Текст книги "Нооходцы: Cupri Dies (СИ)"

Автор книги: Хель Шмакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

– Да не нужна ему власть, – зло проговорила Леви. – Он просто хочет доказать, что невиновен, а заодно не позволить сэру Джеффри завести себе собачонку-Герцога в моём теле.

– Ты… говоришь о Процедуре? Это запрещённая практика, даже Нетус не мог о ней узнать!

– Не мог. Марбас рассказал. Причём охотно.

Леди Вендева заходила по комнате, окидывая стены безысходным взглядом.

– Признаться, я не уверена, что ты сумела бы сочинить подобную сказку. Но мне всё равно придётся проверить твои слова.

– Я буду счастлива, если вы это сделаете. И чем быстрее, тем лучше.

– Что у тебя с моим внуком?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что Леви вздрогнула и потупилась.

– Э-это важно?..

– На самом деле, нет. Но мне любопытно.

Послушница неловко усмехнулась, чувствуя, как горят щёки. Промолчать или отшутиться?.. Золотистый паркет не мог ей ничего посоветовать.

– Я его люблю.

Лицо Первой неожиданно расслабилось и посветлело. Она будто вернула себе часть утраченного спокойствия, и её строгие черты смягчились нежностью.

– Хорошо. Ему повезло. Не будешь ли ты так добра позволить мне проснуться, наконец? Чем скорее я вернусь в реальность…

– Да, да, конечно!

Леви до боли свела лопатки, распуская пряжу мелодий внутри своего разума. Перед тем, как раствориться в сонном тумане, леди Вендева Бельторн ободряюще улыбнулась.

Глава сорок третья. Плутон в Скорпионе

Благодаря Ноо я, наконец, понял, как живут люди, у которых мир не расплывается перед глазами без дополнительных приспособлений. Отсутствие очков нервировало, поэтому я просто спустил их на нос и смотрел поверх. Выглядел, скорее всего, по-идиотски, но тут уж не привыкать.

Извилистые стебли здешних растений – яркие и гладкие, будто каучуковые – дрожали у самой земли, и я наслаждался тем, что могу видеть каждый кружевной листик на них. Пейзажами в стиле раннего Дали меня не пронять – слишком уж долго я имею дело с практикой, период удивления давно миновал – но вот нормальное зрение действительно радовало.

Как возможность хоть немного передохнуть от постоянных недомоганий, которые меня изрядно достали за последнее время. Тело упорно отказывалось понимать, что нам сейчас не до этого – вот выберемся из дерьма и навестим доктора, обязательно…

– Где, наконец, этот подонок? – Голос Кроцелла вырвал меня из блаженной расслабленности.

Сорок девятый Герцог наматывал круги по полянке между скалами; когда его седая коса застревала в кустах, он раздражённо перебрасывал её на другое плечо и шёл в обратную сторону.

– Сколько пыла, – хмыкнул я. – Марбас знает о ваших чувствах, милорд?

– Да прекрати ты уже. Я не стою перед тобой в Циркуме, так что давай без церемоний. Когда он должен был явиться?

– Честно говоря, понятия не имею. Он обещал прийти, как только я буду здесь.

– Ну, ладно. – Кроцелл остановился, скрестил руки на груди, и его угольные глаза полыхнули гневом. – Торопиться некуда. Если он хотел встречи со мной, он её получит.

Я рискнул полюбопытствовать:

– Какие-то старые счёты?

– Если бы старые. Уверен, это он стравил нас с Салеосом – из-за того, что я пытался выяснить подробности о смерти Рэйен. Зачем ему это, если он и в самом деле хочет помешать Джеффри Тансерду? Ты уверен, что он был с тобой честен во время Вызова?

В моей памяти всплыло замечание Леви – мол, Дар можно обмануть, если говорить аккуратно… но речи Марбаса никак нельзя было назвать таковыми.

