Текст книги "Смертельный код Голгофы"

Автор книги: Филипп Ванденберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Тебе не страшно? – спросил он, чтобы подбодрить тем самым самого себя.

– Страшно? Да ну. Страх – спусковой крючок великих дел. Итак, чего мы ждем?

Спуск в долину дался им непросто, поскольку с той стороны, откуда они шли, не было даже узенькой тропинки. Через двадцать минут Грегор и Франческа наконец достигли цели. Они не обмолвились друг с другом ни словом о том, как, собственно, собирались поступить и что хотели сказать жителям этого поселка. Гропиуса вело сюда все то же необъяснимое чувство, которым он был одержим уже несколько месяцев.

В поселке было несколько зданий, окруженных густо разросшимся кустарником. И хотя цветов на ветках еще не было, Гропиус снова почувствовал тот же самый навязчивый запах дроков, который запомнил тогда.

Каменная стена около двух метров в высоту окружала дом, больше походивший на заколдованный замок. В поисках входа Грегор и Франческа пошли вдоль стены и наткнулись на дорогу, по обеим сторонам которой возвышались деревянные столбы линии электропередач. Дорога вела вверх, на холм, и заканчивалась двухстворчатыми деревянными воротами. Грегор с силой потянул за цепь, приделанную к железной ручке ворот, и издалека послышался звон колокольчика.

Через щель в воротах, сделанных из грубо обтесанного, изъеденного червями и временем бруса, Грегор заглянул во внутренний двор. Там стоял черный лимузин устаревшей модели. Залаяла собака.

Гропиус позвонил еще, сильнее, чем первый раз. Но и тогда никто не ответил. Наконец Франческа взяла инициативу в свои руки. Зацепившись за выступы на каменной стене, она легко подтянулась на руках и, не успел Гропиус оглянуться, исчезла за оградой. Там она отперла засов на воротах и впустила Гропиуса.

Во дворе царило безмолвие. Только пес, черный, с коричневыми пятнами питбуль, оскалился и бросился на них, таща за собой длинную цепь.

– Не бойся! – сказала Грегору Франческа. – Я умею обращаться с собаками.

Расставив руки, она смело пошла навстречу бесновавшемуся псу, тихим голосом успокаивая его, пока он, поскуливая, не убрался в свою будку.

– Где ты научилась таким трюкам? – спросил Гропиус. В его голосе слышалось уважение.

– Когда я была маленькой, у нас было много собак, – ответила Франческа.

В центре двора они увидели жилой дом, чуть поодаль располагались два других здания, производившие впечатление заброшенности. Вход в строение справа был открыт.

Направившись к раскрытой двери, Гропиус знаком предложил Франческе следовать за ним. У входа она почувствовала запах затхлости – ему было лет двести, не меньше. Франческа и Грегор вошли – здание пустовало, видимо, очень давно. Их шаги отзывались гулким эхом. Вдруг Гропиус услышал тихий окрик и обернулся. В руках у Франчески был пистолет.

– Ты с ума сошла? – прошептал он.

Франческа приложила палец к губам и тихо ответила:

– Никогда не знаешь, что тебя ждет!

В этот момент Гропиуса охватило странное чувство. Женщина со взведенным курком пистолета за спиной возбуждала его необычайно.

– Есть здесь кто-нибудь? – воскликнула Франческа в полной тишине. Когда ответа не последовало, Грегор открыл очередную дверь.

Перед ними была квадратная комната. В центре стоял грубо сделанный стул. С потолка на проводе свисала лампочка без абажура. На стенах – куски зелено-голубой отшелушившейся масляной краски. Вид всего этого подействовал на Гропиуса как удар током.

– Франческа, – пробормотал он, задыхаясь, – это та самая комната, где меня держали.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Я слишком хорошо все помню.

– Боже мой! – Франческа держала пистолет обеими руками, направив дуло в потолок. – Надеюсь, ты понимаешь, что мы с тобой чертовски рискуем!

Гропиусу стало нехорошо. Ему показалось, что содержимое его желудка вот-вот выпрыгнет наружу. Франческа заметила его бледность и потащила Грегора наружу, на воздух. Питбуль снова залаял.

