Текст книги "Смертельный код Голгофы"
Автор книги: Филипп Ванденберг
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Через некоторое время Гропиус поднял голову и обернулся – за деревьями полыхало зарево пожара. Оглушительный треск огня, который прерывался короткими взрывами, производил жуткое впечатление.
– Профессор Гропиус!
Грегор испугался, когда услышал рядом с собой голоса. Он растерянно оглянулся, даже не пытаясь с собой совладать. Как из-под земли, в пасмурных сумерках перед ним появились двое мужчин в темных пальто.
– С вами все в порядке? – спросил один из них, в то время как другой достал из кармана какой-то предмет, поднес его к лицу Гропиуса и сказал:
– Криминальная полиция. Вам повезло уже второй раз.
Один из подошедших к Гропиусу помог ему подняться.
– Повезло, почему повезло? – спросил Гропиус, ничего не понимая.
Оба полицейских были хорошо знакомы с подобными ситуациями, поэтому не удостоили Гропиуса ответом.
– Пожар! – промямлил Гропиус и показал в направлении огня, как будто его спутники еще ничего не заметили.
Один из полицейских взял Гропиуса за плечо.
– Это ничего, – повторял он успокаивающе, – пожарным уже сообщили. Радуйтесь, что взрыв вас не задел. Ну, пойдемте же!
Гропиус посмотрел на часы так, как будто в этот момент в его жизни не было ничего важнее. Стрелки показывали 16:19.
Он молча последовал за полицейскими. На дороге стоял бежевый БМВ, одна из тех машин, которые следили за ним в последнее время.
Передняя пассажирская дверь была открыта, казалось, что машину бросили в большой спешке.
Гропиуса посадили сзади, машина развернулась и поехала по автобану обратно в город. В течение всей поездки напарник, сидевший впереди, постоянно звонил по телефону. Мимо, завывая сиренами, пронеслись несколько пожарных машин. Когда автомобиль повернул на Мюнхен, Гропиус пришел в себя. Только теперь он был в состоянии собраться с мыслями.
У него выпало из памяти все, что произошло с того момента, как он спешно покинул дом Фелиции. Теперь Гропиус силился хоть что-то припомнить, но никак не получалось. Перед глазами он видел только одну и ту же желтую коробку с адресом Фелиции и отправителем – компанией почтовой торговли.
– Желтая посылка, – бормотал он тихо, – желтая посылка.
– Что вы говорите? – обернулся к Гропиусу тот, кто сидел на пассажирском месте.
– А, ничего. Просто пытаюсь вспомнить. Бомба была спрятана в желтую коробку, а посылка адресована Фелиции Шлезингер.
Полицейские перекинулись многозначительными взглядами, потом один снова схватился за телефон. Гропиус слушал безучастно, так, как будто это вообще его не касалось.
Но внезапно он спросил:
– Как получилось, что вы так быстро оказались на месте?
Не отрывая взгляда от дороги, водитель ответил:
– Несколько дней назад на вашу машину был установлен передатчик. Мы всегда знали, где вы находитесь. У вас есть предположения о том, кто запустил вам этого клопа?
– Что? – удивленно спросил Гропиус. – Вы хотите сказать, что передатчик был установлен не вами?
Водитель, молодой человек с длинными жирными волосами, театрально улыбнулся:
– Именно так. Дешевая штучка с небольшим радиусом охвата, местонахождение которой можно определить любым сканером.
– Куда вы меня везете? – спросил Гропиус после некоторого раздумья, которое, впрочем, не принесло ему ничего нового.
– В управление, – ответил один, – я думаю, вы просто обязаны нам кое-что объяснить!
– Объяснить? – Гропиус покачал головой и углубился в размышления.
* * *
Здание неподалеку от центрального вокзала казалось тесным, холодным и отталкивающим. Но Вольф Инграм, руководитель специальной комиссии по делу Шлезингера, вел себя по отношению к Гропиусу вежливо и предупредительно, во всяком случае совсем не так, как прокурор Реннер, о котором Гропиус старался не вспоминать.
