355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гэв Торп » Путь эльдар: Омнибус (ЛП) » Текст книги (страница 65)
Путь эльдар: Омнибус (ЛП)
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 04:02

Текст книги "Путь эльдар: Омнибус (ЛП)"


Автор книги: Гэв Торп


Соавторы: Уильям Кинг,Роб Сандерс,Гай Хейли,Джордж Манн,Мэтью Фаррер,Джо Паррино,Брэнден Кэмпбелл,Энди Чемберс,Грэм Лион,Себастьян Кассем Гото
сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 129 страниц)

Глава 21
Плохие посадки

– Что это за место? – проскрежетал Морр со смесью удивления и презрения в голосе.

– У тебя свои воспоминания, у меня – свои, – как бы оправдываясь, сказал Пестрый. – Мне просто нужно было какое-то безопасное место, где можно ненадолго передохнуть и собраться с мыслями. Это было лучшее из того, что сразу пришло в голову.

Они стояли на узкой террасе, выходящей на лазоревую лагуну, по обе стороны возвышались тонкие керамические башни с оранжевой глазурью. На балюстраде на краю террасы развевались цветастые вымпелы, знамена, закрепленные на стенах башен, трепетали на пахнущем солью ветру, который дул с моря. Высоко над головой сияло желтое солнце, наполняя воздух теплом и рассыпая по глубоким синим водам искристые алмазы света. На пляже внизу Морр видел ярко одетых прохожих, которые непринужденно прогуливались по песку, болтали друг с другом, смеялись и, очевидно, совершенно не замечали мрачного инкуба, пристально глядящего на них сверху.

– Я надеюсь, ты не хочешь покинуть это место и вернуться на Каудоэлит, – многозначительно добавил Пестрый.

– Нет. Я с радостью оставил и этот мир, и наших преследователей позади.

– Хм, я тоже так думаю. Знаешь ли, ты бы мог как-нибудь попытаться проявить ко мне самую чуточку благодарности, ведь это я вытаскиваю тебя из всех этих частых передряг.

Морр оторвал взгляд от прохожих внизу и наградил Пестрого обжигающим взглядом. Пестрый почтительно поднял руки:

– Заметь, это просто предложение.

Морр повернулся спиной к залитой солнцем лагуне.

– Ты так и не объяснил, зачем ты мне помогаешь, – прогремел инкуб. – Ты говоришь, чтобы спасти город, но ты не житель Комморры. Твои сородичи забредают в вечный город, только чтобы разыграть свои поучительные спектакли или мифологические пьесы, а потом уходят, и вам нет дела ни до самой Комморры, ни до ее выживания. Так почему же ты с такой готовностью предлагаешь мне помощь на каждом шагу? В чем твоя выгода от всего этого?

Пестрый беспомощно смотрел снизу вверх на лицо Морра. В теплом солнечном свете инкуб выглядел невероятно постаревшим: его щеки запали, как у трупа, морщины у рта и на лбу стали глубже и четче, кожа безжизненно высохла, а в темных колодцах глаз светились тревожные огоньки голода и безумия. Как будто за последние несколько часов, проведенных в Паутине, Морр прожил не меньше пятидесяти лет. Инкуб понял выражение на лице Пестрого и безрадостно улыбнулся.

– Голод преследует меня. Та, что Жаждет, взимает свою дань. Вскоре я должен буду убить, чтобы освежить себя, иначе стану одним из Иссушенных, стенающих полоумных тварей, что существуют лишь благодаря объедкам, которым Она позволяет упасть со своего стола, – Морр внимательно присмотрелся к мирно гуляющим жителям и скривился. – Ты сказал, что это место из твоих воспоминаний, значит, они – привидения. Здесь нет ничего реального.

Пестрый вздохнул.

– Оно было реальным, и его обитатели были реальны, и поэтому оно по-прежнему реально для тех, кто его помнит – в этом случае они, по большей части, помнят друг друга. Другими словами, эти прохожие – настоящие, а мы для них – призраки. Ты не можешь навредить им, и даже если бы мог, я бы этого не позволил.

