Текст книги "Сад Лиоты"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

И пускай Сьюзен думает, что хочет. Энни знала, что поступает именно так, как ей предназначено свыше. Именно о возвращении домой были ее мысли. И она никому не позволит сбить себя с этого пути.

Даже Сэму. Он хотел для нее другого. И не то чтобы он думал увести ее от веры в Бога. Нет, этого он не хотел. Энни знала, что он тоже любил Бога и полагался на то, что Иисус вытащит его из ямы, в которую он сам себя столкнул. И все же…

Энни вздохнула. Сэм был красивым, обаятельным и умным. В нем обитал дух радости и мальчишеский задор. Его привлекательная внешность волновала Энни, но не до такой степени, чтобы она отказалась от своих принципов. Он не являлся частью той жизни, которая была предназначена ей Богом. Объяснить, почемутак, она не могла ни себе, ни Сьюзен, когда оставалась с ней наедине. Она твердо зналасвою правду. И если бы отступилась от своего представления о ней, то упустила бы свой шанс увидеть чудо. Каким бы оно ни было…

Начиная готовить смесь для омлета, Энни думала о том, что в словах бабушки «Ты должна освободить дерево, чтобы его ветви обдувал ветерок и освещало солнце» скрыта одна простая истина – надо освободиться от всего ненужного. Еще там, в саду, когда Энни порезала старое абрикосовое дерево, она подумала, что люди должны действовать точно так же. Бог обязательно освободит человека от бесплодных идей, нездоровых фантазий, ложных обещаний и навязчивых желаний. Почему люди не позволяют Создателю помочь им очиститься и стать такими, какими Он их видит? Какие бы удивительные плоды принесло это со временем!

О, мой Бог, именно этого я и хочу. Отец мой, дающий жизнь всему на земле, очисти меня. Освободи от ненужного и сотвори новое по Своей воле. Господи, войди в мое сердце, подобно живительным сокам, питающим дерево. Пусть Твое сердце бьется в моей груди. Пусть плоды моей жизни станут отражением Твоей любви, покоя, терпения, милости, доброты, преданности и нежности. Отец мой, без Тебя мне не обойтись. Даже нечего и пытаться. Будь моим садовником…

– Выглядит очень аппетитно. – Сьюзен наблюдала, как Энни выливала на сковороду приготовленную для омлета смесь.

– Хочешь? – спросила Энни, выкладывая готовый омлет на тарелку. – Я могу себе еще приготовить.

– Знаешь, о чем я подумала? – Сьюзен взяла тарелку – Ты ведь собиралась спросить, не хочу ли я научиться готовить это блюдо.

Энни засмеялась:

– Чтобы вся квартира пропахла подгоревшим омлетом? Только не это. – Энни дала Сьюзен вилку и разбила в чашку еще два яйца. – Уж лучше ты будешь мыть посуду.

Проглотив кусочек омлета, Сьюзен снова заговорила, взмахивая вилкой, как дирижерской палочкой.

– Допустим, ты узнаешь причину многолетней неприязни между твоей матерью и бабушкой. Но я считаю, что это не поможет тебе изменить свою мать. Только сделаешь хуже себе, Энни. Три месяца она не может простить тебя за то, что ты ослушалась ее и поступила по-своему. Что ты сделаешь, чтобы она простила свою мать, которую много лет ненавидит за что-то? Как ты думаешь?

– Не знаю… – Энни верила, что для Бога нет ничего невозможного. Для чего бы Он устроил так, чтобы она общалась с бабушкой, если бы на это не было веских причин. Все, что Он делает, имеет благую цель. – Но я знаю, что Бог все видит, Сьюзи. И мне надо побывать дома и узнать, что произошло.

– Лиота просто классная! – с восторгом сказала Сьюзен. – Когда мы ввалились к ней и сказали, что не уедем до самого вечера, я немножко волновалась, как она отнесется к этому. А Сэм нисколько. Он с радостью ей помогал. Знаешь, что удумал мой братец? Пока я срезала побеги абрикосовых и сливовых деревьев, он перетаскал сорок мешков земли. Ну и досталось же ему! Он признался мне, что у него целую неделю болела спина. Я уверена, что Лиота в молодости давала жару.

Энни подождала, пока масло равномерно растеклось по сковородке, и потом вылила приготовленную для омлета смесь из миксера.

