Текст книги "Смертельный код Голгофы"

Автор книги: Филипп Ванденберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Что случилось? – осторожно спросила она. – Вы действительно неважно выглядите.

Гропиус покачал головой. Он и сам толком не понимал, что же произошло вчера. И тогда он начал говорить, нервно шагая по гостиной туда-сюда, как дикий зверь в клетке. Гропиус рассказал, как попросил Левезова заняться розысками по делу о мафии, как переходил улицу и как автомобиль, проносясь мимо на огромной скорости, сбил его.

Фелиция испуганно слушала. Беспокойство Грегора передалось и ей, но, несмотря на это, она пыталась придумать, как ей успокоить его.

– Вообще-то я пришла к вам, чтобы извиниться, – сказала она, желая отвлечь его.

– Извиниться? За что? – Гропиус резко остановился посередине комнаты и бросил на нее такой взгляд, который мог разжалобить любого.

– Позавчера, ваш быстрый уход… Я понимаю, что вы были рассержены моим недоверием. Это, должно быть, вас очень расстроило, особенно когда я спросила, была ли проведена операция моего мужа абсолютно честными методами. Извините меня!

Фелиция подошла к Гропиусу, взяла его за руки и серьезно посмотрела ему в глаза. Как тогда, в отеле, когда они неожиданно упали друг другу в объятия, Гропиус внезапно почувствовал почти электрическую силу притяжения, которая исходила от этой женщины. Но он не позволил себе обнять ее. Он еще не смотрел на себя сегодня в зеркало, но отлично представлял, как выглядит, и смутился.

– Все в порядке, – проворчал он, – я не был на вас сердит, правда, не был. А сейчас простите меня, мне срочно надо в душ!

Пока Гропиус пытался избавиться от похмелья, попеременно включая то ледяную, то горячую воду, Фелиция отправилась на кухню в поисках чего-нибудь съестного, из чего она смогла бы соорудить что-то похожее на завтрак. Запас продуктов на кухне свидетельствовал о типичном быте одинокого мужчины: пара консервов, во всем остальном – пустота. Поэтому то, что она смогла накрыть в столовой за этот короткий промежуток времени, и впрямь было почти волшебством.

Кофе благоухал, тосты, пара сваренных яиц, баночка меда и солонина из консервов – все это ожидало Гропиуса на столе, когда он вышел из душа, чистый и бодрый. Грегор не смог сдержать восторга и поцеловал Фелицию в щеку. Для него давно прошли те времена, когда он завтракал за красиво накрытым столом.

Какое-то мгновение они просто молча сидели друг против друга. Потом Фелиция осторожно начала:

– Вы думаете, вас хотели убить?

Вопрос, легко произнесенный за завтраком, был жестким, и Фелиция тут же поняла его неуместность. Поэтому поспешила добавить:

– Я имею в виду, может быть, это было только предупреждение, чтобы вы прекратили розыски?

– Я в этом даже уверен! Эти люди хотели только преподать мне урок, так сказать сделать предупредительный холостой выстрел, чтобы придать вес своим требованиям. Если бы они действительно собирались меня уничтожить, у них для этого было море возможностей. Нет, постепенно я все больше склоняюсь к мысли, что нужен им.

Фелиция вымученно улыбнулась:

– Какое абсурдное предположение.

– На самом деле! Назовите мне другую причину такого странного поведения! Каждый новый шаг в моем расследовании ведет за собой случайное столкновение, убедительно доказывающее, что мои шансы в намерении сорвать маску с этих людей ничтожно малы. Вспоминая вчерашнее происшествие, я думаю, что они вполне могли бы убить меня, переломать мне все кости, сделать инвалидом.

– Вы говорите об этом так спокойно! – Фелиция посмотрела на Гропиуса, который выглядел теперь уже гораздо лучше. Потом сказала: – Прокурор выдал мне тело моего мужа. Я заказала кремацию, без особой помпы.

Гропиус кивнул, задетый за живое. Пока он не сможет доказать свою невиновность, он все еще виноват в этой смерти.

