Текст книги "Мелкая река (ЛП)"

Автор книги: Х.Д. Карлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Девять

Ривер

ПРОШЛОЕ

10 ЛЕТ НАЗАД

Мое любимое плюшевое животное Рокки засунуто мне в рот. Грязный мех прокис на языке от того, что он побывал в стольких грязных местах. Но он мне нужен. Мне нужно прикусить что-нибудь, чтобы не зарыдать. Я плачу, и мне больно. Кажется, Билли снова сломал мне ребра. Он сказал, что если легкие не пробиты, то со мной все будет в порядке.

Откуда ему знать, что это не так?

У меня вывихнута лодыжка, когда я пыталась убежать от него. Она подвернулась, потому что Билли схватил меня за волосы и неожиданно потянул назад. Моя лодыжка отказала вместе с остальными частями меня. Мое тело, душа и разум... все они отказали мне.

Билли сказал, что если я выйду из комнаты, то меня снова накажут.

Моя мама находится в соседней комнате, ее стоны и крики – смесь удовольствия и боли. Билли делает со мной то же самое, что и с ней, но у меня никогда не было желания издавать такие звуки, как она. Это не очень приятно. Билли говорит, что так и должно быть, но мне только больно. Это всегда больно.

И с ним, и с другими мужчинами, которых мама приводит домой. Когда они заканчивают с ней, они приходят ночью в мою комнату. Они делают мне больно. Они оставляют синяки, царапины и даже следы укусов. Последний парень оставил шрам от того, что сильно укусил меня за бедро.

– Билли, пожалуйста! – кричит мама, тонкие стены не могут скрыть ее ужаса. В ответ на ее отчаянные мольбы раздаются удары плоти о плоть и громкое хрюканье. Билли всегда издает этот звук, когда кончает. Я с нетерпением жду этого звука, потому что тогда он оставляет меня в покое.

Через несколько минут Билли появляется в дверях без рубашки и с расстегнутыми брюками. Сигарета торчит у него изо рта, едкий запах проникает в мою комнату. Стены желтые от дыма. Кажется, я никогда в жизни не видела белого цвета. В Шэллоу Хилл все чистое запятнано.

– Ты все еще плачешь? – спрашивает он, приподнимая бровь и затягиваясь сигаретой. Рокки все еще у меня во рту, но у меня больше нет желания плакать. Сейчас мне просто хочется свернуться в клубок и спрятаться.

Я вытаскиваю Рокки изо рта и отбрасываю его в сторону, и некогда голубой динозавр катится по грязному полу.

– Нет, – бормочу я. Слезы еще не высохли на моих щеках. Билли не любит, когда я лгу, но еще больше он ненавидит, когда я проявляю слабость.

– Лучше бы тебе этого не делать, – предупреждает он. – У твоей матери киска шире, чем Большой Каньон. Но с тобой у меня таких проблем нет.

Я узнала, что значит это выражение, пару лет назад. Билли любит произносить это слово, когда делает меня грязной. Он говорит, что это лучшее, что у него было, но я не хочу быть лучшей. Я хочу быть хуже мамы. Если бы я была больше океана, может быть, он бы меня не захотел.

– Я не плачу, – говорю я снова. Его угроза была ясна. Если я буду плакать, он опять придет и вымажет меня грязью. Он всегда говорит, что даст мне повод поплакать, когда я проявлю слабость. И когда он это делает, я хочу умереть.

Билли входит в комнату, приседает на уровень моих глаз и протягивает мне сигарету. Я беру ее. Если я не возьму, он затушит ее о мою кожу. Гордость светится в его холодных, мертвых глазах, когда я подношу сигарету ко рту и вдыхаю дым. Раньше я постоянно кашляла, когда Билли заставлял меня курить эти сигареты, но теперь уже нет. Я стала лучше справляться с этим.

Он просит меня снова затянуться. Я делаю это и получаю небольшой кайф. Боль не проходит, но теперь она кажется немного более терпимой.

– Ты поможешь мне сходить в туалет? – тихо спрашиваю я. Просить Билли об одолжении никогда не приходится бесплатно. Я знаю это, но желание пойти туда становится все сильнее.

Он забирает сигарету и сует ее в рот. Я изучаю его губы, которые обхватывают желтый фильтр. Там, где только что были мои губы. Мне кажется, что он прикасается ко мне.

