Текст книги "Нооходцы: Cupri Dies (СИ)"

Автор книги: Хель Шмакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Первый кувшин наполнился, и Нетус достал второй. Голубой свет разорвал покров туч над озером, обнажив мерцающую фантасмагорию перед любопытными звёздами.

Глава двадцать седьмая. 14 октября 1985 года, 19:30, час Меркурия

Вендева Бельторн должна прибыть в город к завтрашнему полудню – это мне удалось расслышать в холле общежития. Даже удивительно: что послужило достаточно весомым для Первого Октинимоса поводом оторваться от кресла-качалки и потратить целых две будущих недели на ничтожную Ассоциацию?

Лофиэли, наверное, в щенячьем восторге. Я когда-то тоже от одного её имени по стенке сползал – даром, что любимый внук. Теперь с душевным подъёмом как-то не клеится.

Что я о ней в действительности думаю? Самому бы знать…

Хоть я и должен был унаследовать первенство в Ассоциации, бабушка всегда старалась оградить меня от общения с будущими коллегами. Но кое-какие слухи просочились: мол, леди Вендева так затиранила своего сына ответственностью перед всем миром сразу, что тот сбежал аж за море, и в это легко поверить. Со мной она взяла другой тон – видимо, опасалась повторения истории – и к обязанностям её преемника я оказался подготовлен ещё меньше. Например, в шестнадцать мне здорово досталось на орехи, когда я самовольно устроился подрабатывать в книжную лавку и собрался задержаться там надолго…

Отец бунтовал из-за отсутствия выбора и мечтал быть кем угодно, только не Первым Октинимосом. Я питал иллюзию, что этот выбор у меня есть, и… делал ровно то же самое. Факт: лидеров бабушка выращивать не умела.

Честно говоря, Ассоциации пойдёт на пользу разрушение идиотской традиции с передачей главенства. Чёрт, да эти странные ребята, которым очень нужна власть в нашем маленьком мирке, могли бы просто попросить меня отойти. Какое бабушке дело?

Порой возникает ощущение, что её подкосила не смерть сэра Файндрекса и даже не то, что я в этом замешан. Просто всё снова пошло не по плану. Сильнее всего на свете леди Вендева любила свои планы.

С тех самых пор она их, кажется, и не строит. Наверное, я был настоящим разочарованием, если она так легко поверила в мою вину… или это стало чудным поводом замести неудавшегося наследника под ковёр.

– Эй, Диего! – окликнул меня незнакомый лофиэль с русыми волосами. – Мы в «Алхимию», ты как?

Отлично, теперь я знаю имя моей сегодняшней маски.

– Может быть, присоединюсь позже. Нужно зайти в библиотеку, так что идите без меня.

– Да брось! Леди Хален ушла десять минут назад, библиотека уже закрыта.

Разумеется, чёрт подери. Мне того и надо.

– Я проверю, на всякий случай.

К счастью, мой внезапный собеседник оказался ненавязчивым. Он рассмеялся, покрутил пальцем у виска и направился к выходу из общежития, зацепив талию симпатичной девушки в бордовом свитере. У меня задрожали руки, и я даже не сразу осознал, почему.

Наверное, в миллионах параллельных линий времени существует одна такая, где меня три года назад успешно инициировали, и этой осенью я познакомился с кареглазой послушницей, которая любит латте и оладьи с мёдом…

Прекрати, идиот. Топай в библиотеку, тебя уже заждался так называемый «художественный отдел».

Мои шаги гудели под сводами широкого коридора, что вёл к высоким створкам из лакированного дуба. Они выглядели ещё темнее под мягким светом ламп-получаш, расположенных у самого потолка.

Оглянувшись, я коснулся оправы очков. Привычно теплеющий металл сообщил мне чувство странного успокоения. Твою-то мать, как же я соскучился…

Дуб вспыхнул ровными, солнечными линиями защитного контура. Дверной замок – не преграда для приличного лофиэля, и мне хватило бы пары капель света, чтобы от неё избавиться. Никто в Ассоциации не стал бы всерьёз надеяться на подобные вещи, поэтому придётся поднапрячься.

