Текст книги "Открытие"
Автор книги: Геннадий Машкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
– Вам виднее, Матвей Андреевич, – пролепетала Феня, – вы большой человек, грамотный!
– А ты стряпаешь пироги добре, – зажурчал голос Куликова, – и характер у тебя подходящий...
– Вот в Дмитриеве б удивились! – проговорил отец.
– А мы всем дулю покажем, – ответил Куликов, – возьмем да и сговоримся!
– Шутки у вас больно щекотные! – выкрикнула Феня и побежала на кухню. – До смерти защекотать можете, Матвей Андреевич!
И он и отец закончили по четыре класса школы, потом работали на мыловарне, а после как активисты участвовали в коллективизации. Только отец как уполномоченный райкома, а Куликов – счетовод-делопроизводитель. Отцу потом пришлось сопровождать переселенцев на Витим, а Куликов продолжал ворошить бумажки в Дмитриеве. Пока отец не вызвал его письмом на новые места.
И Куликов не прогадал: со своей грамотенкой быстро пошел вверх по геологической службе. Его не взяли на фронт, как специалиста по золоту. Здесь проходил свой «золотой фронт» и даже коллекторы были на броне. А Куликов в перерывах между работой постигал разные науки в своей прокуренной холостяцкой комнате в итеэровском общежитии. Летал в Иркутск сдавать экзамены. Побледнел от формул, синие глаза окалились, как сталь, и засияли пролысины в светлых кудрях Матвея Андреевича. Но в конце концов счетовод добился диплома горного инженера-геолога. И теперь его поставили руководить геологическим отделом приискового управления Витимска. Всего одна звездочка отделяла его уже от отца. Но выглядел он не хуже в своем темно-синем форменном костюме: киноартист Столяров, да и только. Диана Степановна краснела при встрече с ним, Феня украдкой подолгу высматривала Матвея Андреевича откуда-нибудь из-за портьеры, и даже Люба с удовольствием кокетничала с ним. Игорь и сам был влюблен в умного, красивого и усмешливого геолога. Только не нравилось ему, как тяжелеют глаза Куликова, когда речь заходит о золоте, как вспучиваются шишки над бровями и кривится рот. Игорь долго не понимал, почему Куликов так страдает об этом коренном золоте.
Но постепенно узнал, что хороших людей называют, видно, золотыми не зря. Про Куликова говорили: «Золотой парень», а золото к золоту должно тянуться. А уж друзья тянулись к Куликову: и Бандуреевы, и Лукины, и Феня, и Люба, не говоря об Игоре. «И если бы найти Куликову золото, – размышлял Игорь теперь, – все бы довольны были!»
Золото должно было всех примирить, выправить, сдружить – вот ради чего мучился Куликов. Он старался ради витимцев, чтоб жили они лучше, радостней и счастливей.
«И я могу вам помочь, Матвей Андреевич, – подумал Игорь в полутемной прихожей. – Советом хорошим помочь, как быстрей найти жилу».
– Добрый вечер...
Все головы повернулись к нему. Только отец продолжал разливать коньяк. Золотой слиток из бутылки переливался в рюмки на длинных хрустальных ножках.
– Матвей Андреевич, – сказал Игорь, – хотите, чтобы мы вам жилу быстрей помогли отыскать?
У отца дрогнула рука, и капля коньяка расползлась по скатерти.
– Это кто такие «мы»? – грохнул его бас над столом. – А ну, расскажи, с кем сдружился? Где слонялся?
– Я... Так... по окрестностям, – забормотал Игорь, пряча руки за спину. – Один...
Отец спокойно вывернул ему руку и оглядел ладошку. На ней краснели мозоли, чернели занозы. На другой ладони было то же самое, да еще ноготь на указательном пальце сломался.
– Это где ты руки так изнахратил? – спросил отец.
– Я копался, – начал Игорь, судорожно глотая воздух, – а лопаты не было...
– Темнишь ты, друг, – сказал отец, приближая Игоря к себе. – А ну, говори правду!
В глазах отца, точно в маленьких бронзовых зеркальцах, Игорь увидел отражение своего лица. Прядка волос присохла ко лбу. Глаза бегают, как тараканы, в удлиненных материнских разрезах, верхняя оттопыренная губа вздрагивает – вот-вот с языка сорвется признание.
– Он в отвалах все копается, Петр Васильевич, – раздался насмешливый Любин голос. – Думает в городе жилу найти...
