Текст книги "Смертельный код Голгофы"

Автор книги: Филипп Ванденберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Франческа повторила все, что поручил ей Гропиус. Потом она достала мобильный телефон и вышла из кафе. Вернувшись, она сказала:

– Все в порядке. Завтра утром, в одиннадцать, состоится передача. В случае если у тебя имеются наличные!

– Об этом позволь позаботиться мне, – ответил Гропиус и несмело добавил: – Синьора Колелла, есть ли у вас какие-нибудь планы на сегодняшний вечер?

* * *

После роскошного ужина в ресторане отеля, где остановился Гропиус, во время которого они болтали о всяких мелочах, Грегор вдруг стал очень серьезен. Конечно же, для Франчески не осталось незамеченным, что у Гропиуса неспокойно на душе, но она предпочла не спрашивать об этом. Она уже успела немного изучить Грегора и знала – он сам начнет говорить, только когда почувствует в этом необходимость. До сих пор Гропиус ни словом не обмолвился о своей поездке в Израиль.

– Пойдем поднимемся в мой номер, выпьем вина. Мне нужно поговорить с тобой, – сказал Гропиус.

Ее первая мысль была о нижнем белье, Франческа начала судорожно вспоминать, что она надела. Сегодня на ней были черные кружева от Ла Перла, которые превышали ее финансовые возможности, но со смерти мужа ей необходимо было наверстать упущенное.

В номере Франческа обвила руками шею Грегора и спросила:

– Скажи, пожалуйста, а синьора Шлезингер уже простила тебе нашу совместную ночь?

Грегор казался смущенным:

– Ты прекрасно знаешь, там нечего было прощать!

– Именно это я и имела в виду! Так простила или нет?

Грегор покачал головой:

– С тех пор мы ни разу не разговаривали.

– Мне очень жаль!

Гропиусу показалось, что она смеется над ним. Хотя ему было вовсе не до смеха. Ему нужно, необходимо было рассказать ей то, что он узнал от Юсуфа. Мягко, но с нажимом он высвободился из ее объятий и предложил располагаться поудобнее.

Грегор открыл бутылку вина и наполнил два бокала на тонких ножках.

Не говоря ни слова, Гропиус с серьезным выражением лица достал из кармана пиджака пару фотографий и протянул их Франческе:

– Это открытие Шлезингера. То самое открытие, которое сделало его богатым человеком и за которым кто-то до сих пор охотится, как черт за грешными душами. И возможно, что смерть Шлезингера, де Луки и, может быть, твоего мужа связаны с этим открытием.

Франческа разглядывала фотографии одну за другой. Она никак не ожидала услышать от Гропиуса такой рассказ, у нее даже не нашлось слов для ответа. Ну хорошо, урна с костями и выбитая на камне надпись! Но какая связь может быть между этими раскопками и смертью ее мужа?

Гропиус заметил растерянность Франчески и продолжил:

– Это не просто находка, это останки Иисуса из Назарета!

– Ах, вот оно что! – Франческа смущенно засмеялась, сначала робко, потом все сильнее. Вскоре она уже хохотала во весь голос, держась за живот, как шаловливый ребенок.

Грегор, который понял, что его не воспринимают всерьез, схватил Франческу за плечи и встряхнул ее, чтобы привести в чувство.

– Извини, Грегор! – воскликнула она. – Иисус воскрес из мертвых и вознесся на небеса. Или я что-то перепутала? Как мог Шлезингер найти его останки?

– Именно в этом и заключается проблема. Если бы у Шлезингера было доказательство, тогда высокочтимым господам из Ватикана пришлось бы начать распродавать свое столовое серебро и посылать запросы о социальной помощи. Предприятие «Церковь» прогорело бы.

– Боже мой! – медленно, четко проговаривая каждое слово, произнесла Франческа. Она постепенно начинала понимать всю серьезность ситуации, ей стало ясно, почему Грегор был так взволнован.

– Но у Шлезингера должно было быть какое-то доказательство! Иначе бы его не убили, – внезапно воскликнула она.

