Текст книги "Изгнанница (СИ)"
Автор книги: Ирина Булгакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
Но Лорисс было не до этого. Боль, внезапно проникшая в тело, казалось, разорвала сердце пополам. Дыханье прервалось и Лорисс задохнулась. Она царапала себе горло, разрывая воротник рубахи. Но как не старалась, вздохнуть не могла.
Мара хрипела. Подоспевшие к ней девы, ничем не могли ей помочь. Нечеловеческая сила оставляла следы на белых, высохших телах. Глубокие раны причудливыми линиями бороздили поверхность сухой как пергамент кожи. Мара отбивалась от черной тени, накрывшей ее сверху. Она шипела, пытаясь уйти оттого, что было ведомо только ей. Стремительный прыжок в сторону – и одновременно в этим страшная рана на горле обнажила белые кости. Голова Мары запрокинулась, раскачиваясь из стороны в сторону на одном сухожилии. Изуродованные мышцами руки наносили нелепые удары, когти ломались, с сухим треском крошились кости. На глазах у Лорисс, тщетно пытающейся сделать хотя бы глоток свежего воздуха, тело Мары подбросило вверх, медленно разошлась грудная клетка и оттуда, из черной глубины хлынул вязкий поток. Мара издала последний хрип и бесформенное тело рухнуло вниз. Та же участь постигла и двух ее спутниц. Последнее, что видела Лорисс, пытаясь уследить за происходящим угасающим сознаньем, были белые тела, распятые на ветвях дерева…
Лорисс сидела, спиной прижавшись к потрескавшемуся от времени стволу. Еловые лапы роскошным пологом окружали ее со всех сторон. Рядом безмятежно похрюкивал Заморыш. Он спал. И даже во сне не разжимал крохотных лапок с острыми когтями, в которых был зажат рукав ее порванной в нескольких местах рубахи. Слышно было, как пошел дождь, лениво стуча по еловым ветвям. Тихо, успокаивающе. Как будто хотел сказать что-то важное, но не знал, с чего начать.
Здесь, у самого ствола, дождь не причинял неудобств. Лорисс клонило ко сну. Она поерзала, удобнее устраиваясь на толстой ветке. Лежать было вовсе не колко. Потому что дерево оказалось женатым.
Мысли лениво текли своим чередом. На этот раз они сжалились над Лорисс и почти не причиняли боли. Слушая шум дождя, Лорисс улыбалась, думая о том, что бы сказала мама, узнай она, что Лорисс ночует в лесу на дереве, у которого мало того, что мог быть Ельник, оно еще было и женатым! Толстая лиана обвивала дерево, в смертельном объятии сплетясь с его ветвями. Сотнями корней, уже не отделимых от веток ели, она срослась с исполином леса. “Любовь на всю жизнь”, – говорила мама, и отчего-то загадочно улыбалась. Первым всегда умирало дерево, на котором обосновалась лиана. В душных объятиях неугомонной подруги, которая постепенно высасывала из него все соки. Правда, жить ей после этого оставалось недолго. Так и стояло потом женатое дерево, пугая девчонок. Сухое, потерявшее хвою или листву, с дикой фантазией переплетенное желтыми узловатыми корнями.
Интересно, уже засыпая, думала Лорисс. Если и Ель, и Лиана обзаведутся духами на старости лет, будут ли они враждовать или нет? Наверное, нет, ведь жить-то придется в одном дереве.
Заморыш заворочался, и Лорисс открыла сонные глаза. Вокруг было темно. Без сомненья, она умерла тогда, в Благословенной роще, и теперь в силу каких-то причин проклята, как Непослушная Она. Вот поэтому за ней и охотятся Мары-морочницы. Очищают вечный лес от проклятой твари. Только с Оной понятно: к ней по ночам во сне являлся страшный демон. Нужно было вызвать знахарку, она обратилась бы к духу пожирателя снов – Белоглазому Каду. Он явился бы из Иного мира и высосал бы из девушки дурные сны. Да и с какой стати ему было не высосать, когда это составляет основу его существования? Всем известно, что Белоглазый Каду питается дурными снами. Сытый, он непременно одарил бы всех, включая и Ону, а потом растаял бы без следа. А Непослушная Она на то и зовется Непослушной, что не послушалась мудрых советов. Видимо, как всегда казалось Лорисс, не все так просто было у Оны с демоном. А кончилась история плохо. Демон набрался сил, вырвался на свободу и убил не только Ону, но и всю ее семью.