Отец усмехнулся и ослабил объятия.
– Много ты понимаешь! – облегченно огрызнулся Игорь из-под руки отца. – Может, она совсем рядом...
– В истории такое бывало, – заметил Куликов. – Но у нас это исключено.
– Теперь я знаю, – ответил Игорь, – надо выше искать по Витиму.
– По Витиму, – усмехнулся Куликов, – не лучше ли по Шаманке?
– Я точно еще не знаю, где лучше, – горячо ответил Игорь, – только нам надо плыть на моторке! Не могло бы, пап, управление нам дать лодку на поиски? – выпалил Игорь. – Мы бы ее оправдали, честное комсомольское!
Отец улыбнулся – сверкнул золотой зуб в углу рта. Усмехнулся и Куликов: губы на месте, а кожа подергивалась вдоль всего подбородка. Даже Лукин сощурился, будто Игорь обращался к ним с несерьезной просьбой. Точно это была забавная мальчишечья блажь.
– Мы могли бы заключить договор по всем правилам, – ответил отец. – Но у вас же еще и паспортов тю-тю...
– У нас есть паспорта, – воскликнул Игорь. – Два паспорта!
– Вот что, – протянул отец, – так, значит, есть и взрослые в вашей артели?
– Это серьезные люди, папа, – стал объяснять Игорь. – Они давно готовятся к поискам... Места знают...
– Интересно, кто же это? – спросил отец, и взгляд его построжал. – В чьи руки мы лодку должны отдать?
– Это отец Мити Шмеля и Василий, Фенин брат, – отозвался Игорь.
У отца рот сомкнулся, будто стальные тиски, при упоминании этих имен. Но отступать было некуда, Игорь рванулся в атаку по-орлиному, как учил отец.
– Василий хочет доказать, что способен пользу большую принести, – продолжал Игорь без передышки. – Шмель как бывший разведчик, а Василий признаки жилы все знает!.. Аммонит-то они для этого дела хотели унести, чтоб где надо взорвать!
Отец молчал, но Игорь боялся и посмотреть на него. Он поднял взгляд на Лукина. Глаза Лукина круглились под пышными бровями, словно у филина. И непонятно было, поддержит он или разобьет окончательно? Когда он бывал добрым, а когда злым?
– А почему бы им не дать лодку? – проговорил с раздумьем Лукин. – Если они горят найти это самое золото...
– Опять ты про свое, Дмитрий! – воскликнул отец. – Все веришь старательской блажи!
– Надо верить, – подтвердил Лукин, откидываясь на стуле, как в судейском кресле. – Советую и тебе, Петр, найти общий язык с подопечными, пока не поздно...
Отец точно наткнулся на взгляд Лукина, но не смог опять его перебороть и покосился на Куликова.
– Что спорить о пустом мешке? – раздался усмешливый голос Куликова. – Когда надо просто прикинуть вероятность открытия у старателей!
И за столом наступила тишь, точно все принялись обдумывать эту самую вероятность.
– Нашел же обломок руды Василий, – подал голос Лукин.
– Один раз повезло, – согласился Куликов, – а другого ждать тысячу лет.
– Ну уж ты не делай культа из своей науки! – заявил Лукин.
– Попробуй без геологии проживи! – усмехнулся Куликов.
– Открывали и без геологии, – возразил Лукин.
– Ну и открой коренную жилу! – забасил отец. – Сделай милость!
– И найду! – произнес Лукин, как приговор. – С лета пойду помаленьку и не тыщу лет искать придется...
– И встретишь фарт, Дмитрий Гурыч! – зазвенел сзади голос Фени. – По святой нужде, по сердечной откроется жила тебе, вот крест мой!..
Феня поставила самовар на пол и перекрестилась. Потом под взглядом отца схватилась снова за горячие ручки и запнулась о складку дорожки... И опять чуть не случилось беды.
– Ой, холера!
Мать кинулась к Фене и помогла ей удержаться на ногах. Они вдвоем установили самовар посреди стола на дощечку. Все облегченно вздохнули, а отец заявил:
– Дело свое надо делать, как следует, а не звезды с неба сшибать!
Феня прикусила растрепанный кончик своей косы, виновато посмотрела на Куликова и отошла к проходу на кухню. Куликов подмигнул ей, будто подружке, и Феня вспыхнула маковым цветом.
