Текст книги "Николай Кровавый. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Игорь Аббакумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 106 страниц)

Но есть ещё один момент. В России живут не только православные христиане. Лютеране, католики, иудеи, магометане… С ним государству тоже нужно что то делать. Как в центре, так и на местах. Раньше эти вопросы решались при помощи Святейшего Синода. Но уже независимой церкви до этого нет и не будет дела. А это неправильно. Государству следует помочь в отношениях с другими конфессиями. Поэтому стоит часть церковных служителей оставить на содержании государства, ибо только они обладают нужными знаниями в такой деликатной сфере. Следует образовать при кабинете министров Совет по делам религий и культов. Работать в нем будут люди, которых делегирует уже сама церковь. Но кроме центрального Совета, стоит образовать аналогичные губернские Советы. Работники этих советов будут являться государственными служащими, а в вопросах веры по-прежнему являться частью церкви.

Чувствовалось, что последнее предложение весьма понравилось церковникам. Получалось, что помимо содержания от казны, они по-прежнему сохранят разного рода подношения от иноверцев.

Выступление Ильича сыграло роль катализатора споров. А они возникли сразу по многим поводам и я начал опасаться того, что поднятые в речи вопросы опять заболтают. К счастью, этого не произошло. Предложение фракции большевиков решили отдать на рассмотрение рабочей комиссии, а собор сделал перерыв в своей работе. Мне это было на руку. Рассчитывать, что все проблемы можно решить за неделю, право не стоило. Тут требовалась основательная работа по каждому из поднятых вопросов. Единственное, что требовалось срочно решить: вопрос о крещении в православную веру болгарского княжича Бориса, который на днях внезапно осиротел. Осиротел не в том смысле, что участники военного переворота в Софии убили его родителей. Этого не было. Радко-Дмитриев и его соратники поступили иначе. Отстранив Фердинанда от власти, они запретили ему и его супруге проживать в Болгарии, а заодно отказались их содержать.

Итак, оставшемуся без родительской опеки ребёнку, требовались крёстные отец и мать. Болгарская хунта, названная ради приличия Регентским советом, желала, чтобы крёстным отцом ребенка был я, а крёстной матерью одна из наших великих княгинь. Я же, как уже ранее говорил Фердинанду, склонялся к тому, что стану идти навстречу пожеланиям лишь получив на это согласие Поместного собора.

Тем временем, закончился перерыв в работе Поместного собора и его работа возобновилась. Причем, продолжение работы мне понравилось больше, чем начало. Всё-таки правильно я сделал, что привлёк к работе Ильича. Заговорив про экономическую опору, он тем самым заставил собравшихся спуститься с небес на землю и начать думать о том, как и на какие средства им жить дальше?

Фактически начался мозговой штурм, в ходе которого рождался своеобразный бизнес-план. Этому способствовало и то, что среди делегатов из мирян были представители промышленного и торгового сословия. Потому и стало возможным сформировать Хозяйственную комиссию. Начала она работу с того, что составила список тех промыслов, развитие которых под эгидой церкви не сочтут предосудительными. В основном речь шла о делах богоугодных, таких как производство медикаментов, продуктов питания, детских игрушек… Список богоугодных дел, способных приносить прибыль рос и ширился. Помимо комиссии, над этим вопросом работала общественность, помогая РПЦ решить вопросы самостоятельного существования. И когда комиссия наконец то свела все поступившие предложения воедино и озвучила их на очередном заседании Собора, делегаты испытали самый настоящий шок: оказывается, судя по предварительным прикидкам, апостол Павел был прав! Если оторвать седалища от нагретых мест и как следует потрудиться, то церковь перестанет нуждаться в государственной поддержке. Что она сама, своими силами, может не только обеспечить себе экономическую независимость, но и идти вперёд, осваивая дикие до сей поры места.

Именно так всё это выглядело в идеале. А как будет на практике? Первым, с разгромной критикой предложенной на рассмотрение экономической программой, выступил представитель партии христианских социалистов Георгий Апполонович Гапон.

