Текст книги "Война в тылу врага"

Автор книги: Григорий Линьков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 45 страниц)

6. Депутат сельсовета

Было решено остаться на ночлег в деревне Корочень, у Ивана Александровича Кулинича. Этот двадцативосьмилетний, очень стройный, сильный и когда-то исключительно красивый мужчина в партизанском отряде командовал боевым взводом. В одной из засад, организованной партизанским отрядом, взвод Кулинича принял на себя главную тяжесть боя. Семьдесят пять фашистских головорезов нашли свою гибель в этой короткой схватке. Три орудия, шесть пулеметов и более сорока винтовок стали боевыми трофеями небольшого партизанского отряда. Тяжелые потери были и у партизан. Пали в бою бесстрашный командир отряда Чертков и с ним пять автоматчиков. Были и раненые. Ивану Александровичу фашистская разрывная пуля раздробила нижнюю челюсть и почти пополам разорвала язык. Но Кулинич не только не потерял сознание, он не ушел с поля боя. Не имея возможности произнести ни единого слова, истекая кровью, он указывал своим людям рукой направление, в котором необходимо было произвести последние выстрелы.

Кулинич больше трех месяцев пролежал в партизанской санчасти, а потом на самолете был отправлен в Москву. В центральном госпитале ему была сделана пластическая операция. Буквально по частям собранный жевательный механизм действует теперь удовлетворительно, и сам Иван Александрович чувствует себя хорошо. Он депутат сельсовета и отлично выполняет свои обязанности. Его молодая и очень симпатичная супруга счастлива. А в маленькой самодельной кроватке воркует трехмесячный наследник. Он очень похож на отца. Иван Александрович по-прежнему обладает завидной силой лесовика. Я искренне восхищался, наблюдая, как он в лесу, вынув из-за пояса топор, расправлялся с огромной елью, сваленной буреломом поперек тропы. И у меня в мыслях о нем возникло что-то от русского былинного эпоса:

«Эх, вот она хватка русская, сила богатырская!»

С такими… не пропадешь!

7. Михаил Сивеня

Передо мною сидит шестнадцатилетний юноша.

Давно, еще в чаду костров, бородатые дядьки обращались к нему, как к взрослому. Маленький ростом, щупленький на вид. Если взглянуть на хлопчика сзади, то еще и теперь ему можно дать не более тринадцати лет. Но если вы посмотрите внимательно ему в лицо и в его вдумчивые голубые глаза, то можете дать и все восемнадцать.

Этот паренек очень рано испытал тяготы боевой жизни в условиях фашистского подполья.

Отца своего он не помнит. Ему было пять лет, когда мать вышла замуж за Колтуна Николая Харитоновича, только что вернувшегося из семилетнего заключения в панской тюрьме. Миша нашел в Харитоныче отца, а Харитоныч в нем сына. Они сдружились.

Когда пришли оккупанты, Колтун ушел в лес и создал там первую партизанскую пятерку. Гитлеровцы устраивали облавы на горсточку, еще путем невооруженных, народных посланцев. Мише тогда было по метрике одиннадцать лет, а на вид не более восьми. Но только ему Николай Харитонович сообщал о местонахождении своей базы. И Миша оправдывал это доверие. Он неоднократно в самый последний момент спасал от неминуемой гибели партизанскую группу.

Однажды гитлеровцы неожиданно нагрянули рано утром, Разделившись на два отряда, одним они оцепили деревню, вторым начали охватывать выступ леса, прилегавший к постройкам. Миша понял, что партизан ждет гибель, и рванулся к лесу мимо часового. Стоявший на посту длинноногий гитлеровец бросился за мальчиком, стараясь его схватить без выстрела, но просчитался. Ловкий мальчик начал ускользать, и фашисту пришлось открыть огонь из автомата. Пригибаясь к земле, Миша добежал до первых кустов и, лавируя между ними, скрылся на опушке леса. Партизаны были спасены и на этот раз.

