Текст книги "Нооходцы: Cupri Dies (СИ)"

Автор книги: Хель Шмакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Глава двадцатая. 11 октября 1985 года, 12:30, час Солнца

– Ну и что у тебя с лицом с самого утра? – мрачно поинтересовалась мисс Клинг, наблюдая, как Леви безучастно поглощает обед. – Нельзя ли поменьше уныния?

– Прошу прощения, мисс Клинг. – Леви попыталась улыбнуться. В зеркале было видно, что улыбка вышла кривой и виноватой одновременно.

– В конце концов, твоё наказание не очень-то и долгое. – Наставница вздохнула. – Всего лишь неделю. И ты должна понимать, что это ради твоего же блага. Каждому практику время от времени приходится смирять своё тело и дух – иначе кто знает, куда его заведут страсти и гордыня?

Последняя фраза показалась Леви очень книжной, и ей захотелось спросить мисс Клинг, как давно она сама смиряла у себя хоть что-нибудь. Впрочем, усугублять свою собственную участь было бы глупо, и послушница сделала вид, будто крошечная порция хлеба со стаканом воды поглощают всё её внимание.

Мисс Клинг снова вздохнула и нервно заёрзала в кресле. Видимо, вчерашний скандал уже казался лишним даже ей самой, но за десять дней своего ученичества Леви узнала наставницу достаточно хорошо, чтобы понимать: отменить наказание для неё значило бы сильно подмочить собственный авторитет.

– Мистер Тансерд не простит мне, если я не уделю достаточного внимания твоему духовному облику. Ассоциация ведь не зря сосредотачивается на том, чтобы научить послушников противостоять искушениям. Твоя мать была одним из лучших практиков, и от тебя мы ждём таких же значительных достижений.

Леви не успела собраться с мыслями, чтобы ответить. Её запястье – на том самом месте, где незримо покоилась прядь волос Кроцелла – вдруг похолодело и будто наэлектризовалось. Ледяное биение длилось чуть дольше мгновения, но этого было достаточно, чтобы понять: мисс Клинг лжёт.

И чему здесь удивляться? Вспышка произошла в тот момент, когда наставница говорила о своих ожиданиях, но для них обеих ясно, что ничего она от послушницы не ждёт. Может быть, сочла бездарностью с самого начала, разве теперь узнаешь?..

Послушница подняла руку и всмотрелась в своё запястье внимательней. Ничего необычного, если не считать тёмной линии толщиной с волос – сразу и не разглядишь… Ничего, что могло бы привлечь внимание собеседника. Лжецы не узнают о разоблачении. Эх, если бы она обладала этим Даром, когда только встретила Нетуса Бельторна…

Или со дня приезда в Трипл Спайкс. Может быть, она избежала бы того, что слишком напоминает ловушку – и с каждым днём всё больше.

– Леви, где твои мысли вообще? – возмутилась мисс Клинг, поднимаясь из кресла. – Я дождусь сегодня ответа, или нет?!

– Простите, мисс Клинг, – отозвалась послушница, вздрогнув и сжавшись. – Я виновата.

Звук голоса наставницы словно будил какую-то рептилию, угнездившуюся меж рёбер – она начинала шипеть, скрежетать и рваться прочь, наружу. Леви предполагала, что именно так ощущается ненависть. Присутствие мисс Клинг делалось всё более невыносимым, и беспокойная рептилия превращала необходимость сохранять лицо в настоящее испытание.

Господи, пусть она замолчит, пожалуйста, хоть на время…

Мисс Клинг подошла к послушнице и нависла над ней, будто пахнущая Шанелью ива.

– Твоё поведение может создать нам массу проблем, понимаешь ты это или нет?

– Понимаю, мисс, – прошептала Леви, опуская глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом.

– Если ты так и будешь вести себя, как напуганный бурундук, дело не пойдёт дальше. Наказания следует принимать со смирением и открывать сердце для новых уроков, как иначе ты постигнешь душу магии? Мне в своё время тоже доставалось, знаешь ли.

Ледяная вспышка над линией пульса.

Леви сжалась. Ей очень хотелось отодвинуться подальше от наставницы и её удушливой Шанели – господи, почему Шанель, почему в таком количестве? – но высокая спинка стула этого не позволяла.