– Братья! Что вы задумали? Разве вы забыли о том, что нельзя служить одновременно Богу и Маммоне? Вы хотя бы подумали, к чему приведёт то, что вы предложили? Вы посмотрите на лица некоторых собравшихся здесь! Взгляните им прямо в глаза! Вы увидите в них не жажду служения, а жажду наживы. Мысленно они уже на пути к алтарю Маммоны. Хитёр и коварен враг рода человеческого и презренные шекели – оружие его. А вместе со сребролюбием рука об руку шествует властолюбие. Разве не видите вы, как богатые порабощают бедных? Разве не поняли вы, кем станут священнослужители, копящие богатства с помощью труда народного. Истино говорю: всякий, дорвавшийся до богатства со временем превратит рабов божьих в рабов своей мошны. Стоит церкви нашей начать богатеть, как добытые ей богатства немедленно станут собственностью немногих пастырей, а защита этих богатств станет важнее спасения души своей.

Опомнитесь братья! Не поддавайтесь соблазнам! Не ведите Церковь нашу навстречу гибели! Оглянитесь же вокруг себя! Фабричный люд давно вступил в борьбу с хозяевами фабрик. Превратив церковь в дельца, вы сделаете её столь же жадной и бессовестной, какими являются обычные дельцы. И тогда поднимутся христиане на борьбу не с кем-нибудь, а со своей собственной церковью. Почему? Да потому что уразумеют люди, что ведут их пастыри не к Истине, а в рабство.

Странное впечатление производили речи этого человека.

«Не было более косноязычного человека, чем Гапон, когда он говорил в кругу немногих. С интеллигентами он говорить не умел совсем. Слова вязли, мысли путались, язык был чужой и смешной. Но никогда я ещё не слышал такого истинно блещущего, волнующегося, красивого, нежданного, горевшего оратора, оратора-князя, оратора-бога, оратора-музыки, как он, в те немногие минуты, когда он выступал пред тысячной аудиторией завороженных, возбуждённых, околдованных людей-детей, которыми становились они под покоряющим и негасимым обаянием гапоновских речей. И, весь приподнятый этим общим возбуждением, и этой верой, и этим общим, будто молитвенным, настроением, преображался и сам Гапон».

Сам же Гапон был уверен, что сила его речей состоит в том, что его устами говорит Бог. Так это или нет, но впечатление его страстная речь произвела на многих. Прения возникли практически сразу. Много кто выступал, после этого. Не все соглашались с его доводом, но некоторые выступающие соглашались с тем: что принятие предложений комиссии к исполнению, заведёт православных куда то не туда. Собравшиеся никак не могли прийти к единому мнению. И тогда попросил слова Иосиф Джугашвили.

Не был этот "чудесный осетин" выдающимся оратором. Что не мешало ему убеждать людей в своей правоте. Следя за ходом дискуссии, я был уверен в том, что он не станет отмалчиваться и выскажется по полному. И Джугашвили не подвёл меня. Начал он свою речь с того, что правы обе спорящие стороны. Правота одной в том, что вождь, ведущий народные массы не должен находиться на содержании у посторонней силы. Потому что это уже не вождь, а марионетка. Такой к счастью людей не приведёт. Поэтому обрести независимость в хозяйственном плане, содержать себя собственным трудом, Церковь просто обязана. Но правы и те, кто бьёт тревогу по поводу дурного влияния богатства на людей. Особенно на тех, кто к этому богатству ближе всех находится. Такие вожди опасны для ведомых. Но это не значит, что следует отказаться от обретения материальной основы своей независимости. Поэтому нужно искать подходящее решение, а не хоронить идею. Лично он, Джугашвили, считает, что защитой от предсказанной опасности закабаления народа, может служить подходящая форма собственности. Тут ничего выдумывать не нужно. Что из себя будут представлять работники принадлежащих церкви предприятий? Самые настоящие церковные приходы! Но если блага создаются совместными усилиями всего прихода, то и распоряжаться полученной прибылью должен сам приход, а не назначенные кем то сверху люди. Таким образом, общинно-приходская форма собственности не позволит никому чрезмерно обогащаться и тем самым загнать в рабство своих братьев и сестёр во Христе.

Но не стоит ограничивать решением одних только экономических проблем жизнь прихода. Есть и другие проблемы, требующие решения. Например: социальные и кадровые. Не стоит забывать последних изменений в стране, в сфере местного самоуправления. Целью этих изменений было дать возможность народу самому решать свои, чисто местные проблемы. В волостях и уездах происходит замена назначаемого "сверху" начальства, выбранными на местах народными представителями. Которые лучше знают нужды и чаяния своих земляков. Но и Церкви стоит идти точно таким же путём.