– Ты уже слишком взрослая, чтобы нуждаться в помощи для посещения туалета, Ривер, – назидательно произносит он.

Моя нижняя губа угрожающе дрожит, а ощущение становится все сильнее. Мне действительно нужно в туалет. Но я не хочу пытаться встать на глазах у Билли. Он увидит, как я борюсь. Он увидит, как я плачу. Он увидит мою слабость. А потом он сделает еще хуже.

– Ладно, Билли. Не так уж мне и нужно, – лгу я. Это ложь, которую стоит сказать, если она означает, что он поверит мне и уйдет. Он смотрит на меня снизу вверх, на его губах появляется знакомая улыбка.

– Хорошо, Ривер, – повторяет он, его холодный голос звучит воздушно. – Надеюсь, ты этого не сделаешь, потому что ты наказана. Тебе запрещено выходить из этой комнаты до утра. Ты слышишь меня?

Я с трудом вдыхаю воздух, но киваю головой.

Билли улыбается мне в последний раз и выходит из комнаты, закрывая за собой дверь. Замки всегда были снаружи, никогда – внутри.

Как только он уходит, я освобождаюсь. Здесь холодно, может быть, это согреет меня на ночь.

Десять

Ривер

Во что, черт возьми, я опять ввязалась?

– Я не хочу слышать от тебя никаких комментариев, ясно? – требую я, глядя на него со своего места на полу.

Я выгляжу абсолютно жалко, я знаю это. Но это не мешает мне выдвигать свои требования.

Мако смотрит на меня со множеством эмоций в глазах. В них есть и грусть, и недоверие. Но самая доминирующая эмоция – безудержная ярость.

Я и ты, приятель.

– Что... он сделал? – спрашивает он сквозь едва сдерживаемый гнев. Его кулаки сжаты так крепко, что костяшки пальцев побелели.

– Ничего, ты можешь просто помочь мне, пожалуйста? – отмахиваюсь я, не желая вдаваться в подробности того, какой мудак мой парень. Это неудобно, и я не хочу услышать от него, что «я же тебе говорил». Через мгновение он опомнился и бросился ко мне.

– Осторожно, я... я сейчас не совсем чистая, – говорю я, запинаясь, как сказать, что я описалась. Он не обращает на меня внимания. Он осторожно поднимает меня на руки, но это не имеет значения. От жгучей боли в ребрах у меня захватывает дух. Я задыхаюсь от боли, и он замирает.

– Прости, детка, – говорит он. Мое сердце замирает от этого ласкового слова. Обычно боль отвлекает меня от его слов, но вместо этого я сосредотачиваюсь на этом, чтобы отвлечься от боли.

Пошло ты, сердце. Вот из-за чего я попала в эту ситуацию. Очевидно, оно не знает, о чем говорит.

С огромной болью он поднимает меня на руки и несет к своей машине. Мне никогда в жизни не было так стыдно. Так сильно, что хочется выскочить из кожи и исчезнуть. Не успеваю я сдержаться, как мои руки закрывают лицо, а рыдания вновь сотрясают мое тело. Мне сейчас не до боли, я просто так... злюсь. Мне так больно и стыдно. Я не могу поверить, что Райан бросил меня вот так. Не могу поверить, что он снова ударил меня.

– Я держу тебя, – шепчет он мне на ухо. – Если ты смущаешься, то у меня есть кое-что получше. Мне было семнадцать, и я просто пришел на собеседование. Я так нервничал, что у меня были газы. Но когда я пошел в туалет, я действительно обделался.

Из моего рта вырывается нечто среднее между шокированным вздохом и смехом. Болят ребра, но я слишком ошеломлена, чтобы заботиться об этом.

– Ты не обделался!

Я бы предпочла не смотреть на Мако и не думать о том, что он обделался. Он слишком горяч, а эта история просто странная. Но, похоже, она работает достаточно хорошо, чтобы прекратить мою вечеринку жалости.

– Так и есть. Я сразу же убежал, но не раньше, чем менеджер успел хорошенько рассмотреть мою удаляющуюся задницу. – у меня вырывается еще один смешок, я совершенно обескуражена тем, что он ничуть не смущен своей историей. Он смотрит на меня с кривой ухмылкой и тонким слоем веселья, скрывающим его истинные чувства. Он отвлекает себя так же, как и меня.