За это оставшиеся в живых родственники и прокляли Ону. Была она наказана. Нет с тех пор ей покоя. Так и будет вечно скитаться в своих кошмарных снах…
Где бы Лорисс найти Белоглазого Каду?..
4
Зенон распахнул широкие массивные двери из черного дуба. Ему не хотелось, чтобы прислужник мелькал перед глазами. Анфилада из десятка комнат, связанная арочными переходами, замерла в ожидании звука его шагов. Там, за последней дверью, видневшейся вдалеке, Зенону предстояло встретиться с тем, кого он видеть не хотел. Узкие окна до самого потолка позволяли лучам Гелиона чертить на полу отвратительные яркие полосы. Сочетание темного и светлого утомляло глаза. Зенон прищурился, смягчая неприкрытую навязчивость светотени. Прилагая усилия к тому, чтобы не дать нарастающему раздражению завладеть собой, Зенон шел по анфиладе, внутренне содрогаясь от звука своих шагов.
Откровенно говоря, Зенон предпочел бы никогда не видеть того, кто наверняка ждал его за дверью. Более того, он с удовольствием воспринял бы новость о том, что этот человек благополучно отошел в Полуночный мир и перестал, наконец, его мучить. Перестал бы мучить своим присутствием на этом свете. Что бы он ни делал, как бы себя ни вел, что бы ни говорил, как бы ни заискивал – он жил, и этим все было сказано.
Приятная мысль, что вот сейчас он распахнет дверь, а там все уже кончено, согрела Зенона. Он даже невольно убыстрил размеренный ритм шагов, но тут же взял себя в руки. Никто, никто в Королевстве не вправе обвинять его в том, что он убил этого человека. Лично Зенон и пальцем его не тронул. Все это знают. Желал смерти – да. Но убить…
Наместник должен умереть сам. И тогда никто не осудит Зенона за то, что он взял бразды правления в собственные руки. Иначе Двуречная провинция, одна из составляющих Королевства Семи Пределов, осталась бы без правителя.
Зенон взялся за ручку двери, и сердце его дрогнуло. Насколько проще было бы просто убить Наместника. Нет нужды перечислять те средства, которые люди научились использовать для убийства себе подобных. Но время решительных действий не настало: Сигмунд Добрый, глава Совета Наместников, должен оставаться в неведении относительно дальнейших планов. Но, видит Свет, Зенон ждал дольше, и когда речь идет о нескольких днях, не стоит давать волю ярости.
Распахнутая дверь, как пасть огромного, голодного животного поглотила Зенона. Он застыл на пороге, вглядываясь в темноту. Пока глаза привыкали к смене освещения, Зенон с опозданием достал из кармана белого жакета надушенный платок и поспешно прижал к носу. Запах стоял отвратительный. Можно распорядиться открыть окна, плотно занавешенные портьерами, но Наместник, естественно, забыл, а Зенон приказал делать только то, о чем тот просил. Такова суть назначенного лечения: организм должен сам восстановить нарушенные связи.
–Кто ты? – прошелестело из темноты, и Зенон обернулся на голос.
Даже его, немало повидавшего за свои тридцать с лишним лет, покоробило зрелище, что открылось после того, как глаза привыкли к темноте.
Кто бы мог подумать, что такая невинная на первый взгляд штука, как забывчивость, способна довести человека до подобного состояния. А Зенон еще сомневался, когда заключал Договор.