Инграм объяснил профессору Гропиусу его права, спросил разрешения записывать разговор и задал ему вопрос:
– В каких отношениях вы находитесь с госпожой Шлезингер?
Вопрос лежал на поверхности, и Гропиус ждал его. Поэтому он невозмутимо ответил:
– Совершенно ни в каких, если вы об этом. Вам известны печальные обстоятельства, которые свели нас вместе. Госпожу Шлезингер я впервые увидел несколько дней назад. Я решил, что вдова могла бы пролить свет на обстоятельства смерти мужа. Как и прежде, я продолжаю считать, что ключ к разгадке преступления надо искать в самом Шлезингере. На сегодня у нас с ней была назначена вторая встреча.
– Кто об этом знал?
– Никто, кроме госпожи Шлезингер и меня.
– А каким образом бомба оказалась в вашей машине?
– Я сам положил посылку в багажник.
Инграм, сидевший прямо напротив профессора, пристально посмотрел на него:
– Расскажите подробнее!
– Ну, хорошо. Мы разговаривали, и госпожа Шлезингер намекнула, что у ее мужа была своя жизнь, которая вызывает некоторые вопросы. Но меня это не касается. Вдруг позвонили в дверь. Почтальон принес желтую коробку, примерно двадцать на тридцать сантиметров, адресованную Фелиции. Отправителем была компания почтовой торговли под названием «Фонтана».
– Тем более странно, что вы положили посылку к себе в машину.
– Я сделал это не сразу! На мой вопрос, ждала ли госпожа Шлезингер посылку из этого торгового дома, она ответила, что нет. Меня это насторожило, появилось плохое предчувствие, и вы мне не поверите, но мой внутренний голос сказал мне: в этой коробке бомба.
Инграм изучающе смотрел на Гропиуса.
– Я знаю, что вы сейчас думаете, – продолжил Гропиус, – вы думаете, что я сумасшедший или что я выдумал себе какую-то приключенческую историю, такую же абсурдную, как юмор в Библии!
– Ни в коем случае! – перебил его Инграм. – В таком расследовании, как это, розыски как раз и строятся на нанизывании друг на друга очень спорных версий, которые в результате и дают выстроенную логическую картину. Поэтому, профессор, я вам верю. И если я правильно понял, посылку, которая показалась вам такой взрывоопасной, вы как можно скорее постарались отвезти подальше от дома. А как отреагировала на это госпожа Шлезингер?
Гропиус задумался.
– Я уже и не знаю. Моя память мне отказывает. Всеми моими действиями руководила только одна мысль: коробку – вон!
– А почему вы покинули машину незадолго до того, как она взлетела на воздух?
Гропиус пожал плечами.
* * *
Уже несколько часов Фелиция Шлезингер безуспешно пыталась дозвониться до Гропиуса. Она слышала только один и тот же металлический голос: «Абонент недоступен». Не находя себе места от беспокойства, она ходила по своей большой гостиной, скрестив на груди руки. Иногда она останавливалась и смотрела через большое окно на озеро, где на противоположном берегу начинали загораться фонари набережной. Ее мысли были о желтой коробке, с которой так внезапно исчез Гропиус, и о телефонном предупреждении незнакомца. Все события сегодняшнего дня казались ей совершенно невероятными, но две чашки на столике красноречиво заявляли, что весь этот кошмар произошел в действительности. Чем дольше она не могла дозвониться до Гропиуса, тем больше уверяла себя в том, что с ним произошло ужасное.
Около семи вечера она включила телевизор. В новостях – все о будничном, из происшествий – авария на танкере у западного берега Африки, одно самоубийство в Израиле и в конце сообщение: «На Гравийной улице в районе Тегернзее в конце дня взорвался легковой автомобиль. По данным полиции, речь идет о преднамеренном покушении на убийство. Взрыв был такой силы, что разбросал части машины в диаметре ста метров. До сих пор о водителе ничего неизвестно».