– Вот я и надеюсь, что бабушка расскажет о себе. – И, грустно улыбнувшись, добавила: – Мама всегда говорила, что я очень на нее похожа. Как бы хотелось знать, чем именно.

В шесть часов пришел Сэм с обещанным другом. Энни заметила, как у Сьюзен заблестели глаза, когда она знакомилась с этим парнем. Было видно, что и Сьюзен оправдала ожидания Чака Хейджа.

– Сэм много рассказывал о тебе, Сьюзен.

– Верь всему, что ты от него услышишь, – пошутила она.

Однако через полчаса ее настроение упало. Перехватив в коридоре Энни, Сьюзен затащила ее на кухню.

– О чем только Сэм думал? – прошептала она, достав из морозильника кусочки льда. – У нас с этим парнем ничего общего. Он уже год работает в какой-то компьютерной компании в «Силиконовой долине» [20]20
  «Силиконовая долина» – район на западе штата Калифорния, где сконцентрировано высокотехнологичное производство.


[Закрыть]и хотя не очень-то распространяется на эту тему, но, похоже, собирается стать ее исполнительным директором. А я – простая официантка. Он читает «Уолл-стрит Джорнал». А я книжки с картинками. Он любит суши, а мне нравится жареное мясо. А еще он любит классическую музыку.

– Ты тоже, – едва сдерживая улыбку, ответила Энни.

– Да, как средство от бессонницы.

– Считается, что классическая музыка повышает IQ [21]21
  iq (intelligence quotient) – коэффициент умственного развития.


[Закрыть]. – Энни поставила соус на поднос с крекерами.

–  ЗачемЧаку повышать IQ, он совсем не такой, как я. – Закатывая глаза, Сьюзен вытряхнула лед в миску и потом бросила целую горсть в свой бокал с содовой. Повернувшись в сторону гостиной, она спросила елейным голоском: – Чак, тебе приготовить что-нибудь выпить?

– Смотри, как бы на твой сладкий голос не слетелись пчелки, – усмехнулась Энни и взяла поднос с крекерами и соусом.

– Тише, – прошептала Сьюзен. – Пусть Сэм не думает, что я для него стараюсь.

Она направилась с бокалом содовой в гостиную, и подруга пошла за ней. Когда Энни поставила поднос на столик, Сэм, стоявший у окна рядом с клеткой, в которой на жердочке тихо сидел попугай, повернулся к ней.

– Птичка в печали. Я вижу, ей не стало лучше.

– Да, Барнаби молчит, – согласилась Энни.

Сьюзен устремила на брата горящие глаза, как бы предупреждая его: «Ни слова!», но, увидев улыбку на лице Сэма, быстро встала и обратилась к Чаку:

– Почему бы нам не прогуляться? Океан в шести кварталах отсюда. Как только за ними закрылась дверь. Сэм отошел от окна, сел на диван и положил руку на его спинку.

– Ну, что ж, получилось даже лучше, чем я ожидал. – Он улыбнулся Энни, словно поддразнивая ее. Она никак не отреагировала на его слова.

– Может, нам тоже пройтись? По вечерам воздух такой свежий и прохладный.

– А мне здесь нравится, здесь тепло. – Сэм похлопал рукой по дивану, приглашая ее сесть. – Почему бы тебе не сесть рядом со мной?

Энни расположилась в старом, обитом оранжевым вельветом кресле, которое Сьюзен купила у соседа с верхнего этажа, переехавшего с неделю назад на другую квартиру.

– Мне и здесь неплохо.

Она закинула ногу на ногу и положила руки на протертые подлокотники. Сэм бросил на нее быстрый взгляд и покачал головой.

– Я не кусаюсь, – смущенно сказал он.

– Да. У тебя совсем другие планы.

Глаза Сэма сверкнули и взгляд стал серьезным.

– Так, подожди, Энни. Давай кое-что выясним. Я не домогаюсь тебя. Я прихожу к тебе не для того, чтобы мы ссорились.

– Я понимаю.

– Нет, не понимаешь. Мы с тобой давно знакомы. К несчастью. Не твоя вина, что ты в курсе моих подвигов, которые остались в далеком прошлом, и тех махинаций, которыми я занимался несколько лет назад. Находясь рядом, ты не могла не видеть моего падения. – Он подался вперед, но в его позе не было ничего угрожающего. – Энни, скажу тебе прямо. Будь твой отец рядом с нами, я легко объяснил бы ему мои намерения.