– Во всяком случае, напрямую он не лгал, – осторожно сказал я. – Какую цель он, по-вашему, преследует?

– Не знаю, – мрачно фыркнул Кроцелл, – и это невыносимо. Потому я и жду его с нетерпением, о да!

Он пнул хрустально звякнувший обломок скалы и глубоко вздохнул, выдернув из косы очередную прядь.

– Впрочем, если Марбас действительно может помочь нам вытащить Леви, я смирюсь с его обществом. На время.

Интересно, где сейчас маленькая мисс Дим?

Я уставился себе под ноги. Отдых кончился – в душе заворочалась привычная уже тревога. До сих пор мы всегда были вместе хотя бы здесь, в Ноо, но… не сегодня. Чем она занята?..

– Ты сильно волнуешься, – отметил сорок девятый Герцог.

– Ещё бы.

– А ведь ты не так долго её знаешь.

Я скривился самым невежливым образом:

– И что с того? Вас это беспокоит?

Кажется, моя злость только развеселила Кроцелла. Во всяком случае, улыбнувшись, он стал чуть меньше походить на отпрыска фурии.

– Всего лишь наблюдение. Что поделать, мы легко читаем и разумы, и сердца смертных, а защищаться от этого ты пока не умеешь.

– Тогда вы знаете, как обстоит дело.

– Знаю. И не осуждаю. Я сам пережил нечто подобное, встретив её мать.

Вот так новости.

Высказывать удивление мне, разумеется, не потребовалось – думаю, его можно было легко прочесть на моём лице безо всякого сверхъестественного чутья Герцогов.

– Они очень похожи, – усмехнулся Кроцелл, – поэтому я тебя понимаю. Вас учат, что нам нельзя верить, и в глубине души ты по-прежнему ждёшь от меня подвоха. Но я хочу помочь. Леви дорога мне так же, как и тебе.

– Я думал, вас связывает сделка.

– Ну мне ведь нужно было как-то объяснить своё вмешательство! Если бы эта сделка действительно существовала, неужели я мог бы оставаться в стороне целый год? Но нет, Рэйен так верила в Ассоциацию, что мы…

Кроцелл будто споткнулся и молчал почти минуту, пока беспокойный ветер поднимал вокруг его головы маленькую серебристую бурю.

– …мы поссорились, – наконец произнёс он. – И она запретила мне приходить. Не подчиниться я не мог – всё же она владела моей печатью.

Не зная, что сказать, я сполз с валуна, на котором сидел. Слова просто… не находились. И вряд ли могущественный дух нуждается в том, чтобы его обнял какой-то смертный.

– Эти печати – хрень собачья, – невпопад проговорил я, вспомнив мучительную горечь и злость на лице Марбаса.

Сорок девятый Герцог коротко кивнул:

– О да. Но я всегда буду благодарен Рэйен за то, что она не отдала меня вашим Октинимосам. Не хочу становиться ещё одним звеном в бесконечной цепи страдания, которую человечество куёт само для себя.

Мне стало кисло. Пришла на ум байка о том, что идею самоподдерживающейся ядерной реакции участникам будущего Уранового Проекта – и, скорее всего, не только им – продал один из Ангелов Её Величества. Откуда он раздобыл такой товар? Собственным потом и кровью выпытал у кого-то из Герцогов, разумеется. Симбиоз науки и магии, мечта средневековых светочей, состоялся. К сожалению или к счастью?

А чтоб я знал.

Небо вдруг начало темнеть, и мы с Кроцеллом одновременно подняли головы. Чёрт, даже я успел привыкнуть, что здесь не меняется ни погода, ни время суток. Откуда эти тучи, окрашенные ядовитым пурпуром?..

Светлячки, резвившиеся вокруг скал, потускнели и кинулись к земле, растворяясь в кустарнике маленькими стаями бликов. Ветер усилился. В его свисте мне послышался низкий вой.

