355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гэв Торп » Путь эльдар: Омнибус (ЛП) » Текст книги (страница 43)
Путь эльдар: Омнибус (ЛП)
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 04:02

Текст книги "Путь эльдар: Омнибус (ЛП)"


Автор книги: Гэв Торп


Соавторы: Уильям Кинг,Роб Сандерс,Гай Хейли,Джордж Манн,Мэтью Фаррер,Джо Паррино,Брэнден Кэмпбелл,Энди Чемберс,Грэм Лион,Себастьян Кассем Гото
сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 129 страниц)

+Очень хорошо,+ снова раздалось в ее голове. Голос теперь был громче, но по-прежнему едва различимо шептал. +Сохраняй спокойствие. Ему нужен страх, чтобы ясно читать твои мысли.+

+Кто ты? Где ты?+ подумала Ларайин в ответ, приглушая голос, как в логове чудовища.

+Ответ в твоих руках. Не притворяйся, что еще не догадалась.+

Ларайин уже догадалась. Она собралась с духом, подняла шкатулку и посмотрела в лицо, плавающее среди перепутанных волос. Та, кого Эль’Уриак называл Анжевер.

Эльдар в маске вороны повернулся, чтобы уйти, и Ларайин ощутила иррациональное чувство утраты. Он помог ей, а возможно, и спас жизнь.

+Не лей слез по Иллитиану, ибо ты оказалась здесь из-за него. Мы с тобой вместе породили эту мерзость, но именно он – тот, благодаря кому это стало возможно.+

– Когда вернешься за стол, обязательно попробуй котлеты из гемоворов, они хорошо сочетаются с булавочными звездами, которые ты уже отведал, – сказал Эль’Уриак уходящему гостю. Когда тот скрылся из виду, император снова перевел взгляд на Ларайин и повысил голос, чтобы его было слышно среди окружающего шума.

– Пусть Анжевер расскажет тебе, как служила мне в Шаа-доме. Скоро ты будешь прислуживать мне таким же образом, – сказал он и со смехом отвернулся. Эль’Уриак снова опустился на трон, к которому подошел длинноногий, похожий на паука гость в серебряной маске-черепе и склонился в глубоком поклоне.

+Не правда ли, на нем неплохо сидит обличье моего повелителя? Пока что, по крайней мере. О, теперь он уже близок к темному апофеозу. Он может произойти сегодня или через сотню лет, но он уже близко.+

+Тогда почему ты остановила меня?+ подумала Ларайин. +Я могла положить всему конец.+

В ее сознании захрустел сухой, мертвенный смех карги.

+Я думала, ты стала Морай-Хег? Разве тебе не предписано судьбой помогать своему чудовищному потомству? Дитя! Ни одно орудие убийцы не положит этому конец, даже то, что было дано разбитым сердцем.+

+И что тогда? Моя жизнь кончена, я смирилась с этим. Но когда я увидела это существо, я осознала… осознала, что его надо уничтожить.+

+Очень хорошо. Ты понимаешь. Есть способ, если только ты достаточно сильна и умна. Рассказать тебе, что это за способ?+

Ларайин огляделась, пытаясь сохранять спокойствие, как посоветовала старуха. Гости амфитеатра уже достали ножи, и их свирепые ласки исторгали пронзительные вопли, сливающиеся с адскими трубами и пульсом барабанов. Корчащиеся узлы из тел покачивались в разноцветном дыме, танцуя, сражаясь и совокупляясь в равной мере. Перед глазами миропевицы разыгрывались все самые страшные легенды, которые ее народ рассказывал о декадансе, царившем до Падения, и жестокости Темных Сородичей.

+Просто скажи, как можно с ним покончить.+

Низкий сухой шепот Анжевер в ее голове поведал, что нужно сделать.

Иллитиан со всей возможной грацией пошел к выходу. Благодаря форме амфитеатра Эль’Уриак, восседая на троне в центре, при желании мог видеть любую его часть. Если он наблюдал за ним, то мог заподозрить, что Иллитиан пытается уйти. Ниос скользил мимо различных групп, вежливо отказывался от приглашений, обменивался комплиментами и игнорировал вызовы, постепенно продвигаясь к рампе, выводящей из амфитеатра. В конце концов его остановила труппа танцующих ламей и обступившие ее зрители, которые перегородили путь. Воздух пропитывал острый мускусный аромат ядовитого парфюма, стремительно мелькали покрытые татуировками руки и ноги. Фантастическое представление кружащихся танцовщиц очаровало созерцателей, неподвижно стоящих с приоткрытыми ртами. В любом случае, рампа позади них полнилась одетыми в маски стражниками. Выхода не было.

