Текст книги "«Архангелы»"

Автор книги: Ион Агырбичану

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

XIII

Этой весной в Вэлень работали все толчеи. Вдоль реки шумело целое село водяных мельниц. Непрерывно вращались их черные колеса, из ковшей под серебристыми лучами солнца щедро выплескивались зеркальные блестки. Вокруг каждой толчеи среди куч дробленого камня, согнувшись в три погибели, сидели мужчины, женщины, подростки, промывали золото или блестящими кувалдами дробили каменные глыбы. Под грохот тяжелых пестов, безостановочно мельчивших кремневыми зубами золотоносную породу, молча работали люди в мокрой одежде, покрытой белыми пятнами кварцевой взвеси. Среди грохота пестов изредка раздавался крик – мальчишка подгонял поближе волов, тянувших повозки с породой. Тяжело переваливаясь через камни, скрипя всеми своими суставами, тянулись одна за другой по дороге телеги. По крутым горным тропам вереницей шагали понурые лошади с печальными глазами, тяжело нагруженные корзинами с золотоносным кварцем. Мальчишки, пронзительными криками понукавшие лошадей, иногда останавливали их и, сбившись в кучу, начинали копаться в породе. Кому удавалось заметить кусок с блестками золота, быстро прятал его в карман. Выбравшись на дорогу, мальчишки подбирали упавшие с возов куски породы. Таким образом каждый мальчишка в Вэлень имел собственные деньги и чувствовал себя независимым. Опорожнив корзины у себя во дворе, мальчишки возвращались в горы, но теперь уже верхом. Они мчались вскачь, им не было дела ни до лошадей, ни до болтавшихся корзин. Они летели стремглав, и каждый чувствовал себя полководцем.

В Вэлень было немало волов, ходивших в ярме, но лошадей еще больше. Некоторые прииски были так малы и расположены в столь неудобных местах, что доставлять оттуда золотоносный камень можно было только на спине маленьких лошадок с длинными жесткими гривами.

Говорят, если долго никто не умирал и вдруг кто-то помер, эта смерть потянет за собой другие. Редко бывает, чтобы человек уходил в одиночку.

Цеплялось одно за другое и в золотоискательском деле в Вэлень. Начали все «Архангелы». Вскоре и на других приисках обнаружилось золото, открылись новые жилы, образовались новые товарищества. Произошло это потому, что, поправив дела благодаря «Архангелам», жители Вэлень, работавшие рудокопами и возчиками, стали тщательнее разрабатывать и другие прииски. Кое-кто из золотоискателей понимал эту зависимость, однако большинство верило, что достаток свалился на них по воле горного духа с горы Корэбьоары, где, кроме «Архангелов», было еще три богатых прииска.

Во двор к Иосифу Родяну непрерывным потоком тянулись волы и лошади с камнем. Два больших и прочных колеса, приводивших в движение толчеи, вращались безостановочно день и ночь. Родян и здесь держал сторожей, но не проходило ночи, чтобы он, прихватив ружье, самолично не обошел обширный двор. Не доверяя никому, он вмешивался во все и собственными руками доводил до конца любую операцию, из которых состоит длительный процесс извлечения золота из породы.

Старики в Вэлень, наблюдая, как Родян сноровисто управляется с любым делом, частенько говорили: «Вот чертов мужик, будто с пеленок рос среди нас!» Кое-кто говорил иначе: «Чертов чужак! Явился богатеть на наших трудах!»

Иосиф Родян действительно был «чужаком» в Вэлень. Пришел он сюда лет тридцать назад из села на Муреше. Однако родиной его родителей, державших лавку, была даже не долина Муреша, а село на самом севере Трансильвании.

Родители, нуждаясь в помощи сына в лавке, поздно отдали его учиться. Поняв, что толку в лавке от него никакого, что он целыми днями бьет баклуши на улице, его отдали в гимназию. Срок призыва на военную службу застал его в пятом классе гимназии. На этом его ученье и кончилось, на военной службе он поднатаскался болтать по-немецки и сразу же после службы устроился нотаром, или письмоводителем, в сельскую управу[5]5
  Нотар, или письмоводитель, – служащий сельской управы (примэрии), исполняющий обязанности секретаря, нотариуса и судебного исполнителя.


