Текст книги "Инженер Северцев"
Автор книги: Георгий Лезгинцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Домой Северцев шел поздно. Крупные капли дождя стучали по доскам тротуара, по кожаному пальто, струйками стекали с горняцкой фуражки за шиворот, заставляя то и дело ежиться. Утешала мысль, что дожди эти последние – вот-вот ударят морозы, и на улицах не будет надоевшей за осень грязи.
Открывая щеколду калитки, Михаил Васильевич с досадой увидел, что свет горит только в комнате Столбовых. Значит, Валерии опять нет дома. Вспомнил, что утром она предупредила: несколько вечеров будет занята срочной работой – заново пересчитывать запасы руд.
Слишком много работает Валерия: совсем себя не жалеет. Нужно как-то ограничивать ее…
Почтовый ящик был пуст. Из Москвы по-прежнему ничего не писали. А Михаил Васильевич ждал, давно ждал от сына хотя бы весточки…
Войдя в дом, он снял пальто, зябко потер руки, зажег свет и прошел в столовую.
Валерия эти дни почти не бывала дома, однако в комнате все было прибрано, на столе расставлена вымытая посуда. Только на кушетке валялись раскрытые книжки, а по полу были разбросаны образцы горных пород. На столе, под сахарницей, Михаил Васильевич увидел записку: «Возьми на кухне банку мясной тушенки, подогрей ее с картошкой на сковородке. Молоко в погребе». Тут же лежал синий конверт со знакомым, по-детски размашистым почерком – долгожданное письмо от сына.
Виктор писал сдержанно: он набрал на экзаменах проходной балл – 22 из 25 возможных, зачислен на горный факультет, уже занимается и даже получил первую стипендию. Мама устроилась на работу в школу. Она просит передать, что теперь посылать им деньги не нужно.
Итак, в его помощи больше не нуждались… Письмо было обидное, но он понимал, что рассчитывать на что-нибудь другое ему не приходилось.
Он позвонил главному бухгалтеру и распорядился, чтобы каждый месяц без напоминаний переводили в Москву прежнюю сумму.
Чужими стали, совсем чужими… Он бессмысленно перелистывал какую-то книжку, потом долго искал в кухне консервный нож. Так и не найдя, ушел в кабинет.
Надо было готовиться к открытому партийному собранию горного цеха. Северцев подошел к стоявшему в углу чучелу рыси, потрогал пальцем ее острые зубы, надолго задумался, потом сел за стол, раскрыл и стал перелистывать «Горный журнал», делая кое-какие выписки.
Собрание будет необычным. Он расскажет коммунистам и беспартийному активу горного цеха о проекте плана на 1957 год, и пусть они сами обсудят годовую программу добычи руды и программу горноподготовительных работ. До этого года существовал другой порядок: план добычи руды спускали из главка, плановый отдел комбината только разверстывал его по горизонтам и участкам рудника. Все это делалось без какого-либо участия рабочих. Когда Кругликов предложил план добычи руды на будущий год вначале обсудить с рабочими, Северцев сразу согласился с парторгом…
…Валерия подошла неслышно, обняла Михаила Васильевича за шею и тихонько поцеловала в затылок. Он оторвался от работы, обернулся. Радость его сразу сменилась тревогой: Валерия выглядела очень утомленной.
Она поняла его взгляд.
– Безобразно постарела?.. Устала адски, а вся работа еще впереди… Ты что-нибудь ел?
Михаил Васильевич знал, что́ она хотела бы спросить у него. Он протянул ей письмо Виктора.
Прочитав, Валерия сказала:
– Сын в тебя пошел, упорный. Анну жаль: не легко ей. Впрочем, и мне не легче…
Михаил Васильевич мял пальцами папиросу. Валерия прислонилась к косяку двери, зябко кутаясь в шерстяной платок.
– Напишу Анне. Буду требовать развода, – сказал Михаил Васильевич.
Спокойно и печально взглянула на него Валерия.
– Анна не даст развода. Она ждет, что ты одумаешься и вернешься. У тебя взрослый сын.