– Можно подумать, я тебя тут избиваю каждый день, – сказала мисс Клинг уже раздражённо и отошла обратно к креслу.

Стараясь унять нервную дрожь, послушница сосредоточилась. Пространство комнаты еле слышно звенело, откликаясь на перемены в её чувствах. Мелодия талых вод лишь скрывала случайно созданный резонанс; ручьи звуков под её покровом продолжали крепнуть и переплетаться между собой, окружая Леви чистой, упругой силой.

Поначалу послушнице казалось, что бесконечная цепь трезвучий на самой грани слуха сведёт её с ума, но за прошедшие часы она, как ни странно, успела привыкнуть. Мир, полностью изменившийся за ночь, будто бы уже стал для неё родным; как и сказал Кроцелл, первая сотворённая магия закрыла дверь в прошлую жизнь.

Мир пульсировал, струился и пел вокруг Леви. Может, этот нескончаемый ритм и был тем, что практики называли lumen naturae – она непременно спросила бы мисс Клинг…

Если бы мисс Клинг не походила сейчас на полицейского, который стоит посреди места преступления, окружённый трупами, и пытается оштрафовать убийцу за переход на красный свет.

– Ты хочешь просидеть эту неделю взаперти, как я понимаю? – Тон наставницы звучал так, словно мог заморозить всю воду в общежитии. – Это легко устроить. Мистер Тансерд всегда приветствует желание послушников предаться полной аскезе.

Леви снова не ответила. Да что там, даже взгляд в сторону мисс Клинг показался ей лишней тратой сил.

– Ты и впрямь чувствуешь себя готовой к семи дням полной изоляции? Подумай ещё раз, дорогуша. Когда ты запросишь пощады через пару суток, у меня не будет права дать тебе поблажку!

Собравшись с духом, Леви подняла голову, чтобы посмотреть на наставницу, но слова опять застряли у неё в горле: впервые за всё время своей учёбы послушница обратила внимание на медные украшения, казавшиеся лишь элегантным дополнением к наряду мисс Клинг, но на деле – как это стало заметно теперь – обладавшие собственным голосом и ритмом.

Резервуары Силы – кажется, так их называют?

– Упрямая девчонка, – процедила наставница сквозь зубы. – Пожалуй, я расценю твоё молчание как знак согласия! Но не думай, что я не доложу мистеру Тансерду о неуважении, которое ты так опрометчиво проявляешь. Как бы тебе не припомнили это на Инициации!

Новая пульсация дара Кроцелла.

Леви мысленно сосчитала. За одну беседу мисс Клинг солгала ей три раза. А сколько лгала прежде? И стоит ли жалеть о потере её расположения?

Закрываясь, дверь комнаты громыхнула так, что эхо разнеслось по всему этажу. Ключ в замке проворачивался со злобным, рокочущим треском; затем, когда нервно-ритмичное постукивание каблуков удалилось прочь, всё стихло.

Приоткрыв окно, Леви набрала полную грудь холодного, пахнущего близким дождём воздуха и решила, что жалеть не о чем. Мир, полный восхитительного музыкального хаоса, нежился в серебристых лучах октябрьского солнца и был готов составить ей компанию в любой момент.

Главное, как и предупреждал Кроцелл, соблюдать предельную осторожность.

Глава двадцать первая. 11 октября 1985 года, 22:30, час Луны

Тёмный квадрат окна постепенно загорался оранжевыми лучами уличных фонарей. Из-за неплотно прикрытой двери в мой номер проникали сквозняк и ядрёный запах лапши быстрого приготовления. Я, в общем, так и не перекусил за весь день; остатки здравого смысла не одобряли моё поведение, но меня настолько тошнило от собственного запутавшегося бытия, что о еде и речи не шло.

Попытки собрать в кучу все гадости, случившиеся за последнее время, не принесли особенного результата. Чем упорнее я пытался думать, тем хуже мне это удавалось. Когда из соседнего номера донеслись стоны очередной влюблённой парочки, у меня возникло чувство, будто я пытаюсь построить дом, не имея фундамента.