Наместник выглядел не просто ужасно, он выглядел отвратительно. Зенон едва сдержал рвотный позыв. Может, все дело было в том, что напрочь отсутствовало то сочувствие, которое должна вызывать тяжелая болезнь. Только какая же это болезнь? Скорее, пародия на болезнь. Но вот прошла неделя, и высокого дородного Наместника было не узнать. Он забыл, что нужно есть, забыл, что нужно пить. Он забыл, как пользоваться туалетом. Вот поэтому в комнате стоял тошнотворный запах. Приглядевшись к постели Наместника, Зенон понял, что означают грязные пятна на простынях, и опять горло непроизвольно сжалось. Все правильно. Его распоряжения выполнялись на совесть: делать только то, о чем просил Наместник.
Все дело в том, что он ни о чем уже не просил.
–Кто ты? – повторил сухой, изможденный человек, не отрывавший от Зенона лихорадочно блестевших глаз.
–Я – барон Зенон Ливэнтийский, Наместник, – Зенон склонил голову по привычке.
–Я… я не знаю, кто ты, – Наместник часто задышал и Зенон заметил, что его губы покрыты глубокими трещинами с коркой из запекшейся крови.
–Кто я? – спросил человек и судорожно вздохнул.
Кто бы мог подумать. Зенон остановился возле кровати, вглядываясь в худое, обтянутое кожей лицо. Как в детской страшилке, мучительно хотелось не упустить ни единой подробности.
–Я боюсь… спать, – пожаловался Наместник. В запавших глазах стояла такая тоска, что Зенону пришлось побороть искушение выхватить кинжал и разом поставить точку. – Я забываю… дышать. Ты знаешь… ты не знаешь… так надо мучиться?
Неприятный холод пробежал по спине Зенона.
–Так надо… ты не знаешь? – Глаза, окруженные черными тенями, смотрели безнадежно. – А ты, – подобие улыбки мелькнуло в его глазах. – А ты… тоже будешь так… мучиться…
И оттого, что не прозвучало в словах вопроса, Зенону стало не по себе.
–Наместник, – бодро начал Зенон, стремясь вернуть себе присутствие духа.
–Ты… тоже будешь… так умирать, – повторил он. И неожиданно Зенону показалось, что в этот тусклый голос вплелся еще один, спокойный уверенный, смутно знакомый и на целую октаву ниже, чем голос Наместника.
–Заткнись, – жестко приказал Зенон, понимая, что вряд ли Наместник его послушает. Так и случилось.
Зенон стоял у самой двери, не в силах ее открыть, а нему полз тот, кто прежде назывался Наместником. Грязная рубаха задралась, обнажив костлявые старческие ноги. Он тянул иссохшие руки прямо к Зенону. И все время говорил, и говорил двумя голосами…
Зенон проснулся в холодном поту. Опять. Опять этот сон.
Липкие простыни неприятно холодили тело. В голове стоял туман. Сквозь неплотно задернутые портьеры проникал ослепительный луч света. Зенон продолжительно вздохнул и перевернулся на спину. Какой смысл оставаться в постели? Стоило закрыть глаза, как тянулись оттуда, из забытого прошлого желтые высохшие руки. Кажется, прошло уже три месяца с тех пор, как Наместник отошел в Полуночный мир, давно пора забыть. Хотелось сделать все чужими руками – получай теперь. Бартион, правда, ни словом не обмолвился о том, что у Договора обнаружится побочный эффект. Но, в конце концов, сам не мальчик, мог бы и догадаться. Когда имеешь дело с темным магистром, кажущаяся простота всегда оказывается с двойным дном. Но разве возможно, для потомка выходцев из Северных земель отказаться от вызова, который можешь бросить самому Провидению?
–Спишь, Сучка? – голос прозвучал хрипло.
Кто решил бы, что его сиятельство, господин барон, провел эту ночь с очередной подружкой, непременно бы ошибся. На второй половине огромной кровати, на белоснежной простыне, лежала такая же белоснежная лесная кошка.
–Хоть бы сон мой охраняла, чтобы не снилась мне всякая дрянь. Слышишь, что говорю?
Кошка шевельнула ушами, прислушиваясь к его голосу, но глаз не открыла, и морду не подняла.
–Одно слово, Сучка, – Зенон протянул руку и сжал податливое ухо. Кошка молниеносно приняла игру и прикусила его ладонь клыками. Больше для острастки, но, несмотря на это, вполне ощутимо.
