Текст книги "Смертельный код Голгофы"

Автор книги: Филипп Ванденберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Позднее он уже не мог точно сказать, сколько времени провел в мешке. Один раз ему показалось, что он слышит голос Хименеса. Он отважился выйти из своего добровольного заточения, только когда на корабле поднялась суета и шум, заглушившие гул двигателей.

Через один из трех иллюминаторов, закрашенных снаружи белой краской, он едва смог различить, что огни причала пришли в движение. «Но это же невозможно! – пронеслось в голове у Грегора. – Хименес утверждал, что корабль уйдет только завтра утром!» Гропиус бессильно царапал закрашенные снаружи стекла. Иллюминаторы не открывались. Он был в ловушке!

Грегор услышал в коридоре голоса. Что же делать? Чтобы не попасться сразу же, если кто-нибудь встретится у него на пути, Гропиус переоделся в белые брюки и похожую на китель белую куртку, которые лежали в бельевой. Потом приоткрыл дверь и осторожно выглянул в коридор.

У Гропиуса не было ни малейшего представления о том, как ему следует действовать, если он кого-нибудь встретит. Он знал только одно: ему нужно срочно покинуть борт этого проклятого корабля!

Сдерживая дыхание, поминутно оглядываясь, он прошел по небольшой деревянной лесенке на палубу. К счастью для него, в этой ее части никого не было. Гропиус попробовал сориентироваться. Корабль уже отошел от берега метров на пятьсот, взяв курс в южном направлении. При других обстоятельствах Грегор с удовольствием насладился бы открывавшимся ему видом проходящих мимо кораблей и огней набережной. Но сейчас ему была совсем не интересна вечерняя панорама города. Он раздумывал, не прыгнуть ли ему в воду, чтобы поплыть к берегу, но, перегнувшись через перила, увидел, какие огромные волны нарезает носом корабль, и отказался от этой мысли.

Не в состоянии ни на что решиться, Гропиус, пошатываясь, шел вдоль перил по направлению к кормовой палубе. Сразу за капитанской рубкой окна одной из кают были ярко освещены. Пригнувшись, Гропиус пробрался под окнами и, никем не замеченный, оказался на кормовой палубе, где без сил опустился на бухту канатов.

«Ведь ты уже попадал в безвыходные ситуации, – пытался Гропиус успокоить сам себя, – но всегда продолжал искать выход». На самом же деле его одолевал панический страх, такой же, как тогда, когда его привезли в заброшенный поселок. В мыслях он рисовал жуткие картины того, как с ним могут обойтись на сей раз. А где, как не в открытом море, проще всего избавиться от трупа.

У Гропиуса не было никакого представления о том, куда именно идет In Nomine Domini, и честно говоря, ему было все равно. Внезапно он услышал приглушенный крик. Грегор осторожно подошел к окнам каюты и заглянул внутрь.

То, что он увидел, напугало бы любого: на возвышении, похожем на трон с высокой спинкой, сидел мужчина в белых одеждах, чье лицо было обезображено шрамами и ожогами. Его одеяние походило на сутану, застегнутую на все пуговицы, от подбородка до пола. А в небольшом отдалении, преклонив колени на невысокую деревянную скамеечку, стоял человек, чей вид вызывал содрогание и сочувствие. Верхняя часть его туловища была сплошь покрыта рубцами и кровоточащими ранами. Истерзанные руки были в кандалах. Какой-то тип в черном хлестал несчастного плеткой – при взмахе ее были видны металлические крючья, которые должны были причинять жертве невыносимую боль. Но странное дело – все происходило совершенно мирно, без малейшего намека на агрессию, так, как будто все участники этого зловещего спектакля по своей доброй воле выбрали себе роли.

Через несколько минут пытка закончилась не менее странным образом: одетый в белое поднялся и правой рукой осенил истерзанного крестным знамением. После чего человек в черном вывел жертву из каюты. В этот момент страдалец повернулся к Гропиусу лицом – это был Рамон Родригес.

У Гропиуса перехватило дыхание. Он почувствовал себя скверно. Родригес! До сих пор Грегор считал этого человека опасным, теперь же ему было искренне жаль его.