Фелиция посмотрела в темноту. Несколько секунд она вообще ничего не понимала. И лишь постепенно, разглядывая свое отражение в оконном стекле, она впустила внутрь себя сознание страшной действительности. Чтобы не упасть, обеими руками она оперлась на стекло. Гропиус был мертв. «Но ведь бомба, – подумала она, – предназначалась для меня!» В животе заныло. Фелиция добрела до кресла и грузно, как мешок, опустилась в него. Странные мысли путались в голове: деньги не могут сделать счастливым, а непонятно откуда взявшиеся деньги – тем более. Кто совершает одно убийство, совершает сразу два! Что утаивал от нее Арно?
Внезапно Фелиция почувствовала себя очень одинокой и покинутой в этом большом доме. Ей стало холодно. Она почти физически ощутила, как ее охватывает страх. В воображении представилась жуткая картина: расплывчатые мужские фигуры, которые охотятся за ней. Она чувствовала себя как во сне, когда неизвестная сила делает ноги такими тяжелыми, что невозможно двигаться. Ее обуял смертельный ужас.
Через некоторое время, когда напряжение немного спало, она глубоко вздохнула и встала. Взяв в спальне белье и несколько смен одежды, она собрала дорожную сумку, надела легкое пальто и вошла из коридора прямо в гараж. Бросив сумку на переднее сиденье автомобиля, она нажала на кнопку, и ворота гаража поехали вверх. Она уже собралась садиться в машину, когда в гараж с улицы вошли двое мужчин.
– Госпожа Шлезингер?
– Да? – ответила Фелиция дрожащим голосом.
– Моя фамилия Инграм, я руковожу специальной комиссией, которая расследует обстоятельства смерти вашего мужа. Это мой коллега Мурау. В деле появились новые данные…
– Он умер? – перебила его Фелиция.
– Кто?
– Гропиус!
– Нет. Профессор Гропиус успел покинуть машину за несколько мгновений до взрыва. Он отделался легким испугом, если так можно выразиться.
Чтобы не упасть, Фелиция прислонилась к капоту.
Инграм выждал минуту и спросил:
– Вы собирались уезжать?
– Уезжать? – Фелиция посмотрела на него невидящим взглядом. – Мне нужно уехать отсюда прочь! Вы слышите, мне страшно, страшно, страшно!
– Я понимаю, – ответил спокойно Инграм, – несмотря на это, я попросил бы вас ответить на несколько вопросов. Это важно. Судя по обстоятельствам, и для вас в том числе!
В сопровождении обоих мужчин Фелиция вернулась в дом и предложила им присесть.
– Мы подробно расспросили профессора Гропиуса, – начал Инграм, – и он рассказал нам о событиях сегодняшнего дня так, как их видел он, со своей стороны. Теперь я бы с удовольствием выслушал вашу версию.
– А с Гропиусом действительно ничего не случилось? – уточнила Фелиция еще раз.
– Ничего, – ответил Мурау, – мы нашли его в лесу, в добрых ста метрах от пылавшего автомобиля.
– Вы знаете, – продолжил Инграм, – профессор спас вам жизнь.
Фелиция напряженно кивнула. Она попыталась руками пригладить зачесанные назад волосы, хоть в том не было нужды.
– Тогда вы все знаете, – сказала она раздраженно.
Инграм покачал головой:
– Поверьте стреляному воробью, при двух свидетелях одного преступления найдется минимум три версии происшедшего. Вы подозреваете кого-то, кто мог бы стоять за этим взрывом? У вас есть враги?
Фелиция, размышляя над ответом, сжав кулаки, то и дело постукивала ими друг о друга.
– Нет, – ответила она наконец, – я работаю с коллекционерами произведений искусства, для которых я – посредник. В таких делах соперничество в том виде, как его принято воспринимать везде, устраняется скорее с помощью чековой книжки, чем с помощью взрывчатки. Кто больше платит, тот и победитель.
– А ваш муж, у него были враги?
– Арно? Он был исследователь старины, специалист по истории Древнего мира и занимался настенными памятниками письменности. Среди его коллег иногда случались столкновения, когда один отстаивал одну теорию, которую отвергал другой. Но разве это враги? Такие враги, которые стремятся отнять жизнь?
