Текст книги "Открытие"
Автор книги: Геннадий Машкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)
Геннадий Николаевич Машкин
ОТКРЫТИЕ
Роман
За два дня до суда
Женя пришел к Слониковым, как договаривались, сразу после работы. Разговор предстоял важный, о защите Игоря Бандуреева. И Женя ожидал встретить только своих. Но кроме друзей-соседей, он увидел постороннего, учителя местной школы, который квартировал у Митьки Шмеля.
«Передоверил Митька квартиранту, что ли?» – озадачился Женя, впрочем вспомнив, что Шмель с симпатией говорил о своем Гарии Иосифовиче. Будто бы он в течение двух лет, пока живет на Подгорной улице, никому не отказал в помощи написать заявление, а то и сам ходит просить за людей в райсовет, райздрав и райком партии. А уж что Гарий Иосифович печатается в областных газетах, геологи сами знали. И теперь Женя уставился на этого гостя, как на большой сюрприз.
А учитель уже освоился в квартире Слониковых. Он занял любимое Женино место на красной кушетке у обогревателя печки. Посверкивая очками, он что-то писал в тонюсенькой тетрадке. Авторучка его стремительно выводила острые, сильно наклоненные буквы. «Я свою Лилию Ивановну не смог пригласить, – подумал Женя, с подозрением посмотрев на гостя Слониковых, – а этот первый пришел!»
Но хозяин квартиры, широкий веселый Витька Слон добродушно наблюдал за пишущим. А хозяйка уже перелистывала бумажки в серой папке, и деловая бороздка рассекала высокий адвокатский лоб Люси Слониковой.
Только Борис Петрович со всегдашней своей настороженностью в лице поглядывал на учителя сквозь стекла своих очков, напоминающих льдинки на дужках. Но он не мог, хорошо воспитанный человек, пойти против воли хозяев, своих друзей, и намекнуть учителю, что сегодня у них не простая вечеринка, сейчас они собрались на генеральный совет товарищей, тема их разговора: как помочь защите Игоря Бандуреева, обвиняемого в тяжком преступлении, тем более что друзья не пощадят ни личности Игоря, ни самих себя, чтобы отыскать хотя бы малюсенькую палочку-выручалочку.
«Зачем выказывать постороннему нашу рану? – обвел Женя соседей исподлобным взглядом. – И как мы ее собираемся лечить?!»
Но учитель и ухом не повел. А Люся протянула в его сторону гибкую руку с гроздью огнистых ноготков на изящных пальцах.
– Это Женя Солонцов, – объяснила она учителю и представила того: – Гарий Иосифович Наделяев, преподаватель русского языка и литературы в той же школе, где и твоя Лилия преподает...
– Поневоле как-то я привязался к этому делу, – объяснил учитель. – Очень мне жалко мать Игоря... Посмотрю на ее руки, и моя матушка вспоминается... Руки состарились у наших матерей раньше их самих... Вы замечали?
Женя неопределенно кивнул и сжал сухие пальцы очкарика, пробуя их на прочность. Чужак оказался не из слабачков. А так из себя ничего особенного – острое лицо, загнутый чуть вбок нос и воинственный хохолок над костистым лбом: Кощея бессмертного запросто может играть.
– Зови меня просто Гарька, – сказал учитель простуженным голосом и улыбнулся, показывая обломанные резцы. – А о тебе, Женя, я знаю от Шмеля и Лилии Ивановны...
Женя насторожился: неужели его Лилия Ивановна могла откровенничать с этим очкариком?
– Город маленький – скоро все перезнакомимся, – вмешался участливый Слон и повез по бархатной алой скатерти рюмки для коньяка. – За знакомство давайте и выпьем...
В бутылке с коньяком пылало, будто была она с раскаленным металлом. Хотелось плеснуть на язык, чтоб ожгло и тепло разошлось по жилам. Постоянно хотелось тепла в этом Витимске, заброшенном в зимнее безбрежье Крайнего Севера. Но Женя отстранил рюмку и заявил:
– Мы собрались обсуждать или что?
– Как вы просили – поделиться мыслями о защите, – прожурчал голос Люси. – И высказать самим дельные предложения.
– Так чего тогда тянуть резину? – спросил Женя напрямик.
– Я вот подумала сейчас, – ответила Люся, – что Гарий Иосифович, между прочим, может написать в газету о деле Игоря и здорово помочь...
– Поздно в газету, – честно возразил гость, – даже срочные материалы теперь месяцами лежат в редакциях...