Округлые золотистые блики прихотливо скользили по дверям с разной скоростью, вспыхивая чуть сильнее там, где линии пересекались. Не слишком-то и трудная схема: едва леди Хален покидает библиотеку, контур замыкается и приходит в движение. Он совершенно не мешает кому бы то ни было открыть двери, вот только в тот момент, когда незваный гость это сделает, контур будет нарушен, импульс передан на связующий артефакт леди Хален, а лампам-получашам хватит мгновения, чтобы запомнить уникальный отпечаток моего света. Дар Марбаса здесь не поможет.

Каждый час рисунок контура менялся.

Я мог бы прийти днём, но неизвестно, сколько мне потребуется времени; нельзя рисковать тем, что леди Хален заметит чей-то отнюдь не праздный интерес к зашифрованным документам. Единственный способ скрыть мой визит – поддержать движение контура, замкнув его на внешний источник.

И lumen naturae на это требуется гораздо больше, чем обычно дозволяется иметь средней руки лофиэлю вроде меня. Если бы прошлой ночью Белый Танцор упёрся рогом, сегодня я смог бы разве что дверной косяк поцеловать.

Достав из куртки внешний резервуар – медную черепашку чуть меньше моей ладони – я устроился рядом и в последний раз огляделся. По-прежнему никого. Ну, да поможет мне…

Кто? Марбас нёс какую-то пургу про то, что небеса нас давно не слышат… А, по барабану.

Я коснулся черепашки кончиками пальцев, и её поверхность мгновенно налилась теплом. Закрыть глаза, сохраняя вид контура на обратной стороне века, освободить чувства и позволить им хлынуть наружу…

Моё сознание будто рассыпалось на десяток любопытных хорьков, и они бросились вперёд – обнюхивать и ощупывать пульсирующую магией структуру. Стройные золотые линии, ни единого лишнего узла, ни единой уязвимости… Совместное творчество леди Хален и Вендевы Бельторн. Безупречные Октинимосы, безупречная магия – и сейчас мне нужно дополнить её собственной. Так, чтобы меня сочли своим.

Ещё один вдох. Хорьки стали световыми пятнами, и в голове на мгновение зарябило. Подделать чужой магический контур – эта задача того же порядка, что и скопировать чужую подпись; то, что я пытаюсь провернуть, сродни попытке закончить письмо, написанное кем-то другим.

Для начала нужно хотя бы найти чернила того же оттенка. Я напряг волю, чтобы заставить кипящую внутри меня радугу успокоиться и повторить безмятежный цвет магических нитей. На это ушло секунд пятнадцать; как только цель была достигнута, я отделил часть своего разума и вынес её во внешний мир вместе со зрением и вниманием.

Больно. В этот момент всегда рискуешь засыпаться. Твоё тело чувствует ледяной холод, панику и покрывается таким количеством пота, что можно им захлебнуться, но тебя это волновать не должно.

Со стороны всё выглядело так, будто я уснул со статуэткой в руках, свесив голову; но одновременно с этим мне были видны подрагивающие магические связи, постепенно возникающие между резервуаром, моим разумом и защитным контуром.

Когда нити, тянущиеся через нос и выходящие изо лба, стали достаточно прочны, я послал импульс золотистым бликам, сообщая им новое направление и вытягивая из резервуара ещё одну порцию света. Когда они пронеслись через фокус моего внимания, я отпечатал их путь в энергии, будто в воске, создавая то самое недостающее звено контура. Одновременно с этим моё тело резко выдохнуло и открыло глаза.

Голова сильно кружилась. Я устроил черепашку на полу. Пока защитный контур идёт по ней, можно входить и выходить, сколько заблагорассудится. Lumen naturae в ней точно хватит на ночь.