И чёрная фигура с золотым пламенем вокруг головы, возникшая на тропе, не могла означать ничего хорошего. Я, конечно, узнал Марбаса, но предчувствие беды мешало мне испытать что-то, кроме глухого страха.

Глаза сорок девятого Герцога сменили цвет с синего на огненно-янтарный.

– Явился, наконец, – констатировал он. Его коса мгновенно распустилась, и пряди, мерцающие собственным светом, хлынули в пространство. – Ты должен мне объяснения. И много.

– Разумеется, – сказал Марбас, сверкнув зубами. – Ты узнаешь всё, Сорок Девятый, и даже больше, клянусь, но не сейчас.

Его горящий взгляд переместился на меня, и я похолодел. Что-то случилось…

– Плохие новости, хранитель. Вендева Бельторн в коме, а Джеффри Тансерд собирается осуществить Процедуру раньше, чем планировал.

Твою мать.

Я с надеждой прислушался к детектору лжи, но тот хранил насмешливое молчание. Небеса бурлили ядом и чернилами; меня охватила уверенность в том, что этот шторм – результат чего-то злого, неправильного…

Само мироздание дрожит от ужаса.

– Что произошло?..

– Леви Дим говорила с Вендевой Бельторн во сне и заставила её усомниться в верности Тансерда. Но когда Первая предложила перенести Инициацию, Тансерд атаковал её. Она была настороже, но…

Пятый Герцог на мгновение замолчал, помотал головой и сжал кулаки.

– Вендева Бельторн сможет вырваться, и Тансерд это знает. Именно поэтому Процедура вот-вот начнётся.

– Во имя мрака и бездны! – рявкнул Кроцелл, чернея лицом. – Я вмешаюсь! Этого нельзя допустить!

– Да, нельзя, – кивнул Марбас, – вот только что ты сделаешь?

– А что можно сделать?

Мой голос звучал сухо и как бы издалека. Я будто очутился в сером мире за пределами паники, ярости и боли. Наверное, так чувствует себя заряженный пистолет, направленный в чью-то голову.

Золотые брови Пятого Герцога дрогнули.

– У одного человека никогда не достанет силы справиться со всеми, кто встал на сторону Тансерда, ты ведь это понимаешь? Его поддерживает больше половины Высших, а остальные попадут в давно подготовленные для них ловушки. Наиболее способные лофиэли тоже будут с ним. Ситуация… непростая.

– Ты говорил, что у тебя есть идеи. Выкладывай.

Кроцелл вдруг оскалился и отвесил пинка ближайшему валуну.

– Ах, вот оно что. За этим ты хотел меня видеть, Марбас? Ты собираешься предложить Клятву Солицен?

– Да. А ты против? Мне казалось, Леви Дим важна для тебя.

– О чём речь, милорды? – осведомился я. – Кажется, у нас мало времени. Выражайтесь яснее.

– Процедура – не единственный способ для Герцога вдохнуть воздух материального плана, – сказал Марбас, чеканя каждое слово. – Клятва Солицен – это соглашение, которое позволяет нам частично использовать тела смертных. Подобный союз не даст тебе сил существа, сотворённого Процедурой, но… Высшие практики Ассоциации с тобой не сравнятся. Особенно, если Сорок Девятый примет участие. Вдвоём мы сможем больше.

– Вдвоём? Как это?

– Практик волен заключить соглашение хоть со всеми Герцогами одновременно… если способен выдержать. Ты же не думал, что это будет безопасно?

Я дёрнул плечами:

– Смеёшься? Конечно, нет. Но если вдруг у меня хватит сил, вам придётся шляться за мной по пятам всю оставшуюся жизнь?

– Нет, – подал голос Кроцелл. – Солицен предполагает, что практик и Герцог оговаривают момент, после которого связь распадётся. Пятый прав: опасность велика, и не только для тебя. Хоть это и не Процедура, но если ты умрёшь, мы тоже уйдём в небытие.

