Текст книги "Сад Лиоты"
Автор книги: Франсин Риверс
Жанры:
Семейная сага
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)
– Она жила с болью много лет, мама. С болью, которую тебе не дано понять. – Энни опять отвернулась.
Ожидая, что Нора Гейнз скажет сейчас что-нибудь грубое и жестокое, Корбан весь напрягся и приготовился к отражению атаки. Но она побледнела и не произнесла ни слова. Вид у нее был явно нездоровый. Возможно, она сдержалась талько потому, что в комнату для посетителей входил ее брат Джордж. За мужем следовала Дженни, усталая и настороженная.
– Мы прослушали запись на автоответчике. – Джордж посмотрел на Фреда, потом на Нору, Энни и, заметив кислую улыбку на лице Корбана, добавил: – Мы могли бы приехать раньше, но искали няньку для ребенка. Что сказал врач?
– Что сейчас бабушку обследуют и через несколько часов будут результаты анализов. – Энни посмотрела на свои часы. – Думаю, уже скоро.
– Мне очень жаль, милая. – Дженни подошла к Энни. – Чем мы можем помочь?
– Тут ничем не поможешь, остается только ждать и молиться, тетя Дженни, – со слезами в голосе проговорила Энни и обняла ее.
– Вовсе нет. – Джордж поиграл желваками. – На этот раз мы предоставим матери надлежащее лечение.
Корбан привстал со своего места.
– Минуточку…
– Вы не член этой семьи, – процедил сквозь зубы Джордж. – Не вмешивайтесь в наши дела.
– Он мой друг!
С этими словами Энни отошла от Дженни.
– А речь идет о моей матери.
– Джордж, – взмолилась Дженни, – сейчас не время…
– Ничем не хуже любого другого времени, – хмуро ответил он и покраснел. – Нора, я думал, ты разобралась со своей дочерью. Скажи ей, о чем мы говорили.
Нора хотела встать с кресла, но вместо этого закрыла лицо руками.
– Мы все очень огорчены, Джордж, – спокойно заметил Фред.
– Огорчены! Вы огорчены, я тоже огорчен. Я возвращаюсь от родственников жены после рождественских праздников и обнаруживаю на автоответчике сообщение о том, что моя мать снова в больнице. Только что я поговорил с врачом, и он сказал мне, что, по-видимому, боли у нее были не одну неделю!И если бы она оставалась там, где мы хотели оставить ее, она, по крайней мере, получала бы квалифицированную медицинскую помощь!
Увидев, как исказилось лицо Энни, Корбан шагнул к ней.
– Эй, послушайте! Как вы разговариваете с Энни? – Ему хотелось сбить спесь с Джорджа. – Она заботилась о Лиоте день и ночь. А где были вы?
– Я занимался делами компании и заботился о своей семье. Я не сопливый сын богатых родителей, который учится в университете на их средства.
От гнева кровь прихлынула к лицу Корбана.
– Да! – в голосе Джорджа замучали самодовольные мотки. – Я все разузнал о вас. Вы студент и изучаете социологию. Пишете серьезную работу. Неужели вы думаете, что мне не захотелось узнать в подробностях, почему какой-то молодой человек, собравшись от чистого сердца помогатьстарушке, в один прекрасный день появляется в ее доме? Я кое-кого нанял, чтобы все выведать о вас.
Гнев Корбана вдруг перешел в стыд.
– Вы могли бы спросить об этом у меня. О чем вы подумали? Что я собирался получить в наследство имущество Лиоты? Она живет на пособие, в то время как ее дочь – в Блэк-Хоке, а ее сын…
– Убирайтесь отсюда! – взревел Джордж. – Или я вышвырну вас!
Медперсонал больницы, собравшийся в сестринской, не знал, что делать.
– Как думаешь, нам следует вмешаться? – спросила медсестра в полосатом халате.
Из соседнего кабинета выглянул лаборант, который тоже слышал, что в комнате для посетителей разговаривали на повышенных тонах.
– Не стоит. – Он покачал головой. – Я уже вызвал врача и священника.
– Кому-то из них скоро тоже понадобится врач. Они так разговаривают, что кажется, дело вот-вот дойдет до драки.
– И уже не в первый раз, – сказала сестра. – Каждый из них хочет делать то, что считает правильным, но никто не хочет брать на себя ответственность, и несчастная старушка оказалась между двух огней.