– Храбрые слова. Не думай, что все эти испытания меня ослабили, маленький клоун, – фыркнул Морр. – Даже более того, после них мое внутреннее пламя полыхает еще жарче.

– Что ж… это хорошо. На Лилеатанире тебе понадобятся все силы, которые ты можешь собрать, хотя с убийствами там тоже будет туго. Извини.

– Посмотрим. Ты так и не ответил на мой вопрос. Почему тебе есть дело до того, что случится на Лилеатанире или в Комморре, если на то пошло? В чем твоя выгода?

Пестрый призадумался, как разъяснить концепцию альтруизма тому, кто на протяжении всей своей жизни только и делал, что дрался и хватался за любое возможное преимущество. Верность Морра распространялась только на самого себя. Он бросил свой клан на Ушанте ради храма Архры. Долг связал его с Крайллахом, а соответственно, и всей Комморрой, но он пошел против Крайллаха, когда тот пал жертвой порчи. Всем, что имело значение для Морра, был жестокий кодекс Архры: убей или будь убит, без оглядки на мораль, без угрызений совести, вплоть до того, что даже ученик должен был убить учителя, увидев в том слабость.

Молчание между Морром и Пестрым мучительно растягивалось, пока не стало ясно, что инкуб решил не делать ни шага дальше, не получив ответ, который соответствовал бы его особенному пониманию этики.

– Разве для того, чтоб действовать вместе, не достаточно того, что мы оба хотим спасти Комморру? – вопросил арлекин.

– Я понимаю, что должен спасти Комморру, потому что мои действия на Лилеатанире привели к Разобщению, – ответил Морр. – Я исправлю их последствия, потому что, если Комморру поглотит энтропия, инкубы будут уничтожены, а учение Архры – потеряно. У тебя нет такой мотивации, и еще меньше причин помогать мне. Так что объясни, зачем тебе нужно все это делать, иначе мы никуда не пойдем.

– Потому что… – беспомощно начал Пестрый, и тут его озарило вдохновение. – Потому что эльдарская раса – больше, чем просто сумма ее частей. После Падения из развалин того, что было прежде, возникло три совершенно разных общества: Комморра, искусственные миры и девственные миры. Каждое из них сохранило некоторую часть утраченного – да, даже Комморра, несмотря на то, что многие хотели бы это отрицать. Каждая ветвь по-своему процветала на протяжении столетий или, по крайней мере, не исчезала полностью, и это само по себе кое о чем говорит: это стабильные сообщества. Каждое из них научилось приспосабливаться к ужасной новой вселенной, не оставившей для них принадлежащего по праву места.

– Так значит, ты веришь, что все ветви надо сохранить, – проворчал Морр. – Как это благородно с твоей стороны.

– О, это куда больше, чем простое сохранение, мой дорогой циничный друг. Во всех наших трех сообществах есть одна фатальная черта: все они смотрят лишь внутрь себя и считают, что только они идут единственным верным из всех возможных путей. Если они и строят планы на будущее, то имеют в виду только свой собственный народ, а в большинстве случаев даже до этого не доходят. Выживание стало всеобъемлющим кредо всей эльдарской расы, и на протяжении последних ста веков мы постоянно ощущаем себя осажденными и изолированными. Это ведет к стагнации, к явлению, прямо противоположному излишествам, которые породили Ту, что Жаждет, и теперь нас губит не энтропия, но стазис – медленная, холодная смерть. Конечно, не все думают подобным образом, в каждом поколении есть те, кто поднимает взгляд из трясины, созданной нашими предками, и снова бросает взгляд на звезды. Мы по-прежнему можем учиться друг у друга, поддерживать друг друга. Крупица надежды все еще жива, – на миг Пестрый с тоской поглядел на лагуну.