Для собравшихся не секрет, как на самом деле относится народ к священнослужителям. Будучи назначенными сверху церковным начальством, они давно стали чужеродным элементом для окормляемой ими паствы. Большинство их не пользуется никаким авторитетом в народе. Да они и сами не очень стремятся его завоевать, ибо "пришли в церковь не ради Иисуса, а ради хлеба куса". С этим нужно заканчивать. Каким образом? Ввести выборность приходских священников.

Вот это, последнее предложение мне особенно запало в душу. Тут ведь дело в чём? В нынешнем своём качестве я христианин лицемерный. В душе как был, так и остался атеистом. Но так как положение обязывает, то все необходимые по должности обряды я соблюдаю. Чтобы не смущать умы людские. Точно такими же безбожниками были и родители мои. Зато с дедами и бабками было всё намного сложней. Верующими они конечно были, вот только совсем не на тот манер, на который принято здесь веровать. Из староверов они. Беспоповцы поморского согласия. Дед по матери, Александр Иванович, как то объяснял мне те вещи, которые мне однажды стали интересны. А меня тогда интересовал вопрос: что не поделили между собой старообрядцы и официальная церковь? Неужели манера крестить особенным образом свои лбы, была настолько людям важна, что они заживо себя сжигали?

– Нет, Коля! – отвечал мне дед, – каким манером креститься – дело десятое. Хохлы да греки всю жизнь крестились "армянским кукишем" и никому дела до этого не было. Как молитвы читать, да к каким иконам прикладываться – дело конечно важное, но и тут могли без вражды разойтись. Тут другое замешано. Произвол сатанинский – вот из-за чего люди в огонь пошли.

– Так в чем произвол то состоял?

– А ты Коля вспомни, откуда комсорги ваши выпрыгивают? Их что, начальство своим повелением назначает? Вы ведь их сами выбираете. Да не насовсем, а на срок. Прошел срок, не нравится вам вожак – другого выбрали. А коль совсем гнилым оказался, то и из комсомола турнёте. Так ведь?

Всё это было так. И выбирали, и выгоняли своею волей. Старшие товарищи конечно приглядывали за этим делом и иногда "рекомендовали". Но такого, чтобы выбранного на собрании комсорга "наверху" не признали, такого не было. Дальше "первички" демократия заканчивалась. Там уже выбирались не выдвинутые коллективом кандидаты, а отобранные и рекомендованные как минимум райкомом. Но порядок в общем то был таков: начальный старт комсомольской карьеры даёт "первичка", а выше – тут уже от тебя самого зависит. Но в любом случае, если комсорга на ранней стадии народ отстранил от руководства – карьеры по общественно-политической линии он не сделает. Закрыты ему тут все пути. Но неужели и в Церкви было точно так?

– Было! – уверенно говорил мне дед Саша, – по другому и быть не могло. Слышал небось: "Каков поп, таков и приход!" Только поп при таких порядках был не из кого попало. Людям ведь нужно не пустое место, а почтенный и уважаемый человек. Такой, который со своей паствой всегда заодно. И если село бунтовало, то и поп ходил в атаманах, а не в карателях. И на каторгу как зачинщик бунта шел, да не скулил при этом. Перед барином не холуйствовал. Наоборот, он хоть и в лаптях, а бояре ему кланялись, да не смотрели на то, что мужиком от него пахнет. Такой, если нужно, то и своему начальству не побоится слово поперёк сказать. Хоть нашего протопопа Аввакума возьми: знал за собой правду, по правде жил и правдой своей не торговал. Пришло время: ни патриарх, ни сам царь не сумели с ним сладить. Такого только убить можно. А покорить не выйдет. Вот каковы были попы! Не то, что ныне.

– Дед, но ведь выбрать можно кого то не того.

– Кого не того? – начал заводиться дедуля, – откуда "не такой" там, где все друг-друга знают как облупленных?

В общем, интересный у нас тогда разговор вышел. Дедуля говорил о том доверии, которым пользовался избранник у народа. Взять такую вещь, как приходские деньги. Оказывается, это не только то, что жертвовали на церковные нужды. Это ещё и те деньги, что народ хранил не где-нибудь, а в церкви своей. Почему? А потому что даже разбойнику было страшно грабить церкви. Ограбь церковь и вся округа начнет охоту на святотатца. Сами разбойники откупятся от расправы головой такого беспредельщика. И кем тогда считать патриарха Никона, который сделал то, что не решались делать разбойники – ограбил церкви?