В его взгляде было столько решимости, что Энни смутилась опустила глаза.

– Я польщена.

– Лесть здесь ни причем. Слово «доверие» гораздо больше подходит к тому, о чем я сказал.

Энни посмотрела на него в некотором замешательстве:

– Но я доверяю тебе, Сэм.

– Правда? Тогда почему же ты сидишь там, а я здесь?

Он говорил искренне, и Энни захотелось ответить тем же.

– Ты по-прежнему сохраняешь дистанцию, – продолжал он. – И я хочу прямо сейчас положить этому конец. – Сэм откинулся на спинку дивана и после долгой паузы добавил: – Ладно, я, кажется, превысил скорость. Двигатель перегрелся. Перехожу на первую скорость. Идет?

– Идет, и выезжай, пожалуйста, на другую дорогу. Я не собираюсь крутить с тобой, Сэм.

–  Крутить.Что за детское слово!

– Останемся друзьями. Не надо портить наши отношения.

Сэм ухмыльнулся:

– А теперь прощальный поцелуй. По старой дружбе. Сколько же я раздал за свою жизнь этих поцелуев! – И несколько мягче он добавил: – Ладно. Друзьями так друзьями. Значит, можно пойти куда-нибудь и развлечься, а не ломать голову над тем, что и так ясно. Куда пойдем?

– Понятия не имею.

– Тогда решим по дороге. Ужин. Танцы. Прогулка. Что-нибудь в этом роде.

– А как же Сьюзи и Чак?

– Оставлю им записку.

– Я, право, не знаю, Сэм…

– Хорошо. Посидим здесь. Мечтаю об этом. Только ты и я. И никакого телевизора. Обещаю держать себя в руках, но зарекаться не буду.

– Ты неисправим. – Энни повеселела.

– Так говорили мои учителя, – усмехнулся Сэм. – Интересно, что бы они сказали теперь.

Бедный Сэм. Она была с ним откровенна, и это причинило боль им обоим.

– Подожди, я накину жакет.

Господь указал ей, как уйти от искушения, и она пошла по этому пути.

12

Лиота приводила в порядок внутренний дворик, в котором дорожка не подметалась целый месяц. Ее суставы болели, наверное к дождю, но ей хотелось, чтобы эта небольшая территория выглядела подобающим образом к приезду Энни. Что же она будет сидеть, будто немощная старуха, и смотреть, как внучка с друзьями работает вместо нее.

Чтобы отдохнуть, Лиота разогнулась и застыла от восхищения. За последний месяц сад преобразился. И теперь подрезанные и привитые деревья не выглядели унылыми, подстриженные кусты не казались заброшенными, виноград был прорежен и подвязан по всем правилам. Молодой симпатичный человек, приезжавший сюда со своей сестрой, вскопал огород, получив в награду улыбку Энни. Он даже покрыл землю мульчей [22]22
  Мульча – используемые для покрытия поверхности земли торфяная крошка, солома, навоз, бумага и другие материалы.


[Закрыть]и починил сломанную калитку.

Улыбка не сходила с лица Лиоты. Опершись на метлу, она смотрела на расставленные по всему дворику и вдоль забора горшки с цветами. Некоторые цветы нужно срочно пересадить. Почему бы ей не научить этому внучку, если той нравится возиться с землей?

– Бабушка! – Энни показалась из-за угла дома. – Вот ты где. Я сразу догадалась, что ты здесь, раз не открыла мне дверь.

Лиота взглянула на внучку и почувствовала, как по всему ее телу разливается тепло. Голубые глаза Энни светились любовью, и лучистая улыбка внучки согревала Лиоте сердце.

– Как ты сегодня рано!

Спасибо тебе, Господи! О, благодарю Тебя!

– Ты рада, ба?

– Конечно. – Лиота заметила, что Энни принесла с собой странный предмет, похожий на металлическую трубу с торчащими в разные стороны завитками. – Что это за дрянь? – произнесла она и тут же осеклась. Вдруг Энни обидится, если это ее очередной художественный проект?

– Как ты думаешь, что это за завитки? – Энни рассмеялась. – Лучи. Тебе нравится? Я купила эту металлическую скульптуру на распродаже.

Силы небесные, мир такого не видел, ей Богу.

– И что ты собираешься с ней делать?

