Текст книги "Открытие"
Автор книги: Геннадий Машкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
8
Игорь никогда не думал, что в их доме может наступить такая тишина. Как в доме Лукиных, когда умерла Софья Григорьевна. Но тогда много народу пришло к Лукиным, друзья, соседи, сослуживцы. А к ним хоть бы один человек забежал. Будто отрезало после того, как Силищев приказал отцу искать Ваську: «Кровь из носу, а Чурсеева найти!»
Отец вернулся от Силищева с потускневшими глазами. У него выдвинулись желваки, взбугрилась спина и приглох голос.
– Черт бы побрал этих старателей!..
Не раздеваясь, отец прошел по дому, оглядывая зачем-то стулья, диван, кровати, шифоньер, фикус в кадке, ковры, зеркало, радиоприемник...
– Придется продавать дом и обстановку, – сообщил он. – Силищев приказал искать Гиблое Дело... Часть расходов ложится на меня... Старателей нанимать надо, охотников... В копеечку влетит!
Мать охнула и села на диван.
Тогда только Игорь понял, что над начальником есть начальник. Правда, до сих пор Иван Демьянович Силищев ладил со своим заместителем, как говорил сам отец. Но тут вышел из себя, судя по виду отца.
– Партизанил он в тех местах, – объяснил отец замлевшей матери. – Не может, видишь ли, слышать, чтобы кощунствовали... В общем, собирай меня, Ксеня, в долгий поход...
Игорь просился искать Ваську, но отец и слушать не стал. И для Игоря потянулись тягучие дни с мертвой тишиной в доме.
Игорь не выходил на улицу. Он мерил шагами свою комнату и ни о чем не мог думать, кроме как об отце. Даже Люба не могла вывести его из этого состояния. Она одна пришла навестить их. Но Игорь не слышал, что она говорит ему.
На четвертый день к их дому подкатил вездеход. Игорь бросился на крыльцо. Из машины выскочил человек в милицейской форме с большим черным портфелем. На его серебряных погонах было по две маленькие звездочки.
– Мама, к нам! – вскрикнул Игорь, отступая. – Милиция!
У лейтенанта скрипели сапоги, портупея и портфель. У него был крепкий бритый затылок и тугие, словно картофелины, щеки. С его приходом в дом влетела надежда. И мать повела лейтенанта к столу как дорогого гостя.
– Максим Никандрович Коровин, – представился лейтенант и выбросил из портфеля на стол бланки. – Вы не волнуйтесь, Ксения Николаевна. Мы помогаем искать Василия Чурсеева... Петр Васильевич стрелял по нему, а это осложняет дело...
– Да не по нему, а в воздух! – вырвалось у Игоря. – Чтоб припугнуть!
– А в воздух ли? – отозвался Коровин и кольнул Игоря быстрым взглядом. – Ну-ка вспомните получше, молодой человек.
Он развинтил авторучку и прочитал с выражением: «Протокол допроса несовершеннолетнего свидетеля Бандуреева Игоря Петровича в присутствии матери». Потом он спрашивал и записывал имя, как будто не знал, год рождения, адрес... Наконец дошла очередь и до главного.
– Ну, рассказывайте, – лейтенант подмигнул, – хорошая была рыбалка?
И тогда Игорь стал осторожно вспоминать рыбалку, и как в самый ответственный момент появился Куликов, и как отец в сердцах упустил ленка, и как они погнались за ворами, и как потом те сами ринулись в порог и перевернулись.
Коровин быстро записывал, а когда Игорь закончил свой рассказ, стал переспрашивать. Особенно его интересовала та часть погони, где отец взял в руки ружье.
– Так отец в воздух стрелял?
– Конечно, в воздух.
– И много раз?
– Три заряда истратил на воде и один на берегу.
– И один раз мог попасть в человека, верно?
– Нет, ствол вверх был все время.
– Но лодку-то вашу раскачивало?
– Покачивало...
– Ну, и могло у отца сорваться да прямо по человеку, а?
– Не могло!
– Ну, раз раскачивало вашу лодку...
– У отца твердая рука!
– Следовательно, не мог он промахнуться?
– Из тихой бухточки последний раз стрелял он, из уловца!