Инграм вынул из кармана блокнот:
– Опишите водителя, который доставил вам посылку. На какой машине он приехал?
Фелиция резко выдохнула.
– Этот вопрос я уже пыталась себе задать. Единственное, что я запомнила, он был высокий и очень худой. На нем был надет серый или синий комбинезон. Машина – автофургон. Он припарковал его в некотором отдалении от входной двери. Да я толком и не взглянула на него. – И после минутного раздумья добавила: – Чего я не понимаю, так это телефонного звонка!
– Звонка? Какого звонка?
– Гропиус как раз уехал с этой посылкой. И тут зазвонил телефон – и незнакомый голос сказал, что в 16 часов в посылке взорвется бомба и я должна покинуть дом как можно скорее.
– Когда это было?
– Без минуты или двух четыре! Зачем этот незнакомец меня предупреждал? Какой-то сумасшедший посылает мне домой бомбу, а потом предупреждает о взрыве! У меня в голове не укладывается.
Инграм ничего не ответил. Как эксперт в вопросах террористических актов, он рассматривал ситуацию под другим углом зрения.
– Итак, вы узнали, – начал он наконец, – что в посылке была спрятана бомба. И вы также знали, что в этот момент профессор Гропиус был за рулем, везя в своей машине эту коробку. Это, должно быть, было для вас страшное чувство!
– Чувство? – возмущенно воскликнула Фелиция. – У меня совершенно не было времени на какие-то там чувства. Меня преследовала только одна мысль: нужно предупредить Гропиуса. Где-то у меня была его визитка. Мне показалось, что прошла вечность, пока я нашла ее в своей сумочке; это длилось целую минуту! Наконец я смогла позвонить ему.
– Вам удалось предупредить профессора? – Инграм был явно удивлен. – Об этом Гропиус ничего не сказал.
На какое-то мгновение Фелиция растерялась. Конечно, она позвонила. Или все-таки нет? Абсурдность всей ситуации заставила ее сомневаться в себе и своих действиях. Но потом она вспомнила.
– Гропиус еще спросил, который час. Я ответила – 16 часов. Потом связь прервалась.
Инграм и Мурау переглянулись – смысл этого взгляда Фелиции расшифровать не удалось. Несколько секунд в комнате царило гробовое молчание, и Фелиция спрашивала себя, какие выводы сделали полицейские на основании ее слов.
– Я все еще в некотором замешательстве, – сказала Фелиция, – вы определенно поймете меня. И поэтому мне бы очень не хотелось ночевать здесь, в этом доме. Я бы поехала в гостиницу, в город. В ближайшее время вы сможете найти меня в «Парк-Хилтоне» в Мюнхене.
Пока она говорила, запищал телефон. Фелиция вздрогнула. Лицо Инграма стало озабоченным.
– Вы не против, если я тоже послушаю? – спросил он почти шепотом.
Фелиция кивнула и поднесла трубку к уху. Инграм подошел к ней вплотную и тоже приник к трубке.
Это был Гропиус.
– Слава богу! – облегченно вскричала Фелиция. – Вы меня до смерти напугали.
Когда Инграм узнал голос Гропиуса, он тактично отстранился.
– Я представляла себе самое худшее, когда пыталась вам дозвониться, – сказала Фелиция. Ее слова звучали высокопарно и неестественно. – Меня как раз допрашивали двое криминалистов. Теперь я смогу уехать отсюда. Я переночую в отеле «Парк-Хилтон», хотя я и уверена, что ночью не смогу заснуть ни на минуту. Как вы, профессор?
С наигранным равнодушием оба полицейских делали вид, что их совершенно не интересует разговор, в действительности же из реакции Фелиции они пытались получить представление о том, в каких отношениях на самом деле находились Гропиус и эта женщина. Так для них не осталось незамеченным то, что эти двое договорились встретиться еще сегодня.