– Совершенно верно, – согласился Гропиус, – а ведь есть еще те, кого он посвятил в свое открытие, де Лука, Шеба Ядин и Юсуф, палестинец, который продал мне эти фотографии.

– Странно, почему тогда остальные еще живы. Фелиция Шлезингер, например, или ты. Я понимаю, что жестоко так говорить, но…

– Может быть, мы знаем недостаточно. Или знаем что-то такое, что этим людям может еще понадобиться.

– Прежде всего, это касается Шебы Ядин.

– Да, прежде всего она. Готов поверить в то, что образец ткани из института де Луки, за анализ которого Шлезингер готов был выложить сорок тысяч, и есть то самое доказательство, с помощью которого он мог бы подтвердить подлинность находки.

Франческа смотрела в пустоту и размышляла, и Гропиус вспомнил об их первой встрече в Берлине. Тогда ее строгий взгляд и холодная сдержанность восхитили его. Сейчас она выглядела именно так, когда спросила его:

– Грегор, а ты когда-нибудь задумывался над тем, почему Арно Шлезингер останавливался именно в Турине?

– Из-за Лучано де Луки, полагаю.

Франческа покачала головой:

– В Европе достаточно институтов, которые специализируются на такого рода анализах. Это не может служить причиной.

– Я действительно не понимаю, на что ты намекаешь, – прервал ее Гропиус.

– Послушай, что я тебе скажу. В Турине хранится единственный существующий на земле предмет, который – как принято утверждать – находится в непосредственной связи с Иисусом…

– Туринская плащаница! – Гропиус вытер лоб тыльной стороной ладони, – но она же – мистификация!

– Об этом ученые всего мира спорят уже сотни лет. Одни доказывают, что две тысячи лет назад тело мужчины было завернуто в эту простыню, другие утверждают, что это просто хитрая подделка и вообще невозможно доказать ее подлинность. Даже церковь, которая по идее должна быть весьма в этом заинтересована, не настаивает на том, что Иисус был погребен в этом полотнище.

– Ты говоришь как специалист, откуда ты все это знаешь?

Франческа рассмеялась:

– Любой туринский ребенок, еще не научившийся читать и писать, знает о двух вещах – о «фиате» и Туринской плащанице. У нас говорят, что больше и не требуется знать.

Вино было превосходным, но Гропиус задумчиво вертел в руках бокал.

– Я одного не понимаю, – сказал он, наблюдая, как напиток искрится на солнце, – если плащаница не признается церковью, зачем Шлезингер заплатил за анализ этой подделки сорок тысяч? А то, что я успел узнать о Шлезингере, подтверждает, что он был далеко не дурак. Он был одним из лучших в мире библейских археологов. Можно исходить из того, что он лучше других знал о связи плащаницы с Иисусом. Тем более загадочным кажется мне его поведение.

– Правильно, как специалист в своей области, он совершенно точно знал, какова цена анализа де Луки. Значит, тут речь идет не о кусочке Туринской плащаницы. Профессор, видимо, предложил Шлезингеру купить у него что-то другое, что имело для него в высшей степени серьезное значение.

Спокойствие и хладнокровие, с которыми Франческа подходила к делу, импонировали Гропиусу. Сам он был сильно взволнован, да что там, он был вне себя перед лицом важности и масштабами, которые принимало происходящее вокруг него. Он залпом выпил вино.

Франческа уже давно заметила его неуверенность, сомнение в том, правильный ли он выбрал путь, и нерешительность в отношении дальнейших действий. И хотя она надеялась на лучший исход этого вечера, было ясно, что попытку сближения сегодня снова придется отложить. Но она вовсе не собиралась отказываться от Грегора. Наоборот, неудовлетворенная страсть еще больше укрепила ее намерения, и она даже в некотором роде наслаждалась этим томительным ожиданием.

– Что ты собираешься делать? – спросила она, просто чтобы прервать затянувшееся молчание. Во всяком случае она не ожидала от него конкретного ответа.