Окончательно сдавшись, я плюнул на пол, встал из-за стола и отполз в холодную постель, пропахшую моим одеколоном. Надо завтра намекнуть администраторше, что бельё требует замены…

Глаза ныли. Мозги тоже. Следовало уделить внимание миллиону вещей сразу, но я до смерти устал – настолько, что забыл снять очки и едва не сломал их, поворачиваясь на другой бок. Стащив с лица несчастные стёкла и погасив, наконец, лампу, я полностью отдался во власть сонного эскапизма.

Под одеялом не было места для мыслей о странных богачах, жаждущих магической силы – кстати, зачем она им вообще? – и об убийцах, интригующих против Ассоциации, которой я всё ещё хранил верность.

Спихнув две основные проблемы на прикроватный коврик, я неожиданно понял, что могу думать только об одном. Точнее, об одной.

Леви…

В туманном мире дремоты мысль о ней – странная, не до конца сформировавшаяся, будто состоящая из одних лишь эмоций – походила на светлячка. Тёмные, тревожащие образы не имели силы последовать за мной в сны, но светлячок кружил рядом – сперва на самой грани восприятия, а затем мало-помалу подчиняя себе мой разум.

Я не мог сопротивляться, хоть и понимал, что глупая мечта может измучить меня гораздо сильнее привычного уже страха.

Кленовые листья, удивительно лёгкие и яркие в мире фантазий, рассыпаются вокруг меня золотистой пылью, пока я смотрю в большие и тёплые глаза будущего Октинимоса – мисс Леви Дим – и втайне улыбаюсь чрезмерной серьёзности её детского лица. Впрочем, даже во сне я помню, что у неё есть право быть такой настороженной, есть право на недоверие и опаску. Она глядит на меня исподлобья, и на её лице читается вопрос: «Что этому человеку на самом деле от меня нужно?».

А я даже и не помню, зачем тогда приходил. Единственное, чего мне хочется сейчас – просто стоять и молчать вместе, пока пение далёких колокольчиков настраивает нас на единый лад. Листья кружатся так медленно, как не допустит ни один мало-мальски уважающий себя ветерок.

Невидимая рука поворачивает круг сцены, и вот я вижу нас двоих уже со стороны. Я – то есть, не совсем я, а тот плохо воспитанный кретин из реальности – подходит к Леви почти вплотную, дотрагивается пальцами до её висков и делает это так нагло, как я уже не осмелюсь.

Пожалуйста, докажи, что сохранил хоть каплю мозгов. Пожалуйста, помни, с кем имеешь дело – твои противники хитры и опасны. Попрощайся с мисс Дим и уходи, не усложняй всё…

Ещё один поворот сцены, напрочь сметающий уютные декорации парка Меокуэни.

Бар «Алхимия». Две светлых фигуры за столом, и это не мы: меня сон поместил у стойки, а Леви неподвижно застыла у самого входа. Лидия Стэпфорд и странная наставница; я не слышу их сейчас, но помню ту беседу.

Носительница – так они называют Леви. Они пытаются сдержать её силы. Её ждёт не Инициация…

Леви наблюдает за ними, но едва ли понимает, о чём они говорят. Она идёт вперёд, и в этот момент одна из ламп, спрятанных в шахматных фигурах на потолке, гаснет; Лидия Стэпфорд поднимает узкую руку, манит Леви к себе, и та ускоряет шаг.

Свет в баре начинает резко мерцать, будто электрическая сеть не в порядке. Я тоже трогаюсь с места и понимаю, что сейчас я не зритель – я полноправный участник действия. В то же момент наставница Леви странно дёргает плечом, затем встаёт, и в её руках нервно вспыхивает лезвие атама – жертвенного кинжала.

Что это за ритуал? Ведь атам – лишь наследие прошлых веков, символ положения Октинимоса, его уже давно не используют по назначению, так что же она будет с ним делать?..

Я должен подойти ближе…

Сероватые лучи неисправных светильников упали на открытую шею Леви, и её наставница занесла нож.

До этого момента я прекрасно осознавал, что сплю, но тут мой здравый смысл выбросил на ринг полотенце, и я рванулся к женщинам, чтобы оттолкнуть Леви. Чёрт возьми, я даже почти успел, но за долю мгновения перед тем все лампы разом ослепительно полыхнули и погасли уже насовсем, погрузив зал в непроглядную тьму.

