Текст книги "Океан Надежд. Весна перемен (СИ)"
Автор книги: Игорь Бер
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц)
Фостер вырвал свою руку из крепкой хватки госбунца, и проковылял к Ларсону, который продолжал держать в руках его меч, после чего уже с ним вернулся к столу. Все присутствующие в баре решили расступиться, давая возможность двум лучшим воинам объединения вступить в смертельную схватку. Уотсон тоже схватил свою шпагу, от чего Фостер не смог удержаться от смеха.
– Решил меня заколоть, госбунец? Листман, принеси Уотсону настоящий меч. Не хочу, чтобы на следующий день все твердили, что я победил только потому, что у меня было преимущество в оружие.
Хозяин таверны озадачено оглядел всех присутствующих. Ему явно хотелось выступить миротворцем, так как он слишком боялся за сохранность своего кабака, но ему не хватило духу противоречить Фостеру, да и всем кто находился в этот час под сводами его заведения. Ведь эту схватку давно мечтали увидеть не только все андорцы и госбунцы, но и почти все Эриское объединение. Да что там скрывать – он сам мечтал об этом, хотя никогда не думал, что дуэль произойдет в его кабаке. Большинство из жителей губернии ненавидели Фостера, включая и самого Листмана, за излишнюю жестокость и высокомерие. Многие жители потеряли своих родных и близких по его милости и только в своих мечтах видели тот день, когда кто-то избавит их от Фостера. И, конечно же, многие представляли себе избавителем именно Джереми Уотсона. А потому, Листман не стал долго думать о сохранности своего кабака, а поспешил за мечом. В конце концов, эта дуэль даже наоборот могла послужить ему большую службу: ведь каждый захочет посетить историческое место, где нашел свою смерть один из самых великих и самых кровавых воинов губернии и объединения. О да, такая слава сможет увеличить его доходы в разы.
Листман вернулся спустя несколько секунд, протянув меч госбунцу. Как только рукоять холодного оружия оказалась в руках Уотсона, он с криком набросился на Фостера, который с трудом успел отбить атаку. Но, напор и сила госбунца были слишком велики, от чего главу охраны губернатора отбросило назад. Круг, сформированный из людей, стал еще больше. Фостер скорее всего бы упал на пол кабака, если бы не деревянная стена, подперевшая ему спину. Он только успел восстановить равновесие, как Уотсон вновь накинулся на него. Лезвие меча уже было готово разрезать его голову на две равные половинки, прямо пройдя по макушке, переносице и подбородку, если бы не его знаменитая реакция и быстрота, которые позволили ему вовремя выставить вперед свой меч, отбивая атаку. Мышцы его рук напряглись, но Уотсон был сильнее, от чего его локти постепенно начали сгибаться, а лезвие меча и лицо госбунца приближаться. Уже когда лезвие меча было на расстояние не больше мизинца от его кончика носа, Фостер присел и ушел в сторону.
Толпа кричала и подбадривала бойцов, их слова сливались в бессмысленную какофонию, лишенную смысла.
Оказавшись один перед стеной, Уотсон резко развернулся. Острие его меча достала успевшего отойти на относительно безопасное расстояние Фостера, полоснув его по спине. Его камзол и сорочка расползлись, обнажив кожу и начавшую кровоточить рану. Фостер взревел от боли, выпрямил спину и слегка согнул колени. Уотсон готовился к новой атаке, не давая времени ему на восстановление. Несмотря на выпитое, Джереми Уотсон был быстр и решителен и находился в прекрасной форме. Еще пару минут назад Фостер был о себе такого же мнения, но теперь ему пришлось кардинально пересмотреть самооценку, а также поменять тактику боя. Меч полетел в его сторону, и снова Фостеру удалось отразить атаку в самый последний момент, когда казалось, что ранение было неизбежным. Атака следовала за атакой. Фостеру приходилось думать только об обороне, в чем он считался, пожалуй, даже лучше мастером, чем госбунец. Но столь огромное количество атак и прессинга со стороны Уотсона были способны расправиться с любой обороной, какой бы искусной она не была, а потому на теле Фостера вскоре появилась новая рана, образовавшаяся на его левом плече. Ранение было довольно опасным, но боли от него Фостер даже не почувствовал. Три следующих удара были отбиты им, но четвертый откинул его на карточный стол, вследствие чего несколько золотых монет разлетелись по сторонам и зазвенели по полу.