– Нет чтобы помочь! – вскрикнула вдруг Люба, спрыгнула со стула и побежала за Феней.
Игорь тоже сорвался вслед, но его перехватил Куликов.
– Кому самовары ставить, – улыбаясь в лицо Игорю, сказал он, – а кому и звезды надо притягивать!
– Я хочу золото искать, Матвей Андреевич, – ответил Игорь.
– Ну и добре, – сказал Куликов. – Только как ты хочешь: тыщу лет или побыстрей?!
– Побыстрей, конечно, – возмутился Игорь.
– Тогда надо с наукой дружить, – объяснил Куликов, – с геологией!
– Так я не против, – отозвался Игорь.
– Тогда зачем связываешься со всяким малограмотным народом? – спросил Куликов.
– Вы-то не берете меня, – буркнул Игорь, – хоть обещали.
– А ты очень хочешь? – спросил Куликов.
– Очень, – повис Игорь на крепкой шее Куликова, – очень!
– Тогда запрягай завтра лодку, Петр, – обратился Куликов к отцу. – Смотаем в устье Шаманки...
– Ты-то чего там забыл? – уставился на него отец. – Или решил за удочку взяться?
– Пора начинать всерьез поиски, – ответил Куликов, и глаза его затяжелели над сдвинутыми кулаками. – Помаленьку, полегоньку круги по тайге давать!
– Один будешь лазить по чепурыжнику? – удивился отец.
– С Игорем вот, – заблестели снова глаза Куликова.
– Тогда плакала жила! – засмеялся отец. – Хо-хо...
– Что делать, – притворно вздохнул Куликов,– если на поиски средств не дают.
– Когда потребуется, армию геологов бросим на поиски! – произнес отец будто с трибуны. – А пока мой совет – на устье, на рыбалку... Лист понесло – рыба пошла вниз... Поплыли завтра все, а, Матвей, Дмитрий?
– Нет, я пойду по своим тропкам теперь, – ответил Лукин. – Раз взялся за гуж, надо искать...
– Да ты серьезно? – уставился на него отец.
– А что ж, – ответил Лукин. – Дело принципа.
– Да это же тебе пройти Францию, Бельгию и еще какую-нибудь Данию! – воскликнул отец. – Не по дорогам, по чепурыжнику! С твоей-то ногой?!
– Колесить не буду, – далеко посмотрел за окна Лукин. – У моего отца кое-какие наводящие заметки по этому поводу остались...
– Заметки? – взбугрились брови у Куликова. – Интересно, что за заметки?
– Теперь это будет военная тайна, – улыбнулся Лукин.
– Вот видишь, Петр! – всплеснул кудрями Куликов. – Что остается делать бедному геологу?!
– Выпивать и закусывать! – сказал отец и потянулся к товарищам с рюмкой.
За столом началось оживление, звон рюмок и бряцание вилок. Теперь у гостей и хозяев не скоро появится охота касаться серьезных тем, Игорь это знал точно. Насчет моторки убедить отца не удалось с первого раза. Но не завтра же она нужна была Шмелям и Василию. Завтра сплавают они сами в устье Шаманки, отец от рыбалки подобреет, потом и заново можно начать разговор.
И Игорь тихонько отступил в свою комнату собирать снасти.
7
Утром Игорь еле проснулся. Тело его ныло, как больной зуб.
– Может, останешься? – пробасил над ним отец.
– Нет! – Игорь вскочил и вслепую начал одеваться.
– Ветром обдаст – проснется, – заметила мать.
– А я и так на ногах! – буркнул Игорь, вываливаясь на крыльцо.
Свежий хиуз[2]2
Хиуз – зимний ветер над рекой.
[Закрыть] подхватил чубчик и пощекотал им глаза. Ресницы распались. Игорь увидел золото над гольцами. Огромные пласты, от которых трудно было оторвать взгляд.
– Ах ты ж черт мягколапый! – расколол тишину голос матери. – Откуда тебя несет?!
Игорь вздрогнул от этого резкого вскрика. Мать редко повышала голос. А здесь она прямо взбесилась. Сорвала ружье с плеча отца и наставила его куда-то на дорогу.
«Мяу!» – донеслось оттуда: Кикимор переходил улицу.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся отец. – Стреляй, мать, в темную силу!
Но Кикимор кинулся к забору и заскочил во двор Вани. Мелькнул, как цветок свиного багульника, кончик его хвоста.