Пальцы ухватились за пустоту. На сцене не осталось никого, кроме меня и странного куска ткани, неизвестно откуда взявшегося под моей ступнёй. Я наклонился, схватил его, и в постепенно возвращающемся свете разглядел, что это шёлковый платок с узором из болезненно ярких роз.

…Меня разбудил грохот тела, упавшего где-то близко от моей двери. Чёрт, я забыл её прикрыть. Прошлёпав босиком по холодному полу, я исправил это упущение и остался в темноте, которая живо напоминала о едва покинутом сне. Сердце колотилось так, что я начал опасаться за целостность своих рёбер.

Когда-то бабушка лично руководила исследованиями в области предсказания будущего, и ни одна система не оказалась работоспособной. На вещих снах Октинимосы поставили крест едва ли не в первую очередь.

Всё увиденное было лишь эхом моих собственных мыслей, не больше. Но… и не меньше.

Уличный фонарь за окном неожиданно впал в истерику: замерцал чередой коротких вспышек, издал громкий треск, потух, а затем снова включился. Так это ты, дружище, спонсировал фантасмагорию в моём сне…

Я добрёл до постели, упал на неё и зарылся лицом в подушку, бессильно вгрызаясь в ткань, чтобы не сорваться на постыдный скулёж.

Стоя на автобусной станции Трипл Спайкс первого октября, я думал о справедливости, репутации и своей семье в лице бабки – странной, суровой, но уж какой есть. Да о чём говорить? Меня уже три года считают изгоем, а я до сих пор мыслю себя частью Ассоциации, пытаюсь заботиться о её благе… и боюсь за леди Вендеву. Мне так и не удалось придумать себе другую жизнь. Прав был Тансерд – лисёнка вырастили простаком.

А теперь ещё и это. Мне худо-бедно удалось собрать себя по частям после смерти сэра Вайна, но если что-то случится с Леви, моё сердце разобьётся снова. Я и рад бы чувствовать иначе, но не могу.

Как бы то ни было, это моя последняя осень в Трипл Спайкс. Всё должно закончиться – либо для меня, либо для сволочей из Ассоциации.

Первое, конечно, вероятнее. Ну, что же, тогда мы с ними встретимся в аду.

Глава двадцать вторая. 11 октября 1985 года, 22:35, час Луны

День тянулся долго, но всё плохое имеет свойство заканчиваться. Когда густая и совершенно беззвёздная ночь окутала общежитие Зар Шел Врадим, Леви почувствовала себя лучше: темнота будто приглушила часть беспорядочных звуков, которые долетали извне и страшно утомляли.

Пожалуй, неделя изоляции действительно не выглядела приятной перспективой. Послушница уже успела несколько пожалеть о своём поведении – что, если нытьё мисс Клинг привлечёт внимание мистера Тансерда? Наставницу-то, кажется, обмануть нетрудно, но второй Октинимос наверняка сможет развеять первую в жизни магию какой-то послушницы.

Если только то, что она научилась этому Герцога, не имеет особенного значения, о котором прочитанные книги умолчали.

Кутаясь во все имеющиеся в комнате одеяла и подставляя лицо холодным, электризующим кожу потокам воздуха из распахнутого окна, она продолжала напевать мелодию талых вод вслух. Музыка комнаты стала тише, но к уже звучащим в ней голосам добавлялись новые – это означало, что процесс формирования личного Озера ещё не завершён, и за ним лучше следить. Взаимодействие мелодий представало перед внутренним взором послушницы, как партии на нотном стане.

Закончив очередной музыкальный круг, она откинулась на подушки и порадовалась, что хотя бы уроки медитации с мисс Клинг пригодились: с миром, состоящим из звуков, могла справиться только Тишина, и Леви была ею.

Часы показывали без пяти одиннадцать. А любопытно, придёт ли наставница поутру, или возможность выспаться – то, за что эту изоляцию следует благодарить?

Уронив одну из своих подушек и подметая пол одеялами, Леви добралась до окна, чтобы закрыть его. С исчезновением ветра в комнате стало почти тихо.