– И конфискованные документы мне тоже вернули. Похоже, что не нашли ничего такого, что помогло бы полиции в расследовании.

Гропиус задумчиво отправил в рот кусочек тоста. Было видно, что мысленно он находится сейчас далеко отсюда. Внезапно он спросил:

– А профессор де Лука не объявлялся?

Фелиция удивленно посмотрела на него.

– Нет, честно говоря, о нем я больше и не вспоминала.

Гропиус сжал губы, потом сказал:

– Странно, вы не находите? Ведь речь шла о двадцати тысячах евро. Ни письма, ни факса, ни звонка…

– Мне очень жаль. – Фелиция потерла переносицу.

Это движение она делала машинально, когда размышляла, и Гропиуса это развеселило.

– Мне и правда страшно интересно, – сказала она наконец, – что за ценность была в том портфеле. Бриллианты, может быть? Мой муж практически не разбирался в драгоценных камнях. Это кольцо, – она положила руку на стол, на пальце горел бриллиант в оправе, – это кольцо я сама себе подарила. Арно, скорее всего, купил бы бижутерию со стекляшкой. Хотя…

Грегор вопросительно посмотрел на Фелицию:

– Хотя?

– Когда я думаю о том, что совсем недавно выяснила о его двойной жизни, тут уже я не могу исключить того, что он и в бриллиантах не разбирался только для вида.

– Зачем ему это было нужно?

Фелиция выпятила нижнюю губу.

– Он же заработал десять миллионов, не сказав об этом ни слова?

– Тут вы, конечно, правы. Если посмотреть с этой стороны, то это дело в Берлине на двадцать тысяч евро – просто сущая мелочовка. И все же для меня до сих пор остается загадкой, почему эта синьора Колелла вот так вот ни с того ни с сего исчезла, а от де Луки ни слуху ни духу.

– Он ждет звонка от Шлезингера!

– Возможно.

Гропиус задумался и, казалось, не замечал ее. Фелиция пристально изучала его.

– Мне кажется, я знаю, что с вами происходит, – сказала она неодобрительно.

– Да? Вы так думаете? – Гропиус горько усмехнулся.

– Как долго вы еще собираетесь действовать на свой страх и риск? Было бы лучше, если бы мы передали всю информацию полиции. Вы так не думаете?

Профессор глубоко вздохнул. Он был далек от мысли просто принять противоположную точку зрения. Несомненно, были и более достойные занятия, чем сражаться с неизвестным противником, преследующим неизвестную цель. Но он уже настолько глубоко втянут в эти розыски, что практически нет шансов их остановить, не оказавшись самому под подозрением. Вдруг Гропиус сказал:

– Завтра я лечу в Турин.

Фелиция посмотрела на Гропиуса так, как будто он сделал неожиданное открытие. При этом она догадывалась, что ее поведение будет иметь последствия.

– Вы никогда не сдаетесь, – сказала она разочарованно.

– Нет, никогда! – ответил Гропиус. – А в этом случае и подавно.

Фелиция задумалась на мгновение, потом решительно произнесла:

– Ну, хорошо. Мне не удастся отговорить вас, и поэтому я тоже поеду. В конце концов, это касается меня в первую очередь!

– Тут я не был бы столь уверен, – возразил Гропиус, – я думаю, что эта история касается нас обоих в одинаковой мере. И вообще, я не считаю, что это хорошая идея – лететь в Турин вместе. Рано или поздно это выяснится и может быть неверно истолковано.

На это Фелиции нечего было сказать.

– Но вы будете держать меня в курсе дела! – сказала она профессору, прежде чем уйти.

Глава 6

Рейс авиакомпании «Люфтганза» LH 2760 отправлением из Мюнхена в 10 часов 35 минут, самолет Canada Air Jet с восьмьюдесятью четырьмя сиденьями и одним-единственным туалетом в конце салона. Гропиус ненавидел эти маленькие самолетики, поскольку они вели себя в небе неспокойно и реагировали сильной тряской даже на самую незначительную турбулентность так, что содержимое желудка подкатывало к горлу. Через полтора часа самолет приземлился в туринском аэропорту Казэлле чуть раньше назначенного расписанием срока. Гропиус взял такси и поехал в город.