[Закрыть]. Это были первые годы после провозглашения Австро-Венгерской империи[6]6
  Австро-Венгерская империя, в которую входила Трансильвания, где происходит действие романа, была провозглашена как двуединое государство в 1867 г.


[Закрыть], и знание немецкого языка ценилось тогда весьма высоко. В селе, куда его назначили на эту должность, Родяну не понравилось, и он через два года перевелся письмоводителем в Вэлень.

В Вэлень он явился верхом на белой кобыле, со старым саквояжем, притороченным к седлу. Старики в Вэлень еще помнят долговязого парня, ноги которого свисали до самой земли, когда он въезжал в село на своей кобыле. Дорога в те времена и вовсе была неухоженной, и на ней редко можно было увидеть бричку и еще реже – телегу.

Иосиф Родян обосновался со своим саквояжем в одной из комнат сельской примэрии и только и делал, что писал, ругался и ссорился с людьми, нагоняя на них страх громоподобным голосом. Крестьяне в те времена называли его не иначе, как «канцелярский детина».

С первых же дней исполнения им своих обязанностей жители Вэлень со страхом усвоили, что Иосиф Родян никому ничего не прощает. Срубит ли кто без разрешения ель, утаит ли золото, не выйдет на общественные работы – тут Родян был неумолим.

Мелкие прииски и в те времена разрабатывались в Вэлень, и надобность в лесе у людей возникала довольно часто: то нужно было укрепить вход в штольню, то поставить опоры в стволе. Не станешь же из-за каждого бревна бежать за разрешением! Что касается воровства на приисках, на толчеях, в лесу – то дело это было обычным с незапамятных времен. И хозяева прибегали к закону чрезвычайно редко. У каждого было заряженное ружье и наемная стража.

Однако новый нотар установил свой порядок. Он немедленно отыскивал вора, хотя потерпевший хозяин ни о чем и не заявлял. И тогда привлекал к ответственности как «ночных птиц», так и хозяев.

За эти два года нотар Иосиф Родян не приобрел себе ни одного дружка: ходил он везде и всегда один и если выпивал стакан вина, то тоже в одиночку. Жители Вэлень стали даже побаиваться его, несмотря на инстинктивное презрение, какое любой крестьянин испытывает к человеку более бедному, чем он сам, особенно если этот бедняк из господ или пришлый человек. А Иосиф Родян был, по мнению золотоискателей, беднее их всех: он не входил в долю ни в одном товариществе, не имел толчеи, у него не было ни волов с телегой, ни даже лошади.

Иосиф Родян жил отшельником, говорил лишь о том, что касалось службы, но зато пристально приглядывался ко всему и больше всех размышлял и прикидывал.

К концу второго года пребывания в Вэлень он письмом известил своих родителей о том, что в скором времени женится. Барышня его невеста или простая крестьянка, об этом он не писал, но родители даже подумать не могли о невестке из простых. Занимаясь торговлей, они смотрели на простых людей свысока. Велико же было их удивление, когда на настойчивые вопросы сын ответил, что избранная им невеста в школу не ходила, а зовут ее Марина Негру.

Его родители были первыми, кто узнал о его выборе. Ни бадя Ион Негру, ни его дочь Марина ни о чем подобном и не подозревали. Иосиф Родян ни разу не переступил порога их дома, ни разу не поговорил с девушкой наедине, даже не попытался сблизиться хоть немного с будущим тестем.

Отправив письмо родителям, Иосиф Родян пошел и попросил руки Марины. Ее родители застыли, разинув рты от изумления. Долгое время они не могли вымолвить ни слова: удивление и смущение их были безграничны. Родян спокойно ждал, когда они опомнятся.

– Дочь наша не обучена, домнул письмоводитель, – еле вымолвил Ион Негру.

– Научится. Мне и не нужна жена, которая слишком много знает.

– Да ведь, домнул письмоводитель… – открыла рот мать, но так и не закончила.