Северцев вспылил:
– Хоть ты-то не говори глупостей! Разве можно склеить то, что разбито вдребезги?
– Вдребезги?.. Разве ты не скучаешь по сыну? Да и Анна, честно говоря, куда удобнее меня как жена: с ней ты прожил почти двадцать лет, а со мной выдержишь ли столько? – попробовала она перевести разговор на шутку.
Но Михаил Васильевич не принял ее тона.
– Не надо так, Валерия. Конечно, по Витьке скучаю, его мне очень недостает… Думаю, со временем он поймет… А что касается Анны, все дело в том, что я виноват перед ней: жизнь ей искалечил! Ты понимаешь это?
– Понимаю ли я, что такое искалеченная жизнь? – тихо и очень серьезно спросила Валерия.
– Прости меня! У меня голова кругом идет. Нужно рубить этот гордиев узел, – закуривая папиросу, сказал Северцев.
– Будем ли мы с тобой счастливы, Миша? Недавно мне казалось, что будем, а теперь… не знаю я… Между нами всегда будет стоять Анна, всегда будет стоять Виктор. Он не оставит мать. Да, да, не оставит, хочешь ты этого или нет… Видимо, у меня на роду написано быть неудачницей во всем. Знаешь, на первом курсе мои однокашники и даже профессор прочили мне как геологу большое будущее. Я сама верила, что совершу что-то необычное, стану знаменитостью! Словом, как и все, верила в свою звезду… Мечты давно рассеялись, я всего-навсего средненький геолог, каких тысячи. Подвига не совершила, думать о нем, когда уже сорок, просто глупо…
– Что с тобой, Валерия? – удивился Северцев. – Жизнь сложнее девичьих грез!.. Не стала знаменитостью… Ты ли это говоришь? Я просто отказываюсь понимать тебя, Валерия…
– Я сама себя не понимаю.
2
Истекло время очередного перерыва, снова раздался продолжительный звонок, и прокопченные папиросным дымом коридоры быстро опустели.
Кругликов предоставил слово техноруку Морозову.
Морозов подошел к трибуне. Он долго молча перебирал бумажки, где заранее записал все свое выступление. Потом решительно отодвинул их в сторону и начал:
– Правильно, что дирекция и партком, прежде чем план окончательно составить, советуются с нами, рабочими и инженерами! Меньше ошибок будет, когда план снизу создается. Совсем недавно это делалось вроде как шиворот-навыворот: выведет какой-то дядя в Госплане цифру и спускает ее в министерство. А министерство – бух ее главку! Главку тоже работа без натуги: разбей эту цифру по комбинатам. Может, кто подумает, что надо у них, у комбинатов этих, спросить: а какое у них мнение? Что они-то мозгуют по этому вопросу? Зачем!.. И вот, как дойдут, бывало, такие планы до шахт, вот тут только диву даешься: до чего же они, эти планы, не схожи с жизнью! Одни воюют: велик, дескать, план, цифра-то нереальная… Таких можно быстро приравнять к предельщикам и весь год потом колошматить за срыв… дутого плана. Другие сидят и помалкивают. Премии получают и думают: как бы его, план этот замечательный, какой на их-то долю достался, не перевыполнить! А то, глядишь, добавят, придется и впрямь работать в полную силу… Так вот, насчет нашего плана: сколько мы должны добыть руды в новом году? Я, например, согласен: его нужно увеличить на двадцать процентов. – Теперь он взял листочки с записями и стал доказывать, откуда взять эти двадцать процентов. – И самое главное – подготовку вести к открытой добыче… А пока – цикличность во всех забоях, значит, чтобы как часы! – строго закончил Морозов. И аккуратно собрав бумаги, положил в карман.
За ним слово взял молодой коммунист Фрол Столбов.
– Товарищи! Кто есть у нас рабочий класс? Хозяин жизни. А хозяина надо спрашивать, за него не решать. Если часом ошибемся – подправляйте! Только неужто ж мы сами себе лиходеи: хуже спланируем свое добро, чем дядя из главка, о каком совершенно справедливо говорил тут товарищ Морозов?