Как и большинство городов Северной Италии, Турин встретил чужака огромными промышленными комплексами, гигантскими жилыми блоками и небоскребами районов окраины. Водитель такси, с гордостью утверждавший, несмотря на его светлые волосы, что он урожденный туринец, заявил, чтобы пассажир рассчитывал как минимум на час езды, при этом он многозначительно подмигивал Гропиусу, как будто хотел сказать, что все будет так, как он сказал.

Они ехали уже час, наконец такси подъехало к отелю «Ле Меридиен Линготто». С первого взгляда он не производил впечатления шикарной гостиницы, ведь его обустроили в здании бывшего завода «Фиат». Верхний этаж этого огромного четырехугольного здания был раньше испытательной площадкой для автомобилей, сейчас постояльцы отеля занимались там спортом.

Гропиус забронировал на два дня комфортабельный светлый номер с видом на внутренний двор. Он считал, что ему хватит этого времени, чтобы добраться до де Луки и выяснить, что же было спрятано в загадочном футляре стоимостью двадцать тысяч евро. Но он даже не знал имени де Луки, не знал его телефона и адреса. Дела это не упрощало, и его просьба к портье разыскать в телефонной книге номер профессора де Луки тоже не увенчалась успехом.

Но была еще Франческа Колелла и охранная фирма «Вигиланца». На это имя Гропиус нашел в телефонной книге четыре записи. Один номер отзывался мертвой тишиной, когда он набрал второй, никто не поднял трубку, третий оказался неверным. По нему ответил хозяин автозаправочной станции, который клялся Мадонной и всеми итальянскими святыми, что у него нет ни жены, ни дочери, ни даже тещи по имени Франческа, ее вот уже 64 года как зовут Клара. Оставалась одна «Вигиланца».

У Гропиуса перед глазами стоял образ Франчески, когда он набирал шестизначный номер компании «Вигиланца»: эта холодная брюнетка заворожила его. Ее уверенный взгляд из-под очков напомнил ему его учительницу биологии, в которую он безумно влюбился (ему было тогда 13 или 14 лет), когда она на примере дикого тюльпана, который она называла Tulipa silvestris, объясняла размножение с помощью опыления. Весь его интерес был направлен тогда главным образом на ее подвязки, которые отчетливо проступали сквозь довольно тонкую, тесно облегавшую бедра юбку. К несчастью, госпожа Ланквитц, так звали обладательницу этих греховных систем крепления одежды, заметила тогда его стыдливое смятение. Она, правда, ничего не сказала, но взгляд, который бросила на него из-под очков и который давал понять, что она отлично видит его неприличное подсматривание, вызвал в его теле восторженный трепет. Последствием этого не замеченного его одноклассниками события стало то, что госпожа Ланквитц больше никогда не надевала чулок, во всяком случае в школу. Но с тех пор его непреодолимо влекло к женщинам, которые вели себя так неприступно, как Франческа Колелла.

– Алло! – ответила Франческа строгим голосом.

Когда Гропиус представился, в трубке повисла долгая пауза.

– Я считаю, что вы кое-что должны мне объяснить, – сказал он, – у нас была договоренность, но вы не пришли на встречу.

– Я отправила вам факс, – жестко ответила Франческа, – вы слишком плохо играли свою роль. Я с самого начала не поверила, что вы родственник Шлезингера, вы даже не знали код. Нет, господин Гропиус или как вас там зовут, наш заказчик считает, что я поступила правильно. Что вы вообще от меня хотите?

– Адрес де Луки!

Синьора Колелла рассмеялась:

– Если вы с поручением от синьора Шлезингера, то вы должны знать адрес де Луки!

Нет, подумал Гропиус, из этой женщины вряд ли удастся вытянуть хоть слово с помощью простой лжи. Надо попробовать иначе.

– Синьора, – начал он вкрадчиво, – я с удовольствием пригласил бы вас сегодня на ужин. Пожалуйста, не отвергайте моего предложения.

