Текст книги "Открытие"
Автор книги: Геннадий Машкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
17
Игорь не зря волновался: за весь первый полевой сезон ни первому отряду, ни второму так и не удалось обнаружить мало-мальского рудопроявления. Куликовская находка оказалась случайной. Ничего существенного не показали шлихи. Не обнаружили золота и химики в пробах кварца, отданных на пробирный анализ. И поэтому Большой Проект прочно стал на прикол. Следовательно, время приезда в Витимск однокашников отодвигалось еще на год. Вероятность находки за это время возрастала.
На второй сезон поисков Игорь прилетел полный сил, теорий и надежд. Он рьяно взялся за дело. Работал от зари до зари и еще ночи прихватывал. А Люба привозила неутешительные анализы: «следы», «пусто», «редкий знак». Из-за этого он и получил прозвище в управлении Редкий Знак. Вроде за веснушки, что просвечивали возле носа, но постепенно это могло стать клеймом неудачливости.
Поисковые участки обоих отрядов теперь соприкасались, да еще на перспективной кварцевой гряде. И встреча с Митькой была неизбежной. Игорь всячески старался уклониться даже от разговора с соседом, чтобы не отпугнуть Митьку от поисков, напомнив старое. Он выходил в маршруты на границу с рассветом, чтобы к обеду уже возвратиться на табор. Использовал выходные дни. Ждал дождика, словно жилу, – в ненастье Митька не должен был работать по всем признакам.
Но встретиться им пришлось именно в дождливый воскресный день.
Был пасмурный день осени. С утра шел дождь, и тайга вся поникла от тяжести капель. К обеду дождь прошел, ветер сбрасывал на палатку дробины воды, и брезент отзывался гулко, как барабан.
В такой день бесполезно идти в маршрут – сам промокнешь до нитки, дневник превратишь в мокрую тряпку, а про топооснову и говорить нечего. Отпросился на прииск Утиный промывальщик. Игорь не сомневался, что Митькин отряд будет сегодня на прииске в полном составе. Недаром последнее время Куликов хмурился при упоминании Митькиного имени. Несколько раз главный геолог заставал Шмеля с пьяной ватагой старателей.
«Как ему не напиться сегодня? – рассудил Игорь и стал собираться в маршрут. – Погода шепчет: пойди и выпей!»
Он взял рюкзак с пустыми пробными мешочками, подобрал свой молоток и двинулся по мокрой тропе. Брезентовый плащ сразу потяжелел, а в сапогах захлюпала вода.
Надо было незаметно подойти к пограничной зоне, по тайге, но не хотелось сразу промокать до нитки. По дороге-то не успел пройти полкилометра, как в сапогах зачавкало.
Дорога шла через гидравлический разрез, где работала старательская гидравлика[4]4
Гидравлика (горн) – система разработки рыхлых пород с помощью воды.
[Закрыть]. Обычно здесь толклось много народу. Но сегодня торчал под дождем всего один мониторщик. Ему было не до Игоря.
Старатель управлял монитором. Он вертел им так, будто в руках его был пожарный брандспойт, а не тяжелая водяная пушка. Клеенчатый плащ блестел на нем, точно смазанный жиром.
Игорь замер перед обрывом, в который с ревом молотила тугая струя. Огромные валуны выворачивало из борта и гнало вниз. В мутной воде перемывалась дресва, гравий и галька. Вся эта смешанная порода неслась на сплотки. Там, на ребрышках-чурочках, оседали тяжелые золотинки. Всю же пустую породу вода выносила в хвосты. «Так и в жизни, – подумал Игорь, – все занимают свои места согласно удельному весу».
– Чо, паря, насупился? – закричал мониторщик, раздувая бурые усы. – Соображаешь сброситься на троих?
– Не за того приняли, – откликнулся Игорь.
– По такой погоде да в тайгу! – прокричал мониторщик. – Чо, тебя жареный клюнул?
– Дело надо делать, – объяснил Игорь.
– Водку надо пить в такую пору! – заявил мониторщик. – На худой конец, бражку.
– Не пью, – объяснил Игорь.
– А табак куришь? – спросил мониторщик.
– Нет.
– А девок того?..
– Вы меня с кем-то путаете!
– Так ты не из Митькиной бригады, не из шмелевской?
– Нет, я из другой...
