Текст книги "Изгнанница (СИ)"

Автор книги: Ирина Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

–Пусти…

–Да у нас любая девка, окажись она на твоем месте, даже Лилия, несмотря на то, что по сравнению с тобой она березка перед елью – худая, да хлипкая. Собрала бы волю в кулак, и сделала бы все, чтобы отомстить! Не смотри, что Павлина не смогла тебе сегодня ответить. Одно дело языком чесать. А в честном поединке, случись что, она уложила бы тебя на лопатки – глазом не успела бы моргнуть…

–Пусти…

Питер с силой отпустил ее волосы, и голова, обретя свободу, дернулась и больно ударилась о дерево. Закусив губу, Лорисс рассматривала обидчика в упор.

–Мразь ты, а не человек, – Питер брезгливо вытер руку, только что державшую ее за волосы, о штаны. – Спаси Отец, чтоб у меня такая дочь была. Повесился бы на первом суку. Знаешь, что я бы сделал на твоем месте? – Он больно ткнул ее кулаком в грудь. – Приполз бы ко мне коленях, и сказал: научи, Питер, как меч в руках держать, потому что нет мне жизни на этой земле, пока не отомщу я за смерть родной матери! И я бы понял тебя. И вся деревня поняла бы тебя! Ибо святое дело – жизнь положить – а убийцу наказать!

Его глаза горели праведным гневом, щека дергалась. Лорисс стояла молча, затаив дыхание, и не отрывала от него пронзительного взгляда, способного, казалось, и камень обратить в пар.

–Чего смотришь? Не боюсь, – Питер расслабил мышцы лица, и спокойно посмотрел на нее. – Змея-подколодница тоже грозная с виду, а чуть что, хвост подожмет, уползет и следов не оставит. Живи пока. Точнее, пока Харида жива. Что будешь делать, если умрет она, старухе девятый десяток пошел. Думаешь, на ее место встанешь? Мы другую знахарку возьмем. Тебя деревня не примет. Так и будешь изгоем со двора во двор побираться. Умереть с голоду, конечно, не дадим, кусок хлеба найдется кому подать. И рада будешь, чтобы какой-нибудь Лукан приласкал тебя, да поздно будет. В лес пойдешь? Вот там тебе самое место, как лесному зверю в норе жить. Я сказал, что хотел. Не подойду больше. Не трясись.

Питер повернулся, и, не оглядываясь, пошел прочь. Скоро бритый череп последний раз блеснул в свете Селии на пригорке, и скрылся из глаз.

Лорисс рухнула на колени. Страшная смесь из отчаяния, обиды, острой жалости к себе, и пуще всего, смутного предчувствия, что Питер прав, оглушила ее. Глубокое чувство вины безжалостно терзало сердце. Глаза нестерпимо зачесались, и вдруг неудержимым стремительным потоком, первый раз после горестных событий, хлынули слезы. Рот открылся в безмолвном крике. Лорисс пыталась и не могла издать ни звука. Сердце пронзила острая, ни с чем не сравнимая боль. Перед глазами всплыло мертвое лицо Алинки. Но не такое, каким оно было тогда, два месяца назад, а такое, каким оно могло стать теперь – сплошным месивом из черных, жирных мух, на обнажившемся от кожных покровов черепе.

Размазывая слезы и сопли по щекам, Лорисс прокусила губу до крови. Грудь вытолкнула наружу долгий, оглушительный в ночной тишине хрип.

4

Имелось ли определение у той боли, что острыми когтями разрывала тело на части? Сильная? Резкая? Невыносимая? Страшная?

По мнению Дэвиса, их было пять. Пять градаций болевых ощущений.

Первая – просто боль. Она не заслуживала особого внимания. Ее можно терпеть, не принимая в расчет, не делая попыток отрешиться, поставив незначительную преграду между собой и телом. Ты закрываешь глаза, периодически морщась от острой боли в висках. Или аритмии, бросающей сердце из одной крайности в другую. Это обычная человеческая боль. На таком уровне работают дилетанты.