– Думаю, она будет хорошо смотреться в саду. – Энни в задумчивости покусывала губы. – У меня есть несколько баллончиков антикоррозийного спрея для покраски металла, – красный, желтый, оранжевый. Покрасим, и будет похоже на солнечные лучи, Лиота оглядела трубу еще раз, пытаясь проникнуться внучкиным энтузиазмом, но, признаться, ничего уродливее, чем эта вещь, ей не доводилось видеть за всю свою долгую жизнь.

– Бабуля, прости. Прежде всего я должна была спросить у тебя. Если тебе не нравится, могу забрать ее домой.

Лиота улыбнулась. Почему бы не поставить скульптуру? Сад все давно уже не принадлежит ей. Теперь Энни – его хозяйка. Пусть девочка играет и ставит все, что хочет, и там, где ей хочется.

– Думаю, для этой вещицы найдется место. Если хочешь, поставь ее посередине лужайки. – Лиоте всегда было интересно знать, что придумает Энни, имея полную свободу действий. Раз у внучки появилась идея, то можно представить, что за чудо она сотворит.

В соседнем дворе играли дети Арбы Уилсон. Одна из девочек перестала играть и подошла к забору.

– А что это? – спросила она у Энни.

– Садовая скульптура, – весело ответила девушка. – Хочешь, мы установим ее вместе?

Лиота почувствовала легкий укол ревности. Ей не хотелось ни с кем делить Энни.

– Правда, можно? – Девчушка побежала от забора к заднему крыльцу своего дома.

– Мама! Мама! Эта тетя зовет меня к себе. Нет, не старая, а…

Не прошло и двух минут, как девочка со старшей сестренкой и братишкой уже была во внутреннем дворике Лиоты, которая, опираясь на метлу, наблюдала ними. Энтузиазм детей был так заразителен, что ее раздражение моментально улетучилось. Как же давно она не видела в своем саду детские лица! Может, потому, что она всегда все делала сама? Но разве можно было Эйлинору и Майкла вытащить из дома?

Арба, спустившись с крыльца, подошла к забору посмотреть, как дети щебечут и помогают Энни копать яму для установки скульптуры.

– Как вы себя чувствуете, миссис Рейнхардт? – с печальной улыбкой спросила Арба, и по выражению ее лица Лиота поняла, что молодая женщина видит в ней подобие древнего ископаемого.

– Еще коптим небо, – ответила она.

– Что ж, хорошо. – Арба смешалась и замолчала, не зная, что ответить.

– Пожалуй, я пойду в дом. – Лиота почувствовала, что очень продрогла.

– Надеюсь, дети не очень вас отвлекают?

– Чьи дети?

– Мои.

– Да ради Бога! Нисколько. Энни любит с ними возиться. Пусть приходят. В следующий раз они могут зайти через калитку.

– Какую калитку?

Лиота прошла чуть вперед и показала.

– Вон там. Ну, конечно, откуда вам знать? Она ведь была загорожена кустами, которые давно пора было подстричь. Калитку сделал мой муж лет двадцать назад, когда в вашем доме жила моя подруга. Она умерла в 64-м году, и ее дети продали этот дом.

– А потом кто-нибудь пользовался калиткой?

– Нет. В доме поселилась семья с грудным ребенком. Эти люди жили уединенно и почти никуда не ходили. Я редко видела их, зато постоянно слышала, как они ругались между собой. Однажды даже приезжала полиция, чтобы они не поубивали друг друга. Много семей сменилось после них, и никому не было дела до сада, как, впрочем, и вам. Наверное, они считали уход за садом обязанностью землевладельца, поэтому им было на все наплевать. Вот почему на вашей лужайке растут одни сорняки, а сад пришел в запустение.

– Но ведь я работаю,миссис Рейнхардт. – Улыбка исчезла с лица Арбы. – Я почти все время на работе. Домой прихожу настолько усталой, что не в состоянии заниматься участком.

– Если вы будете работать в саду хотя бы час в день, то почувствуете небывалый прилив сил. – Лиота еще сильнее оперлась на метлу, чтобы легче было стоять, и заглянула в глаза соседке. – По крайней мере, у меня так было. Я много лет ездила на работу на автобусе и ходила пешком. – Она чувствовала, как ломит все ее суставы. – Так что, Арба Уилсон, я знаю, что вы всю неделю работаете, а ваши дети предоставлены сами себе.

