Текст книги "Открытие"
Автор книги: Геннадий Машкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
4
А Игорю не давало покоя другое. Оно располагалось на последней парте их класса, имело обезьянью физиономию, ужимки, пронзительный голос и называлось Митькой Шмелем.
Этот Митька приехал в Витимск с отцом, матерью, братишкой и сестренкой. Они напоминали беженцев. Но беженцы после войны уже начинали возвращаться на запад. А эти только приехали в их глухие края. Видно, собирались подзаработать на золотишке. Наговорили им, что в Витимске золото в огородах моют, они и снялись с места. А тут давно кончились золотые времена, когда мальчишки запросто намывали золото в отвалах. Отвалы были перемыты. Теперь добывали пески в глубокой шахте и получали за это шахтеры зарплату, как на любой другой работе.
Старательство приходило в упадок. И нечего было гнаться папаше Шмелю за длинными рублями. А сыночку злиться на тех, кто давно живет в Витимске.
Но Шмель, как только освоился в классе, стал хихикать и приговаривать со своей задней парты:
– Бандурей всех жирней!
А Игорь ничем не показывал, что он сын заместителя начальника приискового управления. Разве что приносил приятелям бутерброды из дому да иногда давал пописать своей авторучкой. Но что тут было плохого? По-митькиному выходило, совсем надо быть тише воды, ниже травы. Но не на того напал, конопатый! Игорь несколько раз подговаривал приятелей Гульку и Тухватулина отколошматить Митьку. Приятели сторонились Шмеля, но бить его не решались. Митька смешил весь класс. Особенно выпендривался он на уроках географии у классного руководителя Дианы Степановны, или, как звали ученики ее между собой, Меридианы. Она была близорукая, но старалась не надевать очков, чтобы не разонравиться Куликову, который за ней ухаживал. Митька пользовался ее близорукостью. Только Меридиана входила в класс, как он начинал подмигивать, корчить рожи и хихикать. И класс покатывался со смеху. Пока Меридиана не догадывалась, кто источник беспорядка, и не выгоняла Митьку из класса.
Тогда Шмель отправлялся воровать уголь. Он вскакивал на машины, которые шли с угольного склада, и сбрасывал отборные куски топлива. Потом собирал уголь в мешок и вез на санках продавать. И нисколько не стеснялся встречаться со своими одноклассниками. А они помогали Митьке затаскивать в гору санки с углем. Митька возвращался в школу героем. И поддразнивал Игоря все той же глупой присказкой.
– Подожди – дождешься, – предупреждал Игорь. – Покажу тебе, какой жир у меня.
И однажды не вытерпел, схватил его на перемене за грудки и швырнул в угол. Митька вскочил и бросился на Игоря. Куда и девалась его вялость. Он стал упругий, как автомобильный скат. Митька бил головой, кусался, пинал рваными кирзовыми сапогами. И никто из ребят не мог оторвать его от Игоря.
Тогда Игорь сам повалил Митьку. Он ощущал толчки Митькиного сердца, видел – зеленые глаза Шмеля мерцают, как у загнанного зверька.
– Игорь, хватит! – разнесся над ними крик Любы. – Перестаньте!
Игорь выпустил Митьку, схватил сумку и бросился из класса. Он промчался по гулкому коридору, сбежал с крыльца и остановился только на берегу Витима.
В реке бились льдины. Витим взломал свой ледовый покров и теперь показывал, какой он мощный, темный и злой.
Грохот и треск стояли над рекой. Но ухо Игоря настороженно ловило и все другие звуки. Не погонится ли за ним Шмель? Что ему надо, этому Шмелю? Чем ему помешали Бандуреевы?
Сзади разнесся топоток. Игорь вздрогнул. Но это к нему бежала Люба. На щеках ее выступили розовые мотыльки, а косички торчали в разные стороны, как ветки крепкой сосенки.
Люба встала рядом с ним, следя за проносящимися льдинами.
– Будто медведя подняли из берлоги, – сказала Люба, и косички ее всколыхнулись от ледового хруста.
– Сила! – проговорил Игорь. – Была б у меня такая...
– И что бы ты сделал? – спросила Люба. – Оттрепал бы еще раз Митю?
– Полезет – и так дам! – ответил Игорь, ощупывая зашибленный бок.
– Обуздают Витим, – сказала Люба. – Папа говорит, здесь со временем плотину поставят, турбины будет Витим накручивать.
