Текст книги "Путь эльдар: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Гэв Торп

Соавторы: Уильям Кинг,Роб Сандерс,Гай Хейли,Джордж Манн,Мэтью Фаррер,Джо Паррино,Брэнден Кэмпбелл,Энди Чемберс,Грэм Лион,Себастьян Кассем Гото
сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 129 страниц)

Приближенный секретарь приподнял свой жезл статуса, чтобы ударить мастера, но справился с порывом. Это действительно был разумный вопрос – как лучше их настроить, чтобы гарантированно прикончить Беллатониса? Секретарь быстро поразмыслил.

– Они должны быть самоуправляемы, – сказал он. – Чтобы они могли независимо преследовать добычу. Их целью будет определенный индивид, и когда они его найдут, то пусть уничтожат до последнего атома.

– Понимаю, секретарь, – тайный мастер кивнул, думая над этой информацией. – Для того, чтобы найти цель, достаточно будет психического следа. Возможно ли предоставить отпечаток?

– Разумеется, – фыркнул секретарь.

– А способности цели? – тайный мастер настойчиво задавал вопросы, как будто ставя галочки в каком-то мысленном списке. – К чему она более склонна, бежать или сражаться?

Приближенный секретарь сделал паузу и подумал над вопросом. Судя по тому, что ему было известно, Беллатонис мог быть склонен и к тому, и к другому, но если бы он попытался скрыться от машин, когда весь город охвачен Разобщением, то вряд ли бы это пережил.

– Сражаться. Причем более вероятно, что цель будет находиться в защищенном месте, – уверенно объявил приближенный секретарь.

– Превосходно, секретарь, – удовлетворенно заключил тайный мастер. – Я немедленно начну подготовку к внедрению ментального отпечатка.

Тайный мастер повернулся и ловко сдернул ткань с одной из неактивных машин, открыв взгляду изогнутый и блестящий металлический корпус. Под ним можно было различить множество ножей и игл и несколько суставчатых металлических конечностей, сложенных так же аккуратно, как лапки насекомого.

Приближенный секретарь задумчиво уставился на машины, которые должны были претворить в жизнь неизбежный рок Беллатониса. Его тонкие зеленые губы растянулись в неприятной улыбке, когда он почувствовал, как ему нравится этот план. Он сработает, он обязан сработать.

– Отправь их, как только они будут готовы, – приказал приближенный секретарь. – Отпечаток тебе предоставят в кратчайшие сроки.

Тайный мастер безмолвно кивнул, уже поглощенный работой. Секретарь же пошел дальше, чтобы найти подходящую кислоту и достаточно развалин, чтобы утихомирить то, что обитало в саркофаге на шестьдесят четвертой расщелине.

Глава 10
Другой вид наследования

Молодой Разицик Иллитиан охотился на нижних этажах крепости Белого Пламени, когда его призвал к себе архонт. Вскоре после Разобщения в катакомбах обнаружились лазутчики Отравителей, пытающиеся прокрасться наверх, и его банда решила взять на себя охоту за этими паразитами. В итоге она оказалась сплошным разочарованием и не принесла почти никакого удовольствия. Отравители устраивали ловушки и засады, удирали, как рабы, и в целом только раздражали. В общем-то, неудивительно, учитывая, что это были лишь тени старого кабала, более привычные к бегству, чем к сражениям. Давно умерший великий Зовас Иллитиан века назад вытеснил из крепости последние остатки кабала Отравителей, подданных архонта Узийака. Они были вынуждены выживать среди сомафагов и голодных нищих в соседнем шпиле, растеряв последнее достоинство. На самом деле, нельзя даже было сказать, пытались ли Отравители вторгнуться в крепость или просто сбежать из той преисподней, в которую превратился их собственный шпиль.