Тем большим было ее удивление, когда Грегор уверенно заявил:

– Завтра утром я достану нужную сумму. Потом ты пойдешь в институт де Луки, представишься Шебой Ядин и попросишь, чтобы тебе выдали этот таинственный образец ткани.

– Ты это серьезно? – Внезапное решение Грегора удивило Франческу. Но понимание того, что Гропиус действительно нуждается в ее помощи, убедило ее, и она отбросила все сомнения. – Ну, ладно, тогда увидимся завтра, в десять.

* * *

На следующее утро около десяти часов Франческа появилась в холле отеля, где ее уже ждал Гропиус. Он не сразу узнал Франческу, поскольку она перевоплотилась, спрятав собственные темные волосы под длинным черным париком. Светлый макияж придавал ее облику более юный вид, чему способствовала еще и короткая юбка. Вместо очков без оправы, которые, без сомнения, придавали ей шарм и очарование, она была в линзах.

– Мои комплименты! – восхищенно воскликнул Гропиус, – ты великолепно выглядишь. Тебя действительно можно принять за израильтянку.

Франческа показала на свои глаза:

– Но больше пяти часов я в этих штуках не выдержу.

Гропиус ободряюще кивнул:

– Не паникуй. Через два часа дело будет сделано.

Неуверенным жестом Франческа пригладила парик.

– Ты думаешь, что синьора Сельвини не заметит маскарада? В любом случае один раз в этом институте я уже была.

Гропиус достал из кармана серый конверт, в котором лежали сорок купюр по пятьсот евро, и ответил:

– Определенно нет. Деньги делают людей близорукими. И вообще, ты так выглядишь, что я все время хочу сказать тебе «Шеба».

В укромном уголке холла они еще раз прошлись по всему плану. Гропиус почти не спал эту ночь, вместо этого он делал записи. С тех пор как он начал заниматься расследованием собственного дела, у него развилась педантичная привычка фиксировать любые, даже самые незначительные мелочи. Раньше это было ему совершенно чуждо.

План был таков: чтобы избежать подозрений, Франческа должна подъехать к институту на такси. Чтобы избавиться от предполагаемого преследования, на обратном пути ей следует ехать не в отель, где поселился Гропиус, а на вокзал. Там легче всего затеряться и покинуть здание через один из боковых выходов. Таким образом она могла проникнуть в гостиницу Гропиуса незамеченной, где ценный предмет можно будет быстро спрятать в сейфовой ячейке.

Точно в одиннадцать Франческа была у института де Луки. Двухэтажная, спрятанная за кипарисами и кустами вилла по-прежнему производила впечатление заброшенности. Франческа на какой-то момент замерла, чтобы сконцентрироваться. Она еще раз обдумала стратегию поведения, которую они выработали с Гропиусом, потом нажала на кнопку звонка.

Синьора Сельвини, сухопарая, с короткими рыжими волосами, ярко накрашенная, была женщиной без возраста. Ей могло быть и сорок, и шестьдесят. Высокие плечи, между которыми полностью исчезала шея, придавали ее облику что-то ведьминское. Голос у нее был хриплый, как это часто бывает у итальянок с севера. В отличие от Франчески, английский, на котором она изъяснялась, был далеко не лучшим. Но это только помогло посетительнице сгладить ощущение неуверенности.

Приветствие было холодным и деловым, как и ожидалось. И у Франчески сложилось впечатление, что синьора, которая изучала ее сощуренными глазками, искала только признаки денег. Поэтому Франческа начала с ходу:

– Необходимая сумма при мне. Не могли бы вы показать объект?

Синьора подняла подведенные черные брови, сильно выделявшиеся на ее белой коже, и ответила:

– Вы же не думали, что я храню его здесь, мисс Ядин? Я могу вначале увидеть деньги?

Сердце у Франчески заколотилось. Она чувствовала себя сбитой с толку, поскольку рассчитывала, что передача произойдет именно здесь, в институте. Вместе с Гропиусом они, казалось, продумали все до мелочей, но никак не предполагали такого развития событий.