– А-а, из той...
И мониторщик проводил его жалостливым взглядом.
«Ничего себе слава у Шмеля, – думал Игорь, входя в гущину трав на увале. – Как бы не пришлось всем нам расплачиваться за такую молву».
Брызги с кустов посыпались на него: вошел в густой банник. Эта мелколиственная березка сплошь покрывала склоны долины Шаманки. Но там, где проходила зона окварцевания, банник отступал. Мокро поблескивали ребра кварцевых глыб и черные плиты сланцев.
Игорь продрался в чистое место, к свалам кварца, огляделся и сверился по планшету. Он стоял на самой границе. Слева был распадочек, по которому проходила граница участков. Распадок упирался в знакомый останец, который возвышался над мелколесьем. Давно надо было отбить пробы из этого останца, да случая не выдавалось.
«Не торопись, не спеши, – уговаривал себя Игорь, а сердце колотилось так, словно пришел воровать чужое добро. – Не торопись: так и шею сломать можно».
Мох на глыбах пропитался водой, и подошвы скользили, как по киселю. Опираясь на молоток, Игорь полез на гребень останца. Здесь, на самом стыке участков, надо было отобрать представительные пробы.
Он подобрался к верхушке и вдруг услышал справа постукивание молотка. Обмер. Звуки приближались. Пришлось спускаться вниз. Изношенный носок сапога вырвался из трещины, и нога скользнула по глыбе, до следующей трещины. Попала туда и хрустнула где-то в щиколотке. Крик рванулся из груди. Но Игорь вспомнил про Митьку и пересилил крик. Тихо застонал. Потом вытащил ногу из расселины и сполз под останец, сдирая кожу на ладонях.
Звонкие удары молотка приближались.
Игорь сгоряча кинулся в кусты банника. Приметил ямку, заросшую кашкарой. Утонул в ней и затаился, прикусив руку.
От боли в щиколотке перед глазами роились фиолетовые огоньки. Игорь глубже вонзил зубы в руку, чтобы не стонать. До появления человека нельзя было выдавать себя. Если это Митька, тогда вообще неизвестно, сколько придется сидеть здесь. А как выбраться потом? На гидравлике крика никто не услышит. Хоть помирай. «Но лучше умереть, чем звать на помощь, – решил Игорь. – Вдруг прибежит Митька!»
А это и был он, легкий на помине, Митька. В таком же брезентовом плаще, с длинным молотком в руке. Как заправский геолог, он внимательно осмотрел останец и полез на него. Вскарабкался на верхушку, сел поудобнее и стал обстукивать кварцевые выступы. Потом достал из сумки, спрятанной под плащ, книгу, видно учебник по опробованию. Вытер с лица капли воды, отжал свой курчавый, прилипший ко лбу чуб и начал читать.
Игорь ощутил на языке привкус крови: кожу прокусил. А щиколотку саднило, будто там сидел гвоздь. «Читай быстрей, читай, образовывайся скорей! – мысленно просил Митьку Игорь. – И уматывай к чертовой матери!»
Но Митька, прочитав нужную страницу, достал мешочки. Потом обстоятельно начал выбивать куски кварца из останца и заполнять ими мешочки.
У Игоря потемнело в глазах. «Только не стонать, не стонать!» – умолял он сам себя.
Наконец Митька сбросил вниз мешочки и слез сам. Запел сиплым голосом:
Ой да ты тайга моя глухая,
Раз увидишь, больше не забыть.
Ой да ты девчонка молодая,
Нам с тобой друг друга не любить...
Сгреб мешочки и пошел восвояси.
Игорь не стал дожидаться, когда Митькин голос совсем заглохнет в тайге. Он выполз на поляну, попробовал встать на ноги и снова повалился. По щиколотке будто каленым железом провели.
– А-а-а! – Игорь уткнулся в кашкарник.
Митькина песня оборвалась. Послышался треск, точно по тайге мчался медведь.
«Все, – решил Игорь, – встретились-таки! И мне остается лишь протянуть ему руки! За помощью!»
Из-за останца выскочил Митька. Мешочки, плащ и молоток он оставил, примчался налегке.
– Игорь! – проговорил Митька. – Петрович?
Разноцветные глаза его сверкали, как две капли воды, попавшие в радугу.
– Вот шел да оступился, – объяснил Игорь. – Проклятый мох! О-о...
– Не можешь идти? – спросил Митька.
Игорь покрутил головой, показывая на щиколотку.
Митька опустился на колени и сжал ногу Игоря. Игорь ойкнул. Митька подхватил его, перекинув руку через плечи, и повел на шум гидравлики.
От Митьки разило табаком и бражным перегаром, но вел он осторожно, стараясь полностью освободить левую ногу Игоря от работы. Нестерпимая боль появлялась, когда носок сапога задевал ветки. А так можно было терпеть.
– Чо вышло-то? – закричал мониторщик, когда они спустились с увала и присели отдохнуть на бревно возле монитора.
– Ногу вывихнул, кажется, – отозвался Игорь, постукивая зубами. – Жидкий мох!
– У тебя есть чем примочить, Кириллыч? – спросил Митька. – Тут с нашим студентом беда получилась, тайга моя глухая!
– Поищем. – Мониторщик закрепил свою пушку, потом подсел к Игорю и начал стаскивать сапог с левой ноги. – Если студент, надо людей слушать.
– Ой-ой! – закричал Игорь во весь голос.
– Ничего, парень, ничего, – успокаивал его мониторщик, ощупывая щиколотку железными пальцами: – Дело не страшное, потянул жилу, ничего, вылечим, через неделю плясать будешь с девками.
Он достал чистую тряпицу, потом вытянул из внутреннего кармана баклажку и полил из нее на тряпку.
Игорь ощутил запах крепкой бражки, сморщился.
– Ничо, парень, не вороти нос-то, – приговаривал мониторщик. – Это средство проверенное, старательское, через неделю встанешь... Иначе стал бы я переводить брагу на тебя.
Митька кивал, подтверждая слова старика. А старатель обернул тряпкой щиколотку, крепко завязал концы. Потом надел носок и натянул сапог. Поставил Игоря на ноги, словно чурку дров.
– С богом, шагайте, – разрешил он.
Митька опять перехватил Игореву руку через плечо и, придерживая второй рукой сбоку, повел его по дороге.
– Тайга, она не любит суеты, – проговорил мониторщик, провожая их. – Хорошо, недалеко зашел, а если бы далеко?
– Хорошо, что и сосед в маршрут вышел, – скривился Игорь. – А то бы ползти да ползти...
– Может, ему лучше в поселке, Митрий? – крикнул мониторщик. – Изба больша, старуха будет ухаживать, молоко свое.
– Отлежусь в палатке, – ответил Игорь. – Камеральной обработкой займусь...
– В крайнем случае, увезут в Витимск, – сказал Митька. – Вон оно, начальство, прибыло!
Игорь поднял голову и увидел автофургон возле своей палатки. У фургона копошился Куликов. Люба вынимала из кабины пачку газет и журналов. Ее взгляд прошелся по зеркальцу, и она заметила бредущих по дороге. Люба выронила газеты и бросилась навстречу.
– С такой девахой рай и в палатке, – заметил мониторщик, отставая.
Люба подбежала к ним, разбрызгивая грязь. Груди ее вздымали свободный мужской плащ. Щеки горели, словно созревающая брусника, а челка разделилась на две половины, прилипнувшие к вискам.
– Что случилось? – выдохнула Люба.
– Ничего особенного, – отозвался Митька. – Ногу подвернул, тайга моя глухая.
– А я уж думала, под взрыв попал. – Люба подхватила Игоря под руку с другой стороны.
Митька рассказал ей, как встретил Игоря в тайге, на границе их участков.
– Надо же, – заговорила Люба. – По такой погоде! Кто заставляет?
– Жила в палатку сама не придет, – отозвался Игорь сквозь зубы. – Сколько можно вхолостую работать? Поисковики, называется...
– Ладно тебе ворчать, – ответила Люба. – Нога долго не заживет с таким настроением.
– Стоит тебе раз прикоснуться – и заживет как миленькая, – заметил Игорь.
– А кто кричать будет на перевязке? – спросила Люба.
– Не буду, – поклялся Игорь.
Куликов рысцой подбежал к ним.
– Что такое, Игорь Петрович? – начал он с ходу. – Травма ноги? Как случилось? Один ходил?.. Почему один ходил?
Игорь объяснил, что промывальщика отпустил в баню на прииск, сам пошел взять несколько проб недалеко от поселка. Нога подвернулась, когда перескакивал с камня на камень.
