Текст книги "Смертельный код Голгофы"

Автор книги: Филипп Ванденберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Освещение придало уверенности, что нет ничего страшного. Гропиус замер и прислушался. За окном выл осенний ветер, из ванной струилась полоска света. Одним движением он распахнул дверь. С крючка сползло полотенце. Предательский след? Гропиус открыл стенной шкаф. Он спросил себя, не вешал ли он эту рубашку иначе, но не мог вспомнить. Его чемодан, который он обычно брал с собой в поездки, тоже не содержал в себе ничего подозрительного.

Гропиус глубоко вздохнул и шумно выдохнул. Он чуть не плакал, не с горя – от отчаяния. В Берлине, этом трехмиллионном городе, он считал себя защищенным. Какая призрачная это была уверенность! Сейчас ему казалось, что следят за каждым его шагом. Он схватился за телефон.

– Пожалуйста, подготовьте для меня счет, – сказал он тихо, – я съезжаю, немедленно.

Глава 5

Приземлившись в аэропорту Мюнхена, Гропиус поехал к Фелиции в район Тегернзее.

Уже двадцать семь дней он жил в состоянии постоянного напряжения. Он уже почти не помнил ту спокойную размеренную жизнь, которой жил раньше, теперь страх и бесконечная неуверенность стали его неизменными спутниками. Гропиусу казалось, что все его воспоминания, переживания и подозрения перемешались и превратились в вязкую, тягучую кашу.

Когда Гропиус приехал, Фелиция как раз закончила уборку – беспорядок после обыска был ужасным. После того как он сообщил о своей безуспешной поездке, Фелиция рассказала ему об одной интересной находке. В портмоне Арно, которое ей отдали в клинике, нашлась записка с номером телефона. На записке не было имени, но она заинтересовалась этим номером, поскольку он начинался с кода Монте-Карло. Она позвонила. Тут Фелиция сделала многозначительную паузу.

– И? – нетерпеливо спросил Гропиус.

После двух довольно утомительных дней в Берлине, которые ввергли его в состояние глубокой беспомощности и совсем не помогли разъяснению дела, у Гропиуса сдавали нервы, он не мог терпеть подобные пытки.

– И кто ответил?

– Домработница некоего доктора Фихте.

– Фихте? Наш Фихте? Этого не может быть.

– Она сообщила, что доктор Фихте в настоящее время находится в Мюнхене. И спросила, не хочу ли я поговорить с мадам. Да, ответила я, хочу. Мне ответил женский голос. Я повторила вопрос о докторе Фихте, и дама ответила мне на плохом немецком – она определенно француженка – доктор Фихте сейчас в Мюнхене и дала мне номер его телефона, потом повесила трубку. Я набрала его, и угадайте, кто мне ответил?

– Не имею понятия!

– Госпожа Фихте! Во всяком случае она так назвалась. Вот этот номер.

Гропиус провел рукой по лицу и застонал. Это было уже чересчур.

Спустя минуту, немного подумав, Гропиус покачал головой:

– Главврач доктор Фихте? Этот образцовый честолюбец, эта мелкая алчная душонка? Нет, я просто не могу в это поверить.

Фелиция пожала плечами:

– В каждом карьеристе живет кутила!

– Но не в Фихте! Фихте в Монте-Карло – это все равно что эскимос на Копакабана[11]11
  Копакабана – всемирно известный пляж в Рио-де-Жанейро. – Примеч. пер.


[Закрыть] или кардинал в публичном доме. Хотя…

– Хотя?

– Хотя если допустить, что Прасков и Фихте хорошо знакомы и что Прасков как-то связан с мафией, тогда я уже ни в чем не уверен, тогда может быть все что угодно! Неужели я так сильно ошибался в нем?

Гропиус никак не мог смириться с мыслью, что главврач, возможно, играл совсем другую роль, определенно, он вел двойную жизнь. Даже художнику было бы непросто превратить физиономию порядочного обывателя в дьявольскую гримасу. Итак, все же? Фихте – пособник мафии?