Завсегдатаи уже вопили от восторга и криками подбадривали дуэлянтов. Уотсон стоял над Фостером, подняв руки высок вверх продолжая крепко сжимать в руках рукоять меча. Фостер понимал, что ему уже не успеть вовремя выставить перед собой свое оружие, а потому и не стал этого делать. Вместо этого он перекатился на бок, и разрезавший воздух меч госбунца, вонзился в деревянный стол, оставив на нем глубокий рубец. Фостер встал со стола и отбежал в сторону, настолько быстро, насколько ему позволило это сделать выносливость и деревянная нога. Впервые ему представился момент для атаки, так как госбунец находился в это мгновение спиной к нему. Фостер взмахнул мечом, но его удар был отбит госбунцем с невероятной легкостью. Затем, Уотсон нанес два точных удара кулаком по лицу Фостеру, а следующей атакой выбил из рук главы охраны губернатора его меч, который отлетел в сторону. Несколько зрителей, увернулись от скользящего по полу холодного оружия, после чего вновь встали на свои места. Меч исчез за частоколом их ног.
Уотсон сделал еще один быстрый взмах мечом и всадил его в правую ногу Фостера, а вернее в его протез. Затем, он резко потянул рукоять на себя, а вместе с ним и Фостера, который не удержался на ногах и плюхнулся задом на пол. Протез вышел из его культи, после чего улетел за спину Уотсона, а острие меча остановилась на расстояние ногтя от горла Фостера.
– Ну, вот и все, Джимми! – усмехнулся Уотсон. Его дыхание даже не сбилась и только волосы на лбу были влажными от пота. – Проси пощады. Проси на коленях, и я дарую тебе жизнь.
– Лучше убей меня, госбунец, иначе я буду преследовать тебя до тех пор, пока не увижу в гробу, – задыхаясь от усталости, вымолвил Фостер, кривя рот в гневе.
Завсегдатаи продолжали кричать, желая увидеть окончательное завершение боя. Но, громче всех кричал Винсент Таб Ларсон.
– Убей его! Ну, чего же ты ждешь?! Ты же слышал его, он не успокоиться!
Фостер взглянул в его сторону. Ларсон требовал его смерти от Уотсона, чуть ли не захлебываясь в собственной слюне.
– Я тебе дал шанс, Фостер. Ты им пренебрег. – Уотсон сжал губы и приподнял брови, проявив недоумение. Меч висел прямо и даже не дрожал, подтверждая, что сил у Уотсона оставалось предостаточно. Фостер ответ взгляд от меча обратно на госбунца, а его левая рука подтянулась к голенищу его уже единственного сапога. – Тогда, возьми с собой две монеты, что упали на пол. Харон не станет тебя перевозить бесплатно через Стикс.
Уотсон криво усмехнулся и опустил руки вниз.
Несмотря на травмы прошлого и на те, которые он получил сегодня, Фостер, быстро уклонился в сторону, сделал кувырок через голову, вскочил на ногу и, оказавшись за спиной Уотсона, резко вонзил ему в спину кинжал, после чего сделал три прыжка вперед на одной ноге и подняв с пола протез.
В таверне мгновенно стало тихо, словно все разом покинули стены заведения. Затем, тишину нарушил лязг упавшего меча, выроненного из ослабевших рук.
– Акх,...акх,...акх,..., – раздалось из горла Уотсона, а он сам принялся тянуть руки за спину, пытаясь вытащить кинжал, застрявший у него между лопаток. Оставив безуспешные попытки, Уотсон повернулся в сторону Фостера, и его охватил дикий кашель, после которого изо рта начали лететь кровавые брызги в разные стороны. Его глаза закатились под верхние веки, ноги подкосились, и госбунец рухнул тяжелой грудой на деревянный пол.
Дело было сделано.
