Текст книги "Смертельный код Голгофы"
Автор книги: Филипп Ванденберг
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)
Глава 18
Гропиус и Франческа прилетели из Барселоны в Мюнхен последним рейсом, уже поздно ночью, и без сил повалились на постель.
На следующий день, ближе к полудню, они сидели за столом и завтракали. Гропиус разбирал почту, накопившуюся за время его отсутствия.
– У меня столько не набралось бы даже за три недели отпуска, – сказала Франческа, – только важные персоны получают столько почты. Я думаю…
– Что ты думаешь?
– Ну, это, наверное, так приятно – получать много писем. Сообщения от важных людей, приглашения на различные мероприятия.
– Счета и реклама! – прервал ее Гропиус. – Большая часть полетит в корзину для мусора.
Они беспечно засмеялись.
Последние дни очень сблизили их. Гропиус наконец-то понял, что Франческа была создана для него.
После стольких переживаний в Барселоне они хотели для начала съездить на пару дней в горы, чтобы отдохнуть в какой-нибудь уютной гостинице, где Гропиус мог бы принять окончательное решение относительно дальнейшей деятельности. Франческа серьезно заявила, что в ближайшее время не собирается спускать с него глаз, и Грегору стало удивительно спокойно.
Гропиус продолжал сортировать почту и вдруг замер.
Франческа осторожно поинтересовалась:
– Что-нибудь серьезное?
Грегор протянул Франческе открытку, которую перед этим вынул из конверта.
Франческа прочитала: «Д-р Анатоль Раутманн и Фелиция Шлезингер приглашают Вас на прием в честь своей помолвки десятого марта в отеле „Четыре времени года“».
– Несколько неожиданно, – пробормотал Грегор.
– Ты ведь любил ее, не так ли, и она тебя тоже.
– Любил? – Гропиус покачал головой. – Иногда судьбы двух людей неожиданно пересекаются, и люди думают, опираясь на сложившиеся обстоятельства, что предназначены друг для друга. А позже с удивлением понимают, что влюбленность была в ситуацию, а не в человека.
– И это была такая ситуация?
– Да, думаю, да.
– А как у нас с тобой? – Франческа смело посмотрела Грегору в глаза.
Гропиус взял ее руку и поцеловал.
– Я люблю тебя, – произнес он чуть слышно.
* * *
На прием Фелиция пригласила около пятидесяти гостей, в основном это были ее друзья и знакомые по продаже произведений искусства и еще несколько крупных коллекционеров.
Франческа по этому поводу обзавелась у Lanvin кремовым платьем-коктейль из крепдешина и чуть не затмила саму виновницу торжества.
Встреча двух женщин прошла в соответствующей холодной атмосфере. Поздравления же Грегора, напротив, шли от чистого сердца. Какое-то мгновение Грегор и Фелиция молчали стояли друг против друга, потом он сказал:
– Судьба порой совершает крутые виражи, – и украдкой поцеловал Фелицию в щеку.
Раутманн остался у него в памяти как чудаковатый тип, который утверждал, что женат на науке. А теперь перед ним стоял щеголь, расставшийся со стариковской бородкой, в элегантном белом костюме.
– Я очень рад за вас, – сказал Гропиус, – Фелиция замечательная женщина.
– Я тоже так считаю, – ответил Раутманн, – вам, наверное, интересно узнать, как получилось, что мы сошлись так близко. Я остановился у Фелиции на несколько дней, чтобы посвятить себя работе над архивом. Первые три дня я сосредоточенно работал, но в один прекрасный момент понял, что больше не в состоянии продолжать. Когда я признался Фелиции в своих чувствах, она сказала, что с ней случилось то же самое. Немного сумасшедшая история.
Пока Франческа наслаждалась вечеринкой, окруженная десятком мужчин, Грегор отвел Фелицию в сторону и рассказал, что произошло за последние недели. Но его история не взволновала ее. У Гропиуса даже сложилось впечатление, что она не верит ему.