Поэтому извещение дало Разицику возможность выскользнуть из бесполезного преследования без потери лица, просто заявив, что архонт требует его личного присутствия, поэтому он должен немедля удалиться. Сначала он заподозрил обман, дешевую попытку кого-то из братьев или сестер отрезать его от остальных и сделать уязвимым для атаки, но на сообщении стояла личная печать Ниоса Иллитиана, архонта Белого Пламени. Сомневаться в его подлинности было невозможно. Разицик оставил товарищей продолжать их скучное занятие и начал быстро, с молодой живостью подниматься по первой из бесчисленных лестниц, которые ему придется преодолеть, чтобы взобраться к вершине крепости. Сейчас было явно не время рисковать, доверяя свою судьбу скверно работающим гравиплатформам и, в особенности, порталам, поэтому волей-неволей восхождение надо будет совершить пешком.

Разицика ненадолго посетила мысль насчет того, чтобы найти какой-нибудь транспорт и облететь крепость снаружи. С двух сторон под покатыми выступами ее бронированной кровли простиралась трехкилометровая бездна, в самом низу которой подножье цитадели упиралось в Коготь Ашкери и причальное кольцо. Ближайшие два шпиля возвышались с двух других сторон, и их контролировали кабалы, номинально являющиеся союзниками Белого Пламени. Ядовитое отродье архонта Узийака, как и многие другие мелкие архонты, обитало в возвышавшемся неподалеку скелетоподобном шпиле из темного металла, но на открытом пространстве они не представляли собой никакой угрозы. Многочисленные декоративные шипы, колонны, розетки и статуи, которыми была покрыта вся внешняя поверхность дворца Белого Пламени, таили в себе сотни темных копий и пушек-дезинтеграторов.

Близкое воздушное пространство должно быть безопасно, кроме того, полет будет куда быстрее и не столь утомителен для ног. Разумеется, учитывая обстоятельства, эти же самые батареи дезинтеграторов вполне могли уничтожить все, что засекли поблизости от цитадели, вне зависимости от принадлежности. Анархия Разобщения напитала воздух лихорадочным возбуждением, чувством, что может случиться все, что угодно, и что оно скорее всего случится. Это порождало ярко выраженную тенденцию стрелять первым и не задавать никаких вопросов. Подобный прискорбный «несчастный случай» был бы слишком удобен для некоторых родственников, чтобы те смогли противостоять соблазну его подстроить. Поэтому оставались только ступеньки.

Разицика позабавило, как быстро менялись лестницы по мере того, как он взбирался к вершине цитадели. На самых нижних уровнях они были узкими и извилистыми, а ступени из дешевого пористого камня или ржавеющего металла износились настолько, что приобрели почти U-образную форму. На более высоких этажах они выпрямились, стали значительно шире и приобрели больше украшений. Здесь ступени были чисты и сделаны из сверкающего металла или полированного камня.

Разицик не мог припомнить, когда последний раз лицом к лицу встречался с архонтом, Ниосом Иллитианом. Большая часть его кровных братьев и сестер чувствовала, что в целом от этого старого интригана надо держаться подальше, не привлекая к себе излишнего внимания. Старый Ниос был довольно-таки сдержан по сравнению с некоторыми из своих собратьев, но он все равно был хладнокровным убийцей, который без капли сожаления задушил бы потенциального соперника в колыбели. Разицик осознал, что Ниос, вероятно, хочет расправиться с ним. Однако вызывать жертву к себе, чтобы убить, выглядело излишним, если только причиной не было какое-то личное оскорбление. Разицик вывернул свою память наизнанку в поисках того, что такого он мог сделать, чтобы вызвать гнев архонта, но ничего не вспомнил. В любом случае, не прийти означало подписать себе смертный приговор, поэтому он продолжал взбираться вверх, хотя уже и не так живо, как раньше.

Еще выше, и лестницы перешли в широкие спирали из алебастра и оникса, украшенные декоративными балюстрадами и флеронами из застывшего пламени. На одном из этих уровней Разицика встретили двое инкубов архонта, которые дожидались его прибытия. Они отвели его в вестибюль, где находился вход – арка, состоящая из огромных, заходящих одно за другое крыльев из платины, золота и серебра.