Не обращая внимания на шокированных людей, окруживших его и его поверженного соперника, Фостер подбил штанину за голенище сапога, выпрямился, и зашагал назад к месту, где нашел свою бесславную смерть Джереми Уотсон. Наклонившись над ним, Фостер вытащил кинжал из его спины и вытер лезвие об его камзол.
– Ларсон, – спокойно позвал он.
Тот вздрогнул при упоминании своего имени из уст Фостера.
– А?
– Возьми меч.
– Зачем? – его голос дрожал и теперь уже не от возбуждения.
– Ты ведь хотел моей смерти, друг мой. Так возьми меч и убей меня.
Ларсон решил, что настал момент для оправданий и сделал робкий шаг вперед:
– Касс, я только...всего лишь...я и не думал...
Фостер резко развернулся и кинул кинжал в его сторону. Лезвие воткнулась в его горло до самой рукояти. Стоявшие рядом с Ларсоном мужчины с криками отскочили в разные стороны. Из его горла обильно полилась кровь. Ларсон широко открыл рот, но в отличие от Уотсона ему не удалось ничего произнести, он только сделал попытку повернуться и ухватиться за самого ближнего к нему человека. Но его пальца сжали только воздух, после чего он последовал примеру госбунца и замертво упал на пол.
Кабак вновь окутала тишина. Фостер устало оглядел всех вокруг, затем тяжело вздохнул и зашагал за своим мечом, при этом его хромота стала ярко выраженной. Вернув меч в ножны, он во второй раз вытащил кинжал из очередного мертвеца, не забыв вытереть лезвие об рубашку поверженного, и спрятал его назад за голенище сапога.
Так же он не забыл и о своем выигрыше в карты. Поднимать с пола упавшие монеты он не стал, но все что оставалось лежать на столе, он прихватил с собой и направился к выходу.
– Спокойной ночи, господа, было очень приятно провести с вами этот вечер, – бросил он напоследок и захлопнул за собой дверь.***
На улице уже была ночь. Если бы он не знал дорогу как свои пять пальцев, то наверняка бы во что-то врезался. Тучи скрывали лунный свет и единственным спасением от полной черноты служили редкие факелы, прикрепленные к стенам домов.
Полученные раны начали припекать на холодном ветру, нужно было их поскорей продезинфицировать и зашить.
– А ведь можно было избежать потасовки.
Голос, раздавшийся из темноты, заставил Фостера вновь схватиться за меч и осмотреться. За его спиной стоял чей-то силуэт. Сам голос был низким и скрипучим.
– Кто ты?! Представься сейчас же!
– Бедняга Уотсон, а ведь он мог прожить до глубокой старости и стать настоящей легендой Эриского объединения.
Обладатель мерзкого голоса подошел ближе и Фостер, даже не услышав ответа на свой вопрос, начал догадываться, кто именно стоял перед ним на темной улице, хотя ранее им не доводилось видеться вблизи, не говоря уже об общении. Но Фостер слышал и не единожды, особенно в детстве, разные страшные истории о владельце этого неприятного голоса.
– Ведьма...
– Люди предпочитают называть меня Диздэйн. Право на свое настоящее имя я лишилась еще в юном возрасте.
– Чего тебе надо от меня, ведьма?!
– Просто хотела поздравить тебя с одержанной победой над одним из лучших воинов всего Молодого Мира.
Не дожидаясь пока она закончит фразу, Фостер подошел к стене одного из ближних домов, вытащил факел из подставки и вернулся назад. Пламя осветило лицо старухи. У него не было большого желания разглядывать ее мерзкое лицо, но он хотел убедиться, что перед ним не стоял Дух Заблуждений, пытающийся разговорить его, дабы испить из него энергию.
Свет огня извлек из мрака коричневое лицо, изрезанное глубокими морщинами, маленькие слепые глаза, острый с горбинкой нос, большой рот с узкими еле видимыми губами и острый подбородок. Редкие седые волосы ниспадали вниз на ее плечи, не скрывая ее больших растопыренных ушных раковин и пятнистого лба. Да, именно так он ее себе и представлял в детстве, когда боялся закрыть глаза перед сном. Ее тело было укутано в плотную черную материю, которая полностью скрывала ее ноги и левую руку. Правая рука, похожая на иссохшую куриную лапу, сжимала кривой высокий посох, который увенчивал череп неведомого зверя – с острыми клыками и двумя скрученными рогами.
