Текст книги "Инженер Северцев"
Автор книги: Георгий Лезгинцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Валерия всю ночь собиралась в дорогу, чтобы утром улететь на том же самолете, который доставил Яблокова. Укладывала вещи молча. На вопросы Михаила Васильевича отвечала рассеянно. Слышала она все время только те слова, сказанные у костра: «Не настоящее все это, ненадолго наше счастье… вот-вот рухнет»… Неужели это верно? Неужели он прав в своих опасениях?..
Прощаясь у самолета, она, не глядя в глаза Михаилу Васильевичу, вся прижалась к нему на мгновение и торопливо поднялась по лесенке. Загудел мотор, стремительно завертелся пропеллер, погнал волны по зеленой траве. Самолет сдвинулся с места и побежал вперед. Михаил Васильевич успел увидеть в круглом окне, как Валерия вытирала платком глаза. Две-три секунды, и самолет поплыл над землей, потом круто взмыл.
Михаил Васильевич никак не мог оторвать взгляда от все уменьшающейся, исчезающей в синеве точки. Сердце его бередили те смутные ощущения, которые называются тяжелым предчувствием.
Этим утром уехал и Яблоков. Он решил начать приемку предприятий с Каменушкинского рудника, затем побывать в леспромхозе, на химкомбинате и уже под конец принять Сосновку.
…Михаил Васильевич обходил горные работы. Смена работала с обычным напряжением. Составы с порожняком разъезжались по забоям. Грохотала выпускаемая из бункеров кусковатая руда: выгрузка шла полным ходом. По главному откаточному штреку в одиночку и группами двигались горняки – одни пропадали в боковых выработках, другие, наоборот, появлялись оттуда. Впереди штрека слышались неясные, глухие голоса, казалось, будто люди говорили, прикрыв рот руками.
«Рудник механизированный, а людей под землей много, в шахтах еще отстает автоматика», – думал Северцев.
Он зашел в светлую комнату подземной диспетчерской. Застал там Шишкина, Кругликова и Морозова, склонившихся над графиком отгрузки руды.
Дежурившая в эту смену Зина настойчиво взывала в микрофон селектора:
– Пятый! Костя! Алло, пятый! Направляйся в девятую выработку. Алло, пятый! Костя!..
– Электровоз пятый слушает. Уже гружусь рудой. Привет, – пробасил микрофон.
Зина улыбнулась и поставила на карте красный кружок.
– Руду из всех бункеров и рудоспусков повыкачали полностью, всю отгрузили на фабрику, – доложил Северцеву Шишкин.
– Это ей на два дня, прожорливой бестии, – заметил Морозов. – По радио передавали, что вскорости горняков на сокращенный рабочий день переведут. Тогда совсем запурхаемся.
Громко заговорил микрофон:
– Алло, диспетчер! Докладывает двадцатый: иду на разгрузку третьим рейсом, тоннаж тот же.
Как только замолк микрофон, Кругликов обратился к Морозову:
– Чудкуешь, Семен Александрович! Вроде как недоволен… Рабочий день покороче, – значит, учись, отдыхай занимайся спортом!
– Я буду физкультурой заниматься, а кто за меня в это время план выполнять будет?
– Для того и внедряется комплексная механизация и автоматизация…
– С автоматикой, у нас, у горняков, дело туго движется, – сказал Кругликову Северцев, – энергетики и машиностроители нас обскакали. Скиповой подъем, вентиляционные, компрессорные установки давно следует автоматизировать, а мы все примеряемся да приглядываемся.
Шишкин вздохнул:
– Опять дело упирается в аппаратуру. Ее-то еще не делают!
– А не заняться ли этим делом нам? Создадим конструкторское бюро… Дело стоящее! – предложил Кругликов.
– Уж больно далеко мы забегаем вперед, – усомнился Морозов. – А кто им руководить будет?
Кругликов покосился на Шишкина:
– Если за это дело возьмется Тимофей Петрович, дело пойдет быстро…
– Это очень интересно, – с готовностью откликнулся главный инженер.