– Если бы тут кто-то был, нас бы уже давно заметили, – сказал Гропиус и оглянулся по сторонам, – я хочу знать, во что они тут играют. Спрячь пистолет!

– Как хочешь, Грегор! – ответила Франческа. Ее голос звучал несколько обиженно, но она все же убрала оружие под блейзер. Они повернули к жилому дому, стоявшему посередине двора.

Ко входу вели три каменные ступени. Вдоль них вели колонны – и они же поддерживали маленький балкончик на втором этаже. Слева и справа от входа было по три зарешеченных окна. Краска на деревянных ставнях сильно облупилась – было заметно, что их не открывали уже много лет. Покатая крыша была устлана однотонной черепицей – как повсюду в жилых домах в этой местности.

Дверь в дом была заперта. У Грегора и Франчески оставалась только одна возможность попасть внутрь – через балкон на втором этаже. Однако это было очень рискованно. Если бы в этот момент их обнаружили, они оказались бы в ловушке: на другой стороне дома не было ни окон, ни какого-то другого выхода.

Никогда прежде Гропиус не думал, что когда-нибудь в жизни он с такой решимостью пойдет на нечто противозаконное – решится на взлом. Но в нем кипел гнев. Он хотел узнать хоть что-то о тех субъектах, которые так жестоко обошлись с ним и угрожали смертью. Поэтому он не колебался ни минуты.

Перед строением слева, похожим на сарай с большими воротами, стояла большая пустая бочка из-под вина. Гропиус подкатил ее к одному из окон, не без труда вертикально установил и взобрался на нее. Схватившись руками за решетку, он заглянул внутрь. После чего обернулся и сказал Франческе, которая тоже проявляла удивительное присутствие духа:

– Забирайся сюда! Тебе стоит на это посмотреть! – и протянул ей руку.

Франческа послушалась, ей было любопытно узнать, что таится за стенами этого дома. Она ожидала увидеть все что угодно, но то, что открылось их взорам, ее потрясло. Перед ними была отлично оборудованная камера пыток. Здесь было множество разнообразных инструментов, которые явно предназначались для того, чтобы доставлять адскую боль: плетки, бичи с крюками, ремни с шипами и деревянная дыба с колесами сверху и снизу.

– Если меня не обманывают глаза, – заметила Франческа, не глядя на Гропиуса, – то здесь мучают людей. Что это, Грегор? Я думала, что времена инквизиции давно позади!

– Я тоже так думал. Но как видишь, нет.

– Но почему именно здесь?

– Я тоже хотел бы это знать, – ответил Гропиус и посмотрел наверх, на балкончик, располагавшийся над входом.

Франческа проследила за его взглядом и сказала: – Но ты же не хочешь…

– Нет. Я должен выяснить, чем тут занимаются.

Грегор одним прыжком соскочил с бочки и протянул Франческе руку.

Ворота сарайчика были только слегка прикрыты. Когда Гропиус и Франческа отворили их, им в лицо ударил запах гнилой соломы. В глубине сарая, за ткацким станком они заметили старую, полуразвалившуюся телегу, какими обычно пользуются крестьяне, чтобы перевозить сено. На телеге лежала деревянная лестница, не вызывавшая доверия. Впрочем, другой, чтобы взобраться на балкон, у них не было.

Они вдвоем вынесли лестницу наружу, и пока Франческа успокаивала собаку, Гропиус снимал с ветхого сооружения паутину. Последняя перекладина едва доставала до балкончика второго этажа, но Грегора это не испугало: он подтянулся, взявшись за перила балюстрады, и перелез через них. Франческа последовала его примеру.

Как и следовало ожидать, дверь на балкон была заперта изнутри. Заглядывая через дверное окошко, они смогли рассмотреть проходную комнату. Гропиус быстро посмотрел на Франческу, повернулся спиной к двери, согнул правую руку в локте и сильным ударом выбил стекло.

– Где ты этому научился? – поинтересовалась Франческа.