Взбесившиеся гитлеровцы схватили и увезли в Ивацевичи мать Миши с двумя маленькими детьми. Мать оккупанты расстреляли, а девочек, в виде «приманки», передали под охрану семьи полицейского и установили наблюдение. Миша через одну соседку выкрал сестренок среди белого дня и вывез их в лес на хутор к близкому человеку. С 1942 года он стал партизаном.

Я познакомился с белокурым шустрым мальчонком в мае 1943 года после приземления в Ружанской пуще. Он пас коров при госпитале. Паренек давно упрашивал командование штаба освободить его от этого мирного занятия и послать на боевые дела. Но по-настоящему никто не придал этому значения. Миша решил попробовать счастье у нового командира. Но сделал это не сразу. Он долго изучал характер нового начальника и, выбрав подходящий момент, решил действовать.

Помню, это было теплым летним вечером, когда закатившееся солнце не уносит с собой тепла, излученного на землю, а люди, уставшие от дневной жары, с нетерпением ожидают ночной прохлады. Я сидел у костра – единственного места, свободного от комаров, тучами носившихся в воздухе. Миша подошел и сел против меня. Он долго, казалось безучастно, слушал наши разговоры, рассматривая тонкие синеватые струйки пламени, вырывавшиеся из сухих перегорающих прутьев орешника, время от времени пошевеливал их железной тросточкой. А разговор у костра шел о том, кого немедленно направить в Барановичи для передачи срочного задания и взрывчатки нашему человеку. Вся трудность задачи заключалась в том, что это нужно было сделать в течение одних суток. Но подходящего человека для посылки поездом у нас не было, а болотом до города и за двое суток никто не добрался бы. Улучив момент, когда я остался у костра один, Миша тихонько сказал:

– Товарищ полковник, поручите мне это задание! Я его выполню.

Я пристально посмотрел Мише в глаза. Они горели желанием и решимостью.

– А как же ты думаешь за сутки добраться до Барановичей? – спросил я у парнишки.

Искра надежды блеснула в умных глазах мальчика. Миша начал излагать свой план.

– Сейчас не более одиннадцати, – говорил он спокойно. – До станции Бронная Гора, напрямую через болото, двадцать два километра. В шесть двадцать идет поезд на Барановичи. Я успею купить билет и сесть в поезд. В шестнадцать я буду в городе, а пяти часов мне хватит на то, чтобы найти нужного человека, передать ему задание и взрывчатку.

– Но если ты пойдешь до станции болотом, то тебя не только в поезд, но и на станцию не пустят, – возразил я парню.

– У меня есть запасные ботинки, брюки и рубашка. Грязное я оставлю в кустах, возьму с собой мыло, хорошенько вымоюсь и переоденусь, – поспешно пояснил смышленый мальчуган.

Через полчаса он исчез в темноте ночи… А через трое суток на том же самом месте совершенно спокойно докладывал мне об успешном выполнении задания.

После этого юный связист-разведчик бывал в ряде городов и местечек, переполненных гитлеровцами.

Однажды он был опознан в Березе-Картузской местным предателем. Его арестовали и двое полицаев как опасного партизана повели под конвоем к фашистскому коменданту. Миша, улучив момент, метнулся в пролом в стене. Первые пули в него не угодили, а от последующих он укрылся в соседних дворах.

Перед приходом Красной Армии в Брест Миша доставлял данные о дислокации гитлеровских частей от работавшей у оккупантов на почте Ксении Клюевой на конспиративную квартиру для передачи по радио.

В четырнадцать лет он в Кремле из рук Михаила Ивановича Калинина принял орден Красной Звезды.

Окончив ремесленное училище, Миша приехал в Ивацевичи и стал работать инструктором райкома комсомола. О его работе я получил хорошие отзывы. Сельский совет, в котором он был уполномоченным, первым в районе выполнил свои обязательства перед государством по поставке зерна и сдал около тысячи пудов сверх плана. Все эти годы Михаил усиленно работал над собой И вот снова, как три с половиной года тому назад у костра, смотрит он на меня не по возрасту умными глазами…

Можно не сомневаться, что неисчерпаемая энергия и ум этого юноши теперь будут так же полезны для нашей социалистической родины, как и в дни Великой Отечественной войны.