В диспетчерскую ввалилась целая ватага молодых горняков, и среди них Столбов, Серегин, Петька, Лена. Они горячо спорили, лица их были возбуждены. Поставив на пол аккумуляторные лампы и поснимав фибровые каски, ребята устало опустились на скамью. Лена Козлова развязала косынку и с облегчением тряхнула копной рыжеватых волос.
– Умаялись, хуже, чем на работе, – производственное совещание бригады проводили. Решили бороться за звание коммунистической, – сказала она весело.
– Обязались ни от какой работы не отказываться, пусть самая трудная будет. За горняцким оборудованием следить, как добрая мать за своим дитятей. Серегину помочь буровой молоток до рабочего состояния дотянуть. Опять же учиться всем, кто где может, – объяснял Фрол Столбов.
– Еще насчет там выпивки, безобразий каких. И чтобы в семье полный порядок блюсти, – посмеиваясь, сказал Дмитрий Серегин.
– Поздравляю, это вы хорошо надумали, – пожимая всем руки, заметил Кругликов.
Петька бубнил что-то Дмитрию на ухо. Тот отрицательно качал головой. В сердцах громко сказал:
– Отцепись…
– Что у вас там за разговорчики? – недовольно окликнул их Фрол.
Напарники сразу замолчали.
– Небось на пол-литра клянчит, – заметила Лена.
Петька погрозил ей кулаком и, утерев нос рукавицей, прошепелявил:
– Кто, можно сказать, запевалой этой самой бригады-то был? Я самый. Еще на перевале меня Никита-партизан покойный за это хвалил.
Столбов поинтересовался:
– К чему это такое ты клонишь?
– А все к тому. У тебя два напарника: Димка и я. Так вот его – вроде как изобретателя – в коммунистическую бригаду взяли, а про меня еще думать будут…
Северцев посмотрел на усмехавшегося Кругликова, потом перевел взгляд на бригадира, но ответила за Столбова бойкая Лена:
– Ты, лешак, воду не мути! Мы не изобретателя взяли, а человека подходящего. А тебя, пьяницу, пока не взяли! Кто в субботу опять напился и безобразничал в клубе?.. Рано тебе, недопеченному, в такой бригаде состоять, – отрезала она.
– Ишь указчица нашлась: в бригаде не состоять! Начальство прикажет твоему суженому – и будет полный порядок, – осклабился Петька. Его заячья губа высоко обнажила желтые зубы.
– Нет, Петро, в такой бригаде командует не начальство, а Лена, Дмитрий и их товарищи, – пояснил Кругликов.
Петька недоуменно пожал плечами, но уже без прежнего задора попытался отстаивать свое право:
– Ладно, признаюсь, был выпивши, на троих. Ну и что такого особенного? Ведь нутром-то не порченый я какой!.. – И тут же к нему вернулась обычная развязность: – Я бы и рад как по-другому. С малолетства люблю молоко, а всю жизнь, сирота, пью водку: молоком-то в сельпе не торгуют!..
– Оглянись ты на себя как следует, Петька. Всем ты нам должен… Благо бы на хлеб брал! Зарабатываешь вровень с нами, а все четвертные сшибаешь. Прогулять можно и не такие деньги. Ножки протягивай, брат, по одежке!.. Как дальше-то думаешь? – спросил Дмитрий.
Петька ничего не ответил.
– Жизнь взаймы – не рабочая жизнь, – закончил разговор Столбов.
– Значит, бригадир, вы в коммунизм подаетесь, а меня в социализме оставили? – балагурил Петька.
– Брось пить – разложился совсем, – сказал Фрол.
Но Петька все приставал:
– А когда обратно сложусь – возьмете? Словом, не понравился… А ты не смотри, что у меня грудь впалая, зато спина колесом!..
Фрол нахлобучил ему на нос фибровую каску.