Фелиция смотрела на Гропиуса так, как будто могла читать его мысли. После небольшой паузы она спросила:

– Но ведь Арно пересадили орган, полученный легально? Скажите мне правду, профессор!

– Да, конечно, как вы могли подумать! – гневно возразил Гропиус. – Я никогда не прибегал к незаконным способам. Нет, это исключено. Это полный абсурд!

– Я лишь подумала, – заметила Фелиция извиняющимся тоном, – как выяснилось, у Арно было достаточно денег, чтобы купить печень на черном рынке, даже если бы она стоила миллион. И я не могу его судить, зная о невероятном дефиците на донорские органы. Он хотел жить.

Гропиус ответил очень несдержанно:

– В немецкой клинике подобное просто немыслимо. Арно Шлезингер был выбран системой распределения ELAS, у донора и пациента была высокая совместимость, и он подходил по степени срочности операции.

Фелиция почувствовала, что ее отчитывают, и замолчала.

Недоверие, всегда возникавшее между ними в сложных ситуациях, появилось и сейчас. Они тянулись друг к другу, связанные одним общим делом, но неуверенность мешала им быть абсолютно откровенными. Каждый думал о своем. Фелиция не хотела верить в то, что Гропиус безрезультатно съездил в Берлин, подозревая, что там все-таки было что-то, о чем он решил умолчать. А Гропиус, в свою очередь, не мог смириться с этим провалом: Фелиция, найдя какой-то телефонный номер, продвинулась в розысках значительно дальше, чем он после этой утомительной поездки.

Жалея потраченное время, а скорее себя, Гропиус задумался и вдруг пришел к одной мысли. Ошарашенный этой идеей, он вскочил, пробормотал какое-то короткое извинение и поспешно уехал домой.

* * *

В ФРС в Пуллахе царили напряжение и раздражение. После обеда СИГИНТ получил новый и-мейл; код IND, которым заканчивалось и это электронное сообщение, переполошил всех.

Майер, одетый, как обычно, в серый костюм, не смог сдержать снисходительно-самодовольной ухмылки, когда в начале шестого передал пришедшее сообщение Ульфу Петерсу, руководителю пятого оперативно-розыскного отдела. Петерс, лицо, официально ответственное за это дело, уже успел сточить все зубы на этом злосчастном коде IND. Он проработал все возможные версии, начиная от коммерческого шпионажа, наркоторговли и заканчивая международным терроризмом. Несмотря на опыт, этот случай почти лишил Петерса веры в себя, если не сказать привел в отчаяние. У него не было никакого желания заниматься дальше этой проблемой, за которой, быть может, кроется какая-нибудь совершенно безобидная история. Втайне он надеялся, что дело как-то рассосется само собой, увязнет в песке, там, где обычно оказываются две трети всех разработок.

Но его надежды не оправдались. Совершенно расстроенный, опершись на локти и уставившись в монитор, он прочел сообщение:

16 часов 20 минут. IND, больница, Мюнхен.

Ждем доклада об исполнении. Нам кажется, что в мире развелось слишком много ищеек. Было бы уместным тихо от них избавиться. Цель оправдывает средства. IND.

Петерс постучал пальцами по столешнице.

– IND, IND, – повторял он шепотом, не отрываясь от экрана.

В дверях показалась седеющая голова Майера.

– Ну и? – спросил он вызывающе, закрыв за собой дверь.

– Что «ну и»? – нервно переспросил Петерс.

– Я спрашиваю, если ли у вас версия, точка отсчета?

В который раз Петерс прочитал текст на экране, медленно, как молитву, как будто бы хотел одушевить его.

– Это, правда, не мое дело, но коллективно думать никто не запрещает. Эта фраза «тихо от них избавиться», – сказал Майер.

– Я знаю, – прервал его Петерс.

– Все-таки мафия.

– Раньше эти люди говорили «укокошить», сегодня они стали выражаться приличнее, но подразумевают то же самое. Я думаю, нам надо как следует подготовиться!

– А код IND?

