, победители хлестали бы водку и дрались друг с другом. Одно слово, орда...

Продавщица ларька, трясущимися руками отсчитывала сдачу, но покупатели великодушно говорили ей:

– Да не ищите, девушка. Вон ту булочку мне лучше дайте на эти деньги.

Да, это Полтава, господа!

Лиза узнала в очереди программиста Сашу из своего управления:

– О, привет, и ты здесь!

Они помахали друг другу руками. И вдруг зазвонил Лизин телефон. Без всяких приветствий, очень строгим голосом, ее муж сказал ей следующее:

– Сейчас к тебе подойдет парень, с квадратной челюстью. Без разговоров, садишься с ним в машину, он отвезет тебя домой. Если каждый раз, во время моих командировок, ты будешь так себя вести – клянусь, я посажу тебя на цепь, в спальне! Нет, пожалуй, сделаю подлиннее, чтоб доставало до кухни. Я уже подъезжаю, буду где-то, через час, – он отключился.

Лиза улыбнулась. К ней действительно подошел высокий широкоплечий молодой человек с квадратной челюстью, поздоровался и показал рукой на припаркованный на другой стороне дороги "жигуль". Лиза пошла с ним к машине. Они доехали в "Шотландию" очень быстро, в эту ночь на полтавских дорогах вообще не было машин.

Молодой человек подождал, пока она войдет в дом, и только тогда уехал. Лиза позвонила маме, сняла пропахшую гарью одежду, бросила все в большой мусорный кулек, накормила голодную, жалобно мяукающую кошку и помчалась в душ. Когда Дашков вошел в дом, она, свеженькая, возбужденная, слегка подкрашенная, в невероятно сексуальной муаровой голубой пижамке с пуговичками-жемчужинками подскочила к нему и обвила его шею руками:

– Я так соскучилась! Как съездил?

– О, мадам! Даже не пробуйте ко мне подъехать! Я сейчас в душ, а потом...я просто буду тебя трахать!

– Фи. Вы хотели сказать, будете меня любить?

– Нет. Я сказал именно то, что хотел сказать. Буду трахать! А уже потом, если успокоюсь, то, может и буду любить.

Он закрылся в душе. Лиза побежала в свою комнату. Там только-только закончился ремонт и в воздухе еще витал запах свежих обоев и штукатурки. Она захотела простые, привычные строительные материалы, чтобы чувствовать себя в комнатке комфортно. И потребовала дубовый паркет. Лиза терпеть не могла ламинат. Дашков учел все ее пожелания.

"О, надо подыграть моему Львенку, ему так нравится чувствовать себя хозяином. Да, пожалуйста. Все равно, все будет так, как я захочу!" – улыбнулась она.

Дашков прошлепал на кухню, чем-то там гремел. Кажется, Лиза задремала на своем очаровательном диванчике.

ДАШКОВ.

Он шумно ворвался в ее комнату. Она спала!!! Она вообще его не боялась! Все его женщины и пикнуть при нем не смели! А эта...

Он в который раз залюбовался ею. "Господи, когда же я успокоюсь? Ведь медовый месяц уже прошел. Ведьма! Ну как можно быть такой красивой? Это просто опасно!"

Лиза спала, закинув руки вверх, грудь четко обрисовывалась под тканью пижамки. И она опять приняла свою любимую позу – ноги расставлены, одна нога согнута в колене. Если бы не эти ноги, возможно, он отложил бы выяснение отношений до утра. В свете ночника, в легкой, прозрачной ткани пижамки, явственно угадывалось ее лоно. Дашков чуть не взвыл. Они, и так, не виделись пять дней. А тут еще Анатолий, бывший милиционер, а ныне сотрудник приватного детективного агенства, приставленный к Лизе, позвонил и сказал ему, что его жена участвует в штурме областной администрации. Дашков дал команду немедленно вывести ее оттуда. Если понадобится – применить силу. Но в толпе Анатолий потерял Лизу и нашел опять только через час.