Гропиус снисходительно улыбнулся:

– В школе гангстеров! – Он сам удивлялся своему хладнокровию. Грегор аккуратно просунул руку в разбитое окошко и открыл дверь.

– Будь осторожна!

Франческа снова взвела курок пистолета, и они вошли внутрь. Им пришлось подождать какое-то мгновение, пока глаза не привыкнут к сумраку. В темном коридоре, который вел из комнаты налево, они обнаружили шесть дверей, по три на каждой стороне. Внутреннее убранство комнат за ними было абсолютно одинаковым: стол, стул, кровать, все из грубой древесины, кровать без матраса и подушек, накрытая только шерстяным одеялом.

– Комфорт здесь не очень-то ценят, – заметила Франческа шепотом, – странно, тебе не кажется?

Грегор пожал плечами. Он и сам не знал, что ему думать об этих жалких хоромах. Все это было чересчур аскетично. Монахи в Средневековье, подумал Гропиус, могли, конечно, так жить, последователи какой-нибудь извращенной секты, которые рассматривали самобичевание и умерщвление плоти как смысл человеческого бытия.

Перед тем как отправиться в правую половину здания, Гропиус пробормотал:

– И ведь есть же люди, которым это нравится.

– Что? Ты о чем, Грегор?

– Об аскетизме и самобичевании.

– Ты считаешь, что пыточные инструменты, которые мы видели внизу, служат не для того, чтобы причинять боль другим, а скорее самим себе? Ты думаешь, что эти наши «друзья» бичуют тут сами себя?

– Я не знаю. Во всяком случае метод не нов и все еще широко распространен. Еще в Ветхом Завете израильтяне надевали власяницы на голое тело, специальные одежды, сотканные из грубой и колючей козьей шерсти. И католическая церковь в Средние века считала этот способ самоистязания совершенством. Существовали даже ордены, члены которых должны были носить нижнее белье с шипами, или специальные, ранившие плоть подвязки для чулок.

Франческа хихикнула:

– Ты шутишь?

– Ни в коем случае, боль – это фундамент христианской религии. Вспомни о чистилище, в котором грешники выжигают у себя часть своих грехов. Бог, если Он вообще существует, не мог придумать таких извращений.

С другой стороны дома находилась столовая, своим убожеством походившая на зал ожидания позапрошлого столетия: стол и восемь стульев, кухня с железной плитой и еще несколько подсобных помещений с запасами еды, которых хватило бы, чтобы пережить еще один великий потоп. Одно из помещений было похоже на медицинский кабинет. Но когда Гропиус поближе рассмотрел инвентарь, он понял, что ошибался: инструменты, о которых он подумал как о медицинских, тоже оказались орудиями пыток. Переносной аппарат ЭКГ, какие используются в машинах «скорой помощи», был оснащен высокочастотным трансформатором. С помощью подключенных к нему электродов можно было за секунду отправить человека на тот свет. Операционных комплектов и шприцев хватило бы средней клинике на месяц работы, а запас наркотиков, опиатов и ядов мог заставить уснуть вечным сном небольшой город.

Хлорфенвинфос! Эта надпись бросилась ему в глаза среди десятков других упаковок по сто кубиков. И в один момент все в памяти опять всколыхнулось: смерть Шлезингера, криминальная деятельность Фихте, жертвы трансплантологии в немецких клиниках, смерть де Луки и Шебы и не в последнюю очередь его собственное похищение, когда ему угрожали тем же самым ядом. Никаких сомнений – это заговор. Но какая связь была между этими убийствами и поисками доказательств, что Иисус не вознесся на небо?

Все предположения казались слишком противоречивыми, нелогичными, притянутыми за уши. И все же должна была существовать пусть невидимая рука, которая дергала за все эти ниточки, какая-то сущность, действовавшая за кулисами и в прямом смысле шагавшая по трупам. Где же ключ к разгадке? В такие моменты, как этот, Гропиусу хотелось вернуть все назад – чтобы не начинать этого рокового расследования смерти Шлезингера, а оставить все полиции. Но в ту же секунду внутренний голос сказал ему, что сейчас он, как никогда, близок к разгадке.