Ведьма была ростом с Фостера, и то только потому, что была согнута в три погибели. Будь у нее желание или же возможность выпрямиться, тогда ему бы пришлось смотреть на нее снизу вверх.
Ведьма отстранила голову от языков пламени, скорее всего, почувствовав тепло огня у своего лица, так как Фостер глубоко сомневался, что этими мертвыми белесыми глазами можно было хоть что-либо увидеть.
– Теперь ты видишь, что перед тобой именно я, а не кто иной? – спросила Диздейн – старая ведьма, живущая на болоте Бувалн, в самом сердце Ивенского леса. По слухам она жила там последние две сотни лет, и Фостер не мог сказать с уверенностью, что он в эти слухи не верит. Ведьма уже была стара, когда он только-только начал осознавать себя как частицу живого мира.
– Говори, зачем ты появилась в губернии, и почему ты меня поджидала на этой улице?! Поживее, а то твой ужасный запах способен свалить с ног даже лошадь.
– Я пришла сообщить тебе, что в скором времени твоему хозяину и тебе самому понадобиться моя помощь.
– Это в чем же? – усмехнулся Фостер над ее словами.
– В очень важном деле. И я даже не знаю, для кого оно важнее: для губернатора Милтона, или же для тебя, Джеймс Дан Гил Фостер. Уже не за горами тот день, когда в нашем мире появиться тот, кто сможет дойти до Океана Надежд. И тогда твоя жизнь на самом деле будет висеть на волоске. Что там Уотсон, тьфу, он был просто глупым юнцом и таким ему уже предстоит остаться на всю оставшуюся вечность.
– Откуда тебе известно про Океан Надежд, ведьма?! – гневно произнес Фостер, с трудом удержавшись от того, чтобы не встряхнуть старуху.
– Ты, наверное, забываешь, Фостер, что я живу давно на этой земле. Мне известно о многом и в большей мере, чем кому-либо. Даже мальчишке Артуру Клэнси, который сделал себе имя на жалких фокусах. – Неприязнь и гнев в голосе старухи стал практически осязаемым. – Ему станет известно про пришельца только тогда, когда он появиться в Молодом Мире. И как ты думаешь: он захочет делиться с кем-либо подобной информацией? – ехидно спросила она.
– Если тебе так много известно, тогда ты должна знать, что я не верю во все эти байки про Океан.
– Веришь, Фостер. В глубине души, мы все в это верим. А кое-кто, к примеру – я, даже уверены в возможности предстать перед Ним.
– И ты, значит, знаешь уже сейчас, когда появиться тот, кто сможет дойти до Мира Вечности? – недоверчиво осведомился он.
– Знаю, солдат. Это произойдет очень скоро. Скорее даже чем ты думаешь.
– И ты, хочешь поделиться со мной этой информацией. Почему, позволь спросить?
– Не бесплатно, конечно.
– И чего же ты хочешь? – Фостер прижал ко рту ладонь, стоило старухе закашлять. Запах изо рта старухи был, наверное, хуже, чем от газов, что поднимались над поверхностью болота, на котором она жила. – Денег? Дом в центре губернии? Работу во дворце?
– Признаю, Фостер, у тебя есть чувство юмора, о чем я даже не догадывалась. Мне нужна жертва. Человеческая жертва. Сможешь мне ее организовать?
– Смогу, если только твоя информация будет мне полезной. В ином случае, ты сама станешь жертвой на скорой ярмарке.
Старуха хрипло засмеялась, ее голова затряслась вверх-вниз, губы разошлись в улыбке, обнажая ее звериный оскал.
– Поверь, мне незачем было оставлять свое болото, только ради того, чтобы посмеяться над тобой.
– Тогда, рассказывай.
Ведьма протянула вперед свою левую руку, в которой она держала сверток.