Пора спать. Кроцелл ждёт по ту сторону.

Сквозь щели в ставнях проникали обрывки нот – короткие и беспорядочные, будто кто-то забавы ради дул в свирель. Посреди наступающей тишины всё громче звучали шаги снов, крадущихся по коридорам. Засыпая, Леви вдруг поразилась тому, как сильно может шуметь множество людей, мыслящих одновременно, и как разительно это отличается от покоя, который приходит в мир рука об руку с ночью.

– Взгляни на это с другой стороны: дерево легче спрятать в лесу, человека – в толпе, а крошечный источник Света – там, где и так достаточно магии. – В голосе Герцога крылась беззлобная насмешка.

Леви села в постели. Сейчас комната ничем не отличалась от той, в которой она уснула, но это её больше не обманывало. Ткань сна имела свою музыку – низкую вибрацию одной-единственной ноты, беспрестанно звучащую на самой грани слуха.

– Что вы имеете в виду?

– Ты чересчур переживаешь, что твоё Озеро могут обнаружить. Но на это место уже было наложено столько чар…

Кроцелл уютно расположился в кресле. Его волосы, заплетённые сегодня в несколько кос, падали вниз и уползали в тень, походя на призрачных змей. Он выглядел… усталым – может быть, из-за потускневших золотых глаз или щёк, будто испачканных углём.

– Что-то случилось? – Вопрос вырвался у Леви прежде, чем она успела его осмыслить.

– Прости?.. – Тон голоса Герцога предполагал, что он качнёт головой или хотя бы поднимет брови, но ничего не произошло. – Нет. Почему ты спрашиваешь?

На запястье послушницы мигом проступил блестящий иней. Содрогнувшись, она вскинула руку к глазам и уставилась на неё, не до конца соображая, что происходит; одновременно с этим со стороны кресла раздалось полное досады восклицание на незнакомом языке.

– Что случилось? – медленно повторила Леви, поразившись своему спокойствию.

Рука Кроцелла матово мерцала во мраке. Он потёр лоб, и неподвижность его лица улетучилась: в уголках глаз прорезались тёмные морщины, а золотые огни погасли. Герцог утоп в кресле ещё глубже и откинул голову на спинку. Мгновение назад он выглядел лишь слегка утомлённым, но теперь Леви увидела, что он совершенно обессилен.

– Я совсем забыл… Извини. И не беспокойся, прошу тебя. У меня есть… цели, и я столкнулся с препятствием, которое не могу преодолеть.

– Вам нужна помощь?..

Кроцелл отнял руку от лба и усмехнулся – совсем по-человечески.

– Нужна. Но ты не в силах её оказать. Даже будь ты опытней, я не посмел бы втянуть тебя в опасность: это значило бы пойти против договора. Поэтому давай-ка отвлечёмся от моих проблем и займёмся его исполнением.

Леви выбралась из-под толстого слоя одеял и, свесив ноги с кровати, ахнула: её ступни не достали до пола.

Его попросту не было.

Вместо общежития её комната оказалась где-то высоко в небе, и внизу расстилался ночной город, в котором послушница сперва не смогла с уверенностью опознать Трипл Спайкс. Страх не пришёл: в конце концов, если кровать, кресло, стол и даже тапочки могут парить в воздухе, почему должна упасть она сама?

Кроцелл, видимо, ждал более сильных эмоций, и поэтому вздохнул с явным разочарованием. Одновременно с этим в комнату ворвался ветер и принёс с собой дикие, ничем не упорядоченные звуки; перед тем, как зажать уши, Леви услышала что-то вроде звонкого и залихватского клича.

Гулкая тишина ладоней, впрочем, не спасла её от зрелища разгрома письменного стола. Взбесившиеся потоки воздуха перевернули его содержимое вверх дном: кипа толстых тетрадей, напоминая стаю неповоротливых, откормленных голубей, ухнула в ночную бездну, а следом ветер отправил парочку книг и шарф мисс Клинг, который та недавно забыла. Сперва Леви наблюдала за их полётом с досадой и думала, как объяснить отсутствие вещей наставнице, но затем вспомнила, что это всего лишь сон.