– Это не код, во всяком случае это не указание на какую-то тайную организацию. С помощью компьютерного анализа мы прогнали эти буквы по всем возможным и логическим словосочетаниям в немецком, английском и русском языках. Из тысяч возможных комбинаций система выбрала около ста и стала вычленять те, у которых есть семантическое значение в темах терроризм, наркотики, торговля и экономика. В итоге не осталось ни одного имеющего смысл сокращения. Увы, поиск не дал результатов.

Майер посмотрел на экран чуть ли не с отвращением:

– Так же как и в первом сообщении, выдержана манера, которая совершенно несвойственна этим кругам. Звучит почти как телеграмма. Думаю, это дело рук организации, которая наслаждается своей абсолютной безопасностью. Отправляли, как и в прошлый раз, с сотового телефона или через мобильное подключение в западной части Средиземного моря, получатель – параллельный телефон больницы.

Петерс горько усмехнулся:

– Как я уже говорил, это хладнокровные профессионалы. Они действуют в совершенно новом стиле.

– Вы говорите во множественном числе, Петерс?

– Ну, да. В первом и-мейле не было ни одного личного местоимения, которое бы указало нам на количество отправителей. При этом к получателю обращались на ты. А здесь, – Петерс указал на экран, – получатель вообще никак не обозначается. При этом отправитель говорит о себе «ждем», «нам кажется» во множественном числе. Другими словами, мы, похоже, имеем дело с марионеткой в клинике, которой руководит некая организация со штабом в Испании.

– Ну, хоть что-то новое, – заметил Майер с оттенком сарказма, – что вы намерены делать дальше?

– Для начала мы проанализируем выбор слов в новом сообщении и сравним его с первым, а потом все вместе помолимся, чтобы они послали еще письма, которые помогут нам найти их следы.

– Тогда сообщите мне о сроках.

– О каких сроках?

– На которые будет назначен час молитвы, Петерс! Я тоже с удовольствием присоединюсь к вам.

* * *

Рита всегда была рядом, когда Гропиус в ней нуждался, он иногда даже стыдился своего эгоистичного поведения. Конечно, он всегда был честен по отношению к ней и никогда не обещал, что их связь когда-нибудь перерастет в серьезные отношения. Но девушка, казалось, была довольна тем, что есть, а когда он называл ее the sexiest girl in the world[12]12
  The sexiest girl in the world (англ.) – самая сексуальная девушка в мире. – Примеч. пер.


[Закрыть], она была счастлива. Может быть, она надеялась, что со временем Гропиус изменится.

Когда Рита приехала к Грегору, она надеялась, что проведет у него ночь, поэтому не смогла скрыть разочарования, когда Гропиус посвятил ее в свой план. Ему нужна копия листа ожидания из ELAS, а именно тех пациентов, которые находятся под наблюдением регионального отделения Южной Германии и имеют степень срочности от Т2 до Т4. То, что на первый взгляд казалось слишком сложным, решалось очень легко, стоит только ввести пароль с любого компьютера в клинике. Но он все равно попросил Риту действовать как можно осторожнее.

Через день Рита появилась у Гропиуса, одетая в столь облегающую водолазку, что, казалось, девушке было трудно дышать, она была создана, чтобы сводить мужчин с ума. Для Риты не осталось незамеченным, что Гропиуса это ничуть не взволновало. Его взгляд жадно блуждал по компьютерным распечаткам, на которых значилось около трехсот имен, адресов, телефонных номеров и степень срочности для каждого пациента. Три сотни судеб, из которых большинство будет иметь незавидный конец, поскольку донорских органов слишком мало.

Существовало только две причины, по которым человека могли вычеркнуть из этого списка, две диаметрально противоположные причины: благодаря успешной операции по пересадке органа – или смерти в результате отсутствия необходимого донорского органа.

Гропиус знал, что шанс был невелик, но идея не казалась ему безнадежной. Он взглядом пробежал лист по алфавиту и внезапно остановился на номере 27: Вернер Бек, год рождения – 1960, адрес: Штарнберг, Визенштайг, дом 2, степень срочности Т2. Вернер Бек – Гропиус был ошеломлен: тот самый фабрикант, любовник Вероник?! Гропиус, правда, не знал его возраста, но ему было известно, что Бек жил в шикарной вилле на Штарнбергском озере. Но озадачило его не то, что в списке обнаружилось имя Бека, а степень срочности Т2 – это означало, что необходима срочная пересадка, то есть печень отказала, мужчина с пометкой Т2 был лишь наполовину мужчиной. И вот с таким Вероник хотела иметь постоянные отношения?