– Мне кажется, дело в другом, – вмешалась в разговор еще одна медсестра. – Внучка хочетухаживать за бабушкой.
– Не выдумывай. Ты видела эту девочку? Ей не больше восемнадцати лет. Молоко еще на губах не обсохло. И она хочет взвалить на себя такую ношу?
– Возможно, если бы ей помогли, – заметила старшая медсестра, что-то писавшая в истории болезни.
– Насколько мне известно, пациентка и ее дочь жили врозь, сын с ней тоже не ладил, – бросила другая женщина, уходя в кабинет врача.
– Похоже, они взволнованы.
– Да уж, волнуются. Хотят отправить старушку в больницу для престарелых, где ее будут лечить за счет государства. Родственникам кое-что перепадет, когда…
– Какие страшные веши ты говоришь.
– Откуда ты столько знаешь?
Старшая сестра положила в палку заполненную историю болезни.
– Нужно просто внимательнее слушать!
– Это совершенно нас не касается. Наше дело – ухаживать за пациентами.
Мимо них прошел священник, направлявшийся в комнату для посетителей.
– Несчастная старушка.
– Но внучка хочет ухаживать за ней, – заметила сестра в полосатом халате.
– Едва ли кто-то из родственников станет ей помогать.
Старшая сестра взяла следующую историю болезни.
– В любом случае пациентка не задержится здесь надолго.
– Она умрет?
– Все мы смертны, но я не это имела в виду. Старушка может протянуть еще долго. Этого никогда заранее не знаешь. Иногда случаются удивительные вещи. И чудеса тоже происходят. Я просто хотела сказать, что у нас не хватает коек, а она нуждается в длительном уходе. Доктору Паттерсону придется отправить ее в больницу для престарелых, если родственники не предложат чего-то другого.
– Не очень-то они стараются.
– Как это печально, – снова заметил медбрат.
– Это будет лучшим из вариантов. – Старшая сестра сунула в папку вторую историю болезни и отправилась проведать кого-то из пациентов.
Одна из сестер начала проверять по графику приема лекарств, правильно ли они положены в стаканчики для больных.
– А ты что думаешь, Хирам? – спросила она лаборанта, который перебирал заявки на анализы.
– Мне очень жаль миссис Рейнхардт.
Хирам знал, что иногда смерть может быть другом. Он прислушивался к продолжавшейся в соседней комнате ссоре и не принимал участия в разговоре коллег. Около часа назад он сделал забор крови у Лиоты Рейнхардт. Ему не составит труда заглянуть в записи доктора и прочитать, какой диагноз тот поставил.
Хирам уже не раз помогал безнадежно больным пациентам. Возможно, он поможет и Лиоте Рейнхардт.
Лиота поняла, что дела плохи, в тот самый момент, когда Энни вошла в палату. Хотя на ее лице Лиота увидела веселую улыбку, она заметила, как припухли и покраснели глаза внучки. Она тоже притворилась, что все в порядке.
Энни взяла бабушку за руку:
– Я заберу тебя отсюда, как только смогу, бабуля. – Они пошевелила губами и прерывисто вздохнула. – Я сделаю все, что могу…
– Они мучают тебя?
– Просто мы пытаемся решить кое-какие вопросы.
Лиота увидела в глазах Энни тревогу. Она заметила и еще кое-что, чего не видела в течение прошедших недель, когда внучка за ней ухаживала. Как жаль, что пришлось перемести инсульт, чтобы узнать, что такое дочерняя любовь. Энни была как раз такой, какой Лиота хотела видеть Эйлинору. Доброй, ласковой, бескорыстной, честной, жизнерадостной. Она была такой славной девчушкой, так старалась ей угодить. Но обстоятельства оказались сильнее. Бедной Эйлиноре приходится прятать боль, скрывать свои чувства. Возможно, кому-то и удастся сломать эту стену отчуждения и вытащить ее из раковины. И тогда Эйлинора сможет стать такой женщиной, какой сотворил ее Господь.