Капля силы из медной печатки – и замок приветливо щёлкнул. Раз плюнуть по сравнению с тем, что я проделал несколько секунд назад. Напомните, почему я не обношу квартиры где-нибудь в Лос-Анджелесе?

А, ну да, воспитание…

В библиотеке было темно и потрясающе тихо. Я выбрал себе место за столом в дальнем углу, включил настольную лампу и отправился туда, где под потолком синели буквы «Художественная литература». Стройные ряды корешков – вот американская классика, вот русская, вот полное собрание Фенимора Купера… было дело, я его отсюда таскал. И не понимал, почему бабушка запрещает мне выносить эти книги из зала. О, «Фауст»… кто-то ошибся полкой.

Вот и Стендаль, вся библиография. Выдернув «Красное и чёрное», я развернул его на середине и дотронулся до дужки очков. По стёклам пробежала искристая сеть, и строки расплылись, точно их залили чернилами. Мгновение спустя они составились в совсем иной текст.

«15 июня 1979 года, 19:10, час Юпитера.

Х.В.: Герцог Агарес, вас приветствует Высший Круг Зар Шел Врадим. Осведомлены ли вы о долге Соломоновой Правды по отношению к призвавшим вас?

2: Да, да. Никаких новостей, снова никаких новостей. Я слышу это постоянно, я вижу это постоянно, что вы опять собираетесь мне рассказать? Заперт, заперт… Что значат твои жалкие речи по сравнению с небесными затворами?».

Чудно. Вот они, протоколы ритуалов Высшей Практики. На редкость интересное чтение, когда располагаешь временем.

«Х.В.: Герцог Агарес, осведомлены ли вы о том, кто является новым владельцем вашей печати?

2: Брошены, забыты, оставлены гнить без памяти, без прощения! Что значат оковы печатей перед оковами вашего пропахшего плотью мира? Что вы значите для Него, жалкие комья праха?

Х.В.: <повторяет вопрос>.

2: Что тебе нужно, труп?

Х.В.: Как владелица вашей печати, я желаю ответов, Великий Герцог.

2: А я желаю сокрушить каждый атом вашего омерзительного бытия!».

Бр-р. Что-то там болтали о Втором Герцоге Агаресе ещё до моей неудавшейся Инициации… но ничего хорошего. Вроде как его пытались разговорить трое Октинимосов один за другим, но безуспешно.

И если каждый ритуал проходил вот так, то удивляться нечему. Я поёжился и открыл книгу чуть ближе к концу.

«25 сентября 1981 года, 17:40, час Юпитера.

Д.Т.: Великий Герцог Агарес! Понимаешь ли ты, где находишься?

2: Да. В самом холодном и мучительном из пространств.

Д.Т.: Я должен сообщить, что ты заключён в Триангулум и находишься под властью Правды Соломона.

2: Снова, снова одно и тоже, ничего нового, здесь ничего не меняется!

Д.Т.: Таковы правила. Извини. Хочешь, я перестану это повторять при каждом вызове?

2: И что ты этим изменишь, труп? Заставишь ваш мир шевелиться? <смех>.

Д.Т.: Мир и без моих усилий справляется. Ты ошибаешься насчёт него.

2: <смех>.

Д.Т.: Не понимаю, что смешного я сказал.

2: Ты так веришь в собственные слова.

Д.Т.: Я могу это доказать. Смотри, я принёс с собой сводку новостей. Спорим, что она сумеет удивить даже тебя?

2: <молчит>.

Д.Т.: Ты меня слышишь, Великий Герцог Агарес?

2: Слышу, но не понимаю. Ты не тот. Мою печать держал другой труп.

Д.Т.: Леди Харна Вириам отказалась от неё. Теперь с тобой буду беседовать я. Привыкай. Ну, что, готов слушать?

2: Как твоё имя?

Д.Т.: Я Джеффри Тансерд. Рад познакомиться».

Отлично, сэр Тансерд. Кто, если не вы. А год в записи совпадает с тем, в который вас повысили до Второго Октинимоса через головы сразу нескольких страждущих – и вот, значит, за что. Нет, уж я-то не протестую: всё честно.

