Текст книги "Война в тылу врага"

Автор книги: Григорий Линьков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 45 страниц)

Взрыв, происшедший в камере хранения как раз в то время, когда вокзал был переполнен гитлеровцами, выбросил одну стену камеры во двор, другую в буфет. Пол второго этажа вокзала над камерой рухнул. Взрывная волна уничтожила все стекла на станции и повредила кассу. Из-под обломков извлекли больше десятка гитлеровцев.

* * *

На железных дорогах противника осенью 1943 года подрывались не только эшелоны. Взрывались выходные и входные стрелочные перекрытия и семафоры, рвались паровозы и вагоны, находившиеся в движении и стоявшие на запасных путях в депо и пакгаузах. А иногда, как из-под земли, возникал красный флаг. Но гитлеровцы уже точно знали: если флаг вывешен, он заминирован. Снимать опасно, потеряешь ноги.

Красные флаги осенью сорок третьего года гитлеровцы посылали снимать проштрафившихся белорусов или случайно уцелевших евреев. Несколько позже мы научились, выставляя красное знамя, листовку или оскорбительный плакат на Гитлера где-нибудь около железнодорожной станции или другого важного объекта, связывать их с миной, заложенной под водокачку, входные или выходные стрелки, на худой конец – под семафор или столб линии связи. Проведав нашу тактику, гитлеровцы, прежде чем дотронуться до древка, долго ходили вокруг, осматривая прилегающие объекты, стараясь предугадать, что может взлететь на воздух.

Железнодорожная магистраль, укрепленная по образцу передовых позиций линии фронта, начинала действовать против фашистских захватчиков изнутри. Однако это совершенно не означало, что линия железной дороги перестала атаковаться извне. На железнодорожные линии по-прежнему выходили подрывники со своими разрушительными минами. На поезда нападали боевые группы с «ПТР», пулеметами и автоматами. И в добавление ко всему этому в октябре – ноябре 1943 года партизаны повсеместно объявили так называемую «рельсовую войну», сущность которой состояла в массовом подрыве железнодорожных рельсов.

Враг, захвативший наши железнодорожные магистрали, начинал понимать, что захватить – еще не значит получить возможность ими пользоваться. На железных дорогах, проходящих через лесные районы Белоруссии, оккупанты несли колоссальные потери в живой силе и технике.

10. Исполнители-добровольцы

Желавших биться с врагом было много. Связей с нашими людьми добивались полицейские и бургомистры, рабочие и служащие различных предприятий, работавших на оккупантов, и просто граждане, так или иначе общавшиеся с врагом.

В начале октября сорок первого года к нам заявился Пахом Митрич. Он был выслежен агентами гестапо в одной из деревень около Лунинца. Но старику удалось во-время убраться. Замечательный дед наш добыл нам новые связи. Мы получили широкий доступ к людям, проживающим в гитлеровских гарнизонах или работающим у оккупантов. Прежде чем бросить ненавистную им службу, они старались заработать пропуск в лес, то есть выполнить наше задание, нанести урон врагу.

Об этих исполнителях наших заданий тоже следует рассказать.

Гражданка Лесовец

В местечке Береза-Картузская гражданка Лесовец часто бывала в общежитии гитлеровцев и выполняла различные поручения. Она им закупала продукты на рынке, иногда доставляла к ним в общежитие и продавала собственные продукты: яйца, масло, молоко.

Но даже и такие незначительные услуги ненавистному врагу гражданка Лесовец считала для себя позорными. Так и заявила представительницам нашей женской боевой группы.

И вот наступил день, когда снаряд был надлежащим образом упакован в корзину, сверху заложен продуктами, и Лесовец отправилась в общежитие к оккупантам. Стоявший на посту часовой не обратил никакого внимания на знакомую женщину, которая чуть не ежедневно приносила продукты. В общежитии в это время было три гитлеровца, – все трое спали на нарах после ночного дежурства. Лесовец сунула приготовленный сверток под нары и спокойно ушла со своей корзиной. Взрыв произошел через несколько часов, в казарме уже находилось до полутора десятков оккупантов. При взрыве было убито пять и тяжело ранено три человека.