Арба пожала плечами:

– Так и скажите, миссис Рейнхардт, что мои дети вам мешают. Поверьте, они вас больше не побеспокоят.

– Как бы кто-нибудь не побеспокоил их…

Арба опешила, и тревога отразилась на ее лице.

– Моих детей кто-то обижал?

– Пока не замечала, я ведь посматриваю на них. Но с улицы видно, что дети находятся без присмотра. Всякие люди встречаются.

Арба вздохнула с облегчением:

– У меня нет другого выхода, миссис Рейнхард. Я бы с радостью не работала. Но за все надо платить: за дом, за еду, за машину, за коммунальные услуги, за медицинскую страховку. Денег совсем не остается.

– Пусть детям помогает их отец.

– Отец?! – Арба расхохоталась. – Сначала суд должен найти его.

– А где он сейчас?

– В Лос-Анджелесе, если снова не угодил в тюрьму. Уж лучше я буду сидеть на хлебе и воде, чем снова жить с ним. Такая помощь нам не нужна, миссис Рейнхардт. Однажды, когда я лежала в больнице, мой муж дернул Нила за руку и сломал ее, когда малыш заслонил экран телевизора и помешал ему смотреть какой-то дурацкий футбольный матч.

– Да что вы говорите! – Лиоте стало понятно, почему Арба так относится к этому человеку. – А кто-нибудь из родственников помогает вам?

– Моя сестра сама живет на социальное пособие. Когда мои дети станут взрослыми, они не должны думать, что можно жить за счет государства и не работать. Я не хочу этого.

– В этом вы правы. А может, стоит пригласить няню?

– Слишком дорого. Тогда мне потребуется финансовая помощь, а мне бы не хотелось брать у кого-то деньги.

– Тогда велите своим детям играть во дворе, где они будут в безопасности. – Лиота не могла больше стоять на холоде. – Или пусть приходят ко мне смотреть телевизор. Но только не MTV.

Она повернулась и стала подниматься по ступенькам. Колени ломило, и каждый шаг причинял ей жуткую боль. Она уже собралась открыть дверь, как вдруг остановилась и спросила:

– Кстати, как зовут ваших детей?

– Кения, Туниса и Нил.

– Боже правый! С чего это вы дали им такие имена – ведь это названия государств в Африке и реки в Египте?

– Чтобы дети могли гордиться тем, что они являются потомками африканцев.

– Которые продавали своих сородичей работорговцам? Бывают такие предки, о которых лучше забыть.

–  Извините,как вас надо понимать?

– Послушайте, мой муж закончил войну в Германии, на родине своих предков, и стыд за своих соотечественников мучил его до конца жизни. Если бы не это обстоятельство, он прожил бы намного дольше. – Прежнее волнение вернулось к Лиоте. – Когда ваши дети будут приходить ко мне, я стану называть их Каролина, Индиана и Вермонт! Они такие же свободные люди, как и израильтяне. И они американцы. Сделайте так, чтобы ваши дети гордились этим!

Лиота закрыла за собой дверь.

– Твоя бабушка – просто нечто, – обратилась Арба к Энни. – Даже не знаю, что сказать. Она всегда такая?

Энни водрузила садовую скульптуру, и дети начали засыпать яму землей.

– Она не хотела вас обидеть. – Энни, впервые услышавшая, как бабушка упомянула о своем муже, надеялась, что она продолжит рассказывать о нем.

– Пусть это вас не беспокоит. – Арба рассмеялась. – Старые люди становятся более придирчивыми. – Она посмотрела на дом Лиоты. – Я люблю ее.

– Я тоже. – Энни с трудом произнесла эти слова из-за слез, комом стоявших в горле. Она готова расплакаться? Но почему? Откуда это чувство неизбежности смерти?

Тем временем дети закончили утаптывать землю вокруг садовой скульптуры.

– А она не упадет? – Нил недоверчиво посмотрел на Энни.

– Думаю, устоит. – Энни качнула металлическую трубу сначала легонько, потом посильнее. Держится крепко. Она отошла на край лужайки и оглядела возвышавшуюся на клумбе скульптуру.

– Отличная работа, ребята, – похвалила Энни своих помощников, когда они подошли к ней и встали рядом.