–Была б ты девкой, – невзирая на протест, Зенон подтащил огромную кошку к себе, – жили б мы с тобой душа в душу. Но где ж мне девку такую найти, чтобы все время молчала?
Зенон откинул со лба потные волосы и опустил ноги на пол. Он успел надеть брэ, висевшие на стуле, и завязывал шнурок, когда вошли двое прислужников. Один нес серебряную лохань, второй – кувшин с водой. Следом за ними, заранее растягивая на лице добродушную улыбку, вошел спальник. Гурт был немолодым человеком, весьма склонным к полноте, но это нисколько не мешало ему справляться со своими обязанностями. Темные брови, сросшиеся на переносице, придавали его лицу угрюмое, и даже несколько свирепое выражение, вот почему спальнику требовалось прилагать усилия к тому, чтобы выглядеть добродушным, довольным жизнью толстяком. Его голубые, неожиданно яркие глаза на покрытом морщинами лице, излучали довольство и радость.
Хмуро глядя на Гурта, Зенон подумал, что прибьет спальника, если тот додумается спросить “как его сиятельство провел ночь?”.
–Доброе утро, ваше сиятельство, – участливый голос звучал проникновенно.
Зенон кивнул. Вытирая лицо полотенцем, он махнул рукой на бритвенные принадлежности – после.
Несмотря на осторожные умелые действия прислужников, раздражало все. То, как он сам не сразу попал ногой в короткие – ниже колена – штаны, то, какими плотными оказались черные чулки. Шерстяная накидка из серого бархата не сразу застегнулась на плече. Если бы что-то приключилось с ботинками из черной отделанной серебром кожи, Зенон не сдержался бы. Но обошлось без сюрпризов.
Пока прислужник причесывал его перед зеркалом, Зенон старательно отводил глаза в сторону. Разглядывать свое безрадостное отражение, значило окончательно испортить себе настроение. Худое аскетическое лицо, прямой нос. Глубоко посаженные глаза словно прятались от дневного света. Если бы не упрямо очерченные губы и волевой подбородок, его можно было принять за одного из служителей культа Отца Света. Но тех, кто склонен был доверять обманчивому благодушию его внешности, постигало разочарование. И чем сильнее была вера, тем глубже разочарование. Наконец, длинные черные волосы послушно улеглись на плечи. Досадливо отмахнувшись от попыток придать его прическе облагороженный вид, Зенон поднялся.
–Вы будете завтракать в зимнем саду? – Гурт обратился в слух, ожидая дальнейших распоряжений.
–Позже, – вымолвил Зенон, как золотой подарил. – Кто-нибудь ждет?
–Вашей аудиенции дожидаются господин старший советник Якуб Штоцкий. Кроме того, ваш племянник, баронет Эрнион просил напомнить вам о том, что вы обещали встретиться с ним в оружейном зале.
–Помню, – Зенон не отрывал от Гурта тяжелого взгляда. Но к его мыслям Гурт не имел отношения. Зенон не мог думать о еде, когда на душе лежала тяжесть, а перед глазами стоял усопший Наместник. Ему предстояло сделать то, что он не любил больше всего в жизни.
–Пригласи советника. Через час я буду в зимнем саду.
Гурт склонил голову и удалился.
Дождавшись, пока за ним закроется дверь, Зенон подошел к огромному камину, и некоторое время разглядывал на стене арабески – орнамент из повторяющегося узора листьев, связанных, как лентой, надписью на забытом языке народов Севера “кто родился под грохот грома, тот не боится молнии”. Венчал старинные арабески новый глиняный слепок, символ власти усопшего короля: змея с двумя головами по обе стороны тела. Стоит поблагодарить скульптора за то, что, достраивая узор, он не задел того, что существовал более двух веков. Потом Зенон встал на цыпочки и нажал на выпуклый лепесток орнамента – в верхнем левом углу. Тотчас маленькая дверца – только-только протиснуться – открылась в углу, у самого окна.
–Идешь со мной? – Зенон обернулся и посмотрел на кошку. Она лежала, лениво развалившись на кровати, и делала вид, что ее совершенно не интересуют ни сам Зенон, ни его предложение. – Смотри.