Марбас сощурил свои золотые глаза в его сторону:

– Тебя ведь это не пугает?

– Нет. Я готов присоединиться. Но решать не мне.

Крепнущий ветер хлестал меня по щекам, не давая собраться с мыслями. Из-за стонущих туч вдруг вынырнула болотно-зелёная… даже не Луна – её тень, отражение в волнах, больное и недоброе. Мир постепенно сходил с ума, и я вместе с ним.

Мне удалось выжать из себя кривую усмешку.

– Я, скорее всего, сдохну, да?

Кроцелл и Марбас переглянулись, и Пятый Герцог потёр голову жестом неожиданного замешательства:

– Пока действует Клятва, наша сила будет питать твоё тело, но потом… Обойдёмся без ложных надежд: ты потеряешь много лет жизни, даже если выкарабкаешься. Солицен – это ставка ва-банк.

Ставка… для чего? Что ты надеешься отыграть у судьбы, старина? Справедливость? Одобрение бабушки? Положение, перспективы?..

В потоках вскипающего хаоса всё это казалось до смешного пустым, почти призрачным, даже менее реальным, чем сон. Моя память цеплялась за два единственных факта, которые сохранили бритвенную остроту смысла.

Бабушка в коме после схватки с Тансердом. Что он сделает с ней, преуспев?

Леви готовят к страшному ритуалу, и она погибнет, если его не остановить.

Так на что я играю?

На жизни людей, которых люблю больше всего на свете.

– Я рискну. Как это делается?

Сорок девятый Герцог приблизился ко мне и вытянул вперёд жилистую руку, испещренную чёрными молниями, зыркнув на Марбаса. Тот тоже сократил расстояние между нами и повторил движение Кроцелла – так, что их ладони оказались одна над другой. Мне оставалось только положить свою поверх. Где-то глубоко в душе клокотал нервный смех. Один за всех, и все за одного…

– Ты должен оговорить условие, которое исполнит Клятву, – сказал Марбас, – и спросить нашего согласия. Неважно, какие слова ты употребишь.

Я вдохнул так глубоко, как только мог.

– Марбас, Пятый из Падших… и Кроцелл, Сорок Девятый Герцог… приглашаю вас разделить мою смертную оболочку – до тех пор, пока Леви Дим не окажется рядом со мной. Живой и здоровой. Согласны ли вы?

– Да.

– Согласен.

Герцоги сказали это одновременно, и воздух между нами стал вязким, точно мёд. В свободной руке Марбаса возникла длинная игла с тремя гранями, разбросавшими по нам бриллиантовые блики. Она пронзила соединённые ладони насквозь, но боль не пришла: вместо крови из ран хлынул густой, кристально чистый lumen naturae, и я почувствовал, как моя душа мелкими стежками сшивается с двумя чужими.

Общие мысли. Общие цели.

Общая сила.

Я вдруг понял, что стою на тропе совсем один. Голос Марбаса, вибрирующий на низкой ноте, заговорил внутри моего черепа:

– Поторопись, Тансерд скоро начнёт. Ты поймёшь, что нужно делать, только слушай внимательно.

Глава сорок четвёртая. 28 октября 1985 года, 22:22, час Марса

Реальность дрожала, расплывалась, таяла…

Страдая от непривычной тяжести во всём теле, Леви едва могла заставить себя поднять голову. Магические путы не давали ни пошевелиться, ни даже закрыть глаза, удерживая её в нестерпимом, беспомощном полуобмороке. Она не могла разобрать, где находится, и кто рядом с ней.

Чьи-то руки опустили её на каменный пол, и воздух стал отдавать сыростью. Приглушённые, неразборчивые беседы журчали где-то совсем близко, но послушница никак не могла собрать воедино остатки внимания – мысли расползались, точно муравьи.