Огни города уже давно скрылись за горизонтом, корабль шел на небольшой скорости. Гропиус задумался, где ему провести ночь. Спасательные шлюпки, на борту их было десять штук, показались ему наиболее безопасным местом, и Грегор начал расшнуровывать брезент на одной из них. Вероятность быть обнаруженным в лодке была невелика, во всяком случае намного меньше, чем если бы он решил провести ночь где-нибудь на палубе. Утром, подумал Гропиус, утром посмотрим, что делать дальше.

Жесткие доски не давали Гропиусу уснуть. К этому добавилась неуверенность, страх от незнания, как эти люди могут поступить с безбилетным пассажиром, если схватят его. «А когда они разберутся, кого именно поймали, тогда, – думал Гропиус, – жизнь его не будет стоить и ломаного гроша».

Его одежда! Пока он беспокойно ворочался в лодке, он вспомнил о старых тряпках, которые оставил в бельевой. Если их найдут, это точно спровоцирует обыск судна. Их нужно забрать оттуда.

Окна каюты, в которой он наблюдал жуткий спектакль, были темными. Гропиус прокрался на нижнюю палубу тем же путем, каким пришел сюда. В бельевой он обнаружил одежду именно на том самом месте, где оставил. Он спешно скомкал ее и собирался уже в обратный путь, как вдруг услышал раздающиеся из двери напротив звуки, похожие на стон. Вопреки любому здравому смыслу он приоткрыл узкую дверь и заглянул внутрь. Ему в глаза ударил яркий свет.

В отличие от сумрачного, темного коридора, каморка, которую он увидел перед собой, была освещена, как днем. На полу, постанывая, сидел Рамон Родригес, прислонившись спиной к измазанной кровью стене. Его правая нога была прикована тяжелой металлической цепью, которая едва позволяла ему передвигаться. Гропиус вошел и прикрыл за собой дверь.

Родригес бросил на Гропиуса отсутствующий взгляд. Пластиковое ведро в углу камеры издавало смердящий запах. В миске на полу лежал черствый кусок хлеба.

– Меньше всего ожидал вас здесь увидеть, – вдруг простонал Родригес, не поднимая головы. Его голос был совсем слаб. – Как вы сюда попали?

Гропиус сделал вид, что не услышал вопрос:

– Что за фарс здесь разыгрывается? Почему они сделали это с вами?

– Они убьют меня, – промямлил он, – завтра, послезавтра, если сам не сдохну раньше!

Тело Родригеса было липким от пота и крови. Время от времени он протирал глаза ладонью. Рамон тихо произнес:

– Я хочу, чтобы вы знали. Я делал это не по своей воле. Но когда я заметил, что здесь творится, было уже поздно.

– Что вы делали не по своей воле? – осторожно спросил Гропиус.

– Я следил за вами днем и ночью. Это было задание из высшей инстанции, вы понимаете? А если ты однажды связался с этим орденом, обратной дороги уже нет. Ты получаешь задание и, если не придерживаешься строгих правил, можешь прощаться с жизнью.

– О каком ордене вы говорите?

– Об ордене In Nomine Domini, вы разве не знали?

– Нет, не знал.

– А как вы тогда сюда попали? Вы ведь профессор Гропиус? – Родригес с усилием поднял голову.

– Да, это я. Но мой ответ занял бы слишком много времени. Расскажите лучше, как вы оказались в этой жуткой ситуации. Может быть, я смогу помочь вам.

– Вы мне? С чего вдруг? После всего, что произошло? Но я ведь предупреждал вас в Берлине, помните? Почему вы не остановились тогда?

– Тогда сегодня я не оказался бы здесь!

– Я уверен, это было бы лучше для вас. И почему вообще вы свободно разгуливаете здесь?

– Потому что никто не знает, что я тут. Я плыву на этом корабле, так сказать, зайцем.

– Вы пробрались сюда незамеченным?

Гропиус кивнул.

– Да, вы никогда не сдаетесь. – Родригес произнес это не без труда, но в его голосе слышалось уважение.