– Послушай, – сказала она, когда Грегор закончил рассказ, – для меня дело Шлезингера уже давно закрыто. Этот мужчина обманывал меня без зазрения совести, и его смерть была лишь логическим завершением всех его интриг.
– Ты все еще не можешь простить?
– Нет. Только вот не знаю, что теперь будет с деньгами, с теми десятью миллионами? – спросила она как ни в чем не бывало, резко изменив тему.
– Они принадлежат тебе. Люди, которые могли бы потребовать их назад, покоятся на дне морском, где-то между Барселоной и Мальоркой, или их сожрали чайки.
Фелиция подняла бокал с шампанским и чокнулась с Гропиусом:
– За корм для чаек!
– За вас, – ответил Гропиус и спросил: – А Раутманн при осмотре наследия Шлезингера не нашел никаких указаний на их темные делишки?
– Кажется, нет. Я бы знала. Но полиция за последние дни сделала одно открытие: они нашли старый «ситроен», принадлежавший Шлезингеру. Он в нем души не чаял. Арно оставил машину на одной из парковок недалеко от клиники. Бог его знает, почему он так поступил. Парковка запросила тысячу триста евро за время пребывания его машины у них. Мне ничего не оставалось, как заплатить им.
– Где теперь эта машина?
Фелиция рассмеялась:
– Отправлена под пресс, раз – и на метр короче. Я не могла видеть эту старую телегу.
Гропиусу внезапно пришла в голову идея:
– А когда это было? – спросил он тихо. – Я имею в виду, когда забрали «ситроен»?
– Я не знаю, позавчера, кажется. Машину с парковки увезли сразу на переработку. За это еще взяли пятьсот евро. Но я клянусь тебе, Грегор, это были последние деньги, которые я потратила на Шлезингера!
– А куда повезли машину, где это находится? – Голос Гропиуса становился все настойчивее и взволнованнее.
– Куда, куда? – несдержанно передразнила его Фелиция. – Куда-то на восток города. «Адебар» или как-то так. Почему ты спрашиваешь? Машина абсолютно ни на что не годная, как и сам Шлезингер.
– Это был «Адебар-Металлолом»?
– Да, кажется, так. Но не сердись на меня, в такой день, как этот, наверное, можно найти и более интересные темы для беседы, чем переработка старых машин.
Грегор извинился и стал искать среди гостей Франческу.
* * *
На следующее утро Гропиус встал с первыми лучами солнца. Он решил не рассказывать Франческе о своем плане, боясь, что все может оказаться только его фантазией. Конечно, она заметила его внутреннюю взволнованность, но не хотела на него наседать.
Итак, Гропиус ехал по улице Вассербургер в восточном направлении. Он надеялся, что машину еще не утилизировали. Может быть, он напрасно ехал туда. Это была всего лишь догадка, абсурдная, как и большинство из того, что он пережил в последние месяцы.
Начался мелкий дождик. Было семь утра, когда Гропиус проехал на своем джипе через металлические ворота с надписью «Адебар-Металлолом». С обеих сторон незаасфальтированной дороги высились груды разбитых машин. Дождь между тем усилился, и открывшаяся взору картина стала еще унылее. В конце дороги находился огромный пресс, а перед ним гремел багер на четырех, похожих на паучьи, ногах и с одним манипулятором-рукой, как у каракатицы. Манипулятор был таким огромным, что одним движением сминал целый болтавшийся в воздухе автомобиль, потом поворачивал его и бросал под пресс.
Гропиус остановил свою машину и вышел. На площадке было тихо, ни души, куда ни глянь. Лишь только наверху в кабинке огромного багера, за окном, стекло которого чистил дворник, можно было различить лицо водителя.
Гропиус начал высматривать «ситроен» Шлезингера среди сотни других старых машин, и сложенных рядами автомобильных останков. Потом он поднял глаза и увидел в воздухе очередную машину, предназначенную для пресса.
«Ситроен»!