Было ли здесь, в этом заброшенном поселке, где нашли пристанище священники, что-то вроде штаба, ставки командования? Гропиус покачал головой. Тут Грегору вспомнился Родригес, который сказал профессору еще в их первую встречу в Берлине: «Ваши шансы выяснить подробности равны нулю».

– С кем ты говоришь, Грегор?

Гропиус испугался.

– Я? – Он настолько углубился в свои мысли, что начал разговаривать сам с собой, – извини, я снова пытаюсь разобраться в этом хаосе.

– Успешно?

Гропиус не ответил.

В полумраке они спустились по лестнице на первый этаж и обнаружили там еще один убогий кабинет: простые полки на стенах, старый кухонный стол, служивший хозяину письменным. Была там еще древняя механическая печатная машинка, компьютер и телефон с автоответчиком, который, судя по его дизайну, выпустили лет двадцать тому назад.

Но одна деталь отличала этот кабинет от любого другого, а именно: здесь не было ни одной папки, ни одного исписанного листка. На полках не было книг, только на столе лежала наготове пачка чистых желтовато-белых листов бумаги. Казалось, что находившиеся здесь люди постарались уничтожить за собой все следы.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Гропиус, явно не ожидая услышать ответ на свой вопрос.

Между тем Франческа решила заняться компьютером.

– Я думаю, – сказала она, яростно печатая что-то на клавиатуре, – эта штука все еще работает на паровом двигателе. Она с недоверием посмотрела на провод, соединявший компьютер с телефонной розеткой.

Гропиус кивнул, соглашаясь с ней:

– Все же у господ есть даже выход в Интернет!

Франческа увлеченно занялась старомодным аппаратом. В отличие от Грегора, она прекрасно умела обращаться с техникой. Через какое-то время Франческа сказала:

– Если они им пользовались, значит, мы сейчас об этом узнаем.

Гропиус заворожено наблюдал за Франческой. Сам он до сих пор был в счастливом положении человека, поручающего технические вопросы другим сотрудникам. Умение написать электронное сообщение и отправить его на нужный адрес он всегда сравнивал с теорией относительности Эйнштейна, в которой речь тоже идет о совершенно элементарных вещах, но только в том случае, если ты в них разбираешься.

– Ты думаешь, в компьютере осталась какая-то информация? – осторожно спросил Гропиус. – Судя по идеальному порядку здесь, я думаю, что в компьютере они убрались так же чисто.

Франческа продолжала заниматься своим делом и ответила, не отрывая глаз от экрана:

– Профессор, вам следует лучше сконцентрироваться на своей хирургической практике. О компьютерах у вас нет ни малейшего представления. Только тут возникает одна проблема… Но даже и она разрешима, если ты дашь мне время в ней разобраться.

– Что такое?

Франческа, погрузившись в работу, сначала никак не отреагировала на вопрос Грегора. Потом повторила:

– Тут только одна проблема. Мне нужен пароль, чтобы войти в программу и прочитать почту, минимум три буквы, максимум десять.

– Три буквы? – Гропиус раздумывал недолго. – IND!

– IND? – Франческа ввела эти буквы скорее ради шутки или для того, чтобы сделать Гропиусу приятное, но уж никак не из убеждения, что он прав. В следующий момент она тихо вскрикнула. Посмотрев на Грегора, она снова уставилась на экран.

– Что там, Франческа?

Франческа смотрела и не верила.

– Откуда ты знаешь их пароль? – она не понимала, что происходит. Ее первой мыслью было: Гропиус играет в двойную игру: он заодно с этими гангстерами. Инстинктивно ее рука потянулась к пистолету.

Гропиус заметил ее смятение и тоже неуверенно спросил:

– Ты хочешь сказать, что пароль оказался правильным?

– Да, хочу, – ответила Франческа, повышая голос, – во всяком случае компьютер разрешил мне доступ ко всем отправленным и полученным сообщением последних десяти дней.

– Когда ты сказала, что тебе нужен код от трех до десяти букв, мне вдруг вспомнилась загадочная аббревиатура, которая уже давно преследует меня в ходе расследования. В Мюнхене эти люди даже расплатились за гостиницу кредитной картой юридического лица на имя IND.