Это был один из самых страшных часов в жизни Дашкова. Он представил ее растоптанной толпой, потом горящей в шинах, потом расстрелянной... Машину гнал, как сумасшедший. Наконец Анатолий позвонил, сказал, что Лиза, на углу здания ОГА, смеется с какими-то студентами, ест пирожки и вообще, кажется очень довольной жизнью. Дашков решил, что непременно убьет ее сегодня вечером! Он чудом не попал в аварию, а она – хохочет со студентами!

Лиза пошевелилась во сне и еще сильнее раскинула свои длиннющие ножки. И вот тут бедный Дашков не выдержал. Не помня себя от страсти, пережитых волнений и прочего адреналина, который эта нахальная блондинка постоянно гоняла по его крови, он схватил за ворот ее изящную пижамную блузочку и рванул в стороны. Голубые пуговички-жемчужинки, словно горошины, со стуком посыпались на паркет.

Она проснулась, еще не понимая, что происходит. Он остановился на мгновенье, не в силах оторвать глаз от ее ненаглядных сисек. И тут же схватил их и начал жадно облизывать. Она выгнулась, мурлыкая, как Маркиза, гладила его черные волосы и явно наслаждалась бешенством его чувств. В который раз, он удивился, что она совершенно его не боится. Женщины пугались его страсти. Эта – никогда!

В считанные секунды ее муаровые штанишки тоже были разорваны и отлетели прямо к дверям. Она не успела моргнуть, как уже была полностью в его власти. Как он был возбужден! Она же, напротив, была такая мягкая, сонная, податливая...Это сводило его с ума. Он укусил ее за губу, поставил огромный засос на шее. Ему постоянно хотелось оставить на ней какое-то свое клеймо. Она застонала. Попробовала перекатиться на него сверху. Он моментально рявкнул:

– Нет! Только подо мной!

Ошеломительный оргазм обрушился на них почти одновременно. Она закричала. Оба медленно приходили в себя.

ЛИЗА.

Она решила, что лучше всего будет притвориться спящей. И лечь не в спальне, а в своей комнате. Он шумно ворвался к ней. Лиза старалась изо всех сил не моргать глазами. Почувствовала, как он остановился и засмотрелся на нее. Еще бы! Она минут десять выбирала, как лечь. Поза должна была быть соблазнительной, но выглядеть очень натурально. Он все смотрел. Лиза забеспокоилась: "Так, чего доброго, он и вовсе уйдет до утра. А я тут вся изнемогаю... Ну же, коснись меня! Потом уже не остановишься! Сейчас я тебя подтолкну." Она словно бы во сне потянулась и еще шире раскинула ноги.

Бедняга Дашков. Он, конечно, не вынес, накинулся на нее, разорвал пижамку. "Ого! Эк, мужика разбирает. Пижамка новая, австрийская, 150 долларов. Впрочем, ничего для него не жалко. Ну, теперь можно сделать вид, что я испугана и только-только проснулась".

Она стонала от удовольствия и гладила его волосы. Он ни на минуту не оставил инициативу в ее руках и все проделал сам. Ей стало больно, когда он укусил ее. А вот засос ее ужасно возбудил. "Господи, как мне с ним хорошо...Я сейчас просто умру" – единственная мысль, которая билась в ее мозгу. Она закричала от невыносимого удовольствия, впрочем, уже совсем не притворяясь. Наконец он затих. Оба медленно приходили в себя.

– Как я люблю, когда ты так орешь, – тихо сказал он.

Лиза была очень серьезна. Она опять гладила его волосы.

– Я не притворяюсь. Просто, я такая громкая. Николя, прости, мое солнышко, что причинила тебе столько волнений. Я вышла только на минутку, посмотреть. Мы с мамой хотели помочь людям, если демонстрантов начали бы поливать водой из брайнспойнта. Ну вот...А потом, мне стало интересно, и я осталась еще посмотреть. Правда, ты больше не сердишься на свою кисю? Муррр...– она прикусила его ухо, – Николя, а как такие события возбуждают, обалдеть!