Между тем у Гропиуса снова появилось ощущение какой-то несуразности, он оказался в ситуации, которая предлагала слишком много неразрешенных вопросов. Он уселся в старый японский джип, который остался ему от Вероник, и поехал в южном направлении. Поздняя осень решила напоследок вести себя хорошо: вдали в прозрачном воздухе были видны яркие, освещенные солнцем вершины Альп. Через десять минут Гропиус свернул с автобана, простоял какое-то время в пробке в этом густонаселенном месте, в котором миллионеров живет больше, чем в любом другом городе Германии, и после недолгих поисков въехал на улицу Визенштайг, роскошную трассу, по обеим сторонам которой стояли шикарные виллы. Дом под номером два был в самом начале.

Высокие кованые ворота были открыты, и на лужайке, засаженной кустами, невысокими деревцами и окружавшей двухэтажный дом, собирал белую пластиковую мебель благообразный пожилой дворецкий. Он как раз складывал ее у входа в погреб. У въезда был припаркован «бентли азур» бутылочного цвета, машина, которая даже в этом районе вызывала удивленные взгляды.

Гропиус тоже не отказал себе в удовольствии рассмотреть ее повнимательнее и не заметил, как сзади к нему подошел хозяин.

– Вы позволите?

Профессор обернулся и испугался, поскольку представлял себе Бека нестарым спортивным мужчиной, может быть на пару лет моложе его самого. Но перед ним стоял рано состарившийся, удрученный горем мужчина с венчиком волос вокруг лысеющего черепа, морщинистым лицом и впалой грудью. Мужчина явно страдал тяжелой болезнью печени. Он не обратил на Гропиуса никакого внимания и бросил сумку с клюшками для гольфа на заднее сиденье автомобиля. Тогда Гропиус заговорил с ним первый:

– Господин Бек? Меня зовут Грегор Гропиус.

Бек замер, а потом несдержанно спросил:

– Ну и?

Только теперь Гропиус понял, что совершенно не подготовился к разговору с любовником своей жены, и ответил невпопад:

– Я очень рад передать вам мою жену.

– Ах вот оно что, – ответил Бек и посмотрел на Гропиуса изучающе, оглядывая его с головы до пят, – вам следовало лучше ее охранять, нет, правда!

– Я вас не понимаю, – смущенно произнес Гропиус.

– Да что тут понимать? – гневно сказал Бек. – Все кончено. И произошло это не вчера! – И тут его прорвало: – Когда мне было совсем плохо, когда врачи давали мне не больше полугода, тогда Вероник разыграла большую любовь. К сожалению, я слишком поздно понял, что ей нужно было только мое наследство. Вероятно, мне следовало до этого посмотреть в зеркало, тогда бы мне стало ясно, что ей нужны только мои деньги. А когда началась новая жизнь, любовь очень быстро закончилась…

– Что вы подразумеваете под словами «когда началась новая жизнь»?

Бек пожал плечами и дерзко заметил:

– Я не знаю, почему вас это так интересует. Нам не о чем разговаривать. Не задерживайте меня, меня ждет игра в гольф!

Гропиус понимал, насколько неприятна была Беку эта неожиданная встреча. Он даже не обиделся на него, когда тот, не прощаясь, сел в свой «бентли» и резко сорвал машину с места. Машинам часто приходится отдуваться за неприятности у их хозяев.

В саду все еще возился дворецкий. Он наблюдал за их встречей издалека, но не слышал, о чем шла речь. В надежде разузнать у него чуть больше о хозяине, Гропиус подошел к пожилому человеку и завел ничего не значащую беседу. Дворецкий отвечал очень вежливо и наконец спросил:

– Вы знакомы с господином Беком?