Он открывает дверь своего Jeep Wrangler и ловко усаживает меня на сиденье. Пока он пристегивает меня ремнем безопасности, он объясняет: – Я знаю, что тебе неудобно, но я не хочу, чтобы он вернулся домой, пока я здесь. Если он это сделает, я окажусь в тюрьме за убийство с особой жестокостью. Я посажу тебя в машину, а сам сбегаю за одеждой.

У меня нет сил спорить, поэтому я киваю. – Белье в верхнем ящике. Пижама – во втором.

Проходит несколько мгновений, и он возвращается. Сумку он, видимо, нашел в шкафу, так как она висит на его широком плече. Он садится в машину, и мои щеки краснеют.

Я промокаю его сиденья, и от него воняет несвежей мочой.

– Мне так жаль, – задыхаюсь я, глядя на свои влажные колени.

– Не стоит, это не твоя вина, – мягко говорит он, хотя в его словах чувствуется раздражение. – Сиденья кожаные, их легко чистить.

– Это все равно унизительно, несмотря на твою дерьмовую историю, но да, думаю, это помогает, – бормочу я, слегка улыбаясь, чтобы унять боль. Я оценила эту историю больше, чем он когда-либо узнает.

– Ты расскажешь мне, что произошло? – мягко спрашивает он, отъезжая от обочины и удаляясь от моего самого страшного кошмара.

Я качаю головой. – Не сейчас. Я просто хочу помыться, – тихо говорю я.

– Хорошо, я понимаю.

Я полностью вымылась и слегка под кайфом от обезболивающего. Когда Мако не видел, я выпила еще таблетку. Я уже на взводе, и мне не страшно, что я под кайфом.

Я расположилась на его плюшевом диване, а на телевизоре на пониженной громкости идет "Неделя акул". Мне сейчас не очень нравятся диваны, но этот мягкий и удобный. Мако сидит рядом со мной и следит за тем, чтобы мое тело было расположено так, чтобы причинять мне наименьшую боль.

Внимание, которое он мне уделяет... смущает. Райан просто усадил меня на диван и все.

– Тебе нужен крем от сыпи? – спрашивает он.

Он что, серьезно... Не могу поверить, что он спросил меня, нужен ли мне крем от высыпаний. Причем это сделал потрясающе красивый мужчина. Я не думала, что могу упасть еще ниже.

Кровь приливает к щекам, и я закрываю лицо руками.

– Мне так неловко, – бормочу я сквозь искусственную преграду. Его пальцы цепляются за мои руки, оттягивая их одну за другой и пропуская небольшие разряды через каждый палец. Мне не нравится ощущение его кожи на моей коже. Это слишком... хорошо.

Я вырываю руку из его хватки, но у меня не хватает смелости встретиться с ним взглядом.

– Эй, – пробормотал он, приподнимая мой подбородок, чтобы я встретилась с ним взглядом. – В том, что произошло сегодня ночью, нет твоей вины. Не нужно быть гением, чтобы понять, что ты осталась одна и не могла встать.

– Но это не значит, что это не унизительно, – ворчу я.

Он медленно кивает головой. – Я понял, видимо, моей дерьмовой истории было недостаточно. Поможет ли тебе, если я скажу, что запах мочи – это мой фетиш? – серьезно спрашивает он. Я с отвращением отворачиваюсь.

– Нет! Это отвратительно.

Он улыбается и пожимает плечами. Когда он встает и, не оправдываясь, идет в сторону кухни, я начинаю беспокоиться, что он не шутил. Боже мой, неужели это действительно фетиш?

Гостиная и кухня – это общая планировка. Дом довольно голый, но, судя по всему, он только что въехал. Несмотря на то, что дом выглядит не очень обжитым, он прекрасен. Серые деревянные полы, бледно-шафрановые стены с акцентированной черной стеной и черная мебель. Журнальный столик похож на большой камень. На кухне – черные шкафы, серо-белая задняя стенка с акцентом на шалфей и светло-серые столешницы.

У него хороший вкус. Мне это нравится.

