Текст книги "Смертельный код Голгофы"

Автор книги: Филипп Ванденберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Глава 10

Когда Грегор Гропиус вернулся в Мюнхен, в аэропорту его уже ждали.

– Профессор снова дома? – язвительным тоном поприветствовал его Вольф Инграм. – Маленький отпуск в Праге?

Гропиус возмущенно посмотрел на него:

– Откуда вы знаете?

– Ах, боже мой! – Инграм сочувственно улыбнулся. – Вы же светлая голова, профессор! Не надо считать полицию глупее себя.

– Моя поездка в Прагу имела только одну причину, а именно: она должна была послужить моей реабилитации, и я думаю, что она мне даже отчасти удалась.

– Интересно, – заметил Инграм, уже с меньшим злорадством, а всего лишь с некоторым скептическим преувеличением, – вы должны мне рассказать поподробнее. Не хотите проводить меня до управления?

– Я арестован? – уже волнуясь, спросил Гропиус.

– Ни в коем случае, – совершенно серьезно сказал Инграм, – вы же говорите, что у вас есть какие-то сведения.

Гропиус кивнул, и они вместе прошли к машине Инграма.

Было позднее утро, так что до цели они добрались быстро, без пробок.

– Вы и вправду подумали, что мы оставим вас без присмотра? – спросил Инграм, когда они уже сидели друг против друга за письменным столом в его кабинете.

Мысли Гропиуса витали вокруг смерти Левезова. Знал ли об этом Инграм? И если да, были ли ему известны подробности? И может, он где-то ошибся, не подключив полицию, и, возможно, поэтому произошло убийство? Он решил действовать очень осторожно.

– Вы не должны это истолковать превратно. Чтобы прояснить обстоятельства смерти Шлезингера, я нанял частного детектива, и ему удалось многое разузнать.

– Только вот он, к сожалению, сам умер.

– Так вы знаете?

– Как я уже сказал, было бы ошибкой с вашей стороны считать полицию тупой и медлительной. Надо признать, что наши мельницы мелют иногда и небыстро, но зато основательно.

– Я далек от того, чтобы критиковать вашу работу.

Инграм недоверчиво взглянул на Гропиуса и начал барабанить пальцами по письменному столу.

– Значит, вы послали частного детектива в Прагу, чтобы он добыл там для вас информацию. Не могли бы объяснить, почему вы сами поехали в Прагу спустя три дня?

– Он не выходил со мной на связь, и я забеспокоился. Это так сложно понять?

Инграм молча кивнул.

– И когда вы приехали в гостиницу, то сначала заплатили за номер Левезова – так, как будто уже знали, что сам он уже никогда не сможет за него рассчитаться.

– Это абсолютная ерунда! – вспылил Гропиус. – Левезов поехал по моему заданию. Рано или поздно мне все равно бы пришлось оплачивать его номер. Между прочим, этот человек отлично работал.

Гропиус достал фотографии из чемодана и разложил их на столе.

– На случай если эти господа вам незнакомы: это наш главврач доктор Фихте в момент прибытия в Прагу, в здании аэропорта; сопровождающего его мужчину зовут Томас Бертрам, а встречает их доктор Алексей Прасков. Целью поездки этих людей была частная клиника на одном курорте недалеко от Праги.

Инграм перебирал фотографии одну за другой и кивал:

– Хорошая работа. Без шуток. И что вы хотите доказать с помощью этих фотографий, профессор?

Гропиус не мог сдержать волнения. Он достал сложенный листок и сунул его Инграму под нос:

– Это лист ожидания «Евротрансплант». В нем имена пациентов, которым требуется срочная пересадка какого-либо органа. А теперь обратите внимание на номер 56! Тот Бертрам, который летел с Фихте в Прагу! – Гропиус ткнул пальцем в фотографию. – Случайность? Нет! Я собственными глазами видел, как Фихте, Прасков и Бертрам вместе въехали на территорию частной клиники в Подебради.

– Когда это было?

– Вчера!

– И вы абсолютно уверены, что тот мужчина был Томас Бертрам?