Зенон спускался по винтовой лестнице без свечи. Дверь закроется ровно через минуту – где-то в глубине стены был установлен часовой механизм. Но минуты вполне хватит на то, чтобы открыть другую дверь, на этот раз не ту, которая вела в зимний сад. Рядом была еще одна дверь. Она вела в подземелье. Туда-то Зенон и направлялся. Но кошке хватит минуты, чтобы бледной тенью скользнуть вслед за ним. Уж от любимого лакомства она не откажется.
Слабого света, падающего сверху, хватило Зенону чтобы разглядеть замочную скважину. Один поворот ключа и тяжелая, обитая железом дверь открылась. Некоторое время он постоял, привыкая к неяркому свету горящего в конце коридора факела. Зенон мог появиться здесь в любой момент, поэтому охранник следил за тем, чтобы железное кольцо не пустовало. Гулкие шаги тревожили каменный свод. Заложив руки за спину, Зенон торопливо дошел до поворота. Ему не нужно было оглядываться, он чувствовал, как за ним размытым светлым пятном следует кошка.
Охранник вытянулся, приветствуя барона. Зенон сухо кивнул и остановился возле следующей двери. Он нетерпеливо отстукивал ногой знакомый с детства ритм, дожидаясь, пока охранник откроет тяжелый навесной замок. Приняв из его рук горящий факел, Зенон заставил себя шагнуть в сырую, пахнущую мертвой землей темноту.
Каждый раз, когда дверь закрывалась за его спиной, его охватывало странное чувство. Умом он понимал, что ничего необычного в этой совершенной тишине нет. Но знание не помогало сердцу справляться с волнением, стоило обратить внимание на то, что он не слышит звука собственных шагов. Огромная, в руку толщиной мокрица пробежала у самых ног, потревоженная светом факела. Зенону чудилось движенье на потолке, но он не стал поднимать головы. Бесполезно: станет еще хуже. Будет казаться – ему хотелось верить, что только казаться – что камни приходят в движенье, постепенно сползая все ниже и ниже. Дотронуться до потолка не представлялось возможным. Зенон убедился в этом на собственном примере, не раз пытаясь достать его рукой.
Коридор постепенно расширялся, пропуская Зенона в круглый зал. Каменная кладка кое-где дала трещины, и там, в глубине мельтешили в свете факела толстые черви. Спускаясь по каменной лестнице в наклонный глубокий колодец, Зенон молил Отца о том, чтобы одна из этих тварей не свалилась ему на голову, как было однажды. Вреда не причинила, но запах…
Тишина давила. Зенон не слышал даже стука своего сердца, ощущая собственное, без сомненья, шумное дыханье лишь по холоду, что касался руки с факелом. Там, внизу, у широких кованых ворот его ждал Ключник. Заранее морщась: разглядывать лицо, словно вылепленное из белой глины, удовольствие ниже среднего. Правда, вылепленное с безусловным мастерством. Гладкое, лишенное растительности, блестящее в свете факела лицо Ключника напоминало Зенону слепок, украшавший камин в его спальне. Но неизменное омерзение – хоть глаза закрывай – вызывали бесконечно длинные тонкие пальцы. Откуда Ключник взялся в подземелье, как живет, и чем питается – эти вопросы не интересовали Зенона. Единственное, что его волновало: “материал”, необходимый для связи с темным магистром Бартионом должен быть в наличие. Кстати, искать ответа на вопрос, откуда Ключник берет пресловутый материал, тоже не имело смысла. Таковы правила игры. А вот что вызывало беспокойство на самом деле: то, что не его игры.
Зенон непроизвольно вздрогнул, как только свет факела выхватил из темноты огромные бесцветные глаза. Ключник стоял и, не мигая, смотрел на огонь. И это после абсолютной темноты, в очередной раз отметил Зенон.
Черные волосы змеились по неподвижному лицу, ниспадая на плечи. Неестественно длинными пальцами Ключник перебирал то, что ему и положено было перебирать: связку ключей. Один ключ сталкивался с другим, и Зенон опять поразился, что до него не донеслось ни звука. Ключник оторвал взгляд от яркого пламени, и уставился куда-то за спину Зенону. Тот искренне надеялся, что за его спиной кошка, но никакая сила не заставила бы его обернуться.