– Это если золото коренное найдут, – заметил Игорь. – А просто так строить плотину – для чего?
– Для людей, – сказала Люба. – Для витимцев.
– Не слишком ли жирно будет? – ответил Игорь. – Для такого маленького городка огромную стройку?
– Найдем золото, – ответила Люба. – Все стараются.
– Это кто же все? – спросил Игорь. – Что-то я одного только знаю Матвея Андреевича.
– Митя тоже собирается искать, – заметила Люба, скосив на него искристые глаза. – Со своим отцом!
Игорь заправил потные волосы под кепку и сказал:
– Ха! Золото искать! Кишка тонка у них! Они еще и лотка-то в руках не держали!
– Они с дядей Васей собираются в тайгу!
– С дядей Васей?! – опешил Игорь.
– Гляди-ка, гляди! – вскрикнула Люба, впиваясь в его руку. – Кто там бегает по льдине?
– Козел! – вскрикнул Игорь.
Льдину с диким козлом несло посредине реки. Тонкие ноги животного подламывались от страха. Увидев людей, козел вскинул ветвистые рожки и затрубил, но резкие звуки его голоса потерялись в грохоте льда. Козел бросился к краю льдины, потом побежал по кромке, приглядываясь к мутной воде. Он искал землю. А ее не было. И он не знал, как потерял ее и как теперь выбраться на берег.
– Бедный, – проговорила Люба, – помощи не у кого попросить.
– Прибьет где-нибудь к берегу, – сказал Игорь.
– А вдруг льдина переломится? – спросила Люба.
– Ему повезло, – успокоил Игорь, – смотри, какая большая льдина.
– А если бы человек там оказался? – заметила Люба, ежась и прислоняясь к Игорю. – Один!
– Человека в беде не оставили б. – Игорь снял с себя куртку и набросил ее на плечи Любы. – Все бы кинулись спасать!
– И ты?
– И я.
– Вот был бы ты всегда такой, – прошептала Люба.
– А я и есть такой! – насупился он.
– Один раз был такой, в воскресенье, – щекотнула она его косичкой, напоминая о выходке с книгой-подарком на дне рождения.
– Сегодня понедельник, и я тоже тебе докажу!
– Поплывешь козла спасать?
– Тебя буду спасать!
– Меня?
– Да, – сделал он страшное лицо и столкнул ее плечом с камня. – Пошли домой, а то достоишься на ветру!..
5
В девятом часу утра, как обычно, размахивая сумкой с учебниками, он вбежал на крыльцо лукинского дома. Постучал три раза носком ботинка в дверь, дребезжащую от старости. На этот стук обычно выбегала Люба, и они мчались в школу. Но сегодня в сенях раздался грузный шаг Лукина. Он и открыл дверь перед Игорем.
Лукин был в расшитом оленьем халате с серебряной застежкой на левом плече. Этот халат подарил какой-то эвенкийский шаман его отцу – Любиному деду. Лукину нравилось расхаживать по дому в этом одеянии. Люба говорила, что отец верит в чудодейство халата. Над Лукиным подшучивали друзья: при ленском расстреле горного инженера Гурия Лукина этот халат не спас от случайной пули. И сейчас от хозяина пахло лекарствами – не помогали от болезней бисерные орнаменты. Видно, в доме опять потребовались лекарства.
– Люба в школу не пойдет, – произнес Лукин дрогнувшим вдруг голосом.
– Заболела? – спросил Игорь.
– Вы вчера на берегу стояли?
– Да, смотрели на льдины.
– А перед этим бегали?
– Бежали...
– Все ясно: вспотела, потом остудилась, и ты не мог о ней позаботиться! Всегда у вас так, у Бандуреевых!
Лукин отступил в сени, пропуская Игоря вперед.
Игорь не знал, надо ли оправдываться. Словами сейчас Любе не поможешь. Да и правда, он поздно хватился, что Люба легко одета. Теперь надо хоть молчать.
– Тогда и я не пойду в школу! – предложил Игорь.
– Зачем же теперь такая жертва? – ответил Лукин. – Вчера надо было думать.
Однако голос его смягчился, он полуобнял Игоря и повел в дом. Люба лежала на старинном диване с фигурной спинкой-полкой, уставленной книгами. Увидев Игоря со своим отцом, она проворно натянула одеяло до носа. Но Игорь успел заметить, как обметало ее губы. Лоб горел, словно раскаленная полоска железа.