Она вспомнила и рассказала ему об одной своей поездке. В Киеве, уже лет пятнадцать, жила ее школьная подруга, Лиля Сарабаджи. Приехав на тридцатилетие Лилии, Лиза познакомилась с друзьями ее мужа, симпатичной четой из Белграда. Под вечер, изрядно приняв на душу, разговоры в компании пошли очень свободные. Сербы рассказали, что во время бомбежек Белграда, всюду можно было увидеть целующиеся парочки, которые и не думали убегать в бомбоубежища. На время войны пришлось максимальное количество романов, резко повысилась рождаемость.

Лиля переводила то, что говорили друзья ее мужа, но Лиза поймала себя на том, что, и так, прекрасно все понимает. Украинский язык, словно был ключом ко всем остальным славянским языкам. Зная украинский, были почти совсем понятны остальные.

– Знаешь, Николя, – Лиза сидела на нем верхом, поглаживала и пощипывала его спину и плечи, он так любил ее массажи, – Я теперь вспоминаю ту пару, блин, имена, конечно, не запомнила, и думаю, как они правы. Сегодня в Полтаве тоже будет зачат не один малыш, поверь! Все такие события возбуждают. Может, это излишний адреналин в крови, а может элементарный инстинкт сохранения и продолжения рода. Если что случится – хоть потомство останется. Ведь во время революций и войн достается, в основном, мужчинам. Вот так я думаю...

– Какая ты у меня умница, малыш.

– Расскажи, как ты съездил?

Он обстоятельно рассказывал минут десять, потом затих под ее волшебными пальцами пианистки.

Она лизнула его ухо:

– Муррр...Ну что, меня уже будут любить а не трахать?

– Ну прости...Я так переволновался! Больно тебя укусил?

– Неа. Но больше так не делай. Я такая голодная! Пошли, поужинаем? И выпьем за примирение! Николя, а кто такие "Оплот"?

– Да чисто ФСБшная структура – русские и чеченцы, основная их организация – в Харькове. Источник доходов – наркота из Чечни, смысл существования – проталкивание на Украине идей "Русского Мира". Между прочим, серьезные парни.

– Понятно. Все сбывается. Все, как у Оруэлла в "1984". Не зря он был запрещен в Союзе. "Война – это мир, свобода – это рабство, незнание – сила..." Как же страшен и примитивен этот "русский мир"...Как я рада, что ты вовремя уехал из Раши. Кстати, я слышала, что российское посольство в Ирландии находится на улице Оруэлла. Не правда ли: это все, что нам следует знать об английском чувстве юмора?

Дашков улыбнулся. В дверь заскреблась кошка.

– Маркизелла пришла, – Лиза тоже услышала скрежет, – Ты знаешь, она постоянно за мной ходит, словно я – ее мама. Она еще такая крошечка, моя девочка, моя красавица, – это все Лиза уже говорила, натягивая теплый бирюзовый халат, лаская и целуя кошечку.

Персиянка была сказочно хороша. Кремовая, с голубыми глазками, серым хвостиком, ушками и мордочкой, необыкновенно пушистая. Маркиза была очень ласковой и спокойной, но с трудом переносила одиночество. В еде была страшно переборчива, изволила кушать только домашние сливки и сметану, домашнее мясо, печенку. Практически ничего магазинного никогда не ела, кроме венгерского, очень недешевого сухого корма для котят. Любила слушать игру на пианино. Телевизор не выносила. Она была вальяжна, как Дашков и знала себе цену, как Лиза. И как это животные всегда становятся похожими на хозяев? Даже те, что живут в доме недавно.

Дашков, очевидно, думал о том же самом, потому что заметил Лизе:

– Твоя фаворитка точно такая же балованная, как и ты.

– А ты заметил, что она не просто очень красива, но, она и сама знает об этом...Скажи, откуда?

– Она же женского пола, чего удивляться.

Они разогрели потрясающий плов Оксаны Ивановны, выпили бутылку "Цинандали", поболтали о двух предстоящих свадьбах в семье: Анны Григорьевны и дяди Володи, а также Вероники и Вильяма; потом еще раз, очень нежно "помирились", и уснули, как убитые. Было около трех часов ночи. В ногах у Лизы мерно похрапывала кошка. Это было ужасно забавно – храпящая во сне кошка.