Вторая градация – боль. Не – просто боль, а – боль. Она подходила осторожно, шаги ее тихи и вкрадчивы. Такая подойдет совсем близко, чтобы шепнуть на ухо: я пришла, встречай! Ты можешь проявить силу духа и постараться мириться с ней, прилагая усилия к тому, чтобы сердце не сжималось от режущей боли, желудок не выворачивало наизнанку, а перед глазами не плавали радужные круги. Ты можешь существовать с этой болью. Но работать тебе будет сложно.

Между второй и третьей градациями – лежит целая жизнь. А иногда – и смерть. Чаще всего, смерть.

Подумать только! Наивным мальчиком, лет… много назад.

С годами перестаешь выставлять напоказ собственный возраст. Пусть это останется уделом Властителя Крови, будь он трижды… Хотя наверное за то время, что он существует его проклинали тысячи раз. Что ему до проклятий тех, кто занимает низшую ступень?

Заявляя о своем возрасте, Дэвис предпочитал лояльное “так долго люди не живут”. Для умных людей вполне достаточно. А глупцы пусть довольствуются сплетнями. Чем больше домыслов вьется вокруг тебя, как ночные бабочки возле круга огня, тем лучше. Пусть недооценивают враги и переоценивают друзья. И пусть не будет правы ни те, ни другие.

Дэвис улыбался, разглядывая свое отражение в зеркале. Возможность побаловать собственное самолюбие роскошной одеждой из синего бархата, отороченного золотыми нитками – малость. Особенно если вместе с мягким на ощупь материалом душу грело осознание того, что весь мир у тебя в кармане. Только тот карман потайной и до времени зашит суровыми нитками. И чтобы их разорвать придется резать пальцы до кости.

Отражение в зеркале улыбнулось Дэвису. Его губы привычно шепнули имя демона. Словно воочию Дэвис представил себе заброшенный колодец в замке Бишоф. В ответ на его мысли зеркало дрогнуло. Дэвису нравилось до последнего смотреть в глаза своему отражению. Нравилось совершенное, неиспорченное ничем выражение абсолютного ужаса, что появлялось за миг до перемещения. Потому что в следующий миг исчезало и зеркало, и отражение, и комната в башне Белого города.

Замок Бишоф был охвачен огнем – на фоне ночного неба зрелище поистине завораживающее. На булыжной мостовой тлели остатки некогда богатой домашней утвари, тут же лежали обгорелые человеческие тела. Из распахнутых внутренних ворот навстречу Дэвису вырвалось на свободу обезумевшая от огня отара. Из боязни запачкаться, Дэвис отступил к самой стене, пропуская десятка два животных – наверняка все, что осталось от многочисленного стада.

Солдаты Елизара постарались на славу: площадь у входа в центральное здание замка напоминала скотобойню. Судя по всему бой закончился недавно, некому было перевязать раненных и добить тех, кто сражался на стороне противника. Но вездесущие бойцовые собаки – Дэвис видел в наступающей темноте их оскаленные морды – подбирались ближе. Запах крови оказался сильнее воспитанного с малолетства чувства подчинения. Все как у людей, стоит хозяину дать слабину – слуга тут как тут. Дэвис перешагнул через тело. Он не смог бы с уверенностью сказать, был ли человек с торчащим в боку кинжалом живым – трупы лежали вперемешку с теми, кто еще мог дышать. Стоны, мольбы о помощи, предсмертные хрипы, ругань, все перекрыло утробное рычание голодных животных. Дэвис на ходу оглянулся: две собаки не поделили между собой практически разрубленное пополам тело – а уж казалось бы хватит на всех. Но для них, как и для бывшего раба не существует никаких потом, а есть только сейчас.

Кое-где в окнах центрального здания, куда направлялся Дэвис, появлялись огненные сполохи, но до настоящего пожара, когда рухнет прогоревшая крыша было еще далеко.

Круглый зал встретил Дэвиса шумом, далеким от благородной тишины вековых стен, или хотя бы от звука прилежного повторения его шагов. Девица кричала так, что закладывало уши. Как будто в том, что ею пытался овладеть огромный рыжий мужчина, было что-то противоестественное. Картину, правда, несколько портили двое других, державших распятую на широкой лавке девицу за руки, но, в конце концов, может это была та самая толика, что мешала им почувствовать себя победителями в полной мере. Девица кричала без умолку, и у Дэвиса невольно сложилось впечатление, что ей не требовалось переводить дух.