Коровин нахмурился и прекратил расспросы. Потом дал прочитать Игорю свою запись и попросил расписаться. Игорь поставил размашистую подпись, похожую на те, которые оставлял на бумагах отец. Расписалась и мать, дрожащими буквами, вкривь и вкось.
– До свидания. – Коровин щелкнул замком портфеля и усмехнулся, заскрипев ремнями. – Смышленый сын растет у Петра Васильевича. Отца не подведет...
Он отдал честь матери и скорым шагом направился к двери. Вместе с его бодрым военным шагом вдруг растаяла уверенность. Во всем доме нависла вязкая тишина. Игорь снова заходил из комнаты в комнату.
– Сходи за хлебом, сынок, – услышал он голос матери.
– За хлебом? – спросил Игорь, останавливаясь на полшаге. – А Феня?
– Теперь все самим придется делать, – ответила мать и развела руками. – Как говорила Феня: от сумы и от тюрьмы не зарекайся... Так оно и выходит, однако.
– Ладно паниковать! – прервал ее Игорь. – Давай деньги.
Он снял с гвоздя кепку и надвинул ее на глаза. Потом взял протянутую матерью десятку и вышел из дому.
Над витимскими гольцами клубились сизые дождевые тучи. Они набегали на город, омывая его дождем. А из города выползал туман. Клочки его соединялись в белесые пласты, которые стлались над тайгой и по склонам тянулись к тучам.
Игорь брел по грязи, радуясь ненастной погоде. Было немного прохожих, и он благополучно добрался до магазина. Перед крыльцом натянул кепку на самую переносицу. Открыл дверь.
– Кто последний? – спросил он, изменив свою мальчишечью фистулу на басок.
Его не расслышали. Очередь гудела, будто здесь был не магазин, а целый рынок.
Игорь спросил громче.
– Я, паренечек, я, – ответила старуха в плюшевой тужурке.
Заняли очередь и за ним. Игорь увидел, что его не узнают. Все заняты разговором.
– Надо ж, стрелять в живых людей, как в собак, – плакалась старушка в плюшевой тужурке, – а еще начальство!
– Говорят, в упор стрелял, – басил дед в шинели пожарника.
– Человека убить что палец уколоть, – встряла краснолицая женщина, давно порывавшаяся сказать свое слово. – О-о-ох, люди пошли: из-за железки горло перервут.
– Не верьте, бабы, – пискнула молодайка и пристукнула белыми чесанками в галошах. – Мой грит: они сопротивление оказывали...
– А-а-а, – зашумела очередь. – Они-то не стрелили, а он стрелил...
– Васька, кому он зло мог принести?
– Надо было на месте сидеть, не искать сомнительного фарту...
– Брось, Мотька, твой у Бандуреева пятки лижет.
– Начальство оправдываешь, Мотька!
– Васька, он все жилу кичился открыть.
– За ней и побежал, за коренной жилой.
– А полуглиссер зачем угнали управленческий?
– Они гоняют – им ничего, и на охоту, и на рыбалку, а людям по делу съездить – шиш под нос!
– Спросить надо было, а не самовольничать!
– Попробуй спроси!
– Погонят и еще дадут!
– Шмеля жалко – посадят если...
– Тогда и Бандуреева не пощадят!
– Теперь такое даром не пройдет!
– Отначальствовал!
Игорь двигался к весам, все сильней сгибаясь. Его знобило, и каждую секунду хотелось закричать на очередь, чтобы замолчали. Никто ничего толком не знал, а старался перекричать другого. За что не любили они отца? Он же за порядок был, против расхитительства. А вся очередь на стороне самовольников!
Игорь несколько раз хотел вырваться, убежать подальше от этих людей. Но решал каждый раз, что горячиться по-отцовски не следует. Выстоял, вытерпел и получил горячую буханку.
Он рванулся из магазина, будто его тут могли растоптать.
Запах черного хлеба щекотал ему ноздри. Игорь не заметил, как сдавил буханку. Она сплющилась, словно была из глины. Пришлось выправлять ее на ходу.
«Разберутся без вашего крика, – думал он, слизывая с губ слезы. – Отец не виноват... Разберутся... Найдут и отца тогда простят».
Перед домом Игорь вытер слезы. И тут же нахмурился.