* * *
Вечером того же дня профессор Гропиус вошел в залитый мягким освещением холл гостиницы «Парк-Хилтон», располагавшейся неподалеку от Английского сада. Несмотря на поздний час, в холле царило оживление. Группа японских туристов с доверху загруженной багажом тележкой преградила Гропиусу дорогу. Он с трудом стал протискиваться сквозь них, ему даже пришлось немного поработать локтями, чтобы приблизиться к уютному уголку под двумя большими деревьями, обставленному мягкой мебелью. Он уже хотел занять место, когда увидел Фелицию.
Она показалась ему маленькой, бледной и беззащитной, совсем не такой уверенной в себе женщиной, какой он помнил ее со времени их первой встречи. По ней было заметно, что прошедший день потряс ее до глубины души. «Мне очень жаль, что я втянула вас в эту передрягу», – говорил ее неуверенный взгляд. И добавлял: «Вы спасли мне жизнь. Как мне вас благодарить?»
В такие моменты, как этот, любые слова оказываются неуместными, поэтому они молчали и просто смотрели друг на друга. Повинуясь какому-то неясному чувству, Гропиус сделал шаг к Фелиции. В едином горячем порыве они бросились друг другу в объятия. Гропиус покрывал лицо Фелиции поцелуями, бурно и страстно, и она отвечала на его пылкие чувства. Оба совершенно не обращали внимания на то, что на них из разных углов людного холла гостиницы было направлено множество взглядов.
Первым пришел в себя Гропиус. Растерянно и неловко, как будто его застали за чем-то неприличным, он отодвинул Фелицию от себя. Тогда опомнилась и она, начав стеснительно одергивать свою одежду.
– Извините мое неуместное поведение. Я не знаю, что вдруг на меня нашло, – сказал Гропиус.
В первый момент такое объяснение показалось Фелиции почти оскорбительным. Еще ни один мужчина не извинялся перед ней за поцелуй, да еще когда она со всей пылкостью отвечала ему. Но потом, вспомнив о тех особых обстоятельствах, которые привели их к страстным объятиям, ответила:
– Мне тоже следует попросить у вас прощения.
Они сели друг против друга в черные угловатые, обитые кожей кресла, положили руки на подлокотники, и каждый сцепил пальцы в замок, оба выглядели очень сдержанными и напряженными. Никому не удавалось завязать разговор.
– Мне нужно было оттуда уехать, – наконец сказала Фелиция, – я больше не выдержала бы в этом доме.
Гропиус молча кивнул.
– Мне очень жаль, что вы ввязались во все это, вас это не должно было коснуться. Я много размышляла, и после нашего разговора и взрыва бомбы мне стало ясно, что к смерти моего мужа вы не имеете никакого отношения.
Гропиус, который до этого пристально разглядывал свои нечищеные ботинки, поднял глаза. Он больше всего хотел, чтобы Фелиция верила в его невиновность, но между тем сам не был в этом уверен. Он не видел логики в том, что кто-то сначала самым непостижимым и рискованным способом хотел избавиться от Арно Шлезингера, а потом попытался убить его жену не менее странным образом. Кроме того, на допросе в криминальной полиции у него создалось впечатление, что Инграм уже не считает его ключевой фигурой в загадочном убийстве Шлезингера, но он сам не верил, что все произошедшее только случайность. Был еще передатчик на машине, голос по телефону, который настоятельно рекомендовал ему прекратить свои поиски, да еще нельзя забывать попытку шантажа Вероник.
Его мысли прервал официант – удобный случай, который позволил Гропиусу не отвечать Фелиции.
– Шампанского? – спросил Гропиус и сделал приглашающий жест: – У нас обоих есть повод отпраздновать сегодня день рождения.
Фелиция кивнула.
Гропиус заказал бутылку «Вдовы Клико», и, чтобы развлечь Фелицию и отвлечься самому, рассказал историю о том, как в кабачке у вдовы Клико в Реймсе подают великолепные обеды, причем к каждому блюду сервируют различные сорта шампанского.
Фелицию кулинарные изыски Гропиуса не интересовали.