Объяснение Грегора показалось Франческе чересчур натянутым, во всяком случае его не хватило, чтобы возникшие у нее подозрения исчезли. Вариантов было два: либо Гропиус говорил ей правду, либо он случайно себя выдал. В таком случае он просто великий актер, но к тому же еще и глупец. Ни то, ни другое вообще-то к нему не относилось.

У нее не было ни малейшего желания продолжать разговор на эту тему, поэтому Франческа вернулась к экрану и нажала на последнее полученное сообщение. Через секунду на экране появился коротенький текст на итальянском языке. Гропиус наморщил лоб:

– О чем оно?

– Это сообщение прислали четыре дня назад. Франческа начала переводить:

С благословения Всевышнего из Барсино [23]23
  Barcino – древнее название Барселоны на итальянский манер. – Примеч. пер.


[Закрыть] . Следующая цель нашей акции – Милан. Способ исполнения – как и раньше. Ожидаем подтверждения об исполнении. Ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. IND.

Франческа и Гропиус долго молча смотрели друг на друга.

Наконец Франческа спросила:

– Что все это значит? Писали какие-то святоши.

– Святоши? – Гропиус усмехнулся. – Если я не ошибаюсь, это очередное задание на убийство.

Пока Гропиус переписывал текст в записную книжку, во дворе залаял питбуль. Франческа подошла к окну. Над поселком сгущались сумерки. Собака, как бешеная, рвалась с цепи. На дороге, уходящей вверх по склону и терявшейся в темноте, она заметила зажженные фары автомобиля, который двигался по дороге.

– Машина едет. Нам надо убираться отсюда! – воскликнула она вполголоса. Потом выключила ком – пьютер – и они бросились на второй этаж, чтобы покинуть дом тем же путем, каким сюда вошли.

Спрятаться им помогли сгустившиеся сумерки. С безопасного расстояния они наблюдали за тем, как из автомобиля вышли четверо мужчин и скрылись за воротами. Франческа и Гропиус пустились в обратный путь к тому самому месту, где оставили свою машину. Они почти не разговаривали друг с другом.

Обессиленные и грязные, Франческа и Гропиус только через час добрались до места. По дороге в Турин Гропиус достал записную книжку. При свете лампочки в салоне автомобиля он снова и снова читал текст сообщения. Потом смотрел на лучи фар, которые освещали проселочную дорогу и скакали по ней, как светлячки в мягкую июньскую ночь. Из динамиков лилась музыка диско, время от времени прерывавшаяся рекламой. Каждый думал о своем. Франческа никак не могла поверить в то, что Гропиус просто так взял и сказал ей пароль, как фокусник вытаскивает зайца из цилиндра. А Гропиус опять искал связующие звенья между убийствами и генетическим анализом.

Вдали уже показались огни Турина, когда Франческа вдруг сказала:

– Если я не ошибаюсь, это необычное предложение про члены и тело в геенне из Евангелия от Матфея.

Гропиус оторвал взгляд от дороги и посмотрел на Франческу:

– Откуда ты об этом знаешь?

Франческа засмеялась.

– Мы, итальянцы, все же неплохо знаем Библию. Фокус в том, что мы все-таки даем пристанище главному посреднику Всевышнего. А необычные фразы, как эта, откладываются в памяти. Но если хочешь, я позвоню дону Роберто. Он знает все четыре Евангелия наизусть.

– Мне намного интереснее было бы узнать, откуда на самом деле пришло это благословение Всевышнего, другими словами, кто отправитель этого сообщения. Барсино – звучит как название какого-то города в Италии.

Франческа покачала головой:

– Никогда раньше не слышала!

Гропиус хотел было что-то сказать, но Франческа остановила его. При этом она сделала радио погромче – как раз передавали вечерние новости.

Грегор не понимал ничего из того, что говорил диктор, но Франческа побледнела. Как только выпуск новостей закончился, она выключила радио.

– В клинике в Милане, – начала она сбивчиво, – убит пациент после операции по пересадке органа. Подозревают, что из-за инъекции яда. Полиция ищет убийц среди персонала клиники, организована специальная комиссия.