По приказанию коменданта местного гарнизона был арестован немец, стоявший на посту у общежития в тот момент, когда произошел взрыв. Но арестованный часовой абсолютно ничего не мог сообщить в свое оправдание. Он заявил, что в общежитие в его дежурство заходил только один человек – немецкий солдат, приезжавший на велосипеде к своему знакомому.

Комендант решил, что это был партизан, переодетый в немецкую форму. Результатом такого решения была облава на немецких велосипедистов. Их задерживали и тщательно проверяли документы, но партизана среди них, конечно, не нашли.

Столяр Никола

На крупном спиртозаводе в местечке Мотыль, Пинской области, наши разведчики связались со столяром Николой. Столяр работал на заводе больше года и был у гитлеровцев на хорошем счету. Нас в первую очередь именно такие и интересовали.

Если человек у фашистов не пользовался должным доверием, то он мог сделать лишь очень немногое. Гитлеровцы, как правило, после диверсионного акта арестовывали всех, за кем имелись хоть малейшие подозрения, и отправляли их в концентрационный лагерь.

Столяр Никола взял поручение от наших людей с большой охотой. Ему особенно понравилась форма конспирации, при которой состоялась его встреча с моими представителями. Полученную магнитную мину с большим замедлением он уложил в ящик с инструментом и к концу дня приставил ее к железному резервуару, содержавшему в себе пятьдесят тысяч литров спирта.

Взрыв на спиртозаводе произошел в три часа утра 27 августа 1943 года. Пожаром были уничтожены все постройки.

Гестапо арестовало лейтенанта, ведавшего охраной местных предприятий, за плохо поставленную службу охраны. А когда наш столяр, перешедший на работу по оборудованию одной немецкой столовой, организовал там еще один взрыв, то были арестованы три солдата-новичка, только что прибывшие из Германии.

Аналогичный случай имел место в Барановичах в октябре 1943 года. Нашим человеком там была подожжена конюшня одного из гитлеровских кавалерийских эскадронов. В огне погибло более сорока верховых лошадей, два солдата и все седла эскадрона. Гитлеровцы арестовали фельдфебеля и отправили его на восточный фронт в одну из своих штрафных частей.

Трубочист

Занимая населенные пункты, расположенные поблизости от Пинских болот, в которых белорусские партизаны считали себя хозяевами, гитлеровцы обследовали прилегающую местность и на господствующей возвышенности около деревни рыли окопы. Стоило прозвучать поблизости партизанскому выстрелу, как они бросались в эти окопы и начинали обстрел прилегающей местности. Патронов они при этом не жалели, но потерь партизаны от такого обстрела не несли. Чтобы отбить у непрошенных гостей такую повадку, наши хлопцы ночью занимали эти окопы, ставили в них противопехотки и уходили. С рассветом, когда можно наблюдать результаты своего труда, они выпускали несколько автоматных очередей над занятой врагом деревней.

Гитлеровцы по боевой тревоге бросались в свои окопы, но натыкались на партизанские противопехотки.

Взрывы наших мин-сюрпризов и «внезапные выстрелы» партизан, с точки зрения оккупантов, превышали всякие нормы и создавали повышенную нервозность в среде гитлеровцев.

Однажды начальник пинской жандармерии созвал специальное совещание своих сподручных, на котором заявил:

– Партизаны обнаглели. Они нервируют наших людей своими взрывами и не дают возможности им нормально работать. Дело дошло до того, что некоторые боятся посещать кино. Но партизаны организуют свои взрывы там, где нет у нас надлежащей бдительности. Ко мне вот они не подойдут и на пушечный выстрел.

До нас дошло это бахвальство пинского жандарма, и мы поставили задачу перед своими людьми: организовать диверсию в пинской жандармерии.