Тут Франческа снова громко рассмеялась. Это выглядело так, словно она использовала смех в качестве защитного средства, во всяком случае звучал он неестественно.

– Нет, спасибо! – возразила она.

– Почему нет? – спросил Гропиус.

– Личные контакты с клиентами и посредниками запрещены из соображений безопасности. «Вигиланца» – уважаемая фирма, и я не хочу лишиться работы из-за приятного ужина. А теперь прощайте. – И она повесила трубку.

Черт побери! Грегор Гропиус сжал телефонную трубку в ладони, как будто хотел ее раздавить. Синьора Колелла была единственным человеком в этом чужом городе, который мог помочь ему в дальнейших розысках. Ему обязательно надо поговорить с ней. И он уже знает, как это сделает. В телефонной книге он нашел адрес фирмы «Вигиланца».

Компания располагалась в неприметном здании 60-х годов, за подъездом которого следили несколько видеокамер. Снаружи оно производило очень серьезное, даже скучное впечатление, похожее на дом священника. Только белая неоновая вывеска за широкими витринами указывала на то, что здесь все же идет какая-то коммерческая деятельность. Когда Гропиус подошел к входу, стеклянные двери разъехались в стороны, как по волшебству. Он вошел в просторный холл, пол которого был выложен мраморными плитами в шахматном порядке, справа была стойка администратора с несколькими экранами. Строго одетая девушка спросила Гропиуса, чем она могла бы быть ему полезна.

Профессор назвал свое имя и спросил о возможности поговорить с синьорой Колеллой. Ему предложили присесть на кожаный диван, напротив стойки.

Не прошло и двух минут, как появилась Франческа. Строго взглянув на Гропиуса, она сказала, слегка понизив голос:

– Я настоятельно прошу вас не обременять меня вашим присутствием. Вы доставите мне большие неприятности! – При этом она незаметно передала Гропиусу записку с именем и адресом. Гропиус было подумал, что это информация о де Луке. Уходя, Франческа добавила:

– В 19 часов!

Гропиус понял, что это адрес и название ресторана или клуба.

* * *

Утица с высокопарным названием «проспект Ломбардии» в темноте выглядел далеко не располагающим к прогулкам, а ресторан в полуподвале углового дома тоже не производил особого впечатления. Но к удивлению Гропиуса, внутри все было роскошно: богатая отделка натуральным деревом, шикарная мебель – все было обустроено с хорошим вкусом.

Гропиус вошел в остерию со смешанным чувством, несостоявшаяся встреча в Берлине все еще была свежа в памяти. Но в этот раз Франческа его действительно удивила: она уже была на месте. Казалось, что ее подменили: она была расслаблена и весела.

– Если честно, – начал разговор Гропиус, – я был совершенно не уверен, что вы придете, после того что было в Берлине…

Франческа посмотрела в сторону так, как будто бы это напоминание было ей неприятно, потом произнесла с загадочной улыбкой:

– В Берлине я отказала вам исключительно из деловых соображений, а сейчас я частное лицо. И я хочу, чтобы вы это поняли. Кроме того, ваш визит в компанию был очень похож на шантаж.

– Мне очень жаль, если вы расценили это таким образом; но в любом случае мне сопутствовал успех!

– Если вы считаете успехом возможность поесть со мной устриц, кстати, здесь подают удивительно вкусных устриц, то вы довольствуетесь совсем немногим. Но насколько мне известно, вы пришли сюда не без задней мысли. Однако мне придется сразу же вас разочаровать – я не скажу адрес де Луки!

– Тогда это будет просто приятный вечер, – обаятельно улыбаясь, возразил Гропиус, хотя он вовсе не собирался отказываться от намерения узнать у Франчески максимум возможной информации. Она сделала вид, что удивлена.

Официант принял у них заказ, и они выпили белого вина.

– Вы должны понять, – продолжила Франческа, – я дорожу своей работой. Мне пришлось долго бороться, чтобы получить это место. Раньше я занималась совершенно другими вещами.