– Близко, – сказал голос Кроцелла прямо внутри её собственного разума. – Но не совсем то.

– Где мы? – спросила послушница, с опаской убирая руки от головы.

– Смертные зовут это место по-разному. Самое понятное, возможно – мир духов. Однако, это не отражает ни сути, ни предназначения. Мы зовём его Ноо.

Запустив пальцы в растрепавшиеся волосы, Леви уставилась вниз – на острые огоньки города, мелькающие в разрывах туч.

– Мне казалось, что духи существуют вместе с нами… в том же мире. Ну, так в наших учебниках написано…

Поднявшись из кресла и потягиваясь, будто разминая затёкшие мышцы, Кроцелл усмехнулся:

– Оттого твой друг ветер и проявил к ним такое почтение. Впрочем, это не совсем ложь. Для Стихиалиев нет разницы между Ноо и материальным планом, они свободно проникают всюду. Мы, Герцоги – нет. Ноо – единственный дом, который нам оставлен.

Нотки горечи, неожиданно проступившие в голосе Кроцелла, поразили послушницу; даже знание о жестокости и коварстве большинства Герцогов, почерпнутое из глоссариев и рассказов мисс Клинг, не смогло подавить приступ острой жалости.

– Но почему?..

– Доверия, Леви, заслуживают лишь добрые слуги, а мы его утратили. Кое-кто из нас сильно об этом сожалеет.

Косы Герцога попались в загребущие лапы ветра, и тот в несколько мгновений расплёл их до половины. Наблюдая за серебристыми прядями, слабо мерцающими над тёмно-синим пологом туч, Кроцелл добавил:

– Но только не я.

Откинув голову назад, Герцог закрыл глаза и судорожно повёл плечами. Через секунду Леви вскрикнула и едва не свалилась с кровати прямо в гудящую пустоту: за спиной Кроцелла развернулась пара огромных крыл, чёрных и блестящих, будто вырезанных из цельного куска оникса. Легко ступая босыми ногами по невидимой грани между комнатой и небом, Герцог приблизился к послушнице и улыбнулся:

– Мне нужно тебя кое с кем познакомить, но для этого придётся вылезти из постели.

– Но ведь я-то летать не умею…

– Вопрос времени.

Кроцелл протянул послушнице руку и помог ей спуститься с кровати. Воздушный пол трепетал, покалывал ступни и, кажется, готовился вот-вот пропасть; на секунду Леви ощутила страх и желание забиться обратно под слой одеял, но живой мрамор руки Герцога вселял в неё что-то вроде уверенности.

– Мы отправимся, как только ты будешь готова, – сказал Кроцелл. – Просто кивни.

Леви глубоко вздохнула, зажмурилась и утвердительно дёрнула подбородком.

В следующий миг её слух наполнился яростным свистом ветра, который был теперь повсюду, окутывал её тело жёсткими и холодными лентами. Всякая опора, кроме рук Кроцелла, исчезла; казалось, что мысли и чувства не успевают за послушницей, оставаясь кружить бесполезными пушинками где-то наверху. Решившись открыть глаза, она увидела, как на чёрных перьях Герцога лунный свет танцует с отблесками звёзд, а её комната, кажущаяся издали лишь хрупким домиком из облачных карт, растворяется и бесследно исчезает.

Ещё несколько секунд полёта – и чёрные крылья Кроцелла вспарывают поверхность туч. Послушница прячет лицо, пытаясь увернуться от острых кристалликов льда, и перья смыкаются вокруг неё, подобно щитам. Герцог падает камнем, и густое, звенящее пространство лопается перед ним; нижняя кромка облаков рвётся, и крылья распахиваются вновь, выбрасывая в воздух тающие и шепчущие осколки.

Свист ветра чуть стихает; Леви открывает глаза.

Внизу мерно дышит спящий город. Парк Меокуэни – тёмное яблоко с яркой, зеркальной сердцевиной: озеро Уонэгиска, будто бдительный страж, следит за бегом туч. Воздух над улицами чуть позолочен светом фонарей, который здесь, в Ноо, кажется ненастоящим и враждебным, незваным гостем из соседнего мира. Земля медленно, но верно приближается: растут дома, только что казавшиеся лишь смешными игрушками, дороги становятся шире.

Ещё треть минуты – и можно различить крыши. Общежитие стоит на холме в молчаливой отчуждённости; его окна мертвы, а на стенах пляшут изломанные силуэты. Кроцелл слегка набирает высоту, а Леви пытается понять, что же не так с этим Трипл Спайкс.

Внизу мелькает ещё несколько улиц. Понимание приходит неожиданно: город совершенно пуст. Или, во всяком случае, кажется пустым.

Время не позднее, но на тротуарах никого нет, а чувство странного присутствия всё усиливается по мере снижения. Перья Кроцелла трепещут; он описывает круг за кругом, спускаясь по спирали. Над парком Меокуэни звучит тихая и почти нежная песня, исполняемая согласным множеством голосов; полуобнажённые ветви клёнов мерно покачиваются в такт мелодии.

Спуск замедляется и становится всё более плавным. Верхушки деревьев проносятся так близко, что на них можно спрыгнуть, и в темноте прорисовывается ограда парка. На крылья Герцога падают антрацитовые тени.

Земля совсем рядом.

– Почти на месте, – сказал Кроцелл, спуская Леви на асфальт у ворот парка и без единого звука складывая крылья. – Пройдёмся до озера.

– Почему мы не спустились прямо около него? – полюбопытствовала послушница. Её голос звучал глуше и тише, чем в реальности – будто её присутствие здесь только терпели.

– А тебе бы понравилось, если бы гости – особенно незваные – влезли в твоё окно?

Из темноты парка по-прежнему слышалось пение, сопровождаемое чем-то вроде флейт – Леви не могла с уверенностью сказать, что это был за инструмент. Но где же певцы?..

– Там кто-то живёт?..

– Хозяин этого места жил здесь задолго до появления парка и даже города. В сердце озера, – Кроцелл кивнул в сторону толпящихся клёнов, – могут находиться только те, кому он позволит. Если повезёт, мы побеседуем с ним.

– А если нет? – Леви ощутила противный холодок на спине и разозлилась на себя за испуг. Хорошая же из неё исследовательница, если душа уходит в пятки, когда ничего ещё не случилось…

– Никакой жестокости. Нас просто вышвырнут, и мне придётся искать другие пути. Хозяин не убивает смертных, так что не беспокойся.

Кроцелл встряхнулся, словно большой пёс, и крылья за его спиной пропали. Сделав шаг к воротам, он протянул Леви руку:

– Если хочешь – хватайся. И запомни, страх – не то, чего следует стыдиться. Если тебе страшно, это верный знак, что ты ещё жива. Когда нет причин бояться – нет и причин жить.

Леви приняла ладонь Герцога и кивнула, на самом деле не чувствуя согласия с его мыслью. Следовало обдумать её позже – когда над головой не будут нависать громады слишком живых деревьев…

О, Яхве. Приди в себя, идиотка… сказано ведь, что опасности нет…

Кроцелл тихо усмехнулся и бережно потянул её к воротам.

Только миновав их, послушница поняла, что кованые розы на решётке не цветут, а смотрят в землю, повесив увядшие головки.

Аллеи парка зябко кутались в туман, отливающий сталью и аметистом, а воздух пах костром. Деревья тонули в беспросветной мгле. Только странные тени с тусклыми огоньками на месте глаз пристально следили за путниками из-за тёмных стволов. Некоторые из них отдалённо походили на людей, иные – особенно те, что свешивались с ветвей и смотрели из кустов – напоминали птиц и животных.

Клубящиеся очертания их силуэтов вызвали в памяти Леви некогда виденные фото наскальных изображений из Найн-Майл-Каньона. Безмолвная слежка пугала её едва ли не сильней таинственного Хозяина, который ждал где-то возле озера.

Кроцелл шёл неторопливо, а его шаги не производили ни малейшего шума. Волосы Герцога потеряли свою устрашающую длину – теперь они спускались всего-навсего до талии. Так мог бы выглядеть обычный человек – если бы обычные люди имели привычку прогуливаться босиком по ночному парку, наполненному духами и древним волшебством.