* * *

В Ивацевичах, на квартире Михаила Тарасовича, собралось полтора десятка лучших из лучших партизан. Вот скромный и спокойный Николай Клютко, теперь он заведует избой-читальней в деревне Яглевичи. А сколько неприятностей доставлял он фашистским захватчикам! Клютко дошел бойцом от Ивацевичей до Берлина и имеет много отличий. Здесь же Куратник, Вдовин, Сидорович – прекрасные советские люди, родные и близкие, друзья и соратники.

Как приятно смотреть в горящие глаза людей, пришедших к концу войны в передовой колонне!.. Как правдива и убедительна их простая и глубоко содержательная речь!.. Как велика у этих людей вера в самих себя, в свой народ, в свою родную коммунистическую партию и в любимого Сталина!

8. Ермакович

С Тимофеем Евсеевичем я расстался 21 мая 1942 года на острове Зеленый, когда уходил с отрядом за много сот километров в Пинские болота.

Оставшись командиром на центральной березинской базе, он сформировал несколько боевых групп и приступил к действиям. Каждый день подрывались на его минах фашистские самоходы на шоссе Лепель – Бегомль, рушились мосты на шоссейных дорогах, взлетали на воздух столбы линии связи.

Успехи Красной Армии под Москвой, черная тропа и пример героической борьбы нашего отряда в первую военную зиму вызывали массовый приток в лес людей, поднявших знамя партизанской борьбы с фашистскими оккупантами. Тимофей Евсеевич знал, как нужно ставить мину, как бить врага, вторгшегося на нашу советскую землю, но по своей малограмотности он считал себя неподготовленным к налаживанию взаимоотношений с десятками партизанских отрядов, организовавшихся или прибывших под Лепель из других районов. И он решил вместе со своими людьми и запасом взрывчатки влиться в отряд Константина Заслонова и принять его командование. Заслонов хорошо знал Ермаковича еще по моим отзывам и охотно принял Тимофея Евсеевича и его людей. Боевые дела в отряде этого славного руководителя пошли еще лучше.

После гибели Константина Заслонова осенью 1942 года у Ермаковича возникла мысль переправиться через линию фронта. Несмотря на свою хромоту, он совершил трудный переход благополучно. Его группа из семи человек, с секретарем ЦК ВЛКСМ Белоруссии Мальчевским и двумя ранеными, перешла линию фронта.

В Центральном штабе партизанского движения Ермаковича принял один из руководящих работников штаба Иван Ануфриевич Крупеня. Тимофею Евсеевичу предложили лечение и отдых, но он от этого отказался. Вместо отдыха он выехал в лагерь по подготовке десантников и в декабре 1942 года в составе большой группы опять ушел за линию фронта в тыл врага.

Нанеся чувствительные удары врагу и собрав обширный материал, необходимый для штаба партизанского движения, он в марте 1943 года снова перешел линию фронта и снова отказался от заслуженного отдыха. Невзирая на свою хромоту, Тимофей Евсеевич совершил шесть тренировочных прыжков с самолета, и, убедившись, что нога его в состоянии выдержать прыжок на парашюте с нагрузкой, он снова стал добиваться назначения на боевую работу в тыл врага. В апреле 1943 года он вылетел из Москвы со специальным заданием Белорусского штаба партизанского движения в бригаду «Дяди Коли» и опустился на парашюте в пойме реки Березины. После выполнения задания Ермакович командовал небольшим подразделением. В одной из боевых схваток он получил серьезное ранение в больную ногу и в конце мая был отправлен на самолете обратно в Москву.

Но деятельный организм Тимофея Евсеевича не позволил ему долго оставаться на госпитальной койке. Еще не залечив как следует раны, Ермакович добился своего отправления в третий раз на оккупированную врагом территорию. В сентябре 1943 года он вместе с радисткой вылетел на самолете в район Калинковичи – Бобруйск.