Они доехали до первой ярко освещенной улицы города. Светоотражатели по краям дороги отбрасывали яркие вспышки в салон. Гропиус все еще держал в руках открытый блокнот. Он опустил голову, взгляд упал на строчку: «Следующая цель нашей акции – Милан». У него перехватило дыхание.

Глава 16

На следующее утро Гропиус спустился к завтраку в ужасном настроении. Он очень плохо спал, как и все ночи до этого. Вчера они с Франческой быстро распрощались и договорились созвониться перед обедом.

Он занял свободный столик, заказал чай с молоком и взял в буфете два рогалика с мармеладом, как обычно. Он уныло жевал рогалики и бросал беглые взгляды на немногочисленных постояльцев отеля, пришедших вместе с ним на завтрак. Вдруг к его столику подошел господин, одетый в черное, и вежливо пожелал доброго утра. Мужчина говорил по-немецки с итальянским акцентом и был почти два метра ростом.

– Круцитти, – представился он, слегка поклонившись, – вы не будете против, если я присяду?

Несмотря на то что Гропиус планировал побыть один, он не хотел быть невежливым и, сделав приглашающий жест, ответил:

– Пожалуйста, присаживайтесь, синьор, меня зовут Гропиус.

– Я знаю, – заметил Круцитти, ухмыляясь, – я знаю.

Гропиус удивленно посмотрел на собеседника.

А тот продолжил:

– Вы меня не знаете, профессор, но мы вас знаем отлично!

– Как это понимать? Что значит «мы»?

Круцитти закатил глаза.

– Римская курия[24]24
  Курия – совокупность центральных учреждений, управляющих католической церковью. – Примеч. пер.


[Закрыть], – ответил он, при этом голос его звучал вызывающе, как будто было большим упущением не знать, о чем идет речь.

– Объясните поподробнее, – заинтересовался Гропиус.

– Я надеюсь, адвокат хорошо поработал и угодил вам, профессор!

Гропиус почувствовал, как кровь прилила у него к лицу. Более гротескную ситуацию трудно было себе представить: он шел по следу и собирался перевернуть вверх дном и курию, и Ватикан, и вдруг эти люди посылают ему адвоката, который вытаскивает его из тюрьмы. Он недоверчиво спросил:

– Вы хотите сказать, что за мою свободу вступилась Римская курия?

Круцитти вновь ухмыльнулся и ответил елейным голосом:

– Церковь всегда стоит на стороне невиновных. Мы знаем, что не вы убили Шебу Ядин.

– Вы уверены, синьор?

– Обращайтесь ко мне «монсеньор»! Но, отвечая на ваш вопрос, скажу: да, абсолютно уверен.

– Тогда позвольте мне вопрос, монсеньор: что вы хотите от меня?

Круцитти заказал кофе и ответил:

– Вы уже слышали об убийстве в миланской клинике?

– Разумеется. И как мне ни жаль того пациента, этот случай пришелся мне очень кстати, лишний раз доказав мою невиновность. Мы имеем дело с криминальной организацией, которая руководствуется неизвестными нам мотивами. Поэтому в корне неверно возлагать ответственность за эти смерти на врачей. И это та самая причина, по которой я уже несколько месяцев не занимаюсь ничем другим, кроме своей собственной реабилитации!

– Это понятно, профессор. Но не заходите ли вы в розысках дальше названных вами целей? Вы подвергаетесь большой опасности, рискуя попасть в жернова этой организации.

– Это уже мой риск. Но как видите, я все еще жив и уверен, что еще поживу.

– Как скажете. Я имею поручение передать вам следующее: Ватикан заинтересован в том, чтобы информация, полученная вами в ходе расследования, передавалась не полиции, а Римской курии. Это причина, по которой мы взяли на себя труд максимально быстро освободить вас из-под стражи.

– Чересчур любезно с вашей стороны, – продолжил Гропиус, иронично подражая тону монсеньора, – ей-богу, чересчур любезно. Но будьте уверены, меня бы вскоре отпустили и без вашего добросердечного участия. Если я правильно понимаю, вы ожидаете теперь от меня ответной услуги.