– У вас есть какое-то объяснение тому, что руководило звонившим мне сегодня? – прервала она его отвлеченную речь. – Вся эта история странная, а события противоречат друг другу: послать мне домой эту адскую посылку и одновременно сообщить про бомбу!
Гропиус задумчиво проследил за тем, как официант открыл бутылку шампанского и наполнил бокалы.
– Вас хотят напугать, чтобы вы согласились на какие-то требования. Вас шантажировали?
– Нет.
– Или же гангстеры хотели просто, чтобы ваш дом взлетел на воздух, так как думали, что в нем хранится какое-то вещественное доказательство против них.
– Так почему же они захотели меня пощадить?
Гропиус ухмыльнулся.
– Может быть, из христианской любви к ближнему. Кто знает? Или…
– Или?
– Я не уверен в том, что этот взрыв не был адресован мне. На моей машине был установлен передатчик, причем не полицией. Таким образом, тот, кто его установил, всегда знал, где я нахожусь.
– А у вас есть враги, профессор?
Гропиус махнул рукой:
– Похоже, что даже больше, чем я думал. Но сейчас мы должны выпить – за нашу новую жизнь!
И бокалы издали звонкую трель.
Глава 4
Покушение на Фелицию Шлезингер привело всех участвовавших в расследовании этого дела в состояние повышенной активности. Эксперты-взрывотехники из Управления уголовной полиции проанализировали обломки, которые остались от автомобиля Гропиуса, и обнаружили там следы взрывчатки С4. Дело приняло новый оборот.
Последний раз этот вид пластикового взрывчатого вещества был применен в Германии почти десять лет назад. Его неожиданное появление в руках организованной преступности заставило звонить полицию во все колокола. В ФРС в Пуллахе команда из четырех специалистов занималась расшифровкой кода IND, под которым, как предполагается, и скрывался отправитель загадочного и-мейла. Криптологи были снабжены новейшими компьютерными программами, с помощью которых за считанные секунды буквенные коды можно было перевести в числовые и благодаря перемещению числовых последовательностей и обратному переводу из цифр в знаки создать новые буквенные комбинации.
Например, при множителе +2 IND превращалось в сокращение KPF, а при множителе -3 – в FKA. Несмотря на то что эксперты совместили свою систему как с русским, так и с английским алфавитом, они даже с помощью своих компьютеров не смогли получить новые комбинации, которые имели бы смысл или называли бы отправителя по имени.
Полагая, что за убийством Арно Шлезингера и покушением на профессора Гропиуса стоит одно и то же лицо, в УУП на Майлингер-штрассе специалисты выдали оперативный анализ дела. Аналитика по имени Мьювис, эксперта-криминалиста, на счету у которого было много спасенных жизней, коллеги подозревали в дейтероскопии[9]9
Дейтероскопия – внечувственное восприятие лиц, событий прошлого, настоящего и будущего. – Примеч. пер.
[Закрыть]. Это пошло с тех пор, как два года назад он смог настолько точно описать и предсказать поведение одного маньяка, которого безуспешно искали уже три месяца, что через несколько дней потрошителя схватили. Тогда Мьювис смог воспользоваться базой данных VICLAS, которая содержит сведения по всем насильникам, убийцам и рецидивистам. В настоящем случае эта база данных сообщила об отсутствии информации. Подобные случаи до сих пор не встречались в криминальной практике.
И специальная комиссия Вольфа Инграма, заседавшая на Байер-штрассе, блуждала в потемках. Поиски иголки в стоге сена были сущим пустяком по сравнению с розысками роковой компании посылочной торговли и ее водителя, о котором было известно только то, что он высок, худ и носит серый или синий комбинезон (совершенно бесполезные приметы). Единственную возможность как-то продвинуться в расследовании Инграм видел в проработке личных контактов Фелиции Шлезингер и профессора Гропиуса.
После первых допросов у руководителя специальной комиссии сложилось впечатление, что Гропиус был чрезвычайно заинтересован в прояснении обстоятельств этого дела, в то время как поведение Фелиции Шлезингер говорило, скорее, о некоторой скрытности и отчужденности. Казалось, что она ничего не желала знать о том, кто все-таки убил ее мужа. В этом свете подозрение сфокусировалось в меньшей степени на сотрудничающем профессоре и в большей степени на замкнутой вдове. Инграм распорядился, чтобы за ее домом у Тегернзее велось круглосуточное наблюдение.