– Сегодня я не смогу в школу пойти, Игорь, – стала объяснять Люба виноватым голосом. – Но ты скажи Диане Степановне, что я быстро поднимусь, ладно?
– Будет тебе – быстро! – отозвался Лукин, прикладывая руку ко лбу дочери. – Не меньше тридцати девяти, не вызвать ли снова врача?
– Ничего, пап, я жилистая, – сказала Люба.
– Мать тоже хорохорилась... – вырвалось у Лукина, брови его сдвинулись, и он горестно посмотрел на портрет Софьи Григорьевны.
– А я с тебя пример беру! – возразила Люба хрипким голосом. – Не сдаюсь – и все!
– Я мужик, фронтовик и таежник, – увещевал ее Лукин, – а ты нежное существо!
– Я тоже буду таежница, – Люба потеребила бахромку на изношенном обшлаге халата. – И халатом ты можешь накрыть меня...
– Да я бы тебе сердце свое вынул и отдал! – задрожала складка в углу рта Лукина.
Игорю показалось, Любин отец вот-вот заплачет. Но Лукин снял халат и набросил его поверх мохнатого одеяла Любы.
– Пора мне на работу, – сказал Лукин, расстегивая верхнюю пуговицу байкового костюма. – А с тобой посидеть кого-нибудь попрошу.
– Мама согласится, – вмешался Игорь. – И Феня придет!
– Фене, Игорек, пока нельзя быть у судьи, – нахмурился Лукин.
– Она же к Любе, – возразил Игорь, – лечить ее будет...
– Все равно нельзя, – повторил Лукин и хлопнул фанерной дверцей шкафа.
А Люба высунула руки, подмигнула Игорю и шепнула на ухо, опалив горячим выдыхом:
– Феня сама догадается, а ты лучше выполни мою просьбу, Игорь!
– Какую? – шепотом спросил он.
– Помирись с Митей, чтоб и во вторник у нас все хорошо стало...
Игорь кивнул, в носу у него щекотало, будто попал туда комар, и он попятился в прихожую. Точно одурманенный лекарствами, шел по улицам до школы. Зашел в класс и незряче просидел все пять уроков. Забыл совсем про Митьку. Уроков не слышал и не понимал, что сам пишет в тетрадках. В голове только одно предложение разбиралось по частям и членам: «Всегда у вас так, у Бандуреевых!» «Но почему же у нас так, – недоумевал Игорь, – не виноваты же мы в том, что Софья Григорьевна простудилась! При чем здесь наша чуткость?»
Любину мать скрутило в один день. Хотя все знали, что у нее легкие не в порядке, никто не предполагал, что Софья Григорьевна может умереть так быстро. Она приехала из Крыма в Витимск на бухгалтерскую работу в тридцать пятом году. Здесь вышла замуж за Лукина и родила Любашку. Вынесла войну, а когда вернулся с фронта Лукин, не побереглась. Поехала Софья Григорьевна в открытой машине на подсобное хозяйство убирать капусту и простудилась.
Игорь помнил, как привезли соседку на «скорой помощи» и проносили ее в дом на носилках. Какой-то красный комок лежал на груди Лукиной, и он догадался: косынка! Еще утром она белела на голове Софьи Григорьевны, а теперь вся окрасилась кровью. Кровь запеклась и на прикушенной губе, а глаза уставились в небо, будто две стеклинки.
«Ну с Любой, допустим, я не доглядел, – тер виски Игорь. – А Софью Григорьевну сам Лукин отправлял на капусту... При чем же здесь Бандуреевы? В нашем доме, наоборот, стараются заменить Любе мать! Нет, я докажу Лукину нашу заботливость!»
Он первым выскочил из класса. Будто целый день копил силы, чтобы бежать по коридорам школы, потом вверх по главной улице и, не переводя дыхания, взлететь одним махом на лукинское крыльцо.
Дверь была приоткрыта. К запаху лекарств в коридоре прибавился какой-то непонятный горький дух. Игорь вошел в прихожую и остановился, увидев возле постели Любы Феню. Видно, Люба и слова не вымолвила, что Фене нельзя заходить в их дом. Наоборот, Люба улыбалась и разговаривала с Феней, будто уже выздоровела. А Феня помешивала какое-то желтое варево в литровой стеклянной банке.