Иллитиан безразлично осмотрелся, делая вид, что занят тем, что утонченно срезает пряную мякоть с котлеты из гемовора. По крайней мере, гастрономический совет Эль’Уриак оказался неплох: пропитанное кровью мясо прекрасно подчеркивало вкус желированных иглокожих, которых он опробовал до этого. Сам Эль’Уриак по-прежнему восседал на троне, принимая гостей посреди пиршества, похожий на остров света в темном океане разгула. Рядом с ним, как язык бледного пламени, возвышалась скрытая вуалью миропевица, сжимая в руках шкатулку с головой старухи. Глядя на нее, Иллитиан на миг испытал головокружение, такое же, как он почувствовал во время воскрешения. Он почти осязал напряжение растянутой реальности. Казалось, на краю сознания перешептываются и похихикивают потусторонние голоса. Вот-вот должно было произойти нечто очень и очень плохое, и он должен был выбраться отсюда, пока не стало слишком поздно.

Прислужники и куртизанки вошли в амфитеатр не по рампе, как гости. Должны быть другие выходы. Иллитиан внимательно наблюдал, пока не заметил трех рабов, уносящих огромный поднос, заваленный обглоданными костями. Они ускользнули за кожаные занавеси с одной стороны зала и через какое-то время появились с новым подносом, на котором красовалась дымящаяся гора жареных ног. Иллитиан начал спокойно двигаться к тому месту, откуда они вышли.

Он уже чувствовал опьяняющие ароматы кухонь, когда загрохотали барабаны и заблеяли трубы, остановив его у самой цели. Эль’Уриак поднялся с трона, и гул в амфитеатре моментально затих, приглушенный громовыми фанфарами. Все взгляды были прикованы к нему. Древний император Шаа-дома – вернее, как знал теперь Иллитиан, тварь, одетая в его плоть – триумфально обозрел собрание. На сей раз его слова огласили весь амфитеатр без помощи персонализирующих технологий. То был глас пророка, обращающегося к своей пастве.

– Друзья мои, настало время изгнать страх из ваших сердец и отбросить вуаль анонимности. Все мы связаны друг с другом единственной и несокрушимой целью – свержением тирана. Поэтому тем, кто собрался здесь, нечего таить друг от друга, и я прошу вас, наконец, снять свои маски.

Невольный вздох волной прошел по толпе. Каждый из них будет держать в руках жизни всех остальных. Если среди собрания окажется хотя бы один предатель, он может обречь весь заговор. Некоторые с радостью сбросили с себя маски, выкрикивая клятвы верности Эль’Уриаку. Иллитиан, как и многие другие, был более сдержан, но ясно понимал, что тот подразумевал – любой, кто не захочет снять маску, будет считаться потенциальным предателем. Несомненно, Эль’Уриак внимательно наблюдал и отмечал, кто подчиняется приказу быстро, а кто медленно. Это был в своем роде мастерский ход, надавить на инстинкт самосохранения, чтобы удостовериться в верности. Иллитиан быстро снял воронью маску, прежде чем Эль’Уриак посмотрел в его направлении.

– Вот так. Прекрасно. Очень хорошо, – успокаивающе произнес Эль’Уриак, когда его гости лишились последних личин и стали озираться, разглядывая других заговорщиков. – Нам действительно нечего бояться. Чтобы доказать это, я представляю вам моего лучшего друга и союзника, который сделал все это возможным – архонта Иллитиана из Белого Пламени.

Договаривая, монстр смотрел прямо на него. Иллитиан почувствовал, что к лицу хлынула кровь. Он был открыт всем взглядам, буквально стоял в свете прожекторов. Архонт силой заставил себя улыбнуться.

– Иди сюда, Ниос! – позвал Эль’Уриак. – Иди и встань рядом со мной!