Но подойти к этому учреждению было действительно трудно. Однако гитлеровца следовало проучить за его бахвальство. К тому же этот жандарм отличался и наибольшей жестокостью по всей области.

Долгое время наши хлопцы ходили вокруг отдельных домиков, обнесенных высоким, сплошным дощатым забором, тщательно охраняемых часовыми и сторожевыми собаками. Через проходную со свертком без осмотра не пропускали даже жандармов. Задача казалась почти нереальной, но отданный приказ не отменялся. Хлопцы начали было изучать возможность заминировать поленья дров, которыми снабжалась эта жандармерия.

Однажды ко мне в штабную землянку вошел Анатолий Мартынов, уже известный нам по взрыву пинской фанерной фабрики, и заявил:

– Товарищ командир! С пинской жандармерией намечается некоторый просвет.

– Докладывай!

– Жандармы решили произвести у себя в помещении чистку дымоходов…

Трубочиста мы им быстро подобрали из своих людей. Возник вопрос, как пронести взрывчатку.

Трубочист мог без подозрения проходить через проходную с металлическим шаром и веревкой. В веревку замаскировать взрывчатку не легко, хотя веревку можно было изготовить из детонирующего шнура и она могла стать сама взрывающейся миной. Но в этом случае, оставленная на работе, она могла вызвать Подозрения у жандармов, и нашего «трубочиста» могли задержать при выходе. Поэтому было решено использовать металлический шар.

Шар мы изготовили в наших мастерских полый; чтобы он имел нормальный вес, частично его заполнили свинцом, а в пустоту аккуратно закладывалась одна четырехсотграммовая толовая шашка.

Шестнадцать раз прошел трубочист через проходную с веревкой и металлическим шаром в здание пинской жандармерии. Шестнадцать четырехсотграммовых толовых шашек были пронесены через проходную и на бечевках одинаковой длины опущены через дымоход в голландскую печку, выходившую одной стеной в кабинет коменданта жандармерии, а другой – в комнату, где занимались его помощники. Шестнадцатая толовая шашка имела детонатор, установленный с двадцатичасовым замедлением.

Предохранитель был снят в 10 часов 15 минут утра, а в 14 часов 30 минут на второй день здание жандармерии было разрушено взрывом шести килограммов тола. В здании вылетели все стекла и обрушился потолок…

Нам не удалось установить, кто был убит и сколько гестаповцев было покалечено взрывом. Но нам было хорошо известно, что взрыв произошел, когда комендант и его помощники находились на своих местах. Впоследствии пинскую жандармерию возглавляло другое лицо.

Рая из Ивацевичей

В местечке Ивацевичи жила скромная девушка Рая. Она делала для нас небольшое, но необходимое дело: покупала и передавала в лес медикаменты и перевязочные средства. Мы были довольны ее работой, но война требовала от советских людей максимального напряжения сил, и с девушкой пришлось побеседовать о более серьезных делах. Рая стала обдумывать, как бы нанести хороший удар гитлеровцам. Скоро мне передали, что девушка настойчиво просит дать ей мину. Она не хотела говорить, где и как она ее использует, но ручалась, что непременно подорвет фашистских захватчиков. Я приказал выдать мину замедленного действия и объяснить, как с ней следует обращаться.

В местечке, в небольшом деревянном домике, помещалась офицерская столовая, комфортабельно обставленная мягкой мебелью. В столовой имелось даже пианино, вывезенное оккупантами из детского клуба. К стене столовой примыкала кухня. Отсюда обед офицерам подавался в столовую через окошечко, а солдаты выстраивались в очередь в коридоре. В офицерское собрание и на кухню никого из штатских, а особенно русских и белорусов, не допускали. Но рабовладельцы немыслимы без рабов. В качестве полу-раба при офицерском собрании находился пленный красноармеец-электромонтер. Больной и искалеченный, он ни у кого не вызывал подозрений и примелькался гитлеровцам, как стул. Он входил и выходил из помещения со своим ящиком с инструментами без всякого осмотра. Вот его-то и решила использовать девушка для выполнения своего замысла!