– Вот, это точная копия письма, которое могло быть отправлено Маджиком Шайном, будь он истинным ведуном. Такая же бумага, печать и даже подчерк. В нем вся нужная тебе информация. Не открывай его. Завтра ты его передашь в руки губернатора. Прочтя его, губернатор пошлет тебя на поиски нужного вам человека. Но, ты не забывай про меня. Посоветуй Милтону Грею послать ко мне двух гонцов.
– И зачем тебе гонцы?
– Мы ведь договаривались с тобой насчет жертвы. Одного я оставлю себе навсегда, а другой принесет тебе еще один сверток с планом действий. Там будет описано все, что ты должен будешь сделать, для того чтобы пришелец привел именно тебя к Океану Надежд. Ты ведь этого хочешь, не правда ли?
– А почему бы тебе не рассказать все именно сейчас?
– Я бы могла, – закивала головой старуха. – Но, боюсь, тогда не видать мне гонцов, а вместе с ними и обещанной жертвы.
Фостер потер подбородок, с прищуром глядя на старуху, стоящую перед ним. Он не знал, можно было ей доверять, но с другой стороны, у ведьмы не было видимых причин для обмана. Тем более что она знала много из того, что не могла знать.
– Я-то раньше думал, что ты просто безумная ведьма, способная варить зелье и пугать детей темными ночами у костра. А в тебе, оказывается, есть и настоящие способности.
– Я много чего умею и знаю.
– А мою смерть, старуха, ты можешь предвидеть?
– Могу, Фостер. И я знаю, кто принесет тебе погибель. Конечно, будущее можно изменить, но кто знает, как и где нужно свернуть по жизненному пути, чтобы не попасть в капкан судьбы?
– И какое будущее ты мне пророчишь, ведьма?
– Если ты не будешь осторожным, то тебе предстоит умереть от рук капитана Малвилла.
Фостера охватила ярость. Да кем себя возомнила эта старуха?! Чтобы он, великий воин объединения, пал от руки второсортного вояки?!
– А свою смерть ты не предвидишь, старая карга?!
После сказанных слов, ведьма вновь принялась сотрясать свое тело смехом.
– Я предвижу свою смерть, Фостер, но не сегодня, и не от тебя. Твой меч насытился сегодня кровью, и больше пить из данного источника он не станет. Держи свиток!
Фостер взял, наконец, протянутый свиток и оглядел его в пламени факела.
– Завтра начнутся перемены, в твоей жизни в частности, и во всех Ближних Мирах в целом. И помни, Фостер, колдовство всегда будет иметь превосходство над физической силой.
Вверх по улице, какой-то пьяница затянул бессвязную песню и Фостер, на миг, отвлекся от старухи. Когда же он повернулся к ней снова, то никого перед собой не обнаружил. Старуха исчезла, оставив после себя только свой терпкий запах.***
Кучер остановил карету и сообщил, что они прибыли в нужное ему место. Фостер слез, оставив полупустую бутылку с алкогольным напитком, и бросил кучеру одну серебряную монету. Еще сутки назад он бы даже и не подумал заплатить, но вчерашняя победа над Джереми Уотсоном, слухи о чем уже расползлись по всей губернии и за ее пределами, продолжала поддерживать его в хорошем настроении.
Полосатый шатер вблизи был еще огромнее, а флюгер, венчавший его верхушку, практически достигал облаков. Фостер привык к величине шатров, а потому даже и не стал поднимать головы вверх, как это делало большинство гостей губернии. Каждый из четырех шатров имел по четыре входа и каждый охранялся двумя часовыми вооруженными нарезными ружьями со штыками.