– Что значит «уверен»? Я не знаю Бертрама лично, но его фотография уже много лет появляется в светских хрониках. Почему вы спрашиваете, комиссар?

– Бертрам мертв. Он умер вчера неподалеку от Праги от инфаркта миокарда.

– А вам это откуда известно?

По лицу Инграма проскользнула улыбка:

– От Интерпола, конечно, который находится в Висбадене. То, что вы рассказали, мне было известно, профессор. Может быть, это вас удивит, но мы следили за Прасковым и Фихте уже довольно долгое время, за каждым пересечением ими границы. Прасков – один из главарей мафии, а доктор Фихте работает на него. Гонорары, которые он получает за свои операции, просто царские. Или вы думали, мы не заметили, что у Фихте апартаменты в Монте-Карло, что он владелец частного самолета и вообще имеет образ жизни плейбоя, стоящий немалых денег? Я думаю, профессор, вам стоит изменить мнение о полиции.

Инграм вскочил и начал быстро расхаживать по кабинету.

– Самое отвратительное в нашей работе, – ворчал он, не глядя на Гропиуса, – что большинство считает нас ограниченными и тупыми, если мы не смогли поймать убийцу в течение трех дней. Теперь вы смогли убедиться на себе, как это утомительно и сколько мелкой и рутинной работы приходится делать, чтобы расследовать дело. При этом мы все так же далеки от разгадки, как и вначале.

– Простите? – Гропиус бросил на Инграма злой взгляд. – Что вы имеете в виду, комиссар? Для меня совершенно ясно, что Фихте убил Шлезингера. Он хотел лишить меня места и занять его. Чтобы ему было проще обделывать свои темные делишки и уменьшить риск. И как мы видим, ему это почти удалось. Он только не рассчитывал на то, что я не сдамся без боя.

– Это гипотеза, профессор, которая, уж извините меня, чересчур тяжеловесна и надуманна, и потом – у вас нет доказательств. Если бы Фихте действительно захотел бы избавиться от вас раз и навсегда, ему было бы определенно легче убить пациента так, чтобы это действительно выглядело как врачебная ошибка. Зачем вся эта возня с отравлением печени? Это ведь сразу наведет на мысль о причастности к делу кого-то еще. А вы ведь сами говорили, что Фихте хотел, чтобы ему не мешали.

– Согласен. Но если вы не сможете предоставить никакого доказательства и не продвинетесь наконец в расследовании, мне придется сделать это самому, чтобы снова иметь возможность вести нормальную жизнь.

– Вы вольны в своем решении, профессор, до тех пор пока находитесь в рамках закона. Но если вам интересно мое мнение, предоставьте это дело нам. Поскольку, как мы уже видели, эти господа вовсе не шутят. Без сомнения, доктор Фихте кормится из рук преступной группировки, но у нас ни одного доказательства, что именно он повинен в смерти Шлезингера.

Гропиус задумчиво посмотрел на своего собеседника:

– Вы говорили, что Томас Бертрам умер от инфаркта?

– Это официальная причина смерти, по данным наших коллег из Интерпола.

– Я заявляю вам, что во время трансплантации что-то пошло не так. Бертрам умер во время или после операции. Тело следует вскрыть.

– Для этого нам необходимо разрешение родственников!

– Они этого не разрешат, вы же знаете, что операция была нелегальной.

– В таком случае нам следует подключить прокурора! Насколько я знаю господина Реннера, он точно устроит нам это вскрытие. Он ни за что не упустит возможности отличиться.

* * *

Все последующие дни у Гропиуса в голове крутились одни и те же мысли. Он считал, что разоблачение прольет свет на дело Шлезингера, но этого не случилось, более того, появились новые вопросы.

Из-за событий в Праге он совсем забыл про собственное похищение в Турине и про смерть профессора де Луки.

Что касалось Фелиции, то обнаруженное любовное письмо заставило ее ненавидеть мужа. Оскорбленное самолюбие и досада на себя из-за собственной глупости полностью завладели ею. Она без конца ругала его, называла кобелем и заявляла, что ей больше неинтересны причины смерти Арно.