– Итак, теперь ты провозглашаешь, что стремишься к лучшему будущему, – безразлично сказал Морр. – Я много раз слышал подобные заявления. Как верховный палач архонта Крайллаха, я отправил тысячи подобных претендентов к их последнему воздаянию.

– Не сомневаюсь, но я говорю не про свержение какого-нибудь архонта, – устало ответил Пестрый. – Я говорю о том, как заново объединить расу эльдаров.

Морр насмешливо фыркнул от мысли о том, что истинные эльдары Комморры могут смешаться с бледными эстетами искусственных миров или полуживотными-экзодитами девственных миров. Пестрый с любопытством смотрел на инкуба, склонив голову набок, и гадал, сможет ли тот осознать, насколько ханжеским является его предубеждение. Морр не демонстрировал никаких признаков того, что это может случиться в ближайшее время. Арлекин собрался с силами для еще одной попытки.

– Просто посмотри на свой собственный опыт, – сказал он. – Архонт Крайллах, совместно с Иллитианом и Кселиан, хотел вернуть того, кто уже был давно мертв. Невозможно давно мертв. Да, конечно, результат чудовищно отклонился от желаемого, но как они это сделали? Воспользовавшись помощью того, кто обладал достаточной мощью, чтобы достичь невозможного…

– Гемункула? – неуверенно прогремел Морр.

– Нет, нет, нет! Миропевицы – ну, ты знаешь, одной из тех грязных дикарей, которые, как считается, ничего не могут дать великолепной и величественной Комморре. Она понадобилась им, чтобы их план пришел в действие, и они пошли на значительные усилия, чтобы добыть ее, потому что она могла совершить то, на что никто в Комморре не способен. Разве это не говорит о том, что экзодиты совсем не заслуживают вашего презрения? Что они добились чего-то, что само по себе достойно хвалы и подражания?

– Нет. Это значит, что иногда из них получаются невероятно полезные рабы.

– Морр, я верю, что ты просто прикидываешься недалеким ради собственного развлечения, что я, как ни странно, нахожу весьма воодушевляющим признаком. Давай возьмем другой пример – нас с тобой. Когда ты обнаружил, что Крайллах затронут скверной, ты позвал меня на помощь. Ты знал, что это дело не стоит доверять ни одному комморриту, так как тот наверняка попытается воспользоваться ситуацией и, наиболее вероятно, в свою очередь подвергнется порче. Стал ли я с тех самых пор твоим ценным, заслуживающим доверия союзником, или нет?

– Стал, – скрепя сердце, признал Морр.

– И при этом я не из Комморры, и у меня нет никаких личных вложений или интересов ни в ней, ни в тебе.

– Это… неправда, – сказал Морр с мрачной улыбкой. Инкуб выглядел так, как будто только что разгадал сложную головоломку, которая терзала его уже долгое время. Пестрый нахмурился, явно обеспокоенный переменой в поведении инкуба.

– Ты имеешь в виду, что у меня есть личный интерес? Поведай мне, пожалуйста.

– Конечно же, есть. Это я.

Пестрый только улыбнулся в ответ и сделал вежливый жест, прося Морра продолжать.

– Я необходим тебе, потому что тебе нужен убийца дракона.

Беллатонис потер руки – обе руки, новую со старой. Одна была изящная, с длинными пальцами, другая – грубая и темная. Что ж, нельзя получить все сразу, утешил он себя, новые пальцы достаточно ловки, и это самое важное. С потолка на его окровавленные инструменты сыпались хлопья пыли, что было совершенно неудовлетворительно и портило немного улучшившееся настроение Беллатониса. Снова началась дрожь земли, на сей раз ближе, чем прошлые сотрясения. Лаборатория явно становилась небезопасна, но он не мог вернуться в крепость Белого Пламени, так как рисковал наткнуться там на нечто похуже лазутчиков-Отравителей.