Раздались неуверенные крики одобрения и вежливое похлопывание аплодисментов. Иллитиан силой заставил непослушные ноги вернуться в логово чудовища. Эль’Уриак снова тепло приветствовал и обнял его. Архонту понадобилась каждая унция немалого запаса самоконтроля, чтобы не отдернуться. Эль’Уриак загадочно прошептал ему на ухо: «Я надеюсь, ты попробовал котлеты, Ниос», прежде чем продолжить, обращаясь уже ко всем гостям:

– Иллитиан – любитель древностей, большой знаток в делах минувших дней, и, думаю, именно поэтому он мной и заинтересовался, – в ответ зазвенел подобострастный смех. – Поэтому Иллитиан помнит многие старые традиции, которые вышли из употребления в современные дни. Например, я бы побился об заклад, что он знает о Пиршестве Шаимеша, древнем обычае, который многие давно уже забыли.

Разум Иллитиана заметался. Черные искусства Шаимеша были связаны со всевозможными токсинами и ядами. Величайшими из тех, кто их практиковал, были ламеи, куртизанки-отравительницы, чьи могущественные снадобья могли довести их любовников до вершины экстаза или затушить жизнь подобно свече. Но Пиршество Шаимеша? Отравленный банкет… Страх пронизал Иллитиана изнутри, а Эль’Уриак продолжал говорить.

– Шаимеш, отец ядов, учит нас, что все может быть отравой в нужной дозировке, и что легкие поцелуи смерти и есть то, что придает жизни вкус. Некогда ученики Шаимеша собирались на пир и проверяли свои умения друг на друге, по-разному отравляя каждое блюдо.

Мертвенная тишина наполнила амфитеатр, напуганные слушатели вбирали в себя каждое слово. Низкий ритмичный пульс барабанов продолжался, не замедляясь и не ускоряясь.

– Их яды были слишком незаметными, слишком мягко и невинно действующими, чтобы их вообще можно было назвать опасными. Но лишь поодиночке. Видите ли, ключ крылся в комбинациях. Некоторые составляющие подавляли друг друга… а другие сочетались и усиливали свои эффекты в тысячу раз.

Чей-то стон и грохот падения показался громом в тишине амфитеатра. Эль’Уриак невозмутимо продолжал.

– Результат действия получившихся некроликсиров можно предсказать с поразительной точностью, вплоть до секунды, в которую произойдет смерть. В эту ночь я заглянул в ваши сердца. Тем из вас, кто верит и преданно служит, нечего бояться, но те, кто предадут нас, кто будет ползать на брюхе перед тираном и продаст своих товарищей, чтобы слизать несколько крошек с его рук… – голос Эль’Уриака нарастал, усиливался с каждым словом. Наконец он встал с трона и взревел: – Пришло время расплаты за ваши преступления!

В амфитеатре воцарился пандемониум. Едва ли одна десятая часть гостей пала жертвой ужасных смертоносных составов, которые они съели или выпили, но те, кто был отравлен, умирали весьма зрелищными и болезненными способами. Несть числа было гибельным ядам, которые на протяжении эпох изобрели Темные Сородичи с их кошмарными талантами.

Философ-поэт Псо’кобор, не зная того, досыта наелся пантоферола и токотерика и насмерть истек кровью, когда каждый кровеносный сосуд в его теле взорвался, выпустив наружу облака жидкого красного тумана.

Ксеноторговец Майилэнидиан Вир жутко скорчился – его мышцы так свело спазмом, что кости начали ломаться. Он взвыл диким голосом, а позвоночник загнулся так далеко назад, что голова высунулась между колен, и только последний тошнотворный треск заставил его замолчать. Даже после смерти мышцы трупа продолжали извиваться и скручиваться, как будто живя своей жизнью.

Мирмидон Колаксиан вспыхнул, как сальная свеча под пламенем газовой горелки, и с него дождем полились капли горящего жира. Несчастный воин ковылял между столами, и его же товарищи отталкивали его прочь.

Надзирателя Азурнала поразила ползучая вариация стеклянной чумы. Прививание фагов, борющихся со смертоносным вирусом, не спасло его – их выборочно нейтрализовал изысканный салат, который он съел ранее. Полосы черного кристалла, пронизанного яркой зеленью, медленно ползли по его рукам и ногам, пока он звал на помощь, которая так и не пришла.

Архонт Слитийиус рухнул посреди своих телохранителей, пав жертвой врага, которого их клинки не могли остановить. Кожа начала сползать с него неровными комьями, и он вскоре превратился в кучу изъеденных костей и омертвевшей плоти.