Гропиус громко крикнул в надежде, что водитель багера его услышит. Но тот совершенно невозмутимо продолжал работу. Тогда Гропиус начал размахивать руками и подпрыгивать, показывая рукой на машину. Напрасно. В панике Грегор схватил какую-то металлическую деталь, валявшуюся на земле, и запустил ею в направлении кабины багера. Грегор сам испугался звона, который издал его «снаряд». Стекло разлетелось вдребезги, и на землю посыпались тысячи кусочков, похожих на маленькие ледышки.
Водитель багера испуганно выглянул из кабины. Он не понял, что произошло. В манипуляторе по-прежнему болтался «ситроен».
Нещадно бранясь, водитель полез вниз по узенькой железной лесенке. Гропиусу с трудом удалось объяснить ему, что в висевшей машине он забыл очень важные документы. Лишь когда он заверил, что оплатит причиненный ущерб, водитель согласился опустить машину на землю.
Крючья манипулятора пробуравили внутренности машины, разбили стекла и разорвали обивку сидений. Где ему искать? В бардачке было пусто, под сиденьями водителя и пассажира – тоже ничего, как и под задними сиденьями. Крышку багажника заклинило, открыть его удалось только с помощью лома. Запасного колеса не было. Вместо обивки багажник был застелен изнутри старыми грязными газетами. Разочарованный, Гропиус уже хотел было сдаться и просто машинально отодвинул одну газету в сторону.
– Этого не может быть! – не веря своим глазам, пробормотал он себе под нос. – Этого не может быть! – Перед ним лежала старая, чем-то испачканная папка. Было достаточно одного взгляда, чтобы Гропиус понял: он нашел то, что так долго искал.
Дождь пошел еще сильнее, Гропиус заплатил водителю за разбитое стекло и быстро пошел к своей машине.
Крупные капли ритмично стучали по крыше автомобиля и не давали сосредоточиться. У Гропиуса дрожали руки, когда он открывал папку. Он начал листать содержимое. Два анализа ДНК с идентичным штрих-кодом и разными датами, подписанных профессором Лучано де Лукой, первыми бросились в глаза. Кроме них был упакованный в пластиковый прозрачный файл истертый кусок ткани размером с ладонь в форме полукруга. В другом прозрачном файле обломок кости, не длиннее зубочистки, с наклейкой: «Седалищная кость – Иисус Назаретянин *0,33».
Седалищная кость? Гропиус вспомнил случившееся почти пять месяцев назад: они открыли с Фелицией загадочную сейфовую ячейку, арендованную Шлезингером. Ее содержимое, предательская подкова из слоновой кости, тогда так разочаровала их, потому что они совершенно не понимали, что это такое и что с этим делать. Теперь Гропиус понял, что это тоже часть останков. Видимо, Шлезингер успел оставить их себе, прежде чем захоронение в Иерусалиме взлетело на воздух. Родригес о чем-то подобном говорил в их последнюю встречу. Этой кости и остатков крови на настоящей Туринской плащанице было достаточно, чтобы с помощью анализа ДНК безошибочно доказать, что Иисус из Назарета был обычным человеком.
Гропиус захлопнул папку. Его сердце билось так, что, казалось, выпрыгнет из груди. Он завел мотор и включил дворники. Автомобили, ждущие своей очереди, чтобы стать металлоломом, закачались у него перед глазами, их контуры расплывались в разные стороны. Были ли это струи дождя, заливавшие лобовое стекло, или сознание решило сыграть с ним плохую шутку? Грегор не знал. Он включил зажигание и поехал.
Медленно Гропиус приближался к воротам, аккуратно объезжая большие лужи и груды металла. То, что произошло дальше, Гропиус не понял, он будто смотрел фильм со своим участием. Дорогу ему перерезал черный лимузин с затемненными стеклами. Обе машины остановились, стекло лимузина опустилось, но из-за дождя Гропиус не смог рассмотреть того, кто сидел внутри. После пережитого Грегор был готов к тому, что сейчас из окна ему навстречу высунется дуло автомата. Он был как будто под гипнозом.