– Истинно сатанинское деяние! – уверял меня дед, – украсть у народа то, к чему права не имел даже касаться. Да не в деньгах дело. Коли нужно, нешто люди бы не поняли? Не впервой последнюю рубаху отдавать да последний хлеб делить. Коли нужда приспела, ты скажи и люди пожертвуют достатком своим. Так нет же, силою нужно было брать! Ну не сатана ли? А кого Никон попами прислал? Сплошь и рядом холуи начальственные! Да такой за правду на муку никогда не пойдет, ему у хозяйской жопы теплей будет! И попомни Коля: покуда старый уклад не вернется, не будет нам мира с никонианами!

Помня этот разговор, я как раз и увидел тот путь к миру, который мог произойти в том случае, если общинно-приходская схема организации церкви будет принята за основу. Правду сказать, всеобщего мира не выйдет. Старообрядцы не все такие, каким был мой дед. Самые богатые купцы и заводчики с фабрикантами как раз вышли из их общин. И вряд ли они добровольно откажутся от накопленных не совсем честным путём капиталов. И никакая церковная реформа их не исправит.

Отслеживая работу Собора, я продолжал заниматься вопросами дальнейшего развития страны. Главной трудностью для меня был выбор между пушками и маслом. Времена впереди нас ждали нелёгкие. Отсидеться в стороне от грядущей войны в Европе очень хотелось. Вот только долго отсиживаться не выйдет. Пренебречь подготовкой к этой войне, значит вызвать недовольство в народе большими потерями и неудачами на поле боя. Поэтому заниматься производством в больших количествах оружия следовало. Но если втянешься в гонку, то просядет жизненный уровень населения и так небогатой страны. Последствия этого будут ещё опасней. Вот и выбирай.

Выход конечно был. Назывался он продукцией двойного применения. Всех проблем роста достатка населения это не решало, но из унизительной нищеты его вытаскивало. Да и гражданский сектор развивался. С производством же оружия дела обстояли неважно. Прежде всего потому, что его требовалось много. К тому же следовало решить, какое конкретно оружие требуется. Взять вопрос с выбором патрона для стрелковых систем. Патрон 7.62*54 уже сейчас некоторых специалистов из ГАУ не устраивал. Им хотелось чего-то лучшего. Они конечно понимали, почему был принят именно этот патрон. Если бы не было иных вариантов, то они даже не стали бы вносить свои предложения. Но в том то и дело, что варианты эти появились. Принадлежащий Министерству Двора и уделов патронный завод в Симбирске освоил производство патронов Маузера 7.62*25 и 7.92*57. Параллельно, за годы первой пятилетки вопрос с медью, свинцом и производством пороха стал не таким острым, каким он был в самом начале. Кроме того, в Забайкалье этому министерству принадлежала патронная фабрика, которая выпускала патроны, по мотивам 6.5*50. Конечно, всё это производилось не для внутреннего потребления, а на продажу иностранным армиям. Конечно, это были армии, которые никто в мире не воспринимал всерьёз. Да и текущая потребность их в боеприпасах была не очень большая. Но лиха беда начало. Если исполнить задуманное и "опоздать" на предстоящую Мировую войну, то объёмы продаж гарантированно увеличатся. Причем, многократно. Но не забывал я и о нуждах родной Русской Армии. Что в Симбирске, что в Забайкалье, те же самые производства помимо патронов зарубежных образцов, с 1901 года начали выпуск и наших отечественных патронов. Гарантировать, что "патронного голода" не будет, я пока что не мог. Но так как дело было сдвинуто с места, то была надежда на то, что в случае войны, всё будет не так трагично. Правда, меня беспокоил вопрос с внедрением патронов с остроконечными пулями. Исследовательские работы по этой теме уже провели

Уже в 1894 году председатель испытательной комиссии Охтенского порохового завода Г. П. Киснемский предложил новую конструкцию легкой остроконечной винтовочной пули с головной частью оживальной формы для 3-линейного винтовочного патрона образца 1891 года, однако тогда по ряду причин это предложение дальнейшего развития не получило. Благодаря мне, к этому вопросу вернулись. С Гавриилом Петровичем я поступил по принципу: "Инициатива наказуема исполнением". То есть: "Предлагаешь – делай!". И вот, после значительных научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ в 1902 году новая 7,62-мм легкая винтовочная остроконечная пуля массой 9,6 г будет принята на вооружение русской армии. Были кстати у этой новой пули противники, но после того, как я подписал высочайшее повеление о принятии на вооружение винтовочного патрона образца 1901 года, споры прекратились. Зато возникли иные споры.