– Я прошу в жены вашу дочь Марину. Ведь она у вас одна?

– Одна, – хором подтвердили родители.

– У вас две толчеи. В приданое я прошу одну толчею и десять долей из двенадцати в принадлежавшем вам прииске «Архангелы».

– «Архангелы» – заброшенный прииск, домнул письмоводитель. Уж много лет, как мы там копаемся, а не работаем, – удивился Ион Негру. – Лучше я выделю вам долю на прииске «Шпора». Настоящая штольня и золото доброе дает.

– Я прошу только десять долей от «Архангелов», – спокойно повторил Иосиф Родян.

– Берите тогда все двенадцать!

– Тем лучше! Значит, договорились?

Муж и жена недоуменно переглянулись, потом ответили, отводя глаза в сторону:

– Спросим и дочку, домнул письмоводитель.

– Ладно, спросите. А вечером дайте мне ответ, и ваш, и дочки, – решил Родян и вышел.

Ион Негру в те времена был самым богатым в селе человеком, держал пятерых рудокопов и исправно платил им каждую неделю. К тому же жил скупо и даже еду в дом покупал с оглядкой. Было у него два работника и шесть волов. И все-таки честь, какую ему оказывал письмоводитель, была очень велика: никто еще в Вэлень не выдавал дочери за барина. Священники, письмоводители обычно приезжали в село уже женатыми. Ион Негру сразу смекнул, что Родян любой ценой хочет войти в дело по добыче золота, и тут же сообразил, что если не его дочка, так чья-нибудь еще станет доамной письмоводительшей. Иного пути стать совладельцем какой-либо шахты в Вэлень в те времена не было. Кое-кто сдавал шахты в аренду, но чтобы продавать доли, такого не случалось: надежда на будущее богатство никогда и никого не покидала окончательно.

Ион Негру понял еще и то, что от этого брака будет и ему немалая польза: не пустое дело быть родней письмоводителя сельской управы, тем более такого ревнителя порядка, как Иосиф Родян.

Родители быстро столковались и в тот же день преподнесли новость Марине. Девушка стала белее мела и целую ночь проплакала. Родяна она не знала и ничего, кроме страха, перед великаном не испытывала.

Однако спустя две недели к удивлению всего села состоялась свадьба.

После свадьбы Марина продолжала одеваться по-деревенски. Лицо у нее было постоянно печальным, и, казалось, она чем-то больна. Было видно, что замужество не принесло ей счастья. Ходила она понурив голову и краснела до ушей, если к ней обращались «доамна нотарица».

Как-то ночью, спустя несколько недель после свадьбы, письмоводитель потихоньку выбрался из своей каморки при примэрии и во дворе разрядил двустволку. Грохот выстрела затих вдали, и какая-то тень поспешно перемахнула через высокий дощатый забор.

С той ночи Марина на долгое время будто лишилась дара речи, еще больше побледнела, и если выходила из дому, то только навестить родителей.

Пошли дети, умножились заботы и хлопоты, и Марина, казалось, даже и не вспоминала о парне, в которого стрелял Родян. Она даже не менялась в лице, если какая-нибудь из подружек успевала шепнуть о нем на ухо.

Но и Иосиф Родян не упоминал никогда этого парня, которого напугал так, что тот даже примэрию обходил за версту. Родян заметил его во дворе, узнал, прицелился и выстрелил. И вина не Родяна, что не убил он этого парня, а ночной темноты. Однако урок парень получил на всю жизнь. Родян с Мариной даже словом не обмолвился о случившемся.

У письмоводителя, впрочем, и времени не было на разговоры. Сразу же после свадьбы он самым тщательным образом занялся «Архангелами». За два года работы в селе он заметил, что кражи золота чаще всего происходят на этом прииске, хотя разработка там велась еле-еле. Много раз доводилось ему слышать, как рудокопы перешептывались между собой: «Были б деньги, из „Архангелов“ несметные богатства можно было бы выкачать!» Излазив все штольни и забои, Родян убедился, что треков, которые уже пробиты, мало, чтобы развернуть работы. Только на восстановление основных стволов, обвалившихся почти по всей длине, нужно затратить целое состояние.