Она познакомилась с молчаливым пареньком и однажды осторожно спросила его, почему он, такой молодой, не идет в лес к партизанам. Монтер откровенно признался, что пока ему попросту стыдно: с 1941 года он в плену, долго работал у оккупантов и ничем им не навредил. Наверное, партизаны посчитают его предателем и расстреляют. Полегоньку прощупывая настроение парня, Рая решила, что ему можно довериться. В один из ноябрьских вечеров она вручила монтеру мину и показала, как нужно привести ее в действие. Две маленькие шпильки еле заметно выступали из свертка.

– Когда будете ставить, вытащите вот эти предохранители, – показала девушка исполнителю.

Электромонтер, видимо, не совсем понял и здесь же на глазах Раи снял оба предохранителя. Мина была с сорокаминутным замедлением, до намеченного объекта двадцать минут хода…

14 ноября в домик набилось множество солдат и офицеров. Какая-то проходящая к фронту часть решила использовать офицерскую столовую, для того чтобы поужинать и отдохнуть. Помня полученную от девушки инструкцию, монтер разгрузил под пол содержимое своего инструментального ящика и поспешил выйти из помещения, а по возможности удалиться и из самого местечка. По улице парень почти бежал, и когда он поровнялся с вокзалом, воздух потряс такой силы взрыв, что в домах вылетели стекла.

На месте офицерского сборища осталась груда развалин, а под ними – двадцать убитых гитлеровцев и тридцать пять раненых. Три разных ноги от трех господ офицеров было найдено местными жителями через день после похорон в канаве близ шоссе.

Монтер прибыл на базу одного из наших подразделений и был назначен минером, а скромная девушка продолжала «мирно» жить в местечке и покупать необходимые товары для нашего отряда.

Гитлеровцы продавали иногда для нас такие материалы, характер которых без труда мог указывать на то, что их потребителями являлись не мирные граждане, а партизаны. На оккупационные марки и особенно на такие продукты, как сало и масло, гитлеровские коменданты продавали нам бензин, который был необходим для нашего движка радиостанции, и даже запасные части к этому движку.

Вначале мы бензин получали только из Москвы, сбрасываемый нам на грузовых парашютах в специальных бочках. Позже мы приспособились его доставать путем обмена на сало у фашистских комендантов. Особенно охотно шли на эту сделку гитлеровцы, когда им выпадала поездка в Германию. Продукты мы добывали у оккупантов, нападая на их склады и транспорты.

Девушка с «адской машиной».

Женская боевая группа из семейного лагеря доложила мне о некоей Марфе Степанченко, уроженке Киева. О ней было известно только то, что перед самой войной она прибыла в город Кобрин и при оставлении города Красной Армией почему-то не эвакуировалась. Ничего подозрительного в поведении девушки, однако, бойцы не замечали.

Когда женщины из нашей боевой группы семейного лагеря познакомились с Марфой поближе и предложили ей выполнить боевое поручение, она очень обрадовалась.

Спустя несколько дней Степанченко получила сильно действующий заряд и поручение подорвать здание кобринской жандармерии. При этом ей сказали: «Мина с пятичасовым замедлением, и чтобы ее не обнаружили гитлеровцы до взрыва, целесообразно снять предохранители до того, как мина будет уложена на место». Утром она привела заряд в боевое состояние, положила его на дно корзины и заложила сверху яйцами, а потом тихонько постучала в дверь соседа. Молодой человек, пользовавшийся доверием гитлеровских жандармов и не имевший никакого успеха у девушек, был польщен вниманием красивой соседки и с удовольствием согласился проводить ее в жандармерию, а если это понадобится, то и оказать ей протекцию. Девушка повесила на руку корзину, и соседи вышли из дому, оживленно беседуя.

К несчастью, в жандармерию прибыло какое-то важное лицо, и в здание никого не пропускали. План явно срывался, а время шло. По расчету исполнительницы, «адская машина» в ее корзине должна была взорваться через час. Что было делать? Куда девать эту проклятую корзину? Оставить ее на улице? Но какая-нибудь хозяйка могла соблазниться продуктами, внести находку к себе в дом и взлететь вместе с нею на воздух. Нести обратно к себе? Мина взорвется в собственной квартире. Рассеянно отвечая на любезности провожатого, Марфа осматривалась вокруг, ища выход из труднейшего положения, как вдруг заметила у караульного помещения солдата, который обычно принимал у нее яйца для начальника помещавшейся рядом с жандармерией военной почты. Недолго думая, девушка попросила своего услужливого кавалера передать корзину этому солдату, чтобы он поставил ее пока в помещении почты. Кавалер тотчас же выполнил поручение, и соседи отправились домой. Они отошли не более двух кварталов от жандармерии, как раздался взрыв, разрушивший угол здания. Девушка во-время отделалась от своей корзины, – еще немного, и она взорвалась бы у нее в руках. Исполнительница переселилась на хутор к своим знакомым.

А после более удачного выполнения нашего задания Марфу Степанченко разрешено было взять в один из наших семейных отрядов.

Шофер Гриша

Груженная продуктами машина гитлеровского продовольственного магазина неслась по шоссе. Когда по обеим сторонам дороги замаячили высокие деревья, полицейский, сопровождавший машину, стал поторапливать шофера. По слухам, в этих местах пошаливали партизаны. Шофер, молодой парень, и сам нажимал что есть силы.

Гриша болел, когда его год призывался в Красную Армию, а когда поправился, пришли оккупанты. Чтобы не попасть на каторгу в Германию, парень добровольно поступил на работу к «панам» и вот уже два с лишним года водил фашистские грузовики. Прекрасно понимая, что этим он наносит вред родной стране, но не находя способа избавиться от своих хозяев, Гриша до смерти боялся партизан. Ему представлялось, что вот сейчас они выскочат из лесу, скомандуют: «Руки вверх!», убьют полицейского – ну, ему-то туда и дорога, – потом застрелят дрожащего рядом на сиденье толстого завмага, а затем и его самого, Григория. А может быть, заберут к себе в лес и будут там еще перед смертью допрашивать, как и почему он продался гитлеровцам, а потом, ясное дело, повесят на первой же попавшейся осине.

И партизаны действительно выскочили из лесу, скомандовали «стой» и «руки вверх», убили полицейского, а шофера Григория и полумертвого от страха завмага попросту согнали с машины. Потом молодой партизан, примерно ровесник Григория, забрался на шоферское место, другие партизаны впрыгнули в кузов, и тот парень сказал Григорию:

– Крутни-ка ручку, ты, шкура!

Машина, тяжело перевалив через кювет, исчезла в лесу, а шофер с завмагом поплелись пешком докладывать начальству о происшедшем.

Всю дорогу Гриша думал о том, что напрасно он боялся бежать в лес к партизанам. Ведь вот поймали его, можно сказать, на месте преступления и ничего, отпустили. А у него не хватило даже мужества попроситься с ними в лес. Явился Гриша в комендатуру, рассказал о случившемся на лесной дороге. Комендант выслушал его и завмага и снова послал шофера на работу, но теперь уже не на транспорт, а в оружейную мастерскую. Парень знал устройство танка, и ему поручили собрать из частей разбитых танков средний танк специально для борьбы с партизанами.

Работа подвигалась успешно. Через неделю-другую танк мог пойти в дело. Сборщику сообщили, что в виде награды за усердную работу ему будет предоставлена честь самому вести танк на «красных бандитов». И понял тогда Гриша, что больше медлить и колебаться нельзя. «Новый порядок» захватывал его все крепче: вчера он был трусом, завтра станет предателем. Но попросту бежать в лес было уже поздно: слишком много сделал он полезного для врага. Нельзя было прийти к своим с грязным пятном на совести.

В свободное время шофер начал посещать ближайшие деревни и искать встречи с партизанами. После нескольких рискованных для непосвященного человека знакомств он был представлен моему уполномоченному этого района и получил от него взрывчатку и соответствующий инструктаж.

Танк был готов к действию 29 сентября. Гриша сделал пробный пробег в присутствии начальника мастерской, и гитлеровцы остались так довольны его работой, что даже представили его командиру карательной роты.

30 сентября в 17 часов было назначено испытание собранного танка в присутствии специальной комиссии, а в мастерскую прибуксировали еще один танк для ремонта. Вечером Гриша поставил оба танка вплотную друг к другу и подвел к ним автомашину, на которой находились два металлообрабатывающих станка, привезенных для установки в мастерской. В моторную часть собранного танка он заложил специально сконструированную мину. Затем посетил начальника ремонтных мастерских и заложил вторую мину под лестницей его квартиры, помещавшейся в одном доме со штабом карательного отряда.

В 15 часов 45 минут того же дня раздался взрыв в здании штаба, при котором погибли командир карательного отряда и три солдата, а в 16.00 собранный с таким старанием танк разорвало на части и стоявшие рядом автомашину со станками и другой танк так повредило, что оккупантам осталось одно – бросить всю затею с ремонтом танков.

Сделав свое дело, Гриша явился в лес да еще пригнал уведенную им же «под шумок» легковую автомашину. Он был зачислен минером в одну из наших боевых групп.

Полезная пустота

Мария Иванова вместе с отцом за несколько дней до нападения фашистских захватчиков на нашу родину прибыла в Брест. Война застала ее в этом городе врасплох. Отец явился в военкомат и отошел вместе с Красной Армией, Мария осталась без связей, без знакомств. Только один из работников брестского комсомольского актива, знавший Марию, сказал ей на ходу, когда уже на окраине города рыскали оккупанты:

– Останься в городе, Маша. Как вести себя, ты сама знаешь. А твое пребывание здесь может еще пригодиться.

И Маша пригодилась.

Когда мы нашли Иванову, она работала официанткой в офицерской столовой.

Мария получила от нашего представителя задание взорвать офицерскую столовую и стала думать, как это сделать. Мысленно она обшарила все уголки, куда можно было бы сунуть мину, но зал был лишен каких бы то ни было пригодных для этого предметов. В нем не было ни урн, ни цветочных горшков, ни деревянных панелей, ни мягкой мебели – ничего; кроме обеденных столов и стульев. Однажды, оставшись одна для уборки столовой и убедившись еще раз, что мину пристроить решительно некуда, она бросила случайный взгляд на возвышавшийся на постаменте гипсовый бюст бесноватого фюрера, который привыкла обходить глазами, – и тут внезапно ее осенила мысль. Она подбежала к бюсту, наклонила его, и – о счастье! – Гитлер действительно оказался пустым изнутри. Бывают же все-таки случаи, когда и Адольф Гитлер может стать полезным порядочному человеку!

14 февраля 1944 года, в 4 часа дня, когда столовая была переполнена гитлеровскими молодчиками, раздался оглушительный грохот, и бюст разлетелся в мельчайшие брызги. Взрывная волна страшной силы вымела зал, словно гигантской метлой, и вышибла стекла вместе с рамами. В одну кучу были сметены живые, мертвые и умирающие, пища, посуда и мебель. До сорока гитлеровских офицеров было убито взрывом или покалечено.

Мы организовывали взрывы в гитлеровских столовых и до этого случая. Но наши мины недостаточно точно срабатывали по времени. Иногда получалось так, что гитлеровцы подают команду вольно и только начинают входить в помещение, а там раздается взрыв. В подобных случаях оккупанты лишь оставались без обеда. Иногда взрыв раздавался, когда гитлеровцы, пообедав, оставляли помещение. Мина, заложенная в бюст фельдфебеля Адольфа, взорвалась во-время.

А Мария через несколько дней была в нашем лагере.