Гемункул осмотрел помещение, и его взгляд проскользнул по трем развалинам, спешно сваливающим ящики с оборудованием на примитивную повозку, по саркофагу, который, как ни прискорбно, им придется оставить, операционным столам, где скопились грязь и мусор. Это было меланхолическое зрелище. Он протянул руку и стянул со стола четвертого развалину, который на нем лежал. Беллатонис заботливо стряхнул пыль с облаченного в кожу и заляпанного кровью миньона и поставил его на ноги.

– Теперь иди помогай остальным и постарайся не разорвать швы, – указал Беллатонис.

– Да, хозяин, спасибо, хозяин, – невнятно ответил однорукий развалина и заковылял к повозке.

– Смерть приближается, – прошептала Анжевер возле локтя Беллатониса. Гемункул нахмурился, услышав ее тон: в нем было нечто странное, на сей раз он не был триумфальным, злорадным или насмешливым, но полным страха.

– Хватит с тебя, старая карга, – решительно заявил Беллатонис, захлопнул цилиндр с головой колдуньи, оттащил его к повозке и осторожно разместил среди груд ящиков, коробок и сосудов. Развалины нерешительно столпились вокруг хозяина, ожидая приказов. Они чувствовали, что ему не нравится необходимость покинуть лабораторию, но ничем не могли помочь. Беллатонис повернулся к ним и философски развел руками.

– Мои верные послушники, – сказал он. – Так уж вышло, что мы снова вынуждены отправиться в путь. Хотя мы пребывали здесь совсем недолго, я считаю, что в этом месте были свершены великие дела, и я буду…

Куча щебня, под которой скрывалась одна из стен, начала двигаться, отдельные куски соскальзывали вниз и скатывались на пол. Тусклое пятно вишнево-красного цвета появилось в толще каменных обломков и за считанные удары сердца стало гораздо ярче, перейдя в оранжевый, потом в желтый и наконец в белый свет. От сияющей точки расходились волны осязаемого жара, и из-за нее доносился грозный треск дробящегося камня. Беллатонис и четверо развалин начали инстинктивно отступать.

– Думаю, нам лучше… – только и успел сказать Беллатонис, как куча щебня взорвалась дождем расплавленной породы, и нечто обтекаемой формы вырвалось наружу сквозь добела раскаленные обломки. Беллатонис мельком заметил серебристый панцирь и скорпионий хвост, прежде чем метнуться за повозку и спрятаться за ней. Развалины всполошенно закричали и без промедления набросились на чужака, что Беллатонис счел похвальной демонстрацией рвения, хотя и не ума.

Однорукий развалина едва успел замахнуться тесаком, как пучок шипастых цепей обвился вокруг его шеи и сорвал голову с плеч, выпустив фонтан крови. Второй развалина сделал рьяный, но опрометчивый выпад и добился лишь того, что обломил кинжал об адамантиевый корпус врага. Две пары ножниц сомкнулись на плече и промежности развалины и, демонстрируя чудовищную силу, швырнули тело через всю комнату. Несчастный врезался в дальнюю стену тремя отдельными кусками.

Беллатонис распознал в нападавшем машину боли «Талос». Она была невелика, всего примерно в половину обычного размера, но в ее строении явно угадывались черты убийцы. Лучшие из машин «Талос» были движущимися монументами боли и резни, скорее живыми произведениями искусства, чем механизмами определенного назначения. Беллатонис нашел концепцию данного «Талоса» достойной презрения, это было все равно, что выращивать карликов из собственного потомства, чтобы из них получились лучшие прислужники.

Двое оставшихся развалин на долю секунды замешкались, а потом побежали по разным сторонам от «Талоса». Зубчатое жало на хвосте пришельца сверкнуло, и туловище одного развалины просто исчезло в языках пламени. Второй воспользовался тем, что машина на миг отвлеклась, забежал за ее металлический корпус и вонзил под панцирь узловатый жезл-агонизатор. В месте удара блеснула молния, и механизм резко содрогнулся, после чего развернулся с такой скоростью, что как будто размылся в воздухе, желая покарать то, что причинило ему боль. Даже машины могли ощутить боль от агонизатора, чье прикосновение доводило до острой, мучительной перегрузки не только нервы, но и электрические контуры. «Талос» не позволил развалине нанести следующий удар: он вскинул крутящиеся цепи с крюками и с механической точностью счистил ими плоть с костей прислужника.