Здесь, как и в некоторых других местах, наряду с подлинным движением народных мстителей имела место и «партизанщина» в худшем смысле этого слова. Имея перед собой наш опыт организации партизанских соединений и опыт героя Константина Заслонова, Ермакович при поддержке ЦК КП(б) Белоруссии и Центрального штаба партизанского движения навел в отряде надлежащий порядок и приступил к выполнению особых заданий командования.

После освобождения Белоруссии Красной Армией Ермакович был назначен управляющим отделением одного из крупных совхозов в поселке Яновичи, Клейкого района.

Тимофею Евсеевичу первое время нелегко давалось выполнение этой новой боевой задачи. Еще не отгремели раскаты орудийных залпов, они только отодвинулись дальше на запад, а на освобожденной советской земле появились энтузиасты строительства. Они начали восстанавливать разрушенное и строить новое. И Ермакович показывал на этой новой для него работе образцы социалистического отношения к труду.

Тимофея Евсеевича перебрасывали с одного узкого участка на другой, и он, со свойственной ему энергией и упорством, вытягивал из прорывов один за другим отстававшие отделения совхоза.

Награжденный тремя орденами и медалью «Партизану Отечественной войны», этот скромный, простой белорусский крестьянин не кичится своими заслугами. Он хочет одного: отдать весь свой практический опыт и неисчерпаемую энергию на выполнение первой сталинской послевоенной пятилетки.

Я встретил своего старого друга через год после того, как он получил назначение на должность заведующего крупным отделением совхоза в Ильянском районе, Молодеченской области. Через несколько месяцев Ермакович был выдвинут директором отдельного совхоза. На этой новой, боевой работе он выглядит таким же целеустремленным и сосредоточенным, каким я видел его несколько лет тому назад, когда он со своей ополченской группой выходил из деревни Московская Гора на подрыв вражеской линии связи.

Он полон планов и мечтаний, связанных с развитием совхозного хозяйства. У него все та же лукавая улыбка, и так же часто повторяет он свою любимую поговорку: «Так или не так, а коли нужно, так нужно».

Когда мы объезжали с ним отделение совхоза, при подъеме на гору он соскочил и заковылял по обочине дороги.

– Да что ты, Тимофей! Такой конь, и ты слезаешь? Хлестни его кнутом, – заметил я.

– Рука не поднимается, Григорий Матвеевич… Жаль ведь…

9. Киномеханик Конопадский

Иван Борисович Конопадский известен по взрыву, организованному им в Микашевичах, когда там под развалинами кинотеатра нашли себе могилу сто пятьдесят два фашистских головореза. Среди гитлеровцев, вошедших посмотреть новый фашистский фильм в заминированный кинотеатр, было шестьдесят пять эсэсовских палачей. Эти палачи 12 ноября 1942 года уничтожили двести сорок мирных жителей, ни в чем не повинных стариков, женщин и детей. А сколько они уничтожили до этого! И сколько бы еще могли уничтожить или закопать живыми в землю эти человекообразные звери, если бы они остались в живых и продолжали бы рыскать по советской земле!

И вот Конопадский, простой белорусский паренек, небольшого роста, но с большим и горячим сердцем советского патриота, 16 ноября 1942 года включил рубильник и казнил подлых палачей белорусского народа…

Если кто посмотрел бы тогда на этого скромного и даже несколько застенчивого паренька, не зная великого подвига этого человека, то мог бы подумать, что он неспособен зарезать и курицы. Но когда враг, вторгнувшийся в нашу страну, начал совершать неслыханные злодеяния, этот невидный юноша поднялся, как народный герой, во весь свой исполинский рост и громогласно огласил приговор советских граждан над иноземными захватчиками. Взрыв кинотеатра с гитлеровцами в небольшом белорусском местечке, расположенном в центре Пинских болот, был очень хорошо услышан в Берлине, а может быть, и в некоторых других столицах за пределами нашей страны.

Вот несокрушимая сила и железная выдержка простого советского человека!

Фашиствующим поджигателям войны в Европе и Америке, потрясающим сегодня атомной бомбой, полезно напомнить о советских людях типа Александра Матросова и Ивана Конопадского… Таких людей ничем не запугаешь. Им свобода и независимость советской родины дороже собственной жизни, и победить их нельзя.