Инкубы не стали сопровождать Разицика внутрь, и, когда он прошел через арку, кованые крылья ожили и сомкнулись позади, оставив его в полумраке. Стены были изысканно украшены фресками, изображающими победы Белого Пламени, и задрапированы кожами и знаменами павших врагов. Когда глаза Разицика приспособились к тусклому освещению, он увидел маленький круглый столик, стоящий в центре комнаты. Кроме него, из мебели здесь присутствовал лишь безыскусный трон в дальнем конце помещения. Вздрогнув, Разицик осознал, что на троне полулежит фигура, полностью скрытая под широким одеянием. Когда он шагнул вперед, чтобы разглядеть ее получше, та слегка сдвинулась и заговорила.

– А, Разицик, наконец ты явилсся, – произнесла она. Голос принадлежал архонту, однако был несколько искаженным, шипящим. Впервые по позвоночнику Разицика проскользнули призрачные пальцы страха. Что происходит?

– Я пришел по вашему приказу, мой архонт, – с тревогой ответил он. – Чем я могу послужить вам?

– Я поссвятил жизнь этому кабалу, Разицик, я бесспресстанно трудилсся, чтобы возродить благородные дома. Каждое мое действие порождено любовью к ссвоему дому и желанием ссохранить его в будущем, но мое время подходит к концу. Ты понимаешшь? Это тело большше не выдержит…

Разицик почувствовал и изумление, и восторг. Ходили слухи, что архонт ранен и потерял дееспособность, но то, что он открыто признавался в этом, значило две вещи – старый Ниос доверился ему, и при этом он слаб и уязвим. Разицик с готовностью шагнул вперед.

– Нет! Скажите, что это не так! – убедительно запротестовал он. – О, мой возлюбленный архонт, какая жестокая судьба постигла вас?

– Мне не нужно твое ссочувсствие! – выплюнул архонт. – Ты, как и вссе прочие члены моего рода, недосстоин имени Иллитианов! Сслабые, ссамодовольные, неблагодарные ссибариты, вссе до единого! Никто из васс недосстоин возглавлять этот дом!

– Сожалею, что не соответствую вашим идеалам, архонт, – ледяным голосом ответил Разицик, в то время как ругань Ниоса перешла в мешанину шипения и надрывного кашля. У него все еще были меч и пистолет, с которыми он охотился в катакомбах, и инкубы не подумали разоружить его. Он задался вопросом, сколько понадобится времени, чтобы пересечь комнату и всадить клинок в сердце архонта. Немного, решил он. Разицик ступил в сторону, чтобы обойти столик в центре комнаты. При этом он заметил, что на столе что-то поблескивает. Это была корона из темного металла с двумя удлиненными зубцами, которые выдавались бы над лбом носителя, подобно рогам.

– Да, корона, – тихо сказал архонт. – Ты можешь прямо ссейчас убить меня, но ссначала высслушай…

– О, я так не думаю! – воскликнул Разицик, выхватил меч и ринулся вперед. К его удивлению, архонт не сдвинулся с места и остался на троне, даже когда острие клинка с хрустом вонзилось в его грудь. Первый удар, судя по ощущению, не дошел до плоти, видимо, под одеждой была какая-то броня. Разицик не стал тратить время на раздумья, снова и снова вонзая меч в неподдающееся тело. Его охватил восторг убийства, и он начал яростно кромсать фигуру на троне, пока она не рухнула, испустив последнее, отчаявшееся шипение.

Разицик перестал рубить, засмеялся, перевел дыхание и снова расхохотался. Руки его дрожали от прилива адреналина. Он ожидал, что в любой миг сюда ворвутся инкубы, но их не было. Теперь он, Разицик, стал архонтом, и они подчинены ему, как и все остальные души в крепости Белого Пламени. С чего начать? Неплохим стартом будут дары для друзей и отмщение врагам. Тут ему на глаза вновь попалась корона, по-прежнему лежащая на столе. Да, лучше начать вот с этого.