–Да заткни ей рот! Юбку, юбку на голову натяни, она и орать перестанет! – крикнул тот, кто был первым. И Дэвис склонен был с ним согласиться.

Мужчины были слишком увлечены. Дэвис подошел опасно близко, прежде чем его заметили.

–Простите, что отрываю вас от увлекательного занятия, – Дэвис мог позволить себе оставаться вежливым, – но я хотел бы задать вам один вопрос…

Дэвис не договорил. Зычный голос стал для насильников равносильным звуку грома. Тот, кто держал девицу, высокий рыжий мужчина отпрянул так шустро, что не успел Дэвис и глазом моргнуть, как в его руках оказался обнаженный меч. Неплохой воин, отметил про себя Дэвис, потому что хороший, вряд ли позволил кому бы то ни было подойти так близко. Развлечения развлечениями, но мастерство – его не пропьешь. Хотя, сколько выпить, конечно. Товарищи рыжего – один с черной окладистой бородой, второй со шрамом, пересекающим щеку, запоздало опомнились. Пока они искали предусмотрительно отстегнутое оружие, девица воспользовалась неожиданной свободой. Подхватив юбки, она мгновенно скатилась с лавки и метнулась в темный угол.

–Тьма возьми, – рыжий разглядел, наконец, что Дэвис один. – Какого хрена ты забыл здесь? Жить надоело?

–Жить? – Дэвис не сводил глаз с меча, еще не приведенного в порядок после боя. И это наблюдение тоже не было в пользу война. – Возможно. Но поверь мне, тебя, в первую очередь должен интересовать другой вопрос.

Рыжий сделал шаг вперед и остановился, держа меч на уровне живота Дэвиса.

–Вопрос? И какой интересно? – Рыжий откровенно усмехнулся. Судя по быстрому взгляду, которым тот окинул новоявленного противника, он сделал для себя еще один вывод: мало того, что незнакомец один, да еще и без оружия. Теперь рыжий ничего не имел против того, чтобы мило развлечься перед тем как убить безоружного. В темных глазах Дэвис увидел нереализованное возбуждение, на этот раз от предвкушения скорой победы.

–Тебе, правда, интересно? – Дэвис поднял брови, наблюдая за тем, как товарищи рыжего, как тараканы расползлись в стороны, взяв таким образом его в тиски. Видимо, на тот случай, если у него окажется козырь в рукаве.

–Правда, – рыжий с удовольствием подыграл ему.

–Не могу не удовлетворить… твою любознательность. Прежде всего тебя должен волновать вопрос собственной безопасности.

–Много говоришь, говнюк, – подал голос чернобородый, и Дэвис понял, что оставит его напоследок. – Кончай его, Фадей…

–И кого я должен бояться? – Ноздри у рыжего раздувались, как у породистого жеребца. – Тебя?

–Наверное, в первую очередь, – Дэвис пожал плечами, – себя. Будь ты умнее, не оказался бы в это время на этом месте…

Откуда-то сверху, врываясь в интеллектуальную беседу, послышались крики, звонкий лязг оружия, и что значительно хуже – шум набирающего силу пожара.

Человек со шрамом, тоже расслышал гул разгорающегося огня. Это подстегнуло его – лишенная артистизма душа терпеть не могла долгих разговоров. Нож, который он бросил в Дэвиса, пролетел буквально рядом, едва не задев плечо. Он даже успел удивиться, ибо только природная реакция спасла его от неминуемой раны. Одновременно с ножом, словно предугадывая неизбежный промах, рыжий сделал выпад вперед. Но расстояние все же было недостаточным, чтобы с размаху вонзить меч в грудь Дэвису. Он отшатнулся. И не дожидаясь, пока рыжий будет действовать быстрее, шепнул одно только слово.

Сознание привычно отступило, оставив тело наедине с Болью. А на первом плане, как раз перед обнаженным мечом возник тот, кто любил называть себя Злым Гением.