В считанные секунды нейтрализовав всех четверых противников, Ви развернулся и бросился на Беллатониса.

Харбир проснулся от пощелкивания и скрипа остывающего металла. Воздух переполнял острый запах с примесью озона. Он попытался сдвинуться, но от этого по всему телу начали взрываться фейерверки боли, и он невольно застонал. Видимо, многое внутри сломалось и теперь не желало выполнять его приказы – особенно ноги. Харбир попытался вспомнить, как попал сюда. Последним, что он помнил, был несущийся «Рейдер», и как он сжимал его рычаг управления… потом пол туннеля быстро рванулся им навстречу. Им? Да, теперь он понял, что на борту были и другие, Безиет и Ксагор, но где они теперь? Почему они ему не помогают? Он попытался позвать их, но это тоже вызвало боль.

Наемник осмотрелся, осторожно поворачивая голову, чтобы на него не нахлынуло пенное черное море тошноты. Он застрял в разбитом «Рейдере»: мачта упала поперек ног, пригвоздив их к палубе. Только рычаг толщиной с запястье спас его туловище от превращения в кашу, и теперь этот рычаг, согнувшись над ним, тоже удерживал его на месте. Всюду, будто знамена, свисали обрывки оранжево-желтого эфирного паруса, придавая темному искореженному корпусу «Рейдера» неуместно веселенькую расцветку.

Харбир снова позвал на помощь. Ничего другого он делать не мог. Даже от дыхания тошнота то поднималась, то снова опадала, как волны – но, по крайней мере, он все еще мог дышать. Начинало казаться, что Ксагор и Безиет не выжили. Харбир попытался припомнить больше деталей катастрофы. Он пытался сместить «Рейдер» на другую сторону туннеля, туда, где было ответвление, отчаянно стремясь избежать прямого спуска в вертикальную шахту и повернуть, повернуть, повернуть. Его пробрало холодом, когда он вспомнил пугающую темноту внизу, и как все инстинкты призывали его держаться от нее подальше. Он заворачивал в боковой туннель, думая, что они не успеют. Нос вскинулся вверх, а потом он увидел… что он увидел?

Харбир напрягся, невольно усилив боль. Во тьме слышался какой-то тихий звук, похожее на шепот шипение чего-то, скрытно парящего по воздуху. Он не стал кричать снова. В этом звуке было нечто зловещее и коварное, что явно не предвещало прибытие помощи. Внезапный металлический лязг неподалеку заставил Харбира сжаться, отчего в его ногах снова взорвалась боль, и его едва не стошнило. Сквозь пелену страдания он разглядел знакомую решетчатую маску Ксагора, высунувшуюся над краем «Рейдера».

Харбир бессловесно выдохнул от облегчения. Ксагор перелез через погнутый фальшборт и присел на корточки рядом с ним. На развалине виднелись свежие раны, из которых медленно сочилась кровь – глубокие следы сильного трения, которое прорвало его ребристые дубленые одеяния и столь же грубую и плотную кожу под ними.

– Плохая посадка, – сказал развалина, не двигаясь с места, чтобы помочь.

– Не… моя… вина… – процедил Харбир сквозь стиснутые зубы. – Что-то… ударило нас!

Ксагор принюхался и склонил голову набок, словно прислушиваясь.

– Не наш преследователь. Он все еще идет за нами, – загадочно сказал он через миг.

– Просто… помоги… мне! – прорычал Харбир.

Ксагор пожал плечами, выудил из одного из мешочков на поясе какое-то маленькое устройство и прижал его сбоку к шее Харбира. Боль и тошнота мгновенно исчезли, словно перед ними захлопнули дверь. Теперь наемник не ощущал от своих застрявших туловища и ног ничего, кроме легкого чувства дискомфорта.