И еще дюжина других умерла столь же страшными смертями по всему амфитеатру, так что все гости могли увидеть плату за неверность своими глазами. Повсюду звенели и вопли, и смех. Оставшиеся в живых верные союзники Эль’Уриака благодарно грелись в искрах погибающих душ, наслаждаясь неожиданно богатым и щедрым пиршеством. В центре всего этого, на возвышении у трона, стоял Иллитиан и чувствовал, как реальность истончается и все больше походит на готовый лопнуть воздушный шар.

– Прекрасная шутка, господин, – осмелился прошептать он. – Интересно, какие еще сюрпризы нас ждут?

Эль’Уриак по-волчьи улыбнулся, и в его глазах загорелся опасный огонь возбуждения.

– Я пока не решил, – доверительно сообщил он Иллитиану. – Возможно, еще состоится по-настоящему большой сюрприз.

Это существо снова было здесь и смотрело на него глазами Эль’Уриака. Оно знало. Оно знало, что Иллитиан его увидел, и ему было все равно. Оно будет использовать его по-прежнему, ровно до той поры, когда он перестанет быть нужным, и только тогда прикончит. И что он мог сделать, кроме как подыгрывать? Совершить смертельную ошибку и попросить о помощи Асдрубаэля Векта? Иллитиан попал в ловушку, накрепко привязанный к монстру, которого сам же и создал, и оба это знали.

– М… мой повелитель? – раздался поблизости тихий, испуганный голос. Эль’Уриак оглянулся и с некоторым удивлением увидел говорящую. Это была миропевица, которая откинула вуали и демонстрировала бледное лицо в ярких кровоподтеках. Она держала шкатулку с головой Анжевер, как будто это был младенец.

– Мой повелитель, могу ли я говорить? – нежно спросила Ларайин. Заинтригованный Эль’Уриак резко кивнул. – У меня тоже есть подарок для вас, сир, если вы соблаговолите его принять. Я могу отдать немногое, но это нечто, уникальное для Темного Города, и, возможно, стоящее интереса даже для обладателя столь обширных знаний, как ваши.

– Загадка? Хм, очаровательно. Хорошо, я принимаю вызов и сдаюсь. Расскажи, что это за таинственное сокровище, которым только ты можешь меня одарить.

– Песня, мой господин. Такая, какую мы поем в Мировом Храме Лилеатанира при рождении новой жизни, приветствуя ее в мире всего, что растет. Я спою в честь вашего возвращения, если вы мне позволите.

На лице Эль’Уриака отразилась скука.

– Если я захочу послушать плач рабов, то смогу и сам сыграть себе музыку.

Из рук Ларайин послышался шелестящий, как сухие листья, голос Анжевер.

– Нет, мой архонт, это не раб, голосящий в ужасе, а чистое сердце, изливающее радость за твои победы. Ты не слышал столь сладких песен с тех пор, как пал Шаа-дом, и всех моих сестер забрали.

Эль’Уриак не ответил, но старуха продолжала настаивать:

– Почему бы не разрешить ей спеть? Если не для тебя, то, может быть, ради последней из твоих бедных потерянных фрейлин, Анжевер?

У Ларайин тряслись колени. Анжевер сказала, что она не должна бояться, что страх – убийца разума. Легко ей было говорить, когда она сама была порождением кошмара. Эль’Уриак навис над ней невероятно высоким силуэтом, очерченным резким светом за спиной. Она попыталась сконцентрироваться вместо него на том, кого старуха назвала Иллитианом. Без маски вороны Темный Сородич выглядел совершенно обычным и незапоминающимся, если не считать глаз. Они были черными и безжалостными, как дула пистолетов, и они нацелились на нее.

– Пожалуйста, – жалобно попросила Ларайин. – В моей… стране семья невесты традиционно дарит приданое ее возлюбленному. Мой отец мертв, и у меня есть только одна вещь, которую я могу отдать, но я должна ее отдать.

Эль’Уриак повернулся к Иллитиану и вопросительно поднял брови.

– Что скажешь, Ниос? – спросил он. – Позволить ли ей свершить этот варварский брачный ритуал в моем тронном зале?

Иллитиан вежливо кашлянул, прежде чем ответить.

– Я не думаю, что это может оскорбить величие твоего дворца или твоей власти, нет, – сдержанно сказал он.

Эль’Уриак взревел от смеха и похлопал его по спине, отчего невысокий архонт пошатнулся.