– Нам пора домой. – Арба направилась к своему крыльцу. – Дети, может быть, мы увидим Энни и ее бабушку в церкви, на воскресной службе.

– Спасибо за помощь, – прокричала вслед Энни.

Она улыбнулась и, помахав рукой, направилась к машине. Через несколько минут с небольшой вещевой сумкой, двумя полиэтиленовыми пакетами с продуктами в одной руке и большой птичьей клеткой в другой, она уже шла по дорожке к заднему крыльцу.

На кухне Энни разобрала пакеты. Сыр, яйца, гамбургер, цуккини, грибы, картофель и молоко убрала в холодильник, а кофе, какао, чай и закуску к пиву оставила на кухонном столе. После этого она поспешила в гостиную.

Лиота, кутаясь в шерстяной плед, сидела в кресле. Лицо бабушки показалось Энни бледнее, чем обычно.

– Как ты себя чувствуешь, ба?

– Неплохо, только вот очень замерзла.

Энни потрогала ее руку. Холодная, как лед.

– Я приготовлю тебе горячего шоколада.

– С удовольствием бы выпила, но я забыла купить его.

– Зато я не забыла. – Заметив, что бабушка дрожит от холода, Энни остановилась в нерешительности. – Может, сначала зажжем огонь в камине?

– Я не делала этого целую вечность.

– Если ты не хочешь, я не…

– Нет-нет, я очень люблю, когда горит огонь. И всегда любила, хотя с камином так много хлопот: сначала разжигать его, потом чистить. Да и дров у меня мало. Спички лежат на каминной полке, за дедушкиной фотографией.

Когда Энни увидела эту старую фотографию, внешность дедушки показалась ей необыкновенно выразительной.

– Он, наверное, был голубоглазым.

– Из всех людей, которых мне довелось видеть, он был самым лубоглазым. И волосы у него были светлые, с золотистым оттенком.

Отставив каминный экран, Энни чиркнула спичкой и поднесла ее к пожелтевшим от времени газетам, лежавшим между сухими сучьями и поленьями, и они быстро занялись.

– Я почти ничего не знаю о дедушке. Мама очень мало рассказывала о нем.

Бабушка молчала, и Энни решила сменить тему.

– Схожу за водой.

– Утром я сделала салат из тунца. Поешь, если проголодалась, – предложила бабушка. – Он стоит на верхней полке в холодильнике рядом с баночкой консервированных персиков.

– Скажи, Корбан приезжал к тебе на этой неделе?

– Да, в среду. Думаю, завтра он опять появится. Все выспрашивал, когда ты приедешь.

Энни улыбнулась:

– Он думает, что никто не разгадает его далеко идущих планов.

– Настоящий стратег, – подхватила Лиота шутку. – Не надо большого ума, чтобы разгадать их. Если со мной что-нибудь случится, в моей телефонной книжке можно найти номера и твоей матери и твоего дяди и позвонить им. Или тебе. Кстати, ты не забыла привезти попугая? По телефону ты сказала, что у него нервное потрясение.

– Я привезла его.

– Ему лучше? Дай-ка я взгляну.

– Немного, он уже начал брать корм. – Энни внесла клетку с попугаем в комнату и сняла наброшенное на нее покрывало. – Спасибо, что ты разрешила привезти Барнаби сюда. Сьюзен совсем потеряла покой из-за этой птицы. Она уверена, что он молчит из-за нее.

– Ах, Боже мой, какой хорошенький!

– Это лори.

– Некоторые виды попугаев не выносят одиночества. Может, ему нужна подружка?

– Бабуля, за эту птичку Рауль заплатил пятьсот долларов. Боюсь, она обречена жить в одиночестве.

– Пятьсот долларов! Я за месяц получаю меньше. Откуда у парня такие деньги? Он что, приторговывает наркотиками?

– Рауль служит в полиции, – засмеялась Энни.

– Тогда ему следовало бы завести немецкую овчарку. Дешевле и для работы больше пользы. Может, поставим клетку на стол у окна слева от двери? Там много света, и ему будет хорошо.

Когда Энни бережно поставила клетку, Барнаби трепыхнулся и снова замер.

– Обычно он мотается по жердочке и все время разговаривает. У Рауля сутками работал телевизор, чтобы у Барнаби была компания.

Бабушка поднялась со своего места и включила телевизор.

– Какую программу желаете посмотреть? – шутливо спросила она.