Что бы ни случилось, Господи, не позволяй им сломать Энни. Не допускай, чтобы обида укоренилась в ее сердце и лишила ее веры. Господи, Ты можешь сделать это для меня? Окружи мою внучку защитной стеной. И пусть ангелы-хранители, поставленные Тобой на этой стене, берегут Энни. Я подвела Тебя, Господи. Я не сумела вырастить свое дитя с таким сердцем, как у Тебя. Как удивительно, что это удалось сделать Эйлиноре. Нет, неверно. Я не должна так думать. Это сделал Ты. И только Ты, Господи. Именно Ты сотворил это чудо.
– Бабуля? – Энни поймала ее взгляд.
Лиота поняла, что нужно собраться. Она не должна уходить в себя.
– Не волнуйся за меня. Что бы ни случилось, милая, ты знаешь, Кто всем управляет.
Глаза Энни потеплели, засияли внутренним светом.
– Я люблю тебя, бабуля. Я так тебя люблю. – Энни вложила в эти слова всю теплоту своего сердца.
– И я люблю тебя. – Лиота не могла рассказать ей о том, как много значили для нее прошедшие месяцы. Настоящая идиллия после стольких прожитых впустую лет одиночества. – Любимая… Любимая…
Она не желала думать о надвигающейся беде.
Господи, я слишком стара и слаба, чтобы одеться в броню для решающей битвы. Помоги мне надеть мои доспехи.
– Доктор сказал, что тебе дали снотворное, чтобы ты смогла отдохнуть. Я приду сюда утром. – Энни поцеловала бабушку и, услышав, как кто-то приоткрыл дверь и окликнул ее, кивнула в знак согласия. – Мне пора, бабуля. Пожалуйста, держись. Не покидай меня.
Когда Энни вышла, в палате появились Джордж и Дженни. Джордж говорил немного, но за каждым его словом Лиота ощущала плохо скрываемый гнев. Она снова доставила сыну много хлопот? Который час? Наверное, он должен быть на работе, а не здесь, в больнице. И почему у его жены такой виноватый вид? Что происходит? Оба пожелали ей спокойной ночи и удалились.
В дверях палаты она увидела Эйлинору и Фреда.
Надо же, вся семья в сборе, не хватает только внука.
Они подошли поближе. Эйлинора взяла мать за руку, а Фред обнял жену за плечи. Раньше Лиота никогда не видела свою дочь такой удрученной.
О, Господи, она смягчилась. О, Господи, Господи, свершилось.
Лиота расплакалась. Как давно Эйлинора не дотрагивалась до нее? Лиота больше всего боялась, что сейчас спугнет дочь, но не сдержала чувств, с которыми, как объяснила ей Энни, трудно справляться после инсульта.
Эйлинора поморщилась и отвернулась, но Фред подтолкнул ее, прошептав подбадривающие слова. Она не успела ничего сказать, потому что в комнату вошла сестра.
– Прошу прощения, врач сказал, что миссис Рейнхардт нужно отдохнуть. Вы можете навестить ее завтра утром.
Эйлинора взяла себя в руки. Так, по крайней мере, это выглядело со стороны. Она обратила взгляд на Лиоту.
– Спокойной ночи, мама.
Мама.
Она не произносила этого слова с самого детства.
Мама. Мама!
Лиота вспомнила, как Элен Рейнхардт всеми силами старалась удержать ее дочурку, а та кричала: «Мама! Мама! Не уходи!»
Лиоте так хотелось вернуть то время.
О, Господи, подари мне еще несколько минут, которые я проведу с дочерью.
Ну, почему сестра не разрешает нм побыть хотя бы пять минут вместе? Чудеса случались и за более короткое время! Лиота видела, что Эйлинора приуныла. А раскаялась ли? Она с трудом оторвала руку от постели.
– Эйли…
Уловив это едва заметное движение. Фред наклонился и взял ее руку в свою.
– Я приведу к вам вашу дочь завтра утро, Лиота. Верьте мне.
Он поцеловал ей руку, и после этого все удалились.
Энни шла к своей машине рядом с Корбаном и чувствовала, что он все еще был взволнован. Он никак не мог успокоиться после скандала, разразившегося в комнате для посетителей. Когда она слушала, как дядя Джордж рвал и метал, ей вдруг подумалось, что он, возможно, прав. А, вдруг она действительно глупая и наивная девчонка. Но тут Энни вспомнила лежащую на больничной койке Лиоту и поняла, она не допустит, чтобы остаток своих дней бабушка провела в больнице для престарелых, когда ее внучке вполне по силам ухаживать за ней дома.