– Да, у нас одна общая знакомая. Насколько я понял, дела его пошли на поправку, я имею в виду его самочувствие!

– Слава богу! Это было такое мучение – каждый день наблюдать, как господин Бек сдавал все больше и больше.

– Печень, не так ли?

Старик удрученно кивнул и сказал, глядя в землю:

– Такая тяжелая операция, но все прошло хорошо, господин Бек еще не стар.

– И дорогая!

– Простите?

– Ну, не только сложная операция, но еще и очень дорогая.

Тут дворецкий рассмеялся, положил плоскую ладонь на живот и вымолвил:

– Господин Бек обычно похлопывает себя ладонью по животу и говорит мне: «Карл, тут у меня целых полдома поместилось».

– Так дорого? – Гропиус изобразил удивление.

Дворецкий Карл махнул рукой.

– Ну, он-то не бедный! Господин Бек мог себе позволить новую печень. А вот если это случится у такого, как я, – пиши пропало. Такова жизнь. – Карл повернулся, собираясь вновь приступить к своей работе, – извините меня!

– А вы случайно не знаете, где господину Беку делали операцию? – спросил Гропиус.

Дворецкий посмотрел на Гропиуса с недоверием:

– Зачем вы хотите это знать?

– Просто интересуюсь, больше ничего.

Еще недавно такой приветливый, старичок запрокинул голову и прищурился:

– Уважаемый господин, я не уполномочен распространяться о личной жизни господина Бека. Я и так уже слишком много вам сказал. А сейчас я попрошу вас покинуть частную территорию как можно быстрее.

– Хорошо-хорошо, – ответил Гропиус успокаивающим тоном, – да это и не так важно.

Гропиус развернулся и пошел прочь. Он достаточно услышал, даже более чем достаточно.

* * *

В специальной комиссии на Байер-штрассе царил хаос – все были раздражены. Офис Инграма был похож на пыльный архив старого ученого. В углу торчал фикус, перед окном – кактусы. Папки, чертежи, схемы и бумаги, которые они забрали из кабинета Шлезингера, в общей сложности семьдесят четыре документа, лежали на столе и на полу или были прикреплены кнопками к стенам и шкафам. Среди них была газетная статья с крупным заголовком: «Загадочная смерть в университетской клинике». Несколько мужчин, бормоча вполголоса непонятные слова, пытались получить хоть какую-то информацию из этой кучи бумаг, которая могла бы приблизить их к ответу на вопрос: почему Арно Шлезингера убили таким необычным способом?

Вольф Инграм, руководитель комиссии по делу Шлезингера, почти исчез под кипами бумаг, которые стопками возвышались на его рабочем столе. У него было отвратительное настроение, он пришел к выводу, что эти бумаги не продвинули их в деле ни на шаг. В сущности, для анализа документов, изъятых у вдовы Шлезингера, срочно требовался специалист, который бы мог безошибочно идентифицировать мнимые сокращения и коды Ябруд или Кара-Тепе как безобидные места раскопок и тем самым освободить полицейских от этих головоломок. То, что Шлезингер отдавал свои находки на анализ в различные научно-исследовательские институты, тоже не вызвало бы никаких подозрений у эксперта по археологии. Инграм решил ограничиться составлением географического профиля перемещений Шлезингера.

В этот неподходящий момент вошел прокурор Маркус Реннер, одетый в двубортное пальто, с черной кожаной папкой в руках, решивший нанести визит в специальную комиссию и справиться о том, как продвигается расследование.

– Министр внутренних дел потребовал промежуточный отчет! – заявил он с гордостью в голосе. При этом стекла его очков поблескивали весьма угрожающе.

– Значит, он его получит! – проворчал Инграм. – Скажите господину министру, что мы нашли четыре фрагмента черепа человека!

Молодой прокурор удивленно воскликнул:

– Фрагменты черепа – это чудовищно!

– Вот здесь, взгляните! – Инграм раздраженно помахал перед носом Реннера какой-то бумагой, – человек, которому принадлежали эти фрагменты черепа, жил в Галилее и принадлежал к палеоантропам, но обладал также чертами неоантропа. Шлезингер занимался вопросом, был ли этот человек неандертальцем или все-таки уже был гомо сапиенс. А череп господин министр сможет осмотреть в археологическом музее в Иерусалиме!