Впереди появилось слабое, но тёплое мерцание. Кроцелл уверенно вёл Леви к нему. Несмотря на твёрдое решение спокойно реагировать на неожиданности, послушница едва успела подавить вскрик при виде двух рослых индейцев.

Стражи держали копья, украшенные яркими перьями, и эти перья выглядели единственным, что было настоящего в их полупрозрачных фигурах. Присутствие чужаков не вызвало ни протеста, ни дружелюбия. Несколько копьеносцев, прогуливавшихся невдалеке, вообще не подали вида, что знают о гостях; их скуластые лица казались послушнице ещё более каменными, чем лицо Герцога при их первой встрече.

– Доброе предвестье, – сказал Кроцелл. Его голос тоже стал звучать глуше. – Хозяин знает, что мы здесь, и не возражает. Во всяком случае, пока.

Тёплый свет приблизился и оказался, действительно, костром. Его окружила целая группа индейцев, занятых неслышной беседой; в небольшом отдалении сидел юноша, казавшийся слабей и гибче соплеменников. Он играл на массивной двойной флейте, украшенной кожаными шнурами и бисером; когда свет падал на инструмент, бусинки вспыхивали яркими радужными искорками.

От этого зрелища Леви ощутила необъяснимую, острую радость. Ей захотелось подойти к костру и поздороваться с людьми, особенно – с музыкантом, но затаившийся страх держал крепко, и она не решилась даже замедлить шаг, чтобы полюбоваться игрой цветов.

Чем дальше они шли, тем светлее становилось вокруг. Костры мягко сияли то здесь, то там; призрачное племя собиралось около них и неслышно беседовало, по-прежнему не обращая на Леви и Кроцелла никакого внимания.

Вот клёны, наконец, расступились, и путники вышли на берег недремлющего озера Уонэгиска. Над стальными водами плыл синеватый дым, а над парком – мелодия флейты. Несмотря на весь страх, пережитый Леви за время ночного путешествия, она не могла не отметить всепоглощающее чувство покоя, владевшее этим местом.

– Мы пришли? – спросила она.

– Да. – Герцог кивнул. – Остаётся только ждать. Если Хозяин покажется…

– …то что, Бунтарь среди бунтарей?

Голос, обратившийся к ним, будто принадлежал мальчишке. Не до конца веря в происходящее, послушница обернулась и увидела, как к ним приближается тот самый музыкант, что был у первого костра – тонкий, невысокий юноша с несколькими кругами блестящих бус, лежащих поверх светлой рубашки с яркой вышивкой. С его плеча спускалось тёмно-красное одеяло, а в чёрных волосах, туго стянутых бисерными шнурами, беспорядочно торчали перья. Смуглое лицо музыканта отличала удивительная живость черт – под впечатлением от других обитателей парка Леви успела вообразить Хозяина таким же бесстрастным, как они.

Но реальность снова обманула её ожидания.

– Вот я появился, – продолжал музыкант, с вызовом и усмешкой глядя прямо в лицо Герцога, – и что же ты скажешь мне? О чём попросишь?

Вместо ответа Кроцелл отпустил руку Леви и глубоко вздохнул. Затем, сделав шаг вперёд, он упал на одно колено и склонил голову:

– Приветствую тебя, Белый Танцор.

– И я приветствую тебя. Но встань! Я никогда не кланялся сам и не требую этого от других. Мы оба дети Вакан-Танки, ты и я, поэтому мы равны. Зачем ты здесь, Бунтарь?

– Я нуждаюсь в твоей помощи, Танцор. Это душа, – Кроцелл обернулся к послушнице, – которую я поклялся защищать, и не могу допустить, чтобы чужая глупость ей навредила. Она из тех, кто танцует с духами, и если у неё не будет достойного учителя…

– Ты лжёшь, – проворчал Танцор, подходя ближе. – О них давно так не говорят. Это племя хлипкое и трусливое, оно отреклось от Танца и сажает духов в металл, чтобы использовать их силу, не давая ничего взамен.

– Она – чистый лист. Ты сможешь показать ей другой путь.

– Он не для слабых. Ты говоришь, что поклялся защищать её, но разве тебе неведомо, как жесток Танец? Его дар – свобода, но неподготовленного ждёт смерть.

– Так подготовь её, как должно.