«Изо всех сил вовлекает его в дело, – подумал Женя про хозяйку. – Неужели для пользы?»
Женя поглядел в глаза Люси Слониковой и увидел, как броневеют ее зрачки. «Я здесь веду, а не вы! – сказала она одним лишь движением резко очерченных губ. – И будьте же любезны подчиняться, сосед!»
И Женя ответил примирительной улыбкой, показывая доверчивую углубинку на правой щеке. А потом пригнулся и стал растирать мокрое пятнышко под своими унтами: Слон не любил, когда в его уютной, прилично обставленной квартире остаются следы от гостей; сидеть сиди, даже выпей, но за собой приберись – вынеси окурки, затри пятна и расправь дорожку. «Лакеев нынче нет, – прямодушно рассуждал Слон, – и жена у меня не уборщица!»
«Что верно, то верно – не уборщица, – подумал Женя, покосившись на Люсю. – Даже звать ее запросто уже не поворачивается язык... Пора, пожалуй, переходить на полное имя, как произошло с Борисом...»
Люся Слоникова была единственным адвокатом Витимского районного нарсуда. И злить ее сейчас – только делу вредить. Она и так долго уклонялась от всяких прогнозов по делу Игоря. Ссылалась на то, что не закончено расследование. Что следователь Коровин никак не может вынести обвинительного заключения, хоть сам Игорь явился в милицию и признался в совершенном им убийстве отца. А потом заявляла, что ей не все ясно в признаниях Бандуреева. И наконец согласилась провести с ними разговор, как со свидетелями защиты, и выслушать все пожелания истомившихся друзей Слона. А уж они-то приготовились высказать ей все соображения насчет невиновности своего однокашника и товарища Игоря Петровича Бандуреева, обвиняемого в убийстве родного отца.
– Ну, что... начнем? – обвела Люся всех собравшихся твердым взглядом.
– Давайте, – вырвалось у Жени.
– Плохи дела, ребята, – объявила Люся. – Игорь полностью виновным себя считает!
– Так отец-то каков был! – Женя столкнул собственные кулаки так, что щелкнули костяшки.
– Петр Васильевич Бандуреев ничего плохого не сделал сыну, – прервала Люся его спокойно. – И не собирался, как установило следствие... Нелепое столкновение на пороге дома!.. И юристы не видят смягчающих обстоятельств, вот что хочу вам сказать.
– Один вид иного пьяницы вызывает в нормальном человеке ярость, – упорствовал Женя, – а такой запивоха, как был отец Игоря, – вдвойне!
– Ну, это из области тонких эмоций, – сказала Люся. – А следствие имеет дело с деяниями и квалифицирует их по закону...
– И ты считаешь, все верно там квалифицировали? – кивнул Женя на папку.
– Послушайте сами выводы обвинительного заключения. – Люся прочитала: – «...На основании вышеизложенного Бандуреев Игорь Петрович, рождения 25 мая 1938 года, уроженец г. Витимска Иркутской области, русский, образование высшее, холост, беспартийный, аспирант Иркутского горного института, офицер запаса, ранее не судим. Обвиняется в том, что, прибыв в командировку в г. Витимск, придя домой к родителям и увидев плачущую мать и пьяного отца, Бандуреева Петра Васильевича, в стычке с последним нанес топором удар в голову, после чего Бандуреев Петр Васильевич скончался, то есть в совершении действий, предусмотренных статьей 103 УК РСФСР...»
Люся впилась в свою короткую стрижку пятерней – у нее был вид врача, который прочитал диагноз неизлечимой болезни.
– Сколько же лет ему корячиться? – проговорил Женя, теребя свои лохматые рыжие унты. – По этой, по сто третьей?
– От трех до десяти лет, – объяснила Люся. – Умышленное убийство, совершенное без отягчающих обстоятельств...
– А если защищать хорошенько? – спросил Женя.
– Ну, если бы найти смягчающие обстоятельства, – терпеливо разъясняла Люся, – можно было бы биться за сто четвертую...
– А эта чем лучше?'
Люся легко, будто перед глазами был текст Уголовного кодекса РСФСР, процитировала статью:
– «Умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения, вызванного насилием или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего, а равно вызванного другими противозаконными действиями потерпевшего, если эти действия повлекли или могли повлечь тяжкие последствия для виновного или его близких, – наказывается лишением свободы на срок до пяти лет или исправительными работами на срок до одного года».
Женя развел кулаки, чтобы сшибить их, как делал, когда волновался, но тут пришла ясная мысль.
– Игорь всю жизнь искуплял бы вину на наших поисковых работах, – сказал он, – геолог, каких мало, сами знаете...
– Этого недостаточно, чтобы просить сто четвертую, – ответила Люся со вздохом. – Необходимо доказать состояние сильного душевного волнения, или аффекта, но для этого нужна доказательная зацепка!
– Ну и найдем! – загорячился Женя, будто сам был свидетелем убийства. – Это же не просто случилось, постепенно нарастало и взорвалось!
– В том-то и дело, что просто, Женя, – подал свой сочный голос Слон. – Переволновался, считай, на стороне, пришел, увидел и убил...
– Зачем ты огрубляешь, Слон? – перебил его Женя. – Что мы, не знаем Игоря?
– Плохо знаем, – сказал Слон, печально кивнув на Люсину папку. – Там он все о себе сказал, честно, без пощады. Крепкий парень – ничего не скажешь.
– Ну и что же, нам нечего добавить? – спросил Борис Петрович.
– Ничего подобного! – воскликнул Женя. – Мы так просто не отступим!
– А я что, предлагаю отступать? – отозвался Слон, обиженно мигая по-детски нежными ресницами. – Будем слушать, а потом делать выводы... До сих пор вроде кагалом решали...
– Плохо решали, – подал голос Борис Петрович, – иначе бы не собрались по такому прискорбному случаю.
Женя не вынес взгляда корящих глаз Бориса Петровича и, будто сам виноватый больше всех, снова принялся растирать мокрое пятно под ногами. Нет, он никак не мог смириться с мыслью, что Игорь Бандуреев, этот вечно озадаченный ушастик с припухлыми губами и затаенной печалью в узких глазах, совершил преднамеренное убийство.
– Поискать бы такое, – заговорил Женя, мучительно прищелкивая пальцами, – что могло быть сигналом к сильному волнению... Может, пробормотал что-нибудь отец... Бывает же, от одного слова кровь ударит в голову...
– Нет, ничего не было сказано, – ответила Люся, – следствие тут однозначно.
– Надо вести собственное следствие по твоим материалам, Люся, – заметил учитель. – Этакое поисково-литературное расследование!
– Литературно-поисковое, – ревниво уточнил Борис Петрович, делая ударение на слове «поисковое».
– А я и собрала вас для этого, – ответила Люся. – Я, как адвокат, выудила из моего подзащитного все, что могла, и даже больше! – Она зашелестела листочками из папки. – И вообще мы разговаривали с ним по душам... Он всю жизнь свою рассказал, как на духу, и я написала целое сочинение. – Люся потрясла ворохом разнокалиберных листков, исписанных обычными буквами и крючками стенографии. – Да плюс письма его к любимому человеку и от нее к нему! То есть, как адвокат я собрала богатейший материал! – Она сбила листки в аккуратную стопку и предложила: – Я вам почитаю, парни, о том, как он дошел до жизни такой, а вы, может, подскажете защитнику что-нибудь доброе...
– Слушаем! – Слон поудобнее расположился в своем кресле.
Люся, поджав губы, задумалась на мгновение и начала рассказ ровным голосом. Только пальцы ее нет-нет да и срывались на дробь, и тогда казалось, что это не ногти, а огоньки пляшут по строчкам заметок.
– Игорь считает, эта история началась в послевоенное время, когда сравнялось ему десять лет...
1
В тот воскресный вечер на чистых стенах Игоревой комнаты струились солнечные блики. В форточку веял со двора дурманный запах зацветающего свиного багульника. Из-за двери донесся бодрый голос отца:
Широка страна моя родная!..
Игорь невольно посмотрел на огромную карту, что висела на стене его комнаты. Он уже легко находил на этой карте среди синих рек и коричневых гор надпись «Витимск». Были города с большими кружочками, но Витимск обозначался маленькой точкой. В их доме еще велись разговоры про недавнюю войну с фашистской Германией, а потом с Японией. Игорь знал, что через соседний город Куринск на запад летали американские самолеты в последние дни войны. И его отец принес домой сначала тушенку и сыр в блестящей обертке, потом кожаную куртку со всевозможными ремешками и застежками, наконец, спальный мешок из гагачьего пуха. «Американские дары, – объяснял он, – приходится покупать нам за чистое золото».
А золото добывали вокруг Витимска, и отец тут был не последний человек. Он являлся заместителем самого Ивана Демьяновича Силищева – начальника приискового управления. Приходилось трудно на этой работе, отец не знал отдыха и в воскресные дни, как сегодня. Но дело у Петра Васильевича Бандуреева ладилось, раз он и сегодня с песней возвращался домой. «Значит – ура! – будут гости у нас! – решил именинник. – Подарки принесут!»
Не успел Игорь так подумать, как открылась дверь и в его комнату вкатилась старая игрушечная пятитонка. Она плавно подъехала к его ногам, обутым в красные сандалии. И тут Игорь увидел, что в кузове машины лежит новенький фотоаппарат. В кожаном футляре красного цвета.
– Папка! – Игорь отшвырнул задачник и бросился к отцу. – Вот это подарок!
И тут же его голова оказалась между большущими горячими ладонями отца, а ноги оторвались от пола.
– Расти большой, расти большой!..
– Мама! – заверещал Игорь.
И мать сразу прибежала. На ее круглой, как мячик, скуле белела мучная полоска. Мать вместе с Феней стряпала на кухне именинный пирог.
– Перестань, Петя! – прикрикнула она. – Уронишь!
– Пусть растет большой и шустрый, – проговорил отец и подбросил именинника к потолку. – В отца!.. В отца!..
Игорь снова взлетел над отцовскими крутыми плечами. Он увидел сверху родное широконосое лицо, огневые кудри и блестящую коронку во рту. Отец выделялся среди друзей и знакомых силой, красотой и статью. И костюм у него был полувоенный, стального цвета. Только руки подкачали. Насколько высовывались из рукавов, настолько были покрыты шрамами. Дряблыми, незагорающими. Но для Игоря эти старые отметины – ожоги – делали отца еще красивее, они говорили о мужестве. Никто не мог ткнуть в отца пальцем, что он не был на фронте. Он отличился раньше, в борьбе с кулаками. И заслуженно работал в тылу всю войну на ответственном «золотом фронте».
– Кидай выше, пап! – попросил Игорь, млея от счастья.
Но отец поставил его на пол и задергал ноздрями:
– Пирог не сгорел?
– Ах ты ж разиня! – вскрикнула мать. – Горе мне с этой помощницей... Настроение у нее сегодня такое, видишь ли, – все валится из рук! Из-за брата непутевого...
– А ты объясни ей, – на весь дом заявил отец, – что она не в гости пришла, а на работу... Я тайменя ловил не для того, чтобы она мне его превратила в головешку!
– Ладно, – заспешила на кухню мать, – ты не лезь в наши дела, однако, управимся и без твоего крика.
Она задернула кухонную занавеску, закрывая Феню, чтобы отец не видел печального лица ее помощницы. А как было не печалиться девушке, когда ее брата Ваську посадили в тюрьму! Подрался он спьяну с приятелями-шахтерами, а их всех в милицию и забрали. Приятелей скоро выпустили – на смену им надо было. А Ваську задержали – при обыске нашли у него золото в кармане. Видно, не зря у Васьки Чурсеева прозвище было Гиблое Дело. А за кражу золота очень строго судили. Правда, Васька отпирается, говорит, что золото это нашел в тайге, но кто поверит такому? На шахте работаешь, значит, оттуда и унес! А теперь сестра плачь, переживай за непутевого братца! И людям добрым пирог испортить может. Есть отчего сердиться отцу, мрачно ходить вокруг стола в зале и терзать зубами папиросу. Хоть бы гости скорей шли!
– Можно к вам?
В сенях раздались шаги, говор, смех.
– Заходите, долгожданные! – Мать вывернулась из кухни, вытирая руки о передник.
У отца разошлась с лица хмурь, и он двинулся навстречу гостям. Игорь тоже затопал в прихожую.
Пришли всегдашние их гости: сосед-вдовец Лукин с дочерью Любой, ровесницей Игоря и одноклассницей, и старый друг Бандуреевых Матвей Андреевич Куликов.
Лукин еще донашивал фронтовую форму. На его кителе выделялись два ряда орденских планок, сосед прихрамывал на правую ногу. А Куликов был строен, как кедр, в своем синем горняцком мундире, на котором пуговицы, молоточки и звездочки сияли не хуже фронтовых орденов.
– Здравствуйте, хозяева!
– Добрый день, соседи...
Пока взрослые обменивались приветствиями да шутками, Игорь пробился к Любе. Щелкнув застежкой ФЭДа, он прицелился в гостью тусклым глазком фотоаппарата.