Уже наблюдая за тем, как его тело медленно отступает в угол зала, подальше от предстоящего боя, Дэвис думал о том, что сделал правильный выбор. Можно было вызвать Белое Пламя – демона, лишенного материального воплощения, тому хватило бы мгновенья, неразличимого обычным зрением, чтобы поединок закончился, но Злой Гений застоялся без дела. Слугу, как собаку требовалось кормить. К тому же, Дэвиса ожидало зрелище, завораживающее своей красотой. Он готов был ради этого пожертвовать теми мгновеньями, что отсчитывало неумолимое время.

Даже у Дэвиса, придерживающегося в любовных играх традиционных направлений, захватывало дух каждый раз, когда приходилось лицезреть Злого Гения. Человеческой назвать ту красоту, которую избрал он для материального воплощения, язык не поворачивался. Отливающие серебром волосы, прямой нос, хищно очерченные губы и глаза, в которых светилась – жажда убийства? – нет, вдохновение. Все, взятое отдельно, было объяснимо и рассудочно, но слитое воедино рождало странное ощущение. Смерть? Да, но с безусловным дополнением – красивая смерть.

В первое мгновение рыжий дрогнул. Но, как показалось Дэвису, не столько из-за неожиданного появления демона, сколько из-за крика, что вырвался у чернобородого. “Колдун!” – громкий крик эхом затерялся под каменными сводами.

Надо отдать должное рыжему – он остался воином до конца.

Злой Гений встретил откровенный выпад рыжего с присущей ему простой – рукой. Только закаленный металл вдруг оплавился, словно в него ударила молния. Короткое шипение – как от разогретого в печи меча затем опущенного в студеную воду. Скорее почувствовав, чем разглядев неладное, рыжий сделал шаг назад. На мече отчетливо виднелась вмятина с огненно красным краем, темневшим на глазах. Рыжий по инерции, еще не веря своим глазам, со всего маху попытался нанести Злому Гению в идеале страшный рубящий удар. Демон не отступил. Коротко взмахнув рукой, он сжал острие прежде грозного оружия и под трепетными длинными пальцами металл плавился, как мягкий воск.

До рыжего с опозданием дошло, что меч более не помощник. Он швырнул его. С глухим стуком, потерявшее ценность оружие упало на каменные плиты.

Скорее от безысходности, чем от желания продолжать бессмысленный поединок, в Злого Гения одновременно полетели два ножа. Чернобородый оказался точнее: его нож демон перехватил на лету – бесформенный сгусток упал к его ногам. От второго ножа, посланного нетвердой рукой, попросту уклонился. У человека со шрамом сдали нервы. С обреченным криком раненного зверя, он попытался прорваться к двери. Как раз мимо прозябающего в относительном бездействии Дэвиса. Нет, убивать хозяина демона он не собирался. Он просто хотел жить.

Пламя вдохновенного экстаза озарило лицо Злого Гения, в то время, как оказавшись рядом с беглецом, он сжал податливое горло длинными пальцами. Смерть человека со шрамом была быстрой. Раскаленный обруч опалил кожный покров, кровь мгновенно испарилась, окутав его серым дымом, и голова, как подгнивший плод отделилась от тела.

Наблюдая за происходящим со стороны, Дэвис заранее поморщился. Чуть позже, там, внизу, его ждал запах – неизбежная составляющая изумительного по красоте убийства.

Рыжий не пытался прорваться к двери. Он устремился к лестнице, ведущей на верхние этажи, но не успел сделать и нескольких шагов по ступенькам. Злой Гений светлым размытым пятном скользнул следом. Он схватил рыжего за сапог. Свиная кожа смялась, как иссохшая от времени бумага, в один миг сливаясь с плотью. И тогда Рыжий закричал. Отчаянный крик заметался между стенами, переходя в жалобный вопль. Никакие слова, мольбы, вопли, не могли растрогать Злого Гения. В его глазах по-прежнему светилось вдохновение, великолепно очерченные ноздри трепетали. Но не запах волновал демона – его волновали человеческие эмоции. Страстные, богатые непередаваемыми нюансами, необъяснимые словами, непонятные, и оттого недостижимые.