– Чувствую признаки хребта, Ниос! – улыбнулся император. – Мы еще сделаем из тебя настоящего лидера! Я начинал опасаться, что ты слишком много времени провел за заговорами и размягчил себе кости.

– Они твои, можешь ломать их, когда захочешь, – не без сожаления проговорил Иллитиан, потирая плечо. – Я, по крайней мере, хотел бы послушать пение нашей пойманной птицы. Как она и сказала, это уникальная возможность даже для Комморры, города тысячи и одного восторга. Можно сказать, это будет плата за немалые сложности, которые пришлось претерпеть, чтобы добыть ее – уже окупившиеся возвращением твоей бесценной личности и прискорбно опочившего Крайллаха, конечно.

– Конечно, – кивнул Эль’Уриак. Повернувшись к Ларайин, он сказал: – Хорошо, я сделаю одолжение своему другу и немного послушаю. И пусть эта песня будет приятна моему слуху, иначе ты вскоре запоешь на иной лад.

Ларайин нервно кивнула, быстро опустилась на колени, чтобы поставить на пол контейнер с головой, и встала, набравшись уверенности. Она вдохнула раз, другой, третий и начала петь в одиночестве и без аккомпанемента, но при этом каким-то образом плавно вплетая мелодию в шум, царящий на заднем плане. Пение началась с высокого, трепещущего рефрена, который изгибался туда и сюда, постоянно что-то выискивая и пробуя, как первые стебельки свежей поросли.

Песнь была прекрасным творением, в равной мере сотканным из звука и психической энергии, и эмпатически покалывала разум, как мысленная речь, практически на клеточном уровне влияя на тела, которые отвечали на позабытые звуки творения. Гул амфитеатра начал затихать по мере того, как голос Ларайин становился сильнее и поднимался все выше, наполненный радостью пробуждения.

Иллитиан купался в сиянии ее мощи. Он чувствовал себя почти так же, как во время воскрешения, однако теперь энергия, которую Беллатонис вырывал из нее при помощи пыточных машин, отдавалась по собственной воле. Что-то начало легонько покалывать его кожу, как будто каждый тонкий волосок тянулся вверх, пытаясь встать на кончик. Насыщающееся сознание отметило чувство тревоги и тут же отбросило его в сторону под волной удовольствия, когда Ларайин взяла высокую ноту, столь же чистую и идеальную, как прозрачный кристалл.

Эль’Уриак выглядел очарованным, и это было ужасное зрелище, ибо на его лице была написана вся та похоть, жажда обладания и насилия, которую возбуждала в нем эта яркая трепещущая искра живой души. Миропевица продолжала петь, но смотрела она не на чудовище, скалящееся над ней. Ее взгляд был направлен прямо на Иллитиана, и нечто в ее чистых глазах источало одновременно предупреждение и мольбу.

Архонт вдруг понял и шагнул назад, едва не упав на ступени возвышения. Песнь мира кружилась вокруг него, яркая, могучая. Ларайин пела о цветущей жизни, что вырывается наружу из холста творения, изменяет его и придает ему форму, наполняя ее бесконечным потенциалом. Покалывание на коже Иллитиана стало острее. Пошатываясь, он пошел мимо скинувших маски гостей и обнаженных рабов, которые стояли, застыв на месте и безмолвно уставившись на тронное возвышение. Ноги немели, и он отчаянно заставлял их идти дальше, к служебному проходу, который он высмотрел раньше.

Песня снова омыла его мощным потоком. Теперь она походила на погребальный плач и говорила о смерти. Она казалась слишком мощной, слишком громогласной, чтобы исходить от этой маленькой белой колдуньи у подножия трона, как будто она призвала на помощь потусторонний хор ревущих духов. Кожа Иллитиана горела, и он в ужасе посмотрел вниз, на свои руки. Тонкая пленка черно-зеленого хрусталя ползла по его коже, начиная с кончиков пальцев, и уже дошла до второй фаланги. Иллитиан негромко вскрикнул и понял, что его лицо и губы стали пугающе неподвижны. Спотыкаясь, он начал пробиваться между кожаными занавесями, раскидывая их в стороны негнущимися руками.

Позади него Ларайин пела о грусти и потерях, о том, как жизнь возвращается в темное убежище под миром. Ее голос надломился и постепенно затих, ибо она была не в силах продолжать. Амфитеатр заполнило безмолвие. Безмолвие смерти.