Наконец Франческа ответила:

– Вы не доверяете мне, синьора? Ну, что ж. Тогда позвольте и мне проявить по отношению к вам некоторое недоверие. Итак, где объект?

Синьора Сельвини пробормотала по-итальянски пару ругательств, которые Франческа отлично поняла, среди которых словечко puttana – «проститутка» – было наиболее безобидным.

– Пойдемте, мисс Ядин, у моего дяди Джузеппе антикварный магазин неподалеку от академии наук. Там находится то, что вы ищете.

Перед домом под пинией был припаркован темно-зеленый «пежо», чьи лучшие годы пришлись на позапрошлое поколение, зато эта древность подходила образу синьоры Сельвини. Поездка вдоль берега По длилась недолго и проходила в молчании, прерванном лишь парой замечаний о теплой весенней погоде. Франческа чувствовала себя неуютно и запоминала дорогу, по которой они ехали. Наконец синьора Сельвини остановила машину перед маленьким магазинчиком с зарешеченными витринами, в которых высились горы рухляди, где среди прочего были старый детский деревянный конь и ветхая гипсовая Мадонна в натуральную величину.

Дяде Джузеппе, невысокому мужчине с седым пушком на голове, было лет девяносто. Он был безупречно одет, а на носу у него сидели очки с толстенными линзами. Он плохо слышал, и синьоре Сельвини пришлось громко кричать, что она кое-что хочет забрать из сейфа. И действительно, среди разнообразного барахла обнаружился старый коричневый сейф, разрисованный виньетками. Из кармана жакета синьора Сельвини достала допотопный ключ с двойной бороздкой, открыла сейф и вынула конверт двадцать на тридцать сантиметров с надписью: «Син. Шлезингер, Monaco di Baviera».

Когда Франческа заметила нерешительность синьоры Сельвини, она отвернулась и вытащила конверт с деньгами, который спрятала под одеждой из соображений безопасности.

– Я могла бы взглянуть на содержимое? – обратилась она с вопросом к синьоре Сельвини.

– Да, конечно, – ответила та тоном, выдававшим ее раздражение.

В конверте находились две компьютерные распечатки с кратким научным текстом. На каждой был штрих-код. Кроме того, там было два прозрачных кармашка размером с поздравительную открытку. Внутри одного было что-то похожее на каплю свечного воска, а в другом – кусочек выцветшей ткани, размером два на два сантиметра.

Франческе было сложно определить значение и ценность содержимого, также она не могла поверить, что эти смешные реликвии могли быть причиной убийства людей и бедный Константино, может быть, умер из-за них только потому, что кто-то решил, будто конверт находится у нее в квартире.

Передав синьоре деньги и приняв конверт, Франческа почувствовала в животе ощущение слабости, как тогда, когда узнала, что, сама не ведая того, возила в Лондон «Голубой Маврикий». Ощутив короткий приступ головокружения, Франческа поспешила выбежать из лавчонки и помчалась по Виа Ницца к стоянке такси так, как будто речь шла о ее жизни и смерти. Добежав, она прыгнула в ожидавшую пассажира машину.

– К «Меридиан», – сказала она, переводя дыхание, совершенно забыв про указание Грегора ехать через вокзал.

Прибыв в отель, она бросилась в объятия Гропиусу, который ждал ее в фойе. Огромное напряжение, скопившееся в ней за это время, вырвалось наружу и потекло по щекам крупными слезами.

– Все хорошо, – всхлипнула она, – у меня есть то, что ты искал.

Гропиус взял конверт у нее из рук и, не говоря ни слова, исчез в туалете, где посмотрел его содержимое. Вернувшись, он подал Франческе знак, говоривший о том, что она отлично со всем справилась, и пошел к сейфам отеля, которые располагались сразу за стойкой для гостей.