Ребята разразились громким смехом, а Реннер густо покраснел. С осуждением в голосе он заметил:

– Господа, считаю, будет уместно, если вы возьметесь за это дело с большей серьезностью и рвением. Речь идет не только об убийстве. Возможно, Шлезингер принадлежал к террористической группировке, а мы представляем одни однобокие доклады. Так и вы, и я быстро лишимся работы.

Тут Инграм подошел к Реннеру, сложил руки на груди и заявил:

– Господин прокурор! В последнее время я намного больше времени занимался старыми костями, чем живыми людьми. Скоро я смогу поехать на Ближний Восток на раскопки археологом. Вы должны смириться с тем, что опись архива Шлезингера была ударом из пушки по воробьям.

– Это была попытка.

– Попытка! – зло повторил Инграм. – Эта попытка стоила нам полнедели! Дело Шлезингера с самого начала оказалось настолько нетрадиционным, что и решать его следует только необычными методами.

– Что вы предлагаете? – надменно спросил Реннер.

Инграм кивнул, как будто хотел сказать: «Да, я бы сам хотел это знать», но ничего не ответил.

– Вот видите, – высокомерно заявил Реннер. Он снял очки и начал протирать стекла белым платочком, – вот видите, – триумфально повторил он.

Инграм снова опустился за свой письменный стол и, бросив взгляд на экран компьютера, внезапно вскочил, как будто его ударило током, и прочитал на экране только что пришедшее сообщение:

ФРС – СИГИНТ. 5-й отдел, комиссия Шлезингер, Вольф Инграм. Сегодня утром в 6 часов 50 минут был перехвачен следующий и-мейл с кодом IND, отправитель: параллельное соединение мюнхенской клиники; получатель: Испания, точнее не установлено. Содержание: «К сожалению, наши планы провалились. Папки и документы не в тех руках. Теперь надо ожидать худшего. Какие будут новые указания?» IND.

Инграм бросил на Реннера какой-то не поддающийся определению взгляд, после чего развернул монитор к прокурору.

Прочитав сообщение, он наморщил лоб и заметил своим привычным надменным тоном:

– Инграм, теперь дело за вами и вашей командой. Желаю успехов!

Инграм, обычно очень сдержанный и вежливый, вдруг побелел от злости. А Мурау, который знал его лучше других, испуганно замер, он знал, что это означает.

– Молодой человек, – тихо начал Инграм, намекая на возраст своего оппонента, и продолжил уже резче:

– С момента образования специальной комиссии мы тут задницу рвем, чтобы хоть немного продвинуться в расследовании этого дела. Мы всю клинику на уши поставили, перетрясли все старые матрасы, переворошили все шкафчики и помойные ведра. Мы уже не можем выносить запах карболки. Мы… – тут он прервался и бухнул на стол перед Реннером пять толстых папок, – мы проверили почти двести сотрудников клиники, которые, как мы подозревали, могли бы дать нам какие-то ниточки в этом деле. Мы по минутам проследили путь этого донорского органа, начиная с передачи его во Франкфурте до того момента, когда он был вшит Шлезингеру. Мы допросили каждого, кто мог соприкасаться с этой алюминиевой коробочкой. И тут приходите вы, свежевыбритый, в вашем комиссарском пальтишке и говорите мне: «Теперь дело за вами!» Как вы думаете, чем мы занимались последние десять дней, пока вы перекладывали бумажки с одного края письменного стола на другой? Это дело чрезвычайно необычное. Его невозможно сравнить ни с одним другим. И если быть честным, до сих пор мы почти ничего не узнали, ничего, кроме того, что человека убили весьма нестандартным образом, хотя его можно было бы устранить с гораздо меньшими расходами и меньшим риском. А теперь оставьте нас в покое, нам надо работать!