За два года молчаливого пребывания в селе Иосиф Родян изучил почти все работы, из которых складывается добыча золота, начал различать породы, в которых оно содержится, и те, натолкнувшись на которые обрываются золотоносные жилы. Изучив до мелочей штольни «Архангелов», он уверился, что у прииска блестящее будущее, однако требует оно больших расходов. Потому-то Ион Негру и забросил разработку, оставив в штольне одного рудокопа. Родян решил:

– Сперва нужно сколотить деньги!

И он взял в аренду сначала одну маленькую шахту, потом вторую и третью и начал работать с таким рвением, что тесть, глядя на него, задумчиво говорил:

– Этак на деревянные грабли скоро станешь похож.

После свадьбы Иосиф Родян стал охотно заводить разговоры с рудокопами, участвовать в их попойках. И люди мало-помалу изменили отношение к «канцелярскому детине». Многие, как Ион Негру, советовали ему не бросать безрассудно деньги на ветер.

– Можешь обжечься, домнул письмоводитель, – говорили ему. – Мы вот от дедов-прадедов имеем дело с золотом и знаем: штольню пробивать – чистое разорение. Будь осторожен, как бы не обжечься.

– Вылечу в трубу, но дела не оставлю, – твердо отвечал Родян, и глаза его блестели из-под кустистых бровей. Великая надежда укрепляла его сердце. Но сколько раз, выдавая в субботу вечером очередную получку рудокопам, он говорил про себя: «А в следующий раз нечем».

Два года прошли в лихорадочной работе, а золото все не давалось в руки. В конце концов осталась одна штольня, подававшая надежды, – «Заброшенная», но и она безответно поглотила деньги Родяна. Он начал понемногу влезать в долги. Деньги, полученные от родителей, он давно растратил и теперь принялся подписывать кабальные векселя. Под ручательство тестя ему довольно легко удавалось доставать деньги.

Шесть лет Иосиф Родян разрабатывал «Заброшенную». Рудокопы только покачивали головами, видя, как он мечется день-деньской, позабыв про канцелярию и про службу. Родян даже нанял писаря, пугая его каждое утро своим громоподобным голосом.

Дети между тем подрастали. Трех дочек и Гицу пора было отдавать учиться. Марина проклинала тот день, когда стала «барыней», проклинала «спятившего мужика», как она называла мужа, который не желал от нее слышать ни единого слова, зато сам держал в страхе и трепете весь дом своим громовым басом.

Жители Вэлень толковали о письмоводителе:

– Не остановится, пока шею не свернет!

– Деревянными граблями стать хочет…

– Такое творить – вконец разума лишиться! Прости господи!

– Ох, Марина горемычная!

– Не сладкая у нее жизнь.

– Горькое ее боярство!

Но Иосиф Родян никого не слушал. Сдвинув брови, блестя глазами, гнался он за всеми зайцами разом. Жители Вэлень опасались проштрафиться: не дай бог, попадешь под горячую руку нотара, обуянного лихорадочной деятельностью.

Кончилось тем, что жители села Вэлень возненавидели своего нотара.

В конце шестого года лихорадочной работы Иосифа Родяна в «Заброшенной» штольне первые люди села собрались, посоветовались и решили направить вышестоящим властям жалобу с просьбой отозвать из села «сумасшедшего, почитающего нас за собак, а не за людей». Когда жалобу, красиво переписанную учителем, собирались уже отправить, к письмоводителю явились рудокопы и сообщили, что уперлись в твердую породу.

Иосиф Родян улестил старейшин села, и жалобе не дали хода. Глаза у него подобрели, голос потерял былую жесткость. Казалось, он переболел тяжелой неведомой болезнью, после которой даже кости у него размягчились.

В это же время и банк приостановил ему кредит. Только благодаря настоятельным просьбам и заступничеству нескольких друзей Родяну удалось отсрочить немедленную выплату по векселям.

Люди стали смотреть на него с сочувствием.