– Что ты теперь думаешь делать? – спросила Франческа, когда Гропиус вернулся. На ней все еще был ее маскарад, и Грегору большого труда стоило сдерживать улыбку. Но вопрос прозвучал снова: «Что ты теперь думаешь делать?» Он подивился себе самому, тому, что он оставался совершенно спокоен. Вместо триумфа он чувствовал какое-то странное угнетенное и подавленное состояние, как будто его мучили угрызения совести. При этом он ни перед кем не провинился, наоборот, только опередил других, кто продал свою душу дьяволу.

– Я не знаю, – откровенно ответил он, чтобы не обидеть Франческу своим молчанием, – мне нужно время подумать.

Сотни мыслей стрелами пронизывали его мозг и рождали еще больше вопросов. Прежде всего, Гропиуса занимала проблема, почему Шлезингер, для которого и были сделаны эти ДНК-анализы, придавал им такое большое значение. В конце концов, у него в руках было достаточно материала, чтобы выжать из каких-то людей десять миллионов евро. Зачем еще какие-то анализы? Может быть, он блефовал? Или он только подозревал, что может появиться какое-то доказательство для идентификации? Может, Шлезингер и де Лука занимались каким-то общим проектом и все это было лишь хитро разыгранным сговором? Может, Шлезингер подложил в урну какие-то останки, а де Лука выдал сфабрикованное заключение?

Франческа сказала вдруг, как будто прочитала его мысли:

– Тебя мучает мысль о том, что тебя надули два коварных мошенника по имени Шлезингер и де Лука, я права?

– Права, – ответил Гропиус, – как ты догадалась?

– Это была и моя первая мысль! Шлезингер и де Лука были знаменитыми учеными, каждый в своей области. Зачем им нужно было пускаться в сомнительные аферы, которые, в случае если их разоблачат, будут означать конец их карьеры? Нет, я думаю, каждый из них имел свое доказательство смерти Иисуса. Вместе они синтезировали ключевое доказательство, поэтому оба должны были умереть.

Гропиус слушал Франческу, постепенно осознавая единственно возможное последствие.

– Все вместе эти выводы означают, что следующим буду я.

* * *

Примерно в то же время Шеба Ядин покинула отель «Дипломатик» и отправилась в кафе на Корсо Бельджио, как и было условлено, чтобы встретиться там с синьорой Сельвини. Но синьора не пришла. Через полчаса ожидания и двух чашек кофе у нее возникло ощущение, что что-то не так. Синьора Сельвини, с которой она встречалась вчера, оставила у нее двойственные чувства. Ей бросилось в глаза, что эта женщина сильно нервничала, во всяком случае больше, чем она сама.

Шеба отправилась в институт профессора де Луки. День еще не закончился, но в помещении на первом этаже горел яркий свет. Садовая калитка была открыта, и, после того как на звонок никто не ответил, Шеба вошла на территорию института и направилась к дому. У закрытого входа в виллу она долго стучала и звала. Снедаемая нехорошим предчувствием, она обошла дом с другой стороны. Было тихо, слышалось только щебетание птиц. Шеба хотела заглянуть внутрь здания через одно из трех больших окон флигеля, но окна были из матового стекла, и ей не удалось ничего разглядеть.

С обратной стороны дома Шеба увидела еще одну входную дверь, которая, по-видимому, была предназначена для персонала. Дверь была открыта, и Шеба огляделась. Что-то было не так. Несмотря на тревожное чувство, она приблизилась к черному ходу, из которого повеяло холодом.

– Есть тут кто-нибудь? – спросила она по-английски.

Ответа не последовало.

Мрачный коридор был отделан фиолетово-белым кафелем, на всем лежал след убогости и былого обаяния предыдущего столетия. На стенах висели гравюры Пиранези с видами старинного города. Пахло затхлостью. В конце коридора была двустворчатая деревянная дверь с резными стеклами, через которые с трудом можно было разглядеть гостиную со старой мебелью.

Шеба постучала и толкнула дверь.