– Никогда, если задета моя честь. Но чтобы быть абсолютно честным, я здесь тоже не по доброй воле. Я проник на корабль, чтобы узнать что-нибудь о членах ордена, не зная, что корабль вот-вот отплывет. Так что теперь, откровенно говоря, мне дико страшно. Куда мы плывем?

– Куда, куда? Все равно куда. Корабль не держит никакого конкретного курса, просто носится по Средиземному морю, как «летучий голландец». Чертовски хорошая идея для того, чтобы избежать любых розысков, всех законов и всех налогов.

Родригес поманил Гропиуса пальцем и прошептал:

– Через две двери отсюда стоит сейф, такой же старый, как и этот корабль. В нем лежит пятьдесят миллионов евро. У ордена нет никаких банковских реквизитов. Официально он вообще не существует, понятно?

В другой ситуации Гропиус засомневался бы в словах Родригеса. Но когда он смотрел на этого истерзанного человека, который, казалось, прощался с жизнью, сомнения исчезали.

– Откуда у них столько денег? – спросил Гропиус.

– Хм, откуда! Во всем мире существует только одно учреждение, которое может незаметно оперировать такими суммами, – Ватикан, конечно.

– Но не из христианского же человеколюбия Ватикан финансирует этот орден!

– Из человеколюбия? Как смешно! Нет, из чувства самосохранения! Кардинал-госсекретарь Кальви до сих пор верил в то, что орден In Nomine Domini имеет в своем распоряжении папку «Голгофа» и может привести доказательства, что останки, найденные под стеной Иерусалима, принадлежат Иисусу, Господу нашему.

– А где на самом деле эта папка?

– И вы еще меня об этом спрашиваете? – Родригес посмотрел на него с недоверием. – Мазара утверждал, что это вы забрали папку после смерти Шлезингера, чтобы получить деньги.

– А почему именно я?

– Вы единственный, кто находился в каких-то отношениях со всеми знавшими о ней.

– Но у меня ее нет. Может быть, Шлезингер унес ее с собой в могилу.

– Об этом одному Богу известно, да и у Него наверняка есть свои причины сомневаться. Шлезингер был хитрая бестия. Он продал Джузеппе Мазаре только часть доказательств своего открытия, видимо желая таким образом обезопасить свою жизнь. Наверное, он подозревал, что после передачи всех доказательств его убьют.

Гропиус смотрел непонимающе.

– Ради всех святых, кто такой Джузеппе Мазара?

– Предшественник кардинала-госсекретаря Паоло Кальви. Кальви и Мазара были членами курии и к тому же смертельными врагами. Кальви завидовал положению Мазары. Это знали все. Он считал, что из него вышел бы лучший кардинал-госсекретарь, и не стеснялся говорить при всех, что Мазара глуп и не приносит пользы церкви. Однажды во время возвращения из Кастель Гандольфо[27]27
  Кастель Гандольфо – летняя резиденция понтификов. – Примеч. пер.


[Закрыть] в Рим лимузин, в котором ехал Мазара, занесло, он врезался в дерево и загорелся. Мазара чудом выжил, но сильно обгорел. В конце концов он исчез из Ватикана и появился снова только год спустя – уже в качестве вымогателя-шантажиста своего последователя кардинала Паоло Кальви. С тех пор Мазара крепко держит Кальви в своих руках. Теперь вы понимаете, почему Мазара прибегает к любым средствам и давит на все рычаги, чтобы получить папку Шлезингера?

– Конечно. Но этот Мазара…

– Совершенно верно, он сумасшедший! – Родригес не дал Гропиусу договорить. – Говорят, раньше он был светлая голова, но со времени того несчастного случая он проявляет очевидные признаки сумасшествия. Он желает, чтобы его, как основателя ордена, называли «ваше святейшество». Раньше Мазара был открытым, общительным либералом. А превратился – в радикального консерватора, в реакционера, садиста. Он утверждает, что принимает к себе нагрешивших священников и наставляет их на путь истинный. На самом деле он использует их для удовлетворения своих низменных инстинктов и «во имя Господне» пытает и убивает их.

– Нагрешившие священники? Не понимаю.

Родригес пожал плечами.