– Главное тут медвежье сало, – приговаривала она, пробуя свое варево на язык. – Облепиха, мед, алой, шиповник, чага, иван-чай идут как добавки... Но главное, девонька ты моя, медвежье сало. Лекарственное оно – край! Мать твою вылечила бы, если б отец поменьше церемонился да соблюдал свой независимый кикет. Тебя, девонька, в обиду не дам, на ноги поставлю, никаких докторов не надо. Они уколы только могут. Исколют человека, у него и душа вон. А тут ты полезность принимаешь таежную... На-ка, ложку прими!
Люба лизнула Фенино лекарство.
– Противно, – скривилась она.
– Что ты понимаешь? – набросилась на нее Феня. – Противное в аптеке, а это соки таежные... На-ка, девонька, на!
Люба замотала головой, натягивая на себя одеяло с отцовским халатом поверх.
– Лиха беда начало, – убеждала Феня. – Потом втянешься. Выпою тебе три такие банки – забудешь про болесть, как и не было вовсе...
– Нет, не хочу такое лекарство!
Люба закрутила головой, только метнулись вокруг бантики. Кошка Маруська бросилась с тумбочки на диван, чтобы поймать тени косичек. Люба рассмеялась. «Отлично, – подумал Игорь, – ожила! Теперь Лукин отмякнет...»
Он бросил сумку, проскочил в комнату и сел перед Феней на корточки.
– Давайте я покажу ей, тетя Феня, как надо глотать лекарство! – сказал Игорь, разевая пошире рот.
Феня протянула ему ложку. Игорь спокойно взял в рот желтое месиво. Оно ударило в нёбо резким запахом. Но Игорь проглотил его, как варенье.
– Вот так, – заметила Феня, – вот молодец!
– А сказку расскажете? – спросила Люба.
– За каждую ложку буду баить, – пообещала Феня. – Как выпьешь, так и получай байку в награду.
– Про старателей-копачей и про жилу? – спросила Люба.
– Про копачей и про жилу, – согласилась Феня.
– А ты мне что должен сделать за это? – напомнила Люба Игорю, остановив еще раз руку Фени.
– Как обещал, так и будет, – ответил Игорь.
– А ну, поклянись! – потребовала она.
– Слово-олово! – дал старательскую клятву Игорь и чиркнул себя ногтем по горлу.
Тогда Люба зажмурила рыжие глаза и разинула рот. Зубы у нее были крепкие, точно разнокалиберные кварцевые камешки.
6
Игорь сдержал слово: с Митькой больше не связывался, и они не сталкивались друг с другом два года, а в начале третьего случай свел их на экскурсии в механические мастерские.
Это произошло сентябрьским солнечным днем. Весь их 8-й «А» собрался у базы приискового управления на верхней окраине Витимска. Сначала они должны были посмотреть мехмастерские, а потом спуститься в шахту. Сопровождать их на поверхности вызвался заместитель начальника управления, отец Игоря. А в шахту они должны были спуститься с Куликовым.
Игорь подтянулся, когда увидел своего отца, вынырнувшего из проходной. За отцом следовал Куликов.
– Добро пожаловать! – отец распахнул дверь проходной перед школьниками.
– Здравствуй, Дина, – Куликов поклонился учительнице и взял ее под руку.
– Это вы правильно придумали, Диана Степановна, – сказал отец, пропуская ребят через проходную мимо охранника в валенках с галошами и с пистолетом на боку. – Дети не должны воспитываться в тепличных условиях. Они обязаны знать наше хозяйство и как нам приходится вести его.
– Да, да, – поддакивала Меридиана, прижимая к себе локоть Куликова.
– Начнем с самого главного, – объявил отец и показал не неказистое строение с железной трубой. – Это вагранка.
Отец двинулся к шумящей, клекочущей и лязгающей вагранке широким хозяйским шагом, Игорь старался не отставать. В сапогах отца заиграло огненное жерло железной груши, что возвышалась в центре строения, и Игорь взял фотоаппарат наизготовку. Мельком Игорь заметил, что Митька Шмель идет последний и озирается по сторонам, будто тоже примечает, что лучше снять на пленку.
– Сегодня у нас готово железное варево, – услышал в это время Игорь голос своего отца. – Посмотрите, как его разливают по мискам, ребята.