И это пугает. Самую малость.

«Красное и чёрное» снова заняло место на полке. Будь у меня допуск и много свободных ночей, можно было бы зарыться в эти протоколы, но сейчас мне нужен реестр хранителей печатей, который должен стоять где-то рядом. С Тансердом всё ясно, у него на поводке Второй Герцог, но кто общается с Марбасом?

Этот список не слишком длинный. Уверен, он будет где-то в незаконченных произведениях… ага, вот и «Ламьель», стоит проверить…

Бинго, чёрт подери!

Я бросил взгляд на планетарный хронометр, не до конца веря глазам. Только 20:05, старина Меркурий ещё держится и покровительствует авантюристам. Смешная штука с этими часами: по-настоящему управлять жизнью они неспособны, но с каждой сменой планеты в мире чуть повышается вероятность того или иного события. Это как с метеорологическим прогнозом: обещанный дождь может и не пойти, но лучше захватить с собой зонт, чем вымокнуть до печёнок.

И я, кстати, не так уж уверен, что идеальное время для ритуалов Высшей Практики – часы Юпитера. Этот покровитель сделок и переговоров с сильными мира сего как бы намекает Герцогам, что от них здесь чего-то очень хотят. Я бы обиделся.

«Тара Фейербах – Маракс, Герцог 21.

Также известен как Звездочёт. Знает всё о положении небесных светил в любой момент времени и о космосе в целом, охотно отвечает на правильно заданные вопросы. Тяготеет к осколкам метеоритов;

Фарер Глорвайт – Сиире, Герцог 70.

Также известен как Король-Гончая. Способен находить украденные или потерянные вещи. Склонен жестоко наказывать воров;

Джеффри Тансерд – Агарес, Герцог 2…».

Погодите, что? Я на секунду отвёл глаза: в висках заломило, и зрение слегка помутилось. Возможно, именно это послужило причиной моей ошибки, сейчас перечитаю, и там будет стоять другое имя…

«Джеффри Тансерд – Агарес, Герцог 2.

Также известен как Разлом. Повелевает землетрясениями, способен провоцировать и гасить их, может пробуждать и усыплять вулканы. Во время вызова рекомендуется иметь при себе газету со сводкой последних новостей.

Джеффри Тансерд – Марбас, Герцог 5».

Да быть этого не может! Один Октинимос не должен держать сразу две печати, никогда в истории Ассоциации не дозволялось иного! И эти люди запрещали мне ковыряться в носу?! Да все мои нарушения просто меркнут в сравнении!

Я отошёл к столу, швырнул на него реестр и долго тёр щёки, чтобы прийти в себя. Тансерд что, смерти ищет? Каким бы невероятным гением Высшей Практики он не был, он всё ещё человек. И для Герцогов существует только один способ появиться в физическом мире: пройти через разум хранителя печати. Спору нет, были ребята, которые пускали в свои мозги всех подряд, пополняя мировую статистику инсультов, но Ассоциация к таким достижениям никогда не стремилась.

Печать – не дар и не привилегия. Одна – груз, но терпимый. Относительно. Две… ох, мужик, не бережёшь ты себя. Чего ради весь этот риск, мать твою? Как бабушка вообще допустила такое?!

За что ты готов умереть, Джеффри Тансерд?..

Глава двадцать восьмая. 14 октября 1985 года, 20:25, час Луны

Стук в дверь выбил Леви из дремоты. Она оторвалась от столешницы, чувствуя лёгкое онемение в шее: поза была неудобной. Сначала ей почудилось, что незнакомый ритм пришёл из сна, но деликатная дробь по косяку повторилась.

Странно. Мисс Клинг стучит не так.

– Извините, я не могу вам открыть, – громко сказала Леви. – Пожалуйста, обратитесь к моей наставнице.