Мако копается в холодильнике, стоя ко мне спиной, но я вижу, как его плечи подрагивают от веселья. Свет сверкает на его татуировках. Без всякой на то воли мой рот открывается, и вопросы замирают на кончике языка. Я так хочу узнать их значение. Со своего места на диване я вижу замысловатые детали красной распустившейся розы среди увядших, почерневших роз. Яркий свет сияет на фоне пепла. Что-то в этом притягивает меня. Он заканчивает наливать себе стакан молока – только психи пьют молоко – и поворачивается ко мне. Он смотрит на меня с эмоциями, которые я не могу расшифровать, и я трушу.

Вместо этого я говорю: – Ты же смеешься надо мной.

Он поворачивается, и на его лице появляется прекрасная улыбка. – Если это означает, что я буду унижен больше, чем ты, то нет, я не шучу.

– Но... это... так не бывает, – наконец вырывается у меня. Что это за чувство? Меня трогает мысль о том, что он готов унизиться, лишь бы мне было лучше. Даже если очевидно, что это ложь, это все равно как-то... мило. Странно. Я морщу нос.

Он делает серьезное лицо. – Я думаю, что твоя моча пахнет розами.

Мой рот складывается в идеальную букву О. Что, черт возьми, не так с этим человеком?

Еще одно непринужденное пожатие плечами. – Много, – отвечает он.

Я даже не заметила, что озвучила этот вопрос вслух.

– Это самый странный разговор, который у меня когда-либо был.

– Дальше будет только страннее, детка, – щебечет он, доставая кувшин с апельсиновым соком. Он трясет им передо мной. – Хочешь?

– Ммм. Конечно?

Я еще не пришла в себя. От всего, что он только что сказал. Включая это чертово ласкательное слово. Я слишком под кайфом, чтобы ответить. Может быть, позже.

Эта кровать действительно очень удобная. Единственное, чего здесь не хватает, – это Билби, свернувшегося калачиком у моих ног. Я скучаю по этому маленькому дружочку, он всегда знал, когда мне плохо, и прижимался своим мягким маленьким телом к моему.

Мои руки скользят по теплому серому одеялу. Это кровать Мако, поскольку в его свободной спальне кровати пока нет. Видимо, он нечасто принимает гостей, и это не было для него приоритетом. Интересно, это потому, что все его "гости" спят в его постели вместе с ним? От этой мысли у меня замирает сердце. Когда я это осознаю, я тянусь внутрь себя, дергаю эту надоедливую мысль и задвигаю ее на место.

В комнате Мако нет ни одной личной фотографии, кроме одной, стоящей на тумбочке. На ней изображен мужчина, похожий на него самого, только постаревший и обветренный. Он ухмыляется в камеру, на лице Мако – та самая самодовольная ухмылка, за которую мне хотелось и отвесить пощечину, и поцеловать его.

Наверное, это дядя. Кажется, я помню, как Райан говорил, что у Мэтта есть несколько братьев. Мако не очень похож на Джули или Мэтта, так что он, должно быть, получил свои гены от одного из братьев Мэтта.

Сдерживая желание взять рамку и посмотреть поближе, я отвожу взгляд.

Стены светло-серые, за исключением стены из грубого серого камня, к которой прислонена его кровать. Черный паркетный пол прекрасно сочетается со стенами, придавая его комнате ту же ауру, что и всему остальному дому. Комфорт. Безопасно.

Разительный контраст с домом Райана, который построил его современным и стерильным. Повсюду белый цвет, за исключением мебели и красочных картин на стенах. Холодный и стерильный, как и его хозяин.

Мако садится, ставит бутылку с водой и мои таблетки на тумбу.

– Я могу тебе что-нибудь принести? – тихо спрашивает он, присаживаясь на край кровати. Мягкий матрас ощутимо проминается под его весом.

– Может быть... – я облизываю губы, не понимая, о чем я вообще спрашиваю. – Может быть, ты просто поговоришь со мной? – я содрогаюсь в тот момент, когда слова покидают мой рот. Мне отчаянно хочется схватить их на лету, пока они не достигли его ушей, но уже слишком поздно. Он уже поворачивает голову в мою сторону, его лицо смягчилось и стало добрым. Когда он так смотрит на меня, он действительно выглядит на свой возраст. В любое другое время стресс от работы старит его.