Ивана Конопадского по заслугам оценили местные районные власти. Они выдвинули его на должность заведующего кинофикацией района. А в районе после ухода оккупантов не осталось ни одного киноаппарата и ни одного приспособленного помещения. И вот Иван Борисович, со свойственными ему энергией и упорством, принялся за организацию этой работы. С огромными трудностями ему удалось собрать одну автомашину и смонтировать на ней кинопередвижку, затем вторую… Это было в ноябре 1944 года. А в ноябре 1947 года в районе начали работать три стационарных кинотеатра, кроме кинопередвижек, обслуживающих колхозников и рабочих совхоза.

Район занял по кинофикации одно из первых мест в области, и недавно Конопадский был премирован за образцовую работу.

Я встречался с Иваном Борисовичем в Москве, когда он приезжал за получением ордена. Мы не виделись с ним более четырех лет. Но мне показалось, что он не изменился. Этот белорусский паренек остался таким же скромным и застенчивым.

После войны Конопадский женился и теперь имеет двух ребят. Соседи и товарищи считают Ивана Борисовича прекрасным товарищем и примерным семьянином.

10. Василий Афанасьевич Цветков

Мы встретились через четыре года после дня победы.

Мой бывший помощник, как и прежде, немногословен. Особенно затрудняется он рассказывать о себе.

– Да что же, Григорий Матвеевич, вы, вероятно, помните, как говорили мне однажды, что не тот друг, кто по поводу и без повода льстит и хвалит, а тот, кто критически подмечает твои ошибки и говорит тебе в глаза хотя бы горькую, но правду…

Так вот, разрешите вам сказать правду в глаза. Суровый был «климат» в нашем соединении, и иногда нелегко было выполнять ваши приказы… Вы помните задание по захвату военнопленных. За это задание непосредственно отвечали другие, и я мог в драку не лезть, но у ребят не получалось, и мне пришлось взяться самому. Тогда убило подо мной коня, в двух местах была прострелена моя куртка, но боевой приказ был выполнен. Вы помните, какие ценные оперативные данные были получены от доставленных тогда к вам «языков», в частности от того фашиста-лейтенанта, которого мы выволокли из хаты в ночной рубашке… Вы, наверное, все это хорошо помните. На такие вещи у вас всегда хорошая память. Но зато вы тогда мне объявили перед строем благодарность, а это в нашем соединении было большой наградой.

Вы спрашиваете, что я делаю сейчас. После возвращения с фронта я с головой ушел в учебу. В тысяча девятьсот сорок шестом году окончил вечерний университет марксизма-ленинизма и в том же году поступил в Одесский государственный университет имени Мечникова на исторический факультет. Это большая нагрузка к моей основной работе. А я, помимо работы по кадрам, с октября тысяча девятьсот сорок четвертого года по настоящее время бессменно работаю секретарем в своей партийной организации… У меня уже установился свой специфический режим в работе с часу ночи до пяти утра.

Вот он, секретарь низовой партийной организации. Пять орденов на груди, заканчивает третье по счету высшее учебное заведение, имея семью и совмещая партийную работу с основной должностью заведующего кадрами, Такие люди не останавливаются на достигнутом, их девиз – непрерывно движется впереди только вперед, предъявляя к самому себе все новые и новые требования.

* * *

Я в Минске у Анатолия Андреева. Бывший комиссар партизанского отряда Константина Сергеевича Заслонова учится в Высшей партийной школе. У Анатолия семья; жена, в прошлом парашютистка, работала радисткой в партизанском отряде, и они были знакомы по совместной работе в тылу фашистских захватчиков. У них двое малышей.

Андреев – культурный и растущий коммунист.

По профессии машинист, он был правой рукой Заслонова в Оршанском подполье. Один из организаторов взрывов в топках фашистских паровозов.

– Помните, как мы у вас встречали Первое мая на острове Зеленом? Вы тогда после обеда преподнесли нам с Заслоновым свежий, предмайский номер газеты «Правда», – говорит за столом Анатолий.

Этот товарищ не кичится ни своими заслугами, ни знаниями. Он понимает, что наши люди не только трудятся не покладая рук на благо своей родины, но и неустанно учатся, И Андреев прекрасно понимает: чтобы руководить, надо и самому учиться.

В той же Высшей партийной школе учится и бывший начальник политотдела Оршанского железнодорожного узла Федор Никитич Якушев, Он с мая сорок второго года до июля сорок четвертого действовал в нашем соединении и показывал своим примером, как надо громить коммуникации фашистских оккупантов.

На предоставленной мне дежурной машине из ЦК КП(б) Белоруссии я выехал в Лепель.

Лагойск, Бегомль, река Березина. Около этого шоссе мы провели первую военную зиму, отсюда мы направили первые партии подрывников громить фашистские эшелоны и начали свой шестисоткилометровый переход в Пинскую область.

Километров за десять к югу мы тогда брели водой до русла, переправлялись через реку на водных лыжах. А вот отсюда, от шоссе, доносились звуки вражеских выстрелов… Как неуютно, сумрачно, тоскливо было тогда в этих многокилометровых разливах и каким красивым все казалось мне теперь!

А вот и мост через реку Бузянку, под которым наши хлопцы за отсутствием тола подпиливали столбы, чтобы приостановить на несколько дней движение гитлеровцев по этому шоссе. А еще за три километра барак, в котором тогда размещались гитлеровцы, за ним поворот к деревне Стайск. Туда машиной не проехать, и я направился пешком.

Солнце уже скрылось за горизонтом, и сумерки спустились над болотом березинской поймы, а я не торопясь разгуливал по шоссе против пустого барака. Мне казалось, совсем недавно здесь был противник, тогда можно было ходить здесь только ночью. Да, днем я мог и не найти на Стайск дороги, по которой когда-то ходил только в темноте.

В деревню я вошел по-партизански, когда хатенки утонули в ночной тьме. Так сильнее напоминало о прошлом. Но тщетно я пытался найти хату Жерносеков, чтобы постучать в окно, как девять лет назад, при немцах. Я этой хаты не нашел, больше того – я не узнал и самой деревни. Не спрашивал, пошел к мостику через ручей, чтобы окончательно убедиться, не ошибся ли я. Мостик нашел, он оказался тем самым.

Я попросился, и меня пустила ночевать одна из уцелевших невесток Жерносека. Тесная хата четырех – стенка, трое ребят, спать было негде, да и не хотелось. Обрадовавшись нежданному гостю, хозяйка рассказала мне, что гитлеровцы до основания сожгли деревню. Многие активисты расстреляны оккупантами, Жерносек умер, а Жерносечиха со своей дочкой уехала в западные области Белоруссии, там осталась на жительство. Постановлением Витебского облисполкома деревне предоставлен долгосрочный кредит и выдано бесплатно несколько лошадей, но полностью колхоз еще не залечил нанесенные ему оккупантами раны.

Я побывал в Терешках, в Веленщине, в Островах. В этих колхозах дело обстояло лучше. Хотя следы войны еще остались, но у колхозников уже имелось достаточно хлеба, овощей и других продуктов.

По вечерам здесь раздавался звонкий смех и песни подрастающей молодежи.

Побывал на Ольховом. Здесь мы прожили много дней в тяжелую первую военную зиму, потеряли незабвенного Сашу Волкова и отомстили за него своим врагам. Следы и тропки поросли травой и молодым березняком, но мне казалось, что в молодом кустарнике нежно звучат и теперь струны гитары Саши Волкова.

На Красной Луке вновь построены две хаты лесникам. Но в них живут теперь другие семьи. Мой славный дорогой товарищ по борьбе Кулундук Андрей погиб на фронте, его семья переселилась в Рудню.

По старым партизанским тропам побывал в Вологовке. Мне показали могилу Коли Захарова, она была украшена венком из еловых веток. Сюда приходят иногда молодежь и пожилые граждане деревни отдать свой долг москвичу, павшему за счастье белорусского народа.