Но вместо смертельного оружия из окна показался черный чемоданчик. Чемоданчик открыли, и взору Гропиуса предстали два ряда упакованных лиловых пятисотевровых купюр.
Он не знал, как долго просидел без движения. Невидимка в машине закрыл чемодан с деньгами и протянул его из окна. Гропиус опустил боковое стекло джипа и принял его. По-прежнему не до конца осознавая, что делает, он протянул в ответ папку.
Только когда он уже ехал обратно по улице Вассербургер, Гропиус понял масштаб своего поступка.
Но почему-то не сожалел о случившемся.
Вернувшись домой, Гропиус поставил чемодан в прихожей. Потом долго рассказывал Франческе о том, что произошло с ним.
– И сколько тебе заплатили за папку? – спросила Франческа, подумав некоторое время.
– Я не знаю, – ответил Гропиус, и это было правдой. Через силу улыбнувшись, добавил: – Можно посчитать!
Франческа принесла чемодан и поставила его на письменный стол.
– Столько денег сразу я еще никогда не видела, – заметила она удивленно и начала пересчитывать одну из пачек.
– Я тоже, – ответил Гропиус.
Франческа остановилась:
– Бог мой, да тут не меньше десяти миллионов.
Грегор кивнул:
– Достаточно, чтобы начать новую жизнь.
* * *
В тот же самый день Гропиус позвонил Фелиции.
– Помнишь нашу поездку в Вену? – начал Грегор без обиняков.
– О да, – ответила Фелиция, – очень приятное воспоминание. Но ты же не из-за этого мне звонишь?
– Помнишь содержимое сейфовой ячейки в банке?
– А при чем тут оно?
– Это вовсе не была подкова из слоновой кости!
– А что?
– Фрагмент кости Иисуса из Назарета.
– Ах! – ответила Фелиция. Потом была долгая пауза. Гропиус ничего другого и не ожидал.
Наконец он осторожно спросил:
– Надеюсь, что ты не отказалась от сейфа в банке?
– Честно говоря, собиралась это сделать, – ответила Фелиция, – но у меня не было времени. Как ты относишься к мысли переписать на себя этот сейф вместе с его содержимым? Ты лучше меня знаешь, как с ним поступить.
– Фелиция, ты хоть понимаешь, о чем сейчас говоришь?
– Конечно.
– Собственно, я еще кое-что должен тебе сообщить. Папка Шлезингера под названием «Голгофа» нашлась. Она лежала в багажнике его «ситроена».
Сначала Фелиция рассмеялась, но уже в следующий момент снова стала серьезной:
– Грегор, я больше не хочу иметь ничего общего с этими событиями, ты меня слышишь? Забирай все и сожги или еще лучше сделай на этом деньги. Но оставь меня в покое. И еще кое-что: Анатоль не должен ничего знать об этом. Мы поняли друг друга?
– Да, – коротко ответил Грегор Гропиус.
* * *
Грегор и Франческа ломали голову над тем, как поступить с этими десятью миллионами евро. В доме такие деньги оставлять было нельзя. Это было бы слишком рискованно. В конце концов они приняли решение упаковать деньги в коробку и поместить ее в сейфовую ячейку в банке, к которой у обоих был бы доступ. После всех дел они решили поужинать в одном из шикарных ресторанов в центре города. Грегор выглядел подавленным и удрученным.
– Я не понимаю тебя, – сказала Франческа, – нужно радоваться, что все так замечательно окончилось!
– Ты думаешь?
– Теперь ты знаешь, кто был организатором убийств. Это же и есть как раз то, чего ты хотел. А с Прасковым тебе не справиться. Если он исчезнет, его место тут же займет кто-то другой.
– Да, все верно, – ответил Грегор, – только кто убил Шлезингера, я не знаю до сих пор. Известны только заказчики!
Франческа внимательно посмотрела на Грегора:
– Грегор, ты сумасшедший, ты доведешь себя до ручки! Успокойся же, наконец!
Это был первый раз, когда Франческа взбунтовалась, и Гропиус задумался, а стоила ли эта игра свеч – таким способом проверять силу ее любви. Он уже почти решил, что остановится на достигнутом и предоставит полиции окончательно разбираться в этом преступлении, когда ранним утром после бессонной ночи его разбудил телефонный звонок.
Вольф Инграм, руководитель спецкомиссии по делу Шлезингера, сообщил, что дело приняло сенсационный оборот. В 9 часов 30 минут он ожидает Гропиуса у главного входа в клинику.
Когда Гропиус подъехал к клинике в назначенный срок, его ожидали Инграм и двое его коллег в штатском. Подойдя ближе, Грегор заметил, что они вооружены. Очень коротко Инграм посвятил Гропиуса в курс дела, что в западной части Средиземного моря затонуло судно, на котором было от ста до двухсот человек. Предположительно, владельцем корабля была некая тайная секта, члены которой, вероятно, подорвали себя сами. Название корабля было: In Nomine Domini – сокращенно IND.
Гропиус изо всех сил пытался выглядеть спокойным.
– И чтобы проинформировать об этом, вы решили вызвать меня сюда?
– Конечно же, нет, – резко ответил Инграм, – вы лучше всех знаете тут все помещения и персонал клиники. Вы должны нам помочь найти человека, который понесет ответственность за смерть Шлезингера.
– Вы же не думаете, что убийца до сих пор находится здесь!
– Именно так мы и думаем. Наши аналитики хорошо поработали. Результат такой: убийца – участник этой секты. Он убивает не из ненависти или корысти, а из-за извращенной убежденности. Он убивал In Nomine Domini – во имя Господа, ведь так назывался их корабль, который затонул в Средиземном море. Это и был их центральный штаб.
– Отец Маркус! – тихо пробормотал Гропиус.
Инграм кивнул.
– Вы его знаете! Что это за человек?
– Что значит, знаю, он священник нашей клиники, выполнял свою работу как и любой другой. Монах-капуцин[28]28
Католический орден капуцинов, целью создания которого являлась борьба с католической реформацией. – Примеч. ред.
[Закрыть] с неизвестным прошлым. Я никогда этим не интересовался. Но благодаря своему положению, он имел доступ во все отделения.
Гропиус очень хорошо помнил, как столкнулся со священником сразу после смерти Шлезингера.
– Где нам найти этого его?
– У него комната в полуподвале.
– Итак, чего же мы ждем? – Инграм подал Гропиусу и своим коллегам знак следовать за ним.
На двери в конце длинного мрачного коридора висела табличка «О. Маркус». Было заперто.
Гропиус позвал отца Маркуса и громко постучал – никто не ответил. Всем своим весом Инграм навалился на дверь. Древесина затрещала, и дверь слетела с петель. Внутри было темно.
Держа оружие наизготове, Инграм осторожно короткими шажками вошел в комнату и включил свет – холодную неоновую трубку на потолке.
В центре комнаты размером где-то три на четыре стояло потертое кресло с высокой спинкой. Вокруг кресла громоздились старый шкаф, узкая койка и списанный допотопный письменный стол. В кресле сидел отец Маркус – казалось, что он спит. Рукав был закатан. На лице и руках были видны крупные темные пятна. В правой руке он сжимал инъекционный шприц.
Инграм многозначительно взглянул на Гропиуса, как будто хотел сказать ему: «Дальше уже ваша работа»!
Гропиус нерешительно подошел к этому одетому в черный костюм человеку и пощупал пульс. Потом приложил указательный и средний пальцы к сонной артерии на шее и покачал головой.
– Он мертв, – сказал он тихо, – это могло произойти еще вчера.
На письменном столе стояла пластиковая бутылочка с надписью: «Хлорфенвинфос».
– Инсектицид, который вкололи в печень Шлезингера.