Из-за этого они с Гропиусом даже поссорились, поскольку он не соглашался прекращать поиски. Его злило, что Фелиция совершенно не думала о его собственном положении. В конце концов, благодаря этому расследованию он стремился восстановить репутацию и доброе имя. Но до этого было еще далеко, в чем его еще раз убедил наступивший день.

* * *

На следующее утро без предупреждения на пороге появился репортер Даниэль Бреддин. Он коротко поздоровался и сразу перешел к делу.

– Как вы прокомментируете последние события по этому делу? – Выжидая, он посмотрел на Гропиуса.

Тот, еще в банном халате, небритый, пробормотал что-то о бесцеремонном вторжении ранним утром, но потом все же решил, что глупо ругаться с репортером крупной газеты, и предложил Бреддину войти.

– Фихте, – начал Бреддин, и тут из него с невероятной скоростью посыпались слова, – Фихте сбежал, скрылся на своем самолете. Он объявлен в международный розыск, его ищут по всей Европе. Прокурор Реннер выписал ордер на его арест. Что вы на это скажете, профессор?

Гропиусу понадобилось несколько секунд, чтобы переварить эту новость. У него в голове смешались чувства недоверия, сомнения и уверенности.

– Я не слишком удивлен, – ответил он наконец, – в конце концов, я сам способствовал разоблачению Фихте.

– Вы давно знали о том, что Фихте работает на мафию?

– Подозрение появилось давно, но у меня не было доказательств.

– Был ли вообще доктор Фихте в состоянии профессионально и качественно провести пересадку органа?

– Безусловно. Он много раз ассистировал мне и часто оперировал сам. Фихте хороший хирург-трансплантолог, и, я подозреваю, именно это послужило причиной того, что Прасков решил привлечь к своим делам именно его.

– А когда вы впервые начали подозревать, что Фихте нечист на руку?

Гропиус растерянно уставился в пол:

– К сожалению, слишком поздно. Я доверял ему, во всяком случае до таинственной смерти Шлезингера.

– Означает ли это, что вы считаете убийцей доктора Фихте?

– А вы – нет? – Гропиус удивленно посмотрел на репортера: – А о чем мы, по-вашему, говорим все это время?

Бреддин начал нервно потирать кончик носа.

– Это две разные вещи, смерть Шлезингера и связь Фихте с мафией.

– Что? – Гропиус был крайне раздражен. – У Фихте был ясный мотив для преступления. При этом Шлезингер был ему менее интересен, чем я. Это я ему мешал, я стоял на пути его скверных делишек!

– Профессор, это звучит убедительно, но последние новости по этому делу говорят, увы, об обратном.

– Я не понимаю, о чем вы. Может быть, вы объяснитесь, Бреддин?

– Прокурор Реннер сегодня утром огласил результат вскрытия трупа Томаса Бертрама, – ответил журналист. – Бертрам умер после трансплантации печени. А причина его смерти та же самая, что и у Шлезингера: орган был отравлен. Инъекция ядовитого химиката – хлорфенвинфоса.

Гропиус подпрыгнул в кресле и начал хватать ртом воздух. Тихо, едва слышно, он пробормотал:

– Так это должно означать…

– В любом случае это было бы крайне неправдоподобно, просто совершенно бессмысленно, если бы Фихте сначала убил вашего пациента, а потом своего, и оба раза одним и тем же способом и тем же самым ядом. Что скажете, профессор?

Гропиус покачал головой, как будто хотел сделать вид, что не слышал всего этого, а потом закрыл лицо руками. Снова ситуация, которая казалась разрешенной, резко изменилась, и он опять оказался в тупике.

* * *

Новое сообщение с сокращением IND привело в действие знакомый механизм в ФРС в Пуллахе. Как и большинство розыскных объектов, которые по какой-либо причине вызывают живой интерес шпиков, поиск расшифровки таинственного кода IND заглох. Но этим утром Хайнрих Майер, руководитель второго отдела СИГИНТ, появился на утреннем совещании с компьютерной распечаткой в руках, в сопровождении Вольфа Инграма. Он швырнул бумагу на середину длинного стола, за которым обычно проводили конференции.