Господи, я знаю, что будет нелегко. Отец, я страшно устала, мне очень нужна помощь. Иисус, помоги мне, дай мне мудрости. Я не могу быть одна. Возможно, дядя Джордж отчасти был прав, сказав, что у меня комплекс мученицы. Тогда помоги мне избавиться от этого комплекса и сделай меня прозорливой.
Она позвонит Марианне Картер и попросит ее назвать профессионалов, которые могут быть полезными, она обратится в банк, чтобы взять займ под аренду недвижимости и получать регулярные выплаты от арендатора или что-то в этом роде.
Корбан снова взял Энни за руку.
– Ты уверена, что сможешь вести машину?
– Я в порядке. Спасибо, что поддержал меня сегодня.
– Но это еще не конец, Энни.
– Я знаю. Поэтому и поеду домой. Помолюсь, потом сделаю несколько звонков и отдохну. А завтра утром вернусь и заберу бабушку отсюда.
– Во сколько ты собираешься приехать?
– Обычно бабушка спит до восьми утра.
– Я подъеду без четверти восемь. И если нужно будет спрятать ее в мешок и выкрасть, то мы с тобой так и сделаем.
По лицу Энни скользнула улыбка.
– Уверена, она-то уж не испугается. Это как раз в ее духе. – Энни обеими руками пожала его руку. – Спасибо, Корбан. – Увидев, как вспыхнули его глаза, отпустила руку и печально вздохнула. Ей совсем не хотелось быть неправильно понятой. – Увидимся завтра.
Когда Энни села за руль, Корбан закрыл дверцу и не сводил с нее глаз, пока она пристегивала ремень безопасности и включала зажигание. Потом Энни помахала рукой и выехала со стоянки. Она бросала взгляд в зеркало заднего вида Корбан стоял на том же месте и смотрел вслед ее машине.
– Нора!
Фред окликнул ее, когда остановился поговорить с доктором Паттерсоном, но она продолжала идти. Нора быстро шагала по коридору по направлению к лифту, думая только о том, как найти Энни, пока та не уехала. Фред догнал ее, когда дверь лифта начала открываться.
– Дорогая, подожди минутку…
– Я не могу ждать. Мне нужно поговорить с Энн-Линн.
Нора зашла в лифт и нажала на кнопку первого этажа. Она едва дождалась, когда открылись двери, и бросилась к выходу из больницы. Люди удивленно смотрели ей вслед. А ей было все равно, что они могут подумать. Она не хотела, чтобы дочь уехала, не поговорив с ней. Она еще никогда не видела Энни такой подавленной. Как мог Джордж так обидеть ее дочь? Если бы не вмешательство священника, она бы сказала ему все, что думает о его разглагольствованиях.
Порыв холодного ветра чуть не сбил Нору с ног, едва она выбежала на улицу. Запахнув пальто, она принялась высматривать машину Энни на стоянке и тут увидела Корбана Солсека. Он шел вдоль ряда припаркованных машин. Один. Сердце Эйлиноры оборвалось.
Фред догнал ее и взял за локоть.
– Энни уехала, Фред.
– Ты увидишь ее завтра утром.
– Я не могу так все оставить. Ты видел ее лицо?
– Видел. И что ты намереваешься делать?
Нора плотнее запахнула пальто, уткнувшись в меховой воротник. Все равно холодно. Ей казалось, что озноб шел откуда-то изнутри.
– Энн-Линн все эти годы знала о наших с бабушкой отношениях только с ее собственных слов, я хочу, чтобы она выслушала меня.
– Милая, тебе лучше подождать. Девочка и так сильно расстроена.
Она резко повернулась к мужу:
– Я тоже расстроена. Это моя мать лежит в больнице. – Она поняла значение его спокойного взгляда: вовремя же ты поняла. Всхлипнула и закрыла глаза. – Никогда не думала, что мне будет так больно ее терять, просто сердце разрывается. Я никогда не желала ей смерти. – Действительно? – Мать никогда не беспокоилась обо мне. И я вижу, что у Энни такой же настрой. Но я-то беспокоюсь. Беспокоюсь!
Фред обнял ее:
– Я знаю.