– Такие люди, как я. Я был сельским священником и встретил ее, она была учительницей, божественное создание. Я не хотел расставаться с ней и тем самым запустил безжалостную машину, которая привела меня к лишению права на профессию. На какие средства я, лишенный прихода священник, мог бы жить дальше?

– Я понимаю. А потом вы попали к «его святейшеству» в немилость.

– Так и было. Когда я впервые увидел Франческу Колеллу, мне вспомнилась моя несчастная любовь. Она давно уже оставила меня, а синьора Колелла была как две капли воды похожа на нее. Все кончилось плохо. Я напился, и мои братья призвали меня к благоразумию. Мазара не терпит пороков. Он рассматривает жизнь как наказание.

– Наказание за что?

– За грехи человечества. Человек, говорит Мазара, появился на свет не для своего удовольствия, а для того, чтобы выполнять волю Господа. И наслаждение жизнью вовсе не соответствует воле Господа. Искусственное продление жизни человека – это преступление. Только одному Господу ведомо, когда придет смертный час человека. Поэтому он отрицает переливание крови, пересадку органов и любые другие мероприятия по продлению жизни. Все это, говорит Мазара, попрание Божьей воли.

– Значит, Константино, мужа Франчески, тоже убили вы?

– Не лично я, орден.

– А Шебу Ядин?

– Она хотела шантажировать орден теми сведениями, которые доверил ей Шлезингер. С де Лукой та же история.

Гропиус не находил слов от возмущения. Спустя какое-то время он спросил:

– А Арно Шлезингер? Кто убил его?

– Да, этот Шлезингер! Он избежал смерти в Иерусалиме лишь чудом. Видимо, ему суждено было умереть иначе. Ватикан в первую очередь был заинтересован в том, чтобы уничтожить бренные останки Господа нашего Иисуса.

– Ватикан? Вы хотите этим сказать, что взрыв в Иерусалиме устроил Ватикан?

– Так и есть. Не стоит обвинять наш орден во всех мировых грехах. На свете и кроме этого много злых людей. Во всяком случае, кардинал-госсекретарь поручил своему помощнику Круцитти эту «палестинскую кампанию» – стереть эту «проблему» с лица земли с помощью взрывчатки. Неудачный был план, как вскоре выяснилось.

– Потому что Шлезингер выжил?

– Не только поэтому. Откуда Кальви мог знать, носит Шлезингер доказательства с собой или, может быть, спрятал куда-нибудь? Ведь тогда они так или иначе стали бы известны. Ведь Шлезингер, конечно же, давно прибрал себе пару косточек и схоронил их в надежном месте.

– Так значит, в смерти Шлезингера все-таки повинны Кальви и Круцитти?

– Зачем мне лгать? Орден имеет приближенных по всей Европе, изгнанных из римской церкви священников, которые борются за свое существование. Они слепо подчиняются Мазаре, хотя ни разу его в жизни даже не видели, не знают, где он вообще находится. Чтобы доказать свое раскаяние и готовность искупать вину, они порой делают такие вещи, которые им никто не поручал. А теперь оставьте меня. Я вам все рассказал. – И он уставился безжизненным взглядом куда-то в пространство.

В коридоре послышались шаги, но потом все стихло. Гропиусу захотелось глотнуть свежего воздуха, и он осторожно приоткрыл дверь. По-прежнему держа в руках рабочую одежду, он вскоре добрался до лестницы, которая вела на палубу.

Полночь была давно позади. Гропиус с удовольствием полной грудью вдыхал прохладный морской воздух. Рассказ Родригеса поразил его, и даже то обстоятельство, что он сам находился в безвыходной ситуации, как-то отошло на второй план. Согнувшись в три погибели, Гропиус добрался до спасательной шлюпки и скрылся под брезентом.

Хотя море было спокойно, о сне нечего было и думать. В конце концов одна мысль взяла верх над всеми остальными: как отреагирует этот сумасшедший Мазара, если Гропиуса все-таки обнаружат? До сих пор предположение о том, что он, Грегор, обладает папкой «Голгофа», охраняло его от худшего. Но теперь, когда с Мазары и его приспешников сорвана маска, когда он сам попал в пасть льву, Гропиусу было страшно подумать о том, как может себя повести этот псих. Профессор продолжал ломать голову, но решение не приходило.