– Зачем же так рисковать, – проговорил Куликов и укоризненно поиграл желваками, будто в углах рта у него были длинные зубы мудрости. – Из-за одного безрассудного маршрута неделю теперь потеряешь.
– Неделю? – Игорь опустился на подножку автофургона и тупо уставился на мокрые свои сапоги. – Целую неделю!
Куликов не слушал его. Он сдернул сапог с ноги Игоря. Размотал тряпку, пахнущую спиртом, и ощупал ногу. Щиколотка вздулась и покраснела. Пальцы Куликова казались Игорю крабьими клешнями. В глазах зароились черные точки, их становилось все больше.
– Дайте я сама, Матвей Андреевич! – вмешалась Люба.
Куликов тряхнул капюшоном, отпустил ногу Игоря и сказал:
– Перевяжи, Любушка, а мы с Митей перекурим пока.
Люба наклонилась к Игорю, провела пятерней по опухоли и стала тщательно обматывать щиколотку тряпицей.
– Не страшно, – успокоительно заметила Люба. – Растяжение, наверное. Я-то испугалась, думала, как у папы... В этом месте перелом очень опасен. Хотя, конечно, жить можно, даже в геологии работать... Папа сейчас расходился, как молодой по тайге носится. – Она осеклась и забормотала, что надо сходить в палатку за бинтом.
– Аптечка во вьючном ящике, – объяснил ей Игорь холодным тоном.
Люба убежала в палатку и долго не выходила обратно. Игорю даже показалось, что она там плачет. Он напряг слух, но из-за фургона доносились более явственные звуки. Игорь тут же переключился на Куликова и Митьку: оттуда тянуло не только сигаретным дымком, но и острым разговором.
– Надо точно узнать, не оставил ли какого плана ей брат, – говорил Куликов. – У меня сильное подозрение, что есть у Фени бумага с указаниями, где искать...
– Разве ее поймешь, чокнутую? – вздохнул Митька. – Своими путями надо подбираться к жиле, Матвей Андреевич.
– Нельзя никакими приметами брезговать, Митя, – заявил Куликов.
– Я понимаю, тайга моя глухая, – ответил Митька. – Только трудно расколоть Феню. Ласковая она, да и твердая, кварц и кварц!
– А ты ей объясни, Митя, – убеждал Куликов, – какое это преступление – удерживать тайну, как необходимо нам сейчас рудное золото, как мы бьемся здесь, и все безрезультатно!..
– Да с чего вы взяли, что она знает про жилу, Матвей Андреевич?
– Интуиция мне говорит, понимаешь, – ответил Куликов. – Должен был ей братка план оставить.
– Если оставил, то она не выдаст, – сказал Митька. – Такие дела у старателей под семью замками...
– Говори, теперь мало вероятности, что жив он. Убеждай крепче!
– Попробую, Матвей Андреевич, – буркнул Митька, – слово-олово!
Игорь забыл про боль в ноге. Опомнился, когда Люба снова притронулась к его щиколотке. Она приложила кончик бинта к тряпичной намотке и стала медленно бинтовать ногу белоснежной лентой.
Игорь заметил, что веки Любы припухли, ноздри покраснели. Она плакала на самом деле. У нее были слабые нервы. Если бы ему плакать от каждого своего промаха, слез бы не хватило. Не плакать надо, а думать, изобретать, перестраиваться на ходу, если неудача! Вот сейчас он понял, что надо делать дальше. Раз Куликов сомневается в удаче, то надо стать на более надежный путь. Надо усилить научную часть поисков. Если Куликов с Митькой пошли за открытием к Фене, то Игорь выберет более достойный азимут. Он возьмет азимут на науку, на тесную дружбу с Журкиным!
– Пожалуй, поеду я в Витимск, – сказал Игорь. – Все равно до снега на ногу не встать, чую.
– Конечно, – обрадовалась Люба, – лучше отлежаться дома, а там видно будет...
– Будет виднее, – согласился Игорь, – продолжить на этом уровне или на другом...
Учитель поднял авторучку, и Люся уставилась на блестящий наконечник, словно на палочку гипнотизера.
– У меня вопрос, – сказал Гарий Иосифович, – почему вы не пригласили Любовь Дмитриевну?
В ответ раздался тонкий свист – это Слон выпучил губы, изображая безнадежность.
– Здесь особая статья, – объяснил Борис Петрович этот уличный жест Слона. – Люба у нас в камералке будто сам Шаман-камень...
– Она в себе все вынашивает, – поддакнул Женя. – Свой у нее суд, про себя...
– Пробовали ее притянуть к защите? – спросил учитель.
– Бесполезно, – ответил Женя, – глядит на нас, как на пустое место...
– Может, это так и есть, – вставила Люся.
Кресло скрипнуло под Слоном, и хозяин пробурчал:
– Ты на себя много не бери, Люсьена! Мы в твоей юриспруденции не разбираемся, но совместными усилиями что-нибудь еще сварганим в пользу Игоря.
Люся снисходительно покивала, отвела ручейки волос со лба за уши и произнесла морозильным голосом:
– Вот сейчас я вам напомню, что вы сварганили в Рудногорске совместными усилиями...
18
Когда начались лекции третьего курса, Игорь объявил ребятам, что собирается съездить летом на практику с Журкиным. Он объяснил, что дела на Витиме плохи, никаких признаков золотого оруденения не обнаружено, хоть были проведены планомерные поиски большей части долины золотоносной речки Шаманки. «Надо как следует подковаться на известном месторождении, парни, – заявил Игорь. – В общем, жалею я, что не поехал с вами сразу... Надо наверстывать!»
И третью зиму своей учебы Игорь посвятил Рудногорскому месторождению. Теоретически он знал к весне о Рудногорске не меньше, чем Женя, Слон и даже Борис. Только одна мысль не давала покоя: он отдалял встречу с Любой на неопределенный срок. Саднило сердце от этой мысли. Но Игорь не давал разгуляться слабости. «Уехал от Любы, чтобы не потерять ее, – с горькой иронией думал он, садясь за очередное письмо. – Не потерять веры в то, что родные, заброшенные богом края преобразуются в конце концов!»
«Здравствуй, Люба.
Вот я и на практике, на Урале, в городе Рудногорске. По величине этот город равен Витимску. Но Рудногорск новый и весь каменный. Четырехэтажные коробочки белеют между холмами, очищенными от тайги. В нижних этажах магазины, кафе, аптеки, парикмахерские, библиотеки. А на верхних живут люди этого красивого современного города.
Утром жители дружно расходятся на работу, вечером они отдыхают у телевизоров. Нет здесь такой грязи и пыли, как в Витимске. Деревья подстрижены по-европейски. На улицах не увидишь куриц и поросят, нет огородов. В таком городе все наводит на мысль о культуре, вежливости, образованности. И все это за счет рудного золота.
Мы с доцентом Журкиным спускаемся в шахты, ходим по разведочным штольням, осматриваем отвалы, изучаем геологическую документацию. Да, Люба, если бы у нас открыть пару жил!
Я представляю, как преобразился бы сразу Витимск. Зацементировали б разрушающийся наш берег. На горе построили бы Дворец культуры! Все домишки, все старье снести бульдозером в Витим. А вместо них поставить многоквартирные каменные дома. В конце концов и у нас появится телевидение. Люди по вечерам смотрели бы телевизор и просвещались.
Я понимаю, что быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается. И надо немало, наверное, потратить нам энергии, чтобы найти коренные источники в нашей тайге. Но я, надеюсь, не зря изучаю геологические условия Рудногорского месторождения, морфологию, генезис и вещественный состав кварцевых жил. У Журкина не глаза, а какие-то рентгеновские аппараты. Он видит там, где мы ровно ничего не замечаем. Вот бы перенять весь его опыт! С такими познаниями мы быстро б нащупали у себя руду.
В общем, я доволен практикой. Только по утрам затоскует сердце по дому и по тебе. Но когда начинается тоска, я заговариваю с ребятами. С ними сразу становится легче. Все-таки большое дело – дружба. Раньше нам было достаточно с тобой друг друга. А теперь я понимаю, что с возрастом круг друзей становится необходимостью, воздухом. И очень хочется весь этот круг перенести к нам в Витимск. Но ты сама знаешь, сколько на этом пути препятствий. Пока нет золотой зацепки, пока не защищен Большой Проект, видимо, рано всем собираться в Витимск. Парни смотрят, что я два раза съездил безрезультатно на поиски, и теперь, естественно, не спешат в Витимск. Здесь созданы для нас условия: мы живем в первоклассном общежитии ИТР, стажируемся на бурении, собираем научные материалы. Дирекция рудника хорошего мнения о нашей артели. Уже предлагают нам после института работать у них. Кроме того, сам Журкин собирается оставить одного из нас в аспирантуре при своей кафедре. Неизвестно еще, кого он выберет, но остальные, думаю, будут тоже хорошо пристроены, на интересной работе по нашему профилю. Но я все же надеюсь, что Матвей Андреевич добьется разрешения на Большие Поиски, и мы все четверо приедем в Витимск. А если вся наша артель возьмется там за дело, то мы всю тайгу перевернем, а золото достанем! А пока до свидания.
Игорь Бандуреев».
Игорь разогнулся и походил вокруг стола, косясь на письмо.
Нет, ребята не должны были знать о муках его творчества: они удивительно здорово умели все поднимать на смех. Одному Жене он показывал иногда свои письма. Но сейчас Женя отсыпался: он заступал ночью на бурение. Слон пошел на танцы. А Борис поднялся к Журкину на второй этаж за каким-то советом по курсовой работе.
Игорь заклеил конверт и тенью промелькнул мимо застывших у телевизора техничек. Многие окна домов светились изнутри зыбким свинцово-серым телевизионным светом. Было еще светло, но город уже сидел у телевизоров. И лишь из парка с одинаковыми подстриженными тополями летели дребезжащие звуки духового оркестра.
Пританцовывая и размахивая конвертом, Игорь проскочил мимо тополя с обрезанной и оплывшей верхушкой и подошел к синему почтовому ящику на белой стене дома. Но только успел он опустить письмо в щель почтового ящика, как вдруг тишина улицы взорвалась от яростных криков толпы и визга собаки.
Игорь вздрогнул. Из-за угла выбежали парни и мальчишки. А впереди улепетывал черно-белый пес. Он часто оглядывался на преследователей и мчался прямо на Игоря.
– Держи-и-и!
– Бей!
– У-у-у-у!
– И-ы-ы!
Пес уходил. Кто-то кинул в него палкой, и собака пустилась вприпрыжку. Кто-то из толпы тоже прибавил скорости. Среди самых быстрых Игорь заметил Слона.
– Бей!
Игорь опомниться не успел, как пес ткнулся с разбегу в его ноги, отскочил, но попал под носок Слона и шмякнулся об асфальт. Визг взлетел к крышам домов. Захлопали окна и двери.
– Что за беспорядки?
– Убили собаку.
– Чью?
– Бродячий пес.
– А, бродячий.
– Все равно живое.
– А постановление горсовета не читали?
– А-а-а, постановление...
– Откуда они берутся, эти собаки?
– Их бьют, а они опять прибегают.
– Живучие...
Как сквозь воду слышал Игорь голоса и выискивал Слона, чтобы дать ему в толстую физиономию! Не объясняя, просто так, сам поймет, пока не поздно.
Игорь двинулся к Слону, заметив светлый вихорок того в центре толпы. Дергающегося пса окружила мальчишеская орда. И когда Игорь уже протянул руку к дружку, Слон пригнулся к собаке, а та клацнула зубами. Слон отскочил, размахивая пальцем, на котором выступила кровь.
– Ах ты, стерва кусачая! – заголосил Слон. – Бейте ее, бейте!
Человек в спортивной куртке кинул на пса сеть. А другой богатырь схватил собаку щипцами и поволок ее к переулку.
– Вот же сучка-кусачка! – приговаривал Слон, высасывая кровь из пальца. – Что за собаки тут? У нас в Тайшете ни одного человека не тронет, а здесь они как бешеные!
– Надо быстрее йодом залить, – сказал хмуро Игорь. – Бежим в общагу, а то еще бешенство заработаешь!
Они заторопились к общежитию, перегоняя друг друга. Слон возмущался на всю улицу, куда смотрят городские власти, распустившие бездомных собак.
Балконы опустели. Окна в подступающей темноте еще ярче мерцали свинцовым светом телевизоров. А тополь на алом фоне зари напоминал человеческую руку, выросшую из земли. У руки были растопыренные ветки-пальцы.
«Мерещиться начинает из-за этого негодяя!» Игорь первый заскочил в коридор общежития. Не остановившись перед дверью с красным крестиком на матовом стекле, он забежал в свою комнату. Схватил «Петрографию» и улегся на койку. Но строчки учебника прыгали перед ним, рассыпаясь на черные буквы, а те на осколки... Игорь чувствовал, как сам устремляется за этим вихрем обломков и черной пыли. Он бросил книгу и впился пальцами в складки одеяла. Мягкий ворс одеяла напоминал собачью шерсть. Игорь вскочил с койки и сел за стол.
В стекло билась большая муха. Звон ее пронзал барабанные перепонки: «Слон-н-н и ты-ы-ы!..» Игорь вскочил, распахнул окно, и муха вылетела. Нет, не убийца он! Доверил Слону и не отбежал в сторону, не пропустил собаку, а остановил. У него меньше должна болеть совесть. Слон должен терзаться. И он бы помог ему, если бы не палец!
Дверь отворилась, и Борис ввел под руку Слона, который держал перед собой перебинтованный палец. Лицо пострадавшего сморщилось, как печеная брюква, а берет сбился на ухо. Слон уже играл в страдальца, а Борис поддерживал его игру.
– Не собака, а волк! – хныкнул Слон. – Зубы, как резцы на мелкорезцовой коронке. Скинуться бы на лечение...
– Обойдешься и так, – подал голос Женя.
– Зато Игорь втырил ей! – воскликнул Борис. – Слушай, Игорь, откуда у тебя такой удар?
– Я ее не бил, – буркнул Игорь.
– Нет, Игореха, это был пинок, – возразил Слон. – Да еще какой!
–Я с верхнего этажа все видел, – добавил Борис, – оба отличились!
– А старик с тобой наблюдал? – спросил Игорь, кусая запястья.
– Я уже вышел от него, – объяснил Борис, – но окна его в ту же сторону, а он остроглазый.
– Я и то видел, – сказал Женя. – Визг был – мертвый поднялся бы.
– Собаку загоняли собачеи, – начал объяснять Слон, – а я стал помогать... Игорь навстречу попался, пнул ее, а она меня за палец хватанула...
– Жалко, что совсем не откусила, – сказал Женя, делая отхватывающий жест ниже пояса. – Всем бы наука была...
– Ты серьезно это, Женя? – спросил Слон.
– Надо было всех там перекусать! – отозвался Женя. – А вас с Игорем особо!
– Ну, на меня ты зря, – затянул Слон, – я по инерции на нее наскочил, вот Игорь – другое дело...
– Ничего не другое! – закричал Игорь вдруг. – Это ты!.. Ты!
Женя кинулся к нему и остановил грудью.
– А ты мог бы и дать собаке уйти, – кольнул он Игоря взглядом из-под своего чубчика.
– Ну, ты чересчур на них ополчился, Жека, – заметил Борис. – Город выводит бродячих собак, а они помогли в этом общественно полезном деле. Может, самим жить здесь придется...
– Я не собираюсь здесь жить, – ответил Женя. – И на практику больше сюда не поеду!
– Как же не поедешь? – удивился Слон. – Мы теперь все прикованы к журкинской диссертации!
– Хватит ему и трех шестерок, – заметил Женя. – А я поеду в другое место.
– Из-за этой бродячей собаки? – поразился Слон.
– Душновато здесь для меня, – раздраженно возразил Женя.
– А люди какие! – запротестовал Слон и попытался перевести разговор в веселое русло. – А женщины – мечта! Сейчас познакомился на танцах с одной – цимус! Одинокая, в однокомнатной секции, адрес дала!
– Не поеду сюда, если даже зарплату коллекторскую платить начнут, – глухо отозвался Женя.
– И если даже вдвойне начнут платить? – подзадорил Слон.
– И даже вдвойне! – крикнул Женя. – Лучше на Колыму!
– Я написал письмо, Жень, – заикнулся Игорь, – с последним предупреждением Куликову, что бригада может рассыпаться.
– А-а, – затянул Женя, забегав от двери к окну, – у твоего Куликова непонятный интерес! Лучше в Магадан! Все там проще, ясней!