– Не будет удачи, – произнесла мать серьезным голосом. – Поворачивайте назад. Петя, Матвей!..
– Ты за кого нас принимаешь, мать? – прорычал отец, забрал ружье из ее рук и чмокнул в губы. – Мы ни зверя, ни дьявола не боимся!
Куликов подтвердил это улыбкой, и они двинулись к главному тротуару. Скользя по сырым доскам, дошли до пристани. Отец спрыгнул на дно моторной лодки и подставил руки Игорю. А Куликов вдруг хлопнул себя по лбу.
– Совсем забыл! Планшет!
– Не обойдешься без него?
– Никак...
– Тогда сходи, подождем.
– Все в сейфе, а он опечатан...
– Поедем рыбачить тогда.
– На кой ляд мне твоя рыбалка?
– Чокнешься ты, Матвейка, быстрей, чем жилу найдешь!
– Ой, не сглазь, Петя, куда без моей головы денешься?
– Обойдусь своею!
Отец громыхнул цепью, и лодка закачалась на утренней волне.
– Не кипятись, Петр! – негромко заметил Куликов, и его бледное лицо под зеленым капюшоном плаща поплыло вверх. – Твоя голова уже закручивала тебя куда не следует...
Отец долго не заводил мотор, как бы прислушиваясь к плеску волны в жестяной борт. Игорь обрадовался, что отец тоже решил взяться за ум и отставить рыбалку. Можно было выспаться в постели.
Но тут холодная капля залетела под шапку: отец включил двигатель и направил лодку наперерез волне. Игорь пригнулся, пытаясь примоститься за кожухом двигателя.
– Мне в твои годы не приходилось дремать, можно было совсем не проснуться, – пробовал расшевелить его отец, перекрикивая постук двигателя. – Благодаря шустрости и выжил.
На Игоря это не действовало. Ему было зябко. Не хотелось смотреть на серый Витим, покрытый струйками тумана. И лодка отпугивала холодными каплями росы на бортах, железном кожухе мотора и на ветровом стекле.
Но сильней затрещал мотор, ветер поднял угол брезента и хлестнул им Игоря, и сна как не бывало.
Их большая лодка врезалась острым носом в волнистый плес Витима. Течение сбивало ее, сносило к Витимску. Но отец твердо держал курс против стремнины. Отец стоял перед стеклянным щитком, одна рука – на штурвале, другая – на рукоятке газа. Если бы отец не управлял приисковым хозяйством, он был бы, наверно, капитаном дальнего плавания.
Бодро тарахтел мотор. Роса скатывалась с кожуха, испарялась. Уходили за выступ берега белые баки склада горюче-смазочных материалов, пристань, остатки размытой Витимом Подгорной улицы, центр над нею, деревянная церквушка с башенкой колокольни, трубы ТЭЦ и бани, дом инвалидов и кладбище. Дальше начиналась тайга. Через полчаса лодка плыла по дикому Витиму.
Справа и слева громоздились гольцы. Один не давал места другому. Только речки прорывались между ними, вытачивая глубокие распадки. А лиственницы и вечнозеленые кусты кедрового стланика карабкались по осыпающимся склонам и все равно до самого верха не добирались. Там, на голых вершинах, лежали в западинках лоскуты раннего снега. А наледи в распадках сохранялись с весны. Отец рассказывал, как хорошо держать в них выловленную рыбу, убитую дичь или разделанную тушу зверя.
Игорь вертелся на дне лодки, разглядывая все, что открывалось глазу. Он бросался то к правому, то к левому борту. И отец часто оборачивался, грозил пальцем. Но Игоря это не усмиряло. Он свешивал голову с борта и глядел, глядел в воду, которая отражала гольцы, алое солнце и клубочки облаков. Он опускал руку в плещущую волну и смеялся, отряхивая с пальцев прозрачные капли.
– Э-э-эй! – закричал Игорь, перегоняя грохот мотора, и скалы отозвались: – Ге-е-ей!
Хорошо, что они не послушались Куликова и не вернулись. Не во всем же следовать Куликову, хоть он и золотая голова! Здесь сама тайга им родная с отцом. Недаром в тридцать третьем году тайга послала холостому тогда Бандурееву на помощь прекрасную девушку-таежницу Ксеню. И та спасла его от смерти.