Сотрудники Инграма образовали вокруг прокурора полукруг и скалили зубы, слушая отповедь, которой разразился их начальник. Реннер стоял в этом полукруге, как испуганный щенок. Но едва Инграм закончил свою тираду, он взял свою папку, развернулся и потопал к двери. Прежде чем закрыть ее за собой, он сказал тихим, сдавленным голосом, выдававшим внутреннее напряжение:

– Вам это еще аукнется! Я прокурор, а не школьник!

* * *

Дом на улице Гогенцоллернов уже давно требовал ремонта. Каким цветом он был покрашен несколько десятилетий назад, можно было только догадываться. Вокруг оконных переплетов, обрамленных широкими пилястрами, сыпалась штукатурка. Дом, как и район, явно не был престижным, но в этот четверг Гропиус разыскивал именно это строение – здесь жил Левезов.

Табличку с его именем, состоящую из визитной карточки, приклеенной рядом со звонком, профессор нашел в самом верху списка из почти трех десятков других кнопок. Домофона тоже не было, поэтому Гропиус зашагал вверх без приглашения: восемь пролетов истоптанных ступеней, сырые лестничные клетки, стены, выкрашенные коричневой масляной краской, перила, прикрученные к каркасу латунными болтами с острыми углами, чтобы никому не вздумалось использовать их как горку и скатиться вниз.

Когда Гропиус добрел до четвертого этажа и нажал кнопку звонка, за дверью, пережившей как минимум Первую мировую войну с узкой щелкой на уровне глаз, послышалась мелодия «К Элизе»: две трети всех звонков в Германии встречают приходящих в дом именно этой мелодией, но едва ли кто-то знает ее название.

Левезов ждал Гропиуса. Его маленькая квартирка состояла из двух смежных комнат с кривыми стенами и двумя мансардными окошками, выходящими на задний двор, и была вся заставлена необычными предметами мебели, которые обычно продаются на блошиных рынках. Гропиус сел в предложенное ему кресло, спинка которого с лихвой могла бы скрыть вставшего за нее высокого человека, и сразу приступил к делу:

– Как я уже говорил вам по телефону, я хочу принять ваше предложение работать на меня.

– Я очень рад, профессор! – Левезов слегка поклонился. Несмотря на обеденное время, он встречал своего посетителя в шелковом красном шлафроке[13]13
  Шлафрок – халат, спальная одежда. – Примеч. пер.


[Закрыть] и подходящем к нему по цвету кашне в голубоватый горошек.

– Если я смогу вам чем-то помочь, вот прайс-лист на мои услуги.

Гропиус не обратил внимания на листок, сложил его посередине и убрал в карман пиджака. Из внутреннего кармана он достал другой листок и протянул его Левезову через столик на высоких ножках.

– Это список ожидания, здесь почти триста человек, которые ждут донорского органа для трансплантации. Я прошу вас обращаться с этой информацией в высшей степени конфиденциально. Я прекрасно понимаю, что мы уже затеваем что-то выходящее за рамки законности. Но это, возможно, единственный шанс прикрыть лавочку незаконной торговли органами.

Заломив руки, с наигранными интонациями плохого актера Левезов произнес:

– Вы можете абсолютно положиться на мое чувство такта, профессор. Вы останетесь довольны. Что нужно делать?

– Признаю, это будет не так уж просто. Вообще-то речь идет о том, чтобы отфильтровать из этого списка тех людей, которым по карману отвалить за новую печень полмиллиона. Я подозреваю, что их не так уж много. Но ваше задание будет состоять еще и в том, чтобы узнать, кто из них был недавно прооперирован, а главное – где.

Левезов закрыл лицо руками, как будто хотел спрятаться от профессора. А затем многозначительно заметил:

– Это действительно непростое задание. Сколько времени вы мне даете?

Гропиус пожал плечами:

– Мне в первую очередь нужны доказательства, что щупальца мафии простираются и до нашей клиники. Для этого будет достаточно и одного пациента, который сделает признание: «Да, я купил орган, который мне пришили там-то и там-то».

– Я понимаю. Только… – При этом Левезов многозначительно потер указательный и большой палец правой руки друг об друга и сделал большие глаза. Он относился к тому сорту людей, которые при слове «деньги» теряют всякое достоинство.