В шесть утра Лиза бодро вскочила и начала собираться на работу. Она совершенно не выспалась, но была бодра и весела. Укус на губе замаскировала тональной основой и быстренько нанесла легкий макияж.

В последнее время она начала частенько подумывать об увольнении. Теперь, располагая в день такими же суммами, как некогда в месяц, было просто глупо горбатиться в райисполкоме и дальше. Да и Костика нужно будет водить в первый класс. Мама выйдет замуж и уже не будет в ее полном распоряжении, как сейчас. И, между прочим, Лизу мама вырастила без бабушек.

Разумеется, Лиза не собиралась сидеть дома, это – не для нее, просто думала заняться чем-нибудь другим, что оставляло бы ей достаточно времени на семью. Надо посоветоваться с Николя.

Подвозил ее Алексей, на одной из машин фирмы. На работе ее ждал сюрприз. В длинном райисполкомовском коридоре, самым первым в очереди сидел...господин Колодич. Увидев ее, он поднялся и осклабился:

– Елизавета Васильевна, доброе утро. Вы позволите к Вам на прием? Или надо было записаться заранее?

Лиза насупила брови:

– Заходите.

Светка сегодня отпросилась с утра, чтобы сбегать к стоматологу, и Лиза была в кабинете одна. Она жестом предложила Павлу Петровичу стул, пока снимала дубленку и поправляла перед зеркалом прическу, несколько смявшуюся под шапочкой.

– Дайте догадаюсь, зачем пришли. Ааа, Вы потратили все свои сбережения на лечение вывихнутого плеча и теперь Вам нечем платить за коммунальные услуги. Желаете оформить субсидию?

– Ох, и язычок у Вас, Елизавета Васильевна, – слабо улыбнулся он. Впрочем, что за роза без шипов. А я смотрю, не так уж бедствует наша госслужба. Неплохой ремонтик, – продолжал он, оглядывая кабинет.

Ремонтик и мебель действительно были недурны. Даже окна в кабинете поменяли на пластиковые. Данный ремонтик был одной из афер и гордостью Елизаветы Васильевны. Года четыре назад, еще при Ющенко, устав принимать людей в полусарайном помещении с разваливающейся мебелью, и узнав от своей "разведки" в мэрии, что деньги на ремонт и мебель выделены, но не поступили в райисполком из-за склок главных бухгалтеров обеих структур, Лиза раздумывала недолго. "Если в ближайший месяц мы их не получим – они уплывут, перераспределят кому-нибудь"– думала она, – "Надо срочно что-нибудь предпринять!" И предприняла.

Как-то вечером, прикупив дорогого чаю, печенюшек и пирожных, Лиза наведалась к соседке, тогда еще 90-летней бабе Клаве, ветерану войны. Клавдия Ивановна Черпакова, а для соседей просто баба Клава – некогда прославленная советская летчица, не захотела переехать к сыну и внукам в Калининград и осталась доживать своей век в Полтаве, "где Степушку схоронила". Дед Степан, муж бабы Клавы, умер еще лет десять назад.

К бабе Клаве два раза в неделю приходил социальный работник, но в этом не было особой нужды, так как присматривали за ветераншей сердобольные соседки. В отличие от большинства старух такого возраста, баба Клава была веселой, задорной, незлобивой старушенцией, с удивительным чувством юмора. Ни мизерная пенсия, ни хронические боли в спине, ни почти негнущиеся ноги, никогда не портили ей настроения. Она всегда шутила, пела, хохотала и пекла невообразимо вкусные пирожки. Лиза считала, что если уж доживать до глубокой старости – то быть именно такой.

В тот вечер Лиза поведала бабе Клаве о своем плане получения райисполкомом денег на ремонт и новую мебель. Клавдия Ивановна выслушала очень внимательно, обсудила с Лизой все детали и немедленно согласилась.