В темном здании вагранки сверкнула раскаленная струя. Засуетились литейщики. Пот стекал по лицам рабочих, искры из огненной струи падали на брезентовые рукавицы. Игорь старался ничего не пропустить и все заснять на фотопленку.
Закончив разливку металла, рабочие закурили. Один из них бросился рвать цветы в маленьком скверике перед мастерскими. Игорь узнал в нем Ваську Гиблое Дело. Только в суде он был острижен наголо. Теперь же на Васькиной голове красовалась волнистая шевелюра. Васька нарвал букет цветов и с улыбкой преподнес их Меридиане. Та зарыла лицо в цветы и забыла про класс.
В это время к Ваське подошел Митька и сказал ему несколько слов с таким видом, словно были они закадычные друзья. Литейщик сразу куда-то исчез. И вскорости возвратился, но уже не один. Вместе с Васькой из-за угла вышел сутулый усатый дядька в черной робе. Это был Митькин отец. Такие же разноцветные глаза, косой рот и пришмыгивающий нос. Шмель-старший полуобнял Митьку и что-то незаметно опустил в карман его телогрейки. А Васька пытался в это время прикрыть их спереди.
Но Игорь случайно направил на Шмелей фотоаппарат и привлек к ним внимание Куликова.
– Что-то они прихватили, Петр, – прищурился Куликов.
– А ну, подойди сюда, сынок! – последовал приказ Шмелю-младшему.
Митька прижал рукой карман и побежал прятаться. Не тут-то было. Отец прекратил объяснения и направился к Митьке. Шмель-младший бросился к проходной. Но там перед ним как скала вырос охранник. Митька был настигнут.
Игорь съежился, когда его отец запустил руку в Митькин карман и вытащил оттуда большую красную свечку.
– Это что же получается? – спросил отец. – Аммонит воруем?!
Литейщики, ребята, девчонки – все зашумели. У Меридианы рассыпался букет.
Ее лицо стало белее мела. Она так оглядывалась на Куликова, будто сама украла эту палочку аммонита. Шмель-старший только сгорбился сильнее. Отец подозвал его к себе.
– Зачем воруешь аммонит?
– В хозяйстве нужен, – бормотал Шмель, мигая набрякшими веками. – Валунов-то полный огород, спину надорвал...
– Выкручиваешься, огородом прикрываешься! – доносился до ушей Игоря посуровевший враз голос отца. – Парнишку подключил, несмышленыша! Эх ты, папаша!
– Я сам, – заартачился Митька, шмыгая носом, – это я нашел!
– Уведите их, Диана Степановна, – приказал отец. – Сами понимаете, надо разобраться с этим делом, а шахту отставим до следующего раза.
– К выходу, все к выходу! – приказала Меридиана и замахала на Митьку остатком букета. – К выходу, Шмель! С тобой мы будем разговаривать в учительской... При матери!
Класс потянулся к проходной.
– Опозорили перед школой! – несся вслед уходящим голос отца Игоря Бандуреева. – Палочкой аммонита! Им потребовалось рыбу поглушить!.. Я покажу вам аммонит, браконьеры безмозглые!..
Дверь проходной захлопнулась. Игорь огляделся. Ребята разбежались по переулкам. Только Митька не торопясь шел посреди улицы.
Игорь спрятал в карман свой ФЭД и пошел вслед за Митькой, удивляясь его спокойствию.
А Шмель бодро семенил, насвистывая песенку. Вот он свернул на Подгорку, как называли улицу Подгорную, повторяющую извивы обмытого берега. Подтянул штаны, сплюнул и направился к воротцам своего двора.
Игорь выскочил из-за старого тополя и догнал его.
– Чего тебе? – ощетинился Митька.
Игорь протянул ему руку:
– Хочешь, помиримся навсегда?
– Иди ты... – ругнулся Митька, морща худое лицо. – Мне картошку надо копать.
– Давай я тебе помогу, – сказал вдруг Игорь.
Митька косо посмотрел на него блеснувшими глазами, хмыкнул, распахнул воротца. Игорь последовал за ним.
– Кончилась твоя экскурсия? – закричала с огорода Митькина мать. – Картошку давай копать!
Игорь знал тетю Полю. Ее частенько вызывали учителя из-за Митьки. Тетя Поля была сейчас в телогрейке и сморщенных кирзовых сапогах. Но платочек на ее голове белел как напоминание, что она медсестра.