Ключник медленно повернулся и пошел вперед, на ходу выбирая из связки ключей нужный. Тяжелые ворота открылись беззвучно, пропустив Зенона в тесный подземный ход. Следом прошел Ключник.
С каждым шагом потолок становился выше, а коридор шире. Еще несколько минут, и они вошли в огромный, пугающий своими размерами зал. Зенон иногда позволял себе думать, а есть ли здесь потолок? Во всяком случае, как он ни всматривался, разглядеть что-либо в высоте не представлялось возможным. Недалеко от того места, где стоял Зенон, из камней был выложен круг. В центре стояла каменная плаха, отполированная многочисленными прикосновениями. Нет, сам Зенон не так часто обращался к Бартиону, но мог только догадываться о том, что происходило здесь пару столетий назад.
Пока он размышлял, из бокового хода появился Ключник. За ним на цепи, бессмысленно вертя головой тащилась дурочка. Женщина была моложе остальных. Зенон отметил это вскользь, не переставая удивляться, откуда Ключник берет “материал”? Ведь известно, мимо охранника он не проходил никогда. Вздох разочарования невольно вырвался на свободу, стоило представить себе разветвленную сеть подземных переходов. Ни одному барону не приходило в голову заняться составлением мало-мальски приемлемой карты. Кто знает, не оказало бы это существенную пользу в последующей войне?
Дурочка улыбалась, показывая Зенону гнилые зубы. Странное дело, чем отвратительней выглядела дурочка, тем искренней она улыбалась. В прорехе порванной юбки были видны исцарапанные колени, кое-где с коростами запекшейся крови. Босые ноги без содрогания ступали по холодным камням. Дурочка все время кивала головой, и в такт кивкам, лишенным смысла, грязные волосы падали ей на лоб. Молодая женщина бормотала что-то себе под нос, но тишина по-прежнему воровала звуки. Пальцы с обломанными ногтями суетливо перебирали концы платка, что был накинут ей на плечи.
Тишина скрадывала звуки, но оставляла в покое запах. От дурочки пахло… соответственно. Зенон мысленно поморщился, но выражение его лица осталось безучастным.
Дурочка улыбалась, когда Ключник подвел ее к центру круга и неуловимо быстрыми движениями соединил ее наручники на запястьях с кольцами, вбитыми в землю. Как ни пыталась теперь будущая жертва оглянуться на Зенона, чтобы с улыбкой встретить его взгляд, ее голова оказалось плотно прижатой к плахе. Разевая щербатый рот в немом восторге, она прижалась щекой к гладкому камню. Наверное, она пыталась что-то говорить, но подземелье по-прежнему хранило тишину.
Тишина прервалась внезапно и на короткий миг. Когда отточенное лезвие коснулось обнаженной шеи. Ключник отдернул топор, но все равно скрежет железа о камень оказался для Зенона едва переносимым. Ключник поспешно вышел из круга. Тело еще тяжело заваливалось на пол, когда жадное белое пламя слизнуло отрубленную голову, впитало кровь, на мгновенье полыхнув красным.
–Бартион, ты мне нужен, – негромко сказал Зенон. Теперь громкость не имела значения. Его голос сотнями криков отразился от стен, чтобы в следующее мгновенье стихнуть.
Теперь оставалось ждать.
Когда некоторое время спустя Зенон подошел в зимнем саду к деревянной беседке, там уже стоял накрытый к завтраку стол и два кресла с мягкими подушками. У каменных валунов, расположенных поодаль, возле сбегающего по камням ручья, заложив руки за спину, стоял магистр Темного ордена – Бартион Луциус – высокий, стройный, в черном жилете, подпоясанном золотым ремешком, с короткими темными волосами, чуть тронутыми на затылке сединой. Магистр обернулся, когда Зенон, поднявшись по ступеням, сел в кресло.
–Ваше сиятельство, желаю вам здравствовать, – густой голос временами опускался до немыслимых для голосовых связок низов. – Каждый раз любуюсь зимним садом, когда бываю здесь.