Мать рассказывала Игорю, что отец тогда еще только учился рыбачить по-сибирски. А ему поймался на блесну старый таймень. С перепугу отец запутался в леске и вывалился из лодки. Хорошо, на берегу оказалась девушка из охотничьего семейства Трынкиных. Она вышла из чума почистить рыбу и увидела – неладное с городским рыболовом. Не раздумывая, девушка бросилась в воду, перерезала леску и вытащила рыболова на берег.
Когда отец отдышался, он разглядел свою спасительницу. Оказывается, он ее уже приметил раньше и искал повод для знакомства. Вот и пришлось познакомиться.
У девушки были заметные скулы и узкие прорези глаз, но кожа белела, словно березовая кора, а в черни глаз вспыхивали блестки вроде бы золота.
«Как тебя звать?» – спросил рыболов.
«Ксеня, – ответила девушка с якутским выговором, так что получалось: – Ксена».
«Пойдешь за меня замуж?» – спросил напрямик рыболов.
«Отца спроситься надо», – ответила Ксеня, с таежным спокойствием, немигуче глядя на странного парня.
«Ну, за чем же дело стало? – захрабрился рыболов. – Пойдем спрашиваться».
«Пойдем...»
Рыболов-жених поднялся и отправился вслед за спасительницей.
Старик Трынкин сидел возле жестяной печки и пил чай из деревянной чашки. Сватовство закончилось быстро. Ксеня оказалась не дочерью Трынкина, а сиротой-воспитанницей. Выросла она в чуме, несколько зим проучилась в школе-интернате. Но дальше учиться Ксене расхотелось, она взялась за ружье и стала охотиться, да не хуже иного парня.
«Жалхо однахо-то девха отдавать, – сказал старик Трынкин, почесывая блестящий живот, – да парень, вижу, хрепкий – по ней будешь. А Хсена хах собаха тебе будет...»
И Ксения Николаевна действительно охраняет отца от всяких неурядиц. Иногда прямо до смешного доходит, как было сегодня с черным котом. Но отцу такая верность матери нравится. «Вдвоем-то с мамой мы возле тебя и в самом деле как собаки будем, как добрые сибирские лайки, что спасают охотника от любого зверя, и голода, и холода», – подумал Игорь, глядя на озабоченного отца.
Игоря качнуло к правому борту – это отец завертел штурвал, поворачивая лодку к левому берегу.
Игорь заозирался, не понимая, для чего маневр. И вдруг увидел, как из распадка на левом берегу выпорхнули три утки. Они понеслись над водой на огромной скорости. Селезнь заметил моторку и стал набирать высоту. Но было поздно.
Отец выхватил ружье. «Бах-ух!» Сначала в воду упали две утки, за ними третья.
– Вот как стрелять надо! – подмигнул отец, направляя лодку туда, где всплеснулись кряквы.
Распластанных уток несло по течению. Отец подставил течению борт, и крякв прибило к моторке.
– Лови добычу, сын!
Игорь достал уток. Отец снова включил двигатель на полные обороты. Он отлично управлялся с лодкой, стрелял здорово и пел хорошо.
Из-за острова, на стрежень, на простор речной волны...
Ветерком раздуло перья на утках. Игорю показалось, что утки в его руках оживают. Он потряс их, надеясь, что кряквы вспорхнут. Но крылья их висели мокрыми тряпками, а глаза напоминали стеклянные бусины.
Эх, выплывают расписные Стеньки Разина челны...
Игорь уложил уток на брезент и тут увидел устье Шаманки. Левый берег расступился под напором быстрой речки, бегущей от синих гольцов. Шаманка выносила в Витим сахаристые льдины, усыпанные желтыми листьями и хвоинками.
Лодка пошла труднее – течение Шаманки было стремительнее витимского.
Но отец жал и жал на рукоятку скорости.
Сомкнулись берега. Исчез Витим за поворотом. Колючие ветки подмытых сосен стали хлестать по щитку. Отец пригибался, но хода не сбавлял. Пока в укромной лощине не блеснула наледь.
Лед возвышался над чистой водой как скала. Сверху ослепительно-белый, как соль, посредине синеватый, а внизу зеленый. И тонкие ломтики этого льда с кристальным звоном срывались с наледи в воду.
– Есть рыба, – сказал отец, останавливая лодку в улове[3]3
Улово – яма в реке.
[Закрыть].
По улову расходились круги.
Отец загремел цепью, сбрасывая в воду якорек. Потом они принялись налаживать свои удочки.