– Я надеялся, что это дело разрешится и канет в Лету. А эти шутки начались сначала. «Задание выполнено. IND.» И пусть мне тут никто не рассказывает, что у этого сообщения нет никакой криминальной подоплеки. Петерс, ваша очередь!

Ульф Петерс, руководитель пятого оперативно-розыскного отдела, одетый, как обычно, в черную куртку, состроил гримасу – тоже как обычно, когда он неуверенно себя чувствовал. Это утро было для него особенно мерзким. Он ненавидел, когда Майер начинал отчитывать его при всем честном народе. Обычно Петерс реагировал на такие отповеди вспышками гнева, но сегодня остался почти спокоен. Он ответил:

– Надеюсь, мне не придется напоминать, что постановка проблемы в этом случае особенно сложна, это уравнение с тремя неизвестными. С одной стороны, это проклятый код IND, на предмет которого нет ни малейшего намека, хотя он – следует признать – указывает нам прямо на террористическую группировку. Да еще при этом имеется один неизвестный отправитель и неизвестный получатель. Ей-богу, у меня были задания проще.

Майер кисло посмотрел в его сторону:

– Итак, результат отрицательный.

– Отрицательный, – проворчал Петерс, – во всяком случае по оперативному отделу.

– Тогда послушаем, что нам сообщит Вольф Инграм, руководитель комиссии по делу Шлезингера! – Майер доброжелательно кивнул Инграму.

Тот откашлялся и начал:

– Уважаемые господа! Как вы знаете, первое сообщение с загадочной подписью IND было отправлено через телефонный номер, который параллельно подключен к клинике. Мы подозревали, что оно могло быть связано с убийством, произошедшим там. Второе – с того же параллельного номера на неопознанный мобильный телефон, предположительно на море. И это непосредственно сразу после покушения на жену Шлезингера, подробности вам известны. Расследование установило, что главврач клиники Фихте связан с международной преступной группировкой, у которой недалеко от Праги имеется несколько клиник. После второго убийства в мафиозном окружении Фихте скрылся на своем самолете в Монте-Карло. Кстати, у этого убийства тот же почерк, что и у убийства Шлезингера. Это последнее сообщение вполне можно связать со смертью Бертрама – то есть с исполнением именно этого задания. И все же здесь сплошные неувязки. Фихте бы не стал убивать собственного пациента! Отсюда следует…

– …что Шлезингер и Бертрам стали жертвами не одного и того же убийцы! – Майер вскинул брови.

Инграм продолжил:

– А это означает, что мы имеем дело с двумя разными случаями.

Майер утвердительно кивнул собранию. Обращаясь к Инграму, он спросил:

– А частный детектив? Как его имя?

– Левезов!

– Левезов тоже погиб от рук этой организации. Как вы объясните этот случай?

Инграм принял задумчивый вид.

– Сначала мы, естественно, исходили из того, что Левезова выследили и убили по распоряжению Праскова. Это было логично. Но как вам, господа, известно, логика иногда может вредить расследованию. Убийцы редко поступают в соответствии с нею. Они убивают по большей части в порыве эмоций. Так и в этом случае. Через три дня после убийства пражской полиции в руки попался портье-гомосексуалист, у которого были найдены камера, кредитки и крупная сумма денег – все это принадлежало Левезову. Он во всем сознался: убийство на почве ревности.

– Отличная работа, – пробормотал Петерс, – действительно, отличная работа.

Он должен был признать, что сегодня не его день. Конечно, его сердило, что эта специальная комиссия утерла нос ему и всему его отделу. Поэтому он попытался хоть как-то спасти положение:

– Что касается последнего сообщения, уважаемый коллега, то ваши розыски не дают нам никаких новых зацепок.

– Да это не относится к компетенции Инграма, – прервал его Майер, – если я правильно понимаю, то это дело ФРС, наше дело!

Коллеги реагировали возмущенными репликами на явную критику со стороны руководства. Петерс решил ответить:

– Мне очень жаль, но я же не могу просто придумать расшифровку этого кода. Организация, если здесь вообще речь идет о таковой, до сих пор никоим образом себя не выдала.

У Майера лопнуло терпение.

– Боже мой! – закричал он. – Если бы это сокращение было повсеместно известно, то вообще не нужна была бы тайная полиция. Было бы достаточно сходить в архив государственной библиотеки, а вместо целого полчища квалифицированных специалистов мы бы наняли парочку пенсионеров-архивариусов в черных нарукавниках. А теперь извините меня, господа, мне нужно работать!

Майер кивнул Инграму, и они вместе покинули конференц-зал.

Этот старый вояка любил эффектные концовки. Двадцатилетняя работа в ФРС превратила его в циника.

– Умники! – только и вырвалось из уст Петерса.

* * *

Гропиус возвращался с Тегернзее домой и думал о Фелиции. Над предгорьями Альп нависли низкие тучи, последние следы снега в темных ущельях вели ожесточенную борьбу с теплым ветерком приближавшейся весны.

Ночи с Фелиции были необыкновенными. Они были несравненно лучше всего того, что у него было с Вероник. Грегор и Фелиция заказали роскошный ужин в ресторанчике на южном берегу озера. Здание этого ресторана раньше принадлежало певцу и актеру Лео Слезаку. Они выпили красного вина и через некоторое время совсем забыли о своем споре. А потом их ждала ночь любви. Фелиция чувствовала самые сокровенные желания мужчины, достаточно было короткого взгляда, мимолетного намека, чтобы все его мечты тут же начинали сбываться.

Он думал о том, что их отношения никогда бы не сложились, не будь смерти Шлезингера. Осознание этого странным образом привело Гропиуса в состояние непонятной эйфории. Уже не первый раз Гропиус задавался вопросом, что могло произойти, если бы Шлезингер был хорошим мужем и не вел двойную жизнь. В такие моменты ему, истинному реалисту, который всегда планировал свою жизнь и контролировал ее ход, казалось, что все – мечта, все – тлен, кошмар, похожий на фантастический рассказ.

* * *

Перед домом Гропиуса стоял серый минивэн. За последние недели он столько пережил, что не поверил в случайность. Издалека он заметил на автомобиле итальянский номер. Профессор нажал на газ. Он промчался мимо припаркованного автомобиля, два раза повернул налево, постоянно следя в зеркало заднего вида, не преследует ли его кто-нибудь, и оказался на одной из пригородных улиц Мюнхена.

Он не ошибся: через несколько сот метров он заметил, что к нему на огромной скорости приближается итальянский минивэн, мигая фарами. У Гропиуса отчаянно забилось сердце. Подъехав к перекрестку на красный свет, он решил не останавливаться, но ему не удавалось оторваться от преследователей. Машина догоняла его.

Что же делать? Гропиус увидел вдалеке автомобильную пробку. В ту же секунду он нажал на тормоза. Машина, ехавшая следом, чуть не врезалась в него. Грегор решил сдаться. В голове у него пронеслась тысяча мыслей. Он ждал, что спустя мгновение из преследующей его машины выбегут вооруженные люди и вытащат его наружу. Обессиленно положив голову на руль, Гропиус замер в жутком ожидании.

Стук в окно вывел его из оцепенения, звучал он вовсе не угрожающе. Гропиус поднял голову.

Он увидел Франческу. Ее темные волосы были спрятаны под серой вязаной шапочкой, а глаза вызывающе сверкали из-под очков. Гропиус развернулся посмотреть, сколько еще людей сидело в машине, но автомобиль был пуст. Он облегченно вздохнул. Все еще сомневаясь, он опустил боковое стекло.

– Что это значит? – крикнул он.

– Это вы мне скажите, – резко ответила Франческа, переводя дыхание, – вы вынуждаете меня к погоне, как в плохом фильме, и после этого спрашиваете, что это значит! Мне нужно поговорить с вами, Гропиус, пожалуйста, не отказывайте!

– Я и не предполагал, что нужно еще о чем-то говорить. События, которые произошли со мной в Турине, нельзя назвать самыми приятными. Во всяком случае мне следовало бы отхлестать себя по щекам, потому что я, как дурак, попался на вашу удочку. Мне следовало бы догадаться.