–Тебе того же, – Зенон кивнул в сторону кресла, – присоединяйся.
–Спасибо. – Магистр сел в кресло. Но от завтрака, милостиво предложенного Зеноном, отказался. – Разве только чаю выпью.
Наблюдая за тем, как прислужник наливает в чашки чай, Зенон то и дело бросал на магистра короткие неприветливые взгляды. Сколько, интересно, ему лет? Ходят слухи, что они там, в Белом городе настоящие чудеса творят, кроме очевидных фокусов со всеми этими заклятиями и проклятиями. На вид магистру чуть за сорок. Волосы только начали седеть, но это не добавляло ему лет. Он еще ничего не сказал, только поднес к губам чашку, а уже можно смело заявлять о том, что этот человек привык повелевать. Почему? Кто его знает, почему, Зенон затруднился бы ответить. Огромные глаза наполовину прикрыты веками, отчего создавалось впечатление, что магистр то ли снисходительно относится к окружающим, то ли имеет все основания к тому, чтобы делать вид, что владеет тайным знанием, недоступным простым смертным. Породистый нос, худощавое, чуть вытянутое лицо. Несколько портили внешний вид тонкие губы. В общем, ничего особенного. Так откуда же ощущение силы, исходившей от магистра?
–Великолепный чай, – магистр поставил на стол пустую чашку. – Люблю терпкий привкус листьев Прянишника, подготовленных должным образом. Бодрит, весьма бодрит. Итак, ваше сиятельство, вы желали меня видеть. Что-нибудь случилось за те три дня, что мы не виделись?
Зенон не торопился. Он разглядел в темно-красных зарослях белую кошку. Она ждала угощения – блюдо с кусками сырого мяса стояло на краю стола.
–Сучка, иди ко мне, – Зенон заметил, как поморщился магистр, услышав не совсем приличное слово. – Иди ко мне.
Зенон взял кусок мяса и протянул кошке. Но та не двинулась с места. Она смотрела на магистра. Уши ее были плотно прижаты к голове, а усы нервно подрагивали. Обычно кошка не стеснялась есть при посторонних, но сейчас ее поза выражала состояние крайнего возбуждения. Не знай Зенон, что она не способна броситься на человека, сейчас бы засомневался.
Магистр сидел спокойно, и на кошку, приготовившуюся к прыжку, не обращал ни малейшего внимания. Хотя кошка находилась справа от него и попадала в поле его зрения. Другой на его месте непременно бы дрогнул. Всем известно, что лесные кошки, даже воспитанные человеком, остаются непредсказуемыми созданиями.
–За те три дня, что мы не виделись, – произнес Зенон, сделав акцент на слове “три”, – ничего нового не случилось. Случилось старое.
–А, – неопределенно вздохнул магистр, – если вас опять беспокоят сны, то…
–Беспокоят? – Зенон недобро прищурил глаза. – Я не назвал бы это беспокойством. Когда мы с тобой заключали…
–Подождите, ваше сиятельство. Начинать серьезный разговор, когда даже камень может проговориться… Одно мгновенье.
Губы магистра дрогнули, словно он шепнул какое-то слово. И в тот же миг Зенону показалось, что в открытое окно ворвался раскаленный диск Гелиона и обрушился сверху, накрыв световым куполом беседку.
–К чему эти фокусы, – поморщился Зенон, прикрывая рукой глаза. Еще миг, и ослепительный свет пропал, и все стало по-прежнему. Если не считать несколько размытых очертаний того, что находилось за пределами беседки. Жаркое марево чуть дрожало у зарослей багрянника.
–Теперь мы можем поговорить, – магистр бросил рассеянный взгляд в сторону кошки, по-прежнему не сводившей с него огромных желтых глаз.
–Когда мы с тобой, Бартион, заключали Договор, все было предельно ясно. Ты сам предложил мне свои услуги, представив все в невинном виде. Ты предложил отстранить Наместника от дел, воспользовавшись неким проклятьем забывчивости. Всего лишь! Ты говорил, что это не позволит ему заниматься важными делами, и он сам сложит с себя полномочия. Но через неделю он умер во сне, забыв дышать.
Зенон лгал. И самое интересное, что об этом знал и Бартион. Но такая позиция непричастности к насильственной смерти Наместника, устраивала его. Шло время, но магистр молчал, и Зенон невольно поймал себя на неприятной мысли, что такое покладистое поведение – следствие уверенности в себе, и когда-нибудь этому придет конец. Но Зенон предпочитал тешить себя древней мудростью: решать проблемы по мере их возникновения. А пока на первом месте стоял другой вопрос. Как мог он начинать боевые действия, если каждую ночь его будет мучить один и тот же сон? Может быть все проще, и…
–Может быть все проще, и этот “побочный эффект”, как ты его называешь, – Зенон резко подался вперед, – ни что иное, как попытка причинить вред непосредственно мне?
–Ваше сиятельство, – Бартион приподнял брови, отчего его глаза на миг раскрылись, – позвольте вам напомнить, что наш союз преследует цели, имеющие обоюдный интерес. И ваше объяснение…
–Не объяснение, магистр. Всего лишь предположение. Ты прекрасно понимаешь, что я не стану обращаться в Храм Света к его святейшеству Йосифу. Но это вынужденное отчуждение между мной и служителями Света скоро закончится. И этого ты не можешь не понимать. Но я могу убыстрить долгий процесс и тогда узнаю доподлинно, что значит этот проклятый сон: побочный или намеренный эффект, – Зенон намеренно выделил слово “проклятый”, делая ударение на букве “я”. Но если так пойдет и дальше, слово, всего лишь вызывающее досаду грозит смениться более неотвратимым по содержанию. Тем же самым. С одной маленькой оговоркой, совершенно меняющей содержание. Акцентом на букве “о”.
–Поверьте, его святейшество только подтвердит мои слова, если… если вы, конечно, расскажете ему как все было.
Зенон мысленно скрипнул зубами. Обложил его магистр со всех сторон. Кто же не знает позицию его святейшества Йосифа на счет использования силы Темного ордена? Даже рискни Зенон скрыть от служителя Света ряд подробностей, кто поручится за то, что не услышит он в ответ равнодушное: “Тот, кто обращается к помощи демонов, вынужден до конца дней своих расплачиваться за содеянное”. Вот поэтому, вполне объяснимым показался Зенону понимающий взгляд, которым одарил его магистр.
–Тебе кажется, что ты хорошо знаешь меня, – немного блефа не помешает. Если и не убедит сей простенький ход магистра, то вполне возможно, заставит усомниться? – Но, заверяю тебя, ты ошибаешься. Да, мне не хотелось бы, пока… чтобы о нашем Договоре узнал кто-нибудь из служителей, но поверь, под угрозой для собственной жизни, я пойду на многое. И, не сомневайся, я смогу представить дело так, что…
–Любой подтвердит вам то, в чем я пытаюсь вас убедить. Вы явились в спальню к Наместнику сразу после смерти…
Вот как! Откуда он знает?
–Я так предполагаю, – уточнил магистр, но сомненье в душе Зенона было посеяно. – Я вас предупреждал, что не стоит вообще заходить к нему, но вы ослушались меня, по крайней мере, дважды. Вы рассказали мне об одном случае, но вполне могло быть, что второй случай вы предпочли от меня скрыть. Иначе, чем еще можно объяснить такой сильный эффект? Отработанное проклятие не умирает вместе с носителем, но лишь способно видоизменяться, если вовремя не совершить соответствующий ритуал. Который и был сделан. Но, видимо, поздно.
–Хватит. Мне надоел этот научный спор. Что ты предлагаешь?
–Я уже говорил и могу только повторить. Необходимо, чтобы рядом с вами, пока не пройдут неприятные последствия, находился один из служителей Темного ордена. Как только он разберется, что лежит в основе неприятных снов…
–Жаль, – Зенон откинулся на спинку кресла и устремил на магистра задумчивый взгляд. – Жаль, что ты по-прежнему отказываешь мне в наличии ума. Скажи, зачем мне во Дворце твой соглядатай? К тому же, наделенный силой демонов?