– Узнал, почем фунт лиха, – говорили одни.

– Этого урока ему на всю жизнь хватит, – вторили другие.

Однако человек, который так дерзко отважился «пытать свою судьбу», вызывал невольное уважение.

Полгода Иосиф Родян молча работал в канцелярии. Привел в порядок запущенные дела, за которые уже не раз получал дисциплинарные взыскания, и Марина, успокоившись, даже благодарила бога за то, что «утихомирил» мужа.

Но весною Иосиф Родян заявил жене:

– Теперь начнем работать у «Архангелов»!

– Чего? – переспросила Марина, не разобрав, что муж упомянул название шахты.

– «Архангелов» начнем разрабатывать!

– Заброшенную шахту?

– Не совсем заброшенную: все-таки один человек там каждый день ковыряется, – весело отвечал Родян.

– А ты с отцом посоветовался? – спросила Марина, побледнев.

– Я с самим собой посоветовался. Эту шахту стоит как следует подоить.

– Ты шутишь, Иосиф? – забрезжила у Марины слабая надежда.

– Не шучу. Работу на прииске надо поставить на широкую ногу, а то нам никогда не подняться.

На этом разговор был окончен: мнение жены Иосифа Родяна не интересовало.

На следующий день он нанял еще трех старателей.

Однако Родян понимал: расходы будут так велики, что без кредита, особенно поначалу, ему не обойтись. Поэтому скрепя сердце он продал две доли Василе Корняну и по одной Унгуряну и Прункулу. Из двенадцати долей шахты «Архангелы» у него осталось восемь.

Зато нанято было еще трое рабочих, и работа на прииске закипела всерьез.

На первом же заседании нового акционерного общества Иосиф Родян был избран управляющим прииска. Решили также очистить старый вход только на пятьдесят метров и пробивать новый ствол в левую сторону. Пройдя метров десять нового ствола, наткнулись на породу, дававшую двадцать пять – тридцать граммов золота на пуд камня.

* * *

Первое свое золото Иосиф Родян намыл лет пятнадцать тому назад. С тех пор колесо фортуны поворачивалось не один раз. Бывали времена, когда недели и даже месяцы подряд порода из штольни шла богатая, не меньше двенадцати граммов золота с пуда. Вслед за богатыми неделями шли бедные, когда золотая жила скудела, превращалась в ниточку, и на поверхность поднимали огромные глыбы камня, которые выцветали и трескались под солнцем.

В первый же год «Архангелы» дали столько золота, что Иосиф Родян расплатился с большей частью своих долгов. Потом из года в год работы на прииске расширялись, и на четвертый год «Архангелы» стали знамениты: прииск дал чистого золота на продажу тридцать килограммов.

К этому времени были расчищены все обвалившиеся ходы, проложены штольни, и рудокопы в Вэлень только и говорили, что о богатствах, которые скрывают «Архангелы». Росло число рудокопов, работающих на прииске, и все больше воловьих упряжек и лошадей нанимало акционерное общество «Архангелы». За короткое время это название стало словно бы осью, вокруг которой завертелась вся жизнь села Вэлень. Деньги, заработанные на этом прииске, позволили оживить и другие дела. Все село пришло в движение, чего раньше никогда не бывало.

Иосиф Родян стал в глазах жителей Вэлень человеком и грозным, и достойным уважения, перед ним все привыкли загодя снимать шляпу.

Он начал полнеть и казался теперь еще огромнее. Детей своих он отдал в гимназию и никогда не забывал никаких платежей и взносов. В канцелярии держал уже двух писарей и сам только подписывал бумаги, для чего ежедневно являлся в примэрию в пять часов Дня ровно на полчаса.

Снова на него пошли жалобы. Но имя Иосифа Родяна было теперь известно по всей округе, так что прямое начальство закрывало на эти жалобы глаза. Жители Вэлень все чаще стали называть его не «домнул нотар», а «домнул управляющий», и с каждым днем все с большим почтением.

Почувствовав, что мешочки с золотом придали ему весу, Иосиф Родян стал наведываться в город, где у него появились друзья. Мелкая сошка набежала без всякого приглашения. Людей значительных пришлось завоевывать.