Круцитти сначала театрально пожал плечами, а затем ненатурально вознегодовал.

– Ответной услуги? – переспросил он. – Евангелие говорит нам: «И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, истинно говорю вам, не потеряет награды своей»[25]25
  Евангелие от Матфея 10.42. – Примеч. ред.


[Закрыть].

– И что это означает?

– Это означает, что мы не требуем от вас никаких ответных услуг, профессор, потому что уверены, что вы сами захотите выразить свою признательность.

От наглости, с которой отвечал монсеньор, у Гропиуса пропал дар речи. При этом для него не осталось незамеченным, что Круцитти неуверенно оглядывался, как будто за ним следили или ему было неприятно, что его и Гропиуса видят вместе. Наконец он одним глотком допил кофе – без молока и без сахара – и сказал:

– Сегодня утром такая прекрасная погода. Что вы думаете о небольшой прогулке? На ходу и говорится легче. Кроме того, как известно, у стен есть уши.

Гропиус уже хотел было ответить: «Послушайте, у меня нет никакого желания с вами прогуливаться!» Но потом, как обычно, победило любопытство, и он пришел к выводу, что возможность поболтать с посланцем Римской курии представляется не каждый день. Кроме того, на этот час у него не было запланировано никаких дел, поэтому Грегор ответил:

– Почему бы и нет, пойдемте.

Улицу Виа Ницца нельзя было назвать одним из самых приятных местечек Турина, и Гропиус с Круцитти выбрали направление к центру города. Заложив руки за спину, оба какое-то время шли рядом молча. От обмена мнением о прекрасной погоде и прочих подобных банальностей Грегор решил отказаться. Внезапно монсеньор заговорил:

– Давайте не будем играть в прятки, профессор. Нам обоим отлично известно, о чем идет речь. Считаю ребячеством ходить вокруг да около.

Гропиус не знал, что имел в виду его собеседник. Как ответить? И тогда он решил, прежде всего, не противоречить.

– Это звучит разумно, – ответил он ни к чему не обязывающей фразой.

На широкой улице было шумно от множества машин, а проезжавший мимо грузовик выплюнул им в лицо клуб едкого черного дыма.

– Не буду скрывать от вас, – продолжил свою речь Круцитти, – что Ватикан готов заплатить большие деньги, чтобы получить папку «Голгофа» из архива Шлезингера. И как вы знаете, не только мы заинтересованы в этом. Естественно, это сильно влияет на цену.

Гропиус был в смятении. Теории, которые он разрабатывал все последние месяцы, сильно пошатнулись. Но он старался сохранять спокойствие.

– Так значит, вы думаете, что я владею папкой Шлезингера, – подхватил он речь монсеньора.

Круцитти раздраженно произнес:

– Я и не ожидал, что вы сразу мне расскажете, куда ее спрятали. Скорее всего, вы знаете, что мы следим за вами уже довольно долгое время. Признаться, это не самое легкое занятие, поскольку наши люди постоянно сталкиваются с противоположной стороной, которая тоже ни на миг не выпускает вас из виду. Должен сделать комплимент, профессор: вы действовали в высшей степени ловко и искусно. ЦРУ было бы счастливо иметь в своих рядах такого агента, как вы. – Монсеньор посмеялся над своей, как он полагал, удавшейся шуткой.

У Гропиуса возник новый вопрос: блеф или нет? Чтобы спровоцировать собеседника, Грегор насмешливо сказал:

– Монсеньор, я не понимаю, почему столько шума из-за этой плащаницы. Вы же знаете, что речь идет о средневековой подделке. Анализ кусочка этой ткани ничего никому не докажет. К чему тогда такой переполох?

Тут Круцитти остановился и внимательно посмотрел на Гропиуса:

– Профессор, вы же умный человек. Не надо разыгрывать из себя дурачка. Как будто вам неизвестно, что мы говорим вовсе не об этом.

– Скажите пожалуйста! – ответил Гропиус язвительно.