Когда еще у него будет возможность почувствовать себя молодым? Быть молодым?

– Расскажи мне о себе, Мако, – говорю я. – Расскажи мне что-нибудь значимое.

И, подобно Иисусу, проливающему свет на мои самые большие желания, он поворачивает ко мне свою татуированную руку, демонстрируя прекрасный рисунок распустившейся красной розы на ложе из мертвых роз.

– Я сделал ее, когда мне исполнилось восемнадцать лет. Она символизирует мою жизнь и то, как я вижу себя. Я сомневаюсь, что Райан говорил тебе об этом, но Джули и Мэтт усыновили меня, когда мне было тринадцать.

У меня перехватило дыхание. Все странные замечания Райана о том, что Мако не принадлежит ему, или что он не его настоящий брат, теперь обретают смысл. Фотография в рамке на прикроватной тумбочке Мако, где изображен он сам и его более взрослая копия. Это был его отец. Его настоящий отец.

– До этого я рос в дерьмовом районе с довольно дерьмовыми родителями. Моя мать продавала себя за деньги, а отец был наркоторговцем. – У меня дрожат губы, я совершенно поражена тем, насколько детство Мако было похоже на мое. В библиотеке, когда я рассказала Мако историю своей жизни, он ничего не сказал.

– Эта татуировка – напоминание о том, что, несмотря на уродливое окружение, я все равно чего-то стою. То, откуда я родом, ничуть не портит мою сущность. – Он поднимает на меня глаза и пристально смотрит на меня.

Вес его слов слишком велик. Я опускаю глаза обратно на татуировку.

– Она... красивая, – шепчу я. Это слово. Я ненавижу его. Но это единственное слово, которое подходит к его истории.

– Я понимаю тебя больше, чем ты думаешь, Ривер, – тихо говорит он, его глаза все еще ждут, когда мои снова встретятся с ними. Собравшись с силами, я отвечаю на его молчаливое требование. Его сверкающие изумрудные глаза завораживают, настолько, что у меня перехватывает дыхание. – Я знаю, каково это – не быть первым выбором родителей. Но это не значит, что ты не можешь быть первым выбором для себя. Выбери себя, Ривер. Ставь себя на первое место.

Мои губы дрожат. Слеза пробирается сквозь барьеры и стекает по моей щеке. Он не уклоняется от эмоций, а поднимает руку и вытирает каплю большим пальцем. Его кожа, так нежно скользящая по моей, оставляет за собой огненный след. У меня перехватывает дыхание, я совершенно не знаю, что сказать.

Он встает и снова смотрит на меня. – Дай мне знать, если я могу чем-то тебе помочь.

Перед тем как он вышел за дверь, я обрела голос, хотя он был тонким и хриплым. – Ты уверен, что я не могу просто занять диван? Я не хочу быть помехой. Ты и так помог более чем достаточно.

И я имею в виду, более чем достаточно. Он помог мне дойти до туалета, а однажды даже слезть с него. Он поддерживал мой комфорт, давал пить и кормил меня здоровой пищей. Медсестра сказала, что правильное питание способствует заживлению организма. Я даже не знала, что Мако был так внимателен. Он развлекал меня своими странными разговорами о фетишах, в которые я по-прежнему на сто процентов верю, что он лжет, и фильмами. Он дал мне безопасность и комфорт, а также частичку себя, которой я буду дорожить всегда. А теперь он дарит мне свою постель.

Обо мне никогда так не заботились, и я не знаю, как к этому относиться. Это не Мако должен делать это для меня, а Райан, который даже не позвонил и не написал. Либо он еще не вернулся домой, либо ему наплевать.

В обоих случаях мне хочется его убить.

– Ты хочешь завтра проснуться с еще большей болью? – спрашивает он, возвращая меня к разговору.

Я хмурюсь. – Ну, нет.

– Тогда закрой свой прелестный рот и поспи.

Дверь за ним захлопывается прежде, чем я успеваю открыть свой прелестный рот и сказать ему спасибо. Может быть, это и к лучшему. Он помогает мне, но какая-то странная часть меня чувствует, что я все еще должна его ненавидеть.

Скорее всего, это происходит от той части меня, которая преданна Райану. Но после того, что он сделал сегодня, я думаю, пришло время окончательно смириться с тем, что я встречаюсь с меньшей версией Билли.