Подволакивая раненную ногу, неизвестно в силу каких причин еще составлявшую с телом одно целое, рыжий скатился по лестнице под ноги демону. От взрыва боли и ярости не осталось и следа, он тихо скулил и обманутый демон прищурил прекрасные глаза. Острое разочарование исказило его лицо.

Рыжий не был нужен Дэвису. Поэтому его постигла та же участь, что и человека со шрамом. Злой Гений вздернул его за шею. В последней судороге рыжий пытался достать до демона руками. От мгновенных ожогов кожа морщилась и исходила паром. Держа рыжего за шею, Злой Гений смотрел ему в глаза. Даже после того, как тело мешком рухнуло к его ногам.

На взгляд Дэвиса, чернобородый повел себя не лучшим образом. Ему бы попытаться – хотя бы – убежать, в то время как демон занимался рыжим. Толку никакого, но погибать вот так, забившись в угол возле девичьей юбки?

–Прошу… господин, – шептал он, стараясь отодвинуться еще дальше, но каменная кладка уже оставила отпечаток на его спине.

Злой Гений неумолимо приближался. Серые одежды струились по стройному торсу, вспыхнувшая надежда вернула вдохновение прекрасному лицу.

–Прошу… господин, – мольба стала глуше, а движения беспорядочней. – Прошу… пощады…

Еще шаг. Еще. Одно неуловимое глазом движенье и…

Сюрпри-и-из!

Тело Дэвиса смеялось от души. Такие моменты редки и каждым следовало насладиться в полной мере.

Ожидавший страшной боли чернобородый кричал так, как мог кричать человек перед лицом скорой, но мучительной смерти. Но поднятый за горло нечеловеческой силой, он кричал от страха – боли не было.

Чернобородый нужен был Дэвису. Для того, чтобы задать вопрос. Но до чернобородого с трудом доходило происходящее. Он ждал боли, но ее не было. Как известно, ничто не пугает так сильно, как ожидание смерти. Его ноги не доставали до пола. От страха мочевой пузырь опорожнился. Затянувшееся ожидание заставляло его раз за разом набирать в легкие воздуха – Злой Гений позволял ему это делать – и кричать, кричать последний раз в своей жизни.

Дэвис заставил себя выйти из тени. Он проследил за тем, чтобы осторожно перешагнуть еще дымящийся труп человека со шрамом. Дэвису не нужно было обращаться к чернобородому с призывом помолчать. Злой Гений всего лишь чуть сдавил ему горло. Ровно настолько, чтобы он мог дышать. С трудом.

–Послушай, любезный, ты не подскажешь где найти Гурия? – буднично обратился Дэвис к чернобородому. Что поделать, если Ищейка сбилась со следа? Видимо, та рубаха, которую дал ему Гурий была совсем новой.

Чернобородый несколько раз моргнул, и для пущей убедительности хотел кивнуть, и тогда демон его отпустил. Человек упал на мокрые камни, еще не веря в свое спасенье. И правильно. Жить ему оставалось от силы несколько секунд. Он бессмысленно таращился на Дэвиса, и тому пришлось повторить свой вопрос.

–Гурий там, наверху, – захрипел чернобородый, – с ним Братин…

Чернобородый не договорил. Дэвису ни к чему было наблюдать за тем, как быстро он распрощался с жизнью. Однообразный процесс утомил его.

Как всегда безупречный в работе Злой Гений исчез, оставив Дэвису утомленное тело, переводящее дух после оставившей его боли.

Дэвис нашел девушку за перевернутой лавкой, в углу.

–Как тебя зовут, дитя мое? – и протянутая рука, как символ дружелюбия. Девушка не посмела ослушаться, но ее рука если и дрожала, то почти незаметно.

–Забава, – еле слышный шепот.

–Красивое имя, – Дэвис заглянул в карие глаза. – Но я прошу другое.

–Ви… талина, – только чуть запнулась, но лицо стало белее мела.

–Постой… Двойной путь? – Дэвис недоуменно поднял брови, но в карих глазах плескалась истина: сосуд треснул, и природная сила покинула тело. Девушка девственницей не была.