* * *
Что касается Гропиуса, то покушение на его жизнь зафиксировалось у него в памяти намного позднее самого происшествия. Намного большее впечатление, которое оставил ему этот богатый на события день, на него произвело неожиданное проявление чувственности у Фелиции. Он так и не смог понять, что же на самом деле пряталось за этой страстью: настоящее желание или облегчение после казавшейся неминуемой, но в итоге отступившей смерти. Его голова была полна темных мыслей, для настоящих чувств там, увы, не осталось места. С момента их первой встречи он держал себя с Фелицией со сдержанностью сельского священника и видел в ней только товарища по несчастью. Даже несмотря на то что ее привлекательная внешность не оставляла его совсем уж равнодушным, он был далек от мысли всерьез думать о ней и тем более желать ее.
И все же, несмотря на все это, на них обрушилась такая лавина чувств. Мысль об этом и занимала Гропиуса весь следующий день, пожалуй, даже больше, чем та причина, которая свела их вместе, и те обстоятельства, которые подтолкнули их к этой недолгой, но страстной близости. Сам он колебался между раскаянием за то, что позволил этому случиться, и робким признанием того факта, что ему очень понравилось обнимать ее.
Конечно, эта непредвиденная оплошность, если можно так выразиться, только усугубляла их и без того шаткое положение и была весьма нежелательна, поскольку с момента допроса Гропиус знал, что он постоянно находится под наблюдением. Безусловно, шпионы Инграма видели их пьющими шампанское в отеле и думали только о том, какие из этого сделать выводы. В такие моменты, как этот, Гропиус умел находить в проигрышной ситуации не только отрицательное, но и позитивное. Он даже думал об игре в кошки-мышки со своими преследователями и строил планы, как бы посильнее озадачить этих людей. Но потом он все же возвращался к реальности и его начинало заботить то, что скандал с трансплантацией может длиться очень долго и это будет препятствовать возвращению в клинику или даже сделает его вообще невозможным.
Гропиус был тем человеком, который не любил пускать дело на самотек, совсем нет, когда речь шла о его средствах к существованию. А на кону стояли именно они! Он не знал, что между тем его персоной занимались сразу в четырех разных местах. Он также не видел никакой связи между операцией и взрывом, несмотря на то что ему было абсолютно ясно, что этот двойной инцидент едва ли был случайностью.
От Фелиции Гропиус узнал, что она сообщила полиции далеко не все, что могло иметь значение для прояснения обстоятельств дела. Она умолчала о десяти миллионах евро на швейцарском счете, и это показалось Гропиусу вполне понятным по причине грабительских налоговых отчислений, которые ей пришлось бы выплачивать, поступи она иначе. Но то, что она ничего не рассказала о двойной жизни Шлезингера, Гропиус не смог для себя объяснить и не одобрял. В этом он видел ключ к разгадке тайны.
Напрасно Гропиус пытался отыскать связь между той информацией, которую он получил от Фелиции, и ходом расследования: он никак не мог найти кончик нити, потянув за которую можно было бы размотать весь клубок. После целого дня интенсивных размышлений он должен был признать, что не продвинулся в своих предположениях ни на шаг.
Уже наступил вечер, когда Гропиус отложил листы со всевозможными заметками и схемами в сторону, и тут позвонила Рита. Эта девушка всегда была под рукой, когда в ней нуждались, а это был как раз такой вечер.
Она пришла к Гропиусу в темном костюме, юбка которого была неприлично коротка. На ногах у нее были черные сапоги. Она сообщила, что Меркурий и Венера как раз находятся в какой-то конъюнкции, которая очень благотворно влияет на секс. За это они выпили великолепного бароло.
Неизбежно разговор скатился на тему настроений в клинике, и Рита болтала об этом без остановки. Главврач доктор Фихте, судя по слухам, уже подал заявление, чтобы занять место Гропиуса, хотя никто не говорил, что вакансия открыта.