С абсолютным куском дерьма.

Я так отчаянно нуждалась в любви и человеческой близости, что повелась на всё его дерьмо. Даже когда люди буквально впихивали мне в глотку факты. А я лишь выплевывала их обратно им в лицо.

Боже, Эллисон. Больно признавать, что она была права, но, опять же, это всего лишь моя гордость. Я вела себя с ней ужасно. Отчасти из-за ревности, отчасти из-за того, что Райан рассказывал мне о ней.

Эллисон и Райан росли вместе, хотя Эллисон – моя ровесница. Их родители были лучшими друзьями, и они попали в ту самую клишированную сказку. Родители столкнули их вместе, Райан и Эллисон пошли на это, встречались всю среднюю школу и почти год в колледже, прежде чем расстались.

Он утверждал, что она была сумасшедшей стервой, которая постоянно ему изменяла и преследовала его, когда он ее бросил. Его утверждения не соответствовали той Эллисон, с которой я общалась, но я убедила себя, что все это было притворством. Что она манипулирующая, лживая стерва, а на самом деле все дело в Райане.

Она никогда не была злой или мстительной по отношению ко мне, она была просто женщиной, которая пыталась помочь другой женщине.

– Она была права, – шепчу я вслух. – А я – гребаная идиотка.

– Ривер, какого черта происходит? Почему, черт возьми, никто не сказал мне, что ты попала в больницу? Почему Райан не позвонил мне? И если ты мне соврешь, то будешь дежурить у пеленок целую неделю. Не шути со мной, – угрожает Амелия по телефону. Ее угроза вызывает у меня улыбку. Дежурство на подгузниках с мини-Амелией звучит не так уж плохо по сравнению с тем, чтобы сказать правду.

Но, увы. – На меня напали в Шэллоу Хилл. Я не знаю, кто. А Райан... Райан сделал все еще хуже.

Молчание. Звучит смертельно.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что он сделал хуже, Ривер? – мрачно спрашивает она. Я уже видела Амелию в ярости – это пугает. Когда я не отвечаю, она продолжает угрожать. – Послушай, я продержу тебя месяц. И я дождусь, когда истекут мои шесть недель, и мы с Дэвидом будем заниматься сексом в соседней комнате все это время.

– Ты искушаешь меня хорошим времяпрепровождением, – отвечаю я скучающим тоном, хотя на моем лице появляется небольшая улыбка. Я осматриваю свои ногти. Они сломанные и неровные. Интересно, сколько странных взглядов я бы получила, если бы сейчас зашла в маникюрный салон. От этой мысли мне хочется одновременно и спрятаться, и пойти сделать это.

Почему я должна скрывать, что на меня напали? Я же, блядь, выжила, верно? Я всегда была такой. Может быть, мне стоит начать наслаждаться вниманием к синякам и разбитой душе? Может, мне стоит превратить это в броню?

–...Ривер? РИВЕР.

Нетерпеливый тон Амелии выводит меня из задумчивости. Я прочищаю горло.

– Он бросил меня, Амелия. Он был так зол, что я сама себя загнала в эту ситуацию.

Даже сейчас я все еще сглаживаю тяжесть его поступков. Я все еще защищаю его, и я понятия не имею, почему. Она могла бы спросить меня, является ли Иисус девственником, и у меня был бы для нее лучший ответ.

Амелия вздыхает. – Мне тоже не нравится, что ты все еще ходишь туда, Ривер. Это явно опасно, и это не приносит ничего, кроме вреда. Неважно, душевного или физического. Но, несмотря на это, ты ничем не заслужила того, что с тобой случилось, и он не имеет права так с тобой обращаться. Почему бы тебе не пожить у нас? Мы еще не превратили запасную комнату в детскую.

Я облизнула пересохшие губы. Сказать правду или продолжать лгать? Выбор за мной.

– Я... мне сейчас вроде как есть где остановиться. У меня все хорошо, Амелия. Правда.

– Где ты остановилась? – Черт бы побрал ее любопытство. Я не могу ее винить. Я бы спросила то же самое. – Ривер? – спрашивает она, когда я не отвечаю.

– У его брата? – я произношу это как вопрос. Черт, я сказала это как вопрос. Амелия набросилась.