На следующее утро, ветеран войны Клавдия Ивановна Черпакова, опираясь на тяжелую палку, которой в повседневной жизни практически не пользовалась, приехала по каким-то своим вопросам в отдел социальной защиты лично, в сопровождении социального работника, который ждал ее в коридоре. Лиза плотно прикрыла дверь, бережно уложила на пол дорогую ветераншу, причем, в крайне неудобной позе, подложила ей под спину заранее сломанный стул и подала знак Светке. На счет "три" они со Светкой со всей силы швырнули на пол многотомные сочинения Маркса и Энгельса, почему-то до сих пор хранящиеся в кабинете на очень старой полке. Раздался неимоверный грохот и страшный, нечеловеческий вопль Клавдии Ивановны. В кабинет немедленно сбежались люди, среди которых каким-то странным образом, оказался один скандальный местный журналист, очень не любивший чиновников, и, наверное, тоже, совершенно случайно, оказавшийся мужем одной Лизиной подруги детства. Журналист немедленно защелкал объективом.

Баба Клава, прирожденная актриса, играла бесподобно. Она кричала, сетовала, кряхтела, потирала "ушибленную" спину и клялась, что отсудит у райисполкома сто тысяч долларов за ущерб, причиненный ее здоровью и нервной системе. Она не потерпит такого вопиющего отношения к ветерану! Как можно принимать людей в таком свинюшнике? На разваливающейся мебели! О, новоявленная Фаина Раневская не нуждалась в подсказках. Она давно уже вышла за пределы заранее оговоренного сценария. Это был ее бенефис! Ее продуманно составленная речь произвела неизгладимое впечатление на присутствующих.

Кто-то побежал вызывать "скорую", кто-то помчался за председателем райисполкома, ибо Клавдия Ивановна, потрясая здоровенной клюкой, заявила, что не тронется с места, пока "энтого мерзавца" не приведут пред ее ясны очи. Словно желая подыграть ей, старая книжная полка, которую в кои-то веки потревожили сниманием с нее многотомных трудов отцов современного коммунизма, заскрипела, зашаталась, и со страшным стуком грохнулась на пол, по счастью не задев потерпевшую. Лиза обрадовалась, теперь не надо будет, пользуясь суматохой, тихонько отодвигать книги ногами под стол, достаточно немного их рассредоточить.

Репортер, знай, щелкал фотоаппаратом. Баба Клава не смолкала ни на минуту. Именно такую картину страшного разгрома и неутешных сетований и застал в кабинете тогдашний председатель райисполкома, Александр Олегович Смеленко. Он пробовал было предъявить претензии по поводу случившегося Лизе и Светлане, но не тут-то было. Девочек на мякише было не взять. Девочки всегда тщательно готовились к любому действу. А к этому – несколько недель. В анналах отдела соцзащиты, и даже самого райисполкома, хранилось не менее четырех служебных записок сотрудниц отдела об аварийном состоянии мебели и потолков, представляющем угрозу жизни и здоровью посетителей. Имелось даже прошение от самой Чубач.

Получалось, виновато начальство райисполкома, не отреагировавшее вовремя на записки сотрудниц. Председатель посмотрел в вызывающе нахальные глаза Елизаветы Васильевны и Светланы Анатольевны, и умолк на полуслове. Он понял, что ответственность теперь будет лежать полностью на нем.

Врачи "скорой", приехавшие в течение пяти минут, похвалили присутствовавших за то, что не трогали бабушку, бережно осмотрели пострадавшую, осторожно погрузили ее на носилки и повезли в травмопункт Первой городской больницы, для более тщательного обследования.

Идя вместе с соцработницей за носилками, Лиза осторожно пожала Клавдии Ивановне руку. Та немедленно ей подмигнула. Разумеется, у старушки не нашли никаких повреждений, давление было – как у комсомолки, а настроение вообще приподнятое. Уже к вечеру та же самая "скорая" доставила озорную бабульку домой. Им как раз было по пути на очередной вызов.

Наутро баба Клава проснулась знаменитой. Очередной выпуск "Утренней Полтавы" вышел с огромной статьей и фотографиями во всю полосу о покушении злобных властей на жизнь безобидной старушки, героини войны, не жалевшей живота своего в борьбе за счастливое будущее потомков. Бездушность и черствость районных чинуш поражали своим цинизмом. Доколе? – вопрошал журналист. Ведь городские власти вот уже месяц, как выделили деньги на ремонт райисполкомовского помещения! А воз и ныне там! А может воз уже и разграблен? Весь прогресс тормозят неуклюжие раззявы, протирающие штаны в служебных креслах, купленных на деньги налогоплательщиков. Доколе?