Дэвис брезгливо сморщил губы и повернулся к девушке спиной.

–Ладно, живи… Ви`талина, – донес до нее порыв ветра.

Молодая, а уже порченная. А ведь ей лет шестнадцать. На три года больше, чем было тогда ему.

Много лет назад никакого Королевства Семи Пределов не существовало и в помине. Кроме того, никто не слышал и о семи могущественных баронах. Всего лишь многочисленные желающие посягнуть на чужую собственность, ведущие местечковые войны с переменным успехом. Каждый сам за себя, кто силен, тот и прав. Всюду война за формирование и последующий передел будущих Семи Пределов.

Маленький мальчик после смерти отца рос мстительным ребенком, никому не прощающим обид. Мстительным, только хлипким. Поэтому маленький мальчик мечтал, что настанет тот прекрасный день, когда всем обидчикам воздастся по заслугам.

Отчиму. За то, что тот использовал любой приемлемый, а чаще неприемлемый повод для того, чтобы отвесить пасынку подзатыльник. Отчего приходилось не раз размазывать по лицу кровавые сопли. Дэвис пытался выправить ситуацию, однажды бросив отчиму в лицо “ты мне не отец!”. В ответ грузный мужчина сжал железными пальцами цыплячье горло и вздернул Дэвиса. Худые ноги безуспешно колотили воздух, пытаясь достать до отчима, но у того были длинные руки. Еще отчим что-то говорил. Что именно он говорил, память не сохранила. В тот момент маленькому Дэвису было не до того. Позже он даже был благодарен отчиму за то, что тот его не убил. К сожалению, когда Дэвису было, что предъявить отчиму в качестве оплаты по счетам, тот преждевременно почил в бозе. Даже сейчас, спустя много лет разочарование бередит душу.

Конопатому Джуди, жившему по соседству. За то, что тот испытывал радость, когда попадал тяжелым башмаком по разбитой коленке Дэвиса. Бил и смеялся. И говорил обидные слова. Слова Дэвис запомнил. Они касались не столько его самого, сколько матери. Они с отчимом… Как это раньше говорилось? Эх, память, память. Ладно, допустим, были формальной парой. Без соответствующего обряда в храме Отца Света. Такой факт – находка для любого дворового ребенка. Какой простор для фантазии! Не нужно быть конопатым Джуди, чтобы придумать ругательства для отверженного ребенка. Нет нужды их упоминать. Забегая вперед, следует уточнить, что конопатый Джуди получил по заслугам. К тому времени он был толстым мужиком, страдающим одышкой, с женой и шестью детьми… Когда нужно приободрить себя, придать жизни остроту, Дэвис с глубоким чувством удовлетворения вспоминал, как несладко пришлось конопатому Джуди перед смертью.

Вонючему Чирлику. Старая сволочь, он получал болезненное удовольствие оттого, что прижимал Дэвиса в безлюдных местах, и хватал за те места, до которых и сам Дэвис дотрагивался лишь по нужде. Как он умудрялся подлавливать шустрого мальчишку именно там, где не было свидетелей? Запах пота и табака преследовал Дэвиса много лет. Он был благодарен беззубому Чирлику за то, что тот терпеливо дождался, пока Дэвис получит образование, и вкупе с этим свободу действий. Чирлик умирал долго, не в своей постели, и очень мучительно. Да что греха таить? Он и сейчас жив. Почти.

Торговцу сладостями Гариссу. Совсем не за то, что у него имелись в продаже сладости, а денег на них у Дэвиса не было. Недоступные конфеты оставались для маленького Дэвиса недоступными даже в красочных снах. В конце концов, есть у тебя средства – продавай хоть Прыгун-траву! Но с какой стати ты взял на себя право издеваться? “Нет денег? А ты попроси свою мать, пусть она…”

Прожив на свете… больше, чем все они вместе взятые, помноженные на два, Дэвис с трудом представлял себе те интимные предпочтения, что не давали покоя торговцу Гариссу. Кстати сказать, старичок мучился перед смертью, но Дэвис милостиво его отпустил. Пусть земля ему будет… Пусть просто будет. С него хватит.