Регулярно проводимые учения на Лужском полигоне раз за разом показывали, что провести успешную сабельную атаку, в современных условиях не получится. Огневые возможности пехоты настолько возросли, что попытка атаковать в конном строю приведет к очередной "заготовке конины". Понятно, что речь шла про атаки на боевые подразделения. "Обозную сволочь" конница как и встарь, легко разгонит.

Итак. Именно страх перед кавалерийскими атаками породил трёхдюймовую дивизионку и винтовки с излишне длинными стволами. Вот только пехота, вооруженная магазинными винтовками могла легко, одним огнем, отразить такую атаку, не доводя дело до штыка. А если учесть, что в её распоряжении окажутся новые трёхдюймовки и пулемётные батареи? Тогда для кавалерии вообще шансов не оставалось. Именно этот довод послужил основанием для решения об уменьшении длины трёхлинейки. По опыту войны в Китае, мы знали что основная часть боевых столкновений проистекала на средних (до 800 м) дальностях.

Проведённые на стрельбищах опыты породили шок: оказалось, что для выполнения большинства задач на средних дистанциях, достаточно иметь длину ствола в 70 калибров! Опыты – вещь солидная, но привыкнуть к мысли, что оружием пехотинца будет такой вот обрез! Это в головах не очень то и укладывалось. И опять пошли разговоры про великую и ужасную кавалерию. Я не спешил использовать такой мощный аргумент как высочайшее повеление. Прежде всего потому, что незачем преждевременно противника наталкивать на умные мысли. Как бы снисходительно европейцы не поглядывали на нас, но увидев на том же параде вооружённую карабинами пехоту, нужные вопросы себе зададут. И опыты на своих полигонах проведут. Поэтому – не всё сразу! Прежний образец трёхлинейной винтовки тоже в прошлое. Отныне пехота вооружалась драгунской винтовкой, а кавалерия и артиллерия с сапёрами – карабином. Драгунская винтовка тоже со временем уйдет в прошлое, но пока что пусть будет. Так и генералам моим спокойней.

С пулемётами тоже дела двигались медленно. Принятый на вооружение "максим" шел только в крепости и на маломерные суда. Пехоту и кавалерию решили вооружать пулемётом Мадсена под новый русский патрон. Ради производства этого пулемёта, мы совместно с фирмой Нагана строили завод в Коврове.

Что касается этой фирмы, то она уже становилась не той, что была раньше и не такой, какой стала в моём времени. Оружейное производство в самой Бельгии было сохранено. Старая фабрика производила для Кавказского легиона и винтовки Маузера, и спортивные карабины СКС, и револьверы. Кроме того, они начали собирать автомобили. Но это была малая часть их дела. Большая часть их производственных мощностей была локализована в России. Правда, предприятия в России были совместные. К ним относились и оружейная фабрика в Коврове, и автомобильный завод в Симбирске, и велосипедная фабрика в Москве, и авиационный завод в Воронеже. В случае с фирмой Нагана, понятия "завод", "фабрика", "концерн", следовало понимать правильно. Во-первых, концерн был русско-бельгийским и не очень мощным. Потому что не были крупными и принадлежащие ему предприятия. Но ведь это начало пути. Со временем, производство мы расширим, причем доля бельгийцев постепенно будет уменьшаться. Принимая такое решение, я исходил не столько из экономической целесообразности, сколько из политической. Бельгия, как вы знаете, была мне нужна. Да и бельгийские кадры были не лишними.

Вопрос производства достаточного количества патронов меня тоже беспокоил. Те сведения, что поступали из Китая от наших военных представителей при штабах экспедиционных сил европейцев, приводили в уныние мой Генеральный штаб. Расход патронов буквально у всех, был в десятки раз больше привычного. И получалось, что нынешнее производство боеприпасов явно будет недостаточным в условиях большой европейской войны.

– Ники! По нашим расчетам, нам потребуется около трети миллиарда штук винтовочных патронов на всю войну!

– Жорж, ты оптимист! Твои Мак-Магоны плохо считают. Они не учитывают того, что армии насыщаются пулемётами.