2
Набегали и сменялись радости и печали. Приятно было Михаилу Васильевичу увидеть напечатанной в «Правде» свою статью о горной науке. Горестно волновало упорное молчание Валерии: она так и не прислала ни единой весточки. С подозрительной секретностью вызвали в обком партии Кругликова. Зачем, по какому вопросу – ему не сказали. Никогда раньше обкомовцы так не поступали. Северцев насторожился: уж не забирают ли куда-нибудь парторга?
Пришла последняя правительственная телеграмма за подписью Шахова. Николай Федорович от имени ликвидационного комитета министерства поручал Северцеву передать предприятие совнархозу. Своего представителя ликвидком направить на Сосновку не имеет возможности.
Михаил Васильевич немедленно начал готовить нужные документы и, самое главное, просьбы совнархозу по вопросам, не решенным министерством.
Яблоков вернулся только через две недели и сразу же приступил к приемке. Вместе с Северцевым они быстро обошли все цехи: Яблоков знал это предприятие, пожалуй, не хуже нынешнего директора. Вечером в кабинете у Северцева просматривали подготовленные документы. Яблоков сказал:
– Бумаги составлены хорошо, их можно подписывать. Но давайте одновременно с передачей решим ряд ваших вопросов.
– Согласен. Каких? – спросил Северцев.
– Первый – о транспортном цехе. Я думаю, его следует у вас изъять и передать областной транспортной конторе. Чтобы она централизованно – по вашим заявкам – перевозила все нужные грузы, – пытливо глядя на Михаила Васильевича, предложил Яблоков.
– Такие автоперевозки в Москве себя оправдали… но здесь, в тайге, это вряд ли разумно! – возразил тот. – Допустим, выйдут из строя автобазовские машины, вот и придется нам тогда куковать…
– В транспортной конторе ежедневно выходят на линию восемьдесят процентов машин. А у вас – только пятьдесят. Если трансконтора будет так же плохо возить грузы, как ваш транспортный цех, то мы примем нужные меры. Однако пусть все-таки пироги печет пирожник, а сапоги тачает сапожник: транспортникам – возить грузы, а горнякам – руду добывать. Или этого занятия тебе мало? Обушков весь свой транспорт уже передал.
– В принципе ты прав, – подумав, согласился Михаил Васильевич, хотя мало верил в то, что от передачи другому хозяину транспорт автоматически заработает лучше, но с его плеч снимется лишний груз.
– Тогда прошу тебя подготовить распоряжение совета народного хозяйства. Я его подпишу сегодня же.
– В этом все оформление?
– Совнархозам предоставлены права министров, – напомнил Яблоков.
– Значит, в Москву не писать, не ждать ответа месяцами, а прямо сегодня? – уточнил еще раз Северцев.
На первых шагах новый хозяин был оперативнее старого, это нравилось Северцеву и вселяло в него надежду, что все образуется.
Яблоков только рассмеялся.
– Второй вопрос. Лесозаготовки твои, Михаил Васильевич, не лучше автохозяйства. Понимаю, что занялся ты ими не от хорошей жизни, но теперь отдавай их леспромхозу!
– Если леспромхоз возьмется своевременно поставлять крепежник руднику – согласен. Баба с возу – кобыле легче. Готовлю распоряжение совнархоза также по второму вопросу…
– Третий вопрос – о горном цехе. Давай решать его! Проект реконструкции готов. Мое предложение – сейчас же рассмотреть его. Если проект хорош, я немедленно утверждаю его. А совнархоз, не откладывая, будет изыскивать нужные средства.
Северцев недоверчиво улыбнулся. Но распорядился срочно собрать специалистов.
Прилетевший недавно из Москвы Парамонов весьма обстоятельно рассказал о проектных решениях.
– Сосновский открытый рудник, – заключил он, – запроектирован по своим технико-экономическим показателям на уровне лучшей мировой практики. Реконструкцию можно проводить без остановки добычных работ: карьер будет строиться параллельно с работающей шахтой, выдачной ствол ее сохранится для последующей отработки нижележащих горизонтов рудного тела.