– О чем вы говорите?

– Вы за мной охотились. А теперь исчезните! Я больше не желаю вас видеть!

Между тем пробка рассосалась, и колонна выстроившихся друг за другом автомобилей начала медленное движение. Позади них истошно гудели машины. Гропиус тронулся с места.

– Что значит – я за вами охотилась? Зачем мне это? – кричала Франческа, цепляясь за дверь машины Гропиуса. – Может быть, вы, наконец, скажете мне, что произошло?

– Ха! – ответил Гропиус, не останавливаясь. – Снова ваши приемчики. Нет уж, второй раз вы меня на того же червяка не поймаете. А теперь оставьте меня в покое!

Гропиус поддал газу, но Франческа продолжала крепко держаться за дверь. В любой момент ее могло отбросить на дорогу.

– Боже мой! Да выслушайте же меня! – У Франчески от быстрого бега перехватило дыхание, она едва могла говорить.

Гропиус недоверчиво посмотрел на Франческу. Он ей не верил, слишком свеж был в памяти след от того шока в Турине. Он никогда не сможет отделаться от чувства всепоглощающего страха, которое захлестнуло его, когда он сидел привязанный к стулу и увидел бутылку с надписью: «Хлорфенвинфос» – и шприц. Его трясло от одной мысли об этом.

– Правда! Это очень важно! – продолжала Франческа. – Пожалуйста!

Гропиус вздохнул и продолжал ехать молча, не обращая внимания на гудки машин. Франческа все еще сковывала движение. В конце концов он свернул:

– Ну, хорошо. Вон пиццерия у дороги, забирайте машину, я подожду.

Франческа побежала к своему автомобилю, а Гропиус припарковался у ресторана.

В утренний час эта пиццерия, как, впрочем, и все другие в мире, пустовала. Половина стульев еще покоилась на столах вверх ножками, чтобы уборщице было удобнее мыть пол. Пахло мыльной водой и свежемолотым кофе.

Один из официантов, еще не успевший переодеться в униформу, недовольно прервал свой завтрак и проворчал, что вообще-то кафе еще закрыто. Гропиус вежливо попросил два кофе, и официант неохотно встал. В этот момент в пиццерию вошла Франческа. Она молча села напротив Гропиуса и робко сказала:

– Вы так внезапно исчезли, что мне не представилось возможности извиниться. Мне очень жаль, что все так произошло.

– Ах, вам очень жаль? Вы приехали, чтобы это мне сказать, – что вам очень жаль? Послушайте, что бы ни происходило в последнее время, вы выдали меня этим преступникам на расправу. И вообще удивительно, что я до сих пор жив.

Грегор говорил так громко, что официант начал прислушиваться, а Франческа едва слышно умоляюще зашептала:

– Грегор, что произошло? Как вы можете связывать меня с преступниками?

Грегор в гневе схватил Франческу за запястье и притянул к себе:

– А теперь слушай внимательно, моя девочка! – зло заговорил он, даже не заметив, что неожиданно перешел на ты: – Ты дала мне адрес де Луки, выдала его под большим секретом. Хотя что значит выдала, ты затащила меня туда, а перед его институтом меня избили и притащили в какой-то заброшенный дом, где с помощью смертельной инъекции хотели отправить на тот свет. Или ты будешь заявлять, что ничего про это не знаешь? – Гропиус грубо швырнул от себя ее руку и снова опустился на свой стул.

– Этого я действительно не знала, – забормотала Франческа, – ты должен мне верить!

Грегор зло рассмеялся:

– Хватит болтать ерунду. Был только один-единственный человек, который знал, что я буду искать профессора де Луку, и это была ты!

– Де Луку убили каким-то загадочным образом.

– Я знаю. Было во всех газетах – его убила мафия.

– Но я не имею к этому ни малейшего отношения, напротив. Я сама стала жертвой этих людей.

Он недоверчиво посмотрел на Франческу и увидел ее горящий взгляд. Ее прекрасные глаза все еще были в его памяти, и это воспоминание доставляло ему неприятные ощущения.