Ему зааплодировали. Из зала выкрикнули: «Верно говорит!», «Выкладывай все начистоту!»
– Обратно скажу про социалистические обязательства. Профсоюз пишет – не позовет посоветоваться. А раз со мной не советуются, и спрос с меня не такой! Цехком написал за нас обязательство – давать в смену восемьсот сорок тонн при плане восемьсот. Зашел я в цехком, спрашиваю: почему восемьсот сорок? Накинули, объясняют, пять процентов к плану – и хватит, а то не выполнишь… Какое же это, товарищи, социалистическое обязательство? Обман это, да и только. Ведь мы-то, покуривая да подремывая, легко перекрываем это обязательство! Скажу прямо: в нашем цехкоме болтают много, а работы не видно. Теперь скажу о плане. Раз нас спрашивают, как побольше руды добыть, – значит, свои ответы должны мы отбитой рудой давать! Плановый отдел определил по нашему горизонту девятьсот тонн в смену. А я скажу, что мало: мы сейчас девятьсот даем. Так ведь треть смены мы простаиваем из-за плохой работы техснаба: то буров нет, то коронок не подвезли. Хочешь не хочешь, а вспомнишь добрым словом этого… Ну, мы его все прозвали «пузатый шахтер»… Как же его?.. Барон! При нем-то по-другому нас снабжали! Разве плановый отдел верно это делает, что и на новый год треть смены на простой планирует? Такой план никуда не годится. Нужно, по нашему горизонту по крайности, тысячу сто, тысячу двести тонн считать. Мы их дадим, если управление комбината подтянет своих снабженцев… Есть у нас еще одно предложение – электрический буровой молоток смастерить! Мой напарник Димка Серегин изобрел, только пока помалкивает… Если Димке помочь додумать это дело, большое облегчение проходчикам будет!.. Теперь про открытые работы. Я так скажу: их крепко мозговать следует. Как говорится, не торопись – чай, не блох ловим!..
Ему долго рукоплескали.
Пока он говорил, Петька то и дело вскакивал с места, тянул вверх руку. Кругликов, объявляя следующее выступление, назвал его фамилию. Петька сказал коротко:
– Насчет ломки рудника – против я этой затеи! Может, товарищ директор и прав: открытые работы выгоднее и способнее. Только об этом поздно говорить, когда такой рудник отгрохали! Да и с нами, горняками, считаться надо: куда нас-то девать? А честь горняцкую, товарищ директор, мы и под землей не посрамим! Производительность труда поднимем, пускай только поживей снабженцы разворачиваются!..
Дмитрий Серегин поддержал Столбова. Раскритиковал план, тоже считая его заниженным. Из солидарности с бригадиром возразил директору:
– И без открытых работ руды даем немало! Горняцкую честь блюдем…
На просьбу Кругликова кратко рассказывать о своем изобретении Дмитрий нехотя пробурчал:
– Бригадир болтает лишку. Говорить про электромолоток рано. В голове у меня пока дозревает…
Шишкин выступил в конце собрания.
– Откровенно говоря, – сказал он, обводя зал настороженным взглядом, – меня лично пугает сегодняшнее новшество… Мы обсуждаем годовой план, еще не имея спущенной сверху контрольной цифры. Забегаем вперед! И очень возможно, что не попадем в ногу с главком… Как тогда быть? Все опять перекраивать?
– Пускай главк шагает в ногу с предприятиями! – выкрикнул Столбов.
– Товарищ Столбов! Давайте говорить серьезно, без демагогии, – постарался отбиться от наскока Шишкин. – Вот вы предложили плановую добычу по верхнему горизонту рудника тысячу двести тонн в смену, то есть увеличить ее на одну треть? Смело! Очень смело! Тем более что вам не отвечать за весь горизонт. Нужно быть скромнее. Вы работаете в одном забое, так и говорите за свой забой!
Тут зал взорвался негодующими возгласами: «За рудник мы все в ответе!», «А зачем тогда нас сюда звали?», «Чего тогда огород городить!»