– Ты прав, – согласился со мной Георгий, – эти пожиратели патронов кого угодно расстроят. Мы их потребность в патронах пытались учесть. Получили совершенно дикую величину. Может быть не стоит иметь в полках пулемётные батареи? Если ограничиться содержанием одной такой батареи при дивизии…

– То не будет от них никакого толка. Потому что они одновременно потребуются в каждой роте, а иногда и взводе.

– Мы так прикончим свою промышленность.

Про гибель промышленности Георгий пел явно с чужого голоса. Такое впечатление, что "Вольного Слова" начитался. В ней действительно в последнее время шли статьи про жуткий развал в отечественной промышленности. Клевреты наших заводчиков и фабрикантов, отрабатывая свои гонорары, возмущались нынешними порядками, благодаря которым частный капитал терял в прибыли. И правда, что за жизнь у русского буржуя? За переработки плати, спецодеждой установленного образца снабжай, дополнительным питанием на вредном производстве обеспечивай, на технику безопасности траты неси… Так никакой прибыли не хватит. Пайщики, после уменьшения дохода, так и норовят изъять свой пай и насовсем уйти.

На самом деле ничего ужасного не происходило. Во-первых, казённые заводы только росли в числе и разваливаться не спешили. С частными предприятиями картина была разная, но тоже ничего ужасного не произошло. Просто владельцев заставили умерить аппетиты. И тем не менее, нытьё шло. Впрочем, чёрт с ними. А для русского рабочего класса производство пушек, это способ заработать на масло. С пушками как раз тоже ясности полной не было. Полковая трёхдюймовка была принята на "ура". Потому что на реальных дистанциях боя, она с успехом выполняла те задачи, которые по мысли французов должна была выполнять дивизионная трёхдюймовка. При этом, полковушка весила вдвое меньше. То, что максимальная дальность стрельбы была меньше и отсутствовала возможность ведения огня с закрытых позиций, меня не волновало. Смотрите сами: французская трехдюймовая пушка возможность для перекидной стрельбы имела и стреляла на дистанцию значительно большую. И эти опции были достигнуты за счет вдвое большего веса. Если бы речь шла о противнике, воюющему как во времена наполеоновских войн, то французы были бы правы. Но в том то и дело, что их пушка со своим суконным рылом лезла в калашный ряд. Туда, где для решения задач более высокого уровня требуются иные, более крупные калибры.

Много споров вызвала 87 мм дивизионка. Трудности возникли не с её производством. Пермский завод, до того бывший в состоянии полупростоя, с радостью взялся за неё. Не успели её принять на вооружение, как сразу потребовалась её замена на более крупный калибр. Ну не показала она особых преимуществ перед трехдюймовым орудием!

Пришли к выводу, что усовершенствовать её стоит. Главная проблема – снаряды. Пришлось конструировать новые снаряды. Чтобы повысить мощность боеприпаса, пришлось отказаться от корпусов из чугуна, производя их из стали. Кое-как смогли увеличить количество взрывчатки. Увеличивать мощность заряда не стали, ибо для нынешнего времени дальность стрельбы сочли удовлетворительной. И всё равно пришли к выводу, что придётся в состав дивизионной артиллерии вводить ещё один калибр, более крупный. В общем, опыт сочли неудачным и принялись искать иные решения. А производство новой 87-мм прекратили, ограничив выпуск опытной партией.

И опять возник спор: какой калибр принять? Мнения разделились. Были сторонники калибра 107 мм, а были и те, кому нравилось 122 мм.

– Понимаете, ваше величество, по причинам экономического характера нам лучше подходит калибр в 42 линии.

– Но 48 линий всё-равно лучше? – утвердительным тоном спросил я.

– Лучше. Но по причинам…

– Понятно! Хотите сказать что лошади не утянут? Переходите на механическую тягу! У нас есть прекрасный тягач на паровой тяге "Ржевец-2". Есть транспортёр "Ржевец-3". Они уже испытаны отставным поручиком Ржевским и производство их сложностей не вызывает.

– Но цена! Ваше величество! Нет смысла…

– Плевать на деньги! – прервал я возражения. Деньги – навоз! Сегодня нет, а завтра воз. Готовьте на утверждение новый штат для батарей на механической тяге.