Соседской девочке Кларитте. Нехорошая девочка была живая. Зато мертвая получилась – загляденье. А зачем нужно было, случайно подсмотрев за писающим мальчиком, на весь свет заявлять о размерах детородного органа? Не видела ты таких маленьких? Что ты вообще видела, девочка?

Здесь Дэвис погрешил против истины. Бедняжка навидалась перед кончиной. Всякого. Но Дэвис простил ее. Правда, несколько растянув время между смертью и отправлением в мир Иной.

Остальные обидчики – мелочь, не заслуживающая внимания. Каждый получил соответственно своим деяниям. Человек слаб и подвержен страстям. А в то время, когда безудержная свобода решать все самому, действовать самому, выбирать самому, кружила голову, он был еще человеком.

Мать. С самого начала она возглавляла печальный список. Именно из-за нее Дэвис лишился отца. Банальная история. Отец застал мать с любовником на сеновале. Плюнь, отойди в сторону, в крайнем случае, ответь ей тем же. Отец оказался слабаком, но Тьма возьми, навеки любимым слабаком. Он повесился после того случая.

Громоздкое тело, качающееся под потолком, не ассоциировалось у Дэвиса с отцом. Отец – добрый, мягкий человек, который любил рассказывать сказки. Точнее, одну и ту же сказку. А начиналась она с того, что высоко в горах стоит белокаменный Благословенный город. Там живут необычные люди – колдуны. Творить чудеса для них – обычное дело. Захочет такой колдун – с его рук сорвутся пламенные шары, сжигающие все на своем пути. Или вырвутся на свободу зеленые молнии, поражающие далекую цель. Или…

Да мало ли! Отец горазд был на выдумки.

Отверженным, злобным, лелеющим в душе единственное чувство – месть, таким оказался Дэвис на перекрестке двух дорог. Это единственное чувство пересекло мыслимые пределы, и достигло ушей будущего учителя – Чарольда. Кстати, он так и не сказал, в самом ли деле услышал он своего будущего ученика и убийцу, или подсказал кто из обитателей Иного мира. Так или иначе, на долгие двадцать лет они оказались в одной упряжке.

Годы шли. После первого года обучения, мать перестала возглавлять список. Потом отошла на третье место, потом… Через двадцать лет, когда достойно проводив учителя, Дэвис стал магистром, мать стала аутсайдером, и была вычеркнута из общего списка. Дэвис ее простил. Но не после наказания, а вообще. Матушка умерла в глубокой старости. Во сне. Она так и не узнала, кем стал ее первый сын.

Чарольд был учителем. Оставим в покое набившие оскомину определения “плохой” и “хороший”. Он был учителем, и этим все сказано. Он весьма доходчиво объяснил маленькому Дэвису, что образов, которые так волновали его в детстве, не существует. Не суждено тому стоять на холме, в красивом черном балахоне, с капюшоном, надвинутом на лоб, часами играя зелеными шарами, полными таинственной энергии. А может быть, и суждено, но лет через тридцать. И не час. И не зелеными шарами. И не в черном балахоне.

Получая доступ к магическим штучкам, приготовься испытывать боль, мальчик. И чем впечатляющей выглядит твоя игрушка – тем сильнее сопровождающая ее боль. Сколько по времени опытный человек способен терпеть сильную… Забудь это слово, мальчик. Если тебе сейчас дать возможность испытать часть – незначительную часть той Боли, ты умрешь раньше, чем успеешь ее осознать. В человеческом теле неоткуда взяться энергии, напитывающей магический шар, например, разрушительной силой. И смешны те, кто считает по-другому. Тебе даны руки, ноги, голова, плюс энергетические потоки, в твоем случае это “энь”, считай это видом крови. Не знаешь, что это такое? Прими пока на веру. Так вот, все это при максимальной концентрации позволит тебе убить птичку. Маленькую. На близком расстоянии. На очень близком расстоянии. Но приготовься потратить столько сил, что легче сделать это руками, попросту свернув ей шею.