Он со страхом прислушивался ко всем звукам на палубе, как вдруг услышал быстрые шаги. Гропиус осторожно раздвинул края брезента. В темноте он различил трех человек в рабочих комбинезонах, которые что-то делали в разных углах. Четвертый, высокий и худой, стоял на носу корабля с автоматом наизготовку.

Сперва Гропиус не мог найти объяснения действиям этих людей, которые бесшумно передвигались в темноте, будто выполняя эту работу в сотый раз. Тем временем с моря послышался глухой рокот. Гропиус высунулся из своего укрытия, и на какой-то момент ему даже показалось, что он видит очертания моторного катера, который плыл на расстоянии около двухсот метров от корабля. Что это могло значить?

Вдруг что-то насторожило человека с автоматом. Он начал расхаживать взад-вперед по палубе, остановился за несколько шагов до Гропиуса и замер. После чего сдавленным шепотом отдал какую-то команду. Потом резко развернулся, и Гропиус увидел дуло автомата, направленное прямо в его сторону. Человек не мог его видеть, но Гропиус, гонимый паническим страхом, с поднятыми руками выбрался из своего убежища. Он услышал сухой щелчок – незнакомец снял оружие с предохранителя. Грегор закрыл глаза и представил, как выстрел ударит ему в грудь. Он стоял не двигаясь, ничего не ощущая вокруг себя. «Это конец», – решил он.

Почему он не стреляет? Гропиус подождал еще немного, страстно желая, чтобы это затянувшееся мгновение оказалось поскорее позади. Почему он не спускает курок?

Гропиус робко приоткрыл глаза и посмотрел на незнакомца:

– Прасков, ты?

Какое-то время бывшие коллеги молча стояли друг против друга. Прасков был шокирован не меньше Гропиуса, который первым обрел дар речи.

– Что здесь происходит? – спросил он шепотом, надеясь, что Прасков не заметит, как он трясется всем телом, и добавил: – Я думал, ты пластический хирург, а ты гангстер.

Между тем Прасков тоже успел прийти в себя от неожиданной встречи и глухо ответил:

– Как видишь, одно не исключает другое. Но что у тебя общего с этими братьями?

– Ничего, совершенно ничего, – ответил Гропиус, – я хотел только узнать об ордене, который стер с лица земли столько людей.

Прасков злобно усмехнулся:

– Тогда мы могли бы сработаться! Мы пришли сюда, чтобы раз и навсегда положить конец их делишкам. Эти братья плохо влияют на бизнес.

– Что это значит?

С автоматом наперевес Прасков огляделся и спокойно сказал:

– Количество операций по пересадке органов катастрофически сократилось. Люди боятся отравления. Многие потенциальные пациенты считают, что лучше умереть естественной смертью, чем от чужого отравленного органа. А это означает, что резко упал спрос. Меньший спрос тянет за собой понижение цен на свободном рынке – очень простой расчет. И именно поэтому этот корабль через пару минут разорвет на сотни маленьких кусочков заложенная в него взрывчатка – и он пойдет на дно.

– Взрывчатка? Твои люди заложили взрывчатку?

– Угадали, коллега. Ни по одному из этих братьев не прольется ни одна слеза. А мои ребята – мастера своего дела.

Гропиус долго смотрел на Праскова. Несмотря на темноту, он различил дьявольское выражение на его лице. И Грегору пришла в голову мысль.

– Скажи, а та посылка с взрывчаткой на имя Фелиции Шлезингер, которая меня чуть не убила, твоих рук дело?

На какой-то момент Прасков засомневался, потом язвительно ответил:

– Гропиус, такого бы я никогда не сделал. Хотя – ты этого заслуживаешь. В конце концов, это ты смешал мне все карты и провалил дело.

Тут Гропиус сжал кулаки и набросился на Праскова как сумасшедший.

– Ты грязная свинья! – заорал он вне себя.

Тот легко увернулся, а двое подручных Праскова заломили Гропиусу руки.