– Ему трудно выбрать, – ответила Энни в тон бабушке.

Лиота улыбнулась и решила оставить канал, по которому транслировался концерт.

– Может, он послушает выступления и разгладит свои помятые перышки.

Энни вернулась на кухню. Она везла сюда попугая, не зная, понравится ли он бабушке. Теперь, наблюдая за тем, как та разговаривает с птицей и улыбается, она поняла, что Барнаби останется здесь. Энни где-то читала, что домашние питомцы продлевают жизнь старикам. Как бы ей хотелось, чтобы бабушка прожила много-много лет. И кто знает, вдруг Барнаби поможет ей в этом.

С кружкой горячего шоколада Энни вернулась в гостиную. В камине уже потрескивали дрова.

– Ты согрелась? – спросила она, усаживаясь рядом с бабушкой.

– Да, спасибо. Мне не следовало так долго стоять на холоде. Сначала я подметала дорожку и мне было тепло, потом оперлась на метлу и довольно долго простояла без движения, вот тогда я и промерзла. Почему бы тебе не покрасить свою скульптуру, пока я немного подремлю?

Не дожидаясь ответа, Лиота закрыла глаза. Энни, обеспокоенной бледностью бабушкиного лица, ничего не оставалось, как уйти и заняться покраской.

Чтобы издали насладиться эффектом, который теперь производило ее творение, Энни отошла от покрашенной скульптуры на несколько шагов. Красные, желтые, оранжевые завитки на серой металлической трубе напоминали усыпанную осенними листьями землю. Основу металлической скульптуры Энни обвила усиками росшего на клумбе ломоноса и про себя отметила, что листья винограда здесь тоже прекрасно смотрелись бы.

Девушка убрала баллончики спрея в пластиковый контейнер и, поставив его около дверей заднего крыльца, вошла в дом. Бабушка спала в кресле-качалке в своей привычной позе: и ноги отдыхают, и можно, если захочется, посмотреть телевизор. Трансляция концерта уже закончилась, и теперь шла одна из пьес Агаты Кристи, поэтому актеры говорили с сильным английским акцентом. Однако Барнаби не было до этого никакого дела: он клевал корм из миски. После несчастного как выразилась Сьюзен, случая попугай стал таким чистеньким, наверное, поэтому и понравился бабушке. Энни решила принести из машины подставку для клетки, чтобы птицу можно было легко переносить с места на место.

Пока бабушка спала, Энни разобрала в спальне свою вещевую сумку. Повесив в шкаф одежду, привезенную для воскресной церковной службы, с карандашами и альбомом в руках она пошла тиную. Весь вечер под приглушенное бормотание телевизора. Энни делала наброски: рисовала лицо спящей бабушки, ее тонкие, с прожилками вен руки, камин, стоящую у окна клетку Барнаби, маленький столик с лампой, очками и положенной на салфетку Библией.

Устав рисовать, Энни отложила в сторону карандаш с альбомом и занялась приготовлением ужина. Нашла миску для фарша, добавила в него приправы и после того, как перемешала, переложила в сотейник. Потом вымыла руки и поместила сотейник в духовку. Затем водой залила картофель, поставила кастрюлю на огонь и стала нарезать цуккини. Энни всегда подавала к вареному картофелю тушеные овощи.

Зазвонил телефон, она хотела ответить, но бабушка ухе взяла трубку. Тогда, вернувшись на кухню, Энни поставила на стол две тарелки и положила два серебряных прибора.

– Энни, ты не против, если Корбан ненадолго заедет к нам? – спросила Лиота.

– Через час ужин будет готов, его хватит на всех. – Энни выглянула из кухни и спросила: – Во сколько он приедет?

– Сказал, что уже выезжает.

Энни достала третий прибор, бросила в кастрюлю еще пару картофелин и, вернувшись в гостиную, села на диван. Карандаш и альбом она положила на тот же маленький столик, который надавно рисовала.

– Не думала, что так долго буду спать. – Бабушка попыталась высвободиться из объятий кресла. – Я тебе плохая компания, внучка.

– Мне хорошо рядом с тобой, даже когда ты спишь.

Наконец Лиота, раскачавшись в кресле, встала и начала переступать с ноги на ногу.

– Все в порядке, бабушка?

– В моем возрасте надо немного поразмять ноги, чтобы они начали ходить, – ответила она, медленно передвигаясь по комнате.