– Я помощника привел, – объявил Митька, сбрасывая куртку. – Посмотри, кто помогать нам пришел!
Тетя Поля разогнулась и пристально посмотрела на Игоря. Потом она стала просить Игоря не вмешиваться в их грязное дело, они и сами управятся. И что если узнает его отец, то всем попадет.
Игорь заколебался и посмотрел на гору, где краснела крыша их дома. Да, отец узнает – по головке не погладит. Но тут Митька прервал его колебания. Он кинул Игорю ведро. А сам взял штыковую лопату.
– Пусть покопается, узнает, как достается картошечка, – баском разрешил Митька.
– Куда, куда в таких обутках? – заволновалась тетя Поля. – И тужурку сними!
Игорь поглядел на свои ботинки. Носы их давно сбились. Чего было жалеть такие ботинки? Но тетя Поля не пустила его в огород. Она приказала сыну найти в стайке сапоги. Митька нашел огромные старые «кирзухи», побил их друг о друга, отдал Игорю. Пришлось переобуться и сбросить куртку.
Тетя Поля полюбовалась Игоревыми ботинками, вздохнула над теплой меховой курткой и положила все это добро на завалинку перед окошком. А Игорь шагнул на межу, задел носком сапога картофельную ботву и растянулся на разрыхленной желтой земле.
– Хе-хе-хе! – залилась смехом кареглазая Митькина сестренка.
– Ме-ме-ме! – смеялся крепкий малыш, Митькин брат.
Старший шикнул на них, и брат с сестрой замолчали.
– Давай так, – сказал Митька, становясь на межу возле ограды. – Я буду подкапывать, а ты выбирай. Потом сменимся...
Он смачно поплевал на ладони и всадил острие лопаты под кустик жухлой ботвы.
Игорь потянул куст, отряхнул его на грядку и стал собирать крупные белые картофелины. Ведро загудело от влетающих в него клубней. Игорь рванулся к следующему кусту. Но тетя Поля остановила его.
– Стой, стой, голубок. – Она подошла к нему, склонилась над ямкой и разгребла ее руками. – Лунку-то разгребай, а то половину картошки оставишь.
И тетя Поля извлекла из лунки еще несколько клубней. Потом она обтерла свои руки и закатала Игорю рукава рубахи. Игорь запустил пальцы под следующий куст.
– Так, – похвалила тетя Поля, – молодец!.. Закваска тоже крестьянская – должно пойти...
Она отошла к своим рядкам. А сын стал догонять ее. Лопата мелькала под его сапогами. Игорь старался не отставать. Но разгребать лунку руками было труднее, чем подкопать куст лопатой. Кололись щепочки, земля набивалась под ногти. А ведро наполнялось быстро, и надо было то и дело относить картошку в общую кучу.
Пока Игорь трудился над своим рядком, Митька догнал мать. Он отобрал у нее один ряд, и они пошли вровень. Мать выкапывала куст, сын за это время – два. Игорь же никак не мог догнать и младших. Они дружно сопели впереди, в их ведрах стоял грохоток. А у него выступила испарина по всему телу, заломило поясницу и во рту пересохло. Сердце пробивалось меж ребер, точно хотело выскочить на межу. Пальцы деревенели. Он стал глотать слезы, смешанные с потом.
«Ха-оха-оха» – тяжелело его дыхание.
И тут вдруг тетя Поля запела песню:
Ой, летят утки, летят утки,
И два гуся...
Ой, кого люблю, кого люблю,
Не дождуся...
Игорь замер. Тетя Поля пела, продолжая подкапывать кустики. Она нисколько не уставала. И у Митьки лишь чуть покраснело лицо. А малыши уходили вперед, переваливаясь с ноги на ногу.
Тогда Игорь вновь приклонился к своему ряду. Но теперь он решил не гнаться больше за лопатой. И дело вдруг пошло на лад. Он понял: не надо копать слишком глубоко и ворочать землю. Клубни были на определенной глубине. И как только Игорь успокоился, руки сами научились определять эту глубину. Ямки за его спиной стали одинаковые.
– Дорывайте, – сказала тетя Поля, вскидывая лопату на плечо, – а я пошла картошку варить.
Она ушла в избу, а Митька повел три рядка, и тогда все нагнали его. Картошка весело билась в стенки ведер.
– Хочешь покопать? – спросил Митька, отирая свои веснушки.
Игорь выпрямил одеревеневшую спину и огляделся. Солнце скатывалось за гольцы, в распадках густела синь. С Витима тянуло холодом и сыростью. Видел бы отец, где сейчас его сынок. Наверное бы, разозлился. «А я, чтоб испытать, – думал Игорь, – и в самом деле, валунов тут тьма...»
Игорь взялся за лопату, воткнул ее под куст, и там что-то хрястнуло.
– Осторожно! – заорал Митька. – Разрезал картошку! Ставь лопату подальше, на середину между кустов.
Игорь подчинился. Копать стало труднее, зато картофелины целые и невредимые выкатывались из-под куста.
– Ужинать! – позвала мать с крыльца.
Малыши бросили свои рядки и ринулись к крыльцу, перегоняя друг друга. Митька же по-хозяйски отнес картошку в кучу, потом кивнул Игорю:
– Пошли... На обед себе заработали.
Они сполоснулись под умывальником холодной водой и вытерлись полотенцем, не мягче наждачной бумаги.
Вслед за Митькой Игорь вошел в низкие сени и кухню. Стены кухни, перегородка и комната были оклеены картинками из журнала «Огонек», а вместо стульев вдоль стен стояли скамейки.
На столе, покрытом вытертой клеенкой, дымилась в большой миске рассыпчатая картошка. Рядом стояла тарелка с постным маслом и баночка с крупной солью.
– Пока не остыла – ешьте, – сказала тетя Поля, нарезая хлеб с такой быстротой, что перстенек ее мелькал золотым огоньком.
Она разделила полкаравая хлеба на ровные куски и подала каждому.
Малыши схватили по картофелине и начали остуживать их. Они надували щеки, перекидывали картошку из руки в руку и пытались откусить.
Игорь вдруг ощутил такой голод, какого никогда не знал. Он тоже схватил картошку и начал перекидывать ее из руки в руку. Потом вслед за Митькой макнул ее в масло, посыпал солью и откусил. Ожег нёбо. Но вкус был удивительный.
– Ешьте, помощнички, – приговаривала тетя Поля, подливая в тарелку масла. – Рясная картошечка нынешний год уродила. До новой должно хватить.
– А если не хватит, мамка, – проговорил Валерка набитым ртом, – как в эту зиму?
У тети Поли выпала из рук эмалированная кружка и забренчала по полу. Тетя Поля нагнулась за кружкой, а сама ущипнула младшего.
– Вот навязались на мою душу грешную... Сколько раз говорить, за обедом – молчок! – Она ниже надвинула косынку и стыдливо посмотрела на Игоря. – Не хватит, прикупим.
– А на что возьмем тогда коровку, мам? – затараторила Нюрка.
Тетя Поля размахнулась, чтобы треснуть дочь, но передумала. Она посмотрела на Игоря, и губы ее затряслись, будто она сейчас закричит на него или заплачет.
– Ладно вам прибедняться! – вступился Митька басом. – Скоро мы с отцом и дядей Васей соберемся в тайгу, заработаем большие деньги. Тогда обзаведемся коровой. Будете пить молока от пуза.
– Может, что-нибудь из дому принести вам? – спросил Игорь. – Что по хозяйству нужно...
– Спасибо тебе, милочек, на добром слове. – Тетя Поля подставила гостю кружку чая и тарелку со слипшимися конфетами-подушечками. – Только нам от тебя ничего больше не надо. Помог – и хорошо. А корову отец нам сам купит. Живы-здоровы будем, справим. Он у нас проворный. Разведчиком был на войне. Найдет, как хозяйством обзавестись, теперь к лучшему жизнь пошла.
– Батек говорит, жилу с дядей Васей искать мы будем, – проговорил Митька, прихлебывая чай. – Найдем – премию большую отвалят нам.
– На какие шиши он искать собирается? – спросила тетя Поля и собрала в горсть кофту на груди. – Не нужно мне никакой жилы.
– Мы на фарт надеемся, – пояснил Митька с необычной солидностью. – А для старания все у нас почти есть... Аммониту бы достать еще, но главное – моторку!.. Васька знает уже место, где жила может проклюнуться, да трудно туда добраться, лодка добрая нужна, моторка.