– Объяснись. Сейчас же.

Если бы я не чувствовала себя такой разбитой, я бы сейчас бодро расхаживала по полу. У меня никогда не было привычки грызть ногти, но, возможно, мне стоит начать. Может быть, мне стоит сделать их красивыми и обрубленными, прежде чем идти в маникюрный салон.

– Вообще-то он детектив. И так совпало, что в тот вечер я оказалась у его дома. С тех пор он мне помогает.

Я не рассказываю ей о его случайных визитах, когда выхожу из университета. Это может привести к тому, что я признаюсь, для чего ему понадобилось найти меня. И тогда это приведет к инциденту в библиотеке, когда я почувствовала себя слишком... свободной. Как будто я могла сказать что угодно или сделать что угодно без всяких последствий.

– Тебе там хорошо?

Я знаю, о чем она на самом деле спрашивает. Неужели Мако такой же, как Райан? Он тоже меня пугает?

Пугает. Только не так, как она думает.

– Да, – вздыхаю я. И на этот раз я говорю чистую правду.

Она вздыхает с облегчением. – Ладно, мне пора идти блевать. Но ты мне напишешь? Дай мне знать, что ты в порядке и если тебе что-нибудь понадобится?

Я улыбаюсь, как никогда благодарная за то, что Амелия есть в моей жизни. – Конечно, детка. Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, Ривер.

126 ПРОПУЩЕННЫХ ВЫЗОВОВ.

349 НЕПРОЧИТАННЫХ СООБЩЕНИЙ.

50 ГОЛОСОВЫХ СООБЩЕНИЙ.

Райан: Детка, пожалуйста, вернись домой. Ты мне нужна. Я схожу с ума без тебя.

Райан: Я не могу так жить, Ривер. Ты убиваешь меня. Ты, блядь, убиваешь меня.

Райан: Тебя это забавляет? То, что я хочу убить себя? Я, блядь, сделаю это, Ривер. Я напишу предсмертную записку и скажу всем, что это ты во всем виновата, и тогда, когда кто-нибудь спросит тебя, каково это – убивать кого-то, ты будешь знать.

Райан: Я смотрю на этот пистолет в своей руке и все, что я хочу сделать, это пустить пулю в свой мозг. Я не знаю, смогу ли я остановить себя.

Райан: Мне так больно от того, как ты со мной обращаешься. Ты ведешь себя так, будто я никогда ничего для тебя не значил.

Райан: Ривер, ты никогда меня не бросишь. Ты обещала, что никогда меня не бросишь.

Райан: Все было ложью? Все те времена, когда ты говорила мне, что любишь меня. Что мы будем вместе навсегда. Все было ложью.

Райан: Я хочу покончить с собой прямо сейчас. Единственное, что держит меня в живых, это надежда, что ты вернешься ко мне.

Райан: Детка, пожалуйста.

Райан: Где ты, блядь, Ривер? Я, блядь, найду тебя, если ты мне не скажешь.

Райан: Никто и никогда не помешает мне найти тебя.

Райан: ОТВЕТЬ МНЕ, БЛЯДЬ!

Райан: Я приду за тобой.

Каждый раз, когда на экране мелькает его имя, мне хочется его разбить. Я только что купила новый телефон, учитывая, что Билли разбил старый. Всю эту неделю я боролась с этим желанием. Я то злилась, то скучала по нему, то плакала из-за того, что он со мной сделал. Мои пальцы зависали над клавиатурой, отчаянно желая ответить ему. Я отчаянно молила его не убивать себя. Но я не могла заставить себя сделать это. Даже когда он пригрозил, что будет искать меня.

Это было два дня назад, и он до сих пор не нашел меня. Я полагаю, что последнее место, где он ожидал меня увидеть, был дом его брата. Райан не знает, что мы с Мако когда-либо общались, кроме той короткой встречи, когда я познакомилась с их родителями. Это не мешало мне постоянно с опаской поглядывать в окно, ожидая, что вот-вот подъедет его машина.

Трудно признать, что за последнюю неделю моего пребывания здесь я чувствовала себя в наибольшей безопасности... ну, за всю свою жизнь. Я ненавижу это. Ненавижу, что рядом с Райаном я чувствую себя как рядом с торнадо, а с его братом – как в убежище.