Лиза читала газету и посмеивалась. Им со Светкой пришлось написать еще по одной докладной записке о том, как все произошло. Дескать, падая с поломавшегося стула, бабка задела своей клюкой полку. Никому и в голову не пришло посмотреть место регистрации инспектора и потерпевшей. Они жили в одном доме, в одном подъезде... Можно было и задуматься..

В тот же вечер, для верности, никогда до этого не писавшая жалоб, заслуженный ветеран Черпакова К.И., накатала "телегу" мэру и областному прокурору. Диктовала ей Лиза.

Вся каша заварилась во вторник, а уже в четверг весь районный отдел соцзащиты населения переехал в актовый зал здания. На время капитального ремонта помещений. А в бухгалтерии мэрии засели сразу две финансовые инспекции. Шла проверка целевого использования бюджетных средств. Лизу не мучила совесть. На войне как на войне!

Лиза со Светкой всегда вспоминали эту историю с огромным удовольствием. И никогда не болтали об этом с посторонними. Себе дороже. Баба Клава тоже никого не посвятила в тайну. Упала и все. С кем не бывает?

Эх, жаль Полтава – город небольшой! Девочкам просто негде было развернуть свои авантюрные таланты.

Как бы то ни было, а ремонт и мебель в нынешнем кабинете Елизаветы Васильевны, отвечали всем ее требованиям.

Колодич удовлетворенно огляделся по сторонам и уселся на предложенный Лизой стул. Он молчал и очень внимательно смотрел на нее. Лиза, повидавшая всякого, за пять лет работы с людьми, ничуть не смутилась под его пристальным взглядом и даже слегка приподняла брови. Мол, я Вас слушаю. Он опять слабенько улыбнулся. Лиза терпеть не могла подобных субчиков, гаденьких и подленьких. "Каков гондон. И как Дашков мог с ним дружить? Что вообще могло их связывать? Рыбалка?"

– Елизавета Васильевна, я пришел к Вам... просить заступничества. Перед Вашим супругом. Я, безусловно, виноват перед ним. Напился и сказал пошлость. Простите меня и Вы. Знаете, я ему звонил, он не берет трубку.

Лиза молчала. Она вспомнила наставления учителя великой Джулии Ламберт – "Держи паузу!"

– Знаете, – продолжал Павел Петрович, – Я уже не в том возрасте, когда легко менять друзей и окружение. Николаша дорог мне, по-своему.

Наверное, надо было сгладить углы. Наверное, надо было сказать что-то вежливое и неопределенное, дескать, это ваши мужские дела и не мне в них лезть и раздавать советы, на какие звонки отвечать, а на какие – нет. Вместо этого, она вдруг взяла и брякнула низким, клокочущим голосом:

– Твоя баба, в Киеве под пулями лазит, с микрофоном в руках, репортажи делает. А ты тут сидишь, жопу мою рассматриваешь. Ты, вообще, мужик после этого?

Колодич опешил. Глядя на Лизу, на это эфемерное, белокурое, изнеженное создание интеллигентного вида, трудно было даже представить, что она способна произнести такие слова. Он не сразу нашелся, что ответить.

– Маешься, бедняга? Места себе не находишь? Мой тебе совет, дорогой: езжай в Киев, найди ее, умоляй тебя простить, оберегай ее там от всяких титушек и вообще, верни себе самоуважение. Ты без нее стал ничем! Лично для меня ты – просто пустое место. Я рада, что Николаша тебя прогнал. Какой ты ему, на фиг, друг?

Она встала, прошла к выходу и демонстративно открыла дверь в коридор.

– Кто следующий? Заходите сразу по двое.