Обладая острым чувством реальности, Иосиф Родян, поговорив несколько раз с первыми лицами города, понял, что воспитание его и образование оставляют желать лучшего. Продолжать образование, прерванное на пятом классе гимназии, было поздно, но он сразу сделал единственно возможное и подписался на все румынские и немецкие газеты и журналы. Прочитывал он их от передовицы до самых незначительных заметок, тратя на это каждую свободную минуту. Польза от чтения не замедлила сказаться: словарь его обогатился, расширился, и говорить он стал гораздо свободнее, употребляя научные термины, понемногу стал разбираться в проблемах, обсуждавшихся в газетах, и испытал большое удовлетворение, обнаружив, что может порассуждать в кофейне и с адвокатом, и с доктором. Надо сказать, что наука и литература не слишком его интересовали, но, убедившись, что чтение газет приносит ему немалую пользу, он стал регулярно подписываться на всевозможные газеты и журналы.

Уже после первых разговоров с представителями городской интеллигенции Родян почувствовал, что стоит ему только пообтесаться и приобрести некоторый лоск, как он забьет всех, став самой значительной фигурой и в этом кругу. Он знал, что за спиной у него «Архангелы», а это стоило многого.

Однако в глазах окружающих Родян на всю жизнь остался человеком со странностями. Люди, которыми он окружал себя, считая наидостойнейшими, на деле не пользовались ни уважением, ни симпатией окружающих, будучи весьма сомнительными личностями. В свой час они произвели на него впечатление взглядом, осанкой, жестом, и эта поверхностная симпатия чаще всего была для него решающей, переубедить его редко когда удавалось. Добрых отношений с ним никто не сторонился, ни богатые люди, ни в особенности те, кто вот-вот мог разбогатеть. И все-таки чаще всего он оказывался в компании старого Поплэчана, кандидата Войку и им подобных.

Присущи ему были и смешные черточки, которые неизбежны для всех недоучек, если только они не обладают особой врожденной интеллигентностью. Так, например, с той поры как слава «Архангелов» прокатилась по всей округе, Иосиф Родян старался по-другому ходить, разговаривать, даже смотреть, стремясь казаться как можно значительнее; но ловко перенимать чужие жесты и манеры он не умел и потому выглядел в глазах горожан зачастую нелепо. Так вот и получилось, что односельчане относились к нему всерьез, считая основательным и даже суровым человеком, а горожане, ради которых он выучил множество разных поз и ужимок, всерьез его не принимали. Две-три городские семьи неизменно держались на расстоянии от управляющего «Архангелов».

Но и те, что охотно поддерживали с ним дружеские отношения и никогда не подвергали обсуждению ни его поступков, ни манер, разделились на два лагеря, увидев его жену Марину, впервые нарядившуюся в городское платье.

– Не надо ей было отказываться от привычной крестьянской одежды! – утверждали одни.

– Городская ей больше подходит. Когда муж переходит в другой социальный слой, жена должна следовать за мужем, – возражали другие.

Но не Родян заставил Марину переодеться. С той поры как они зажили на широкую ногу, Марина стала по-иному смотреть на жизнь. Муж перестал кричать на нее и не пугал больше детей, в дом к ним к тому же зачастили разные господа. И Марина с удовольствием стала вкушать те блага, которые предоставляла ей жизнь как жене богатого человека. Не отстать от нее старались и другие женщины, чьи мужья владели доходными приисками, и тоже наряжались в дорогие модные туалеты.

По правде говоря, поначалу Марина чувствовала себя в городском платье очень неловко, оно стесняло ее и даже мешало ходить, стыдилась она и появляться в нем на людях: какой-то голос в глубине души твердил ей, что не пристали ей городские наряды! Но мало-помалу она привыкла, освоилась и с платьем, и с положением, и ей стало казаться, что только теперь она превратилась в настоящую жену нотара.