Кругликов долго стучал стеклянной пробкой по графину, пока установил тишину.
Бурная реакция зала подействовала на флегматичного главного инженера. Он стукнул ладонью по трибуне и закричал:
– Или вы не знаете, что главк в течение года по нескольку раз план меняет? Заставляет нас перекрывать недостачу отстающих рудников!
– Нужно план сразу составлять реальный и не менять в году! – крикнул Морозов.
– Много чего надо, да не делаем!.. – парировал Шишкин. – В принципе я за открытые работы, но пока они для нас – только мечта. – Он опустился на свое место за столом президиума, налил себе стакан воды, залпом выпил.
Кругликов, улыбаясь, обернулся к нему:
– Попарили тебя, как в баньке…
– Это потому, что ты плохо организовал собрание. Почему не подготовил выступление Столбова? На самотек надеешься, товарищ секретарь! – недовольно бросил Шишкин.
– Не подготовил? То есть не написал за Столбова шпаргалку? Забудь о такой «подготовке», товарищ главный инженер! Люди теперь говорят то, что сами считают нужным, – уже без улыбки ответил Кругликов.
3
– Я не нахожу слов, Михаил Васильевич, – возмущался Шишкин, шагая по директорскому кабинету и широко разводя руками. – Каков же результат нашего партийного собрания? Просим увеличить нам план почти на двадцать процентов? Глупо, просто глупо, – говорил он.
– У нас есть солидные резервы по верхнему горизонту, – напомнил Северцев.
– Ну и что из этого, – кипятился Шишкин. – Умные люди их про запас держат, а не выворачивают себя наизнанку.
– Этот вопрос решен, не будем к нему возвращаться!
– Ладно, о плане добычи не будем говорить… А с горноподготовительными работами вообще какая-то фантастика. Вы предлагаете вскрышные работы по карьеру организовать уже во втором полугодии. Не рановато ли это? Новые запасы руд только что подсчитаны. Проекта вскрышных работ вообще еще не видать. Допустим, проект в первом полугодии будет составлен. А где оборудование?.. – Шишкин сделал длинную паузу. – В карьере мы хотим добывать миллионы тонн руды и вскрышной породы… Потребуется уйма горных машин – экскаваторов, станков глубокого бурения, транспортного и отвального оборудования! Где оно? Его еще нужно конструировать и изготовлять. Такие вопросы не решаются на партийных собраниях! – Багровый от напряжения, он нервно крутил на пальце какой-то ключ.
– Вы правы только в одном – сегодня у нас маловато горных машин для открытых работ. Так, значит, нужно создавать их. Дитя не плачет – мать не разумеет. Мы поставим этот вопрос перед правительством, и он будет решен, – убежденно сказал Северцев.
– Трудно с вами работать, Михаил Васильевич. Никогда ничем не довольствуетесь, ставите без конца все новые вопросы, проблемы… Тащите за шиворот себя в гору, а заодно и меня. Что за спешка? Все время в галоп! Очень трудно с вами, поэтому я, пожалуй, подам заявление о своем освобождении, – закончил Шишкин.
– А по-моему, легко. И заявления вы, Тимофей Петрович, не подадите, – улыбаясь сказал Кругликов.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В комнате было темно. За синими стеклами окон, кружась, летали пухлые белые мухи.
Северцев с трудом сообразил, где он и что с ним: болела голова, подвернутая под бок рука одеревенела. Хотелось курить. Он машинально обшарил карманы брюк, пиджака – и понял, что лежит на диване в новом костюме… Стал припоминать события. Новый год встречали в клубе. Встречали дважды: сначала по местному времени, потом по московскому… Рано утром прикатили в гости Обушковы. С ними опять пили… Плохо, что разные вина! От мешанины и болит голова… Что же все-таки было дальше?.. И он вспомнил, что, не проводив гостей, завалился спать. Вот уж таких слабостей за ним раньше не водилось. Значит, начал сдавать!.. Новогодние встречи, еще недавно такие радостные, становились для него теперь обузой… И чему радовался раньше? Что прожил на свете еще один год? Да… теперь стал считать годы. Совсем еще недавно жил, словно не замечая времени… А трудным оказался минувший год! Неприятности по службе, разрыв с семьей… Зато принес и награду: любовь Валерии. Первую и последнюю любовь в его жизни… Каким-то будет новый год?.. Сколько же все-таки сейчас времени? Где Валерия?