Ее слушатели неподвижно сидели, стояли и лежали вокруг, замороженные в кристаллической хватке стеклянной чумы. Что раньше было царством ужасов, теперь превратилось в выставку потрясающих шедевров из безликого темного хрусталя, который придал своим жертвам некое трансцендентное единство. Мертвенная тишина повисла над этой сценой.

– Они действительно…?

– Мертвы? Да, их души отлетели.

Ларайин посмотрела на Эль’Уриака, который застыл на троне, откинувшись назад с широко раскрытыми глазами и ртом, скривившимся в алчной ухмылке. Он как будто глядел в ответ на нее, и она содрогнулась

– Ужасно. Я думала, что не смогу это сделать. Откуда ты знала, что получится?

– Вирусная спираль – это быстро мутирующее живое существо, которое жаждет распространяться и размножаться, преодолевать барьеры, которые не дают ей расти. Но они были защищены физическим препятствием, крохотными машинами, которые уничтожали вирус, прежде чем тот мог разрастись. Мы могли лишь надеяться, что ты поможешь ему, заставишь его расти достаточно быстро, чтобы преодолеть сопротивление машин, но эта надежда была лучшим из того, что у нас имелось.

Ларайин не была так уверена, что план сработал. От молчания, которое повисло над застывшей сценой, веяло не окончательностью, но неизвестностью. Оно казалось выжидающим. Амфитеатр поплыл перед глазами миропевицы, и сокрушительная усталость потянула ее к полу.

– Ларайин! – крикнул кто-то из задней части темного амфитеатра. Там, на рампе, двигались силуэты. Отряд воинов в броне осторожно проник внутрь, держа оружие наготове, и разошелся по сторонам. Из центра группы с пистолетом в руке выбежал Синдиэль, чьи прекрасные доспехи были порублены и иссечены в доброй дюжине мест.

К удивлению Ларайин, мрачные воины не пристрелили отступника на месте, вместо этого они двигались рядом, защищая его спину. Синдиэль подбежал к подножию возвышения и остановился, неуверенно глядя снизу вверх на миропевицу.

– Это ты, – подтолкнула она.

– Да… это я, я пришел спасти тебя, – с заиканием, но галантно ответил Синдиэль. – Похоже, я немного опоздал.

Ларайин бросила взгляд на зловещую хрустальную статую Эль’Уриака.

– Я не так в этом уверена, – ответила она дрожащим голосом, – ты не мог прийти в лучшее время.

Она беспомощно подергала звенящую цепь на горле и добавила:

– Не мог бы ты…?

Синдиэль поднялся по ступеням, осторожно взял ее за руку и поднес поцелуй арлекина к адамантовым звеньям. Что-то с шелестом мелькнуло, слишком быстро, чтобы увидеть, и цепь упала. Ларайин оперлась на Синдиэля, почувствовав, что силы вдруг покинули ее, и она с трудом может стоять на ногах.

– Как ты заставил их пойти с собой? – выдавила она, пока Синдиэль наполовину вел, наполовину тащил ее вниз по ступеням. Отступник обернулся и посмотрел на воинов, снова собирающихся в тесный круг на рампе.

– Они с моих кораблей. Я сказал им, что мы выкрадем большой куш у толстых богатых архонтов.

– Но почему ты вернулся?

Зрение Ларайин мутнело все больше, лицо Синдиэля превращалось в расплывчатое пятно, но ей казалось невероятно важным услышать, что он скажет.

– Из-за того, что ты сказала. Я решил простить себя и действовать так, как мне действительно хочется.

– Тебя бы просто раздавили.

Синдиэль долго молчал, а потом наконец проговорил:

– Я знаю, но я должен был попытаться.

В амфитеатре не было ни звука, Эль’Уриак сидел, застыв, среди своих мертвых приспешников. Можно было увидеть, как его тело медленно, едва заметно обесцвечивается, становясь похожим на мрамор. Легчайшее изменение цвета говорило о переменах, происходящих внутри. Враги поймали его в ловушку, но не уничтожили. Они недооценили способность этого создания цепляться даже за самую ненадежную физическую основу, подстраивать свою растянутую меж измерениями, кружевную сущность так, чтобы проникать в малейшие щели. Мост, проложенный в Темный Город, истончился, но не исчез. Со временем оно изменит свое вместилище и найдет себе нового хозяина.

Даже заточенное, существо, обитающее в Эль’Уриаке, все еще имело чувства и поняло, что оно не одиноко. Чья-то фигура вошла в амфитеатр и медленно хромала, направляясь к трону.