Три года назад на прииске было добыто много самородного золота. Тогда же молодой врач из города попросил руки старшей дочери Родяна, домнишоары Марии. Иосиф Родян, хотя ему и не нравился белокурый и голубоглазый, словно немец, молодой человек, живший весьма обособленно, все-таки выдал за него свою дочь. Когда стало известно, какое приданое принесла с собой Мария, пораженные горожане долго переглядывались между собой, а ее сорок тысяч послужили темой самых оживленных разговоров. Иосиф Родян сразу же вырос в глазах общества, и в городе не осталось ни одного семейства, которое не принимало бы его с распростертыми объятиями.

Приданое Марии между тем попало в надежные руки. Доктор Илие Врачиу, перебравшись вскоре в большой город, из года в год приумножал исходный капитал. После свадьбы и у «Архангелов» дела пошли лучше. Сорок, потом шестьдесят, потом семьдесят рудокопов денно и нощно трудились в глубинах горы Корэбьоары. То и дело они натыкались на самородное золото, а главное, золотоносная жила становилась все толще и богаче. Самые заядлые скептики в Вэлень уверовали теперь в счастливую звезду Иосифа Родяна. Все больше и больше народу предлагало ему свои услуги. Каждому хотелось работать у «Архангелов» – рудокопом ли, сторожем, возчиком или погонщиком. Применительно к рудокопам особенно справедлива поговорка: «Кто медом мажет, у того и доски лижут». Жители Вэлень относились все с большим почтением к управляющему Родяну, а с некоторых пор стали поговаривать, что у него тайная связь с нечистой силой, с горными духами и даже с самим дьяволом.

Если рудокопы не сомневались больше в счастье Иосифа Родяна, то и сам он в будущем не видел ничего, кроме мешков, набитых золотом. Он настолько уверовал в неисчерпаемость золота у «Архангелов», что был одержим одним желанием: добыть побольше золота и обеспечить дочерям такое приданое, чтобы вся округа только и говорила, что об управляющем «Архангелов». Случались у него и такие минуты, когда мечтал он, чтобы о нем заговорила вся страна. И надо думать, что такие минуты случались у него совсем не редко, потому что частенько он вызывающе поглядывал на незнакомых ему людей, словно желая сказать: «Почему же вы мне не кланяетесь? Разве вы не знаете, что я управляющий „Архангелов“?»

Слепая вера в свой прииск и желание вызывать восхищение собственной персоной – вот две страсти, которые росли день ото дня. Пожалуй, только эти два чувства и заполняли душу Иосифа Родяна. Он давно уже подумывал уйти со службы, но опасение, что односельчане станут к нему менее почтительны, удерживало его и заставляло заниматься делами, которые до смерти ему надоели.

Только два года назад, когда стали прокладывать новую галерею, он решился наконец подать в отставку.

Вечером в самом хорошем расположении духа вернулся управляющий с прииска. Первые взрывы потревожили девственную породу и показались ему торжественным гимном близкой и решительной победе. Он чувствовал себя могучим полководцем, который прозревает в дымке будущего, как его преданные солдаты окружают со всех сторон вражеское войско, и нет врагам спасения. Коротко обрисовал он положение дел жене. Сообщил ей, что как можно быстрее нужно поставить еще четыре «ступки». И тут как раз явился посыльный из примэрии и положил на стол пачку писем.

В первом же письме, которое вскрыл Родян, содержалось распоряжение выслать в двадцать четыре часа финансовый отчет примэрии, иначе будет наложен штраф в сто злотых, поскольку это уже третье напоминание. Прочитав распоряжение, Иосиф Родян швырнул на пол все письма, выхватил лист бумаги и написал прошение об отставке.

– Отнеси это в канцелярию, – закричал он на рассыльного, показывая на разлетевшиеся по всему полу конверты, – и со всей этой дребеденью больше ко мне не являйся!

– Слушаюсь, господин управляющий.

Побледневший посыльный подобрал письма и поспешно вышел из дома.

Марина, молча наблюдавшая за этой сценой, спросила:

– Что ты делаешь?

– То, что давно должен был сделать. Больше не желаю зависеть от всяких голодранцев и проходимцев! – отвечал Иосиф Родян, складывая вчетверо бумагу.

– Ты уходишь со службы? – бледнея, спросила жена.

– А ты, что, не понимаешь? – на нее взглянули свирепые круглые глаза.

– Нехорошо, Иосиф, неправильно ты поступаешь, – стала укорять Марина. – Какое ни на есть жалованье, но в тяжелые времена…

– Какие еще тяжелые времена! – оборвал ее возмущенный муж.

– «Архангелы» не могут без конца давать золото!

– Глупость! Глупость чистой воды! Приснилось тебе, что ли, что-то? – ухмыльнулся муж.

– Не глупость это, Иосиф. Мы же знаем, что прииски то дают золото, то скудеют. И в тяжелые времена…

Муж вскочил и начал кричать на жену, как в былые годы.

– Я тебе скажу, почему ты держишься за эту проклятую службу! Скажу, скажу! Ты думаешь, тебя перестанут уважать, как уважали до сих пор! И не спорь! Я тебя знаю! Иди сюда, я тебе покажу! – Родян схватил за руку Марину и силой подвел к окну. (Они только что переселились в новый дом.) – Видишь это село? – Иосиф дернул жену. – Оно мое со всеми потрохами. Я всех жителей вместе с детишками держу в кулаке. Видишь дорожки и тропинки по склонам? Все они сходятся у меня во дворе. Смотри, смотри во все стороны! Недолго ждать, когда всякий, кто захочет пройти между Корэбьоарой и горой Влэдень, не минует порога моего дома! Я буду здесь всех сильней, всех страшней! На что мне эта паршивая службишка!

Родян умолк, тяжело переводя дух. Говорил он это скорее для себя, чем для жены. Ведь это ему казалось, что он перестанет быть уважаемым человеком, если оставит службу в примэрии. Он искал подходящего предлога, чтобы разразиться гневом и отогнать от себя мысли, которые давно его тревожили. После вспышки гнева Иосиф Родян и вправду почувствовал себя уверенней.

Марина же и в самом деле боялась, что муж останется без службы. Она сохранила здравый смысл и трезвое чувство реальности, а по опыту своих родителей знала, что даже самые лучшие прииски, иссякнув, оставляли своих владельцев у разбитого корыта.

– Поступай как знаешь! – с горечью сказала она и вышла.

– Ни за что не передумаю! – крикнул ей вслед все еще не остывший Иосиф Родян.

На следующий день произошла первая перепалка с примарем Корняном и особенно с Прункулом из-за новой галереи. Четвертый акционер, Унгурян, одобрял все, что ни делал управляющий. Ни Корнян, ни Прункул не присутствовали при первых взрывах, обозначавших начало новых работ. На следующий день они отправились на прииск и, внимательно рассмотрев куски породы, пришли к убеждению:

– Место для новой галереи – неподходящее!

К Прункулу присоединился и Корнян:

– Так и я думаю. Что делать будем?

– Скажем управляющему. Тут работать – только деньги на ветер бросать!

– Сказать-то мы можем, а будет ли толк? – засомневался Корнян. – Ты же его знаешь! Он уверен, что в старательском деле никто больше него не смыслит.

– Пусть думает. Но в доле как-никак мы состоим, – бодрился Прункул. – Сегодня же ему скажу. Глупо ведь понапрасну деньги тратить.

Сразу же после полудня они разыскали Иосифа Родяна, но тот и слышать не желал об изменении плана.

– Вот увидите, добьюсь богатства и без ваших советов! – заявил им Родян.

– Приходится советовать, домнул управляющий, потому как штольни проглатывали и большие состояния, – заметил Прункул.

– Ты, что, боишься обеднеть? Выходи из общества и живи богачом! Кто тебе мешает? – разозлился Родян.

Оба акционера ушли как побитые, опустив головы. Они поняли – с Иосифом Родяном шутки плохи. Нужно или держаться его и идти с ним до победы или поражения, или расставаться с «Архангелами». Новые работы пугали их, но и от прииска просто так не отмахнешься. Как откажешься, если он всего лишь на Две доли приносит четыреста – пятьсот злотых в неделю!