– Есть тут кто-нибудь? – повторила она свой вопрос во весь голос. Напольные часы, не меньше трех метров в высоту, с массивным латунным маятником, размеренно отбивали такт. Справа виднелась деревянная лестница с перилами из мощных витых колонн, которая вела на второй этаж. Вытертые половицы ступеней заскрипели, когда она стала подниматься по ним. Это были последние звуки, которые Шеба Ядин успела услышать в этой жизни.

Когда она шагнула на последнюю ступеньку и повернула налево, откуда из-за двери брезжил неоновый свет, ее сильно ударили по затылку. Шеба потеряла сознание. Когда она пришла в себя, ей показалось, что ее, легкую, как перышко, несло к яркому свету. Потом Шебу положили на что-то холодное и она почувствовала короткий укол, почти незаметный, как укус насекомого. Перед ней возникла только едко-белая, непроницаемая стена. Шеба чувствовала, как из ее тела утекает жизнь. И только пальцы еще шевелились. Из последних сил она пальцем нарисовала знак на холодной поверхности.

* * *

Около 17 часов синьора Сельвини вернулась назад. С момента смерти де Луки, которая доставила ей много горя, поскольку профессор был не только ее шефом, но и любовником, она оставалась единственной обитательницей этой старой виллы. Она жила отшельницей на верхнем этаже под крышей в двух маленьких комнатках с видом на парк. Десять лет назад де Лука привез ее в Турин из генной лаборатории в Болонье. Она с радостью приняла его предложение: во-первых, он был известен как талантливый ученый, а во-вторых, живо интересовался ее личной жизнью. Сначала ей просто казалось, что она ему нравится, но потом чувство переросло в уверенность. Вместе они вели дела института, который был признанным учреждением в области биотехнологий и анализов. Так было по крайней мере до последних двух лет, когда профессора вдруг охватил страх за свою жизнь. Тогда он начал заниматься вещами, которые находились за гранью законности, но приносили много денег. С тех пор институт на правом берегу По прослыл в определенных кругах «тайным советником».

Синьора Сельвини испугалась, когда увидела двух карабинеров, которые охраняли вход в институт. Один полицейский преградил ей дорогу.

– В чем дело? – возмутилась она.

– Кто вы? – спросил ее полицейский, не отвечая на вопрос.

– Синьора Сельвини, я живу здесь. Что случилось?

Карабинеры не желали отвечать ни на какие вопросы, вместо этого один из них грубо приказал ей:

– Пройдемте со мной, синьора!

Она удивилась, когда полицейский повел ее к служебному входу, который практически не использовался, а увидев открытую дверь, она подумала о грабеже, которые частенько случались в этой местности.

– Для начала я хотела бы знать, как вы сюда вошли? – спросила синьора Сельвини с нажимом в голосе, увидев мужчину, который явно здесь командовал.

– Дверь была открыта, предъявите документы. Меня зовут комиссар Артоли.

Синьора Сельвини начала нервно копаться в сумочке. При этом она вытащила пухлый конверт с деньгами, чтобы найти документ. Бегло взглянув на паспорт, который в одно мгновение стал ему неинтересен, комиссар ироничным тоном заметил:

– Вы всегда носите с собой столько денег, синьора?

– Вообще-то это мое личное дело, комиссар! – не сдержавшись, возразила она.

– Ну как же, вовсе нет, особенно если речь идет о деньгах, заработанных нелегальным путем и не заявленных в налоговой декларации. Но вы, конечно же, сможете объяснить мне происхождение этих денег.

Загнанная в угол, синьора Сельвини перешла в нападение:

– Или вы скажете мне, что за спектакль здесь разыгрывается, или я буду разговаривать с вашим начальством!

Артоли криво усмехнулся, вытянул руку и попросил:

– Вы не могли бы передать мне вашу сумочку с деньгами?

Как следует повести себя в такой ситуации? Получается, что эта Шеба Ядин, которой она не доверяла с самого начала, заманила ее в ловушку. Синьора Сельвини знала, что для подозрительных дел, которые проворачивал де Лука, она совершенно не годилась.

– Я обязана повиноваться? – возразила синьора Сельвини на вопрос комиссара.