Она отстранилась:
– Я хочу, чтобы Энн-Линнузнала все! Я хочу, чтобы она поняла, каково мне жилось в этом доме. И если мать умрет, думаешь, Энни станет меня слушать? Я должна поговорить с ней именно сейчас. – Она пошарила рукой в кармане, но бумажных платочков там не оказалось. Заметив ее движение, Фред предложил ей свой чистый носовой платок.
Прохожие обращали на них внимание, поэтому он взял Нору за руку и отвел в сторону. К тому же здесь не свирепствовал ветер с залива.
Нора была в отчаянии.
– Фред, пожалуйста!
Он как будто постарел и выглядел на все свои пятьдесят семь.
– Хорошо. – Он обнял ее за плечи, подвел к своему «линкольну» и открыл дверцу. – Только когда будешь разговаривать с Энни, помни, что велик риск сжечь последние мосты между вами. Не делай этого.
Энни не переставая плакала всю дорогу к дому Лиоты. Она остановила машину на обочине и включила сигнализацию. Войдя на кухню, зажгла свет, потом заперла двери черного входа и небольшой прачечной.
Всю дорогу Энни молила Господа даровать бабушке исцеление, чтобы они могли пожить вместе. А если не будет на то воли Божьей, то пусть Он хотя бы позволит Лиоте умереть дома.
Хорошо бы сейчас заняться каким-нибудь делом, чтобы успокоиться, а потом позвонить матери Сьюзен и попросить у нее помощи. Ей так хотелось избавиться от не покидавшей се тревоги.
Отец, умоляю, Иисус, помоги мне. Дух Святой, даруй мне мудрость.Дай слова, чтобы убедить…
В дверь позвонили.
Невольный стон вырвался из груди Энни.
О, Господи, я никого не хону видеть. Я ни с кем не хочу говорить. К тому же мне нужно перемыть все на кухне.
Сковородка с засохшей яичницей лежала в раковине, а неиспользованные тарелки и столовые приборы все еше на угловом столике. Энни отчистила сковородку и выкинула остатки яичницы в мусорное ведро, стоявшее под раковиной, потом побрызгала сковородку жидким мылом и, открыв кран, направила на нее струю горячей воды. Звонок повторился.
Возможно, это пришла Арба. Обычно она заглядывала вечером поздороваться и посидеть несколько минут с Лиотой.
О, Господи, я совсем забыла про детей! Они должны были прийти сегодня.
Выключив воду, Энни поспешила в гостиную. Включив свет на крыльце, она глянула за занавеску и отпрянула. Ее охватила ярость.
– Уходи, мама! Оставь меня в покое!
– Энн-Линн, мне нужно с тобой поговорить.
– Я не хочу с тобой разговаривать! Мне наплевать, даже если я вообще больше тебя не увижу!
Она развернулась и снова ушла на кухню. Как могла мать прийти к ней сейчас? Она преспокойно помалкивала, когда дядя Джордж орал на нее.
«Твоя мать согласна… —кричал он. – Ты же хотела уговорить свою дочь. Ты привела адвоката?»
Ее мать – предательница.
Звонок снова повторился.
Энни не отходила от раковины и, чтобы хоть немного успокоиться, снова включила воду, подождала, пока раковина наполнится почти до краев, и закрутила кран. Потом она закрыла глаза и принялась страстно молиться.
Боже, сделай так, чтобы она ушла. Я не могу сейчас ее видеть. Господи, помоги мне взять себя в руки. Иисус, я не вынесу этого. Кажется, я начинаю ненавидеть свою мать. Ненавидеть так же сильно, как все эти годы она ненавидела бабушку Лиоту.
От этой мысли Энни похолодела.
О, Господи. Разве так должно быть? Пусть этого не будет. Только сделай так, чтобы она ушла. Пусть мать уйдет и даст мне время успокоиться и подумать.
Она втянула носом воздух и сделала медленный выдох через рот. Это упражнение показал ей преподаватель игры на фортепьяно, чтобы она могла успокаивать себя перед выступлениями. Сердце бешено колотилось, и она вся горела. Кровопролитие вместо очистительной крови?
Иисус, помоги мне!
Звонок не замолкал.
Энни взорвалась.
– Ну, ладно, мама. Если ты так настаиваешь! – Она подошла к двери, отперла ее и распахнула настежь. – Тебе не приходило в голову, что я не хочу видеть тебя сегодня? – Она сжала зубы, чтобы не раскричаться. – И вообще никогда!