Вдоль стены прохаживался сосед Ваня-огородник. Обычно с ним дело имела Феня, покупала овощи, подолгу разговаривала о рассаде, времени высева или высадки, какие сорта разводить да как за ними ухаживать на вечной мерзлоте. Она сама собиралась разводить сад, как только братка ее раскопает жилу, получит за нее премию и купит большой дом с огородом. Ваня обещал ей помощь в разведении сада, и на этом их дружба все больше разрасталась. Но Феня теперь у них не бывает. Зачем же пришел огородник?
Ваня стучал кулаком в стену дома, и шелковый плащ топорщился у него над голяшками грязных сапог.
– Дом с виду бывает новый, а бревна трухлявые, – тянул он, морща желтое личико. – Грибок съедает, мадама.
– Да что ты, Ваня, – возразила мать, – отборный лес шел, никакого грибка... Сам Петр выбирал лес и следил за постройкой...
– Ладно, накину, – смилостивился огородник. – Только и шурум-бурум весь ко мне отойдет, какой в доме...
– Однако, Ваня, на такое добро Феня хоть завтра пойдет. – Мать заулыбалась и поклонилась вслед, когда огородник двинулся к своей калитке.
–Завтра она не пойдет, мадама, – печально ответил Ваня. – Теперь она будет, мадама, долго болеть.
Мать опустила голову. В ее волосах уверенней засветились сединки. И скулы как-то выперли за эти несколько дней. Поседела и похудела мать, сильней стала походить на свою якутскую родню.
– Что делать, сынок, – объяснила мать, – пришла беда – отворяй ворота.
– Может, повременили бы дом продавать? – спросил Игорь.
– Деньги отцу большие нужны теперь, сынок, – ответила мать и покосилась по сторонам. – Сколько еще им искать-то придется. Да и Фене вроде как одолжение сделаем, жизнь ей устроится. – Она тяжело передохнула и подперла пальцем подбородок. – Спасибо Ване...
– Зачем ты паникуешь прежде времени? – возмутился Игорь. – Пошастает по тайге и выберется, целый, здоровый! А может, в зимовье где отсиживается, боится людям в глаза посмотреть, за него другие страдай!
– А если оступился где – да в щель! – предположила мать. – А то в старый шурф или выработку?
– Что он, маленький? – испуганно отозвался Игорь. – Первый раз в тайге?!
– Эх, сынок! – Глаза матери сузились, словно чешуйки кедровой шишки. – Тайга наша – она темная.
– Ну, ладно, продавай. – Игорь хлопнул дверью, словно она была уже чужая. Бросил на кухонный стол изуродованную буханку и закрылся в комнате, которая пока еще была его.
9
Ваня-огородник появился с рассветом.
Ваня высморкался в край лиловой наволочки, которую нес в руке, и вывалил из нее на стол кучу разнокалиберных денежных пачек. Произведя этот денежный фейерверк, Ваня разулыбался, и все его лимонное с белыми оспинами лицо покрылось рябью.
– Можно не считать, – сказал он гундосым голосом. – Как договаривались, мадама, – рубли к рубли. А вы, мадама, к вечеру дом очищайте. И шурум-бурум остается зидесь, да?
– Уйдем, Ваня, уйдем, – закивала мать и стала сбрасывать деньги в передник. – Постели свои возьмем лишь, одежду да книги с подарками отцовскими Игорек заберет.
– Подарки тоже надо мне, – заметил Ваня. – Фенюшке могут понравиться, когда пыридет ко мне в дом.
– Я заберу все, что считаю нужным, – сказал Игорь, по-отцовски пристукивая зубами.
– Теперь мой конытроль. – Ваня попятился к двери, высморкался еще раз и провалился в дверной проем. – Тридцать тыщи давал – рубли к рубли, конытроль буду делать. Фене подарки надо, чтоб довольна была.
Мать кивала, сбрасывая пачки денег в свой ситцевый передник.
– Ты, сынок, не очень с ним торгуйся, – попросила мать, направляясь вслед за Ваней. – Выйдет по-хорошему если, все у нас снова, однако, будет: и дом, и самовар, и аккордеон, и фотоаппарат... Дом наш же и выкупим. Он много отступных не возьмет. Две-три тыщи.
– Ладно, – угрюмо ответил Игорь, отступая в свою комнату, – заберу самое дорогое...