– В этом случае да, синьора.

– В каком случае, комиссар?

Комиссар Артоли все еще ухмылялся:

– Вы, конечно же, не знаете, каким образом к вам в лабораторию попал труп женщины.

– Какой труп?

– Некоей Шебы Ядин.

– Шебы Ядин? Но это невозможно!

– Вы знали эту синьору?

– Да, то есть нет. Я от нее получила эти деньги.

Как только синьора Сельвини произнесла это, она поняла, что совершила большую ошибку. Но ситуация вышла у нее из-под контроля. Она скованно протянула комиссару сумочку и побежала вверх по лестнице.

У двери в лабораторию она вскрикнула: на большом лабораторном столе рядом со стаканами, колбами, мензурками, канюлями[18]18
  Канюля – полая трубка с тупым концом, используемая для анатомических и лабораторных исследований. – Примеч. пер.


[Закрыть] и электронными измерительными приборами лежала молодая женщина с короткими светлыми волосами в бежевом костюме. Одна нога была обута в лодочку на высоком каблуке, другая туфля лежала на полу. Ее левая рука покоилась рядом с телом, тогда как правая, слегка согнутая в локте, свисала со стола. Веки были прикрыты не до конца, можно было различить блестящие белки ее глаз.

– Она действительно умерла? – робко спросила синьора Сельвини.

Комиссар, который пришел вслед за ней, кивнул.

– А как она сюда попала? И кто она такая?

– А это я как раз у вас хотел спросить, – сказал комиссар и подошел к ней вплотную, – ее имя Шеба Ядин. Вы должны знать ее. Вы только что говорили…

– Ерунда! – прервала его синьора, – это не она. Я сегодня разговаривала с Шебой Ядин, и она передала мне деньги!

– Вы уже давно знали синьору Ядин?

– Нет. Я знала только ее имя. Жена или подруга одного археолога, который заказывал у нас проведение каких-то анализов. Я получила деньги за один анализ, который проводился в нашем институте. Об этом заказе никто не должен был знать, мне никогда не платили за анализ столько денег. Для любого другого он бы ничего не стоил.

– Итак, вы настаиваете, что эта женщина не Шеба Ядин?

– Я поклянусь в этом перед Сан-Лоренцо и всеми святыми!

Тогда Артоли поднес к лицу синьоры Сельвини паспорт. С фотографии смотрела девушка с длинными черными волосами, но хотя у этой женщины на столе и были светлые короткие волосы, было нетрудно понять, что это один и тот же человек. Имя в паспорте было написано на иврите и латинскими буквами: Шеба Ядин.

– Боже мой, – пробормотала синьора Сельвини и беспомощно посмотрела на комиссара. Она была совершенно сбита с толку. – Боже мой! – повторила она. – Я ничего не понимаю.

– Синьора, у вас должно быть какое-то объяснение для всего этого – почему на вашем лабораторном столе лежит мертвая женщина и почему в вашей сумочке оказалась та же сумма, что была найдена и при ней: двадцать тысяч евро.

– У нее?..

– Двадцать тысяч евро в кармане! Если позволите мне заметить, синьора, этот факт, не принимая во внимание величину суммы, сам по себе очень странен и определенно не может быть простым совпадением. У меня закрадывается подозрение, что вы вместе с Шебой Ядин провернули какое-то дело, а выручку честно поделили. При этом, возможно, дело дошло до спора, во время которого синьора Ядин сошла, так сказать, с дистанции. Так и было?

Синьора Сельвини слабо вскрикнула:

– Нет, нет, нет! Я не причастна к убийству. Я даже не знаю эту женщину!

– Вы сказала, что получили деньги от Шебы Ядин! Вы солгали, синьора Сельвини? Скажите же наконец правду!

– Правду, правду! Я сказала правду! Я встретилась с Шебой Ядин в кафе, отдала ей два ДНК-анализа и получила за это двадцать тысяч евро.

– Свидетели?

– Синьора Ядин!

– Но она лежит мертвая перед вами! – Голос комиссара стал угрожающим.

– Значит, у Шебы Ядин есть двойник…

– …который вам просто так вдруг передал двадцать тысяч евро, без расписки, без ничего.

– Да. Так все и было. – На лице у синьоры Сельвини отразилось полное отчаяние, глаза увлажнились. Но не из-за боли или обиды, а из-за злости, настоящего бешенства, что она оказалась в совершенно безвыходной ситуации.

Сотрудник службы обеспечения сохранности следов в белом бумажном комбинезоне и в белых резиновых перчатках отстранил их. С помощью кисточки и аэрозольного баллончика он создавал в определенных местах лаборатории облачка графитовой пыли, чтобы потом снять отпечатки пальцев на прозрачную пленку. Периодически он издавал одобрительные возгласы, из которых можно было заключить, что работа шла успешно.

– Комиссар! – Мужчина в белом комбинезоне внезапно поднял с пола пластиковую ампулу с надписью: «Хлорфенвинфос».

– Что это? – поинтересовался комиссар, не прикасаясь к ампуле.

– Смертельный инсектицид! Насколько мне известно, этим ядом уже было совершено несколько убийств.

Комиссар Артоли обратился к синьоре Сельвини:

– Это ампула из вашей лаборатории?

– У нас биотехническая лаборатория, а не санэпидстанция! – ответила синьора с вызовом и продолжила: – У меня создается впечатление, что вы хотите обвинить меня в убийстве!

– Я ничего не хочу! Но намекну, что на основании первичного дознания очень сложно не заметить вашу причастность к этому делу. Все, что я до сих пор слышал, говорит, скорее, против вас: труп в вашем доме, имя погибшей вам известно, внушительная сумма у вас в сумочке и ровно столько же у убитой в кармане. И после этого вы будете утверждать, что не имеете с этим ничего общего, синьора?

Тут синьора Сельвини, вне себя от волнения, начала визжать, называя комиссара коммунистом и мафиози и еще что-то в этом духе. Она кричала с горящими глазами, что с этого самого момента не скажет больше ни одного слова без адвоката.

Несколько мгновений она наблюдала за работой сотрудника, снимающего отпечатки пальцев. Потом, вдруг забыв свои угрозы, она обратилась к комиссару:

– А откуда вы, собственно, узнали, что эта женщина была убита и что ее тело находится здесь?

– Анонимный звонок в управление. Мужской голос с иностранным акцентом сказал, что в институте профессора де Луки лежит мертвая женщина. Такие звонки у нас нередки и часто оказываются глупой шуткой. Но мы обязаны отправить по адресу патрульную машину. Они и обнаружили труп.

Судебный медэксперт, молодой долговязый человек с темными, зачесанными назад волосами, что придавало его облику сходство с римским Цезарем, незаметно проводивший свою работу, сказал:

– Можно увозить.

– Один момент! Время смерти? – спросил комиссар.

– От двух до трех часов назад.

– Причина?

– Трудно сказать. Вы получите мой отчет завтра до 17 часов. Во всяком случае в сгиб правого локтя была сделана инъекция. Является ли этот укол причиной смерти, точно я смогу сказать позднее.

Между тем стемнело. Двое мужчин, один невысокий и мускулистый, другой высокий и худой, вошли в комнату держа в руках носилки, и принялись за работу с совершенно безучастными лицами.

Столом, где только что лежало тело женщины, снова занялся эксперт. К делу были приобщены два волоса, который он с помощью пинцета опустил в прозрачный пластиковый пакетик. Убедившись, что больше никаких органических следов нет, он принялся за поиски отпечатков пальцев на столешнице. При этом он увидел нечто странное.

Среди многочисленных отпечатков в графитовой пыли отчетливо был виден знак: три большие буквы, кривые и смазанные, как будто их писали на лабораторном столе вслепую.

– Комиссар, взгляните только! Что бы это значило?

Артоли подошел и прочитал:

– IND. – Он пожал плечами.