Тут Франческа неожиданно сказала:

– Константино умер.

– Твой муж?

– Его убили через день после того, как вытащили из воды труп де Луки.

– Я не понимаю, – сказал Гропиус, – твой муж лежал в коме, чем он помешал?

Франческа пожала плечами.

– Хочешь, я расскажу тебе? – спросила она и как-то жалобно взглянула на Грегора.

– Да, конечно.

– Не только за тобой установлена постоянная слежка. Те же самые люди, по-видимому, начали присматриваться и ко мне. Почему? Я не знаю этого. Во всяком случае в тот день они прекрасно знали, что я была в отъезде, а мама на час вышла из дома. Этого часа хватило, чтобы вломиться в квартиру и перевернуть ее всю с ног на голову. При этом у них на пути, видимо, оказался Константино, и они просто задушили его подушкой.

Задетый за живое, Гропиус уставился в пол:

– Мне очень жаль.

Франческа кивнула и ответила безо всяких интонаций в голосе:

– Кто знает, может быть, это даже стало для него облегчением.

– Но это было убийство!

– Безусловно.

– А полиция?

– Как обычно у нас в Италии. Лихорадочные поиски, большие затраты и нулевой результат.

– Никаких следов? Никаких указаний на преступников?

– Ничего. Это дело легло в архив под грифом «Убийство с целью грабежа».

– А что украли?

– Ничего! Несмотря на то что преступники перевернули всю мебель, вытащили все ящики, подняли ковры и содрали с диванов обшивку, они ничего не взяли, даже отложенные мамой деньги.

– И ты не имеешь представления о том, что они искали?

Франческа покачала головой и ничего не ответила.

– А полиция не усмотрела никакой связи между убийством де Луки и Константино?

– А ты сам в это веришь? – спросила Франческа с вызовом. И тут же продолжила: – Черт побери, я хочу знать, что происходит! Во что меня впутали? Грегор, что это за чертовщина?

Полные отчаяния слова Франчески звучали искренне, и Гропиус решил, что пришло время объяснить свое поведение.

– Я был уверен, – начал он, – что эти люди использовали тебя как приманку. Похоже, я все-таки ошибался. Но моя жизнь с некоторого времени превратилась в череду абсурдных событий. Извини! Может быть, было бы лучше, если бы мы никогда не встречались.

– Да… может быть, – сказала Франческа с загадочным взглядом.

– Тогда бы твой муж, наверное, все еще жил бы.

Франческа поморщилась:

– То, что ты называешь жизнью, было всего-навсего жалким существованием, и ничем более. По прогнозам врачей, шанс, что Константино придет в себя, был один на миллион. А я не тот человек, за которым обычно бегает счастье. Это еще раз подтвердила наша встреча в Турине.

– Ты это о чем, Франческа?

Она робко улыбнулась:

– Ты думаешь, тогда я не влюбилась в тебя так же безрассудно, как ты в меня? Я целый вечер только и думала, как бы дать тебе понять, что у меня дома полумертвый муж. Мне просто не хватило мужества сказать тебе это прямым текстом. Но ты, к сожалению, и сам не дал мне шансов.

– Как мне следовало поступить?

– Вопрос уже исчерпан, – Франческа облокотилась на стол, – но мы отвлеклись от темы. Судя по всему, у нас все еще есть общий враг. И я хочу знать, чем это нам грозит.

Официант между тем принес им уже по третьему кофе, и Гропиус начал прокручивать всю историю с самого начала. Он рассказал о смерти Шлезингера, о загадочном банковском сейфе, о главвраче, работающем на мафию, о таинственной папке неизвестного содержания, которая для кого-то оценивается в миллионы.

– Но какую роль я играю во всей этой драме? – почти крикнула Франческа.

Гропиус бросил на Франческу оценивающий взгляд:

– Я этого не знаю. Но, может быть, все дело в твоей связи с де Лукой и со мной.