– Вот так-то лучше, – с искренним облегчением выдохнул Харбир. Он снова попытался сдвинуться с места, но дискомфорт опасно усилился, и он быстро отказался от этих усилий.

– Нервы блокированы, не лучше, – сказал Ксагор и начал поднимать упавшую мачту, демонстрируя неожиданную силу.

– А где Безиет? – спросил Харбир.

– Этот не знает, – коротко буркнул Ксагор. – Ушла.

С жалобным скрипом мачта поддалась, и Харбир оказался на свободе. Ксагор протянул руку и оттащил его в сторону, не слишком обращая внимание на сломанные конечности. Потом развалина положил его на землю и начал обрабатывать травмы, тщательно выправляя кости и зашивая разорванную плоть.

– Ты… ох… кажется, имеешь большой опыт в этом деле, – прохрипел Харбир.

– От развалины нет толку, если он не может чинить сломанных клиентов для своего хозяина, – пробормотал Ксагор. Харбиру показалось, что тот цитирует кого-то еще, вероятно, Беллатониса.

За плечом Ксагора, примерно в дюжине метров от них, виднелась ребристая стена туннеля, на которой висело несколько разбросанных на разные расстояния ламп, проливавших тусклый свет на сцену крушения. На глазах Харбира один из светильников на миг скрылся за чем-то, что прошло мимо него – это был серебряный полумесяц, который кратко блеснул и исчез до того, как Харбир смог убедиться, что не вообразил его. Наемник решил, что убеждаться и не нужно.

– Тут что-то есть, Ксагор, – прошипел Харбир. – Я слышал его до того, как ты пришел. Мне кажется, я только что его видел.

– Да. Преследователь. Охотится на нас, – нервно сказал развалина, осматриваясь по сторонам. Он слегка содрогнулся, прежде чем вернуться к работе.

– Что это? Ты сказал, что не оно нас ударило, тогда что?

– Этот не уверен… – тихо ответил Ксагор, как бы отвечая сразу на два вопроса. Харбир молча глядел на него, ожидая нормального ответа.

– Это… это тьма, – через мгновение сказал Ксагор. – Тьма потянулась к нам, Харбир не мог видеть, потому что смотрел вперед, но Ксагор видел. Она пришла за нами снизу.

От слов развалины у Харбира пересохло во рту.

– Тьма была в вертикальной шахте, тогда что же охотится на нас сейчас?

– Этот не знает, – повторил Ксагор.

Харбиру снова почудился серебряный полумесяц высоко на стене. На этот раз он услышал свист воздуха, вытесняемого летящим телом, когда эта штука исчезла из виду.

– Почему оно не атакует? Мы не можем его остановить, оно могло бы сплясать на наших черепах, если бы захотело.

– Этот…

– …не знает, я понял, и на том спасибо.

Неожиданно в груди Харбира начало сильно покалывать. Сначала он подумал, что это от работы Ксагора, но развалина был занят его ногами. Покалывание переросло в ощущение жара, как будто кто-то поднес факел к самому телу Харбира.

– Ксагор! Я что-то чувствую! Нервный блок не… аахх!

Тело Харбира содрогнулось, спина выгнулась, руки и ноги заметались. Боль вспыхнула, как пламя преисподней. Его и так тошнило от травм, полученных при крушении, но то, что он чувствовал сейчас, было гораздо, гораздо хуже и выходило за пределы физической боли, терзая саму душу Харбира. Встревоженный Ксагор отскочил, увидев, как по коже Харбира начинает расползаться яркое сияние, исходящее от пятиугольника на груди, и окутывает корчащееся тело целиком. Харбир издал долгий пронзительный вопль, который постепенно затих, и с этим зловещим молчанием его дергающееся тело наконец-то замерло. Ксагор нерешительно придвинулся к нему.

– Харбир…? – жалобно спросил Ксагор. Распростертое тело содрогнулось в очередном спазме, согнувшись почти пополам, и развалина снова отшатнулся. Неровное дыхание Харбира было практически неслышным, но через секунду оно изменилось и перешло в надрывный кашель. Мало-помалу звуки сменились булькающими смешками, а затем тем, что могло быть только хриплым хохотом. Харбир вдруг сел, не обращая внимания на раны, и посмотрел Ксагору прямо в глаза.

– Прекрасно. Прекрасно, а главное, вовремя, – сказал Харбир с совершенно нехарактерными для него интонациями. – О, Ксагор, не веди себя так, будто полностью шокирован.

Ксагор сразу же узнал этот снисходительный тон.

– Х-хозяин? – осторожно спросил развалина.

– Добро пожаловать, подношения! – загремел по террасе усиленный механизмами голос, похожий на синтезированный гром, и перекрыл грохот оружия стеной шума. Тучный чемпион Хаоса, покрытый тяжелой броней из желчно-зеленых пластин, из которой торчали истекающие гноем нарывы, взмахнул ржавым мечом в сторону приближающихся темных эльдаров. – Мы с нетерпением ждем вашей жертвы! – прогрохотал он. – Повелитель Распада принимает вашу ярость и возвращает ее в тысячу раз сильней! Сегодня славный день!

Все это повторялось, и повторялось многократно, поэтому Иллитиан приказал своим доспехам заблокировать эти звуки. Их враги состояли из двух различных войск – трех, если считать летающих демонов, которых, как решил Иллитиан, в настоящее время лучше было проигнорировать. По сравнению с тем, что они нашли в башне на орбите Гората, крылатых демонов можно было просто не брать в расчет.

Пешие враги делились на беспорядочную орду одержимых и меньшее количество толстых фигур в тяжелых доспехах, покрытых коркой грязи. Последние двигались с заметным отсутствием грации и своего рода грубой бесстрастностью, которую не мог бы воспроизвести ни один эльдар. Простые псы Губительных Сил, сказал себе Иллитиан, вроде тех примитивно улучшенных воинов, что миллионами производятся и расходуются низшими расами рабов. Ложь горько защипала язык. Ранее, исследуя демонические силы, он узнал о Легионах Предателей и о том, как они были совращены Темными Богами. Легионеры стали чемпионами Хаоса, которые пользовались изменчивым благоволением своего божества, и обнаружить их в пределах Комморры было воистину дурным знамением.

К сожалению, они были также очень хорошо вооружены. Взрывчатые снаряды с ревом проносились через открытую террасу и пробивали кровавые дыры в рядах высадившихся войск Иллитиана. В воздух взлетела ракета и уничтожила приближающийся «Рейдер» в грязно-желтом взрыве. Иллитиан приказал своим разбойникам и геллионам отвлечь противника, перетянув огонь на себя, и повел своих воинов прямо на наступающих одержимых.

Осколочный огонь косил неуклюжие гниющие фигуры, как спелую пшеницу. Адская живучесть этих отродий слабо защищала их от ядов, используемых воинами Белого Пламени: «гнилая плоть», «чернильная слепота», «обжигающий лотос», «корча» и десяток других смертельных токсинов сжигали, ослепляли и превращали украденные тела одержимых в бесполезные темницы из плоти. Воины, вооруженные шредерами, приступили к ликвидации выживших противников, в то время, как телохранители Иллитиана, инкубы, прорубали себе путь через мечущиеся и размахивающие руками толпы.

Когда они прорвались, Иллитиан сразу увидел, что его разбойники и геллионы не смогли разбить фалангу воинов Хаоса, сгруппировавшихся у основания башни. Смятые тела, обгоревшие и сломанные реактивные мотоциклы и скайборды, разбросанные по всей террасе, без слов горили об их тщетных усилиях. Оставшиеся в живых были разрознены и отчаянно уклонялись от губительного обстрела, выжигающего их снизу.

Иллитиан выругался, понимая, что осталось еще более ста метров до воссоединения с его войсками, а он все еще был в радиусе поражения сокрушительной огневой мощи врага. Воины Хаоса уже поняли, что одержимые гибли быстрее, чем они думали. Широкие пасти их огромных уродливых орудий поворачивались, выравниваясь для залпа, который разорвал бы легкобронированные отряды Иллитиана на куски.

Сверху раздался вой двигателей, и сразу же за ним внезапный поток серпокрылых силуэтов обрушился прямо на ряды хаоситов. Мимо на бешеной скорости пронеслись геллионы, разбойники и «Яды», пронзая и обезглавливая врагов своими лезвиями и адскими глефами. На мгновение Иллитиан подумал, что его собственные вспомогательные войска сплотились и вернулись в бой, но затем понял свою ошибку. Все эти пришельцы были из другого кабала, и даже в пылу сражения он распознал их цвета. Прибыли Клинки Желания.

Разъяренные ведьмы спрыгивали с палуб стремительных «Ядов» прямо в гущу рукопашной. Иллитиан, никогда не упускавший ни одну возможность, повел своих инкубов в сердце схватки, в то время как воины Хаоса были отвлечены новым противником. Он нырнул под рычащий цепной меч и быстрым ответным ударом отсек руку его хозяину. Перед ним кружились гнилостные лицевые щитки воинов Хаоса, отбивавшихся с несгибаемым упорством.

Неповоротливые воины были чудовищно сильны и, казалось, полностью невосприимчивы к боли. Иллитиан видел, как их руки в латных перчатках переламывают стройных эльдаров, словно ветки, как крутящиеся цепи их клинков с непреодолимой силой проходят сквозь корчащиеся тела ведьм, и окровавленных, ревущих гигантов, которые продолжали бороться, даже когда были практически изрублены на куски.

Иллитиан начинал понимать, почему подобные воины стали столь популярными рабами на аренах. Они могли вынести множество ран, словно донорианские изверги, и в полной мере пользовались этим фактом. Снова и снова эти громадины получали смертельные травмы, не обращали на них внимания и только яростно контратаковали. Но воители Хаоса были слишком медлительны и неуклюжи в сравнении с эльдарами. Когда воин с непокрытой головой замахнулся на Иллитиана когтями, окутанными молниями, тот просто отступил в сторону и обезглавил нападавшего ударом меча наотмашь. Другой противник ринулся на него спереди, только чтобы клинок архонта нашел себе ножны в его глазнице, прежде чем тот успел поднять собственный покрытый ржавчиной меч. По сигналу Иллитиана телохранители-инкубы сомкнулись вокруг него защитной стеной, освобождая ему пространство для ближнего боя взмахами своих могучих клэйвов.

Иллитиан огляделся, чтобы оценить, как идет битва за пределами непосредственного окружения. Враг, похоже, сильно уступал в числе, его войско превратилось в островки сопротивления в наступающем море. Теперь, когда ряды захватчиков были расстроены, у них не было никаких шансов против хищных темных эльдаров, атакующих со всех сторон. Неповоротливые, бронированные фигуры падали одна за другой, сраженные в кровожадном исступлении, их расчленяли и обезглавливали сверкающие смертоносные клинки ведьм и инкубов Иллитиана.

Среди бойни он увидел Аэз'ашью, извивающуюся в танце смерти с последней горсткой врагов. Она была вооружена кинжалами-близнецами, которые блестели, словно пурпурные ленты, когда она прорезала кровавые полосы на их шкурах, покрытых толстой броней. Она сладострастно рассмеялась, когда поймала его взгляд, упиваясь боем, будто ужасная и великолепная богиня убийства, наконец получившая свободу.

Глядя на нее, Иллитиан ощутил холодное предчувствие. В этом беспечном смехе таилась смерть и для него самого, манящая жажда его собственного убийства, которая пока что была не утолена. Вект послал новую госпожу Клинков Желания сражаться на его стороне, но каковы были его точные приказы?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю