Текст книги "Открытие"
Автор книги: Геннадий Машкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
Игорь не выдержал больше – губы зло пошли на перекос.
– Ты мне, пожалуйста, не втирай очки, – повысил он голос. – Не видишь, снег натягивает, а у нас еще Кварцевый не опоискован!
– Игорь, ты не хипишуй, – посоветовал Митька и бросился развьючивать Звездочку. – Я тебе гостинца привез...
Он разнуздал лошадь, снял вьючки и грохнул о землю вьючное седло. Звездочка взмахнула рыжим хвостом и пошла щипать сухую траву.
Ой да ты тайга моя глухая!
Раз увидишь, больше не забыть...
Митька опустился на корточки и начал развязывать вьюки. Он вынул из сумки большую бутылку вермута, стеклянную банку зеленого горошка, пачку карамелек и банку колбасного фарша.
– Красненькое – это человек. – Митька подмигнул и несколькими ударами по дну выбил пробку. – Думаю, пора и выпить, поговорить, сколько же можно горбатиться без оглядки?
Он нырнул в палатку и выбежал с топором. Вскрыл банки, орудуя топором, словно перочинным ножиком, содрал жестянку с горошка и выставил все на траве у костра. Подкинул в костер поленьев и повесил разогреваться чайник на таган.
Потом перешел на сторону Игоря. В первый раз они садились обедать по одну сторону костра!
Пока Игорь размышлял над странным поведением Митьки, тот протянул ему кружку с багряным вином.
Перед таким натиском трудно было устоять. Игорь взял кружку, но тут же насупился и сказал:
– Если не успеем опробовать Кварцевый, придется отвечать перед Куликовым.
– Эх, Игорь ты, Игорь, – сказал Митька с хрипотцой в голосе. – Не надоело тебе еще этот кварц шибать? Я вот его уже сколько лет расколачиваю, и плешь он мне переел.
Он опрокинул кружку в широкий рот.
Игорь поставил кружку на ладонь и стал раздумывать – пить или вылить в костер?
– Ну, а тебе не все ли равно? Получаешь свои гроши и харчи у тебя не плохие и пропьянствовал вот три с половиной дня в свое удовольствие...
– Так, так, – произнес Митька нутряным басом и вдруг посмотрел на Игоря в упор злыми глазами. – Ты что ж это, маракуешь, что я за этим с тобой пошел сюда? За харчи и гроши работать с Бандуреевым?!
Игорь выдержал его взгляд и небрежно повел плечами: мол, зачем же еще?
Митька достал из кармана папироску, огниво и высек огонь, хоть можно было прикурить и от костра. Он прижег папиросу чадящим трутом и замял огонек сильными пальцами.
– Ты не думай, что я кручусь возле тебя из-за харчишек, – проговорил Митька, глотая дым. – На россыпях я побольше бы заколачивал. А тут еще и твое командование должен терпеть! Бандуреевское!.. Но превозмог я старое, потому что одним делом заняты. Из-за которого батя мой концы отдал. И теперь ты гонор свой брось! Не работяга я тебе в этом деле, а компаньон, хоть и понижен до промывальщика. Я если пьянствовал, то по делу. Старых копачей раскалывал. Думаешь, так просто выкажет тебе старатель, что знает? Черта косолапого. Батя мой какой кореш Ваське был, а так и не узнал, куда тот его вез. К ним на кривой березе не подъедешь. Надо в доверие войти, не одну бутылку выпить. А потом узнаешь, что я узнал. Порознь их опросил и одну штуку интересную выявил. Одним словом, коренное золото искать надо по-другому, слово-олово!
– Интересно, как это по-другому? – спросил Игорь безразличным тоном. – Методику мы не с потолка списывали, между прочим. Она вырабатывалась кандидатом наук, оправдала себя на других месторождениях, ее утверждали в очень авторитетных органах.
– Да я не против этих органов, – ответил Митька, наклоняясь к Игорю. – И не против науки. А у старателей своя наука, не хуже вашей, и слово иногда могут они свое сказать... И вот считают некоторые – дедушка Голубь, Лозихин Ванька, потом Хрустик, – что золотую руду искать надо не в кварце...
– Интересно, – повторил Игорь и тоже придвинулся к Митьке. – Хотел бы я знать, где же?.. В чем?..
– Давай выпьем сначала, – ответил Митька и потянулся к Игорю с кружкой. – Помянем прошлое. И условие одно скрепим...
– Какое условие? – насторожился Игорь.
– О бате своем хочу с тобой говорить и о Ваське Гиблом Деле, – сказал Митька. – Ты был тогда свидетель... Понимать должен, что не воры они, а старатели, первые разведчики коренного золота. И чтобы научные люди к ним такое же отношение поимели, как народ... И когда откроем золото коренное, их бы имена не затолкли, не забыли. Шаман, к примеру, переименовать в честь Василия Чурсеева...
– Вот что, – оборвал его Игорь. – У нас здесь государственное дело, а не частная лавочка. Если поставят тебя руководителем поисков, тогда ты можешь применять рекомендации своих копачей. Я никакого шарлатанства не допущу! Изволь выполнять мои распоряжения и делать так, как предписывает наша инструкция и производственно-техническое задание! С завтрашнего дня мы поднимаемся на Кварцевый и будем продолжать опробование кварцевых свалов! Никакой художественной самодеятельности у нас не должно быть, Дмитрий Павлович! Партизанщина только вред приносит – это тебе любой геолог скажет.
– Ну, а как же делаться-то будем? – набычился Митька. – С такими подсказами?
– Возьмем на заметку, – сказал Игорь, – обсудим в управлении, согласуем с учеными, если это не абсурд, наметим по карте перспективные участки, на следующий год проверим...
– Нет, я хочу в этом году! – сощурился Митька. – Больно веско дедушка Голубь говорил!
– В этом году у нас ничего не выйдет! – сказал Игорь. – Вот-вот пойдет снег, а плановое задание не выполнено!
– Пробой больше, пробой меньше! – махнул рукой-лопатой Митька и потянулся к Игорю с кружкой. – Давай поколотимся в сланцах, Игорь, глядишь – в дамках окажемся! Вот погудим тогда!
– Как Васька с твоим отцом?!
Игорь выплеснул вермут в костер, поднялся и нырнул в свою палатку. Там он лег на спальный мешок, скрестив руки под головой. Затылком он ощущал, как сильно отдавались удары сердца в руках. Наконец-то он выдал Митьке. По высшему счету. Интеллигентно и наглухо.
Игорь посмотрел на переднюю стенку своей выцвелой палатки. Яркое пятно костра просвечивало сквозь брезент. Согнутая фигура Митьки наполовину обрезала это пятно.
На миг стало жалко Митьку. И он начал обдумывать рапорт насчет премирования Митьки за хорошую работу. Это в том случае, если Митька проглотит сейчас все, что ему сказано.
Но Митька вдруг встал, загородив полностью костер.
– А я думал, ты человек, Игорь Петрович, – выговорил он. – А ты, как твой батя, только образованьем запудрился... Больше я тебя видеть не хочу! Можешь хоть на луну лезть, я тебе не попутчик, Редкий Знак!
Митька по-медвежьи повернулся, перешагнул через костер и скрылся в своей палатке. Только хлопнул брезент на его двухместке.
– Если ты не пойдешь со мной на Кварцевый, я подам на тебя докладную! – крикнул Игорь. – Тебя премии лишат, понял?!
– Хоть сто докладных, – донесся глухой Митькин голос. – Я сказал, и слово-олово!
Игорь выскочил из палатки, чтобы ответить как следует наглецу. И вдруг ощутил укольчик на лице. Это была снежинка. Она кольнула и тут же растаяла. Но вслед за ней из пепельно-мглистой бездны ринулись ее льдистые сестры. Пламя костра на глазах становилось смиреннее и краснее. А голец Кварцевый вмиг стал седой, будто насмерть перепугавшийся человек.
23
Утром Игорь проснулся от необычайного света и холода. Палатка со всех сторон была освещена ровным матовым светом. Снежные сугробы лежали в шестиместке у неплотно задернутых окошек и у входа.
Игорь вылез из спальника, натянул свою выгоревшую робу, телогрейку, надел кирзовые сапоги с протертыми подошвами и пробил головой задубеневший брезент входа.
Костра не было. На тагане выросла шапочка снега. Игорь загляделся на это редкое сочетание чисто-белого снега и черной обугленной перекладины тагана. Засосало под ложечкой. Летом в такое время они уже, попив чай, выходили на работу. А сегодня Митька бастовал. Вернее, он работал. Но уже самостоятельно, по известной ему одному методе.
Митька ковырялся в ближнем скальном прижиме. Металлические удары кувалды-балдушки рассыпались по долине. И непонятно было, что Митька так старательно отколачивал? Сам же отбирал уже раньше здесь пробы из кварцевых прожилков, которые белели в толще серых сланцев.
Игорь подошел к Звездочке, жующей оснеженный куст ольхи. Лошадь прыгнула от куста, словно объявив забастовку. Но Игорь догнал ее, схватил за повод, растреножил и повел к своей палатке, провисшей от снега.
Он завьючил Звездочку, поглядывая на Митьку. А тот работал, будто не видел Игоревых приготовлений. Точно на свете больше не существовало для него начальства.
«Ну, долби, долби, – думал Игорь, привязывая к крючьям седла палатку, рюкзак и вьючный ящик с геологической документацией. – Надоест – потянешься за мной, дорога одна, добежишь налегке за три часа!»
Когда от его части табора осталась лишь желтая проплешина, Игорь еще раз поглядел в сторону прижима. Под ногами у Митьки копились обломки сланцев. Сульфидные прожилки блестели, как золото. «Неужели и Митька чокнулся? Что он, первый раз пирит видит?» Да, тот отбрасывал кварц в воду и набирал именно сульфид. «Ну, дуракам закон не писан», – решил Игорь и крикнул на всякий случай:
– Я ухожу в Витимск!
Только эхо разнеслось по заснеженному поселку.
Митька не ответил. Он «вкалывал» и «горбатился».
– Но-о-о, Звездочка! – Игорь рванул повод и зашагал по дороге в сторону перевала.
Дорога вначале напоминала молочную реку. Но чем ниже к долине Витима, тем грязнее становилось под ногами. А у Витимска была сплошная грязь. Игорь, меся суглинок, проклинал Митьку. Из-за Митьки он входил в город с беспокойством в душе, с тоской в сердце.
«Компаньон» нашелся, – раздраженно думал Игорь. – Когда понял, что без геологии не обойтись, тогда в пайщики начал вступать! А то хорохорился. Так вот попробуй один в тайге погорбаться, потом узнаешь, как надо по-хорошему дорожить дружеским да к тому же просвещенным советом».
– Но-но, Звездочка, что упираешься? Тоже в «компаньоны» захотелось?
В Витимске снега не было. Но город окутался туманом. Игорь подошел к Витимску далеко за полдень, а туман еще цепко держался за крыши и деревья. Бока лошади сразу же заблестели, как только начался спуск в город.
Игорь привел Звездочку на базу, отер ей бока клочком сена и сдал на конюшню. Потом двинулся к управлению, тяжело волоча ноги с пудом грязи на каждом сапоге.
Он понимал, что в таком виде лучше бы в управлении не появляться. Особенно должна отпугивать людей его рыжая бородка. Думал, что будет походить на Журкина, а напоминает какого-то бродягу. Но все же он шел прямо к зданию управления: надо было рассказать о Митькиной выходке немедля. Чтобы этим же вечером знали о ней все. Чтобы всем стало ясно, во что выродилась старательская мысль! В каком бессилии заскребла она землю, хватаясь за самые нелепые версии.
Перед каменными ступенями управления Игорь подобрал щепочку и очистил бурую грязь с сапог. В коридоре столкнулся с Куликовым, который будто специально поджидал его.
– Жив! – воскликнул Куликов и стал посреди коридора, обеими руками зазывая в свой кабинет. – А я уж сам решил ехать за вами... Думаю, привалило снегом – не выберутся.
– Выбраться из снега не задача, – ответил Игорь, тяжело вступая на чистый линолеум куликовского кабинета. – Вот сезон отмахать с таким помощничком, как у меня, потрудней!
– А что такое? – насторожился Куликов.
Игорь рассказал все, что случилось в отряде в самом конце сезона.
– Я считаю, вам надо сделать выводы, – закончил Игорь свой рассказ. – И больше не поощрять старательство на поисках!
– Да, да, – ответил Куликов, а взгляд его загоревшихся глаз был направлен поверх головы посетителя. – Так говоришь, он кое-что выяснил у старателей?
Игорь ощутил толчок в груди, будто сердце внезапно сорвалось со своих подвесок.
– Выяснил! – крикнул Игорь. – Все, что угодно профанам!
Он развернулся волчком и незряче вышел в коридор. Как раз наступил конец рабочего дня, и ему не пришлось вышагивать одному по длинному коридору.
– Игорь! – услышал он окрик Любы.
Она вырвалась из тесного лестничного прохода и подбежала к нему.
– Мне надо поговорить с тобой, Люба, – сказал Игорь. – Только не здесь.
– Что-нибудь случилось? – спросила она, увидев его лицо. – Где Митя? Что с ним?.. Что между вами произошло?
Она впилась острыми ногтями в мякоть его ладони.
Игорь сморщился: и она волновалась больше из-за Митьки.
– Ты не спрашиваешь, как я выдержал сезон с этим доморощенным Обручевым, – заметил он. – Интересуешься больше им...
– Но ты цел и невредим. – Люба покосилась по сторонам. – А его не видно... Он всегда приходил ко мне сразу после поля... А у тебя такой вид... Что у вас там случилось? Рассказывай! Что ты наделал опять?
– Опять?.. Я наделал? – Игорь потряс бородкой. – Нет, вам бесполезно рассказывать. Больше я не скажу ни слова. Потому что все оборачивается тут же против меня! Все понятно: здесь я никому ничего никогда не докажу, хоть открой золотые горы!
Он двинулся к выходу. Прикрывая дверь, видел, как Люба метнулась в кабинет Куликова. «Не первый раз утешать, – подумал про Куликова Игорь. – И на этот случай найдет слова. Ботать – не работать, как говорит Митька...»
Из-под его каблуков полетели ошметки грязи: сошел с приасфальтированного клочка на улицу Мира и побрел, не разбирая дороги. Спустился к самой реке, по которой несло разноцветные листья. Поставил одну ногу на полузатопленный валун, другую. Обмыл сапоги жгучей водой. И закарабкался на взвоз, грея дыханием полиловелые пальцы.
Издали еще увидел в освещенном окне мать и отца. Родители ужинали, о чем-то переговариваясь.
Игорь ощутил тоскливые спазмы в желудке. И все же постоял перед окном, завороженный. Вот где он был по-настоящему дорог и желанен. Только мать и отец могли понять его. И наконец-то они мирно сидели за кухонным столом! Любо-дорого посмотреть. Но почему такой плачущий голос у матери? Игорь невольно замер у двери.
– Ты, Петя, все же злодей, – донесся из-за двери голос матери, – зачем ты над сирыми измываешься? Людям горе с болезнями ихними да со старостью, а ты их своим распорядком зашпиговал да требуешь друг про дружку рассказывать всю подноготную...
– Не про всех, – возразил отец, – а про тихарей, что таят про себя кое-что...
– Да город узнает – опять в нас пальцами все будут тыкать, – заявила мать. – Нам с тобой не привыкать барахтаться, а Игорька ты зачем с собой в улово тащишь?
– Я навожу порядок в своем заведении, – отговорился отец, и посуда звякнула от его шлепка по столешнице, – оправдываю назначение, а значит, сыну нечего стыдиться за отца! Твоей же блаженной Фенюшке я устрою разбор за жалобы тебе! Я еще с ней поговорю, с тихаркой-утайщицей!..
– Да чего ей таить-то, Петя!
– Она знает чего... Нащупывается кое-какая ниточка...
«Когда же они прекратят скандалить?» – Игорь рванул ручку двери.
У матери выпала из рук ложка, и сразу заслезились глаза. Игорь поцеловал ее в щеку.
– Ну, фартовый, где твоя жила? – спросил отец бодрым голосом.
– Какая там жила. – Игорь устало махнул рукой и опустился на табуретку. – Порядок на поисках надо навести, а потом уж искать.
– Не верится, чтобы у Матвея не было порядка, – возразил отец и добавил: – Какого ему надо.
– Вот именно – ему! – отозвался Игорь. – А есть еще и общий порядок!
– Так получается в конце концов, сынок, – ответил отец, склоняя голову. – Во главе общего становится один.
– Ну, я не против его руководства, – сказал Игорь, – только пора и ко мне прислушаться!
– Ты не шебутись против него, сынок, – попросил отец. – Когда машина в ходу, шестеренки не должны барахлить, для их же пользы и для общей...
Игорь выбросил кулаки на стол, и вся посуда подпрыгнула.
– Я никакая не шестеренка! У меня свои мысли и убеждения! И я не зря учусь, чтобы на случай не надеяться, как он!
Отец уважительно пожал оба сыновних кулака.
– Лети дальше, сынок, в эту свою аспирантуру! – Он кинул озабоченный взгляд на темное окно. – А нам уж на роду написано заниматься подсобьем...
Он взял под мышку свой дерматиновый портфель и прикрыл редеющие волосы парусиновой фуражкой.
– Ты что же, отец, на работу собрался? – удивился Игорь. – В такое позднее время?
– Приходится, – сказал отец, скромно пригибая голову. – На службе я, на ответственной, должен доверие отрабатывать.
– Что-то не верится, – заметил Игорь. – Выпить собрался?
– Если бы выпить! – вырвалось у отца со вздохом.
– Что же тогда? – настаивал Игорь.
– Пойду проконтролирую перед сном свой личный состав, – разъяснил отец. – Никак не могу их приучить, чтобы точно по отбою ложились. Каждый с гонором, пес их куси!
Отец деловито ссутулился, вытянутой рукой оттолкнул дверь и широко шагнул через порог в сени. От всего вида отца веяло обреченностью, будто он пошел делать какую-то сомнительную работу. У Игоря сжалось сердце: затаил-таки отец обиду на жизнь, помнит, что раньше не хотел смириться с должностью завбазы, а теперь инвалидный дом хорош. И приходится делать еще приличную мину, будто занят не менее важным делом, чем вся геологическая служба управления. Эх, отец, сколько же в тебе гонору!
– Ох, сынок! – Мать схватила чистую миску и стала наливать в нее красный душистый борщ. – И вроде на доброй службе теперь отец, а как шатун места себе не находит... И как его избавить от этой мороки, не знаю.
Она поставила перед ним миску и уселась напротив, подперев кулаком подбородок.
– Вот вернусь совсем, тогда вместе избавлять его будем от всякого, мама. – Игорь взял деревянную ложку и попробовал борщ. Ожег небо. Начал размешивать навар, чтобы чуть остудить. – Тогда и Куликов мне подчиняться кое в чем станет.
Домашний борщ был вкусный, не то что походная похлебка из надоевших консервов. Капуста в борще матери была с сырцой, как он любил, и похрустывала на зубах. Картошка белая, молодая. Мясо свежее. Лук поджаристый, как нравилось Игорю с детства. И как в детстве, мать подрезала ему хлеба. Влажные веки ее вздрагивали всякий раз, когда нож, прорезав буханку, стукался лезвием в стол. Но вдруг взгляд матери остановился на каком-то незримом предмете, лицо окостенело, как у тунгусского божка, рука же продолжала мерно опускать и поднимать нож, впустую кромсавший клеенку.
Игорь замер, не зная, как отнестись к ее приступу беспамятства. Будто клещи забегали у него под воротником энцефалитки. Слишком уж долго мать резала невидимую буханку.
– Добавь-ка мне, мам! – попросил Игорь.
Мать очнулась, отбросила нож и недоуменно уставилась на клеенку. Потом с виноватым видом зачерпнула половник борща из большой зеленой кастрюли и долила миску. Игорь разломил надвое ломоть хлеба и чуть не весь кусок затолкал в рот.
– Задумалась я, – объяснила она, медленно собирая слова. – Однако не бросит ли тебя Любушка, если ты останешься в той научной заведении?..
Хлеб вывалился изо рта Игоря.
– Что ты говоришь, мама? – забормотал он, поднимаясь. – Ты в уме? Как она может? Да мы с ней столько лет!..
– Люди говорят как, – ответила мать, – перестойная девица ничему не удивится.
– Мало ли какие бредни народ повторяет! – воскликнул Игорь.
– Народ недаром говорит: не измена, а на лучшее замена! – настаивала мать.
– Ну, ты плохо Любу знаешь, – возразил Игорь, – она стойкая, как Горбач!
– Найдется и на нее сила, – заметила мать, – да такая, что забудет все твои соображенья и разуменья твоя Люба-голуба!
– Да не вижу я никакой силы, мам, кроме своей!
– Шишка кедровая перезреет – сама валится, – вздохнула глубоко мать, – под ноги первому встречному! Да хоть тому же Мите Шмелю!
– А я сейчас проверю, насколько она дозрела, – ответил Игорь, надвигаясь тараном на дверь, – и собирается ли сама валиться?!
Он был уже у порога, когда в сенях раздался стук каблучков. Дверь распахнулась, и на порог вступила Люба. На ней было то же белое платье, в котором встречала она Игоря весной. Только еще вязаная кофта и теплая шаль были накинуты поверх. Ну как она могла не прийти к нему, Любка, невеста его, жена тайная? Просто люди об этом не разнюхали и несут всякий вздор.
– Добрый вечер, – сказала Люба и покраснела.
– Проходи, пожалуйста, – пробормотал Игорь и продолжал стоять столбом на ее дороге.
Все трое молчали. Наконец острые черточки дрогнули в углах Любиных губ и стали закругляться. Она сказала:
– Я пришла все-таки подробнее узнать насчет Шмеля... Что с ним сейчас делать?
Игорь сдвинулся с места. Он бросился к табуретке, дунул на нее и предложил Любе:
– Садись, пожалуйста... Я сейчас все объясню... Ты ужинала?
– Нет, – сказала Люба, опускаясь на табуретку, – не успела. Не до того...
– А я борщ наварила свеженький, – певуче сказала мать и загремела мисками, отыскивая среди них единственную тарелку.
– Знаешь, Люба, отличный борщ, – подтвердил Игорь. – Я такого не ел давным-давно.
– А я ваш борщ, Ксения Николаевна, с детства помню, – сказала Люба. – И папа вспоминает... Но сколько раз ни пыталась сварить такой – не получается.
– Господи, – ответила мать, – да приходи хоть каждый день к нам обедать.
– Буду приходить, – пообещала Люба и подняла на Игоря многозначительный взгляд. – Не каждый день, но буду...
– А со Шмелем вот что получилось, – начал Игорь, садясь напротив Любы. – Он взялся снова за старательские штучки, а я не смог его переубедить – не хватило меня на это: трудное лето было, понимаешь?
– А сегодня как раз пятница, – напомнила Люба тихо.
– Не дотянул! – развел перед нею Игорь руки в ссадинах и мозолях.
– Ладно, я сама съезжу за ним и все улажу, – сказала Люба. – Только ты больше не кипятись, хорошо?
– Субботу я проведу на самом лучшем уровне, – пообещал Игорь. – А потом будет наше воскресенье, да?
Люба нашла под столом его ногу и обжала ее своими горячими коленями в знак полного согласия. Не поднимая глаз на хозяйку, она взяла деревянную ложку и склонилась над тарелкой.
– Нет, такого борща мне, наверно, не сварить, – заметила она, отхлебнув.
– Сваришь, – отозвалась мать. – Ты сумеешь сварить, Любушка... Руки у тебя живые, глаз есть и терпение. Еще как сваришь... сваришь... сваришь...
Люсина рука замерла на страничке, а взгляд устремился куда-то за окно, облепленное сахаристыми пальмами.
– Что интересно, – сказала Люся, – Феня, та выдумала себе психическое расстройство, чтобы прятать надежнее план, – так показала экспертиза, а у Ксении Николаевны на самом деле начались случаи приступов. А сейчас вообще боюсь, не пришлось бы ее после суда помещать в психиатричку!
– Это, между прочим, тоже аргумент защиты, – подал голос Гарька. – И ваша контора могла бы на этом настаивать!
– Я говорил с Куликовым, – поспешно добавил Слон.
– Ну и что же он? – учитель перевел на хозяина испытующий взгляд.
– Отреагировал как надо! – заскрипел своим креслом Слон. – Все должно быть в ажуре!
Но у Гария Иосифовича не сходила с лица суровость экзаменатора.
Женя решил, что Слон не может пока отвечать за Куликова полностью, и надо выручать доверчивого друга.
– Матвей Андреевич и сам соображает не хуже нас в этом смысле, – заметил Женя. – Наверное, ждет удобного момента, чтобы развернуться...
– Меньше двух суток осталось – куда еще ждать? – напомнил учитель.
– Завтра у нас собрание, – сообщил Женя.
– Ладно, подождем до завтра, – кивнул Гарий Иосифович. – Посмотрим на обещанный ажур!
– Это все же так, – скривился Борис Петрович, – общественный институт, а нам бы открыть юридический моментик!
– Закон есть закон! – поддакнул хозяин.
– А мы и ведем все по правилам, – ответила Люся. – Материалы у нас не фальшивые, документы добротные, письма настоящие... слушайте...