У отца был спиннинг. Он стал, не торопясь, привязывать к леске блесну. А Игорь спешно взялся за свою мелкую снасть. Он сложил раскладную бамбуковую удочку. После этого привязал к ней леску из жилки, а к леске поводок из тоненькой жилочки с мушкой. Но как ни торопился, отец его опередил.
– Ловись, рыбка большая и маленькая!
Игорь забыл на минуту про свою удочку. Он смотрел, как отец садится на корму и пускает блесну по течению. И как подергивает ее, чтобы она играла в воде. Раз – и возле самой приманки всплеснула рыба. Отец подсек, но рыба ушла. Тогда он кинул блесну дальше в улово и стал подтаскивать к себе, накручивая катушку легкими движениями кисти.
– Чуешь, сколько тут рыбы! – проговорил отец, кивая на улово.
– Чую, – ответил Игорь.
От воды шел запах свежего огурца и рыбьей икры.
Игорь опомнился и запустил свою мушку по течению, изредка подергивая ее.
– А ну, кто вперед выловит? – подмигнул отец.
– Давай! – принял вызов Игорь.
Теперь он смотрел не только на свою мушку, но и краем глаза следил за всплесками и бурунчиками от блесны. У него самого никак не получалось с подсечкой. Но вот мушка намокла, утонула в струе, и на глубине кто-то дернул ее.
– Поймал! – вскрикнул Игорь, чувствуя, как рыба повела леску в сторону отцовской блесны. Он забыл, что делать дальше. И услышал окрик отца:
– Плавно, а то сорвется!
Игорь бросил удилище на дно лодки и стал подтягивать рыбу к борту прямо за леску. Рыба металась в струе, сверкая, как льдинка. Игорь дал ей умаяться, а потом выкинул в лодку. Большой хариус бился на деревянной решетке под его ногами. Спинка у него была черно-зеленая, а по бокам шли две черные полоски.
– Молодчина, – похвалил отец.
– Граммов триста будет! – сказал, сияя, Игорь.
Отец щелкнул языком и снова запустил в быстрое течение свою блесну. И у него вдруг натянулась леска.
– Есть, – воскликнул отец, и катушка затрещала в его руках.
На том конце лески из воды выметнулся зеленый ленок. Он шлепнулся снова в воду, и на кругах, разошедшихся по улову, закачались куски льда.
Тут уж Игорь отложил удочку. Он взял сачок, перешел к отцу и сам начал советовать:
– Дай ему ходу, пап, дай – сорвется... Так, хорошо... Чуть-чуть подведи... Пусть походит, пусть, только плавно, плавно...
Игорь вцепился в борт и не отрывал взгляда от того места, где вскипала вода от сильных ударов хвоста большой рыбы. Леска позванивала, как струна, и казалось, вот-вот лопнет. Но отец предупреждал рывки. Он отпускал катушку, и ленок попусту растрачивал свою силу. И когда он успокоенно вставал на одном месте, отец начинал подтаскивать его, осторожно покручивая стальную катушку.
– Врешь, от меня не уйдешь, – приговаривал отец, скаля зубы от напряжения.
Постепенно ленок был приведен к борту лодки. Он заплескался в метре от ее отражения. Игорь повел к нему сачок. Рыба вяло отходила от сачка. Но отец неумолимо направлял водяного хищника к железному ободу сачка. Вот-вот Игорь должен был поддеть рыбину.
И тут из-за мыса выскочила черная лодка. Звук ее мотора ударил по тихому улову. На носу лодки стоял Куликов, а управлял моторкой моторист в валенках.
Лодка приблизилась, и голос Куликова перекрыл моторный перестук.
– Петр Васильевич! – крикнул Куликов, сложив трубкой ладони у рта. – Петр, ЧП!
– Что там такое? – Отец резко крутнул катушку. – Какое ЧП?
Зубастая пасть ленка показалась из воды. Блесна сверкнула на солнце и вырвалась из пасти хищника. Рыбина шмякнулась в воду.
– Держи!
Игорь потянулся за борт, выронил сачок и сам чуть не вылетел из лодки.
Сачок поплыл навстречу полным ходом идущей моторке. Но ни Куликов, ни моторист не обратили на него внимания. Моторка с размаху торкнулась бортом об их борт. Куликов порылся в кармане тужурки и вынул грязную бумажку, сложенную вчетверо.