Колодич поднялся, и, молча, вышел из кабинета. Лиза тряхнула волосами и села продолжать прием. Когда пришла Светка, Лиза немедленно вышла в туалет и тщательно вымыла руки с мылом. Это был ритуал. Так научил ее отец. "Если тебе пришлось пообщаться с неприятным человеком – надо принять душ; если такой возможности нет – надо просто тщательно вымыть руки, хотя бы по локоть. Помнишь Понтия Пилата: "Я умываю руки".

Она читала Дион Форчун и знала много всяких фокусов по психологической самозащите. От самых сложных до элементарных. С ее работой это было необходимо.

После обеда Лиза зашла к начальницам. В кабинете была только Катя Ивановна, Абдуллаева упорхнула на какое-то совещание. Как всегда, пахло валерьянкой. Лиза вздохнула и начала:

– Катечка Ивановна, я к Вам по очень личному делу.

Екатерина Ивановна сняла старомодные роговые очки, привычным жестом протерла фланелькой стекла.

– Что, красавица, покидаешь нас?

– Как Вы догадались?

– Да уж догадалась.

– Катечка Ивановна, если у вас кто-то есть на примете, давайте я этого человека обучу, еще до проведения конкурса. Я недели две-три еще поработаю, если надо. Хотя, Вы же знаете, у меня ребенок до 14-ти лет и я могу уволиться в любой, подходящий для меня день, без предупреждения. Но...Я хочу уйти красиво. Я очень вас всех люблю и буду очень скучать. Правда.

Кажется, она не слишком огорошила Екатерину Ивановну. После ее стремительного замужества, чего-то подобного от нее уже ждали. Катя Ивановна попросила поработать еще десять дней. Лиза согласилась. Не спеша вернулась в кабинет, осмотрелась – да, все остается людям. Она обняла за плечи стукающую по клавиатуре компьютера Светку и сказала:

– Цветик мой, Светик, а я вчера была возле администрации, все было на моих глазах! А еще я...увольняюсь.

Светка расстроилась. Очень. Конечно, на место Лизы возьмут человека, но это будет уже совсем не то.

– Да брось ты кукситься, Свет. Все будет отлично, подружишься с новой напарницей. Знаешь, а давай после работы, возьмем Валентиночку Николаевну и поедем к нам домой! Вы же еще не видели, где я живу. Свет, только не говори пока никому.

– Про то, что ты увольняешься, или про то, где ты живешь?

– Ни про что не говори.

– Окей.

Лиза позвонила Дашкову. Прямо при Светке.

– Выспался, мой милый? У меня для тебя две новости – плохая и хорошая. Начну с хорошей – я увольняюсь через десять дней. Теперь плохая – через три часа я, с двумя пьяными закадычными подружками, приеду к нам домой кутить и очень хочу, чтобы ты составил нам компанию. Можно и друзей твоих позвать. Да? Ах, это две хорошие новости? Так ты поднапряги там Оксану Ивановну насчет ужина. Алексея пришлешь за нами? Спасибо, дорогой! Целую!

Светка так внимательно слушала, аж уши шевелились. Настроение у нее немного поднялось. Лиза набрала по местной связи Валентину Николаевну и попросила зайти к ним со Светкой. Та немедленно пришла.

– Валентиночка Николаевна, Вы извините, что мы Вас вызвали сюда, но информация – не для разглашения. Во-первых, я увольняюсь, дней через десять. А во-вторых, хочу пригласить вас со Светой сегодня к себе домой на ужин.

Валентина Николаевна Кудрявцева, учитель, друг и наставница, испытала разные эмоции во время Лизиной речи, но на ужин согласилась. Очень обрадовалась, что за ними приедет машина, она была сегодня на высоких каблуках.

Они договорились, что поедут сразу после работы. Лиза на корню пресекла вопросы: "А, может, что-то еще докупить?" заверив всех, что ужин будет готов ровно к шести, и ничего покупать не надо.

Светка опять села принимать очередного посетителя и девчата распрощались с Кудрявцевой до вечера. Но странные посещения на сегодня еще не закончились. Когда Светкин клиент вышел, в кабинет вошла симпатичная, дорого одетая брюнетка. Она моментально уставилась на Лизу и приятным, хорошо поставленным голосом спросила: