Текст книги "Изгнанница (СИ)"

Автор книги: Ирина Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

–Молчишь? – взвизгнул граф. – Я проткну тебя! Или назови свое имя, чтобы мы могли драться на равных! Завтра поутру нас высадят в лесу в разных местах с луком и кинжалом. Там, за рекой девственные места. Мы будем пробираться навстречу друг другу, а в условном месте встретимся! Я милостиво разрешаю тебе использовать любые средства, которые подскажет тебе твое жалкое воображение. Нас рассудит Отец! А он на моей стороне! Тот, кто попирает законы, тот, кто ведет себя, как хорек в клетке с курами, будет убит! Для меня очевидно, что из леса выйдет только один! – тут граф перешел на громкий шепот. – И это будешь не ты.

Дурацкие какие-то правила, успела подумать Лорисс, а если они не найдут друг друга в лесу? Но потом, вглядевшись в маленькие, налитые кровью глаза, она поняла: уж он положит все силы на то, чтобы оставить в лесу ее тело на съедение диким зверям. И предупреждая ее по поводу любых средств, в первую очередь оставлял за собой право пользоваться любыми, и в том числе далекими от чистоплотных.

Граф стоял в двух шагах от нее, выставив вперед меч, едва не касавшийся ее груди, на этот раз не защищенной ничем. Сделай граф шаг… Да, что там шаг – пол шага вперед – и все. Можно успеть бросить нож. Вполне вероятно, она останется жива. Но граф… Но мертвый граф, ни что иное, как всего лишь отсрочка ее собственной гибели. Ибо вырваться из замка и уйти от неизбежной погони – та еще проблема.

–Вы делаете ошибку, – начала Лорисс.

–Умри, как собака, благородные люди так себя не ведут! – граф подался вперед, но меч его проткнул пустоту.

Лорисс сделала то, о чем не думала. Она отшатнулась влево и кувыркнулась на кровати в сторону. Но, вскочив на ноги, она и не подумала о мече, сиротливо лежавшем на смятых простынях. Лорисс думала лишь о том, как выиграть время, чтобы внести малую толику сомненья в целеустремленные действия графа.

–Как вы объясните остальным мое убийство?

–Я вызываю тебя на дуэль! – в его глазах что-то едва уловимо дрогнуло.

–Хорошо, граф, я принимаю вызов, – начала Лорисс, но граф ее перебил.

–Принять мой вызов может только человек благородной крови! Назови свое имя!

–Позже, – Лорисс облизнула сухие губы. – Как вы объясните причину нашей дуэли?

–Я скажу правду! – взвизгнул граф. – Что ты грязно приставал к моей жене!

–Сейчас никто не знает о нашем разногласии, – Лорисс старалась говорить спокойно. – Но если завтра вы во всеуслышание заявите об этом, пострадает честь вашей жены.

–Щенок! Это ты – ты – смеешь мне говорить об этом! Я убью тебя, и твоей кровью… – граф страстно махнул мечом слева направо.

–Даже если вы убьете меня – останется молва. Глеб с друзьями наверняка захотят услышать подробности. Но если ваше объяснение заставит их замолчать, всегда остается кто-то, кто промолчать не сможет. Вы же знаете, как люди любят посплетничать. Служанка шепнет своей знакомой, та своей, в результате имя вашей жены будет у всех на устах. И говорить будут всякое. Кто-то поддержит вас. А кто-то…

–На что ты намекаешь? – прищурился граф.

–Прежде всего, на то, что на каждый роток не накинешь платок. Благородные люди поверят вам. Но, к сожалению, многим далеко до благородства. Им бы посплетничать. А когда происшедшее обрастет слухами…

Чем больше Лорисс говорила, тем яснее видела, что ее слова имеют вес. Сначала растерянность мелькнула в глазах графа. Потом растерянность сменилась задумчивостью. Потом граф глубоко вздохнул и опустил меч.

–Ты убедил меня, щенок, – с ненавистью сказал он. – Завтра мы будем драться по старым правилам. У меня есть два надежных человека. Никто не узнает о причине нашей дуэли, тем более что я не сомневаюсь в победе. Я разбужу тебя на рассвете. Все.

Четко печатая шаг, граф прошел через комнату и вышел, шумно закрыв за собой дверь. Мелькнувшая у Лорисс мысль, что уж больно легко граф отступил, исчезла, оставив ей легкое чувство неуверенности, тотчас сменившееся растерянностью, в преддверии неизбежно наступающего утра.

3

Нельзя сказать, что среди ночи Лорисс проснулась. Состояние, в которое она время от времени погружалась, сном уж никак не назовешь. Но по всей видимости, забытье все же овладело ею, потому что она услышала шорох уже в комнате. Пытаясь унять сильно забившееся сердце, девушка в любой момент ожидала грозного оклика Ильяса. Прислушавшись, она с удивлением осознала, что осторожный шорох принадлежит двум людям. Одно едва слышное шуршание доносилось от двери, другое буквально рядом, с другой стороны кровати.

Старательно следя за тем, чтобы ее дыхание не менялось, Лорисс напряженно вслушивалась.

–Нашел? – шепот, раздавшийся от двери, оглушил Лорисс.

–Нет еще, – второй шепот послышался у самого уха.

Лорисс спала не раздеваясь. Пока мысли лихорадочно вертелись вокруг того, что именно должен был найти незнакомец, рука машинально нащупала на боку пояс с ножами. Лорисс чуть не вскрикнула: в тягостных раздумьях и не заметила, как рукоять больно уперлась в бок.

–Нашел, – услышала она шепот. До боли скосив глаза, в призрачном свете Селии успела заметить как меч, до того мирно лежавший на кровати в складках одеяла стал стремительно отодвигаться.

И в тот же миг Лорисс скатилась с кровати и оказалась у окна. Камин давно погас, и комната была погружена в темноту. Селия клонилась к закату, но Лорисс, долгое время лежавшей в темноте, ее света оказалось достаточно. Сжимая в руке нож, она вглядывалась в человека, стоящего перед ней. Огромный, бородатый, с бритым черепом. Вот этот череп и светился в темноте, отражая свет полноликой Селии, словно нарочно выглянувшей из-за туч.

–А, сучонок, раньше надо было брыкаться, – гость заговорил с акцентом. Так мог бы говорить выходец из Южных земель. – Руки подними, чтоб я их видел, и топай к двери. Да, забыл сказать: дернешься, проткну тебя как остророг бабочку.

Второй гость со смешком поддакнул. Видимо, образ остророга, маленького лесного зверька, со всех сторон утыканного острыми колючими рожками, мало чем походил на бритого великана.

Лорисс, может быть, так бы и поступила. Ведь, если бы ее хотели убить, то сделали бы это сразу. Вот такая мысль и сплелась с ложным выпадом непрошеного гостя. Так и осталось загадкой, хотел ли он ее напугать, или имел намеренье проткнуть мечом. Он не мог видеть в ее руках ножа, справедливо полагая, что меч, который он держал в руке и есть ее единственное оружие. Бородач так и не успел понять, чего стоила ему излишняя самонадеянность. А если и понял, то это была последняя мысль в его сознании. Как молния сверкнуло отточенное лезвие. Посланный недрогнувшей рукой, нож вонзился гостю в грудь чуть пониже ключицы: в открытом вороте рубахи Лорисс успела разглядеть амулет на темном шнурке. Гость сдавленно захрипел и попятился. Меч со стуком выпал из ослабевших рук.

–Шпир, что случилось? – второй гость не стал раздумывать. Он кинулся на помощь товарищу. Но краткий миг опоздания стоил ему жизни. В руках у Лорисс уже оказался собственный меч.

Лорисс встретила гостя резким выпадом, но тот проявил умение. Клинки со звоном встретились, и удар был отбит. Девушка отступила назад. Она оказалась в лучшем положении. Спиной к окну, темная тень для нападавшего. Тогда как он виден был до малейших подробностей: до густых черных бровей и приоткрытого рта. Лорисс не стала ожидать от него решительных действий. Отступать некуда – позади окно. Лорисс обозначила удар, метясь в ноги. Отражая ложный выпад, он попался на удочку. Такой промах она не могла оставить без внимания. Убрав ногу, она шагнула назад, чтобы в следующее мгновение сделать стремительный бросок. Страшный колющий удар, в который Лорисс постаралась вложить всю свою силу, поразил противника.

Если бы на госте оказалась кираса, неизвестно, чем закончился бы поединок. Но на нем была надета бригантина с нашитыми изнутри металлическими пластинами. Краем острия задев одну из них, бастард как по маслу вошел в податливую плоть. В безумном отчаянном жесте человек схватился руками за обоюдоострое лезвие. Черная кровь из порезанных пальцев смешалась с кровью, вытекающей из раны.

И тут тишина внезапно кончилась, словно только и ждала того момента, когда Лорисс вытащит меч из окровавленных рук корчащегося в судорогах человека. В коридоре поднялся страшный шум, особенно оглушительный после тишины. Осторожно открыв дверь, Лорисс вначале ничего не увидела. Свет факелов ослепил ее. Но как только глаза привыкли, она медлить не стала. Выбежав в коридор, девушка споткнулась о тело, лежавшее слева у самой двери и поэтому не замеченное ею. Слава Свету, она удержалась на ногах! Перешагнув через неподвижное тело, Лорисс устремилась на помощь к Лазарю, который отбивался от двух наседавших на него противников. Он пятился к стене, прилагая неимоверные усилия к тому, чтобы парировать удар за ударом. У левого нападавшего была ранена рука, иначе Лазарю вряд ли удалось бы продержаться. Его противники стояли к Лорисс спиной. Но то, что их было двое против одного, мгновенно решило для нее сложный этический вопрос. Не испытывая ничего, кроме легкого сожаления, она взмахнула мечом и пронзила незащищенную спину. А пока его товарищ поворачивался, чтобы оценить размеры внезапно возникшей опасности, Лазарь воспользовался тем, что внимание его отвлечено. Он стремительно двинулся вперед и его меч пронзил грудь противника.

–Что случилось? – Лорисс не могла оторвать глаз от лежащих у ее ног людей. – Где Глеб, где остальные?

–Не знаю, – Лазарь тяжело дышал. – Они набросились на меня. Я спал. Слышу шум. Он хотел ударить меня по голове… Я не знаю… кто они… я ранен.

Только сейчас Лорисс заметила, что Лазарь прижимает ладонь к боку. На рубахе расплывалось черное пятно.

–Тьма возьми, – выругалась Лорисс. – Подержи, – она протянула ему меч, но он отмахнулся.

–Потом… выбираться будем.

–Дурак. Кровью истечешь.

Она аккуратно положила меч на пол. Не в ножны же его в сгустках крови? И тут же подивилась тому, что, несмотря на стремительно развивающиеся события, ее неприятно задела мысль: что сказал бы Питер, увидев это непотребство?

Подол льняной рубахи оторвался на удивление быстро. То ли состояние возбуждения, охватившее ее, придало ей сил, то ли материал был уже ветхим. Обернув кусок ткани вокруг талии Лазаря, Лорисс крепко завязала концы. Он охнул от боли.

–Терпи, Лазарь. Ты сильный. Терпи, – она подняла меч и подставила Лазарю плечо. Но тот от помощи отказался. – Нам с тобой не привыкать. Прорвемся.

–Нам не выйти из замка, Виль. Нет, не выйти.

–Держись.

С первого же взгляда стало ясно, что Лазарь прав: к выходу им не пробиться. У подножья лестницы спиной к спине сражались Глеб и Далмат. По двое противников наседало на них с каждой стороны. Но совсем не потому, что рядом никого не было. Еще двое переминались с ноги на ногу, пытаясь улучить момент. Пока Глеба спасала быстрота, а Далмата недюжинная сила. На каменном полу лежали неподвижные тела. У входа топтались люди в черном, решая как лучше поступить.

Неизвестно в силу каких причин, но нападавшие не пользовались стрелами.

–Виль! – оглушительно крикнул Глеб, перекричав и шум падающего тела, и звон клинков.

Но на месте поверженного противника тотчас возник новый. Если Глеб что-то и добавил, то его слова утонули в общем шуме. Ожесточенно отбивая удар за ударом, он кричал, и в том ожесточении Лорисс чувствовала обреченность. Она поняла, что тот момент, когда яростное сопротивление перерастает в ожесточенную атаку, прошел. Усталость неизбежно собирала плоды. Каким бы мастерством не обладал Глеб, тело исчерпало запас отпущенных природой сил. Азарт отдалил поражение, но то была лишь отсрочка. Еще мгновенье, другое и меч будет выбит из ослабевших рук.

–Иду, Глеб! – крикнула она и тихо добавила, – Лазарь, держись за перилла, я скоро, – и сама удивилась. Что интересно, она имела в виду под этим “я скоро”?

На ее крик откликнулись двое. И не один из них Глебом не был. Спускаясь по лестнице, Лорисс справедливо рассудила, что с двумя ей не справиться. Так освободилось еще одно гнездо на поясе. Еще одно из трех. Противник представлял собой отличную мишень. Распахнутый ворот кожаной куртки обнажил часть груди. И тогда, наблюдая за тем, как человек в черном остановился на бегу, пытаясь вытащить нож из смертельной раны, Лорисс жалела только одном: что нельзя вытащить нож и тотчас послать его снова. Ее противник замешкался, бросая взор на хрипящего товарища, хватающегося руками за крепко вбитую в тело рукоять. Это замешательство решило его судьбу. Он еще заносил клинок для удара, как Лорисс ушла в бок и изо всех сил рубанула мечом по отставленной далеко в сторону руке. Затупленный меч не перерубил кисти, он застрял в кости. Одернув меч, Лорисс увидела страшную рану: удар пришелся по касательной, буквально срезав с руки часть мякоти. Человек дико завыл, а кровь потекла ручьем, заливая черный мраморный пол красным потоком.

Краем глаза Лорисс успела заметить, как опустился на колено раненный Далмат. Он тяжело заваливался набок, в то время как страшно кричал Глеб, из последних сил отбиваясь от предчувствующих близкую победу противников. Звон клинков, крики умирающих, грохот падающих тел, все слилось в один несмолкающий шум, бесконечно повторяемый эхом.

Уже безысходность касалась Лорисс своим крылом, а предчувствие неминуемого поражения аккуратно сжимало сердце в ледяных объятьях. В тот же миг ветер, холодным потоком ворвавшийся из открытой двери, оставил нежданную пустоту в душе. Вдруг бледный свет наступающего дня проник из узких бойниц, залил молочным светом, приглушающим яркость горящих факелов место, где разыгралось сражение. И в том безумном свете Лорисс увидела лицо человека, являвшегося ей в кошмарных снах. Твердой походкой, заложив руки за спину, он входил в зал, окруженный свитой людей, одетых в черное.

Она узнала его сразу, несмотря на то, что никогда не видела воочию. И для нее перестал существовать и зал, и каменные стены, и свет факелов. И вопящий от боли противник, корчащийся у ее ног, и новый, спешащий к ней, на ходу перепрыгивающий через поверженные тела.

Елизар. Тот, кто имел человеческое воплощение, медленно приближался. Лорисс видела седую короткую шевелюру, мешки под глазами, крупный нос и соблазнительно распахнутый ворот ослепительной рубахи. С болью в сердце понимая, что ничто в мире не позволит ей приблизиться к нему на расстояние вытянутого меча – Лорисс уже видела перекошенное лицо приближающегося противника – и тогда она сделала единственное, что посчитала возможным. Последний нож, последняя надежда из трех, еще летел, прокладывая стремительный путь по незримой дороге, установленной рассудком, а Лорисс уже знала, что промахнулась. Нутром почувствовала. Свет, падающий из окон, застыл на полпути, открыл в безмолвном крике рот споткнувшийся на бегу противник, застыли в воздухе мечи, отражая пойманные лучи Гелиона, и взгляды Лорисс и седого мужчины встретились. Что за нечеловеческая сила подсказала ему то, что должно было произойти? Как могло случиться, что судьба отвернулась от нее, и она так немилосердно промазала? И кто теперь способен ей доказать, что есть на свете справедливость, и стоит ли жить, если ее не существует?

Злые слезы выступили у Лорисс на глазах. Но ни слезы, ни прокушенная до крови губа, не могли изменить того, что случилось. В последний момент, когда в воздухе блеснуло смертельное жало, седой мужчина отклонился так стремительно, что обманул даже нож, летящий точно в цель. Вскрикнул идущий следом, зажимая рукой задетую щеку, но до этого Лорисс не было никакого дела.

Слезы, стоящие в глазах, так и не пролились. Сильный удар по голове на время лишил ее способности огорчаться, подарив ей краткий миг забвения.

4

Белый пух кружился, вздрагивая от малейшего движения воздуха. На мраморном полу не осталось свободного места. Все новые и новые хлопья, исполнив сольный танец, падали на пол, сливаясь с белым ковром.

Она шла по ковру из белого пуха, загребая его босыми ногами. Белая туника мешком висела на худеньких плечах. Ее глаза были тусклы и невыразительны. Прозрачная кожа на безволосой голове, сквозь которую проглядывали нити кровеносных сосудов, вызывала обманчивую жалость. Тонкий нос вздрагивал, будто она принюхивалась и никак не могла решить, нравится ли ей запах. Пухлые губы готовились сложиться в капризную гримасу.

Дэвис сидел в кресле посреди зала, старался лишний раз не дышать и ждал, когда она подойдет ближе.

Белые хлопья пугливо разлетались, повинуясь движению воздуха от ее босых ног. Она сама была под стать пуху: воздушна и легка.

Если, конечно, не знать, кто она такая на самом деле.

–Знаешь, Клэр, ты единственная, кому я позволяю такие вольности, – он говорил тихо, чтобы не породить шумным вздохом белый вихрь.

–Знаю, господин, – хрупкая девочка заговорила хриплым и низким голосом.

–Ты давно перестала быть демоном. По крайней мере, в том, общепонятном смысле.

–Перестала, – полувопрос, полуответ.

–Будь моя воля, я позволил бы таким как ты жить.

–Врешь, – так же ровно, без всякого выражения. – Но я не хочу жить. Я хочу наоборот.

–Ты нужна мне, Клэр.

–Я всем нужна, господин, – она остановилась в двух шагах от него и долго смотрела, склонив голову набок. – До тебя – твоему учителю. До него – его учителю. До него…, – и черные тени плескались в бездонных глазах.

–Я не могу без тебя.

–Я так долго живу с людьми, что давно лишилась себя. Только чужое. Я выросла из него. Теперь знаю, это не подходит моему телу. Ты знаешь, чего я теперь хочу: чтобы ты забыл обо мне.

–Ты не в настроении, Клэр, согласись…

–Настроение… Настройка сути… Сущности. Во мне нет ни сути, ни сущности. Но, в сущности… мне все равно.

–Ну же, Клэр. Я видел, тебе нравилось работать с мальчиком. У тебя горели глаза.

–Разнообразие – лекарство от скуки.

–Если злоупотреблять разнообразием, то это само по себе становится привычкой. А привычка – враг благих начинаний.

–Гурий оказался послушным мальчиком. Он не сопротивлялся, он радовался. Это было почти скучно, – она произнесла “скушно”, потянув “ш”.

–Хочешь поработать с девочкой?

–Девочкой, – эхом откликнулась она, но легкая улыбка коснулась больших усталых глаз. – Пожалуй. Я хотела бы поработать с той девочкой, – “той” на взгляд Дэвиса прозвучало резковато. Ему вдруг показалось, что она знает больше, чем говорит, но спрашивать он не стал. Легкий налет загадочности – перманентное состояние Клэр.

–У тебя будет такая возможность.

–Твой голос тих, но слово “Договор” – срываешь с губ как вечности закон…

–Ты помнишь? Подумать только, сколько лет назад я его тебе читал.

–Лет? Ты забыл господин, для меня время – только слова. Я такой пришла в твой мир, такой же уйду. Для меня время – мудрость. Я становлюсь мудрее, это и есть мое время.

–Прочти до конца, – попросил он, только чтобы отвлечь ее от философских измышлений, которые порядком ему надоели. Но то была Клэр. – Память стала подводить меня. Я люблю стихи Гаруни. Особенно из “Демонического цикла”.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Тьма возьми, он отвык от ее взгляда!

–“Твой голос тих, но слово “Договор”

Срываешь с губ как вечности закон.

А до меня доносит эхо “Вор”,

Овца убита, уцелел дракон.

Накрою старый пыльный небосвод

Покровом из отрубленных голов,

Я докажу тебе простое: вот -

Где есть дела, не нужно много слов.

Но ты молчишь, и холодеет взор,

И вместо слов из горла льется кровь.

Сильнее Договора – Приговор.

…А ты твердил все время, что любовь.

Не уходи. Не знаю что сказать.

Мне жаль, что я была с тобой… строга.

Признайся. Ты не можешь не признать:

Хозяйка я. Хозяйка! Ты – слуга!”

Дэвис, слушая ее, забыл, что его ждет головная боль и разбитое, усталое тело. Клэр читала монотонно. Но, по мнению Дэвиса, лучше стихи Гаруни не читал никто. Сочетание детского лица и недетских переживаний придавало стихотворению драматизм туго натянутой струны. Когда ожидание того, что она может вот-вот лопнуть и открыть доступ бури эмоций волнует больше, чем показная страстность.

–Давно. Давно, – она говорила так же, как и читала. Казалось, еще мгновение и она сорвется. Но секунда проходила за секундой, а ничего не менялось. А ты так и оставался в нервном ожидании возможного срыва. – Когда я вырвалась об общего хаоса Иного мира, желая только одного – возможности получить себя. Неважным даже казался вопрос: сколько. Что есть время? Для людей – обычная человеческая жизнь. Для нас, демонов – одно мгновение, растянутое вечно, или вечность, сосредоточенная в одном мгновении.

Клэр опустилась на белый ковер. Сотня мелких смерчей, потревоженных ее движениями, взметнулись вверх и опали. Тот, кто слушал бы Клэр со стороны, мог бы подумать, что бедная девочка страдает, измученная тяжкими переживаниями. Тот, кто не знал, как жестока бывает Клэр в работе. Особенно, если учесть одну ее черту: желание проявлять инициативу.

Клэр – жестокая, беспощадная, по сути абсолютно не способная что-либо чувствовать. Поручая ей работу можно не сомневаться – она выжмет все соки, а после выпьет до дна. Но поговорить Клэр любила, этого у нее не отнять.

Глядя на то, как белый пух скользит по безволосой голове, Дэвис пытался понять причину этих духовных исканий. И после долгих размышлений склонялся к мысли, что она обожает говорить о том, чего ей не дано. А ей не дано чувствовать. Так человек, не умеющий рисовать, тянется к холсту и краскам. Не хотелось заглядывать вперед, но Дэвис вдруг ясно представил себе, как Клэр достанется кому-то после его смерти. Его не станет, а “бедная девочка” будет также из века в век придумывать себе переживания, с каждым явлением изощренней и тоньше.

Хладнокровная и расчетливая тварь.

За что ругают темных магистров? Сами они ровным счетом ничего не делают. Просто потому, что не могут. Вся вина лежит на тех, кто приходит на Зов, чтобы взвалить на свои плечи грязную работу. Что бы там ни болтали старинные мудрецы “и слово подобно мечу”, это все бред. Слово – это не меч. Между проклятием “чтоб ты сдох”, брошенному в сердцах, и щепоткой Желтой травы, подсыпанной в чай – пропасть. И не всегда слова и дела соединяет путь. Но когда тебе достаточно пожелать, чтобы неугодный тебе человек…

Это развращает. Это балует. Это воодушевляет. И заставляет относиться к себе неадекватно. Как скоро ты способен распоряжаться судьбами других людей, уже не можешь оценивать себя, как человека. Отсюда до мании величия один шаг. Особенно если и сопротивляться не хочется. А там, глядишь, без гимна себе, могучему, не можешь прожить и дня.

–…когда я услышала их в первый раз. Мне приятно думать, что эти стихи написал демон, каким-то образом избежавший опасности и оставшийся в живых. Мне приятно так думать…и…у меня есть надежда.

Клэр лежала на полу, почти погрузившись в белый пух. Когда потревоженные хлопья осели, в белом покрывале виднелись глаза, теперь закрытые, тонкий нос, часть щек и губы.