– Энн-Линн, очень прошу тебя, мне нужно с тобой поговорить.
– Ты никогда не чувствуешь, когда человека лучше оставить в покое?
– Но сейчас самое время…
– Естественно, ты все делаешь по своему расписанию и так, как это надо тебе, а до остальных тебе нет дела.
– Энни, – раздался голос Фреда из-за спины матери, – пожалуйста, выслушай ее.
Выражение его лица было таким, что Энни вдруг устыдилась. Фред всегда с нежностью относился к ней, как мог бы относиться к своей дочери, если бы она у него была. Нечестно втягивать его во все это. Смягчившись, она открыла дверь-ширму и отступила, чтобы они могли войти.
– Даю тебе пять минут, мама. И ни минуты больше.
– Ты можешь уделить собственной матери всего пять минут?
Как часто Энни слышала эти насмешливо-жалобные нотки в материнском голосе! Она пристально на нее посмотрела:
– Тридцать секунд уже истекли.
Мать замигала и медленно опустилась на диван.
– Это твоя бабушка настроила тебя против меня.
– Забавно, мама, особенно если вспомнить, как все эти годы ты настраивала меня против бабушки Лиоты.
Поначалу мать, казалось, пришла в ужас, потом страшно расстроилась. Энни знала об этом приеме. Сколько раз он был использован матерью против нее?
«Как ты могла получить „хорошо“, Энн-Линн? Я разочаровалась в тебе. Если ты нуждалась в помощи, почему не сказала мне? Я бы нашла репетитора… С чего это ты решила бросить гимнастику? Терапевт, проводивший медицинский осмотр, сказал, что ты снова сможешь выступать в следующем году… Если бы ты немного постаралась, Энн-Линн, то смогла бы сыграть эту пьесу без нот… Донка Вероники – настоящий лидер, как ты можешь довольствоваться ролью девочки на побегушках?»
Энни боролась с искушением наброситься на мать, иногда у нее возникало непреодолимое желание сделать это. В тот год, когда Сьюзен пригласила ее в христианский лагерь, Энни начала задумываться о самоубийстве. И если бы тем летом она отвернулась от Бога, сегодня ее, возможно, не было бы в живых. Знала ли мать, до чего она довела свою дочь?
– Энн-Линн, я не настраивала тебя против бабушки.
– Ну, конечно, нет. – Горький гнев, несмотря на все усилия Энни, вырвался наружу. – Только при первой же возможности ты начинала жаловаться мне, какое было у тебя ужасное детство, какой ужасной была твоя мать. Ты уж постаралась, чтобы я никогда не проводила с ней время. Боже упаси, если я поближе узнала бы собственную бабушку!
– Энни, чего ты сейчас добиваешься? – снова мягко спросил Фред.
Этого было достаточно, чтобы она остановилась.
Действительно, чего я добиваюсь? О, Господи, Господи…
– Я пришла объяснить тебе, что я чувствовала… – мать вдруг осеклась.
– Ой, мама, – устало возразила Энни, сердце которой разрывалось на части. – Ты уже сотни раз рассказывала мне, какой ты себя чувствовала. Брошенной. Нелюбимой. И ты платила бабушке Лиоте той же монетой.
– Ты говоришь так, словно я ей мстила.
– А разве нет? При первой же возможности ты бросила ее.
– Я вышла замуж.
– И очень неудачно. Ты сама говорила мне, что отец Майкла был никудышным, и что именно бабушка была виновата в том, что ты так рано выскочила замуж. Ты же не скрывала, что ненавидишь ее.
– У меня нет к ней ненависти!
– Это всего лишь слова. Ты абсолютно ничего не сделала для нее за все восемнадцать лет моей жизни. Я могу на пальцах пересчитать, когда мы приезжали сюда, причем ты всегда отсылала нас с Майклом играть во двор, словно боялась, что у бабушки какая-то заразная болезнь, которая может перейти к нам! А уже через полчаса у тебя очень кстати начиналась мигрень, и мы все уезжали домой. И ты всю дорогу в машине говорила о ней плохое…
– Но я не могу, находясь в этом доме, не вспоминать о прошлом!
– А я люблюбывать здесь. И люблюжить с бабушкой Лиотой.
Лицо матери исказилось, словно дочь ударила ее.
– Ты не понимаешь.
Энни видела, что горечь и обида сделали с ее матерью.