Чтобы позволить себе магические эксцессы, ты должен, мальчик, допустить в свое тело демона. И не просто абы какого демона, а того, которого, скажем,… приручил во время Ночной работы. О, для этого вовсе необязательно биться с ним на мечах, или состязаться в беге, или стрельбе из лука на дальность. Достаточно продержаться пять минут. В твоем случае, после лет десяти обучения – минута. Что ты сказал? Всего-то? Да после года обучения тебе и десяти секунд не продержаться с самым слабеньким и беззащитным демоном. Например, Желтым карликом, который способен вызывать кратковременные расстройства памяти. Мой первый, прирученный демон, был…

Сейчас не об этом речь. А речь о том, что общение с демоном сопровождает боль. Твоя боль… Всегда. Не имеет значения прирученный он, или нет. Разница? Не прирученный демон, окажись он сильнее, убьет тебя в считанные секунды, а твой собственный “друг”, я позволю себе эту формулировку, после заключения Договора будет относиться к тебе с уважением. После того, конечно, как ты объяснишь ему, кто в доме хозяин.

Как разобраться, кто сильнее? Милый мой, опытный магистр идет на каждую встречу, как в бой. Никогда не знаешь, кто откликнется на твой Зов из темных глубин Иного мира. Кое-чему предстоит тебе научиться под моим руководством. Но приготовься к тому, что у тебя не будет своих “друзей”, до тех пор, пока ты не окончишь обучения и не осмелишься вызвать меня на поединок, не пройдешь обряда посвящения, или формальной смерти. Или все или ничего. Если победишь – все мои вековые связи – твои. Если нет, не обессудь – я выпью тебя до дна. Не беспокойся, маленький трус, в поединке демоны не используются. Только ты и я. Уж причинять друг другу боль за долгие годы мы как-нибудь научимся.

К сожалению… Я оговорился, мальчик, к счастью, демоны не могут существовать в нашем мире. Ты выпускаешь их на волю. И только на то время, которое сочтешь нужным. Но демон не был бы демоном, если бы ни пытался при встрече завладеть тобой. Он использует то, что имеется в его распоряжении, чтобы причинить тебе боль. Для тебя есть только один выход – выйти из тела… Да потому что, глупец, ни один человек не в состоянии выдержать такую Боль! После долгих лет тренировок, я могу выйти из тела на некоторое время, но этот процесс не бесконечен. Связь с телом диктует свои условия. Перегнув палку, ты рискуешь остаться не у дел. Связь – вещь тонкая и в любой момент может прерваться. Тогда ты будешь бесплотным духом наблюдать за тем, как победивший демон, довольно урча, пользуется твоей оболочкой, как старыми штанами.

Нет, никуда демон не скроется. Его легко вычислить, а значит убить. Завладевший телом демон – весьма любопытная штучка. Наши братья из башни Неизбежного Наказания с удовольствием справляются со своими обязанностями – неизбежно наказывать.

На чем мы вчера остановились? Как всегда, начнем с малых болевых ощущений…

Дэвис улыбался, если ему случалось вспоминать об этом. Старик лукавил, он с самого начала поставил планку слишком высоко, и тем самым, подписал себе смертный приговор.

5

Беда разразилась на следующий день. Ближе к вечеру. Лорисс сидела в клети, там, где сушились травы.

Середина лета – горячая пора, время сбора трав. Лекарственных, не совсем лекарственных, и тех трав, чье предназначение не лечить, а наоборот. Такие растения прихотливы и требуют к себе уважения. Попробуй собрать те же Кошачьи ушки, да не поклонись им прежде, не попроси прощения – не дадутся в руки. Сорвешь стебелек – а в руках останется одна негодная труха. Но это не худший случай. А вот прикоснись только к сорочнице, вольготно расстелившей синие стебли по земле, без заветных слов – ожжет так, что света белого не увидишь. Целый месяц потом, если не больше, на свет не показывайся, красными пятнами покроешься и задыхаться начнешь.

Часть растений, которые не требовали особого подхода, Харида сушила на заднем дворе, под навесом. А здесь в клети – маленькой комнате без окон, позади сеней, сушились капризные травы – подальше от света. В комнате было прохладно. В просветцы с деревянной задвижкой, врезанные в стену под самым потолком, проникал свежий ветер.