Через нагретые стекла окон на стены, на пол и кровать падали, изламываясь на углах, потоки предзимнего света. У оленей, вытисненных на покрывале его кровати, кажется, ожили глаза. А из большого радиоприемника «Восток» неслись ликующие звуки нахимовского марша. Как же это получилось, что все надо отдать какому-то Ване? За что?
Игорь подошел к этажерке и незряче провел рукой по корешкам любимых книг. «Сказки разных народов», четыре томика Лермонтова, «Путешествия и приключения капитана Гаттераса», подарок отца – «Рассказы о пограничниках», «Основы геологии», «Как закалялась сталь», «Молодая гвардия», «Дети Горчичного рая», «Хлеб» Алексея Толстого, «Наполеон» академика Тарле и собрание сочинений Джека Лондона... Эти книги немало дали ему. Жалко будет расставаться с ними. Но отец дороже.
Мысли его были прерваны сильным стуком в окно. К стеклу с той стороны прильнула Люба. Нос ее сплющился белой лепешкой, а вокруг рта замутилось стекло.
– Игорь, – долетел ее приглушенный вскрик. – Уведи от нас Ксению Николаевну!
– Что? – не понял он. – Зачем уводить?
– Может быть плохо!
– Кому?!
– Отцу!
Он сообразил, что мать снова учудила, теперь уже, видно, с деньгами, и бросился из дому. Люба пристроилась за ним. На ходу объяснила, что Ксения Николаевна принесла к ним в фартуке деньги и для чего-то предложила часть Лукину.
– Что она сделала, Игорь! – выдохнула Люба ему в спину.
– Чокнулась! – заключил он, влетая на крыльцо лукинского дома.
Уже в сенях в нос ударил запах лекарства, припахивающего мятой. Между светлыми холщовыми портьерами, в просвете, Игорь увидел Лукина, одетого в «волшебный» халат. Он накапывал из пузырька в ложку лекарство и отчитывал мать Игоря, понуро стоявшую перед ним.
– Подумала бы сначала, Ксения Николаевна, головой своею прикинула, можно ли мне такое предлагать?! Да я сам преследую взяточничество.
– Господи, Дмитрий Гурыч, разум помутился, – со всхлипом отозвалась мать. – Думала Петру помочь поскорей.
– Я помогаю только в справедливом иске, Ксения Николаевна! – оторвал взгляд от капель Лукин. – И я ли не бился с Петром, чтобы он перестал размахивать дубинкой, а перешел на человеческий язык!
– Разве по-соседски так-то думать? – спросила мать, будто проталкивала в горле камень. – По-дружески?
– Это по-человечески! – ответил Лукин.
– По-человечески? – удивленно вскрикнула мать. – Да разве нормальные люди так ведут себя, как вы, Дмитрий Гурыч! Жену до чего довели своей человечностью! Другие хоть что-то с фронта привезли семьям, а вы хоть бы шалюшку захудалую! А вернулись – вытолкали больную на пургу: капуста обчественная, однако, дороже Софьи для вас была! И теперь вам друга не жаль! Судейство важнее! А забыли, кто дочу-то вашу пестовал, пока вы суды разводили?!
– Мам, прекрати! – Игорь кинулся в комнату.
Лукин круто развернулся, чтобы ответить. И вдруг его пышные брови криво разошлись от переносицы, а по лицу, как по тугой воде, ветер пробежал, оставляя рябь. Лукин выпустил ложку и пузырек, засунул правую руку под халат на груди, а второй пытался схватиться за что-то. Не удержался и осел на диван. Грозное лицо вдруг обмякло и стало как у ребенка, который сильно удивлен, что творится в груди у него.
– Папа! – Люба сама, как подрубленная, ударилась коленями об пол. – Сейчас я налью тебе капель... Только ты погоди, придержи сердце!
– Это так, – выдавил Лукин, – пройдет...
Он попробовал встать. Охнул и снова осел на диван.
– Да лежи, папа! – взмолилась Люба. – Сердце одно у тебя!
– А мы уйдем сейчас, уйдем... – мать отступила, комкая край передника. Неловко задела угол книжного шкафа – пачка денег выскользнула из передника и шмякнулась на пол, как скользкая рыбина.
Лукин вздрогнул, скосил глаза под ноги матери, но Игорь кошкой бросился к пачке и накрыл ее. Потом он поднял рубли и незаметно подал их матери. Она отвела взгляд, горько поджала губы и отступила за порог.