За дверью охнули, что-то зазвенело, и в скважине повернулся ключ. Послушница вскочила, окинула комнату взглядом и прислушалась к тихому пению своего источника. Сформировавшись, он стал звучать гораздо спокойней, а покров музыки Герцога помог ему слиться с общей мелодией здания, наполненного магией…

Бояться было нечего, но сердце Леви всё равно дрожало, будто птенец на самом краю гнезда.

Дверь отворилась. На пороге стоял Джеффри Тансерд. Этим вечером Второй Октинимос надел светлый костюм с шоколадной рубашкой; из воспоминаний Леви на нём уцелели только шейный платок с пунцовыми розами и шапка смешных кудрей. Зелёные глаза чуть улыбались на совершенно бесстрастном лице.

Послушница напрягла слух, но мелодии сэра Тансерда звучали так далеко, что прочесть их оказалось невозможным.

– Я могу войти? – спросил Второй Октинимос.

Немного растерявшись, Леви кивнула и убрала с лица спутавшиеся пряди. Тансерд переступил через порог, слегка поклонился и вопросительно поднял брови, глядя на пустое кресло.

– Добрый вечер, сэр… Садитесь, пожалуйста. Очень рада вас видеть.

– Спасибо. Не беспокойся, я отвлеку тебя совсем ненадолго. Сегодня мы готовимся к прибытию леди Вендевы, и я нужен в «Алхимии».

– Конечно… как вам удобно.

Сэр Тансерд обвёл взглядом комнату, и Леви похолодела. Кроцелл обещал, что никто ничего не заметит, но чутьё шептало ей: если у Второго Октинимоса возникнут подозрения, он непременно докопается до правды. И даже вида не подаст.

– Как идёт твоё Очищение, Леви?

– Н-неплохо, сэр.

Скорее всего, мисс Клинг всё время жаловалась на послушницу. Тансерд должен знать подробности. Но что отвечать на такие вопросы?

– Кажется, ты неплохо переносишь аскезу. Это хорошо. Веришь ли, – Второй Октинимос подмигнул Леви, жестом предлагая ей занять стул, – я сам иногда разгружаю себе голову изоляцией.

Не зная, что сказать, послушница благодарно улыбнулась. Запутавшись от волнения в собственных руках, она сцепила их на коленях и слишком сильно сжала пальцы, вдавив ногти в кожу запястий. От небольшой боли тревога ослабла.

– Но, знаешь, мне хотелось бы убедиться, что твоё желание практиковать этот путь обусловлено смирением, а не гневом. Скажи мне, Леви, что ты думаешь о нашей организации?

– Я… ещё ничего не сделала для неё, сэр.

Тансерд засмеялся:

– А ты патриотка, да? В Белом Доме этому ответу бы аплодировали. И я тоже: звучит он восхитительно. И абсолютно бессодержательно, но это другая история.

– Но я ведь ещё ни с кем не работала, не занималась исследованиями и даже не практиковала…

Послушница спохватилась: последнее утверждение было однозначной ложью, которой она хотела избежать. Но Тансерд, по-видимому, не обладал зоркостью Танцора или Кроцелла; он смотрел на Леви, спокойно ожидая продолжения.

– …поэтому я пока не знаю, что думать.

– Честный ответ. – Второй Октинимос усмехнулся и откинулся назад. – Я бы встревожился, если ты начала петь нам дифирамбы. Мы – серые ребята, Леви: не хорошие и не плохие. Ассоциации есть, чем гордиться… и хватает поводов для стыда.

– А разве по-другому бывает? – Послушница нашла в себе силы вскинуть голову и посмотреть прямо в глаза сэру Тансерду.

– Не-а. – Тот потряс кудрями, улыбаясь и легко выдерживая её взгляд. – Я думаю, что никто в это и не верит по-настоящему, хотя многие мои коллеги смотрели бы на меня косо, если бы узнали, что я говорю с тобой о таких вещах. Им хочется, чтобы юные практики надеялись на торжество добра и справедливости. Если тебя это прельщает, скажи – я могу попробовать солгать.