Франческа резко выдохнула и сказала с ноткой упрека в голосе:

– С де Лукой у меня не было никакой связи. Я исполнила поручение, более ничего. Этого профессора я видела два раза в жизни, первый раз когда получила от него посылку и второй раз – когда вернула ее. Между двумя этими событиями мы однажды разговаривали по телефону. Я сказала ему, что приехал не Шлезингер, а другой. Потом он сказал, чтобы я ехала обратно в Турин. Это все.

– И ты не имеешь никакого понятия о том, что ты перевозила?

– Ни малейшего.

– А если бы это был радиоактивный материал?

– Не надо меня пугать! Об этом я даже не подумала.

– Что за человек был этот профессор де Лука?

Франческа немного подумала, потом ответила:

– Он выглядел именно так, как представляют себе исследователя, который вот-вот совершит сенсационное открытие. Маленький, коренастый, с круглым черепом, который обрамлял пушистый венок из волос. Всегда был безупречно одет, рассеян и как будто не от мира сего. В общем и целом он был очень симпатичным.

– А чем занимался этот симпатичный профессор?

– Время от времени его имя попадало на страницах газет. Мне кажется, он прославился на почве генной инженерии. Я не интересовалась более подробно его работой.

Гропиус задумался. Все это казалось в высшей степени нелогичным. Хотя – можно ли было хоть в одном событии прошедших недель найти смысл? В голове профессора царил хаос. Но не только в голове – казалось, смешались и его чувства. Он проводил ночи с Фелицией и чувствовал себя привязавшимся к ней. Но одной краткой встречи с Франческой сегодня утром в какой-то плохо проветренной пригородной пиццерии хватило, чтобы привести его чувства в замешательство. Франческа действовала на него как магнит, как невидимая сила, и эта сила тянула его к себе с нечеловеческой силой. Даже находясь в самом плачевном состоянии, она была более сексапильна, чем все женщины, которых он когда-либо встречал. «Ты должен выбросить эту женщину из головы, – подумал он в очередной раз, – на самом деле тебе хочется только переспать с ней, а у тебя в жизни и так достаточно сложностей». «Кроме того, – шутливо подумал он про себя, – может быть, в постели она скучнее черепахи. Так что оставь эти мысли!»

– Почему ты, собственно, здесь? У тебя новое задание от «Вигиланцы»? – спросил он.

– Нет, – коротко сказала Франческа, – я приехала, чтобы сообщить о том, что Константино умер. Я имею в виду, что это все меняет.

Гропиус взглянул на нее, совершенно сбитый с толку. Он понимал, о чем она говорит, но совершенно не знал, как поступить.

– Я думаю, тебе следует вернуться домой, – заметил он осторожно, надеясь, что не обидит ее.

Франческа взглянула на него разочарованно и тихо сказала:

– Ну, если ты так считаешь…

– Пойми меня правильно, – начал было Гропиус.

Франческа не дала ему договорить:

– Я все поняла!

Она допила свой кофе и встала:

– В любом случае я желаю тебе только самого хорошего. Жаль. Прощай.

Гропиус заметил, что ее глаза полны слез. Франческа быстро поцеловала его в щеку и вышла из кафе.

* * *

Похороны Томаса Бертрама стали крупным медийным событием. Все СМИ сообщали о скандале с трансплантацией, а Бреддин высказал в своей газете подозрение, что случай с Бертрамом на деле был лишь вершиной огромного айсберга и что, вероятно, намного больше пациентов погибает при проведении нелегальных операций.

При жизни Бертрам купался в деньгах, а как известно, богатство обладает магическим свойством притяжения. Так что он, будучи к тому же человеком щедрым, не мог пожаловаться на недостаток внимания со стороны общественности. За приглашениями на вечеринки по случаю Дня благодарения в его поместье в Китцбюле репортеры гонялись так же, как за билетами на вручение «Оскара».

Его жена Кира, южноафриканка с безупречными манерами, о которой никто не знал, каким образом она возникла у Бертрама на пути, была лет на двадцать моложе своего супруга. Следовало также признать, Кира вела себя более достойно, чем Бертрам, кроме того, она пила намного меньше джина, чем он. Хотя и тому уже немного надо было, поскольку он давно находился в алкогольной зависимости.