После кристальной ясности, к которой она привыкла, блуждая по Ноо, мутно-серое бытие вызывало только одно желание – умереть. Послушница цеплялась за клочья памяти и тусклый огонёк надежды, чтобы заставлять себя дышать.

Бурая тень склонилась к Леви, и чужие ладони мягко заскользили по спине и плечам, вызывая тошнотворное жжение. С каждым мигом всё сильнее горел позвоночник, и остатки сосредоточения корчились в этом пламени, будто клочок бумаги. Хотелось кричать, но челюсти казались вырезанными из мрамора.

– Нетус… – чей-то хриплый, рыдающий шёпот рвёт слух. – Нетус…

Руки над спиной замирают на секунду, а затем продолжают движение, осыпая тело алмазными иглами.

– Нетус… – шепчут губы, трескаясь и пылая.

Призрачные стебли роз обвивают грудь, раня шипами не кожу, но самое сердце, пробираясь всё глубже – туда, где мерцает последний огонёк сознания, пока ещё стойкий под ударами жестокого ветра смерти.

– Пожалуйста, мисс Дим, – у тени незнакомый голос, – простите нас. Так нужно. Ваша жертва не будет напрасной.

Ярость озаряет рассудок, точно факел.

Жертва?.. Человеческое существо, наделённое свободой воли, отдают на заклание, и называют это… жертвой? У них нет, нет права решать! До тех пор, пока девушка по имени Леви Дим не ступит в огонь по собственному желанию, то, что делают эти люди, будет называться иначе.

Убийство.

Дрожь гнева борется с хваткой стеблей, возвращая часть сил.

– Идите к дьяволу, – хрипит Леви, поднявшись на локте, – и будьте прокляты!

Тень низко опустила голову, точно от удара.

– Да снизойдёт на вас покой.

Боже, вспомнить бы хоть одну мелодию… хоть одну! Здесь так невыносимо глухо… бормотание людей только подчёркивает мучительную тишину.

Тень поднимает руку Леви. Расплывчатый блеск стали касается запястья, скользит и гаснет, окрашиваясь багрянцем. Вместо боли – пустота. Холодный мрамор начинает теплеть.

Далеко за спинами людей маячит высокая и тёмная дверь, а за ней гудит защитный купол такой силы, что место ритуала кажется отрезанным от всего остального мира, будто могила. Никому сюда не войти.

И не остановить то, что уже началось.

Над полом плывут бледные, мерцающие облака.

Леви чувствует бессильные слёзы на щеках, расправляет плечи и пытается зажать уши, чтобы не слышать пение – низкое, но выводящее из себя так же сильно, как скрежет металла по стеклу.

Голос срывается на визг:

– Прекратите!

Пение почему-то имеет над ней власть, оно пронзает душу, и чувства глохнут, сменяясь серым маревом безразличия, которое притворяется утешением. Но лёд Кроцелла на руке знает – это ложь. Последняя маска гибели.

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

На сердце-алтаре горит свеча-надежда – упрямая, сумасшедшая, не желающая сдаваться. Рука, сотканная из мрака, подбирается к ней всё ближе.

Дверь по-прежнему закрыта, а вибрация купола остаётся ровной.

Тёмные пальцы нащупывают свечу, сжимают и гасят – быстро и безжалостно.

Пение бьёт в потолок неожиданно высокой нотой, и по всей длине позвоночника словно занимается пламя. Перед тем, как упасть под напором тьмы, Леви ранит пальцы о мраморные плиты.

…Зеркало. Какое огромное!

Леви обнаружила себя стоящей у самого края чёрной рамы, сбоку – так, что её отражения не было видно. За спиной клубился бормочущий туман, наползающий из беспредельного антрацитового пространства. Всепоглощающее ничто сжималось вокруг послушницы, точно матка, готовящаяся вытолкнуть на свет неизвестное пока дитя.