О, Господи, не допусти, чтобы я стала такой же. Мой гнев так велик, что я бы с радостью ее уничтожила. А что потом? Раскаиваться всю оставшуюся жизнь, потому что я любила ее. Она моя мать, Господи, помоги мне. О, Господи, пожалуйста, освети мой путь. Будь здесь, Господи. Ты нам нужен!
Она медленно выдохнула.
– Бабушка Лиота тоже помнит, как ей было обидно, мама. Ты понятия не имеешь о том, что происходило на самом деле.
«Эйлинора и Джордж ничего не знали, и я не могла выдать им чужую тайну».
Мать насторожилась:
– Ты что-то знаешь?
Фред положил свою руку на руку жены.
– Может быть, ты расскажешь нам, Энни?
– Она не станет слушать, Фред.
– Я буду слушать, – сердито бросила Нора. – Я буду слушать, если тывыслушаешь меня.
– Я уже слушала тебя, мама, и всю жизнь была на твоей стороне. Хочешь, чтобы я все повторила? Тебе было три года, когда Лиота оставляла тебя с бабушкой Элен. И потом уходила на работу, словно она одинокая женщина, и наслаждалась жизнью, забыв о брошенных ею детях. А когда она была дома, ее больше интересовал сад. Она никогда не заботилась о тебе.Она занималась только собой. – Энни сердито смахнула слезы с лица. – Разве не это ты собиралась сказать?
Лицо ее матери исказилось, и из глаз потоком хлынули слезы.
– Это ты все так поняла.
– Нет, это ты, когда была ребенком, все так воспринимала.
– Бабушка Элен говорила, что она…
– Только не нужно винить ее. Она умерла! И не может себя защитить. Во всяком случае, ей хватило порядочности во всем разобраться! – Энни не могла поверить, что такие слова могли сорваться у нее с языка.
Нора в растерянности посмотрела на Фреда.
– Я же говорила…
– Энни, – взмолился Фред. – Ради Бога, она же твоя мать.
Энни охватило чувство стыда.
«Почитай отца твоего и мать твою…» [29]29
См.: Исх. 20:12.
[Закрыть]
Я становлюсь точно такой, как моя мать.
Энни устало опустилась в бабушкино кресло-качалку.
О, Иисус, прости меня. Я снова забиваю гвозди в Твои руки. Чем же я плачу Тебе за Твою любовь? Как мне все исправить?
Прости ее.
Энни впилась пальцами в подлокотники.
Я прощаю ее, Отец. О, Господи, прощаю, но не могу сказать ей об этом, потому что она не поймет, почему я прощаю ее. Куда уж ей понять? Она ведь не ведает, что творит. И даже не подозревает об этом. Мне кажется, я теряю силы.
Не падай духом.
Я будто блуждаю во мраке.
Позволь Мне быть твоим светом.
Это свет истины.
Истина!
Внезапно успокоившись, Энни теперь знала, о чем ей следует сказать.
– Мама, ты никогда не понимала, что происходило.
Эйлинора подняла глаза. Она была в отчаянии.
– Чего я не понимала? Моя мать не любила меня!
– Ты ошибаешься. Она пожертвовала всем ради тебя и дяди Джорджа. И главная причина, заставившая бабушку переехать сюда, была забота о вас. У нее не было денег, чтобы растить вас одной, а дедушка Рейнхардт никак не мог найти работу.
– Это ложь, Энн-Линн! Мой дедушка каждый день ходил на работу.
– Он каждый день уходил из дома. И целыми днями просиживал на скамейке в Димонд-парке. Он же был немцем, мама. Только вдумайся в это. Он был иммигрантом с сильным немецким акцентом в то время, когда шла Вторая мировая война. Никто не хотел брать его на работу. Сначала он тратил свои сбережения, понимая, что скоро потеряет и дом. А что будет потом? Тогда он написал твоему отцу, который был тогда в Европе, и попросил у него помощи. Твой отец послал Лиоте письмо, в котором объяснил ситуацию. Она, с двумя детьми на руках, жила на зарплату мужа, которую он получал как военный, и сама еле сводила концы с концами. Тогда она переехали к старикам и устроилась на работу. Она подумала, что только так они смогут выжить. Это она была тем человеком, который платил и том, за еду за коммунальные услуги и за одежду каждого члена семьи.