– Послушай, ты, чемпион по боксу! – сказал Прасков, подняв указательный палец. – Прежде чем нападать на людей, следует подумать о том, не навредит ли тебе это.

Тихим свистом он собрал своих людей, и один из них подал сигнал карманным фонариком. Катер развернулся, подошел ближе к кораблю. Прасков и его люди начали спускаться вниз по канату, привязанному к перилам. Прежде чем Гропиус успел хоть как-то отреагировать, катер начал отходить.

Гропиус был близок к обмороку. Он закрыл глаза. Ну, вот и все, было ясно ему. Сейчас раздастся оглушительный взрыв. Больше Грегор ни о чем не думал, ничего не чувствовал, он был в состоянии, похожем на невесомость.

Лишь когда кто-то негромко прокричал его имя, он очнулся от шокового состояния.

– Гропиус!

Грегор подошел к перилам и посмотрел вниз.

Прасков стоял на корме катера и яростно махал рукой:

– Прыгай! Это твой последний шанс.

На кормовой палубе зажегся свет. Шум разбудил команду.

Гропиус раздумывал недолго: он перескочил через перила и одним прыжком оказался на носу катера. Правая нога после падения сильно болела, но, когда профессор услышал взревевшие моторы, он понял, что спасен.

Катер разрезал волны, высоко задирая нос. Пенящиеся валы, как скалы, вздымались навстречу небольшому суденышку, который уверенно вел Прасков. Гропиус ухватился за скамью, на которой сидел. Из-за грохочущего шума двигателей разговаривать было невозможно.

Человек рядом с Прасковым оглянулся – он держал в руках коробочку с короткой антенной и казался совершенно спокойным. Прасков что-то прокричал ему, и человек привел взрывное устройство в действие.

В тот же момент море потряс чудовищный взрыв. Гропиус со смешанными чувствами наблюдал за трепетавшим огненным шаром. Языки пламени вздымались в небо.

Прасков издал победный клич, как будто выиграл кубок, и прибавил ходу. Пламя позади изменяло цвет, ярко-желтый сменился темно-красным, каким светится кусок раскаленного железа. Через несколько минут – катер уже успел отплыть на милю или две – сияющий сгусток света поглотила темнота.

Пока катер шел в направлении неведомой цели, на востоке начало светать. В голове у Грегора сильно гудело. Прасков вел катер, склонившись над штурвалом.

Через час вдали показался берег, сначала это была едва различимая полоска огней, потом она превратилась в четкую линию прибрежных фонарей: Барселона.

Когда до причала оставалось полкилометра, Прасков замедлил ход катера, передал штурвал одному из помощников и, перебравшись через скамейки, подсел к Гропиусу. Грегор не мог вымолвить ни слова. Он не знал, что замышляет Прасков, и был готов безвольно подчиняться происходившему. Тут вдруг Прасков схватил Гропиуса за воротник – на нем все еще была надета белая одежда ордена – и с чувством выкрикнул:

– Это тебе за грязную свинью!

Гропиус почувствовал удар в подбородок, он покачнулся и на какое-то мгновение потерял сознание, но, когда он упал спиной в ледяную воду, сознание быстро вернулось.

Моторы взревели, и катер устремился с прежней быстротой в направлении берега.

Гропиус был неплохой пловец, но борьба с сильными волнами в ледяной воде давалась ему с трудом. Ему захотелось освободиться от одежды, но потом он понял, что если вылезет из воды голым, то будет представлять нелучшее зрелище.

Гропиусу повезло: где-то на полпути к берегу его заметили с какого-то катера и взяли на борт. Шкипер, старый каталонец, который знал всего два слова по-английски, одолжил ему мобильный телефон, и Гропиус набрал номер Франчески.

– Ты где? – Франческа была взвинчена. – Я всю ночь не сомкнула глаз и уже собралась идти в полицию.

– Не нужно, – ответил он, – достаточно того, что ты встретишь меня в порту, на набережной с сухой одеждой. Меня подобрал катер в море.

Спустя секунду Франческа ответила:

– Я еду. Грегор, с тобой все в порядке?

Гропиус громко рассмеялся.

– Да, все в порядке, – ответил он.