Гропиус не решился ее расспрашивать. Он с удовольствием рассматривал свою собеседницу. На Франческе был пиджак из мягкой зеленой кожи, надетый на голое тело. Так что вопрос о спрятанном пистолете, который он задавал себе еще в Берлине, разрешился сам собой.

– Я работала в банке, – сказала Франческа.

– И это было слишком скучно! – ухватился Гропиус за возможность начать беседу.

– Ни в коем случае. – Франческа замолчала и через некоторое время продолжила: – Меня выбросили на улицу в один день, без выходного пособия. Это была моя вина: я выдала одному журналисту сведения о долгах одной знаменитой персоны. Разразился скандал, и меня уволили. Возможно, теперь вы поймете, почему вам ничего не удастся узнать. Я просто не могу себе позволить еще раз оказаться на улице. Мне необходимо заботиться о себе и еще о двух людях.

– Вы замужем?

– Нет, в смысле да. Я не хочу об этом говорить.

– Я понимаю.

– Ничего вы не понимаете! – Франческа впервые смутилась. – Извините, синьор, но на эту тему я не люблю беседовать.

Гропиус кивнул.

– Я хотел сказать, я понимаю вас, в этом смысле мне тоже несладко.

– Вы женаты, синьор?

– Нет, в смысле да. – Он пожал плечами.

Оба рассмеялись. Но смех Франчески был чуточку печальным.

Официант принес устриц, и Франческа удивилась тому, с какой ловкостью Гропиус начал их разделывать.

– А вы? – спросила она мимоходом. – Чем вы занимаетесь? Или это тайна?

– Я хирург в мюнхенской клинике. Я пришиваю пациентам органы: сердца, почки, печень. Но наверное, это не самая приятная тема во время ужина.

– Ну что вы! Мне очень интересно! – возразила Франческа. – Расскажите мне о своей работе, профессор!

Вообще-то Гропиус совершенно не собирался рассказывать о себе, но прекрасная синьора, которая его внимательно слушала, и атмосфера в этом уютном ресторанчике располагали к тому, чтобы облегчить душу. Так что Гропиус говорил о работе, о загадочной смерти Шлезингера и своих безуспешных попытках найти решение свалившихся на него проблем. Своим рассказом он привел Франческу в совершенное изумление.

– Я должен признать, – сказал он, – что все это звучит невероятно, но это правда. Не желая того, я ввязался в такое дело, из которого теперь никак не могу выбраться, если не найду для него правдивого объяснения. Но я ведь хирург, а не тайный агент. – Он беспомощно покачал головой.

Остерия постепенно заполнялась посетителями, похоже, что у ресторана было доброе имя. Франческа пристально разглядывала профессора, как будто все еще сомневаясь в его истории. Гропиус поймал ее недоверчивый взгляд и настойчиво повторил:

– Это правда.

Франческа поглощала устриц в глубокой задумчивости. Грегор восхищенно наблюдал, как она губами высасывала их желто-коричневое содержимое. Он раньше и представить себе не мог, как эротично может выглядеть женщина, которая ест устриц.

– И вы думаете, что товар, который я привезла в Берлин по поручению де Луки, непосредственно связан с вашим случаем? – спросила она и поднесла к губам бокал с вином.

Гропиус поймал себя на мысли, что женщина, сидящая напротив, сейчас намного важнее для него, чем та причина, которая привела его сюда. Он заметил, что его фантазия пустилась в самостоятельный полет, но перспектива растопить эту холодную красоту была столь же малообещающей, как и попытка расплавить все полярные льды в огне камина. Поэтому он просто вежливо ответил на поставленный вопрос:

– Мне ничего другого не остается, как думать именно так. Я должен проверить все следы.

– Но, профессор, разве это не задача полиции?

– Конечно, но если я оставлю это дело полиции, то постарею раньше, чем они решат эту загадку. У нас все примерно так же, как и в Италии. Полиция организовала специальную комиссию, которая с удовольствием изучает бумаги, а исполнительный прокурор занят главным образом тем, что считает, сколько дней ему осталось жить до пенсии, – а ему около тридцати. Я боюсь, что потеряю работу и профессорскую степень, если не найду доказательств того, что в смерти Шлезингера виновата преступная группировка.