Легко приказывать, а сделать как? В общем, в новый век мы вступили с устаревшей дивизионной артиллерией, которая досталась нам от моего здешнего отца. Основой её по прежнему оставались 87 мм орудия образцов 1877 года да 1895 года. Самое смешное было то, что я уже принял решение о продаже этих систем для армии Империи Цин. Чтобы как то преодолеть трудность, мной же созданную, пришлось вырывать гланды через задницу.

Преодоление возникших трудностей шло в два этапа. Во-первых, каждый полк получал по восьмиорудийной батарее новых полковых трёхдюймовок. Дивизия же, чтобы не остаться совсем без артиллерии, получала три внештатных батареи тех же самых трёхдюймовок. Это было временное решение. Со временем эти батареи уйдут в те полки, которые будут формироваться при объявлении мобилизации. Помимо явных недостатков такого решения, у него были и достоинства. Главное из них – в новосформированные полки пойдут полностью укомплектованные батареи с хорошо обученными расчетами. Да и простаивающие артиллерийские заводы будут загружены работой. Это кстати позволяло иметь вдвое больше трехдюймовок, чем их было в моём времени и при этом не тратиться на строительство новых заводов.

А с новой материальной частью вопрос решался иным образом. В отличии от известной мне истории, у меня положение с конструкторскими коллективами было несравнимо лучше. Студенческие конструкторские бюро своё дело сделали. Сейчас, когда состоялся первый выпуск инженеров, прошедших через них, получивших там опыт конструкторской работы, я мог себе позволить формировать новые конструкторские бюро. Ребята эти конечно ещё не асы в своём деле, но в качестве подмоги для опытных инженеров они годились. К тому же, возможность сотрудничать с ведущими европейскими фирмами у нас была. Поэтому уже в 1901 году у нас началась разработка систем калибра 107, 122 и 152 мм. Конечно, кланяться в ножки всякого рода Круппам, Виккерсам, да Крезо со Шнейдерами всё-равно пришлось, но к 1906 году проблему с материальной частью для полевой артиллерии я рассчитывал закрыть.

Тут правда выскочила проблема с лошадьми. Проблема была в том, что лошадей для артиллерии у нас могло не хватить. В мирное время их с трудом, но хватало. Зато в военное, когда потери в конском составе будут превышать людские, брать артиллерийских лошадей будет негде. Наши конные заводы работают отвратительно. Выведенные с огромным трудом породы тяжеловозов постоянно вырождаются в результате небрежной работы. Постоянно приходится кланяться зарубежным заводчикам. Вот и сейчас, на очередной встрече с бельгийским королём я договариваюсь с ним об организации конных заводов в Туркестане и Забайкалье. Причем, с ограниченным участие в этом деле наших специалистов.

Леопольд, почуявший возможность наживы, совершенно не против участвовать в этом деле. Но ему нужна не только прибыль. Собственно говоря, он намерен решить вопрос с подходящим титулом для своей любовницы. Сомнительное дворянство Сарочки Дупельштайн его не очень устраивает. Попытка купить ей баронский титул ничего хорошего не дала. Баронессой Воган Сара так и не стала. Что мешало ей вступить хоть и в морганатический, но брак. И теперь бедный король пытался купить у меня графский титул для своей любовницы. Вот только и я на это пойти не мог. Времена Елизаветы Петровны, когда малороссийский свинопас Разумовский мог стать графом, безвозвратно ушли. При Екатерине Великой такое тоже было возможно. Но сейчас это было исключено. Что европейская, что российская аристократия к такому поступку отнесётся резко отрицательно. Прилепить любой титул кому угодно ещё возможно. Но это не значит, что носителя свежеприобретённого титула признают за равного и примут в свой круг. А Леопольду требовалось именно это. Как он сказал мне по секрету, Сара скоро родит ему ребёнка. И он не хочет, чтобы этот ребёнок не унаследовал ничего кроме денег и кое-какой недвижимости. К тому же, его беспокоит судьба Бельгийского Конго. Парламент самой Бельгии давно на него точит зубы. Принц Альберт в качестве правителя Конго его не устраивает. Продаст! Как есть продаст дядюшкино наследство! Уж лучше кто-то свой, родной!

– Но мой дорогой брат! – воскликнул я, тщательно скрывая бурные чувства, – зачем африканской стране европейская аристократия? Это ведь не Европа! Здесь достаточно своей, африканской аристократии. Вот смотрите сюда:

Я подвел Леопольда к географической карте мира и указал на маленький клочок земли, примыкающий к его владениям.