– Я думала, ты никогда не придешь, – прошептала Анжевер рядом с троном.

– Мне пришлось дождаться, пока найденыш и его веселые бандиты уберутся с дороги, – укоризненно просипел Беллатонис. – Они забрали с собой чистое сердце?

– Да, все это было очень трогательно.

– Будем надеяться, что у нашего героического идиота хватило ума и сил, чтобы вытащить ее из города, пока не произошла еще большая катастрофа.

– Неважно. Покончи с этим, и давай уйдем.

– Ай-яй-яй, Анжевер. Перед нами исторический момент, нравится нам это или нет. И к нему нужно отнестись с подобающей серьезностью.

– Это не причина затягивать. Цена будет высока.

– Месть – это месть, моя дорогая, и разве тиран не учит нас, что мы должны сокрушать тех, кто вредит нам, невзирая на цену? Разве это не именно тот момент, который следует растянуть подольше? И насладиться торжеством? – Беллатонис сухо усмехнулся. – Кроме того, другого пути нет. Чтобы покончить с этим, нужно заплатить определенную цену. Теперь притихни, не то я оставлю тебя здесь, когда уйду.

Волоча скрюченные ноги, Беллатонис подобрался к фигуре на троне. В руках он держал завернутый в кожу сосуд.

– У меня тоже есть для тебя подарок, благородный Эль’Уриак, – обратился гемункул к темной кристаллической фигуре. – Небольшая вещица, которой меня хотел одарить мой коллега.

Он с почтительным видом опустил сосуд к ногам Эль’Уриака, поднял шкатулку с головой Анжевер и попятился назад.

Приглушенное сознание сущности, все еще сокрытой в теле Эль’Уриака, отреагировало на близость темных врат чувством, родственным страху. Для этого существа врата были ловушкой меж измерений, как миниатюрная черная дыра, которая вела в застенок, где толклись, умирая от голода, его собственные сородичи. Оно чувствовало, как они алчно колотятся о тонкую мембрану, заключенную внутри рунического тетраэдра. Сущность полностью затихла и стала ждать.

– Мой коллега сконструировал это устройство и внедрил в него множество чувствительных детекторов, – громко оповестил Беллатонис, шаркая ногами меж длинных столов. – Они были точно настроены на мою био-сигнатуру, понятно, к чему я? Но я уничтожил его, пока он пытался добыть данные для окончательной калибровки устройства. Довольно иронично, а? Мне жаль, что пришлось упростить его замечательный, совершенно бесплодный план, заменив все детекторы единственным и довольно-таки повседневным механизмом… – Беллатонис достиг выхода и сделал паузу, чтобы последний раз поглядеть на застывшую сцену. – Таймером.

На долю секунды реальность у подножия трона треснула, разорванная темными вратами. Наружу излился интенсивный, обжигающий сетчатку фиолетово-черный свет, и по амфитеатру пронесся раскат грома. Одно чудовищное мгновение казалось, будто Эль’Уриак восседает на троне из ярко пылающего пурпурного огня. Затем его скрыли из виду яростно мечущиеся петли тьмы, едва различимые щупальца из эктоплазмы, которые извивались с такой скоростью, что походили на размытые пятна. Они корчились, закручивались, сжимались. Вспышка, еще один громовой удар, и все исчезло, только камень вокруг дрожал от неожиданной атаки. Ударная волна врезалась в стеклянные статуи в амфитеатре и разметала их в сверкающее облако осколков. Эхо взрыва отражалось от стен, подобно титаническому хохоту.

Беллатонис схватился за стену, чтобы удержаться на месте, но дрожь не прекращалась, а только усиливалась. Вниз посыпался дождь из каменной крошки, за ним и более крупные куски. Сплетенный из ребер канделябр рухнул на пол и разбил несколько жертв стеклянной чумы на блестящие куски. Прихрамывая, гемункул скрылся в катакомбах, но знал, что бежать уже поздно, и нигде в городе больше нет безопасных мест.

Уже сейчас волны энтропии разбегались по сторонам и захлестывали сложную систему психических преград, удерживающих на месте Комморру и ее субцарства. По всему городу вспыхивали жизнью прежде неактивные порталы и пресекались другие, жизненно важные артерии. Содрогалось само основание вечного города.

Началось Разобщение.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю