Текст книги "Сад Лиоты"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

21

Лиота сидела в кресле-каталке, вывезенном во внутренний дворик дома. Энни заботливо укутала ее теплым одеялом и надела на голову мягкую шерстяную шапочку. Руки Лиоты согревали кожаные перчатки с шерстяной подкладкой. Энни даже не поленилась нагреть в микроволновке подушку, которая не только грела спину и плечи, но и распространяла тонкий запах лаванды.

Хотя изо рта Лиоты поднимался парок от дыхания, ей очень нравилось, как морозный воздух касается ее кожи, а еще ей было приятно видеть яркий румянец на щечках Энни и ее покрасневший носик. Лиота очень скучала по свежему воздуху, но внучка никак не могла понять, чего она хочет, вплоть до сегодняшнего утра.

Сад покоился в зимнем сне. С приближением Рождества в нем красовались лишь падуб и пираканта. Как только ягоды созреют, слетятся птицы и устроят настоящее пиршество. Лиоту всегда удивляло, откуда они узнавали точный день, как будто получали приглашение на праздник. Птицы прилетали стаей, садились на ветки кустов, наедались и улетали прочь все сразу, как подвыпившие пираты, которые спешат вернуться на свой корабль.

В январе зацветут вереск и иберийка. В феврале начнут просыпаться сливовые деревья, а в марте расцветут нарциссы. Апрель – месяц, когда распускается сирень, розовые и кроваво-красные рододендроны, пролески и яблони. Станет чуть теплее, и появятся аккуратные ирисы, вербена и бархатцы. Розы, георгины, маргаритки будут радовать глаз с поздней весны до самой осени.

Лиота все это помнила, она знала, где что посадила, а заботливые руки Энни обязательно оживят ее сад. Она повсюду видела следы их прикосновения: забавные шары для боулинга, похожие на яйца динозавров, металлическая скульптура, сиявшая всеми цветами радуги, ведра и садовая тележка, приспособленные под цветы, которые весной раскроют свои бутоны.

В мире, где становится все больше приверженцев учения «Новой эры» [27]27
  Мистическое учение, возникшее ок. 1970 г, которое эклектически со¬единило в себе элементы восточных и западных традиций.


[Закрыть]и все чаше происходят какие-то катаклизмы, в мире, где почти повсеместно разрешены азартные игры, где принимают наркотики, делают аборты, совершают преступления, где даже у гомосексуалистов появились права и где благоденствует ее величество смерть, все-таки еще остался оазис для души.

Лиота не сомневалась, что Господь всегда с ней, где бы она ни была, – даже в той ужасной больнице, – но здесь она особенно остро чувствовалаЕго присутствие.

Может, это потому, что все самое важное случалось именно в саду, Господи? Грехопадение человека совершилось в саду. Ты учил в саду. Ты возносил страстную молитву в саду. Тебя предали в саду. Ты воскрес в саду. Я люблю это место, потому что когда я здесь сижу, то вижу сотворенные Тобой чудеса. Я чувствую запах земли и цветов, и он меня успокаивает. Напоминает, что во всем есть Твой указующий перст. Ибо слышу глас Всевышнего, призывающий меня.

Вразуми, Господи, Энни. Научи ее, как научил меня.

Мало любить цветы. Энни нужно еще научиться ненавидеть сорняки, которые пытаются заполонить все живое. Ей придется рыхлить землю и бросать в нее семена, и только тогда она сможет увидеть, как Отец дает растениям силы для роста. Она должна подрезать засохшие ветви фруктовых деревьев. Иногда придется отрезать очень много, чтобы впоследствии созрели добрые плоды, вкусом которых насладятся люди.

О, Отец, увидит ли она когда-нибудь, что сад – это цвет и гармония, ритм и рисунок, равновесие и центр всего? Поймет ли она когда-нибудь, что некоторые из нас похожи на маки, которые цветут ярко, но недолго? Зато другие – на декоративный виноград, на цветы маракуйи или пролески? Есть и скромные фиалки, и желтофиоль. И все мы находимся в Твоем саду, каждый должен прославлять здесь Твое имя. О, Господь наш, покажи Энни, что сад – это место, где можно размышлять над Твоим Словом, укреплять веру и ощущать радость Твоей благодати.

Она закрыла глаза и представила, как пахнут гиацинты, полынь, апельсинник, гардения, звездный жасмин, жимолость…

О, Господи, моя жизнь могла быть подобна нежному аромату, могла стать жертвой Тебе. Ах, если бы душа одинокой старой женщины могла расцвести и подарить Тебе прекрасный букет цветов…

– Бабушка, в этом году я решила посадить в огороде овощи, – не отрываясь от работы, сказала Энни. – Этим летом мы соберем урожай сахарной кукурузы, бобов, моркови, лука…

Лиота наслаждалась каждым движением внучки, занятой работой в саду, который она столько лет любила. Она теперь знала: сад не умрет.

В ожидании профессора Вебстера Корбан стоял в коридоре, у дверей его кабинета. Наконец, он увидел, что преподаватель направляется прямо к нему. Взгляд темных, ничего не выражавших глаз остановился прямо на Корбане.

– Мне нужно поговорить с вами, профессор. Удобно ли сделать это прямо сейчас или вы назначите мне другое время? – спросил Корбан.

– Можно прямо сейчас. – Вебстер вошел в кабинет, оставив дверь открытой. Внутри царил полный хаос. Повсюду: на полках и прямо на полу – лежали книги. Стол был завален бумагами и папками. В углу, на отдельном столике, высилась старинная печатная машинка. Но Корбан знал, что обстановка может быть обманчивой: профессор Вебстер прекрасно знал свой предмет.

– Как продвигается ваша работа, мистер Солсек?

– Вот об этом я и хотел поговорить, сэр.

– Присаживайтесь. – Профессор поставил портфель на пол и сел за стол. Сняв очки, он протер стекла. – Продолжайте. Я вас слушаю.

– Я забросил свою курсовую работу. Поскольку начинать другую уже поздно, я решил оставить курс.

– Вы опоздали.

Корбан допускал, что так может случиться, но все равно сердце у него екнуло, и он едва устоял на ногах. Повторный курс обойдется ему недешево, однако он признавал такое решение правильным и справедливым. Любой, у кого есть хоть капля здравого смысла, не станет ждать снисхождения в университете такого уровня. Конкуренция не располагает к снисходительности.

– Справедливо, сэр. Я согласен на удовлетворительную оценку. Если вы позволите, я буду посещать занятия до окончания семестра. – Он еще многому должен научиться.

Профессор Вебстер надел очки:

– И что же случилось с начатой вами курсовой работой?

Корбан почувствовал, что покраснел до корней волос, и медленно выдохнул:

– Я взял за основу неверное утверждение.

– Неверное?

– Допустим, вы начинаете создавать жилые комплексы для людей, о которых никто не заботится, а значит, от них очень просто избавиться. Неважно, как замечательно выглядит эта программа на бумаге, но для ее осуществления необходим сильный нажим со стороны государства. К тому же есть искушение избрать быстрый способ решения долгосрочных задач. Когда все возмущаются высокими налогами и требуют их снижения, проще всего пожертвовать теми, кто не может себя защитить. Сейчас я имел в виду нерожденных детей. Я не хочу участвовать в разработке программы, предусматривающей уничтожение престарелых.

– Все это вам открыла та пожилая женщина?

– Лиота Рейнхардт пыталасьобъяснить мне это, но я не слушал то, что она говорила. Мне нужно было столкнуться с еще двумя женщинами, чтобы до меня наконец дошло. Это Рут Колдуэлл и Нора Гейнз. Они никогда не встречались, но между ними много общего.

Профессор Вебстер откинулся на спинку кресла.

– Основную часть наших студентов составляют замечательные молодые люди. Мне уже приходилось иметь дело с напыщенными студентами, которые считали, что высокие баллы делают их особенными. Они настолько заняты собой, что воображают, будто знают больше всех вместе взятых профессоров, даже с двадцатилетним опытом работы.

Лицо Корбана вспыхнуло. Он вполне заслужил эту отповедь, даже больше, чем кто бы то ни было.

– Простите меня, сэр. Я вел себя, как идиот. – Он привстал со своего места, собираясь покинуть кабинет.

– Сядьте, мистер Солсек. Я еще не закончил.

У Корбана опять екнуло сердце. Он опустился на стул и стал ожидать решения своей участи.

– За все годы моего преподавания я могу на пальцах пересчитать студентов, которым хватило мужества прийти ко мне, признать свою ошибку и безропотно согласиться на удовлетворительную оценку.

Слова профессора согрели Корбану душу.

– Благодарю вас, сэр.

– Вы можете посещать мои занятия. Я позволю вам выполнить работу позже, если вы будете слушать мой курс в следующем семестре. Договорились?

Профессор встал и протянул Корбану руку.

Молодой человек некоторое время с недоумением смотрел на него. Потом сорвался с места и с восторгом пожал профессору руку.

– Договорились, сэр! Огромное вам спасибо!

Профессор высвободил свою руку и улыбнулся:

– Интересно будет посмотреть, что вы выкинете в следующий раз.

Нора не разговаривала с Энн-Линн уже десять дней, которые прошли со времени их последнего телефонного разговора. Он состоялся на второй день после возвращения ее матери из больницы домой.

– Ты не хочешь помочь мне, мама? – спросила ее тогда Энн-Линн. – Один день в неделю было бы очень кстати.

– Своим согласием я только подтолкну тебя к продлению этого безумия.

– Но я хочу заботиться о бабушке.

– Да? Значит, тебе нравится, что ты бросила художественную школу, уехала от друзей, перестала встречаться с парнями? Ты действительно хочешьизо дня в день ухаживать за старым человеком до самой последней минуты его жизни? Ты этого хочешь?

– Мама, что может быть лучше моей любви к бабушке Лиоте?

Нора еле удержалась от того, чтобы не сказать: «Любовь ко мне», но что-то ее остановило. Возможно, она вспомнила взгляд Энни, когда Джордж обвинил Лиоту в растранжиривании его наследства.

Прошло больше недели после телефонного разговора с дочерью. У Энн-Линн было достаточно времени, чтобы все обдумать и понять, какую тяжелую ношу она взвалила на свои плечи. Нора набрала номер телефона матери и после двух гудков услышала приветливый голос Энни.

– Алло!

– Это твоя мама, Энн-Линн, я…

– Прошу нас извинить, но в данный момент мы не можем ответить на ваш звонок. Пожалуйста, оставьте сообщение, мы свяжемся с вами при первой возможности. Спасибо!

Автоответчик. Что-то новенькое. Нора слушала и соображала, стоит ли оставлять сообщение.

– Это твоя мать, Энн-Линн. Я звоню, чтобы узнать, как у тебя дела. – Она чуть крепче сжала трубку. Как вам живется вдвоем? – Она не могла позволить себе добавить: «Надеюсь, хорошо». Больше сказать ей было нечего, и она положила руку на рычаг. Затем на какое-то мгновение прижала трубку к груди и лишь потом с тяжелым вздохом вернула ее на свое место. До обеда ей предстояло закончить кое-какие дела в университетском женском обществе любителей литературы и затем пройтись по магазинам, чтобы купить рождественские подарки.

Как же она ненавидела Рождество!

Интересно, заедет ли Майкл в этом году?

А ты звонила Лиоте в прошлое Рождество?

До вечера Нора не могла избавиться от воспоминаний о прошлом, каждое из которых причиняло ей страдания. Вернувшись домой, она увидела пять сообщений на автоответчике. Звонила ассистентка стоматолога, чтобы напомнить об утреннем визите к врачу. Звонил Фред и предупредил, что придет домой поздно. Звонил кто-то из церкви, чтобы пригласить на вечернее мероприятие для женщин – обмен домашним печеньем. Вместо четвертого сообщения был записан только гудок. Последний звонок был от Энни.

«Привет, мама. Спасибо, что позвонила. – В мягких вибрациях ее голоса появилась легкая хрипотца. – Мы слушали твое сообщение вместе с бабушкой, и она плакала. Мы прекрасно ладим. Мы очень хотим, чтобы ты как-нибудь зашла к нам в гости. Ты же знаешь, мы всегда тебе рады, мама. Если после твоего звонка в дверь я не открою, поищи нас в саду».

Нора слушала голос дочери, и у нее перехватывало дыхание.

«Мы всегда тебе рады… поищи нас в саду».

В саду в это время года? Листья опадают.

Нора вспомнила, что не раз заставала мать в саду в холодную погоду, даже в дождь. Она убирала листья. Подрезала ветви деревьев. Прикрывала пленкой растения, которые не любят холодов.

Ее боль усиливалась.

«Погуляй со мной. Поговори со мной. Ты же моя дочь».

Она включила автоответчик и снова прослушала запись. Потом еще и еще раз.

Что же мне делать?

Она никак не могла забыть слова Джорджа об их наследстве. Ему нужны были деньги, чтобы рассчитаться с долгами. Кто станет винить его в этом? Нору же не волновала собственность ее матери, денег у той точно не было. Так как же она жила на одну лишь пенсию столько лет? Фред был богат, поэтому у Норы было все. Интересует ли ее дом? Может быть, она могла бы помочь немного…

Джордж звонил несколько раз, спрашивал, удалось ли ей образумить Энни. Нора пыталась оправдать свою дочь, не ее поступок, а ее привязанность к бабушке.

– Джордж, она не такая девушка, чтобы посягать на твое наследство. Мне неприятно, что ты вообще мог так подумать!

Она чувствовала себя ужасно.

– Думаешь, я сам этого не знаю? – почти проорал Джордж в телефонную трубку. Но Энни еще наивна. Религия завела ее стишком далеко! Она рассуждает о моем наследстве и о твоем, Нора. Она сделает какую-нибудь глупость, например, аннулирует закладную. Она, конечно, выручит немного денег за короткий срок, но в конечном итоге мы лишимся всего!

Нора убедила Джорджа самому поговорить с Энни.

– Энни заверила меня, что ничего не станет предпринимать, пока не возникнет острая необходимость, – сообщил он ей после короткого визита в дом Лиоты. – Кстати, мать выглядит уже лучше. Она просила передать тебе привет. – Его тон вовсе не был саркастическим, но ей все равно стало стыдно, что она не поинтересовалась здоровьем матери, прежде чем спрашивать, что сказала Энни о денежных делах. Просто ей хотелось побыстрее отвязаться от Джорджа.

Возникшая ситуация перевернула всю ее жизнь. Насколько все было бы проще, если бы мать умерла от инсульта, а не превратилась в инвалида. Инвалид.Какое жуткое слово. И что за жизнь ожидает Энни, если она станет затворницей в обществе старой женщины, живущей в маленьком домике по соседству с гетто?

Возможно, несколько недель круглосуточного ухода без посторонней помощи приведут Энни в чувство быстрее, нежели слова. Норе оставалось лишь надеяться. Она снова нажала на кнопку автоответчика и еще раз прослушала запись, теперь уже в последний – после этого она стерла сообщение.

– У нас каждый день гости, – с улыбкой рассказывала Энни Корбану. – Арба забирает детей, когда приходит с работы.

Она протянула ему еще один крючок, который он стал прикреплять к карнизу.

– Ты занимаешься с соседскими детьми? – удивился Корбан. Он прибил крючок и повесил на него гирлянду с лампочками, которая напоминала свисавшие с карниза сосульки. Энни уже украсила такими «сосульками» кусты рододендрона перед домом и декоративную сливу. Это дерево стояло голым, без листьев, но обвитая вокруг ствола гирлянда сделала его потрясающе красивым. Энни переплела лампочками две самые прочные нижние ветки так, чтобы получился крест.

– На самом деле они мне очень помогают. – Энни достала из коробки следующую гирлянду. – Днем бабуля обычно отдыхает. Ты видел ее новую кровать? С нее значительно проще подниматься, и мне, естественно, легче. Книжки теперь читает вслух Нил. Он садится в кресло у окна, а девочки устраиваются на кровати около бабушки. Они уже почти закончили чтение «Таинственного сада».

– С каждым днем дом становится лучше, Энни.

Он повесил на закрепленный крючок еще одну гирлянду.

– Я хочу, чтобы к Рождеству он выглядел просто великолепно. У нас осталось еще несколько гирлянд, – сообщила Энни.

Корбан закрепил последние лампочки и спустился с лестницы. Энни отступила назад, чтобы издалека полюбоваться их работой.

– Спасибо, Корбан. В следующем году будет намного проще: все крючки уже на месте. – Она собрала пустые коробки. – Может, войдешь в дом и посидишь с бабулей, пока я отнесу коробки в гараж? Ты ведь останешься с нами на обед? Он скоро будет готов. Бабушка любит есть рано, а десерт оставляет на потом.

– С удовольствием. Я подожду тебя в доме.

Когда он вошел через парадное крыльцо, Лиота поприветствовала его неким подобием улыбки, а Барнаби завопил:

– 911! Позвоните 911!

Корбан рассмеялся:

– Попугай бдительнее сторожевого пса. – Он закрыл на задвижку дверь-ширму, подумав о том, что Энни войдет в дом через заднее крыльцо. Лиота сделала жест левой рукой, приглашая его присесть. – Вы замечательно выглядите, Лиота. – Устраиваясь поудобней в кресле, он заметил новый экран, который Энни поставила перед горящим камином, чтобы искры не попадали на ковер.

– Как дела в университете? – Лиота как-то особенно посмотрела на него.

– Я заканчиваю неполный курс, потому что собираюсь сдать свою курсовую работу в следующем семестре. Еще не решил, какой она будет. – Корбан услышал, как хлопнула дверь на заднем крыльце. – Кажется, вам с Энни прекрасно живется вместе. – Он оглядел гостиную. – Я вижу, ваша внучка снова занималась покраской.

Свет ламп, падавший на светло-коричневые стены, придавал им персиковый оттенок. Покрашенная каминная полочка блестела, и все, что на ней стояло, было вымыто и расставлено в другом порядке.

– Корбан! – позвала с кухни Энни. – Почему бы тебе не помочь бабуле пересесть в каталку, пока я накрываю на стол? Обед готов. Осталось только подогреть печенье.

– А где ваша елка? – спросил Корбан, подкатывая кресло Лиоты к кухонному столу, к ее законному месту возле окна, откуда был виден сад.

– Она стоит на телевизоре. – Энни улыбнулась и начала разливать по тарелкам густой мясной суп.

Корбан взглянул на телевизор.

– Такая маленькая?

На небольшой, фута в два, елке он заметил всего несколько игрушек.

– В следующем году будет больше. – Энни поставила первую тарелку перед Лиотой и, обернувшись, пристально посмотрела на Корбана, давая ему понять, что не следует обсуждать эту тему.

Корбан догадался, что проблема, видимо, в деньгах. Лиота живет на социальное пособие, а Энни не может работать и одновременно ухаживать за бабушкой. Не успела Энни поставить перед ним тарелку, как он замолчал. Потом она налила себе супу, села и взяла бабушку за руку. Другую руку старушка протянула Корбану и после этого благословила их трапезу. Молодому человеку было приятно сидеть на этой уютной теплой кухоньке и смотреть из окна на гирлянды, развешенные Энни по всему внутреннему дворику.

– Ты поедешь на Рождество домой? – спросила Энни, протягивая Лиоте намазанное маслом печенье.

– Нет. Мама уехала на праздники в Швейцарию.

– И где ты будешь праздновать?

– Здесь.

– А чем угостишь себя на Рождество? – Энни внимательно посмотрела на Корбана. – Закажешь ужин?

– Вполне возможно, хотя я могу позволить себе пойти в ресторан и покутить. – Он подумал о чеке на солидную сумму, который мать прислала ему в подарок.

– Кажется, тебе это нравится, – заметила Энни с грустью.

Он пожал плечами. Что он мог сказать? Нет ничего печальнее, чем сидеть одному за рождественским столом.

Лиота издала булькающий звук и постучала по столу указательным пальцем.

– Я согласна с тобой, бабуля. – Энни посмотрела на него. – Приходи встречать Рождество с нами. – Она протянула ему баночку желе.

Корбан решил сказать, что не хочет беспокоить их своим присутствием. Но кого он собирался обманутъ?

– С удовольствием. Что мне принести?

Энни загадочно улыбнулась и подмигнула бабушке.

– Можно просить что угодно?

– Если только не попросишь приготовить индейку.

– Это не понадобится. Мы запечем ветчину с медом.

– Тогда скажи что.

– Морское путешествие, – пошутила Лиота.

Все рассмеялись, и Лиота громче всех.

– Елка обойдется дешевле, – возразила Энни. – Фута в четыре, пушистую и такую, у которой между ветками много места для игрушек. Я в гараже нашла очень хорошие.

– Елка так елка. – Корбан улыбнулся. Он действительно был рад, что его пригласили.

– Я видела, что елки продаются перед супермаркетом. Все средства от продажи пойдут на благотворительные цели.

– Схожу куплю сразу после обеда.

Когда Энни прицепляла на елку последние нити мишуры, пришла Арба со своими детьми, чтобы вручить подарки, приготовленные для нее и бабушки Лиоты. Энни угостила их теплым яблочным сидром с корицей и печеньем. Поскольку Арба с детьми собирались встречать Рождество с родственниками на другом берегу залива, они решили посмотреть подарки прямо сейчас.

Дети помогли Лиоте развернуть ее подарок, потом гордо объявили, что это была их идея – купить шоколадные конфеты для нее и для Энни красивый флакон с пеной для ванны. Энни тоже вручила детям подарки, надеясь, что им понравятся фигурки библейских персонажей, которые она сама вылепила из теста, испекла и раскрасила. Для Нила она испекла Симеона, называемого Нигер, для Кении – царицу Савскую, для Тунисы Кандакию, царицу Эфиопскую. Она как-то говорила с ними на эту тему, и Нил заявил, что один его друг-мусульманин сказал, что Иисус был Богом белых людей, которые насильно навязали Его порабощенным чернокожим. Энни хотелось подарить что-нибудь особенное, что может долго храниться. Для Арбы она испекла из шоколадного теста сложенные для молитвы руки. К радости Энни, подарки понравились всем четверым.

– Нам пора ехать. – Арба наклонились к Лиоте и взяла ее за руку. – У вас будет замечательное Рождество. К тому же вы сможете отдохнуть от нас несколько дней.

– Да благословит вас Господь. – Эти слова Лиота произнесла очень внятно.

Энни вышла на крыльцо проводить Уилсонов, и Арба задержались на нижней ступеньке.

– Ваши родственники приедут сюда на Рождество?

– В этом году нет. Семья дяди Джорджа уезжает на праздники в Феникс, к родителям тети Дженни. Они давно договорились об этом, еще до того, как заболела бабушка. Но они обещали, что заглянут к нам после своего возвращения. А мама с Фредом… – Энни пожала плечами. – Я не знаю.

– Мне очень жаль, Энни.

– Мне тоже, но я очень рада, что мы все вместе отметили День благодарения. Зато на Рождество к нам придет Корбан, и Сьюзен сказала по телефону, что они с Сэмом заедут к нам днем. Так что не на что жаловаться. – Она смущенно улыбнулась. Как ей хотелось, чтобы вся семья собралась на Рождество!

Господи, я так молилась об этом.

– Что ж, желаю вам и вашей бабушке веселого Рождества, Энни.

– И вам того же, Арба. Заходите, как только сможете.

– Вы ведь знаете, что приду. Дети сильно привязались к бабушке Лиоте. Как же нам без нее?

Энни помахала им рукой и тут же вернулась в дом. Бабушка Лиота заснула перед телевизором прямо в каталке. Стараясь не шуметь, Энни собрала со стола посуду, отнесла на кухню, вымыла и убрала. В половине девятого уставшая Энни присела на диван, чтобы отдохнуть пару минут. Лиота спала так сладко, что не хотелось ее будить. Энни закрыла глаза и положила голову на спинку дивана.

Господи, как для Твоего бесценного Сына не нашлось комнаты в гостинице, так и для Лиоты нет места в сердце моей матери и дяди Джорджа. Я не понимаю, Господи. Просто не понимаю. Как это печально. Они лишают себя такого счастья. Она милая старушка, мне больно даже думать, что она может умереть. Господи, помоги мне сделать это Рождество особенным для нее. Пусть она знает, как сильно ее любят.

Норе не спалось. Завтра канун Рождества, и она чувствовала себя как никогда одинокой и несчастной.

И ненавижу Рождество. Я всегда ненавидела Рождество. Каждый год оно приносит мне одни лишь огорчения. Когда я была маленькой, я знала, что не получу того, чего бы мне хотелось. А теперь приходится носиться по магазинам, толкаться в очередях, чтобы купить всем подарки, украшения для дома, потратить кучу денег на иллюминацию, приготовить большой праздничный обед, который съедят в мгновение ока. К концу праздника я уже валюсь с ног от усталости. А какой в том прок?

Она уставилась в темный потолок, прислушиваясь к похрапыванию спавшего рядом Фреда. Ее раздражало, что он легко засыпал после ссоры, а она часами лежала без сна, по сто раз вспоминая каждое слово. Обычно, когда она была не в духе, как он сам выражался, ему удавалось ее успокоить. Но в этот раз Фред молчал до тех пор, пока она не спросила, интересуют ли его вообще ее чувства. И что же он ответил?

– Почему бы тебе не позвонить Энни? Ты ведь хочешь, чтобы мы вместе встретили Рождество.

– Вместе, но здесь! Я хочу, чтобы она приехала сюда!

– Но ведь это невозможно. Этого не будет.

– Если мы приедем к ним, это лишний раз убедит Энни в ее правоте, Фред.

Он захлопнул книгу, которую читал весь вечер, и, поднявшись со своего места, бросил ее на стол.

– Просто не могу понять, как ты можешь настолько не знать собственную дочь, Нора. Она взяла на себя обязательства по уходу за твоей матерью. И что бы ты ни говорила, что бы ни делала, она не изменит своего решения. Это и расстраивает тебя больше всего, ведь так? Энни вышла из-под твоею контроля.

– Она губит свою жизнь.

– Как думаешь, сколько лет проживет твоя мать? Она не будет жить вечно.

– Она может протянуть до ста лет.

– Будет лучше, если так и случится.

Сказав это, Фред тотчас вышел из комнаты.

А она вертелась теперь в кровати и не могла заснуть. Ее подушка была мокрой от слез. Сколько же раз она плакала за все эти годы, начиная с того момента, когда уходившая на работу мать оставляла ее?

Господи, так не может продолжаться. Иногда мне хочется умереть. У меня ничего не получается, все идет не так, как я хочу. Утром я звонила Майклу, и он не мог дождаться окончания нашего с ним разговора.

Она была его матерью, а ему все равно.

А как ты обращалась со своей матерью?

Нора стиснула зубы.

Она первая бросила меня. А Майкл такой же, как его отец, Брайан.

Тишина стала угнетающей, И в темноте она чувствовала себя неуютно. Дрожа от холода, она свернулась калачиком и прижалась к Фреду, надеясь согреться его теплом.

Я любила Дина Гарднера. Я очень его любила и думала, что умру, когда он ушел к другой женщине. Как ее звали? Доминик. Я надеялась, что, когда она ему надоест, он вернется ко мне. Да, она действительно надоела ему, но тогда он встретил Филлис, а потом Пенни. Я потеряла счет женщинам, которые у него были за все эти годы. Как же зовут его нынешнюю любовницу? Кажется, Моника.

Она пыталась сдерживать рвущиеся наружу рыдания.

Господи, я отдала Дину всю свою любовь, но ее не хватило, чтобы удержать его. Он был вероломным.

Теперь и Энн-Линн оказалась такой же, как ее отец. Она бросила Нору, как в свое время бросил ее Дин Гарднер.

Это ты ее бросила!

Нет, вовсе нет. – У нее задрожали губы. – Наверное, она выйдет замуж за этого хулигана Сэма Картера и будет всю жизнь с ним мучаться.