Франческа наклонилась к Гропиусу:

– Это хорошо, что вы не сказали вслух этого слова, профессор. Никто не решится здесь произнести его, если он, конечно, сам к ней не относится.

Гропиус понял, на что она намекала, и кивнул.

Она улыбнулась и, понизив голос, сказала:

– Лучано де Лука руководит одним научно-исследовательским институтом на другом берегу реки. Он очень дружелюбный, полноватый господин с жидкой шевелюрой. Де Лука носит темные очки с очень толстыми линзами, которые делают его глазки совсем маленькими, как у поросенка. А вообще он милый, общительный пожилой господин. Институт находится в переулке, начинающемся от проспекта Чиери. Вот его номер телефона. Если вы меня выдадите, на следующий день у меня не будет работы.

При этом она протянула Гропиусу визитную карточку.

Гропиус поймал руку Франчески и восторженно ее поцеловал. Эта женщина была для него загадкой, ее поведение не переставало его удивлять. Он взял визитную карточку и спрятал в карман.

– Но, пожалуйста, не спрашивайте меня о содержимом посылки, – попросила Франческа после долгого молчания, – я действительно этого не знаю. – Заметив недоверчивую ухмылку Грегора, она добавила: – В прошлом году у меня было одно задание отвезти похожую посылку из Милана в Лондон. Я не знала, что внутри, но знала страховую сумму – полмиллиона. Получателем был аукционный дом Сотбис. Месяц спустя я прочла в газете о том, что я транспортировала: старый конверт с «Голубым Маврикием»[14]14
  «Голубой Маврикий» – первая почтовая марка о. Маврикий. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Его цена на аукционе дошла до миллиона, миллиона фунтов стерлингов! У меня до сих пор кружится голова от одной этой мысли.

Грегор коснулся под столом ее ноги. «Не важно, пусть даже она отвесит тебе сейчас оплеуху», – подумал он и посмотрел на нее вызывающе.

Франческа не лишилась самообладания и спокойствия. Наоборот, с выражением лица, которое можно было истолковать двояко, она прошептала:

– Синьор Гропиус, вы не хотите проводить меня домой?

Это звучало так, как будто она хотела сказать: «Вечеру пришел конец, пора идти!», но с тем же успехом ее слова можно было понять и как: «Давай просто поедем ко мне!»

Его ответ тоже можно было интерпретировать по-разному:

– Не мог представить себе ничего более прекрасного, синьора!

С этими словами он кивнул проходившему мимо официанту и расплатился. Пока они шли к выходу, Франческа заметила:

– Обстановка моей квартиры не должна вас смущать, наверняка вы привыкли к лучшему. Квартиры в Турине дороги, а как я уже говорила, мне нужно заботиться не только о себе. Это недалеко, всего в двух кварталах отсюда.

На проспекте Ломбардии в это вечернее время, а было уже около десяти, движение оживленное, как днем. Франческа подхватила Грегора под руку – как будто так и надо. Стало прохладно, они оба продрогли. На перекрестке проспекта с очередным узким переулком Франческа потянула Грегора вправо и, показав на старое семиэтажное здание, сказала:

– Мы пришли.

Лестничные пролеты были выложены синим кафелем, звуки отражались в них гулким эхом. В центре подъезда находился лифт – железная клетка, отделенная от ступеней лестницы сеткой рабицей. Шум при открывании металлической двери отозвался во всем подъезде. Франческа нажала на кнопку пятого этажа и улыбнулась Гропиусу. Он воспринял ее мимику как приглашение и придвинулся к ней вплотную, почувствовав жар ее тела. Франческа повернула голову в сторону, но Грегора не оттолкнула.

– Вы сводите меня с ума, – прошептал Гропиус.

– Разрешите! – сказала она и распахнула металлическую дверь лифта.

Скудно освещенный длинный коридор привел их к двери, выкрашенной белой краской. Франческа жестом пригласила Гропиуса войти.

– Мама? – сказала она шепотом и, обратившись к Гропиусу, добавила: – В это время она редко бодрствует. Присаживайтесь!

В комнате было всего одно окно, но четыре двери: две на одной стороне и две на другой, поэтому для мебели оставалось совсем мало места. В центре стояли две придвинутые друг к другу софы, а между ними – низенький столик с газовой плитой.

– Вы говорили, что живете в квартире втроем, – заметил Гропиус.

– Да, – ответила Франческа, – мама, я и мой муж.

Гропиус незаметно сжался, потом добавил извиняющимся тоном:

– Я думал, что вы…

– Что вы думали, профессор?

Франческа открыла одну из дверей. Внутри маленькой комнаты горел свет. На кровати у противоположной стены лежал темноволосый мужчина с бледным лицом. Он не шевелился.

– Мой муж Константино, – сказала Франческа и, не глядя на Гропиуса, спокойно продолжила: – Полгода назад его сбила машина, с тех пор он в коме. Что это означает, думаю, мне не нужно вам объяснять.

Гропиус был поражен. Эта женщина совершенно выбила его из колеи. Всего минуту назад он больше всего на свете желал ее и совершенно бесцеремонно отправился к ней с намерением переспать. И Франческа явно была не против. А теперь?

Гропиус чувствовал себя просто ужасно. Ему стало ясно, что Франческа заранее продумала эту печальную сцену, чтобы раз и навсегда держать его вдали от себя. Теперь ему стало стыдно.

– Простите мне мое непристойное поведение, – пробормотал он тихо.

– Вы можете спокойно говорить в полный голос, – сказала Франческа, – он нас не услышит, по крайней мере так заявляют врачи.

Гропиус отвернулся, спрятал руки в карманы и уставился в темное окно, а потом сказал:

– Я не знаю, что вы обо мне думаете, но я не мог предположить…

– Конечно, нет, – прервала его Франческа, – я вас ни в чем не упрекаю. В жизни случаются такие ситуации, когда пропадает любое ощущение реальности.

Она закрыла дверь.

Не зная, как себя вести, Гропиус молчал. Франческа поставила его на место, отвесила ему пощечину, не причинив при этом физической боли. А пощечина, которая не болит, приносит душе намного больше страданий, таких страданий, от которых бывает невозможно избавиться годами. Ему очень хотелось поговорить, объяснить ей, какое сильное впечатление она произвела на него и что он ни в коей мере не собирался и так далее и тому подобное. Но любое объяснение казалось ему неуместным. Из-за своей беспомощности, из-за ощущения, что он просто не дорос до подобной ситуации, Гропиус вел себя неуклюже, неловко, как школьник.

– Пожалуй, будет лучше, если я пойду.

Франческа ничего не ответила, только посмотрела на него.

В оцепенении Гропиус спустился вниз на стенающем лифте. Небольшой отрезок дороги до проспекта Ломбардии он бежал. Ему казалось, что он убегал сам от себя. На углу он поймал такси и поехал в отель.

* * *

Наступило утро. Просыпаясь, Гропиус мечтал о Франческе, но, вспомнив события прошлого вечера, разозлился сам на себя – довольно странное и совершенно нехарактерное для него состояние.

Завтрак, довольно скромный, как и обычно в Италии, Гропиус заказал себе в комнату. Он никого не хотел видеть. Намазывая поджаренные тосты персиковым мармеладом, он разглядывал визитную карточку Франчески. То есть он смотрел на ее обратную сторону, где она написала имя, адрес и телефон де Луки.

Гропиус думал, как ему лучше поступить, стоит ли позвонить Лучано де Луке и договориться с ним о встрече. В конце концов он решил поставить профессора перед фактом. Ведь Гропиус не знал, как они поймут друг друга и как тот отреагирует на сообщение о смерти Шлезингера.

Водитель, который отвез его на другую сторону реки По, ездил на стареньком «фиате» 80-х годов, что не мешало ему быть уверенным в том, что он является обладателем гоночного автомобиля. Во всяком случае с каждого светофора он срывался, громко гудя мотором, и выкрикивал:

– О ла-ла, «феррари»!