– Петр Васильевич, увели наш полуглиссер! – заговорил он порывисто. – Васька Гиблое Дело и Шмель! Никак не мог я подумать, понимаешь, что они так рискнут... Завели полуглиссер и пошли куда-то вверх! Наглым способом! Вот записку оставили, что возвратят его в целости и сохранности да еще с жилой в придачу!
– Что? – отец схватил записку, смял и выбросил. – Идем вверх! Глиссер на порогах расколотит! Я им покажу!
– Сначала надо поймать, – заметил Куликов. – Где они теперь?
– Догоним! – сказал отец. – Глиссер спрятать не успеют...
– Только ты им не угрожай, – попросил Куликов. – Надо быть с ними поаккуратней, Петр!
– Ваши советы мне надоели.
– Не могли они зря рисковать! – ответил Куликов. – Видно, спугнули вчера их с этим аммонитом – решили играть до конца! Я тебя прошу, Петр!..
– Только наповадь – все растащут, – сказал отец, выхлестывая из воды якорь. – Нет, с ними надо показательно!
Мощный мотор ударил в воду синим выхлопом. Нос задрался кверху, словно отец хотел поднять лодку на воздух. Лодка рванулась к Витиму, выплескивая на берег волны. Мелкие льдинки вновь заколотились о ее борта. Куликовская лодка не отставала. Но все же отец успел вырваться вперед и шел стремительней, будто мотору подсобляла человеческая воля.
Игорь понимал эту ярость. Полуглиссер был на особом учете в управлении. Отец сам редко на нем плавал. Держали его для самого начальника управления и гостей, когда они наезжали в Витимск. Шмель и Васька, конечно, обнаглели. Лодку бы моторную – туда-сюда, а то полуглиссер! А теперь они могут свободно уйти, куда захотят. Разве темнота остановит!
– Рыбалку испортили, пес их куси, – доносил ветер слова отца. Он натянул козырек фуражки на глаза, и сзади выбились красные вихры. – Ни днем покою нет, ни ночью, ни в простой день, ни в воскресенье!.. А все научные экспертизы...
Игорь тоже был не согласен с таким поворотом дела в планах Шмеля и Васьки Гиблое Дело. Зачем же уводить полуглиссер? За него люди отвечают головой.
– Шаман! – крикнул отец, показывая вперед.
Прямо по носу возвышался посреди реки большой остров. Скалы на нем были выточены ветрами и водой. Они напоминали древние замки, поросшие тайгой. От обоих берегов остров отделяли широкие протоки, в которых торчали острые камни Шаманского порога. Понятно было, почему когда-то для своих жертвоприношений эвенки выбрали этот остров. И теперь на нем было запросто скрыться лихому человеку. И кажется, там кто-то был. Стлался сизый дымок над островом, предвещая близкий дождь, и как будто белел полуглиссер в заводи!
– Папа! – крикнул Игорь. – Люди!
– Надо прихлопнуть, пока не очухались, – ответил отец.
Вода с силой обтекала Шаман. Темнело от туч, затягивающих долину. Надо было спешить, но лодка все медленней продвигалась вверх. Отец вел ее зигзагами, огибая скалы. Отец хотел незаметно подойти к заводи, где белым пятнышком в воде колыхался полуглиссер.
Но на острове заметили преследователей. Над кустами внезапно мелькнули черные шапки, взревел мотор, и полуглиссер от Шамана отчалил.
– Стойте! – закричал отец, вырвал двустволку из-под еланей и выстрелил в воздух. – Стой!
В шуме порога выстрел прозвучал нестрашно. Однако старатели забегали по палубе, и могучий винт сильнее взбурлил воду. Полуглиссер пошел прямо в порог, проскочил первые черные камни.
– Что делаете? – пытался перекричать грохот воды Игорь. – Верните-е-есь!..
Отец опять выстрелил. Пока он стрелял, Куликов сравнялся с ними.
– О-о-о! – крикнул что-то он.
В ту же минуту полуглиссер ткнулся в скальный трезубец, развернулся и опрокинулся. Будто чайку-подранка его понесло назад. И теперь било о каждый камень. Даже сквозь гул порога слышался треск дерева и металлический скрежет. А людей несло назад, к Шаману. Они барахтались в воде, словно щенки. Один из них все же прибился к берегу, второго несло на лодки. Отец направил нос на пловца.
– Держи того-о-о! – раскатился крик Куликова. – Ваську-у-у!