– Ой, не доведет Павла до хорошего этот Гиблое Дело, – запричитала тетя Поля. – Работал бы лучше тихо, спокойно, как все, не рвался бы за длинным рублем... Опять же – здоровье какое... На воде ему – вред!
– Тебя слушать, так дома сидеть, – нахмурился Митька. – Хорошо хоть меня батек слушает, а не тебя. Я ему сегодня чуть палку аммонита не добыл, тайга моя глухая!
– Пойдемте докапывать? – спросил Игорь, поспешно вставая из-за стола.
– На сегодня хватит, – ответила тетя Поля. – Поздно.
– Тогда я завтра приду помогать, – сказал Игорь.
– Спасибо, Игорек, – ответила тетя Поля, – сами управимся... Чего нам осталось-то... Сотки полторы.
– Сами докопаем, – баском подтвердил Митька, открывая певучую дверь перед Игорем, – главное сделано...
Он подождал, пока Игорь переобуется, проводил его до калитки и попросил:
– Только ты отцу не говори, что копал... Тебе же хуже будет... Матери можешь сказать, отцу не говори!
– Ладно, – пообещал Игорь и спросил: – А если я вам с моторкой помогу, возьмете меня с собой жилу искать?
– Попытайся, – согласился Митька. – С моторкой мы тебя запросто в пай возьмем.
Игорь сказал, что постарается подъехать с этой просьбой к отцу, и расстался с Митькой.
Ноги плохо передвигались. После ужина усталость ощущалась сильнее. Горели царапины и мозоли. Однако Игорь был доволен, что помог Митьке. А особенно разузнал настоящую причину нужды в аммоните. Теперь-то отец сменит гнев на милость. Это же в общих интересах – найти золотую жилу! И отец должен такой шаг поддержать. «Что, если попросить управленческую моторку? – подумал Игорь. – Неужели откажет?»
Игорь вспомнил, что в управлении несколько моторных лодок. Они с отцом выезжали недалеко на рыбалку и на охоту. Можно пару разков не съездить ради жилы. «Сегодня же и попрошу, – решил Игорь. – Куй железо, пока горячо!»
По переулочкам Игорь выбрался на главную улицу. Она рассекала город на две половины – северную и южную. Начиналась от самого Витима, от пристани, и вела в гору, а на окраине переходила в тракт, что тянулся вдоль речки Шаманки, разветвляясь на тропы. По этим тропам каждую весну уходило много народу в поисках фарта. А зима выгоняла всех из тайги, заставляла искать прибежища в городе, строить жилье. И оттого здесь было много времянок. Уж на что хороша улица Мира, но и на ней полно невзрачных домишек. У них самих-то был высокий дом из бруса с железной крышей, но рядом прилепилась фанзочка Вани-огородника. Эта фанза напоминала избушку Шмелей.
И впервые Игорю стало не по себе при виде собственных хором. Даже тротуарчик ответвлялся от главного тротуара к их крыльцу. Особняк Лукина по сравнению с их домом напоминал дворняжку рядом с овчаркой. А про фанзу Вани или избушку Шмелей и говорить было нечего.
«Найдем золото, – решил Игорь, заходя на крыльцо, – всем выстроят такие дома, как у нас. Даже лучше...»
Он постучал в дверь ногой – так болели руки.
Отворила Феня.
– Матвей Андреич у нас, – сообщила она новость.
– Видел я его сегодня, – ответил Игорь. Он хотел добавить, что с Дианой под ручку, но не стал огорчать Феню, тайно влюбленную в Куликова.
– И еще Дмитрий Гурыч с Любой, – предупредила Феня. – Про ваш поход седнишний говорят...
– Про поход? – спросил Игорь и покрался в прихожую, как разведчик, чутко прислушиваясь к голосам в зале.
Но разговор шел уже о другом, как бывает в подвыпившей компании.
– Куда тебе еще гулять, Матвей, – расслышал с порога он неторопливый голос матери, – пора бы тебе, однако, совсем облагоразумиться... Диана Степановна подходящая женщина... Симпатичная, умная, самостоятельная.
– Нет, Ксеня, зарок у меня, – ответил Куликов. – Сперва с жилою повенчаться, потом уж с суженой...
– А вдруг Диана Степановна не дождется да и выйдет за другого? – сказала мать.
– Что поделаешь, – вздохнул Куликов. – На Диане свет клином не сошелся, так я думаю, Фенечка?