Допуск в шатер был исключительно по пропускам, но это правило не действовало на Джеймса Дан Гил Фостера – его незамедлительно пропустили внутрь. Вначале он попал в невысокий узкий и мрачный коридор, так как плотная материя шатра плохо пропускала солнечный свет. Дойдя до конца коридора, он отодвинул занавес и попал в небольшой мир, отдельно существующий от всей губернии. Здесь было очень светло, так как в куполе шатра были большие прорези в виде окон, которые закрывали с помощью длинных канатов, только в дождливую или снежную погоду. В шатре все было обустроено для удобства и тренировок губернаторской армии: внутри были длинные столы, за которыми солдаты принимали трапезы и играли в карты или кости; здесь были и спальни, в которых солдаты могли отдохнуть или выспаться, но ими редко кто пользовался, так как большинство предпочитало спать дома, у любовниц или же в борделях; так же здесь были склады с холодным и огнестрельным оружием, и огромные залы для тренировок, с деревянными манекенами, на которых отрабатывались удары, полосы с препятствиями, турники и клетки для тренировочных боев. Именно в тренировочных залах солдаты проводили большую часть времени.
Завидев его издали, к нему подбежал молодой парень в сером мундире. В знак почтения, он наклонился вперед, придерживая меч за рукоять.
– Касс, что-нибудь желаете?
– Позови ко мне капитана Малвилла, – приказным тоном потребовал Фостер, и молодой солдат поторопится исполнить его приказ.
Ждать ему пришлось около десяти минут, и когда капитан северного шатра предстал перед ним, Фостер уже был в раздраженном состоянии.
– Вы меня искали, глава охраны губернатора Фостер?
– Да, и признаться, я уже почти потерял свое терпение. Я очень занятой человек и не люблю когда меня заставляю ждать.
– Приношу свои извинения. – Судя по лицу Уолтера Сет Тур Малвилла, произнесенные им слова для него ничего не значили, и вообще – он хотел плевать на Джеймса "Великого и Ужасного" Дан Гил Фостера.
Ведьма вчера предсказывала возможную его гибель от рук капитана Малвилла. Что же, причин для подобного исхода было предостаточно, но поверить в такую возможность Фостер не мог. Конечно, Малвилл был не плохим солдатом, но до мастерства Фостера, статус которого возрос в разы после вчерашней победы, о которой капитан наверняка слышал, ему было очень далеко. Из десятки самых лучших бойцов объединения Эрис, Фостер был на четвертом месте, теперь же он перескочил сразу же на второе, заняв место покойного госбунца. Теперь, по мнению большинства, лучше него был только губернатор Верраса Джон Кар Бес Сол Силверс из ордена Редов. А каким был в списке Малвилл? Входил ли он в сотню или в тысячу лучших бойцов? Нет, старуха явно подшутила над ним.
– Чем могу вам помочь, касс Фостер?
– Я здесь по поручению губернатора, капитан. Не простительно с вашей стороны заставлять меня ждать.
– Еще раз прошу прощения, – с той же неискренностью ответил Малвилл, чем заставил Фостера еще сильнее разгневаться.
– Его Величество губернатор Милтон желает, чтобы вы немедленно снарядили поисковую группу из своих лучших солдат и обошли всю губернию и близлежащие села, а также поля, леса и горы. Объект поиска – человек лет тридцати, в непривычной для наших краев одежде. Черноволос. На его шее есть две родинки округлой формы. Велика вероятность, что вы его найдете в одном из местных селений. Если понадобиться, оглядите и нейтральные территории между губерниями или даже другие губернии...
– Позвольте, но у нас нет права...
– А мне без разницы есть у вас данное право или нет! – Фостер не упустил момента накричать на рослого офицера, чьи габариты не уступали габаритам Уотсона. – Я не знаю, как вы это сделаете и где будете искать, мне это не интересно. Главное – результат. Губернатор хочет, чтобы вы нашли не позже чем через две недели данного человека.
– Это будет сложно сделать.
– Степень сложности меня безразлично! Важно только то, чтобы вы его нашли как можно скорее! Вам ясно?!
– Если это приказ губернатора, то – да, мне все предельно ясно. – Данное утверждение только подчеркнуло негативное отношение капитана к главе губернаторской охраны. Другими словами, любой приказ губернатора был законом для капитана, а личные пожелания Фостера, несмотря даже на то, что его должность позволяла руководить капитанским чином, могла быть безнаказанно проигнорирована Малвиллом.