Переехав По, они проехали небольшой отрезок по проспекту Казале, повернули направо на проспект Чиери и остановились напротив двухэтажной виллы, прятавшейся за невысокой каменной стеной и густыми кустами. «Институт проф. Лучано де Лука» – было написано на разъеденной латунной табличке, которая никак не намекала на деятельность учреждения.

Когда Гропиус подошел к запертым деревянным воротам, внутри залаяла собака. У него появилось нехорошее, тревожное чувство. Это ощущение было последним, что он запомнил: его сильно ударили по голове. Как будто издалека он услышал резко отдаваемые команды, а потом темнота – Грегор потерял сознание.

Позднее Гропиус не смог сказать, сколько времени он пробыл в этом состоянии полузабытья. Когда он, связанный и в мешке, на несколько секунд пришел в себя на заднем сиденье автомобиля, ему показалось, что рядом с ним сидит Франческа. Как к нему пришла эта мысль, он не мог объяснить, поскольку ничего не видел, это было только ощущение. Потом он услышал странный жалобный звук и снова погрузился в темноту.

Через некоторое время Гропиус опять пришел в себя. Он находился в комнате с высоким потолком, без мебели, через матовые стекла пробивался дневной свет. Его знобило. Ничего примечательного в этой комнате не было – разве что зелено-голубая масляная краска, которой были покрашены стены и которая начала кое-где отслаиваться.

Попытка пошевелиться не удалась: Гропиус был крепко связан. Его голени были примотаны к ножкам деревянного стула, грудь стянули ремнями. Плечи болели, поскольку руки были связаны и заведены за спинку стула. Гропиус почти не мог дышать. Он прислушался – было тихо.

Вдруг Гропиус случайно наткнулся взглядом на старую подгнившую скамеечку – на ней стояла белая пластиковая бутылочка, рядом лежал пустой шприц. Приглядевшись, Гропиус увидел на бутылочке красную надпись: «Хлорфенвинфос».

Он отказывался воспринимать то, что увидел, противясь этой жуткой находке, а его внутренний голос кричал: «Нет, нет, нет!» Арно Шлезингера убили с помощью хлорфенвинфоса. Накрепко примотанное к стулу тело Гропиуса тут же покрылось холодной испариной. Потеряв здравый рассудок, не обращая внимания на сильную боль, он пытался освободиться от ремней, но быстро сдался.

«Ну, вот и все», – подумал Гропиус, уставившись вперед, и начал формулировать статью, которая появится в газетах спустя пару дней в рубрике «Разное»: «В окрестностях Турина местными жителями был найден труп мужчины. В умершем был опознан сорокадвухлетний профессор медицины хирург Грегор Гропиус, чье имя упоминалось в связи с делом об убийстве А. Шлезингера. Вскрытие показало, что Гропиус был убит с помощью инъекции токсичного вещества».

Дышать было трудно, в воздухе неприятно пахло дроками, Гропиусу казалось, что его организм уже попрощался с жизнью. Легкие отказывались служить. Не раз он представлял себе собственную смерть, рисовал в мыслях, как все будет происходить, когда он вздохнет в последний раз, уговаривал себя, что и не заметит, как все закончится. Смерть, верил он, это довольно безобидное дело, похожее на засыпание, а дальше приходит перманентное ничто. В отличие от многих коллег, выбравших свою профессию из-за страха смерти, он решил стать медиком из любопытства. Но теперь, как все другие, он просто очень боялся, им овладел мерзкий, пошлый страх.

Вот сейчас, через несколько минут, рисовало воображение Гропиуса, в эту пустую комнату войдет человек с чулком на голове или в капюшоне, скрывающем лицо, как это показывают в фильмах. Он наберет полный шприц, воткнет ему в плечо – и все! Но произошло другое: Гропиус услышал голоса. О чем говорилось, он не смог разобрать, да ему в общем-то было все равно, какие последние слова он унесет с собой в вечную нирвану, в состояние абсолютного освобождения от всех земных страданий.