10
В барак перебирались, когда на город из распадков наползли сумерки. Вещи пришлось переносить на себе. Куликов по срочному делу выехал в тайгу на дальние прииски, а кроме него, никто теперь не мог помочь им с машиной. Правда, и вещей-то осталось у них немного. Самое необходимое, что можно было перенести на себе.
Они перенесли по одному узлу с постелями и посудой, по второму с одеждой да бельем. И еще раз Игорь вернулся за книгами и подарками отца. В конце концов Игорь отобрал все, что хотел, набил чемодан и взвалил его на плечо.
– Рубли к рубли! – обиженно кричал ему вслед Ваня. – Фенюшка придет, подарки ей хорошо будут!
– И так слишком уж, – огрызнулся Игорь, – а беду надо поровну делить!
Он вышел на улицу и оглядел кривую цепочку огней на берегу Витима. Острые штыри их отражений против барака достигали середины плеса. Вся остальная Подгорная отбрасывала клинышки меньше. Их новое жилье располагалось на самом берегу Витима. Барак был еще крепкий, и пустовала в нем всего одна квартира. Они с матерью и заняли ее, среднюю секцию, разделенную на кухню и комнату тонкой перегородкой. Но Игорь не сомневался, что жить они будут здесь недолго: следствие кончится благополучно – Васька найдется живой, и им дадут квартиру в итеэровском доме, где живет Куликов.
Игорь разогнался, как обычно, по знакомому тротуару и на углу Старательского переулка, под самым забором Лукиных, чуть не столкнулся с каким-то парнем. Был этот парень в кепке, надвинутой на брови, но приплюснутый нос выдавал Митьку Шмеля. Игорь уклонился к забору, но Митька шагнул наперерез.
Из переулка вышли еще три человека и стали у Митьки за спиной.
Игорь выронил чемодан, там что-то брякнуло.
– Следы заметаете, бандуреевское отродье? – процедил Митька.
Игорь нагнулся, чтобы подобрать камень, и тут перед носом мелькнул Митькин кулак.
Огни подпрыгнули к верхушкам гольцов. Игорь ударился о чемодан, повалился на забор и услышал треск планок ограды. Он видел, как трое парней двинулись на него. Добивать!
Игорь закрыл руками лицо. И вдруг кто-то кинулся из переулка наперерез Митькиным дружкам.
– А ну, перестаньте! – раздался Любин гортанный голос. – Вам не стыдно – четверо на одного, а? – Люба загородила собою Игоря и выставила кулаки. – Не ожидала я от тебя такого, Митя!
– А мы ему на дорожку, чтоб легче было бежать.
– Он не бежит, а переезжает, к вам же, на Подгорку! И только троньте еще его, с отцом моим дело иметь будете!
– Ладно, парни, – выдавил Митька. – Мы их по-другому прижмем. По-идейному! Землю грызть будут, когда мы Васькину жилу найдем!
– Будут, Мить, слово-олово!
Их сапоги забухали по хлюпающим доскам тротуара, и тогда Игорь вскочил, выломал планку от забора и рванулся за Митькой. Но Люба повисла на его плечах.
– Не надо, Игорь, милый, прошу тебя, не надо!..
– Я его, гада, одного поймаю, – Игорь сжимал в руке доску и все порывался бежать за Митькой. – Я ему зубы пересчитаю, бандитской харе. Он еще поплачет у меня. Я ему покажу...
Люба гладила его руку и постепенно отнимала занозистую доску. Игорь подчинился. Он послал все положенные проклятия на голову Митьки, ухватил чемодан за жесткую ручку и побрел вниз по тротуару.
Люба держалась за его рукав, стараясь шагать в ногу. От ее присутствия боль в подбородке казалась сильнее, жгла обида, что не ответил на удар. И когда они подошли к берегу, он погрозил кулаком в сторону Митькиного дома.
– Он у меня сам будет камни грызть!
– Игорь, – умоляюще сказала Люба, – тебе надо забыть... Надо покаяться и установить мир...
– Покаяться? – хриплый смешок вырвался из его груди. – Тоже мне словечко нашла! У Фени подхватила?
– Папа тоже любит это слово...
– И папа твой не лучше!
– Папу ты оставь в покое!
– А он пусть не тянет на моего отца!
– Он не тянет, а правду говорит.
– Правду?! – Игорь вынул из кармана авторучку, подарок Лукина, показал Любе: – Видала, правдистка? – и вышвырнул ее в темную воду.
– Ты еще пожалеешь! – сказала Люба, всхлипнув.
– Катись к своему папаше!
– Ну и пойду...
Они, не оглядываясь, разошлись в разные стороны. Но Игорь в первый раз по-иному подумал о тех разозленных мужиках, что накинулись на отца и чуть не сожгли его. «Старатели могут отомстить другим способом. Что, если в самом деле они отыщут жилу? Как тогда оберечь тебя, отец, от справедливого возмездия?»
11
Ветер пересчитывал остатки листьев. Посветлела вода в Витиме, и отгорели на гольцах золотые лиственницы.
Соседи по бараку приносили из тайги полные ведра алой брусники. Звали новеньких, но Игорю с матерью было не до ягоды. Уже полмесяца отец искал в тайге Ваську вместе с милицией, добровольцами и нанятыми охотниками, но Гиблое Дело исчез без следа. Деньги, переданные отцу, ждала, видно, та же участь.
У матери все валилось из рук. А Игорь не ходил в школу. Он целые дни простаивал у окна и до серых мурашек в глазах глядел на Витим и гольцы противоположного берега. Он следил, как сползает с вершин снежная граница. Он уже знал: со снегом прекратятся и поиски Васьки. Тогда отец возвратится в дом.
А пока и в новой их квартире редко нарушалась тишина. Игорь все ждал размашистых громких шагов отца. Но в ответ доносились шажочки матери. «Пойти бы к самому Силищеву, рассказать, как отец переживает за порядок на производстве». Игорю представлялось, как начальник подъерошит мизинцем свои партизанские усы. «Да, Игорь, твой отец неплохой человек, горячий, правда, но смелый, отважный товарищ, радеющий за общее дело, за государственное добро. Но он должен сам найти Чурсеева». «Найдет», – ответит Игорь. И отец подтвердит обещание на деле. И раздадутся отцовские шаги в новом их узком дворике, возле сеней.
Но сейчас он слышал только заискивающий голос матери. Она все выясняла, нет ли каких новостей в городе, будто Васька мог дать круг по тайге и неожиданно выйти в Витимск. Соседи ничего не слышали о Чурсееве и вообще говорили о нем с неохотой. «И Силищев не станет со мной разговаривать, – опечалился Игорь. – Кто я пока есть? Ноль целых, ноль десятых».
Мать прервала его размышления.
– Ты бы пошел в школу, сынок. Учиться, однако, надо...
– Не до школы! – оборвал ее Игорь.
– Так и будешь торчать у окна? Что отец скажет, когда из тайги вернется? Там упущено, здесь запущено, кругом один разор.
Она бы еще долго вымещала на нем свою тоску, если бы в сенях не заскрипели доски под мужскими шагами.
Игорь в три прыжка оказался у порога и столкнулся с Куликовым.
– Матвей Андреевич! – не сдержал он радостного и горького вскрика.
– Здравствуйте, дорогие... – Куликов снял фуражку, вздыбив кудри на голове. Казалось, волосы поднялись у гостя от вида этих стен с бугристой штукатуркой, топчана, расколотой плиты, лавок, стола, накрытого дырявой клеенкой.
– Не пугайся, Матвей, – выговорила мать и опустилась на лавку. Губы ее задергались, она ухватила край своего передника и промокнула им глаза.
– Знаю, все понимаю, – скорбным голосом сказал Куликов, подошел к матери и обнял ее за плечи. – Но Фене еще хуже...
– Да, хужее, – согласилась мать, – никакой дом ей брата не заменит, да и не собирается она пока за Ваню выходить...
– А легче было бы ей, – заметил Куликов. – Все равно не век одной...
– Видно, Ваня ее все ж таки не устраивает, – вздохнула мать. – Она девка видная, молодая, работящая, лучше огородника может найти себе, однако.
– Несомненно, – проговорил Куликов, озабоченно щурясь. – А что, Ксеня, если бы ей другой человек руку предложил и сердце?
– Смотря какой, Матвей Андреевич... – замедлила мать свой выговор.
– Ну, более солидный, – сказал Куликов, – даже с образованием, с положением...
– Разве что с положением, – мать задумалась, – да где такого взять, Матвей?
– А я? – ответил Куликов. – Сколько мне можно бобылем?.. Женщина она добрая, самостоятельная, приглядывался я долго к ней – по всем статьям подходит она мне... Землячка... Сама совесть велит мне посвататься к Фене.
У матери глаза раскрылись так, что незаметной стала их узинка.
– Ты это, однако, вправду, Матвей? – выговорила мать.
– Такими делами не шутят, Ксеня, – ответил Куликов.
Мать опустила взгляд на клеенку, пальцем стала приглаживать вспученные края.
– Сейчас она как больная сделалась, – забормотала мать, – но если такое дело, то на душе у нее полегчает...
– Феня как раз то, что мне надо, – сказал Куликов, распаляя глаза. – Я все обдумал в тайге... Для нашей жизни лучше, если женщина простая, работящая, неприхотливая... Поговори с ней, давай, Ксеня, посватай ее... Скажи, что от всей души хочу ей добра и себе! Как бы за старое отплатить добром хочется и за недавнее!
– Я что же, помочь могу, – забормотала мать, теребя свой передник. – Поговорим с ней, коли ты всерьез решил так... Она девушка стоящая... Хозяйка хорошая будет. Руки у нее золотые: и пирог состряпать, и пошить чего, и совет дать по жизни может... Однако хватит тебе одному мытариться. И ей судьбу изменишь и сам по-людски заживешь. Ничего, что малограмотная... Зато облегчение какое всем выйдет!
– Василия помогу ей отыскать...
– Тут она и вовсе не устоит, однако...
Игорь не выдержал и тронул Куликова за рукав:
– Матвей Андреевич, а как же Диана Степановна?
У Куликова сморщились выпуклые надбровья, будто вмиг разболелась голова. Рот раскрылся, как у отца, когда тот не мог найти ответа. Но тут на помощь пришла мать.
– Что у него в голове! – со стоном произнесла она. – Как старик стал... А ну, марш в школу! Чтоб в наши дела больше не лез! За уши отдеру!
– Отдерешь, как же! – огрызнулся Игорь, но отступил к своему топчану, схватил сумку и вышмыгнул за дверь.
Несмотря на снег, выпавший на гольцах, был теплый день октября. Если бы не облетевшая тайга, можно было б принять этот день за середину лета. Но тайга знала свое время. Она щедро засыпала городок багряной листвой и желтой хвоей лиственниц. Тайга вела себя как большой, умный, добрый человек. Как Куликов. Она не давала крепкому морозу сковать беззащитную землю, она смягчала объятия зимы.
Так думал Игорь, шагая в школу по палой листве. Он решил теперь жить по куликовским советам. С отцовской резкостью можно наделать уйму ошибок. Отец как ветер. А Куликов словно тайга. Зря ничего не сделает Матвей Андреевич, всегда рассудит по уму. С какой готовностью пошел навстречу Фене!..
«Он бы послушался Любу»... – рассудил Игорь, и тут же у него заныла челюсть, а внутри все замлело, будто полетел с большой высоты на землю.
«Нет, – подумал Игорь, – все-таки пока я не умею действовать, как Куликов... Надо пока вооружиться на всякий случай».
Он подобрал кирпич с открошившимся уголком и засунул его в свободное отделение своей полевой кожаной сумки. Намотал ремешок на руку и несколько раз взмахнул отяжелевшей сумкой. Скромно спрятал сумку за спину и уверенней зашагал к школе.
Витимская школа была старая, деревянная, но к осени ее покрасили в разные веселые цвета. Теперь издалека были видны свежевыбеленные печные трубы, торчавшие над деревьями, что окружали здание со всех сторон. Под тополями, березами и осинами разноцветные листья сбивались в свои классы.
Игорь не стал задерживаться возле одноклассников, игравших в круговую лапту. Оставаться на улице было пока небезопасно. Митька и его дружки могли поджидать его здесь. Надо было набрать ватагу верных приятелей и тогда можно выходить на улицу в любую перемену.
Косясь по сторонам, взбежал он на крыльцо. По коридору передвигался настороженно. Из-за каждого угла, из-за круглой печи, из-за старой доски мог выскочить Митька. Но все обошлось благополучно. Игорь отворил дверь своего класса и с облегчением вздохнул. Митьки не было. Возле доски копошился дежурный Серега Тухватулин. Он развешивал карту Советского Союза.
Класс был пустой: в такую пору никто не хотел заходить в школу до звонка. Ребята бросили сумки на парты и убежали во двор.
Игорь прошелся по рядам – пустовали наполовину только две «камчатки». Но здесь можно было нарваться на Митьку. А на свое место рядом с Любой Игорь старался не смотреть.
– Что, Серега, ни одной свободной парты? – спросил Игорь у дежурного.
– А с Любой сидеть не хочешь? – удивился Тухватулин.
– Не хочу.
– Садись тогда на «камчатку».
– А Митька сидит там же?
– Митька бросил школу, – зашептал Тухватулин. – На работенку пошел старательскую, жилу собирается найти да пообещал мутузить тех, кто с тобой водиться будет...
– Ну и ты боишься? – спросил Игорь.
– Не то что боюсь, – унырнул Тухватулин, – но тебе совет – ходи задами.
– Понятно, – сказал Игорь и пошел на свое место, третья парта в крайнем ряду, возле самой двери. Теперь он порадовался, что запасся кирпичом. А если Любе не понравится сидеть с человеком, который готов к справедливому отпору, пусть уходит сама на «камчатку».
Парта была еще новенькая, лаково-черная, клейкая. Игорь сел за нее, привалился к спинке и поставил рядом свою тяжелую сумку.
По школе разнесся гремучий звонок. И тут же последовал гулкий топот, от которого Игорь вздрогнул.
Распахнулись обе половинки двери, и в класс вбежали парни с девчонками. Щеки у всех горели, как осиновые листья. Затрещали парты, захлопали крышки.
Но возле Игоря шум смолкал, будто его парта была неприступным дотом.
Игорь попробовал поздороваться с приятелем:
– Привет, Гулька.
Но Гулька вроде и не заметил его. И другие сразу же опустили головы, с преувеличенным старанием роясь в партах.
Наконец показалась и Люба. Она вошла в класс, огляделась и спокойно пошла на свое место. Села как ни в чем не бывало рядом с Игорем.
– Меридиана! – вскрикнул Тухватулин. – В очках!
В двери просунулась новая указка, потом вошла Меридиана в костюме стального цвета. Учительница несла журнал, будто ребенка. На хрупком ее носике поблескивали очки. Меридиана не надевала их никогда на людях. Куликов говорил, что она считает себя некрасивой в очках. Но сегодня она их почему-то надела, и весь класс притаился: теперь классный руководитель не перепутает нарушителей порядка.
– Добрый день, – сказала Меридиана. – Сегодня мы продолжим тему прошлого урока: природные ресурсы нашего района и их использование...
Меридиана, покачиваясь, двинулась вдоль рядов. Она по-прежнему близоруко вглядывалась в лица учеников. Но Игорь ощутил на себе особый взгляд классной руководительницы, будто она из-за него надела очки. «Тоже считает отца подлецом», – решил Игорь.
Меридиана предупредила класс, как внимательно надо слушать, потому что она будет рассказывать об успехах золотодобытчиков Витимского района и сопоставлять их с общими достижениями страны.
– Наш район, ребята, специализируется по добыче драгоценного металла. Несмотря на трудные подступы к нам, район наш привлекает все более пристальное внимание. И это понятно: золотые россыпи образовались здесь по долинам Витима и Шаманки...
Все это было хорошо известно классу. Знали и то, что все россыпи могут обеднеть в результате интенсивной добычи, как и в других известных ранее золотоносных районах земного шара. Но Диана Степановна верила в скорое открытие коренного золота. И тогда программа будет решена.
– И небывало преобразится наш таежный край! – уверяла Меридиана. – Закрутятся турбины Витимской ГЭС, давая силу и свет шахтам, обогатительным фабрикам, жилым домам и Дворцам культуры...
Игорь знал про поиски коренного золота больше самой Меридианы. И его мысли побежали дальше. Он увидел себя бредущим по тайге с геологическим молотком в руке и рюкзаком за спиной. По рассказам Куликова получалось, что поиски затягивались. И могло так случиться, что на долю будущих геологов придется немалая часть поисков. «А значит, и находок, – соображал Игорь, – открытий, которые перевернут историю Витимска!»
