Текст книги "Изгнанница (СИ)"
Автор книги: Ирина Булгакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
–Лес – наш общий дом, – голос Хариды стал глуше, – а прятаться, как говорится, лучше под большим деревом. И Светляки, и Беглянка – деревни уцелевших разбойников. А молодежь наша – потомки лихих людей. А я так… вообще, – Харида закрыла глаза. – Если собираешься оставаться с нами, придется жить по нашим законам. Для начала – сойдись с людьми. Ты их сторонишься. Через пару седьмиц Русалочий праздник – Семик, будь со всеми. Я сказала нашим, что беру тебя в ученицы. Не все, как ты понимаешь, довольны. Но посмотрим. Сейчас время другое – новые правила.
Харида говорила все тише. Ее вкрадчивый голос заставлял Лорисс прислушиваться. Главное она уловила: пока Светляки далеко от военных действий. Но долго так продолжаться не может. На совете деревни решено было не вмешиваться, но оружие держать в почете. Кто еще возьмет верх – то ли Наместники, то ли новый король… как там его, а деревням нужно выживать в любых условиях. И с новой властью нужно будет дружить. Умный Рихард предпочитал закрывать глаза на побежденного противника. Как теперь дело обернется? Люди разбаловались за годы мира. Воинское искусство для них забава, в отличие от тех, кто ничего не забыл. Время покажет, кто прав, кто виноват.
Харида замолчала. Лорисс постояла еще немного, ожидая продолжения. Раз Харида объявила ее ученицей, нужно соответствовать. Сильная женщина, оказалась сильной во всем. Это ж надо, решиться на такое – назвать ученицей пришлого человека! Неужели она такой вес имеет в деревне, что ее послушались?…
–То не дождик на землю падает,
То не ветер во поле воет,
А поют то вороны, вороны
По душе безгрешной девичьей.
Голос у Милавы был звонким, жалобным. И пела она так, как и должно петь на Семике – Русалочьем празднике. Так пела, что даже у Лорисс невольно слезы наворачивались. Старик Велес положил в гроб чучело русалки и отошел в сторону. Заколачивать гроб, пусть и маленький – не старческое дело.
Из толпы вышел Лукан, красная косоворотка расстегнута у плеча. Вот он наклонился, чтобы вбить в гроб первый гвоздь и Лорисс разглядела – на груди, у самого сердца, как и положено, висит на черной суровой нитке полотняный мешок с горькой травой-полынью. Лорисс усмехнулась, боится, видать, парень, что русалки будут к нему ночью приставать. Такому не грех и побояться: высокий стройный, волосы длинные, чуть не до плеч.
Милава невысокого роста, ниже Лорисс на целую голову, светловолосая, с яркими веснушками не только на лице, но на открытой шее. И, что особенно важно, вполне дружелюбного нрава. Вчера на общем застолье она придвинула к Лорисс кувшин с квасом и тихо шепнула “не стесняйся, а то тебе здесь ничего не достанется”. Да, с ней вполне можно было общаться, не то, что с Павлиной. Лорисс покосилась на высокую, еще немного и сровнялись бы, если бы Павлина немного подросла. Вот уж кому гонору не занимать. И говорит вроде бы незлые слова, а в глазах, не поймешь, какие мысли мелькают.
–А чучело-то вылитая Харида, – шепнула в сторону Лорисс Павлина. Но слова относились не к ней. Стоящая рядом Лилия прыснула в кулак, и поспешно оглянулась в сторону Лорисс – слышала ли та, что говорят про ее учительницу. Лорисс поймала брошенный на нее любопытный взгляд из-под копны светлых кудрявых волос. Она опустила голову и поправила рубаху с нарядно расшитым оплечьем. По всему было видно, что оплечье перекочевало сюда с другой рубахи. Сорочка изнашивалась быстрее узорчатой вышивки, поэтому после того как зашить прорехи уже было невозможно, оплечье аккуратно вырезали и пришивали к новой рубахе. Так делали и в родной Зарнице. Но отчего-то Лорисс стало нестерпимо стыдно за перешитый наряд. И не спрятаться, не укрыться от любопытных глаз – она оказалась самой высокой из деревенских девушек.
–Смотри, как Лукан на тебя смотрит, – Павлина толкнула плечом хрупкую Лилию. И, нисколько не заботясь о том, слышит ли ее Лорисс, или наоборот, преследуя именно эту цель, жестко выговорила, – увижу, что строишь ему глазки, пеняй на себя.
–Павлина, да ты что? – Лилия широко открыла глаза.
–То. Я предупредила тебя. Славий тоже парень неплохой. Ростом только не вышел. Но так и ты ему под стать.
–Вот еще! Молодой он совсем, я постарше люблю, мне бы… – и она, встав на цыпочки, что-то зашептала высокой подруге. Та негромко рассмеялась.
–А ты что думаешь о наших парнях?
От вопроса было не уйти. И разночтений не возникало – он точно предназначался Лорисс. Незаметно коснувшись рукой груди, где в мешочке находилась ее главная драгоценность: курительная трубка с забавной чашкой, Лорисс подняла глаза на Павлину.
–Не знаю. Я не приглядывалась, не до парней мне было.
–Смотри, – сверкнула глазами Павлина, – а то захочешь приглядеться, и не к кому будет. Парни любят кого посмелее. Хотя тебе, – она махнула рукой. И поскольку глаза ее смеялись, Лорисс поняла, что сейчас та скажет гадость. – Хотя тебе все равно выбирать не придется. Возьмешь того, кто на тебя позарится. Но ты не переживай. На твою долю у нас старик Велес припасен.
Лилия, спасибо ей за это, отвернулась в сторону, чтобы скрыть смешок от Лорисс. А вот две подружки Домна и Гелена, не сочли нужным скрываться. Их веселый смех поверг Лорисс в состояние полной отрешенности от происходящего. Ответить сейчас в том же духе, значило нажить себе врага. А делать это в деревне, где собираешься жить, по меньшей мере…
–Боязлива я очень, – ответ сорвался с губ помимо воли, – не хочу становиться у тебя на дороге. И тем более меня с детства учили уступать старшим…
Лорисс успела заметить, как испуганно округлились глаза у Лилии, как вытянулось лицо у Павлины. И еще она услышала негромкий смех у себя за спиной. Быстро оглянувшись, она лицом к лицу столкнулась с Капитоном, четырнадцатилетним шустрым парнишкой, с которым в последнее время часто болтала по вечерам.
Никогда еще Лорисс так не радовалась окончанию песни! Поспешно отодвигаясь от разгневанной Павлины – наверняка та привыкла пускать в ход кулаки – Лорисс слилась с толпой.
Два дюжих мужика взвалили на плечи деревянный гробик и понесли по улице. Один звался Гаврилий, а второй, русоволосый, с короткой стриженой бородой, если Лорисс правильно запомнила его имя – Феодор – добродушно оглядывался по сторонам, бросая нескромные взгляды на девушек. В отличие от напарника. Плешивый мужчина лет сорока угрюмо смотрел себе под ноги, не желая обращать внимания на всеобщее веселье.
–Вита, – Капитон потянул ее за рукав. Так в деревне сократили ее красивое имя, и это все, что осталось от Вилены.
Она оглянулась на парнишку. В озорных глазах таились смешинки, все не мог забыть, как она ответила Павлине. Лорисс, в свою очередь, опять обругала себя за неосмотрительность. Один враг в деревне у нее уже появился. Интересно, счет будет расти, или можно поставить точку?
–Вита, – Капитон проявил настойчивость, привлекая ее внимание, – у вас в деревне тоже Семик празднуют?
–Да. Наверное, как везде.
–Не скажи. Харида рассказывала, в Южных землях и рек никаких нет, одни степи. Зачем им Русалочий праздник, у них ни утопленников, ни русалок не бывает?
–Я тоже слышала о таком.
–А у вас на Семик тоже гроб колотят?
–Колотят. У нас тоже деревня стоит… стояла на берегу реки. Утица называется. Каждое лето кто-нибудь тонул. Девушки, в основном. То Речник утянет, то русалка. У нас тоже считается, что если утопленницу не хоронят, она после смерти в русалку превращается, и потом за парнем своим приходит и с собой забирает. Так что Семик, он везде Семик. Зароем гроб – утопленница в земле лежит, живых людей не тревожит.
–И русалок тоже гонят из деревни?
–Как везде. У нас девушки тоже как русалки, простоволосые, из деревни уходили, потом в мужское платье переодевались, чтобы в деревню вернуться. Как же иначе: русалки-то из деревни ушли…
–Ты тоже со всеми переодеваться будешь? – спросил и осекся. И останавливать не пришлось, весь вспыхнул, как Гелион перед закатом.
Лорисс улыбнулась и на короткий миг взяла Капитона за руку. Дескать, не переживай, кому не случается глупость сказать?
–Гони русалок из деревни!
Первыми закричали мальчишки. Они не отставали от праздничного шествия, поднимая пыль босыми ногами.
–Гони русалок! – подхватили парни и молодые еще мужики, которым страсть как хотелось погонять девок.
Визг, хохот, охи, ахи. Образовался небольшой затор. Еще мгновение, и разномастная толпа разгоряченных девиц, с криками и смехом стремительно понеслась с холма. Туда, на пологий берег.
Теплынь, широкая полноводная река величаво катила свои воды. Гелион показал свой лик, разогнав тучи. Праздничный свет залил и берег, и реку, тысячами искрящихся пятен отражаясь в воде.
Лорисс хотела отстать от бегущей толпы, общее веселье не захватило ее. Но тут какой-то особо страстный радетель традиций, ущипнул ее пониже спины. Да так сильно, что не хотела, а взвизгнула, и бегом припустила с холма. Дали б волю – обогнала бы и тех девушек, что оказались впереди…
Пока девушки бродили по рощице, выбирали цветочную поляну, готовясь плести венки для гадания, подошла остальная часть толпы с гробом. В приготовленную яму опустили гробик. Молодые парни взялись за лопаты – закапывать символическую могилу.
Вперед вышла Харида, и сразу установилась тишина. Замолчали даже дети, босоногие дети, которых на взгляд Лорисс после веселой пробежки угомонить было невозможно.
–Встану рано поутру, умоюсь речной водицей и пойду со двора на сторону восточную, и встану на берегу реки-реченьки, и буду плакать и стенать, и спрошу словами жалобными: не видала ль ты, река-реченька, красу ненаглядную, деву ясную, нигде не видно девицы, видать, неприкаянная, не прощенная бродит по миру Полуночному, и скажет мне царица-реченька: не печалься, лежит твоя девица во земле сырой, благословенная, да прощенная, не бродит боле по лесам-полям, людей добрых не пугает. Слово мое крепко, как сказала, так и будет.
Голос летел над берегом, над рекой, над головами людей, впитывая мысли, переплетаясь с десятками сознаний. Голос наполнялся светом Гелиона, и обретал его силу и власть. Он завораживал и подавлял волю. Такой же величавый и полноводный, как сама река, голос Хариды вбирал в себя шум речных струй и шорох воды о прибрежные камни. Вместе с воздухом, повинуясь дуновению ветра, он достигал противоположного берега, чтобы шепотом камышей передать заветные слова царице реки.
–Вита, – Милава окликнула ее и Лорисс очнулась, – пойдем. Я полянку цветочную приметила. Ты же будешь гадать?
Лорисс кивнула, и пошла следом за девушкой.
–У тебя красивый голос. Ты хорошо пела, – Лорисс заглянула Милаве в глаза.
–Тебе правда понравилось? – обрадовалась та.
–Разве такой голос может кому-то не понравится?
Милава рассмеялась.
–Вот выбирай, – она с гордостью развела руками, словно показывала сундуки, до верху заполненные добром. – Ты из чего будешь плести?
На открытой поляне, будто нарочно огороженной белыми стройными березками, чего только не было.
Из фиолетовых одуванчиков плести венок не следовало. Если и суждено тебе выйти замуж в этом году, счастья в семейной жизни не будет. Одуванчик – цветок непостоянный. Чего доброго и муж начнет тебе изменять! Лорисс пошла дальше. Вот, в самой тени притаились алые бархатные цветы – гвоздилики. Лорисс присела на корточки и с удовольствием понюхала источаемый цветами аромат. Приятный запах, но плести венок из таких цветов тоже не следует: покажешь перед женихом свое нетерпенье, так может еще и замуж не взять!
Вот ведь как Судьба распорядилась. Лорисс поднялась и пошла вглубь рощи. Первый Русалочий праздник, на котором ей можно было гадать вместе с взрослыми девушками. Год назад маленькая была, а теперь – невеста.
Она – невеста. Как год назад таким же жарким летом, она ночами не спала, все представляла себе, как сплетет венок, и под пристальным взглядом Эрика – что покажет гадание? – бросит его подальше от берега. Чтобы поплыл он по течению, обещая сбывшимся гаданием замужество в скором времени…
А венок, грезилось, она обязательно сплетет из цветов бледно-розовой мирты. Обычно колкая, она к Русалочьему празднику сбрасывает колючки. Потому что, только из таких цветов, по мнению Лорисс, может плести венок девушка скромная, но гордая. Бледно-розовые, трепетные и манящие, они обычно умеют за себя постоять. Но не сегодня. Что должен понять жених, глядя на такой венок? То, что будет она хорошей женой, верной и доброй, но пусть не рассчитывает на то, что она позволит себя обижать.
–Мирта? – брови Милавы недоуменно взлетели вверх. Она растеряно разглядывала невысокие цветы, на сильных стеблях. – Она же колючая! Разве можно из нее венок сплести?
–Потрогай, – Лорисс протянула девушке сорванный цветок.
–Странно, – Милава поднесла стебелек к самым глазам. – Нет никаких колючек.
–Так бывает, – улыбнулась Лорисс.
–Я тоже сплету венок из мирты. Можно?
–Можно. Здесь на двоих хватит.
3
–Красна-девица я гуляла,
Я в лесу венок заплетала,
В реченьку я венок бросала,
У реки-царицы про суженного спрашивала.
Заветные слова произнесены. Павлина еще только наклонялась для того, чтобы с плоского камня отстоящего от берега бросить девичий венок подальше в воду, а Лорисс уже знала, чем кончится гадание. И нашла же где-то Павлина огромные ярко-красные цветы Огненного сердца! Не иначе, с начала лета искала поляну, чтобы сплести венок, и переплюнуть всех девушек, а жениха сразить наповал. Только перестаралась Павлина, а подсказать было некому. Лорисс подсказала бы, будь та не такой заносчивой.
Хотя, тоже, палка о двух концах. Подскажи такой от чистого сердца, а она возьмет и не послушает, и сделает по-своему. А после советчица еще и виноватой окажется – дурным предостережением беду навлекла!
Тяжелый венок покачался на воде, и, если не камнем, то, по крайней мере, вполне надежно пошел ко дну.
По толпе, наблюдавшей за гаданием, прошел легкий шепоток. Венок утонул – плохая примета. Не то, что, девушка в этом году замуж не выйдет, так и вовсе умереть может.
В розовом свете начинающегося заката, лицо Павлины выглядело рассерженным. Она искала в толпе глаза Лорисс. Нашла и одарила мстительной улыбкой.
Вот, подумала Лорисс, обвинение в “дурном глазе” готово. Кто ее дергал за язык!
Павлина стояла среди подруг, упрямо сложив руки на груди. Девушки наперебой утешали ее, а она, не обращая внимания на льстивые заверения “помнишь, у Надии тоже такое было, и ничего”, бросала на Лорисс короткие злобные взгляды.
“Посмотрим, как ты вечером будешь выглядеть в мужской рубахе и штанах, с твоей-то толстой задницей!” – мысленно пообещала Павлине Лорисс. Видимо, мысль слишком рьяно отразилась в ее взгляде, потому что та вдруг покраснела и отвела глаза.
У двух подружек, Домны и Гелены оказались венки из красных цветов гвоздилики – засиделись, знать, девушки в девках. Венки, как и положено порядочным венкам, деловито поплыли по течению, оставляя своих бывших хозяек в предвкушении скорых перемен.
–А тебе девка, – дед Велес не удержался, и хлопнул полнотелую Домну пониже спины, – уже года два, как пора замуж. Ишь, какая спелая.
–Не можем мы, дед, на девках жениться, – словоохотливый Лукан, игриво подбоченясь, стрелял глазами по сторонам.
–Пошто не можете? – опешил дед.
–Да старших-то нужно уважать. Как мы можем девок за себя брать, когда у нас в деревне такой знатный вдовец пропадает? Ждем, когда ты определишься.
В толпе засмеялись. Лорисс опустила глаза, она боялась посмотреть на Павлину. Сплетни в деревне разносятся быстро. И так понятно, откуда ветер дует.
–Так не могу я девок в жены брать, – дождавшись паузы, встрял дед. – У меня и зубы-то все уже выпали.
–Тебе, дед, – раздался насмешливый голос Феодора, тоже видно, балагура, – в супружеской жизни зубы-то как раз и не пригодятся!
–Ты ж не кусать ее будешь?
–Не скажи, бывают такие девки, сами просят!
–Да и укусит, что ей? Он же беззубый…
Веселье шло обычным ходом, постепенно набирая силу. Дождавшись, пока разговор дойдет до обсуждения интимных достоинств древнего деда, Лорисс прошла по камню к воде. Она надеялась, что до нее не будет дела, за всеобщим оживлением.
И просчиталась.
Как только она вышла вперед, установилась тишина. Терять было нечего, поэтому Лорисс постояла немного на камне, вглядываясь в речную даль. Река была широкой. Противоположный берег терялся в легкой дымке – то отдавала тепло земля, нагретая за долгий жаркий день. Налетевший ветер шаловливо обернул сарафан вокруг тела, подчеркнув девичью стать. Черные вьющиеся волосы развевались, густой волной опускаясь по спине. Заветные слова легко сплелись с шумом водных струй, словно были созданы друг для друга. Теперь казалось, что, вслушиваясь в шум волн, память подскажет тебе и заветные слова.
–Смотрите… против течения… так может быть?
Шепот, как плеск волн, то затихая, то разрастаясь вновь, прошелестел по толпе. Лорисс, немая от изумления, смотрела на то, как венок из бледно-розовых цветов мирты, неспешно, но настойчиво продвигался в сторону, противоположную течению воды. Что бы это значило?
–У меня лет шестьдесят назад, – дед Велес не отрывал от Лорисс выцветших старческих глаз, когда она смущенная сошла на берег, – такая же красавица…
–При каком же бароне было? – Лукан стоял, беззастенчиво разглядывая Лорисс темными глазами. Высокий, выше ее на полголовы. На такого не посмотришь сверху вниз.
–При каком бароне? – Дед нахмурил седые брови. – До Рихарда точно было. Там у нас Петроний был… а до него Горислав… А до него… А вот до него не помню, кто был. Менялись они часто. То один другого пришибет, то другой…
–Первого, – подсказал кто-то и толпу накрыл новый приступ хохота.
–У меня тоже так будет, – верткая Милава птицей взлетела на камень.
Торопливо проговорив заветные слова, она размахнулась, и изо всех сил бросила венок в реку. Цветы мирты покачались на волнах. Потом лениво поплыли по течению…
На обратной дороге Лорисс не торопилась. Когда она подошла к старому домику, стоящему на отшибе, где утром вместе с девушками оставила мужскую одежду, для того, чтобы переодеться, смеркалось. Гелион, отмерив отпущенный срок пребывания на небе, скрылся за лесом. Лорисс опоздала. За разговорами, сначала с Милавой, потом с Харидой, она и не заметила, как пролетело время. В домике уже никого не было. Шумная стайка девушек, наверняка, уже пересекла рощицу, и теперь на подходе к деревне. На полатях, в самом углу, Лорисс оставила утром длинную рубаху и мужские штаны. Штаны были ей чуть тесноваты в бедрах, да ничего, длинная рубаха скроет недостаток.
Не может быть! Или может?
Штаны были те самые, но вот рубаха… Явно мала. Конечно. Эта не та рубаха. Она коротка, к тому же безобразно обтягивала грудь. Хорошо еще, что под рубахой, почти у пояса скрывался в складках драгоценный мешочек с трубкой.
Что делать? Возвращаться в женской одежде, когда тебя, как русалку прогнали из деревни? Если кто увидит, скандалом не отделаешься. Плохая примета. Будет потом весь год русалка шалить, выискивая жертву. Случись что, все на Лорисс спишут. Скажут: вот она тогда на празднике вернулась в женской одежде, отсюда и все напасти.
–Тебе идет…
Тихий голос показался Лорисс частью окружающего мира. Такой же составляющей, как скрип рассохшихся бревен, шум высокой травы за разбитым окном, шелест шелковой, такой красивой, и такой тесной, рубахи. Оторвавшись от созерцания собственных выпирающих достоинств, Лорисс подняла голову.
Если бы он не был таким ярким – красная косоворотка, распахнутая на плече, черные штаны, новые сапоги с блестящими застежками – Лорисс вряд ли разглядела бы его в наступающей темноте.
–Тебе идет, говорю, – Лукан стоял в дверях, картинно облокотившись о косяк. – Девчонки пошутили. Не обижайся на них. Ты слишком красива для нашей деревни.
–Ты знал? – Лорисс обрела голос.
–Какая разница? – Лукан оторвался от дверного косяка и медленно пошел к ней. – Знал, не знал. Для тебя имеет значение?
–Нет, – Лорисс справилась с поясом и одернула рубаху.
–Да, так еще лучше, – Лукан вздохнул и подтянул лавку ближе к тому месту, где стояла Лорисс. Немного подумал и сел.
Наблюдая за передвижением лавки, Лорисс терялась в догадках. Пожалуй, единственная догадка, которая объясняла ночной разговор девушки с парнем, вызывала у нее неприятие. Мало того, что неприятие, скорее, отвращение. Бабушка рассказывала, что если молодой человек в деревне позволит себе обидеть девушку, то его ждет…
Поправка. Если молодой человек из этой деревни позволит себе лишнее по отношению к девушке из той же деревни…
Неужели в этом разгадка?
–Зачем ты пришел сюда? – Лорисс сложила руки на груди.
–Я думал, что ученица Хариды должна с легкостью читать чужие мысли. Я хотел увидеть тебя.
–Увидел?
–В общем да. Мне понравилось, – и глаза на миг – в пол.
Хочет уверить ее в том, что он видел ее голой! Лорисс постаралась, чтобы на лице не дрогнул ни единый мускул. Долгий, “русалочий”, ничего не выражающий взгляд вкупе с легкой улыбкой были ему ответом.
–Хорошо, – твердо сказала она, и собралась пройти мимо Лукана к двери.
Он остановил ее неуловимым движением. Только она проходила мимо, ясно видя перед собой цель, и вот уже Лукан стоит рядом и его рука сжимает ей предплечье. Твердо и властно.
–Не спеши, – и голос не дрогнул. И улыбка появилась на лице под стать глазам – нехорошая.
Лорисс хотела вырвать руку, но вовремя остановилась. Чутье подсказывало ей, что Лукан намерен идти до конца. Начни она сейчас вырываться, дело закончится дракой. Отец Света! Волна не страха, но негодования, накрыла Лорисс с головой. Неужели мало на ее долю выпало испытаний, что ей суждено пройти еще и через это? Она чувствовала, как твердо его пальцы сжимают ее руку. Но самое неприятное – его взгляд не выражал и тени сомненья.
–Пусти, – ее голос упал до немыслимых низов. Та самая ярость, что требовала тотчас освободить руку, поднималась из глубин души. Лорисс медленно подняла голову и посмотрела Лукану в глаза. Спокойно, и даже участливо.
–А если не отпущу, то что? Будешь кричать? – его губы искривились. Пряди темных волос, упавших на лоб, закрывали глаза.
–Я? – она радушно подняла углы губ. – Кричать? Зачем? – Яростный порыв на миг затуманил взор. Копившаяся злость обострила чувства до предела. Лорисс каждой клеткой кожи ощущала, насколько крепко Лукан сжимает ее руку, и это чувство, как сухие дрова подбрасывала в огонь все усиливающаяся злость.
–Не понял, – Лукан растерялся. Недоумение отразилось у него на его лице. И то, что она это осознала, приятно поразило ее. И придало сил. – Это значит… ты согласна?
–Согласна? На что?
–Не надо, Вилена, – поморщился Лукан. – Тебе не идет. Ты понимаешь, о чем я говорю. Ты не такая, как наши девчонки. Ты особенная. Я с первого дня… Почти с первого дня не могу смотреть на тебя спокойно. Ты…
Его руки добрались до ее распущенных волос. Одна прядь, возле самого уха, особенно ему приглянулась.
–Вилена… ты понимаешь, я не могу на тебе жениться. Вряд ли вообще кто-нибудь из нашей деревни способен взять тебя в жены. Но я могу предложить тебе свою любовь. Зачем тебе быть одной?
Его рука оставила ее волосы в покое и с силой обвилась вокруг шеи.
Лорисс молчала. Его прикосновения были не просто неприятны, они болезненно отзывались в теле. Ярость сжимала виски, отыскивая путь на свободу. И держать ее в узде становилось все сложнее. Лорисс вдруг представила, что случилось бы с Луканом, осознай он хоть на миг, какое чувство вызывают в ней его прикосновения. Остался бы он стоять, или в то же мгновение его бы хватил удар?
–Я не могу на тебя спокойно смотреть. Ты настоящая королева. Ты – девушка, о которой я мечтал. Я… Я люблю тебя…
Лукан притянул ее за шею. Она с силой одернула голову, с ужасом понимая, что вряд ли сможет себя контролировать, когда ярость вырвется на свободу.
–Не дури, Вита, – сказал он, когда молчаливая борьба затянулась. – Ты ничего не сможешь сделать.
–Я? – улыбка коснулась ее губ. Она медленно облизнула сухие губы. Не потому, что хотела подтолкнуть его к решительным действиям. Она вдруг так ярко, так отчетливо представила себе, как вопьется сейчас зубами в ослепительно белую шею. Чувство оказалось настолько самодостаточным, что она невольно дрогнула и отступила назад.
–Вита, мы будем счастливы, – он налетел на нее, как ураган. Она оказалась прижатой спиной к стене. И эта сцена – мужчина рядом, руки на плечах, невольно напомнила ей давний случай, произошедший еще в прошлой жизни, с тем, кто называл себя Белым Принцем. – Я люблю тебя. У тебя нет друзей, нет близких. Я хочу быть твоим другом… Твоим тайным другом…
Его обжигающие губы шарили по ее лицу. Лорисс настойчиво уклонялась от, казалось бы, неизбежного поцелуя, а глаза застилал туман. Нестерпимое желание впиться ему в горло подчиняло, побуждало и властвовало. Стоило только представить себе, как податлива под зубами тонкая белая кожа, и голова шла кругом.
–Я не… хочу… чтобы ты… был моим другом, – твердо отделяя одно слово от другого произнесла она.
–Ты много берешь на себя, девушка! – его голос стал тверже, а руки, неуловимо быстро завершили круг, намертво сцепив ее запястья за спиной. – От тебя ничего не зависит! Я решил. Этого достаточно.
–Ты считаешь? – Что случилось? Неужели с ее губ сорвался этот оглушительный хриплый смех.
–Ведьма…– он разжал, было, руки, а потом опять сжал запястья. – Все равно ты будешь моей. Если ты даже окажешься настолько глупой, что кому-нибудь расскажешь об этом, тебе никто не поверит, ты – приблудная!
–Я… твоей… никогда… не буду, – с расстановкой сказала она. И на миг заглянула ему в глаза, выпустив зверя, нашептывающего ей сладкие мерзости о вкусе чужой крови.
Полыхнуло. Да так, что Лорисс даже пожалела несостоявшегося насильника. Его лицо странно дрогнуло. Даже в наступившей темноте заметно было как оно побелело. Руки разжались, и он отшатнулся. Он хотел что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова. Только пятился и пятился к двери.
–Смотри, как бы тебя самого, – для полновесности слов, она опять на мгновенье выпустила зверя, и красный туман заплескался в глазах, – не съели…
Темная роща встретила Лорисс неприветливо. Шумные деревья наперебой советовали ей держаться от них подальше. Лорисс, не вняв настойчивым советам, тут же получила хлесткий удар веткой по голове. Распущенные волосы путались в листве, и пришлось приложить усилие, чтобы освободить длинные пряди.
Лорисс задыхалась от злобы. Покуситься на самое святое, что было у нее: на девичью честь! Такая идея могла придти только в ущербную голову! Как же они тут живут? И как могли они все это время жить в одном мире с Лорисс, оправдывая подобные поступки?
Лорисс глубоко дышала, чтобы успокоиться. Собственная злость поразила ее. То, что неуловимо изменило сознание, побудив желание не защищаться, а нападать, также показалось Лорисс странным. Оказывается, с ее духовным миром дело обстояло далеко не так гладко, как она пыталась представить.
Не найдя ответов на вопросы, Лорисс с трудом протиснулась между колючими кустами, мысленно поблагодарив Судьбу за то, что на ней оказались надеты штаны, и вышла на дорогу. На пригорке роща заканчивалась, а оттуда, если Лорисс не ошибалась, видна был окраина деревни.
Запах полыни преследовал Лорисс. Раздраженно принюхавшись, она отнесла его к тому запаху, который исходил от Лукана. Вот ведь. Привяжется такой аромат, и будет преследовать долгое время. Ничем его не перебьешь…
Силуэт, застывший у дерева, на повороте дороги, выделяющийся при свете Селии, Лорисс заметила раньше, чем услышала приглушенный кашель. Сердце бухнуло в груди. И тут же угомонилось.
–Жаловаться пойдешь? – негромкий мужской голос не потревожил ночной тишины леса.
Селия трогательно осветила бритый череп и короткую стриженую бороду.
–Питер? – растерялась Лорисс.
–Надеюсь, что узнала, – она не увидела, а услышала, как он усмехнулся.
Лорисс подошла ближе, но обходить его не стала.
–Что ты здесь делаешь?
–Ты не ответила на мой вопрос, – Питер опустил сведенные на груди руки. – Жаловаться пойдешь?
–Кому? Хариде? И что дальше? – еще не понимая толком, о чем идет речь, машинально ответила Лорисс. И тут до нее дошло. – Ты что, подглядывал?!
Если ее целью было вывести невозмутимого Питера из себя, то она добилась этого на удивленье легко.
–Ты, девка, говори, да не заговаривайся! – зашипел он и развернулся в ее сторону, расправив плечи. – Если я все слышал, то виной тому случайность.
–Если слышал, так что ж не вмешался? Или у вас принято, чтобы парни так вели себя с девушками? – ее голос звенел от возмущения.
–Я хотел вмешаться, но как видно, ты умеешь за себя постоять, – ответил он, не обращая внимания на второй вопрос. – Хорошо ты держалась, девка, холодно, с расчетом.
–Не поняла, – опешила Лорисс. – Какой расчет?
–Вот и я не понимаю. Я к тебе с самого начала приглядываюсь, и удивляюсь, – в его голосе отчетливо прозвучали жесткие ноты. – Ты в каком мире живешь?
–Я не понимаю…
–Да тут и понимать нечего. Сердце у тебя есть, или вместо сердца холодный камень? Правду говорят девки, нет тебе веры. Странный ты человек… А может, ошибается Харида, и не человек ты вовсе, а бесчувственная Мара-морочница? Харида старая, а на старости лет и ошибиться можно. В груди-то у тебя сердце бьется, или жаба лежит, холодная, да скользкая, и все нашептывает тебе, как лучше поступить, чтобы шкуру свою спасти? Я, почему сразу и не вмешался, посмотреть хотел, осталось ли в тебе хоть что-то человеческое, способна ты хоть на любовь оглядную ответить? Или наоборот, сопротивляться, как девке и положено сопротивляться, защищая честь свою, до последнего. А ты… Кремень. Холодный, бесчувственный кремень.
–Питер, – она растерялась до такой степени, что губы ее затряслись. – О чем ты? Я не понимаю.
–Не понимаю, – передразнил он.
И вдруг, не успела она сообразить, что происходит, как Питер молниеносно метнулся к ней, схватил ее за распущенные волосы и быстрым движением намотал на кулак. Лорисс пыталась ослабить его хватку, но Питер с силой потянул назад, и голова ее откинулась. От резкой боли она чуть не вскрикнула.
–Не понимаешь, – шипел он ей в самое лицо. Звериный оскал исказил его черты, и без того не особо привлекательные. – Знаешь, что бы я сделал, если бы мою деревню сожгли, убили близких, а мать превратили в рабыню? Я положил бы всю жизнь, землю бы грыз, но нашел бы насильников и убийц, а того, кто за этим стоит, с того света бы достал. Вырезал бы из живого печень и скормил бы ему. Так, чтобы жрал и собственной кровью давился…
–Пусти…
–Есть для тебя хоть что-то святое? Мать, сестры, близкие?… Был же кто-нибудь, кого ты любила? Тебя одну Судьба оставила в живых. Для чего? С девками венки в реку пускать, да с парнями заигрывать? Выжила – и скорее в норку забилась, не трогайте меня, я слабенькая!