–Мы так редко разговариваем по душам… Вернее по душе и не душе, – она улыбалась и белый пух скользил по ее губам. – Все работа, работа…

Дэвис почувствовал легкое раздражение. Скоро для того, чтобы начать злиться, достаточно будет упомянуть имя Клэр.

–А так хочется поболтать. Как сейчас. Ты будешь смеяться, но я не могу расслабиться, зная, что ты испытываешь боль от нашего общения…

Еще издевается! Ее высказывание показалось ему не смешным. Оно было неприятным. И, безусловно, это было чересчур. Способны ли демоны впадать в маразм, никто ведь толком не знает, сколько им отмерено?

–Кто больше мучается? Думаешь, ты? Невозможно спокойно рассуждать, глядя на то, как ты вынужден от боли прятаться вне собственного тела. В то время как прекрасная сильная оболочка остается без хозяина, когда достаточно протянуть руку…

–Клэриэл Ди`и`с.

Пропала Клэр. Исчез пух. Появился круглый зал и заваленное подушками ложе.

Дэвис расслабил тело и сосредоточил внимание на том, чтобы снять последствия болевых ощущений. Милая крошка Клэр. Если бы форма соответствовала содержанию, Дэвис вряд ли поместился бы в этом зале с безжалостным свирепым монстром. Но так уж повелось, что чем сильнее и умнее демон, тем более хрупкую личину он принимает. Девочки, мальчики, старики, старушки – слезы умиления наворачиваются на глаза. Невольное облегчение испытываешь, когда на Зов откликается лишенное человеческого подобия чудовище. Вот ведь парадокс. Там, где отсутствует стоящее содержание, пытаются выиграть первый бой устрашающим видом. Ведь для того, чтобы понять, что когтями, челюстями, да жвалами, и первого круга не одолеть, необходимо иметь кое-что за… в голове. Или применительно к материалу – быть умнее. А поскольку умственная эволюция демонов заключена в некоем накоплении достаточной силы – чем слабее, тем глупее – приходится добавлять к вышеназванному уму и силу. Ибо неразрывно они следуют рука об руку.

Те, кто сильнее, и как следствие умнее, принимают женскую личину. Отчего-то им кажется, что мужчины должны быть одержимы любовным томлением, и стоит только им увидеть голое тело – победа у тебя в руках. Умнее – чуть. На деле такое воплощение, на взгляд Дэвиса недалеко ушло от лишенного обаяния демона. Исключая то, что на проработанный детально образ нужно потратить силу. Много сил. Чем тоньше образ – тем больше сил. Здесь важно соблюсти равновесие и не переборщить. Кто же потратит больше половины сил только на образ? А как же борьба? Как существа на порядок умнее монстров, они тоже делают ставку на внешний вид. Но в другом плане.

Изначальный обман – вещь тонкая и непредсказуемая. В каждом темном магистре дремлет человеческая сущность. Невозможно угадать, чем тебе аукнется обычная слабость, “благоприобретенная” в, Тьма возьми каком, далеком бытие. Кто-то дрогнет при виде опрятной старушки в старом заплатанном сарафане. А кто-то при виде разбитной молодки. Человеческий образ, выбранный демоном, несмотря на отсутствие сути, только оболочкой уже внушает тебе – хочешь, или скорее, не хочешь, – подсознательное отношение. Стоит угадать, и первый раунд за демоном. И начинаешь, естественно, наперекор собственным знаниям и опыту, а порой и с опасностью для жизни, приписывать те качества, которых в принципе быть не может. Но глаза – разве не такие глаза были у той, первой и единственной? Но неуловимый жест – разве твой погибший, но не забытый друг, не таким же точным движением откидывал прядь со лба? Но дыхание – разве не так же, с хрипом, дышала твоя мать, которую ты давно простил?

И, наконец, есть такие сильненькие и умненькие как Клэр. До сих пор для Дэвиса оставалось загадкой, как удалось его “пра-пра-пра-учителю” одолеть такое сильное существо? Если бы эта милая девочка откликнулась на его Зов, еще неизвестно, кто вышел бы победителем.

Кто знает, не в этом ли кроется разгадка не складывающихся отношений с Черной Виленой? Может, взял глупый демон, одержимый непонятными идеями, и потратил все силы на земное воплощение и ничего не оставил на борьбу? Все, что было – на кон. Тогда вполне естественно, что ей нечего предложить, вот поэтому она и играет в загадки. Только концы не сходятся с концами: нечем объяснить то, что при знакомстве она довела его до изнеможения.

Она вся… несуразная, что ли. Такой продуманный до мелочей, такой отточенный образ и эта странная тяга к женскому началу. Добро бы постаралась пользоваться этим, так нет же! Попытки обольщения, как таковой не было. А уж эта раздражающая манера во всем идти до конца! До абсолютного конца! Что за глупость для демона? Особенно если учесть момент, к любовной игре не имеющий отношения, что конец у них один. Дэвис сильнее на весьма непродолжительный миг. И факт этот неприятен. Прошло полгода, она почти восстановилась, но его не покидает странное ощущение, что разговаривают они на равных.

Так не должно быть. Из них двоих кто-то должен быть господином. Нет, верх Черная Вилена не одержит, но почему кажется, что будет пытаться? И умрет, ведь, гадина, в этой попытке!

Наука демонология, устоявшаяся веками, обработанная, дополненная, весь опыт Дэвиса, не имели никакого отношения к одному единственному порочному демону! Поневоле задумаешься.

Предложить бы мудрым демонологам решить непростую задачку: откуда у Черной Вилены необъяснимое и безобразное стремление следовать женской логике? И ведь получается, чего греха таить! Откуда еще более необъяснимая страсть к… самопожертвованию – неужели он произнес это слово? Демон и самопожертвование! Огонь и вода! Скажи кому-нибудь – засмеют. Хорошо, что не принято болтать о проблемах с личными “друзьями”, как и проблемах со здоровьем, иначе Кресс давно бросил бы ему вызов, как умалишенному.

Черная Вилена не сдастся. Сломать ее легко, но взрастить цветок небывалой красоты – трудно. Трудно? Пока он предпочитает не произносить неприятное на слух слово “невозможно”. Оно лишает его уверенности в себе, а оттуда рукой подать до комплексов.

Но знать бы, что игра стоит свеч…

Черная Вилена многого просит. Но нельзя сказать, что просит невыполнимого. Но ей ни к чему это знать.

Властитель Крови силен. У Дэвиса нет никаких шансов. В таком случае, добиться победы можно, используя алогичные методы, нарушающие привычные законы. Если у тебя самого на их осознание ушло столько времени, что уж говорить о Властителе, которому предстоит разобраться во всем в одно краткое мгновение.

Пока все идет, как задумано. За исключением одного единственного звена…

Но отчего же закрадывается подозрение, что Черная Вилена знает, о чем он говорит?

5

Все хорошее когда-нибудь кончается. Лорисс поняла это в тот миг, когда на многострадальную голову обрушился ушат холодной воды. Она хотела откинуть со лба мокрые волосы, но руки, болезненно стянутые на запястьях, отказались ей повиноваться. Стон уже готов был сорваться с ее губ, однако возвращенное к бытию сознание, сочло за благо промолчать. Вместо этого Лорисс тяжело вздохнула и открыла глаза. На уровне ее глаз стояли черные кожаные сапоги с обитыми жестью носками. Свет, отразившись от металла, неприятно резанул по глазам, и Лорисс зажмурилась.

–Отлично, – сказал человек, которому принадлежали сапоги.

Лорисс почувствовала, как ее отрывают от земли. Голова стремительно понеслась вверх, в то время как ноги с трудом обретали устойчивость. От поднятой пыли Лорисс закашлялась, и острая боль голодным хищником сжала виски.

–Имя!

Какой властный голос у человека с седой шевелюрой. Пусть радуется: ему подарены лишние дни жизни. С того самого момента, как ее нож пролетел мимо, он будет жить в долг. Но все-таки она промахнулась. Есть ли надежда после такой вопиющей несправедливости, что проценты, набегающие за каждый вздох, каждое слово, лишний жест, окажутся для него непомерно тяжелыми, когда, а теперь отчетливей проступает сомнительное “если”, наступит время платить по счетам?