Вставать не хотелось, тяжелую голову трудно было оторвать от подушки, но он заставил себя пока хотя бы сесть на диване. Скрипнула дверь спальни, в щель проскользнула кошка. Стало видно, что на столике в спальне горит лампа. Михаил Васильевич повернул голову и увидел склоненную над столиком Валерию. Она что-то писала.
Опять работает… В последнее время состояние Валерии беспокоило Михаила Васильевича. Она нервничала, стала раздражительной. Работы по комплексному подсчету запасов сильно затянулись. Собственно говоря, она почти закончила работу, материалы можно было бы отправлять в Москву, но не хватало данных по трем выработкам… Валерия потеряла покой. Ей надо было помочь.
Приехавшая недавно на Сосновку номерная геологическая экспедиция другого министерства начала работы на том же месте, которое разведывал геологический отдел комбината. Значит, эта экспедиция могла и Валерии оказать помощь.
Правда, во главе новой экспедиции оказался Орехов… После обсуждения его заявления в парткоме он куда-то исчезал – и только теперь появился на Сосновке. Держался весьма независимо, на комбинат не заходил, с прежними сотрудниками встречался неохотно. На расспросы о характере его работы отвечал полунамеками: дескать, экспедиция номерная. И все же надо было сегодня непременно встретиться с ним!..
Михаил Васильевич встал, включил свет. С досадой оглядел измятый костюм, решил переодеться. Пробило семь раз. Семь утра или семь вечера?.. Сомнения рассеяла вошедшая в комнату Валерия – одетая, причесанная.
– Попраздновал ты лихо, пора и на работу. – И, осмотрев его с головы до ног, улыбнулась.
– Где Обушковы? – снимая пиджак, спросил Михаил Васильевич.
– Еле проводила. Василий Васильевич все порывался плясать «барыню» и тебя будил. У вас хорошо получалось… Слон и моська! – смеялась Валерия.
Она принесла урчащий чайник, бритвенный прибор, маленькое зеркало.
Едва успел Северцев выйти из дому, как вскоре же повстречал Орехова. Тот сделал вид, что не заметил его.
– Здравствуй, товарищ Орехов! – окликнул Северцев. – Большим начальником, видно, стал: знакомых не замечаешь. С Новым годом!
– Здравствуй, товарищ директор! И тебя также.
– Что же ты, приехал и не заходишь?
Орехов уперся в него колючим взглядом сквозь очки.
– А ты меня не больно ждал.
– Ждать не ждал, а повидаться нужно. Кляузу твою я забыл. Ты что ершишься? Или все сердишься за старое?
– А что мне сердиться? Небось я сам потребовал своего освобождения из горного цеха: не хотел отвечать за твои художества.
– Какие это художества? О чем ты?
– Все о том же. Горный цех ты ломать собрался… А в таких делах я тебе не напарник.
– Верно, Орехов! Ты сейчас плохой напарник. Будь лучше просто хорошим соседом. Чем занимается твоя экспедиция?
Они пошли вместе. Северцев взял Орехова под руку.
– Разведкой полезных ископаемых, – нехотя ответил Орехов.
– Дико все-таки получается: одни и те же руды разведывают две разные организации!
– У вас план разведки на ваши металлы, а у нас – на наши. Что же тут дикого?
– Да пойми ты, чудак: руды-то одни, месторождение одно и то же! Его надо было сразу комплексно опробовать на все металлы, какие только содержатся в этой руде. Понимаешь: комплексно, а не для ваших и наших!.. А если другие министерства заинтересуются какими-нибудь металлами? Что же, им придется посылать сюда еще новые разведочные партии?
– Будут присылать! А как же иначе? У каждого ведомства свои заботы. Оно за них и отвечает. Мы за вас работать не будем и вас просить не станем, чтобы вы за нас работали.
– А машины, деньги, оборудование, труд, время, что затрачиваются впустую?
– Значит, так надо, – буркнул Орехов. – Ну, пока! – и протянул руку.
– Погоди! – Северцев задержал его руку в своей. – Ну ладно, оставим наш спор, его скоро сама жизнь разрешит. У меня к тебе дело. Нашим геологам для окончания пересчета запасов по компонентам нужны данные по трем выработкам, которые они не проходили. Я знаю: подобные выработки только что прошли вы. Как раз на границе контура рудного тела. Словом, к тебе зайдет Малинина. Ты, пожалуйста, дай ей эти материалы, – пожимая руку Орехова, попросил Северцев и хотел было уже идти своей дорогой, считая дело решенным.
Орехов, задумавшись, принялся протирать платком очки.
– Однако материалов по нашим выработкам я передать вам не смогу: раскрою наши секреты…
– Какие еще секреты?.. Мы знаем о всех металлах, которые содержатся в наших рудах, – раздраженно перебил Северцев.
– А знаете, так и не просите у нас материалов… В общем, не дам. Не имею права. Пиши в свое министерство: оно напишет в наше, и, когда я получу указания по своей линии, тогда пожалуйста.
– Такой-то вопрос ты и сам решить можешь. Незачем на Москву кивать.
– Пусть решают там. Они выше, им виднее. Ты по себе знаешь, что за инициативу бывает. И я тоже битый. Может, это у меня последствия культа личности – слова эти модные стали, – но ты уж прости: я еще этих последствий в себе не ликвидировал, я, так сказать, осколок культа… – решил отделаться смешком Орехов.
– Мне не до шуток. Время не ждет: данные о запасах в Москву нужно отправлять! Чем такую канитель заводить, я уж лучше рядом с твоими выработками пройду свои! Это скорее будет… Денег только жаль. Ведь десятки тысяч псу под хвост кинем!..
– А ты не жалей. Они у тебя в плане записаны. Значит, все законно. Деньги трать! Иначе не выполнишь плана в денежном выражении, а за невыполнение плана бьют…
После этого заключительного наставления Орехов удалился.
Северцев не пошел, как обычно, в горный цех, а направился прямиком в управление комбината. Из своего кабинета позвонил Кругликову, попросил зайти.
Как только Иван Иванович появился, Северцев вызвал Валерию. Рассказал о встрече с Ореховым. Сообща решили срочно проходить разведочные выработки: без этого подсчет запасов отправлять в Москву было рискованно.
Михаил Васильевич с пристрастием допытывался у Валерии – тратит ли она деньги так безрассудно, как рекомендует это Орехов?..
– Стараюсь не тратить. Но, к сожалению, Орехов прав: в прошлом году главк в заключении по нашему годовому отчету отметил как серьезный недостаток невыполнение плана в денежном выражении. За это меня лишили квартальной премии.
Она улыбнулась, видя, скольких усилий стоит Михаилу Васильевичу не выругаться при ней, и постаралась спрятать свою улыбку.
– Я докладывала в главке, что мы обошлись без лишних объемов проходческих работ и сэкономили около миллиона рублей, но это все равно расценили как невыполнение плана… Тогда же я поставила вопрос о комплексной разведке Сосновского месторождения. Просила включить в план опробование руд на все компоненты, содержащиеся в них. Меня поддержал Шахов, но было поздно: план разведочных работ уже сверстали…
– А почему его не изменили? – осведомился Кругликов.
– Мой главковский начальник – человек без царя в голове – скомандовал нам: не распыляться, а заниматься только своим металлом! Комплексно должно разведывать министерство геологии. Дескать, у каждого своя печаль… – Валерия развела руками.
– Вот они, вот они, ведомственные перегородки! Вернее, ведомственные безобразия… Сколько же еще времени будем мы с ними мириться?.. – ни к кому не обращаясь, воскликнул Северцев.
– Об этом следует написать в ЦК. Непременно надо написать! – сказал Кругликов.
Раздалась заливистая телефонная трель. Северцев снял трубку. Он долю ждал у телефона – и вдруг громко выкрик-пул:
– Слышу, хорошо слышу!.. Здравствуйте, Николай Федорович… Спасибо. И вас также с Новым годом!.. Годовой план выполнили по всем показателям, отчет выслали… Кого?.. Меня? Зачем?.. По плану пятьдесят седьмого года? Хорошо, приеду. Как здоровье?.. Рад за вас!.. Хорошо, спасибо. До свидания.
Положив трубку, он сказал:
– Разговор вы слышали. Вызывают директора с отчетом. Это новость: раньше отчеты получали и просто-напросто подшивали к делу… Шахов предупредил, что по плану нового года будут разговоры. Видать, наш план не всем в главке нравится!..
– Ты, Михаил Васильевич, стой за наш план насмерть, его, можно сказать, народ одобрил, – серьезно сказал Кругликов. И улыбнулся: – Хорошо, что вызывают тебя: начинают прислушиваться к местным голосам… Будем надеяться, что они у нас не хуже столичных!
В кабинет вошел Шишкин. За его грузной фигурой виднелись Галкин и Дмитрий Серегин с трубкой ватмана в руке. Северцев обрадовался этим посетителям: они пришли, какой догадывался, рассказать о серегинском изобретении. Быстро собрав на столе бумаги, он очистил место для чертежей, пригласил всех садиться.
– Заждался я вас! Разговор-то был у нас еще в ноябре… – укоризненно заметил Михаил Васильевич, обращаясь к главному инженеру.
– Раньше никак было невозможно. Работы тут хватило: товарищ Серегин три раза заново переделывал конструкцию, – оправдывался Шишкин, помогая Галкину расстилать на столе листы ватмана.
Края чертежа упрямо загибались, и Валерия прижала их тяжелым пресс-папье, пепельницей, настольным календарем, чернильницей…
И вот взглядам людей, окруживших стол, открылись четкие, тушью выведенные линии: линии новой машины, пока еще существующей лишь в этих чертежах и в расчетах.
Северцев попросил автора рассказать о принципе ее работы.
Смущенный Серегин начал:
– Перво-наперво скажу, что подпись на чертежах неверная… – Он ткнул пальцем в правый нижний угол ватмана, где значилось: «Автор Д. Серегин».
– Хватит об этом! – резко прервал его Галкин.
– Нет, я скажу. Чтобы все знали. Товарищ Галкин мне очень много помог. И этот чертеж скорее его, чем мой. Здесь должны стоять наши две фамилии, – настаивал на своем Серегин.
Северцев переглянулся с Кругликовым и улыбнулся Дмитрию:
– Славу вы поделите сами! А нам о молотке хочется послушать.
– Позвольте мне всего два слова! – попросил Галкин, разглаживая баки. (Северцев знал, что у Галкина это явный признак волнения.) – Я должен внести ясность: Дмитрий Серегин разработал свое предложение. Он – и только он! – является здесь автором. Я же, как инженер, просто помогал ему.
– Да разве вы только помогали… – не вытерпел Дмитрий. – Уж кому-кому, товарищ Галкин, а вам-то известно…
– Ну, хватит препирательств! Начальник горного цеха прав. Рассказывайте наконец о молотке, – прервал его Северцев.
Покраснев, Дмитрий все же не смолчал:
– Рассудили вы нас, Михаил Васильевич, не по справедливости… – И приступил к объяснению: – Так вот, значит: наш электробур состоит из электромотора с коробкой, кулачкового диска…
Рассказывая об устройстве новой машины, Серегин водил пальцем по линиям чертежа, по колонкам цифр и легко отвечал на сыпавшиеся со всех сторон вопросы. Он знал свой буровой молоток в совершенстве.
– Как я уже говорил, вращение кулачкового диска, полученное от электромотора, приводит в возвратно-поступательное движение шток. Каждый один оборот электромотора дает один удар поршня, – закончил Серегин. И с беспокойством поглядел на директора: понятно ли объяснял?
Галкин дружески подмигнул ему и попросил разрешения дополнить автора.
– Вот какая сторона вопроса очень важна, – сказал он. – Ныне действующие пневматические перфораторы имеют, как, скажем, и паровозы на транспорте, крайне низкий коэффициент полезного действия. На транспорте теперь усиленно внедряют электровозы. Пора и нам, горнякам, переходить на электричество! Кроме того, для пневматического перфоратора нужны компрессорные установки с большой сетью разводящих воздухопроводов – все это требует больших капиталовложений. Их можно избежать при внедрении молотка Серегина!
Слушая молодого инженера, Северцев невольно подумал, что и Галкин – прирожденный изобретатель. Мышление его было таким, что он не только подмечал то или иное несовершенство, но и предлагал пути к его устранению.
Галкина поддержал Шишкин. С необычайным для него энтузиазмом он перечислил все преимущества нового молотка.
– Я, как главный инженер, отвечающий за технику безопасности и промышленную санитарию, обеими руками голосую за этот перфоратор.
– За то, что поможешь горнякам сохранить здоровье, они тебе, Дима, от сердца спасибо скажут!.. – заметил Кругликов.
– А изобретатель-то наш удирать от нас собирается, – громко сказал Галкин.
– Небось шуткует, – заметил Михаил Васильевич.
– Нет, всерьез, в разведку к Орехову, – рассказывал Галкин, поглядывая на Дмитрия, который, опустив голову, медленно водил пальцем по зеленому сукну стола, на котором все еще лежали его чертежи.
– Ничего не понимаю: променять такой рудник на разведочную партию? Ради чего? Чем улестил тебя Орехов? – допытывался Северцев.
Дмитрий молчал.
– Видимо, деньгами, Михаил Васильевич! Обещают ему, как хорошему забойщику, двойное жалованье против нашего… – пояснил Галкин.
– Не за деньгами дело, – хмуро заговорил Серегин. – Я ведь предупреждал вас, Михаил Васильевич, что уйду с рудника. Не хочу я становиться подсобником на ваших открытых работах… Собирался к химикам, да стариков не бросишь одних! Зинка тоже зауросила… А тут ореховская экспедиция подъехала. Орехов давно торопит: велел завтра выходить в утреннюю смену. Электробур, верно, жалко… Обратно – бригаду свою тоже… Одним словом, мозги у меня враскорячку.
– На партийном собрании ты по-хозяйски говорил о делах рудника и вдруг такое коленце выбрасываешь, – сухо сказал Северцев.
Дмитрий встал. Неприязненно глянул на Галкина, так же сухо ответил:
– Я вам заявления не подавал, а говорить хоть как можно.
– Хорошо, будем считать, что разговора этого у нас с тобой не было. Теперь о твоем молотке. Надо срочно изготовить опытный образец. Какой завод может быстро это сделать? – спросил Северцев.
– Ну, с заводом-то связываться – долгая песня… Бур можно сделать в нашем механическом цехе, – подсказал Шишкин.
– Тем лучше!.. Если испытание пройдет нормально – будем рекомендовать электробур Серегина всем рудникам. И в первую очередь – опасным по силикозу. Ответственность за изготовление опытного образца возлагаю на вас, Тимофей Петрович. Согласны?
– Конечно! Это очень интересная работа и очень нужная горнякам…
Когда троица посетителей ушла, Михаил Васильевич весело сказал Кругликову:
– Держу пари, Шишкин «заболел» электробуром! Теперь заявления об уходе не подаст ни в коем случае.
Кругликов задумался.
– Ты знаешь, он отличный инженер. А администратор весьма посредственный… Мы его просто неверно используем! Тут целиком наша недоработка… Я думаю, что, если поручить Тимофею Петровичу чисто инженерные дела, например изобретательство, он нашел бы себя…
– Возможно, – рассеянно отозвался Северцев. Он думал уже о предстоящей поездке в Москву.