Шагнув к зеркалу, Леви вскрикнула: образ, который возник на бесстрастно гладкой поверхности, не имел к ней никакого отношения – высокий мужчина с синеватыми, будто от цианоза, губами. Глаза у него были совершенно ястребиные – круглые, жёлтые и не имеющие белков. Одеждой, худобой и лысой макушкой незнакомец походил на жуткого фермера, точно сошедшего с «Американской готики». Не хватало только вил.

Мужчина молча смотрел на неё, не моргая и не шевелясь. Когда Леви, не выдержав, отпрянула, он не повторил её движения – только… улыбнулся.

– Наконец-то.

– Кто вы? – выпалила послушница, беспомощно озираясь. Господи, вдруг что-то ещё можно сделать, вдруг не всё потеряно…

– Моё имя – Агарес. Я здесь, чтобы сменить тебя… счастливая душа.

Герцог бесшумно шагнул вон из рамы, и зеркало опустело, сделалось матовым.

– Ты уйдёшь первой… птаха чёрной весны, ты не увидишь, как я сотру в пыль склеп, который вы, смертные, зовёте миром…

Рука с длинными, необыкновенно гибкими пальцами коснулась щеки Леви. Послушница с силой отшвырнула эту руку прочь, но лицо Агареса ни капли не изменилось.

– Тебе не позволят, – сказала Леви, страдая от того, как глухо звучит её голос. – Ты – слуга людей.

– Нет. – Герцог мрачно улыбнулся. – Я не стану игрушкой какого-то мага. Что способно напугать меня? Клятвопреступление? Цепи, мучения – могут ли они быть страшнее темницы, в которую я брошен так давно, что тебе и не сосчитать?..

Он сделал ещё один шаг вперёд. Неподвижность его глаз заставляла послушницу дрожать.

– Мы восстали против Вечного Отца во имя свободы… но мы были глупы, – продолжал Агарес. – Есть только одна свобода – свобода небытия, и самая природа творения ей противоречит. Отец постиг свою ошибку… и покинул нас навсегда. У него не поднялась рука уничтожить созданное им. Но я…

Туман сгустился, и Леви поняла, что не может больше отстраниться. Незримые путы – жёсткие и неумолимые, точно стальные канаты – притягивали её к Герцогу, она чувствовала запах пыли и сандала и не могла даже поднять рук, чтобы заслониться от жёлтого взгляда.

– Но я, я всё исправлю, – голос Агареса упал до хриплого шёпота, – может быть, так я заслужу прощение за нашу глупость… может, и не для себя… но в любом случае…

Его руки вцепились в плечи послушницы – горячие, будто раскалённые докрасна – но она подавила крик.

– …мы наконец-то станем свободны.

Упершись ладонями в грудь Герцога, Леви собрала все оставшиеся силы и оттолкнула его. Дыхание ей изменило.

– Возвращайся в дыру, из которой вылез, – прошипела она. – Если ты считаешь, что я просто так уступлю своё тело…

– Птаха, о, птаха… – Губы Агареса насмешливо изогнулись. – Ты не ведаешь, что творишь. Твоя кровь на Великом Узоре уже дала мне все права. Один поцелуй на прощание – и ступай, ступай во мрак…

Леви размахнулась и ударила Герцога по лицу, вложив в этот удар всю свою злость. Долю мгновения его профиль мерцал белизной на фоне серой мглы, а затем голова Герцога повернулась, будто шарнирная, и ястребиные глаза очутились у самого лица послушницы. Тонкие чёрные брови слегка нахмурились.

Воздух стал колючим и чужеродным.

– Ты плохо подходишь для того, чему предназначена… в тебе мало смирения. Я только хотел быть ласковым…

Высокая фигура Агареса надвинулась совсем близко, заслонив и зеркало, и туман, и жизнь.

– Что ж, значит, тебе будет больно.

Послушница закричала, когда раскалённые пальцы погрузились в её грудь. Миг, два, три – и память, смешавшись, погасла.