Инграм кивнул и открыл дверь старого платяного шкафа.
– Невероятно, – пробормотал он. Инграм ожидал, что увидит внутри старую одежду, может быть пару назидательных книжек, но за дверьми этого видавшего виды шкафа был установлен компьютер, оснащенный по последнему слову техники.
– А мы в полиции должны обходиться техникой, которая давно устарела, – пробурчал Инграм и нажал на кнопку «Пуск». Компьютер включился, и через секунду на экране появилось окошко электронной почты программы. На нем мигал флажок, сообщавший о приходе нового сообщения.
Инграм нажал на кнопку «Вывести на экран».
Компьютер запросил пароль.
– IND, – сказал Гропиус, – In Nomine Domini.
Инграм с сомнением посмотрел на него, но потом все-таки набрал на клавиатуре этот код. В следующее мгновение на экране появились следующие строчки:
Орган для пересадки Арно Шлезингеру был отравлен мной с помощью инъекции хлорфенвинфоса. Я признаю свою вину еще в том, что этим же способом мною был убит Томас Бертрам, которому я оказывал духовную поддержку в Праге. Я совершил эти деяния не из кровожадности, а из искренней убежденности, что человек не может игнорировать волю Господа и искусственно продлевать себе жизнь. Я сделал это In Nomine Domini.
– Профессор, скажите, а откуда вам, собственно, известен этот код? – спросил Инграм, не отрывая взгляда от экрана.
– Вы поверите мне, если я скажу, что это было по Божьему наитию?
Вместо эпилога
Через несколько дней специальную комиссию по делу Шлезингера расформировали. Прокурор прекратил следствие против Грегора Гропиуса. Доктору Фихте было предъявлено обвинение в том, что он являлся членом преступной организации. Вероник Гропиус согласилась на развод без предъявления каких-либо требований. Фелиция Шлезингер и доктор Раутманн до сих пор никак не могут решиться узаконить свои отношения в браке. Раутманн живет и работает в Берлине, как и прежде. Фелиция открыла бюро в Нью-Йорке, где имеет большой успех как торговый агент по продаже произведений искусства.
Рассеянные по всей Европе, были схвачены семнадцать священников, которые признались в том, что были членами ордена In Nomine Domini. Тот факт, что многие из них из-за своих убеждений стали убийцами, предстоит доказать следствию. Несмотря на огромные усилия, Интерпол так до сих пор и не арестовал доктора Праскова. Есть предположение, что Прасков решил скрыться в России и его там убили.
Хотя с него и сняли все подозрения, Гропиус больше не вернулся к своей профессии. До сих пор те страшные месяцы не дают ему покоя. Это также является причиной, по которой он рассказал мне свою историю в Тиволи: ему необходимо было рассказать. Помогли ли ему те четырнадцать часов, которые мы провели с ним вместе, я не могу вам сказать. Я надеюсь на это. Во всяком случае, казалось, что Гропиус испытал облегчение в конце своего рассказа. Он признался мне, что специально ездил в Мюнхен, чтобы забрать оттуда свои записи и самому облечь их в литературную форму, но в одночасье передумал и решил передать их мне.
Теперь Гропиус редко появляется в Мюнхене. Большую часть времени года он проводит с Франческой в своем поместье с сотней оливковых деревьев неподалеку от Веллетри. Я давно уже ничего не слышал о нем. Последнее известие – это небольшая посылка. Внутри лежала кость в форме подковы.
В конверте, который алчная синьора Сельвини продала за двадцать тысяч евро, была подделка, что в общем-то не сильно удивило Гропиуса. Что было в футляре, который Франческа Колелла по поручению де Луки возила в Берлин, осталось тайной, которую профессор унес с собой в могилу.
Что касается местонахождения папки «Голгофа», то об этом никто не знает. Предположительно, она находится вместе с настоящей Туринской плащаницей где-то в тайных архивах Ватикана. Как и кое-что еще, чего на самом деле никогда и не было.