Фихте? Именно Фихте? Гропиус считал, что Фихте на его стороне. Он знал обстоятельства, которые привели Гропиуса к вынужденному отпуску, лучше, чем кто-либо другой. И кроме того, он лучше всех знал, что смерть Шлезингера была обусловлена причинами криминального характера и тем самым находилась вне зоны его ответственности.
– Ну, брось, Грегор, это же только слухи. Может, на деле все совсем не так, – сказала Рита, когда увидела, как резко изменилось выражение его лица. Она уже пожалела, что вообще начала рассказывать, о чем болтают в клинике. Ей следовало бы догадаться, что он этому не обрадуется. В любом случае вечер, который начался так томно, теперь подошел к концу.
Гропиус отсутствующе кивнул, пожевал губу и задумался. Он должен потребовать от Фихте объяснений. Ему надо позвонить главврачу. Но потом Грегор внезапно вспомнил, что его телефон прослушивается, и решил иначе: нужно попытаться найти Фихте еще сегодня и поговорить с ним с глазу на глаз.
Спешно распрощавшись с Ритой, Гропиус прошелся до стоянки такси на Хаупт-штрассе. Фихте жил в коттеджном поселке на другой стороне Изара, неподалеку от клиники. Один или два раза Гропиус был у него, более близкому знакомству или дружбе помешало опасное недоброе соперничество их жен.
На его улице все дома были похожи один на другой, и похоже, что все торшеры – в Гропиусе даже пробился робкий росток юмора – да, эти лампы во всех домах стояли на одном и том же месте. Не будучи уверен, где же именно живет Фихте, Гропиус попросил водителя остановить машину, когда увидел, что в двадцати метрах от него из калитки выходят двое мужчин. Он сразу же узнал Фихте по его небольшому росту.
Гропиус попросил водителя выключить фары и стал наблюдать за тем, как эти двое пошли вдоль по улице к припаркованному под фонарем автомобилю. Потом мужчины пожали друг другу руки и попрощались – в этот момент фонарь осветил лицо второго, который был выше Фихте на целую голову.
– Прасков! – тихо прошипел Гропиус и уже собирался выпрыгнуть из такси, но тут же передумал.
Прасков и Фихте? Что у них может быть общего? Раньше Гропиус мог бы поклясться, что они даже не знают друг друга. Сопоставляя новую для себя информацию со всей ситуацией, Гропиус начал усиленно думать. В его голове проносились тысячи мыслей, которые еще минуту назад казались ему совершенно абсурдными, нереальными и даже фантастическими. Прасков, которого ищет полиция, спокойно ходит к Фихте в гости!
Не зная, как поступить, Гропиус наблюдал за тем, как Фихте вернулся в дом, пока Прасков заводил свой тяжелый старый «мерседес». Попав в западню своих противоречивых догадок, Гропиус никак не мог решить, как же ему дальше действовать.
Таксист прервал его размышления.
– Так вы будете выходить из машины или передумали? – спросил он.
– Да, – отстраненно произнес Гропиус.
– Что «да»? – не унимался водитель.
Гропиус поглядел на габариты удалявшегося старого «мерседеса».
– Поехали за этой машиной! – вдруг сказал он.
– Как пожелаете, – безразлично сказал таксист. Он успел заметить, как автомобиль свернул направо. Когда же они подъехали к повороту, оказалось, что машина как сквозь землю провалилась.
* * *
Гропиус проснулся в середине ночи. Спал он очень беспокойно, ему постоянно виделись сны, в которых он с алюминиевым чемоданчиком, полным человеческих органов, бьющихся сердец, студенистой печени и жирных почек, от кого-то убегал. Он не мог различить лиц своих преследователей, но даже их тени выглядели угрожающе. Да и цель, которой он должен был достичь с этим чемоданчиком, оставалась для него недостижимой. Так что он был рад, что проснулся, хотя и лежал в постели весь в холодном поту.