– Да, естественно! – Гропиус вынул конверт и передал его Левезову с некоторым презрением.

– Очень вам признателен, – раболепно прошептал тот, – очень признателен!

Пренебрежение Гропиуса не осталось для него незамеченным, но жизнь – это, увы, не леденец, и она научила Левезова игнорировать такие скрытые удары.

– Вы справитесь, – сказал Гропиус, хотя для него это было скорее желанием, чем уверенностью. Эти слова прозвучали почти как заклинание. Уходя, он бросил:

– Имя Вернера Бека вы можете вычеркнуть из списка! Этот случай уже прояснен. – Грегор уточнил: – Мною прояснен.

Когда Гропиус вышел на улицу, светило яркое солнце. Он припарковал джип на противоположной стороне улицы, у цветочного ларька. В сторону Курфюрстен-платц прогремел трамвай и оставил после себя облако пыли. В резонансе с трамваем завибрировала земля. «Неприятная улица», – подумал Гропиус, во всяком случае она уж никак не соответствует тому громкому имени, которое носит. Он переходил улицу, когда боковым зрением заметил, как на него с неимоверной скоростью мчится темный лимузин. Он отпрыгнул в сторону, пытаясь уклониться от взбесившегося автомобиля, но маневр удался ему лишь наполовину. Переднее крыло лимузина все-таки задело его по бедру и отбросило к припаркованной машине. На какое-то мгновение Гропиус потерял сознание.

Когда он очнулся и попытался встать, ноги его не слушались, колени дрожали, он схватился за боковое зеркало своей машины, пытаясь осторожно двигать всеми конечностями, проверяя, целы ли они. Он огляделся в поисках лимузина, но его уже не было. На улице автомобили сновали туда-сюда, как будто ничего и не произошло.

Гропиус без сил упал в кресло джипа и положил голову на руль. Дышать было тяжело, ему казалось, что он никак не может вдохнуть достаточно воздуха. Мысли путались в голове, но одно он знал точно: это не случайность.

Дрожащей рукой Гропиус повернул ключ в замке зажигания и тронулся с места, не обращая ни на что внимания. У него болела спина, и он едва мог пошевелить левой ногой. Как во сне, Гропиус машинально вел свой автомобиль в сторону дома, в южную часть города.

Он пытался найти хоть какое-то объяснение происшедшему. В который раз он повторял имена всех знакомых, выискивая того, кто хотел бы его устранить. Но ни у одного подозрения не было доказательств. Уже слишком долго он двигался в кругу странных вещей и событий – и это превратило его в неуверенного, пугливого, почти истеричного человека.

Гропиус не помнил, как доехал до дома в Грюнвальде. Он вошел, поднес к губам бутылку бурбона. Потом перед глазами у него потемнело.

* * *

Когда Гропиус пришел в себя, то совершенно не представлял, который час, ощущение времени совсем пропало. Ему казалось, что во сне он слышал звонок телефона или входной двери, но возможно, все это ему только приснилось. У него болело все тело, а вокруг головы сомкнулись железные тиски. Его блуждающий взгляд наткнулся на бутылку, лежавшую на полу рядом с его кроватью. Тут в дверь позвонили – в ушах раздался невыносимый звон. Он с трудом приподнялся, только теперь заметив, что уснул одетым. Острая головная боль заставила его застонать. А звонок заливался все громче.

– Да иду я, – проворчал Гропиус, осторожно спускаясь вниз по ступенькам. Это была Фелиция.

– Где вы пропадали все это время? – взволнованно вскричала она. – Я пытаюсь найти вас со вчерашнего дня! – Она не сразу заметила плачевное состояние профессора.

Гропиус сделал приглашающий жест, хотя выглядело это довольно странно, как будто бомж пытается вести себя соответствующе в высшем обществе.

– Бурбон, – сказал он извиняющимся тоном, заметив удивленный взгляд Фелиции, – немного больше, чем следовало бы. Но на то были причины!

Таким Фелиция его еще ни разу не видела, даже когда ему едва удалось избежать взрыва в собственной машине.