– Вот что папка мне подарил!
– Добра-то...
– А что, теперь буду снимать, кого хочу!
– Лучше б краски...
– Тоже сравнила!
– А я серые фотокарточки не люблю!
– Мало ли что ты не любишь! Зато правда!
– Мама, когда лежала в гробу, красивая была, а на фотокарточке получилась, как чужая...
Игорь исподлобья взглянул на Любу – нашла время вспоминать о смерти своей матери! Сейчас ее круглые глаза нальются слезами, Лукин тогда тоже загрустит – праздник будет испорчен.
Но хозяйка дома была начеку. Мать Игоря проворно нагнулась к Любе, поцеловала ее в макушку и начала перевязывать красный бант. Шелковая лента висела мочалом. Мать затянула бантик, и он стал упругий, как распустившаяся саранка.
– Ах ты моя сердечушка, – приговаривала мать, – сегодня некому тебе помочь, однако...
– А я сама пришла вам помогать, Ксения Николаевна! – ответила Люба и просунулась в кухню. – Фенюша, нужна тебе моя помощь?
– А-а, – растерялась Феня, – помощь?.. Нужна, Любушка, чего-то я седня забываю все...
Игорь еще с утра заметил, что помощница матери ходит по дому лунатик лунатиком. И сейчас она сунула Любе поварешку, а сама ринулась в комнату, за гостями.
– Дмитрий Гурыч!..
– Куда разлетелась? – окликнула ее мать шепотом. – Тарелки пора на стол!
Феня бросилась назад, загремела посудой. Вынесла стопку мелких тарелочек и вдруг запнулась о ковер. Фарфоровый звон разнесся по дому.
– Как сердце чуяло! – вскрикнула мать. – Натворит беды!
Девушка повалилась на колени, прикрывая обломки черными косами.
Лукин первый пришел ей на помощь. Он подхромал к Фене и склонился над грудой обломков. Игорь с Любой тоже кинулись подбирать осколки.
И тут Феня поймала руку Лукина, будто специально ждала его.
– Дмитрий Гурович, не верьте вы им! – запричитала она и поцеловала руку Лукина. – Не виноватый мой братка!.. Самородку нашел он в тайге, Христом-богом клянусь! А нес ее, чтобы похвастаться перед дружками, что коренную жилу скоро найдет!..
– Перестань, Феня! – оборвал ее Лукин, обнял за плечи и поставил на ноги. – Разберемся...
– Товарищ судья, не допусти напраслины!
Феня пыталась снова припасть к руке Лукина, но тут вступился отец.
– Тебе что сказано, девушка?!
– Иди, миленькая, домой, – заговорила мать, подталкивая Феню к вешалке. – Отдохни, успокойся, обойдемся сегодня без твоей помощи...
Фенины щеки, похожие на красные яблоки, блестели от слез.
– Один у меня на всем свете остался родной человек, Вася, – сказала она, – беда и выручка... Наш папаня умирал – наказывал друг за дружку держаться, чтоб в тайге не пропасть! А потом и в деревню вместе возвратиться! На землю опять сесть, за крестьянство взяться!
Игорь не успел глазом моргнуть, как его отец шагнул к дверному проему и резко свел тяжелые портьеры.
– Иди, отдыхай, красавица, – предложил он Фене.
Феня тихо притворила за собой дверь. Игорь боялся взглянуть на свою мать – каково ей перед гостями?
– Вы уж нас простите, гости дорогие, – заговорила мать. – Не в себе она маленько сегодня, Феня наша, и мы за нее испереживались.
– Нет у нас сегодня других дел, – проворчал отец, – как разбираться с ее братаном-ворюгой!
– Это еще не доказано, – подал голос Лукин, – что Василий вор.
– А-а, чего там долго доказывать! – отмахнулся отец. – Все их семейство одним лыком шито!
И он выложил на стол свои руки в незагорающих шрамах, рубцах и складках. Игорь знал, что руки отца действуют в таких случаях на его друзей лучше любых слов. Отец поплатился руками во время коллективизации у себя на родине, под Курском. Однажды активисты вздумали забрать у деревни в колхоз гусей, и разъяренные мужики чуть не сожгли Петра Бандуреева в картофельной яме. И среди тех мужиков был Чурсеев, отец Василия и Фени. Вот почему сейчас хозяину дома не стоило особенно доказывать гостям, что Чурсеевых он знает хорошо: и по общим родным местам, и как сопроводитель переселенцев, и по работе на золотых россыпях.
Гости приумолкли. Лишь слышен был в доме постук обломков, что складывала в передник хозяйка дома. Да скрипел стул под грузным Лукиным, точно предупреждая, что спор не кончен – соседу есть что возразить!
Да, Дмитрий Гурович Лукин умел доказывать свою правоту в спорах. Игорь понимал, что это от учености. У Лукина и дед был крупный сибирский инженер-изыскатель, и отец работал горным инженером на приисках, и мать учительствовала здесь, и сам Дмитрий Гурович в трудные годы закончил университет, а недавно Лукина избрали народным судьей, и слово его было на вес золота, как говорили в Витимске.
И сейчас он подал свой судейский голос так, что отцу пришлось убрать одну руку со стола.
– Чурсеев крепкий крестьянин был, – сказал Лукин, – а Сибирь таких любит и уважает. Зачем же им кривить тут, когда они по душе землю нашли?!
– А ты слышал про их мечту вернуться в деревню? – возразил отец, кивнув на дверь. – А путь, сами понимаете, надо золотишком присыпать!
– Трудовым золотишком, – согласился Лукин.
– Где это он трудовое намоет? – засмеялся отец. – Помимо наших разработок?
– Найдет, – сказал Лукин, твердо глядя на отца из-под ежистых бровей.– Тайга наша большая, трудяге-старателю в ней есть что искать.
Игорь видел, как задергались щеки отца, как он хотел что-то сказать погромче, да только жевнул воздух и беспомощно скосился на Куликова.
Матвей Андреевич часто приходил на выручку своему горячему другу Петру. Так повелось еще с тех пор, когда он спас Петра от расправы мужиков. И теперь, когда становилось жарко в каком-нибудь деле, Куликов подавал ему руку помощи. А для сегодняшнего спора он был незаменимый человек: закончил недавно заочно горный институт и знал про золото больше любого в Витимском управлении. «Ну давай же, дядя Матвей, выручай папку!» – мысленно просил Игорь, глядя во все глаза на отцовского друга-геолога.
Куликов подмигнул Игорю: «Не дрейфь, мы еще вступимся!»
– Бывает, и находят эти трудяги золотишко, – проговорил Куликов мягким голосом, – да с ними потом хлопот не оберешься, с собственниками!
– Факт! – Отец тряхнул своим огнистым чубом. – И не зря государство затрачивает такие средствища на кадры инженеров! Чтоб и духу кустарей не было в тайге!
– Без этих кустарей мы еще сто лет не откроем нашего коренного золота, – проскрежетал лукинский голос, словно во рту у судьи были фарфоровые обломки.– Каждый из них по-своему инженер! С неповторимым таежным образованием!
– С таким настроением, Дмитрий, мы далеко не уйдем! – опять заговорил отец.
– Куда пойдете, зачем? – всполошилась мать. Пока шел спор, она расставила посуду, закуску, бутылки и теперь накинулась на отца и гостей: – Что за разговоры, однако, в такой день? Про именинника-то совсем забыли? Побудьте хоть с детьми без своих разговоров!
Слушая взрослых, Игорь и сам забыл, что именинник. Но после слов матери все обратили на него внимание.
Лукин вынул из кармана трофейную авторучку с золотым пером и вдел ее в кармашек Игорю.
– На добрую память, Игорек!
Куликов протянул книжку в черном переплете. «В. А. Обручев. Основы геологии» – прочитал Игорь и прижал книжку к груди. Любе тоже захотелось прочитать, и она стала вырывать книгу из рук Игоря.
– Подождешь! – оттолкнул ее Игорь. – Я сегодня первый!
– Эх ты, задавала – первый сорт! – задразнилась Люба, тряхнув бантом.
– Сейчас получишь, – замахнулся Игорь.
– Ай-я-яй! – покачал головой Куликов.
– Да я сказал, книжку она получит, – объяснил Игорь, отдавая Любе подарок.
Все поняли, как ловко вышел из положения именинник, и засмеялись. Игорю пришлось покраснеть, но тут пахнуло сдобным пропеченным тестом и вкусной запеченной рыбой. Мать торжественно внесла пирог на деревянном подносе-лотке.
– А ну, к столу! – прикрикнула мать. – И чтоб никаких раздоров больше в моем доме!
– Все, Ксеня, – отозвался отец, подхватывая Игоря, – больше мы ни гугу... Празднуем!
И гости не заставили себя ждать – потянулись к пирогу. Пирог всех соединил снова.