Монсеньор не знал, следовало ли ему серьезно воспринимать неосведомленность профессора или он только разыгрывает ее. Наконец он возразил:

– Я знаю, вы не археолог, как Шлезингер, но в любом случае вы тоже занимаетесь этой проблемой определенное время. И насколько нам известно, обладаете не только вещественным доказательством, принадлежавшим Шлезингеру, но и его профессиональными тайнами. Так что прекратите этот спектакль!

– Я польщен, монсеньор, но не забывайте, у меня была всего пара месяцев, чтобы обработать материал, который Шлезингер собирал половину своей жизни. Конечно, я знаю, о чем идет речь, но подробности…

Круцитти глубоко вздохнул.

– Когда в 1987 году кто-то проник в Туринский собор и отрезал кусок от плащаницы Господа нашего, в курии воцарился хаос. Сегодня уже можно говорить об этом спокойно: предшественник кардинала-госсекретаря Паоло Кальви не соответствовал занимаемой им должности. Он не увидел опасности, которая была связана с казалось бы безобидной кражей кусочка ткани. И когда Шлезингер через несколько месяцев предстал перед Ватиканом и начал утверждать, что у него есть научное доказательство того факта, что Господь наш Иисус вовсе не возносился на небеса, тогда никто не воспринял его слова всерьез. В общем, на его требования никто не обратил внимания. Ясно, что Шлезингер был шантажистом, но что значат какие-то десять миллионов перед лицом возможных последствий?! Как и следовало ожидать, вскоре нашлись заинтересованные лица, которые были готовы за тайну Шлезингера выложить десять миллионов: некий мистический незнакомец, во всяком случае тогда, но достаточно умный, чтобы потребовать у курии ежегодной выплаты десяти миллионов за его молчание. Когда об этом узнал его святейшество, он сначала удалился на семидневную молитву. Он молился неделю не переставая, после чего на него снизошло просветление, и он заменил тогдашнего кардинала-госсекретаря на Паоло Кальви, который, в свою очередь, избрал меня своим помощником. При всей своей скромности скажу, что это я был автором той идеи. Я предложил заменить плащаницу, в подлинности которой не было никакого сомнения и в которой действительно лежал Господь наш, на средневековую подделку и на следующий год организовать ее научное исследование. Обнародовав в 1988 году результат, я надеялся положить конец любому шантажу раз и навсегда. Но я ошибался.

Гропиус молчал. Сознание того, что именно помощник кардинала-госсекретаря посвятил его в эту мрачную тайну, показалось ему настолько абсурдным, что он уже начал сомневаться в реальности происходящего. Но ведь история, рассказанная Круцитти, очень логично вписывалась в те сведения, которые успел получить он сам. И все равно оставалось еще очень много вопросов. И главный из них: зачем Круцитти рассказал ему обо всем этом?

Монсеньор тоже внезапно замолк. Он шел, не обращая ни на что внимания, глубоко погруженный в себя. Гропиус заметил, что на кончике его носа выступили капельки пота, – так сильно взволновал Круцитти его собственный рассказ. Наконец он сказал:

– Да что я говорю, как будто вы сами этого не знали!

– Вовсе нет. Я не столь хорошо информирован, как вы полагаете. Во всяком случае сейчас для меня кое-что прояснилось. Но несмотря на это, остается все еще очень много вопросов. Например, кто убил Шлезингера, де Луку и Шебу Ядин? – При этом Гропиус бросил на Круцитти испытующий взгляд.

Тот замялся, но уже в следующее мгновение снова взял себя в руки и самоуверенно возразил:

– Господь простит вам злые помыслы. Подозревать Римскую курию в том, что это она является заказчиком серии убийств, – это же абсурд, профессор!

– Вы так думаете? Во всяком случае все трое находились в непосредственной связи с тайной Иисуса. Или другими словами, стало на троих знающих меньше.

– Профессор! – с негодованием воскликнул Круцитти. – Если бы это было так, если бы Ватикан действительно был заинтересован в том, чтобы устранить всех обладающих информацией, то вы бы, извините, стояли первым в списке. И мне не поручали бы вести с вами серьезные переговоры.