– Но бабушка Элен говорила, что мой дедушка был инженером, – почти испуганно проговорила Нора.
Энни засомневалась, дошел ли до матери смысл этих слов.
– Конечно, он был инженером, только безработным. А твоя бабушка не знала, что ее муж не мог подыскать себе работу. Ему было стыдно признаться, что он безработный, поэтому день за днем он продолжал вести свои поиски, пока не убедился в их бесполезности.
– Но если все это правда, то почему моя мать не рассказала обо всем бабушке Элен? – с вызовом спросила Нора. – Бабушка говорила в адрес матери такие оскорбительные слова, что любая на ее месте не выдержала бы.
– Да потому, что дедушка Рейнхардт был ее единственным другом в этом доме. Что изменилось бы, скажи она правду? Возможно, она отомстила бы бабушке Элен, зато дедушка был бы унижен. Поэтому она хранила молчание, надеясь на то, что все наладится, как только ее муж вернется с фронта. Ты помнишь, как все обернулось? Когда война закончилась, и твой отец вернулся домой, дедушка Рейнхардт переписал дом на него. Зачем ему было это делать, мама, если то, что сказала бабушка Лиота, неправда?
Нора закрыла глаза.
– Я помню, как однажды ночью бабушка Элен кричала и плакала, обзывая мать шлюхой и воровкой. Она заявила, что моя мать – чудовище, потому что не хочет заниматься своими детьми. Мы с Джорджем плакали, спрятавшись под одеяло.
У Энни заныло сердце, когда она представила, что пережила ее мать в детстве.
Нора судорожно вздохнула:
– Отец. Он вселял в меня ужас. Я была слишком маленькой, когда он ушел на войну. Я не узнала своего отца, когда он вернулся домой. Это был высокий, широкоплечий, светловолосый человек с холодными голубыми глазами. Как те арийцы, о которых ты читала. – С бледным лицом и отсутствующим взглядом мать продолжала вспоминать: – Однажды в приступе бешенства он пробил кулаком стену. Вот здесь, как раз около двери на кухню. – Ее губы дрожали. – Из-за своей вспыльчивости он постоянно терял работу. И еще из-за пьянства. Он превратился в вечно пьяного бездельника.
Слушая ее, Энни плакала. Она никогда не видела своего дедушку, но ее сердце разрывалось от жалости к нему.
– Твой отец, мама, был хорошим столяром, но война разрушила его жизнь. Родители попросили его разыскать в Германии их родственников. Он выполнил эту просьбу. И нашел нескольких. – О, Господи, помоги ей выслушать, поставить себя на место своего отца и понять его. – Они снабжали продовольствием солдат, которые уничтожали евреев в одном из концентрационных лагерей. Твой отец был переводчиком в своей части. Его родственники молили американцев о пощаде, но он и еще один парень расстреляли их. По словам бабушки Лиоты, один-единственный раз он рассказал ей об этом и больше никогда не говорил о войне.
Лицо матери стало белее бумаги.
– Я помню, бабушка Элен задавала ему по-немецки вопросы, и он сказал ей, что не нашел родственников.
– После этого он когда-нибудь говорил на немецком языке, мама?
Веки Норы тяжело опустились.
– Нет. Бабушка как-то спросила у него почему, и он ответил, что ему хочется забыть о том, что он немец.
– Он стыдился, не понимая, что немцы – не единственная нация, способная на зверство. Этому подвержено все человечество. Под лозунгами о цивилизованном мире человеческий род идет к полному вырождению. Мы все держимся только милостью Божьей.
– Но я ничего этого не знала! – почти прокричала мать.
– Бабушка Лиота говорила, что она не должна раскрывать чужих секретов. Но все-таки прабабушка Элен узнала правду, потому что, по словам бабушки Лиоты, очень изменилась сразу после смерти своего мужа. Скорее всего, перед тем как умереть, он рассказал ей если не всю правду, то, во всяком случае, признался, что за дом платила Лиота. Не думаю, что кто-нибудь, кроме бабушки Лиоты, знал о том, что произошло в Германии. Прабабушка Элен не сказала Лиоте больше ни одного недоброго слова. Они помирились. Бабушка говорила, что они даже полюбили друг друга.
Из груди матери вырвался крик:
– Я чувствую, что именно бабушка Элен настраивала меня против моей матери.