Приходит еще одно сообщение. На этот раз с картинкой. Райан держит пистолет у своей головы, в его глазах отчаяние и дикость. У меня замирает сердце. Неужели он действительно собирается это сделать? Когда он угрожал покончить с собой, я никогда по-настоящему не верила в это, хотя по ночам не спала, молясь, чтобы он этого не сделал. Но это кажется слишком реальным. Райан не из тех, кто приставит пистолет к своей голове.

Его имя мелькает на экране моего телефона уже в миллионный раз. Еще один входящий звонок. Не успев остановиться, я выхватываю телефон и нажимаю на зеленую кнопку.

– Алло?

Мгновение молчания, затем фырканье. – Я не ожидал, что ты ответишь. – В его голосе звучит жалость, он подавлен и полон стыда.

– Я не ожидала, что ты бросишь меня в луже мочи, но, наверное, всякое бывает, Райан. Почему ты держишь гребаный пистолет у своей головы? Что с тобой не так? – Мой голос полон гнева. Я не думала, что гнев охватит меня так внезапно и так сильно. Но как только я услышала его голос в трубке, я почувствовала только мучительную боль от его действий.

– Потому что я не могу жить без тебя, Ривер! Сколько раз я должен это повторять? Послушай, мне очень жаль, Ривер. Я так скучаю по тебе, и мне так стыдно за то, как я себя вел. Ты пострадала, и это было неподходящее время.

Я улыбаюсь, но не от юмора. – Когда же наступит подходящий момент?

Он запинается на полуслове. – Что ты имеешь в виду?

– Ты сказал, что время не пришло. Так скажи мне, Райан, когда самое подходящее время бить свою девушку?

– Нет подходящего времени, я не это имел в виду, – огрызается он, все больше защищаясь. Значит, ему не нравится, когда его обвиняют в том, что он меня ударил? А я-то думала, что убегаю от своих проблем.

– Тогда что ты имел в виду?

– Я имел в виду, что мне следовало бы вести себя лучше. Но, Ривер, я был зол на то, что ты сама себя загнала в эту ситуацию. Я сказал тебе, чтобы ты больше туда не ходила. Это опасно, и вот что случилось. Можешь ли ты винить меня за то, что я расстроен тем, что ты продолжаешь ходить в этот опасный дом каждый месяц? Где тебя насиловали и издевались над тобой? Это должно было случиться. И ты лгала мне, и ты все еще лжешь о том, кто причинил тебе боль. Ты их защищаешь.

– Я не защищаю их, – огрызаюсь я. – Я защищаю всех остальных. Ты прав, в Шэллоу Хилл есть опасные люди. И мои призраки настигли меня, но я не собираюсь позволять им преследовать чью-то жизнь.

– Мой отец – адвокат, я – юрист. Я могу посадить их на всю жизнь, – возражает он.

Я качаю головой, внутри меня бурлит разочарование. Он не понимает. И никогда не поймет. Он привилегированный мальчик, выросший с любящими родителями в прекрасном доме. Он всегда добивался своего.

Но на этот раз он не добьется своего.

– Прости меня, – говорит он, его голос на грани отчаяния. – Я просто чертовски сильно люблю тебя, Ривер. Больше, чем кого-либо из тех, с кем я когда-либо был. Я никогда не испытывал таких чувств ни к кому из них, так что это... это что-то новое для меня, понимаешь? Я так чертовски боюсь потерять тебя. И той ночью... это было похоже на воплощение моего самого страшного кошмара. Я испугался. Я ужасно с тобой обращался. Я все испортил, и мне чертовски жаль, что так вышло. – Его голос ломается в конце фразы, вместе с моей решимостью.

Мои плечи опускаются. Почему мне так больно слышать его слова? Ему не больно, когда больно мне. Я вцепилась в волосы и потянула, так расстроенная тем, как Райан влияет на меня. Это похоже на смерч – каждый раз, когда я думаю, что смогу вырваться и освободиться, он оказывается рядом, чтобы утянуть меня обратно под воду. Он топит и душит меня. Это так утомительно – бороться с ним. Я просто хочу вернуться туда, где мы были до того, как я уехала в Шэллоу Хилл. Мы были так чертовски счастливы, и боже, как я хочу вернуть это снова.