– А куда ты собралась идти?

– Сначала в ванную, потом в спальню за свитером.

– Я могу принести тебе свитер.

– Знаю, что можешь, но я должна сама. Если я не буду двигаться, то прирасту к этому креслу, в нем меня и похоронят.

От этих слов Энни вздрогнула. Она отогнала от себя неприятные мысли, сказав себе, что нет причин для волнения. Бабушка еще очень долго будет рядом с ней.

Энни проводила Корбана в комнату.

– Добрый вечер, миссис Рейнхард, – поздоровался он.

– А я-то подумала, что мы с вами так давно знаем друг друга, что вы можете называть меня Лиотой, – заметила она. – Где же ваша тетрадь?

– В машине. – На его лице появилась грустная улыбка. – Мне кажется, вы становитесь неразговорчивой, как только видите в моих руках эту тетрадку.

– Скажите, как ваша подружка относится к тому, что каждую пятницу вы проводите со мной и моей красавицей внучкой?

– Бабушка… – смутилась Энни.

– Рут с подружками сегодня в Сити.

– У них девичник?

– Нет, готовятся к политической демонстрации, которая состоится завтра утром. Они решили, что пойдут с транспарантом в первых рядах, – объяснил Корбан без особой радости.

– Бабушка, ужин готов, – сообщила Энни, чтобы освободить гостя от дальнейших объяснений.

– А вы молодец, что учитесь, – улыбаясь, сказала Лиота, когда Корбан помогал ей подниматься с кресла. Энни заметила, что этот комплимент смутил молодого человека.

Как он скован. О, Господи, что мы можем сделать, чтобы он чувствовал себя свободно и не прятался в панцирь, как черепашка, над которой занесен молоток?

Когда все сели за кухонный стол, Лиота обратилась к Корбану:

– Окажите мне любезность.

– Какую?

– Прочитайте, пожалуйста, молитву.

– Но я не умею.

Он покраснел до корней волос.

– Не умеете молиться или не хотите?

– Религия не является частью моей жизни.

– В моей жизни она тоже не играет большой роли. Но вера – это для меня все.

Бабушка положила руки на стол, а Энни взяла руку Корбана, чтобы все вместе они смогли образовать кольцо. Ему было не по себе, но он не стал возражать, когда Энни и бабушка склонили головы.

– Отче наш, – торжественно начала Лиота, закрыв глаза, – благослови пишу для нашего тела и руки, что приготовили ее для нас. И помоги нам, Иисус, наставить этого живущего без веры юношу на путь истинный. Аминь.

Энни плотно сжала губы, чтобы не рассмеяться. Она заметила, что Корбан покраснел еще сильнее.

– Спасибо, – сдержанно проговорил он.

– Пожалуйста, – серьезно сказала бабушка. – Не желаете сока? – И она протянула ему бокал.

Во время ужина по крыше забарабанил дождь. Бабушка Лиота перестала есть и посмотрела в окно.

– Эта скульптура на лужайке неплохо смотрится. До самой весны она будет единственным ярким пятном.

Корбан бросил взгляд на странное творение.

– Да, что-то совсем… необычное.

Энни не поняла, понравилось ему или нет, но не стала это выяснять.

– Бабушка, положить тебе еще мяса?

– Нет, дорогая, спасибо. Я так много не ем. Ты же знаешь, слежу за фигурой. – Она смотрела сквозь стекло, по которому стекали капли дождя, на скульптуру. – А ты не закончила свое творение, Энни. Надо бы доделать. – Лиота с улыбкой посмотрела на Корбана: – Как вы думаете, чего в нем не хватает?

– В каком смысле? – Он перевел взгляд на своих собеседниц.

– Я думаю, что было бы не лишним добавить на клумбу несколько шаров для боулинга, – предположила Энни.

– О чем идет речь? – Корбан был совершенно сбит с толку.

– О разноцветных шарах для боулинга, – повторила Энни. – Две недели назад я купила на распродаже парочку таких шаров: один желтого цвета, а другой мраморно-розовый с красными прожилками.

– Для чего?

– Не знаю. Они были очень симпатичные и стоили недорого.

Он усмехнулся и стал разламывать вилкой ломтик картошки.

– Неужели, чтобы катать их?

– Ради Бога, Корбан. – Бабушка бросила на него сердитый взгляд. – Право, что за ребячество?