И в это время порог их комнаты скрипнул под чьей-то поступью. Это входил в раскрытую дверь сам Журкин. Его пижама в веселую синюю, желтую и розовую полоски никак не вязалась с бледным лицом старика, его слезящимися глазами и разъехавшейся трещиной рта. Раскрасневшийся Женя как раз подбежал к порогу. И не развел бровей, не изменил выражения перекошенных губ, не опустил кулаков. Он хотел продолжать спор даже с доцентом. Но Журкин вроде и не расслышал последних слов.
– Ребятки, вы все видели там? – заговорил он, хлопая себя по карманам в поисках забытой трубки.
– Где, Илларион Борисович? – с готовностью спросил Борис.
– Где собаку загнали, – объяснил Журкин. – Вы вроде там суетились, Игорь, Виктор?.. Я из окна видел...
– Да, они там оказались... случайно, – ответил за всех Борис.
– Как же вы не вмешались, любезные? – спросил Журкин. – Это же расправа!
Все потупились, а Слон спрятал палец за спину.
– Так их специально вылавливают, бродячих собак, – подал голос Борис. – Постановление есть, горисполком решал.
– Постановление – это бумага, – ответил Журкин, – а собака – она живой организм... Сколько будет в ушах теперь звенеть?
– Да, не очень красиво получилось, – сказал Борис, – на будущее учтем.
– Нельзя проходить спокойно мимо такого, любезные, – продолжал Журкин. – Иначе и дальше потом пройдешь многое и важное...
– Учтем, Илларион Борисович, – объявил Борис и потер очки, словно они замутились от непомерного усилия.
– Спокойной ночи, – улыбнулся Журкин потерянной улыбкой. – Поговорил бы еще, да без трубки сердце, как колокол у плохого звонаря...
Он вышел в коридор, и шорох его тапочек долго доносился в комнату практикантов.
– Надо же – вспомнил моментик Редкий Знак, – не выдержал Слон. – Сам тону и друзей ко дну!
– Они гнали собаку в сеть, – стал объяснять Борис Петрович, и от его стекляшек на стенке задрыгались зайчики. – По всем правилам горкомхоза!
– Вот дурачье! – мягко побил себя в голову Слон. – Не распатронили его тогда перед Журкиным!
– Еще неизвестно, кому больше б досталось, – вмешался Женя, – Игорю или тебе!
– Ты еще не удостоверился, – рванулся из кресла Слон, – тебе мало?!
– Я спрашивал наутро народ, – осадил его Женя, – большинство на тебя показали...
– На меня? – У Слона задергались щеки и вдруг глаза налились ртутью. – Может, я и папашу евонного пристукнул?!
– Ладно, не юродствуй, – отрезал Женя. – Лежачего бьешь!
– Я поднимаю на ноги его, как договаривались, – обиженно ответил Слон. – Не виноват, что он не поднимается.
– Поднимешься, пожалуй, как та собака, от такого, – пробурчал Женя, – доброжелательства.
На этот раз он сам вызвал тягучую тишину. И не хотел, а сорвалась злость с языка. Видно, так просто не дается дело Игоря Бандуреева никому. У всех начинают шалить тормоза. И можно было это сразу предполагать. У них во всех делах так доходит: до остроты, до последней грани, до крайностей! Они друг друга не щадят, но это не значит, что они не скованы одним дружеским поясом! И надо, чтобы гость понял это правильно. Но как вернуть все на нужный путь? И он уткнулся взглядом в орнамент на ковровой дорожке. Брал нитку и следил за нею, пока хватало зоркости. А нитки переплетались в замысловатом поединке, захлестывали одна другую, душили... Но ковровая дорожка от этого только крепче была и красивей. «Так и наша бригада, – яростно убеждал себя Женя. – Хотя даже в самой лучшей семье не обходится без урода! И открытие урода не проходит даром семье!»
– Между прочим, Евгений Ильич и Виктор Самсоныч, – ударил по перепонкам скрябающий голос Бориса Петровича, – я не пойму, для чего мы сошлись? Чтобы слабинку свою показать или силенку?
– Во всяком случае, не защищать себя от Бандуреева! – не выдержал Женя.
– Но и не выгораживать его, – заметил Слон, – что было, то было, и тебе, Жека, за него не придется ехать в места не столь отдаленные, как сюда!
– Заткнись, Слон, и больше не вякай! – Женя звучно пошлепал кулаком в ладошку. – Иначе я из тебя сделаю...