Леви невольно улыбнулась:

– Нет, сэр, зачем?

– И это прекрасно. Молодёжь умнеет и не так нуждается в приятных иллюзиях, как мы. Впрочем, выходит, что моя позиция тоже… небезупречна.

Повисла недолгая пауза. Второй Октинимос потёр лоб и снова наклонился вперёд:

– Назначая мисс Клинг твоей наставницей, я надеялся, что ваша небольшая разница в возрасте будет на руку вам обеим. Мне нужен был дуэт характеров, а не… то, что получилось.

Жарко покраснев, Леви снова уткнулась взглядом в колени и стиснула зубы. Сэр Тансерд истолковал это по-своему:

– Не нужно казнить себя. Нет ссор, в которых был бы только один виновный, а в отношениях ученика и учителя большая часть ответственности всегда лежит на последнем. И на мне тоже: это я принял решение, которое доставило вам обеим столько неудобств.

К чему он ведёт?.. Несмотря на тепло, исходившее от сэра Тансерда, с каждым его словом послушница всё больше холодела от странного предчувствия.

– Как ты знаешь, Леви, мы не можем позволить себе разбрасываться талантами. Я зашёл поговорить с тобой, пока не стало слишком поздно. Будет очень обидно потерять тебя из-за конфликта с мисс Клинг. Скажи, есть ли у Ассоциации шансы вернуть твоё расположение?

Оцарапав себе запястье, Леви постаралась собраться с мыслями. Гладкая речь Тансерда текла, словно молоко, и могла бы служить колыбельной для человека с застарелой бессонницей. Дружелюбный, искренний тон обволакивал и вызывал желание соглашаться со всем, что утверждает Второй Октинимос; зелёные глаза смотрели так прямо и честно, что расстроить их обладателя казалось худшим из возможных грехов.

А любопытно, сколько ему лет?.. Да, он моложе всех Высших Практиков, но ведь ненамного… А сейчас выглядит чуть ли не ровесником Нетуса!

– Мама всегда говорила мне, что если и существуют в мире по-настоящему важные дела, то все они здесь, – сказала наконец Леви, заставив себя разжать руки. – Я… не собираюсь сдаваться легко, сэр.

– Великолепная Рэйен! – Тансерд вздохнул с явным облегчением. – Она не могла воспитать тебя иначе. Нам всем не хватает её после того несчастного случая.

Запястье Леви вспыхнуло льдом раньше, чем Второй Октинимос закончил фразу.

– П-простите, сэр? Я не расслышала…

– Хм? Я знаю, что тебе не сообщили подробностей…

По лицу Тансерда пробежала едва заметная тень. Послушница следила за ним, позабыв обо всём: только бы он повторил фразу, только бы он раскрылся…

– И сейчас не время. Гибель Рэйен – трагическая случайность, которую мы пытались предотвратить… и не смогли. Думаю, мы ещё поговорим об этом после твоего посвящения.

Три холодных пульсации одна за другой. Собрав в кулак всю оставшуюся концентрацию, послушница упорядочила свои наблюдения.

Смерть Рэйен Дим не была случайностью, Ассоциация не пыталась её предотвратить, и никто не собирается рассказывать Леви правду после Инициации.

Для того, чтобы точнее описать эту ситуацию, требовались познания Нетуса Бельторна…

– Леви, ты в порядке?

– Да… да, сэр. Просто очень волнуюсь. Окажусь ли я достойной посвящения?

Тансерд соединил ладони и усмехнулся:

– Конечно, дорогая, какие могут быть сомнения?

Ледяное биение. Снова. Господи, как хочется закричать…

– Надеюсь, я немного успокоил тебя?

Леви сделала несколько вдохов и выходов, сосредотачиваясь на мелодиях комнаты и кутая в них уставший мозг. Это помогло.

– Ещё как, сэр. Спасибо. Правда, спасибо. Теперь мне стало намного лучше.