Что ты можешь сделать, если таков Мой замысел?

Она подумала о Сьюзен, ее родителях и заплакала еще горше. Их дети выросли, но Картерам никогда не приходилось звонить им и упрашивать, чтобы они к ним приехали. Их дом всегда был полон людей. Когда Энни было десять лет, она при малейшей возможности отправлялась к Картерам. Нора всегда думала, что это из-за привлекательности Сэма и магнетизма его бунтарства, но даже когда он сидел в тюрьме для малолетних преступников, Энн-Линн продолжала бывать в их доме. Ей просто нравились Картеры.

И каждый раз, когда Энн-Линн просит разрешения остаться ночевать у Сьюзен, я обижалась. У меня было ощущение, что моя дочь – предательница, я хотела, чтобы ей нравилось проводить время дома со мной, но она рвалась на свободу. Словно птичка из клетки. И чем сильнее я старалась удержать ее, тем отчаяннее она вырывалась.

Теперь Энн-Лннн была свободна. Она обрела свободу и больше никогда не вернется.

О, Господи, что же во мне такого, что так отталкивает людей? Я всегда старалась дать своим детям то, чего не было у меня в детстве. Я хочу только одного – чтобы мои дети жили лучше, чем жила я в их годы. А взамен я хочу, чтобы они любили меня.

Ты хотела быть для них Богом.

Нет, я бы не сказала.

Она услышала бой старинных часов внизу. Четыре часа утра. Ей уже не заснуть, можно и не пытаться. Скоро все равно вставать. Она выскользнула из-под одеяла и накинула халат.

Зажженные в гостиной елочные огоньки отбрасывали мягкие блики на лестницу, перила которой она украсила сосновыми ветками, добавив к ним красных ягод. Получилось очень красиво, а сосна наполнила дом хвойным ароматом. На каминной полочке великолепно смотрелись перевитые шелковыми лентами ветки сосны и как будто выраставшие из них красные, зеленые и белые свечи. Даже профессиональный декоратор не сделал бы лучше.

Ее композиция была совершенством и не уступала по красоте витрине какого-нибудь магазина.

Все это показуха. В ней нет смысла.

А для Энни Рождество всегда имело смысл.

Нора вспомнила последнее сообщение дочери, записанное на автоответчик. Она помнила каждое слово, словно и не стирала эту запись.

«Мы прекрасно ладим. Мы очень хотим, чтобы ты как-нибудь зашла к нам в гости… Ты же знаешь, мы всегда рады тебе, мама».

Мама. Не мать. Она назвала меня мамой.

И произнесла это слово с такой нежностью.

Нора пошла на кухню и принялась молоть свежие кофейные зерна лучшего сорта, потом сварила яйцо и подогрела в микроволновке круассан. Ей показалось, что в комнате с большими стеклянными дверями было прохладно, и она включила обогреватель. Подсев к окну, Нора принялась разглядывать через стекло идеально подстриженный газон, искусственные сосенки, удобренную и взрыхленную землю, подготовленную для посадки. Весной ее дворик станет похожим на парк.

На парк, который посетители, прогулявшись, покидают, а не на сад, где они восстанавливают свои силы. На парк, куда люди могут попасть, пройдя через дом с разрешения хозяина… а не на сад, куда соседи могут прийти, воспользовавшись калиткой.

Нора закрыла глаза и вспомнила, как из окна кухни она когда-то смотрела на свою мать: та сидела на корточках и копалась в земле.

Как ужасно теперь видеть ее такой бледной, такой растерянной, измученной и слабой.

Солнце разбросало по небу розово-оранжевые лучи. Часы в гостиной пробили семь. Куда уходит время? Годы борьбы, бесконечная череда неприятностей, которые нужно пережить, постоянный поиск гармонии, стремление к совершенствованию и достижению цели…

«Ты же знаешь, мы всегда рады тебе, мама».

Мама.Она ухватилась за это слово, как за спасательный круг. Мама.

В восемь утра Нора позвонила по телефону дочери и спросила, осталось ли в силе ее приглашение.

Ну, конечно, осталось.