Вечная память тебе, героический сын великого русского народа, воспитанник Ленинского комсомола… Я, твой старый соратник, боевой командир и товарищ, пришел… «пролить слезу над ранней урной..»

Мне вспомнились его слова: «Все равно мы разобьем вас, фашистские гады…» Захаров, умирая, верил в победу русского народа, в партию большевиков, в полководческий гений Сталина, и он в этом не ошибся.

В Замощье я узнал, что несколько дней назад здесь провезли арестованного Булая. Этот мерзавец уцелел до конца войны. С чужим паспортом он пробрался в Борисовский район и больше года инкогнито проживал неподалеку от своей деревни. Презренный пес, трус и предатель своего народа не ушел от народного суда.

* * *

Передо мной письмо бывших народных ополченцев деревни Московская Гора, Чашниковского района. Витебской области.

«Когда мы получили ваше письмо, – пишут они, – мы вспомнили о прошлых днях борьбы против фашистских извергов. Ваше письмо мы читали на общем собрании колхоза и все вспоминали, как вы зачитывали тогда у нас приказ о том, чтобы все мужчины, призывного возраста записывались в группу народного ополчения и выступили на подрыв фашистской коммуникации – шоссейки между деревней Добромысль и местечком Краснолуки. Может быть, это и не был не первый раз настоящий с нашей стороны боевой подвиг, но для нас тогда это было так же важно, как итти в атаку на захват пулеметного гнезда противника.

Мы выражаем большую благодарность товарищу Сталину и коммунистической партии за то, что они прислали к нам тогда таких людей, из-за которых мы не стали фашистскими пленниками.

Вы спрашиваете о наших народных ополченцах. Сообщаем, что четыре человека погибли на фронте, когда ушли вместе с Советской Армией. Остальные восемь остались в живых и благополучно вернулись в свою деревню. Весной сорок третьего года наша деревня Московская Гора стала известна как «столица» партизанского движения.

Коварный враг с воздуха сбросил на нее более тридцати бомб Сгорело семь жилых домов и убито три человека – две женщины и один мальчик.

Сорок четвертый год для нас был годом неописуемой радости по случаю освобождения нашей земли от немецких захватчиков.

Осенью сорок четвертого года озимую рожь мы засевали на почве, обработанной вручную: копали лопатами, плуг и борону таскали на себе. Тогда в нашем колхозе не осталось ни одной лошади. Сейчас наши дела поправились. Мы в этом году вывезли на поля триста пятьдесят возов навоза, триста двадцать возов торфа и много других органических и минеральных удобрений. Организовали в своем колхозе два звена высоких урожаев: по зерновым, льну и картофелю. Первым из них руководит Астапчик Марфа, вторым – Ясная Матрена. Звеньевые и их личный состав просили написать вам, что к тридцатой годовщине образования БССР они придут с победой.

Письмо одобрено собранием.

По поручению колхозников подписали: Сушков Федор Иванович, Ясный Василий Иосифович, Астапчик Марфа, Ясная Матрена. 10 апреля 1948 года».

Эти люди, которых Советская Армия спасла от страшной неволи, может быть от гибели, работают теперь так жадно, как никогда раньше не работали. Еще дороже им стала своя земля, своя отчизна.

Так работает весь народ, народ-победитель, народ-герой.

На одной из творческих встреч с читателями моей книги, командирами и бойцами Н-ской части, мне передали, что в зале присутствует Иван Георгиевич Старчак. И вот я встретился с полковником в отставке, который провожал меня за фронт в сентябре сорок первого.

При обороне Юхновского аэродрома Иван Георгиевич проявил героизм и умение бить фашистских оккупантов. Только теперь я от него узнал, что две машины из семи, на которых нас везли за линию фронта, не вернулись на Юхновский аэродром. Но старый мой однополчанин больших подробностей не знает и теперь.

Мы оба с ним ушли в отставку по инвалидности. Но оба в случае опасности для родины возьмемся за оружие и не уступим молодым.