Возражений Парамонову ни от кого не последовало, и утверждение проекта произошло, как показалось Михаилу Васильевичу, даже до обидности просто. Яблоков, подписав документ, тут же заговорил было о другом деле.
Глядя, как Петр Иванович ставит свою подпись, Северцев вспомнил, сколько сил и времени потрачено на обсуждение проекта на руднике, в главке, в министерстве…
– Значит, взял да и утвердил, так вот просто?.. – перебил он Яблокова.
– Вы же замусолили этот проект до дыр. Обсуждали его не однажды и на разных уровнях. Имеете дюжину экспертных заключений. Что еще может быть нужно?.. К тому же Сосновку я знаю не хуже тебя, – заметил тот.
– Это у меня с непривычки, это пройдет, – усмехнулся Михаил Васильевич. – Знаешь, Петр Иванович, мне кажется, что у нас с Парамоновым сейчас одинаковое ощущение… Читал «Белеет парус одинокий» Катаева? Помнишь, как там маленький Бачей сдает экзамен? Он очень хорошо готовился, все знал… Экзаменатор сразу понял это и не давал ему выложить познания, а все переходил к следующим вопросам. Отметку-то, кажется, поставили отличную, а мальчик ушел обескураженный: экзамена, такого большого события, вроде как и не было…
Яблоков от души расхохотался.
– Разрешите два слова, – сказала Борисова.
– Слушаем вас, Мария Александровна, – ответил Северцев.
– Сегодня мы присутствовали, можно сказать, на историческом акте – утверждении многострадального проекта горных работ. Я рада за горняков, но тревожусь за обогатителей: нужно сразу же подумать, как увязать новую производительность горного цеха с мощностью обогатительной фабрики!
– Дельное замечание. Продолжайте, пожалуйста, – одобрил Яблоков.
– Когда открытый рудник достигнет своей проектной мощности, к фабрике придется пристраивать новую секцию. Это долго и накладно. Но загрузку существующей фабрики можно увеличить в полтора раза без серьезной перестройки ее: заменить отсадочные машины винтовыми сепараторами. Совнархоз должен помочь нам: он роднее, чем бывший главк…
Галкин, кажется, впервые поддержал Борисову:
– Инженер Борисова права. Но беда в том, что винтовые сепараторы серийно на заводах не изготовляются: конструкция их не отработана. Хозяина новой техники не найдешь, а институты кивают друг на друга… Приходится кустарничать на месте, как с молотком Серегина, делать все самим. Разве это верно?
– Действительно, ряд важных вопросов остался пока нерешенным, – сказал Яблоков. – Но мы их безусловно решим!.. Теперь о руднике. Следует не откладывая приступать к подготовительным работам. Деньги на второе полугодие дадим частично за счет не освоенных другими предприятиями. Вскрышу можно начинать за счет эксплуатационных средств.
– А оборудование дадите? – спросил Галкин.
– Будем изыскивать его. В первую очередь, у себя. Подготовь, Михаил Васильевич, распоряжение совнархоза о передаче вам двух экскаваторов с химкомбината. Получайте и ставьте их на вскрышные работы. Второе распоряжение – Обушкову: пусть передаст вам новый станок глубокого бурения. На Каменушке обойдутся прекрасно и без него. На остальное оборудование попробуем разместить заказы на машиностроительных заводах нашего экономического района. С фабрикой тоже разберемся. Спасибо вам, Мария Александровна, за подсказку!
Он отпустил приглашенных на это летучее совещание. Когда остались вдвоем, Северцев тепло сказал:
– Поздравляю тебя, Петр Иванович. Первые шаги совнархоза – обнадеживающие. Я что-то не помню, чтобы с такой оперативностью решались столь серьезные вопросы.
– Видишь ли, – растирая ладонью висок, ответил Яблоков, – министр и даже Шахов здесь не были ни разу, у них не доходили руки до всех предприятий: в министерстве таких предприятий, как ты сам знаешь, тысячи. Имей ты семь пядей во лбу, но жизни человеческой не хватит все это объехать. – Он устало потянулся. – Обушков молодец! Рудник работает у него как часы. С народом живет дружно, жалоб на него нет. Обратная картина на химкомбинате: план уже третий месяц не выполняется, запустили вскрышные работы, никак не могут войти в график…
– Зато знамена и премии за повышенную добычу получали, – вставил Северцев.
– Да! За счет провала горноподготовительных работ. Типичная авантюра. Пнев – настоящий самодур. И грубиян: со всеми переругался. Начал пить… На последнем перевыборном партийном собрании его, директора, даже забаллотировали в партком! Нужно его снимать. Но руководящие кадры теперь централизованно не подбираются. Придется выдвигать из своих. Хочу предложить обкому кандидатуру Кругликова. Что ты на это скажешь?
– Вон оно что! Откуда ветер-то дует… Это дело, Петр Иванович, посложнее. Кругликов на партийной работе, подчинен не мне, а обкому партии. Для Сосновки, должен сказать, его уход будет потерей… Ну, а для химкомбината, конечно, находкой! Директор из него получится неплохой.
Северцев отвечал по совести, но с тревогой думал: «А кто же заменит Кругликова здесь?..»
– Теперь о Шишкине, – продолжал Яблоков. – Думаю забрать его в совнархоз: в технический отдел.
– С Кругликовым понятно – на выдвижение идет. Шишкина не отдам. Буду ругаться. Дойдем до обкома партии! – взъерошился Северцев.
– Не кипятись… Ты же сам говорил: главный инженер он посредственный, по натуре плохой организатор, не тянет… – мягко нажимал Яблоков.
– Но хороший техник! Он возглавит наше конструкторское бюро. С ним уже договорились.
– С тобой тоже договоримся…
– Нет! Раньше воевали с главком, начнем воевать с совнархозом…
Вместо того чтобы тянуть этот спор, Северцев пригласил Яблокова пройти в комнату напротив, на двери которой виднелась стеклянная табличка с надписью: «Главный инженер».
Шишкина застали врасплох: он сидел на корточках около стены, задумчиво вертя в руках стальную шестеренку. Кабинет произвел на Яблокова странное впечатление. Комната напоминала склад запасных частей. По крайней мере треть пола и все столы были завалены деталями различных горных машин и механизмов – буровыми штангами, перфораторами, транспортерными роликами, шестеренками разных размеров…
– Очень рад вас видеть, Петр Иванович, – поднимаясь, приветствовал Яблокова Шишкин и вытер носовым платком грязную руку. – Всю жизнь на рудниках проторчал, но главковского начальства в глаза не видал. А совнархозовское само пожаловало. Добре!
– Что это у вас за выставка деталей? – поинтересовался Яблоков.
– Это все один изобретатель натаскал! Детали к его молотку примеряем. Под старость я вот заинтересовался автоматикой… – пояснял Шишкин.
– Я вижу, поздно задерживаетесь… Что директор смотрит? Нарушаете распорядок рабочего дня?
– Не управляюсь, Петр Иванович. Весь день текучка заедает, а вечером вот, для души, так сказать, с железками вожусь… График этот с женой согласован!..
По дороге домой Северцева так и подмывало спросить Яблокова о Шишкине: будет ли совнархоз настаивать на его переводе?
– Знаешь, о чем я подумал? Есть люди, сохранившие в зрелости «детское» чувство удивления перед природой, ее ежедневной необычностью и новизной. У таких людей, прирожденных исследователей, интуиция проникает в суть процесса, который еще недоступен обычному знанию ученого. Воображение исследователя позволяет представить и понять то, что еще пока трудно, а подчас и невозможно увидеть. Словом, войны из-за Шишкина у нас не будет, – как бы читая его мысли, объявил Яблоков.
Дома Северцев разогрел на плитке чайник, собрал на стол довольно скудные запасы еды. Волей-неволей пришлось оправдываться чужеземной мудростью:
– Знаешь, в одной пословице говорится: завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу!..
После холостяцкого ужина сели за шахматы. Чадя папиросами, партию играли долго – совместно анализировали чуть ли не каждый ход, спорили… и наконец согласились на ничью.
Михаил Васильевич приготовил гостю постель в столовой на диване.
– Значит, Петр Иванович, опять сосватали тебя на хозяйственную работу, – резюмировал все происшедшее Северцев.
– Обком рекомендовал… А ты что, тоже совнархозами интересуешься? – в свою очередь осведомился Яблоков.
Северцев отрицательно покачал головой. Яблоков повернул выключатель.
– Ну, спокойной ночи. Устал я что-то сегодня.
Пожелав и ему спокойной ночи, Михаил Васильевич вышел на крыльцо, присел на ступеньке.
Где же сейчас Валерия? Что с ней? Почему молчит? Не отвечает на телеграммы, не звонит по телефону… Вспомнилось круглое окошко, ее заплаканные глаза, взвившийся в небо самолет.
Легкий ветер скользил по палисаднику, шелестя шелковистой листвой молодых березок. Рыхлые тучи со всех сторон обложили небо. Кругом легла тишина, нарушаемая лишь монотонным железным лязгом скипового подъемника.
В лесу внезапно заухал и заплакал филин. Этот плач и хохот повторялись вновь и вновь. Михаила Васильевича передернуло. «Не к добру!» – вспомнилось не раз слышанное в детстве предостережение.
Он чертыхнулся – и на филина, и на себя – за то, что опускается до такой степени… встал, расправил плечи, потянулся, стараясь стряхнуть с себя заворожившее его оцепенение. На цыпочках прошел мимо спящего Яблокова. Зажег в спальне свет и плотно прикрыл за собой дверь.
Он любил теперь оставаться один в этой комнате… Все здесь сохранилось так, как будто Валерия и не уезжала. Из-под кровати выглядывают ее мягкие домашние туфли, через спинку кровати переброшен цветастый халатик, удержавший, казалось, тепло ее тела. На туалетном столике просыпана пудра: Валерия торопилась. Забытая на диване перчатка пахнет ее любимыми духами. Новое в этой комнате только одно: немного помятая фотография на стене, – Михаил Васильевич вчера повесил ее.
Вытянувшись на спине, заложив руки за голову, Михаил Васильевич смотрел на карточку. Слабый свет падал на нее из незанавешенного окна. Валерия грустно улыбалась.
И вдруг он вскочил. Он понял, что с нею что-то стряслось, что ему надо немедленно ехать за ней, найти ее, вернуть… Он решил сейчас же разбудить Яблокова – просить отпуск и утром лететь в Москву!
Уже приоткрыв дверь в столовую, он вспомнил, что идет сдача комбината совнархозу, она продлится еще несколько дней – и будить сейчас Яблокова было бы бессмысленно.
3
Утром Яблоков вызвал к себе Орехова. Расспрашивал об экспедиции, ее людях, о проводимых работах. Орехов рассказывал неохотно, путался в ответах.
После разговора с ним Яблоков поехал туда, где работала экспедиция. Вернулся поздно вечером и в плохом настроении. С Северцевым о своих впечатлениях не обмолвился ни словом, от ужина отказался, сразу улегся спать. Однако долго ворочался на диване и курил.
Назавтра снова вызвал Орехова. Этот разговор происходил в присутствии Северцева.
– Вот что, товарищ Орехов, – объявил Яблоков, – экспедицию вашу мы ликвидируем. А геологоразведочный отдел Сосновского комбината обяжем переопробовать руды на все компоненты.
– Кто это «мы»? И как это ликвидируете? – вызывающе спросил Орехов.
– Мы – это совет народного хозяйства. А ликвидация есть ликвидация, – пояснил Яблоков.
– Из этой вашей затеи ничего не выйдет. Я в Москву буду писать.
Яблоков встал. Это помогло ему сохранить спокойствие.
– Куда в Москву? Министерство ваше ликвидировано, экспедиция передается совнархозу. Распоряжение о ее ликвидации подпишу я.
– Я вам не подчиняюсь! Буду в ЦК писать на ваше самоуправство!.. – уже не сдерживаясь, кричал Орехов.
Яблоков вызвал секретаршу и продиктовал ей распоряжение совета народного хозяйства. Через пять минут бумага была отпечатана, и Яблоков, подписав, вручил ее Орехову.
Тот неуверенно повертел ее в руках и вернул обратно:
– Бумага незаконная. Нет штампа и печати совнархоза.
Яблоков искренне рассмеялся:
– Вот это он верно подметил! Штампа и печати совнархоз не имеет, только еще заказали… Ну, шутки в сторону, Орехов: людей, оборудование, материалы – все передайте Северцеву. А через несколько дней получите бумагу со штампом и печатью совнархоза. Что думаете делать? Где бы хотели работать?
– На пенсию уйду, – хмуро бросил Орехов.
– Пожалуй, так лучше, – согласился Яблоков. – В новых условиях вам работать будет трудновато.
Орехов ушел не попрощавшись, хлопнув дверью.
– Ну, что же… на первых порах как будто все решили, – сказал Яблоков. – Пожалуйста, вызови по телефону обком и мою квартиру: хочу предупредить, что выезжаю.
Соединили с Черноярском быстро. Яблоков подробно рассказал секретарю обкома об окончании приемки предприятий. Потом долго, не перебивая, слушал. Под конец нахмурился. «Местничество!.. Районный патриотизм…» – вырвалось у него.
Положив трубку, он помолчал, потом сказал:
– Вот какие новости, Михаил Васильевич. Принято решение о составлении семилетнего народнохозяйственного плана. Совнархозам поручено готовить предложения Госплану.
– Я уверен, что наши предложения по резкому увеличению объемов строительства Госплан не примет, – материальные ресурсы страны-то остались теми же, какими они были месяц назад. Вот проект я твой утвердил быстро, тебе даже поправилась моя оперативность, а как его осуществить еще не знаю: где возьму капиталовложения, материальные ресурсы, всякие железо, цемент, аппаратуру, оборудование. Раньше на Москву кивали, а теперь на кого? – Яблоков подошел к журнальному столику, стал листать кучу газет, которых он не читал за несколько дней своих скитаний по предприятиям. – Вот пишут о наступлении новой хозяйственной эры, экономического ренессанса! Конечно от многих старых ведомственных болезней будем избавляться, но уже наживаем новые, например, местничество. Секретарь обкома рассказал мне в конце, что поступила жалоба на наш металлургический завод: прекратил отгрузку металла в другие области! Раздает его только нашим потребителям… Мой квартирный телефон не заказывай. Придется лететь прямо на завод. Получил поручение от обкома – разобраться и наказать… районных «патриотов»!
– Знакомая картина: еще такой знаток земных недр, как Мефистофель, в своем всем известном выступлении разъяснил, что люди гибнут за металл… – пошутил Северцев.
– Да!.. Чуть не забыл очень важное: собирайся! – поднимаясь со стула, сказал Яблоков. – Тебя вызывают в ЦК.
Михаил Васильевич обрадовался до крайности. Вот как все удачно складывается! Теперь можно и не заводить неприятного разговора о своем отпуске…
– Зачем вызывают?
– Скажут в Москве. Думаю, возьмут и тебя куда-нибудь в совнархоз.
– С предприятия не возьмут. Из аппарата людей девать некуда, – улыбаясь, возразил Северцев.
Машинально раскрыв лежащую на столе папку, он увидел телеграмму: «Вам выехал постоянную работу геолог Стеклов должность главного геолога комбината». Подписал телеграмму Шахов.
Что это могло значить?
Михаил Васильевич растерянно взглянул в окно. Оно было пугающе черным. Внезапно в комнату ворвался ветер, высоко задрал занавески. С силой хлопнула ставня. По железной крыше вразнобой застучали крупные капли. И сразу хлынул холодный дождь. Михаил Васильевич с тревогой прислушивался к шуму воды, лившейся на землю. За горами вспыхивали зарницы, гуляли глухие раскаты.