Разицик подобрал корону и взвесил ее в руках, на миг залюбовавшись мастерской работой. Несомненно, Ниос намеревался передать ему древний символ власти, который продемонстрировал бы кабалу, что новый лидер получил его благословение. Разицик снова рассмеялся над спесью старого архонта и его иллюзиями, что это все еще может что-то значить. И все же, корона сама по себе ценна как трофей, и, нося ее, он всегда будет помнить об этом великолепном моменте. Он медленно возложил корону на свою голову, чувствуя, как примеряет на себя роль владыки. Он будет грозным архонтом, грозным, могучим и… незабвенным.

Невыносимая боль пронизала виски Разицика, раскаленно-белый жар, который выжег из него все мысли, всю волю, кроме лишь желания кричать. Он отчаянно рванул корону, но та осталась крепко сидеть на месте, словно ее приварили к голове. В глубине тела возникло раздирающее чувство, как будто неведомая сила выкручивала нечто из самого средоточия его существа. Если бы только Разицик еще мог видеть, он бы узрел, как из его глаз и рта появляются извивающиеся нити света и тянутся к трупу сраженного архонта, лежащему у подножия трона. Если бы он еще мог различать звуки, то услышал бы, как его собственный надрывный вопль набирает неописуемую высоту, а затем резко обрывается, оставив после себя зловещую тишину.

Световые нити угасли, снова погрузив зал в полумрак. Несколько долгих секунд Разицик раскачивался на месте, потом вдруг пошатнулся, но не упал. Миг он растерянно осматривал себя, а потом изверг густой поток ругательств.

– Спасибо тебе, что абсолютно ничего не делал, пока этот маленький ублюдок пырял меня мечом! – сердито воскликнул он.

Мастер-гемункул Беллатонис появился из-за портьеры, держа в одной длиннопалой руке большой шприц, полный красной жидкости, а в другой – необычный пистолет с закрученным спиралью стволом. Беллатонис, судя по виду, не оскорбился этой вспышкой гнева. Он повесил не пригодившийся пистолет обратно на пояс, и на его лице отражалось лишь легкое веселье, витающее вокруг морщинистых губ.

– Я с самого начала говорил, что для того, чтобы устройство сработало правильным образом, лучше всего будет, если субъект наденет его добровольно, – мягко сказал гемункул. – Я посчитал вероятным, что он так и сделает в свой миг триумфа, несмотря на довольно грубый отход от задуманного сценария.

– Вероятным? В тебя когда-нибудь вонзали меч, Беллатонис?

– Неоднократно, мой архонт, – пробормотал Беллатонис, приближаясь. Он вонзил иглу шприца глубоко в шею Разицика – теперь, вернее, Ниоса – и медленно надавил на поршень.

– Что ж, это не из тех вещей, которые приносят мне удовольствие, пусть даже со стеклянной плотью, – ощерился Ниос Иллитиан.

В душе же он чувствовал восторг от того, что его губы и щеки снова могли свободно двигаться, и поэтому он быстро менял выражение лица, то ухмыляясь, то хмурясь, зевая и снова скалясь. Это было приятно, несмотря на продолжающуюся боль от инъекции.

Наконец Беллатонис убрал шприц и оценивающе взглянул на новое лицо Иллитиана.

– Я бы так не сказал, когда только что увидел его, но теперь Разицик действительно выглядит как вы, – вынес вердикт гемункул. – Что-то в глазах.

– Целеустремленность и легкий оттенок интеллекта, гемункул, ничего более.

Ниос наклонился и подобрал меч Разицика, который лежал там же, где выпал у того из рук. Чувствовать оружие в ладони тоже было приятно. Он с силой вогнал клинок в лежащее тело, ставшее теперь пристанищем бесполезной душонки Разицика. Мучительное шипение, которое вырвалось из него, было слишком хорошо знакомо Иллитиану. Архонт наклонился, чтобы взглянуть в изуродованное лицо своего старого тела.

– Все еще с нами, Разицик? Хорошо. Я знаю, ты слышишь меня, – промурлыкал Иллитиан, медленно проворачивая клинок. – Не беспокойся, в то немногое время, что тебе осталось, ты заново научишься говорить – по крайней мере, я могу гарантировать, что ты снова сможешь кричать.

Жалкое булькающее шипение, вот и все, что смог выдавить из себя Разицик. «Есть куда совершенствоваться», – подумал Ниос. Он оставил меч торчать из тела и повернулся обратно к гемункулу с чем-то вроде признательности на лице.

– Иди за мной, – без обиняков сказал он и нажал на один из подлокотников трона. Участок стены поднялся вверх, и за ним обнаружился другой, более просторный зал.

– А что делать с молодым самозванцем? – спросил Беллатонис, ткнув ногой покрытую стеклом массу на полу.

– Пока что оставь – ты можешь его как-нибудь заморозить? Продлить ему жизнь?

– Конечно, я сохраню его до тех пор, пока у вас не появится время для нормальной аудиенции, – сказал мастер-гемункул. Он вынул еще один флакон, на сей раз с зеленоватой жидкостью, и вставил в шприц. Встав на колени и наклонившись, Беллатонис в нескольких местах пронзил иглой стекленеющее тело.

– Отлично. А теперь иди сюда, я должен подготовиться.

Помещение за фальшивой стеной было гораздо больше первого, которое, как теперь стало очевидно, было для него не более чем преддверием. Оно было настолько широко, что потолок от этого казался низким, а углы терялись в потемках. Освещение исходило лишь от изогнутой стены, выложенной из многих слоев метровых блоков, похожих на стекло. Сквозь нее можно было увидеть поразительно ясную картину всего, что происходило снаружи. Свет, проходивший внутрь, хаотично менял яркость, то разгораясь, то снова тускнея, вторя молниям, сверкающим над городом. По всему залу были разбросаны разнообразные и довольно-таки одинокие с виду шкафчики, диваны, столы и другие предметы мебели, которые лишь подчеркивали обширность темного пространства. То, что Беллатонис поначалу принял за декоративные колонны у стеклянной стены, оказалось рядом металлических урн, в которых росли узловатые черные деревья с обвисшими широкими листьями.

Подойдя к одному из шкафов, Иллитиан начал раздеваться. Оказавшись нагим, как новорожденный, он открыл дверцу и вынул оттуда новые одежды, черного цвета и без всяких украшений. Беллатонис пошел к стеклянной стене, чтобы посмотреть наружу, как все они всегда делали. Иллитиан улыбнулся – это было слишком просто.

– Чем ты теперь намерен заняться? – будничным тоном спросил Иллитиан, одеваясь и глядя, как деревья в урнах беззвучно протягивают листья к гемункулу. – И кстати говоря, поберегись черных деревьев элох, – злорадно добавил он в самый последний момент. – Они кусаются.

Беллатонис повернулся и почти нежно отбил в сторону тянущийся к нему отросток.

– О, я прекрасно осведомлен о наклонностях этого вида, мой архонт. Широта вашего кругозора весьма впечатляет – я и не думал, что вы разделяете мой интерес к взращиванию плотоядных растений.

Иллитиан пожал плечами и махнул рукой, с неубедительной скромностью отказываясь от комплимента. Про себя он отметил, что оказался прав – мастера-гемункула никогда не удастся так просто загнать в ловушку.

– Это всего лишь увлечение моего прадеда, Зоваса Иллитиана, – сообщил он Беллатонису. – Я чту его память, поддерживая жизнь растений. Если честно, то они немного напоминают мне его самого – цепкие и вечно голодные.

Теперь, приблизившись к стеклянной стене, Беллатонис мог видеть все, что происходило снаружи шпиля – крепости Белого Пламени. Вид был поразительный. Далеко внизу вытянулся Коготь Ашкери, его острые углы и бесчисленные шипы, отходящие в стороны, исчезали из виду вдали. То место, где он соединялся с искусственным горизонтом, сформированным гигантским причальным кольцом, буквально терялось во мраке, однако невооруженный глаз еще мог различить эту бледную линию. В трех километрах внизу, в том месте, где коготь сливался со шпилем, виднелись прокаженные кварталы Нижней Комморры, наплывавшие друг на друга подобно конкурирующим за место наростам грибков. Несмотря на то, что стеклянная стена описывала весьма широкую дугу, с этого угла не было видно ни одного другого шпиля Верхней Комморры, что, вероятно, и было единственной причиной, по которой в структуре башни вообще существовала эта уязвимая точка.

В обычное время панорама внизу кишела бы жизнью: корабли, снующие у шипов-причалов, толпы рабов, привезенные в город, армии налетчиков, бесконечным караваном уходящие во внешний мир. Теперь же там двигались только бесконтрольно распространяющиеся пожары. В окрашенной во множество оттенков пустоте ярко горели еще тысячи огней, распустившихся подобно розам на корпусах разбитых кораблей. Они беспомощно дрейфовали, пожираемые собственным внутренним термоядерным пламенем. Безжизненный свет, проливаемый Илмеями на всю эту сцену, постоянно менял яркость, как будто их временами скрывали облака – но там, где они висели, не могло быть никаких облаков. Какая-то часть сознания Беллатониса не желала поднимать глаза и рассматривать то, что мешало свету, и он повиновался этому инстинкту, вместо этого устремив свой взгляд вдаль.

Изменчивая пелена пустоты за преградами обычно была прозрачна, временами переливалась радужными оттенками, но, как правило, оставалась темной, сохраняя лишь намек на непостоянный перламутровый блеск. Теперь же она стала яркой, ядовитой и превратилась в истерзанное бурей небо, наполненное гневными, теснящими друг друга грозовыми тучами глубоких синих и зеленых цветов и пронизанное копьями сверкающих многомерных молний. Зловещие тучи как будто накатывали все ближе, громоздились над вершиной шпиля, над Верхней Комморрой и над всем городом, как гигантская застывшая волна… Беллатонис осознал, что Иллитиан остановился в процессе надевания металлически-серых сабатонов и ждет его ответа.

– Простите, что я отвлекся, мой архонт, вид снаружи довольно-таки… драматичен. С вашего позволения, я надеюсь на какое-то время остаться в комфортабельных и безопасных пределах вашей крепости.

– О, действительно? – Иллитиан улыбнулся. – Эта мысль не приходила мне в голову. Полагаю, ты можешь временно поселиться в старых покоях Сийина. Если я дам свое разрешение, конечно.

– Конечно.

Иллитиан снял со стойки черную поблескивающую кирасу и пристроил ее на свой торс. Броня слабо вздохнула, бережно окутывая его, и изменила форму так, чтобы идеально облегать контуры тела.

– Я уже довольно давно не замечал присутствия Сийина, – мимоходом заметил архонт. – Это довольно странно.

Беллатонис не клюнул на наживку. Оба они прекрасно знали, что предыдущий гемункул Иллитиана, Сийин, был убит никем иным, как самим Беллатонисом. Однако этикет Верхней Комморры, выработанный бесчисленными веками интриг и предательств, гласил, что прямой разговор о подобных вещах является верным знаком чрезмерной бестактности или недалекости.

– Мне кажется маловероятным, что он еще когда-нибудь появится, – вслух подумал Беллатонис, по-прежнему отвлеченно глядя вдаль. Одной из его излюбленных персональных модификаций была имплантация пары чужих глаз в свои выпирающие лопатки. Сконцентрировав на них часть разума, он мог наслаждаться полным панорамным обзором своего окружения, в том числе и следить за Иллитианом, одновременно созерцая разрушения. Такие же сцены, как то, что происходило внизу, вне всякого сомнения тысячекратно повторялись по всей Комморре. В воздухе витало почти осязаемое ощущение страданий, и Беллатонис находил его предельно пьянящим.

Он пощекотал еще один любопытный лист элоха под центральной жилкой, отчего тот непроизвольно скрутился, и поразмыслил над вариантами действий. Иллитиан пытался выудить информацию о столкновении между ним и Сийином, и это вряд ли было в лучших интересах Беллатониса. С другой стороны, одна лишь прихоть Иллитиана могла на ближайшее время предоставить гемункулу безопасность, а с третьей, если понадобится, архонт мог просто созвать придворных со всей крепости, чтобы те исполнили его волю. Беллатонис решил, что мудрее всего будет дать собеседнику то, что он хочет.

– Возможно, есть вероятность, – сказал он, – что ревность Сийина, порожденная моей связью с вашей благородной личностью, довела его до приступа безумия, в результате чего он предпринял действия, которые в конце концов погубили его.

Иллитиан закрепил на плече второй шипастый наплечник, а затем натянул пару перчаток, соединенных со снабженными крючьями наручами, которые закрывали руки от запястья до локтя.

– Действительно, Сийин не всегда мыслил исключительно в лучших интересах своего архонта, – сказал Иллитиан. – Я спрашивал себя, не замешан ли в исчезновении его ковен. Он ведь был членом Черного Схождения, так? Как и ты?

Вот оно. Это было не так сложно выяснить, но это доказывало, что Иллитиан хорошо информирован обо всем. Беллатонис начал беспокоиться, что недооценил сообразительность архонта. Он повернулся и посмотрел на него прямо. Иллитиан выглядел великолепно: полный боевой доспех, плащ цвета киновари, высокий шлем, который он держал на сгибе руки, меч на боку и рогатая корона на голове. Беллатонис должен был признать, что тот выглядел как истинный архонт. В твердом взгляде Иллитиана не было ни намека на слабость, нерешительность или милосердие, и он по-прежнему ждал ответ Беллатониса.

– Я уже довольно давно разошелся с Черным Схождением, мой архонт, – осторожно начал Беллатонис. – В то время мой уход вызвал определенную обиду, хотя дело было на самом деле пустяковое. Полагаю, есть вероятность, что Черное Схождение уничтожило Сийина в отместку за то, что тот имел дело со мной. Я так понимаю, что именно он впервые обратил ваше внимание на мои способности.

Пока он говорил, Иллитиан внимательно наблюдал за лицом гемункула, пытаясь вычислить, правду ли он говорит, по мимике этой маски, искаженной бесчисленными операциями. Не явная ложь, решил архонт, но в лучшем случае полуправда. Беллатонис, похоже, явно считал, что ковен был как-то задействован в этом деле, что было довольно интересно. Иллитиан мысленно записал этот факт для дальнейшего исследования. Но сейчас его внимания требовали более важные дела, важнее даже, чем месть гемункулу, искалечившему его прежнее тело. Нельзя заставлять ждать трижды проклятого Верховного Властелина, Асдрубаэля Векта.

– Хорошо, я разрешаю тебе занять покои Сийина до дальнейших распоряжений, – сказал Иллитиан и отмахнулся от благодарного поклона гемункула. – Мне надо отправиться к Центральному пику и выслушать, чего желает Верховный Властелин. Когда я вернусь, ты должен быть здесь, нам еще многое предстоит обсудить.

Иллитиан проигнорировал еще один поклон Беллатониса и вышел из оранжереи с величественно развевающимся за спиной плащом. Гемункул поспешил направиться за ним, вероятно, опасаясь, что может оказаться заперт в потайной комнате. Иллитиан дошел до вестибюля, как его вдруг посетила неожиданная мысль.

– Что стало с головой старухи, Беллатонис? Я принес это проклятое создание на банкет Эль'Уриака, как ты предложил, но там ее и оставил. Ты знаешь, где она?

– Нет, мой архонт, – ответил Беллатонис, на долю секунды слишком быстро. – Я могу начать поиски, если вы пожелаете, однако, боюсь, она была уничтожена Разобщением.

Ложь. Ложь. Ложь. Иллитиан чувствовал себя превосходно, и его махинаторские способности постепенно возвращались в образе ярких вспышек озарения. Он ни капли не сомневался, что старуха Анжевер по-прежнему находится во власти Беллатониса. А следовательно, она находилась и во власти Иллитиана.