Сам Куликов свесился с борта, протягивая руки утопающему: Отец ринул лодку к берегу, одной рукой сжимая цевье ружья.
– Стой!
– У-у-у!..
«Бум-м-м...»
Васька подскочил, точно выстрел пришелся по нему, и быстрей побежал в кустарник.
– Стой! Не тронем! Остановись!..
Но Васька исчез в зеленом стланике, и ветки перестали качаться, когда лодка врезалась в песок.
Отец еще раз выстрелил по скалам и спрыгнул на берег. Игорь соскочил за ним. На сумеречном песке темнели отпечатки каблуков с изношенными задниками.
Игорь пошел по этим следам, но песок быстро кончился. Начался ерник, каменистые свалы, бурелом, сквозь который пробивался прозрачный ручей. Отец шебуршал в кустах, звал Ваську, но отзвука не было. Только где-то далеко, как из-под земли, грохнул обвал.
– Куда он мог запрятаться? – спрашивал сзади Куликов у Шмеля.
– А я по-почем знаю, – отстукивал зубами Шмель. – Остров б-большой...
– Вы сюда плыли? – не отступал Куликов.
– Он мне про это не г-говорил.
– А где же вы жилу искать собирались?
– Н-не успел он с-сказать.
Треск кустов оборвал допрос. Отец вывалился из стланика. Он вытер пот со лба и сказал:
– Никуда не уйдет, как миленький выскочит – время настанет...
– А если не вернется? – спросил Куликов.
– Куда он денется?! Гиблое Дело!
– Костер разожжем? – спросил Куликов. – Обогреем этого, и тот, может, выползет?
– А не выставить ли им спиртику для сугреву? – закричал снова отец и кинул любимое ружье на дно лодки. – В знак благодарности, что полуглиссер угробили!
– А может, Павло нам объяснит, – наклонился к Шмелю Куликов, – где они рыться собирались?
Шмель покрутил головой, и с его усов слетели капли воды. Моторист снял с себя шинель и накинул ее на Шмеля, покосившись на Куликова и отца.
– Ничего, в милиции как миленький расколется! – протянул отец. – А мокнуть из-за них под дождем не собираюсь!
Он навалился грудью на нос лодки, завязшей в песке. Игорь бросился помогать отцу, радуясь делу. Он нагляделся на мокрого Шмеля и теперь у самого зуб на зуб не попадал.
Лодка не поддавалась, будто была живая и не хотела бросать Ваську. У отца затрещала от напряжения телогрейка. Игорь ощутил прилив горячей крови. Он разбежался и стукнул плечом в борт. Лодка покачнулась, и под килем заскрежетал гравий. И сейчас же по кожуху ударили капли дождя, похожие на картечины. На глазах дождь забивал следы в песке. «Скорей бы смыло все следы, – молил Игорь, – точно никто и не высаживался на Шаман! Васька на нем не задержится – уйдет в тайгу, и делать тут больше нечего! Проклятый остров!»
Люся прервалась, в квартире Слониковых настала тишина и послышался треск поленьев. И все невольно поежились, вспоминая, какой холод лютует за окнами. Город жил возле печек, забаррикадировавшись от северного мороза деревянными стенами домов, двойными окнами и высокими завалинками. От внешнего холода можно спрятаться, хуже, когда мороз закрадывается в душу.
– Перекурим это дело, братцы, – предложил находчивый Слон.
– Да, пора.
– Угости папироской, Слон.
– У тебя они калорийные.
Слон распахнул пачку «Золотой тайги» и обнес желающих. Закурили, отгоняя дым от Люси. Женя тоже не прикасался к куреву – бросил этой осенью. И сейчас он сглатывал слюну – хоть вновь закуривай.
– А Игорю еще холоднее, – проговорил он, – представляете, каково одному там?
– Геологу не привыкать к одиночеству, – сказал Борис Петрович. – А Игорь из нас закаленнее всех.
– Это не один, когда столько народу о нем думает, – заметил Гарий Иосифович.
– Отпустили бы к нам его сейчас. – Слон мечтательно затянулся и пустил к абажуру облачко дыма. – Покурили бы вместе, выпили б коньячку, может, человеку это важнее наших разговоров...
– Не валяй дурака! – остановила мужа Люся. – У нас разговор серьезный, и я рассчитываю на действенные замечания... Слушайте и на ус мотайте!