– Да, это приказ губернатора. Или вы считаете, что я в данный момент руководствуюсь исходя из личных интересов? – Фостеру жутко захотелось, чтобы капитан ему нагрубил, чем мог дать повод для начала новой дуэли, пусть даже ночные раны все еще давали о себе знать.
Но, капитан оказался умнее. Он наклонился и произнес:
– Никак нет, касс глава охраны Дан Гил Фостер. Губернатор полностью доверяет вам, и кто я такой, чтобы подвергать сомнениям ваши слова. Группа из пятидесяти солдат будет немедленно выслана на поиски нужного губернатору человека.
– Рад слышать, – довольно кивнул Фостер. – И еще, отправьте пару солдат на болото Бувалн, к ведьме Диздейн. Она должна передать письмо для губернатора Милтона. Запомните это поручение не менее важно для губернатора, чем первое.
Малвилл вновь наклонился, но Фостер не стал ждать пока он выпрямится, а резко развернулся, и слегка хромая, направился к выходу из шатра.3.
Милтон Сан Бир Вил Грей и его предшественники из ордена Лордов, были обязаны своим высоким статусом первому губернатору ордена Андерсу Хан Тор Вил Бенуа, чей отец Франс Тор Вил Бенуа занимал в Андоре должность казначея при дворе губернатора Берта Наз Тан Гер Джонса из ордена Грандов. Именно Андерс Хан Тор Вил Бенуа изменил консервативный ход Андора, сменив Грандов на Лордов, которые теперь оставались у власти последние две сотни лет.
Зависть и жажда власти заставили Андерса организовать заговоров против Джонса, главной целью которого было очернение имени губернатора. В далекие годы, объединения Эрис и Зиам вели кровопролитные бои за территории. Андерсу удалось подделать подчерк Джонса (не без помощи магии) и отослать письмо владыке Эриского объединения Генриху Фердинанду Ван Хор Ван Хор Сет Беруну. В письме недвусмысленно сообщалось, что Джонс предлагал союзничество владыке Зиама. Владыка Берун был в ярости, он приказал своим людям немедленно привести к нему губернатора Андора. Как только это произошло, Берун, не желая слышать оправданий, подписал ему смертный приговор через обезглавливание. Приговор был приведен в исполнение на следующий день. Жену и наследников Джонса не казнили, но приговорили к пожизненному заключению в самой строгой тюрьме всего объединения. Андерса Хан Тор Бенуа, в знак благодарности за выдачу "предателя", возвели в губернаторский чин, прибавив в его фамилии приставку – "Вил", и он вместе со своей семьей переехал из своего небедного особняка во дворец. А через пять лет, после правления Андором, Андерс Хан Тор Вил Бенуа получил право создать свой личный орден названный "Орденом Лордов", в который вошли все его родственники.
Милтон Сан Бир Вил Грей и представить себе не мог, что его предок заполучил место во дворце и чин губернатора таким коварным способом. А если бы ему удалось узнать всю правду ордена, часть которого он сам составлял, то уж точно не стал бы кричать об этом во всеуслышание. Он не был интриганом как Андерс Хан Тор Вил Бенуа и далеко не так умен, но одна черта на двоих у них присутствовала – любовь к роскошной жизни и тяга к власти.
Более двухсот лет назад, во времена правления Андерса Хан Тор Вил Бенуа, замок блестел, как и сегодня, от благородных металлов и драгоценных камней. Но около семидесяти лет назад среди Лордов довелось родиться и занять престол Луису Ган Мес Вил Трою, который удосужился влюбиться в служанку при его дворе. Девушка оказалась не промах и принялась вить веревки из губернатора, рассказывая как трудно жить людям ничтожного класса. Все эти рассказы произвели на Троя неизгладимое впечатление. Он прекрасно понимал, что селяне живут не в такой роскоши как губернаторская семья, но даже не мог представить, что дела у них обстояли настолько плохо. О жизни ничтожного класса его раньше оповещали его советники и помощники, но их рассказы в корне отличались от слов его возлюбленной. Тогда он сам решил проехаться по селениям, что только подтвердили слова его дамы сердца. По возвращению во дворец, он буквально пылал от гнева. Он требовал объяснений от своих помощников, приближенных, и даже от родственников, среди которых были его сестры, младшие братья, а также его престарелая мать – ярая противница брака своего сына с ничтожной. Не получив ответов, он распустил всех придворных и принял на освободившиеся посты других людей, среди которых были в основном родственники его бедующей жены. Затем пришел черед реформам, после которых налоги понизились в три раза, земли отданы в аренду за бесценок, а казна почти полностью опустела. Но невесте Троя этого показалось мало, и она предложила губернатору «раздеть» замок, а металлы и камни также раздать бедным. Таким образом, Луис Ган Мес Вил Трой и его избранница стали самыми почитаемыми дворянами среди ничтожного класса (такими они оставались до сих пор) и самыми презираемыми среди высших слоев губернии (коими они оставались до сих пор).
Но, радостным дням для бедняков не суждено было быть долгими...
Губернатор Трой и его жена были отравлены прямо во время свадебной церемонии, а вместе с ними и все родственники невесты. На празднике не присутствовали родственники со стороны жениха, что никого не удивило, ведь они всегда высказывались против реформ и свадьбы.
Вечером того же дня, младший брат Луиса Троя – Грэг Тиз Мес Трой – был возведен в губернаторский чин и принял правления Андором. На второй же день все началось возвращаться к прежнему раскладу положений: земли были отобраны, налоги утроены, казна пополнена. Дворец, правда, не стали вновь украшать драгоценными металлами и камнями, вместо этого было сооружена еще одна башня, пристроенная к северной части замка, которой впоследствии так и не нашлось должного применения. Со временем в этой башне поселился Джеймс Дан Гил Фостер, обустроив ее по своему вкусу.
И только с приходом к власти Милтона Сан Бир Вил Грея, замок снова засверкал и заблестел. Милтон пристально следил за работой мастеров и даже сам предложил вариант, чтобы каждая комната замка была украшена в те или иные цветовые тона, в зависимости от инкрустированных камней.
За всю свою жизнь, губернатор лишь единожды покинул приделы губернии и старался реже выходить даже из замка, а потому понятие не имел, чем занимаются люди за пределами Андора. У него был панический страх толпы, а посему, когда он выходил в свет, прогуливаясь по улицам губернии в окружении нескольких охранников, улицы были практически безлюдны. А если кто-то и встречался ему на пути, то охрана тут же заставляла горожан падать ниц и не поднимать головы, пока губернатор не отдалялся от них на расстояние в нескольких десятков шагов. В то же время, Милтон Сан Бир Вил Грей просто обожал рассказы о далеких странах, о невиданных им землях, о великих мастерах своего дела (от чего вся одежда и коллекция холодного оружия были привезены из других объединений), об удивительных созданиях (как безобидных, так и опасных), описания которых его приводили в трепет. И, конечно же, он любил слушать рассказы о магии. Магия Милтона привлекала, но и пугала не меньше, от чего в Андоре она была вне закона, так же, как и существа, которые хоть чем-то отличались от людей.
Больше пяти лет назад, в губернии появился Скиталец, который сидя в кабаке за кружкой темного эля, рассказывал всем, кто хотел его слушать, о далеких и бесконечных странствиях которые были в его жизни. И так как он был мастером повествований, слушателей у него всегда было много. Никто не мог сказать наверняка: была ли правда в тех историях или же вымысел? Это могли знать только другие Скитальцы – члены открытого ордена, которые посвятили свою жизнь кочевничеству. Но, так как его истории всегда были интересны и оригинальны, мало кого интересовала подлинность рассказов. Вскоре слухи о Скитальце дошли и до губернатора Милтона, и он незамедлительно пожелал познакомиться с ним. В тот же день, Скиталец стал гостем губернатора на всю неделю. За те дни, сколько он был гостем губернатора, Скиталец ни в чем себе не отказывал: ел до сыто, пил не просыхая, проводил ночи с самыми красивыми девицами губернии и облачался в дорогие наряды. В обмен он по два, а то и три часа в день рассказывал Милтону обо всем, что ему удалось увидеть на своем веку.