Текст книги "Ну ты же мужчина!, или МеЖполовые парадоксы"
Автор книги: Филипп Грибанов
Соавторы: Кирилл Демуренко
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)
Впрочем, о чем это я сегодня… Надо починить бинокль.
Нина должна приехать ко мне в гости на чай. Идея родилась после часа очного знакомства (потом, видать, опомнилась: нельзя! Слишком быстро!) Звонит на мобильный:
– Ты как?
– Нормально. Тебя жду.
– У тебя планы не поменялись?
– Да с чего бы это? Нет, все, как договаривались.
– А я тут подумала, что мало ли…
– Все в силе, Ниночка.
– Я еще подумала, может, мне дома сегодня остаться? Я, похоже, чем-то траванулась…
– Ничего. Чай помогает.
– Да? Ну ладно…
– А ты откуда звонишь? – настораживаюсь я.
(Чу! Кульминация! Фанфары!)
– Из машины. Вот к твоему дому подъезжаю…
А-а-а, держите меня семеро! Я сглупил. Мне надо было сказать, что планы изменились и чай при интоксикации вреден. Мол, займусь-ка я, пожалуй, интернет-серфингом, а ты, болезная, попугай толчок у себя дома. Я бы с удовольствием послушал, как она выгребется из этого самостоятельно сбацанного ляпсуса, сидя в машине уже у моего подъезда вся в плену головокружительных предвкушений.
Теперь вы понимаете? Легкодоступность, вернее ее навязчивый призрак, хуже глобального термоядерного конфликта. Чуть только сближение мужчины и женщины пойдет без заминок – сразу звучит истошное: «Застава! В ружье!»
Женщины! Милые вы наши! Вернитесь с войны! Ну за каким чертом вам нужна эта паранойя? Ну неужели все не может быть хорошо просто так – потому что хорошо? Зачем говорить глупости? А если мы начнем понимать вас буквально?
Мы с Лизой (да-да, той самой Лизой, что хотела встретиться на «нейтральной территории») идем к ней домой. Помнится, в одном из мужских журналов была статья про то, как соблазнить женщину. В статью были включены фрагменты интервью с разными тетками. Одна из них поделилась своим приключением: «Мы с ним познакомились на вечеринке общих друзей. С самой первой минуты нашего знакомства Толик стал мне рассказывать во всех деталях, как он займется со мной сексом. Это было настолько неожиданно, что я даже не смогла его вначале осадить, впав в изумление. Но его обаяние и уверенность обладали прямо-таки невероятной силой. Через пять минут я слушала с интересом, через десять минуту меня кружилась от возбуждения голова, а когда мы, наконец, оказались вдвоем, я буквально растерзала его. Я не ожидала от себя взрыва такой страсти. Затянись прелюдия еще минут хотя бы на десять – и я изнасиловала бы его прямо там».
Захватывающая история, согласитесь. Но в нашем случае с первых мгновений встречи говорил о сексе не я, а Лиза. И не о том, каким он будет, а о том, насколько это исключено даже чисто теоретически. Как заладила! И всю дорогу до ее дома, о чем бы ни шла речь, Лиза каждые две минуты переключалась на основную тему:
– Так что в августе я поступаю в художественную школу. Да, хочу предупредить сразу! Мое приглашение еще ничего интимного не значит. Не вздумай распускать руки, понял?
Да я ведь просто шел к ней чаю попить, посидеть… Как, собственно, и договаривались.
– У меня в Чите осталась семья, я к ним недавно летала. Как же там здорово, если бы ты знал! Значит так! Ты губу ни на что не раскатывай. Никаких вольностей. Я тебя звала к себе чисто по-дружески.
Я и сам шел к ней чисто по-дружески.
– Давай зайдем в супермаркет. А то что-то «Миллера» захотелось. Тут есть недалеко круглосуточный… И еще! Я совершенно серьезно! Никакого секса! Ты что думаешь, если бы я хотела мужчину, я не смогла бы организовать свой вечер?
– Да я про секс вообще не заикался! – не вытерпел я. – Это ты мне все уши прожужжала! Кто о чем, а вшивый о бане.
– Ну-ну… Мое дело предупредить.
Дома она вытащила пачку своих эскизов – очень неплохих, кстати сказать, – и мы рассматривали их, сидя на полу.
– А где твоя подруга? – спросил я, вспомнив, что они снимают квартиру на двоих.
– Да уехала на ночь к своему. Все никак не переедет насовсем. А ты чего это вдруг интересуешься? – снова сделала боевую стойку она. – Тебе все равно ничего не светит!
– Успокойся, – только и смог ответить я, уже порядком одурев от ее беспричинных нападок.
Потом был чай, кухня, болтовня о пятом-десятом. Потом мы снова сидели в ее комнате и, подключившись к сайту знакомств, просматривали ее корреспонденцию за день.
– И че это за придурок мне тут пишет? А это что за чмо? Блин, Гарик опять вылез, дятел… Да надоели все! Одно и то же. – Лиза неподдельно стенала и сокрушалась, щелкая мышью по диалоговым окнам. Несмотря на эти ее мучения, переписка с некоторыми «дятлами» и «придурками» достигала пятидесяти сообщений от каждой стороны. Я успел заметить, что на ее анкете зеленеет стрелочка – значок, говорящий о том, что она регулярно поднимает свою анкету в списке прочих, чтобы оставаться на виду. Да, тяжело тебе, Лизхен, тяжело… Это тебе не картинки малевать.
Пока суд да дело, пробило полночь. Лиза переместилась на кровать и поддерживала разговор, лежа на боку и играя локонами. Я сидел, прислонившись ко второй кровати спиной. Все ощутимее хотелось спать.
– Ты знаешь, я сейчас пойду в душ, – Лиза сделала паузу, – а ты… В общем, нам придется спать вместе.
Я аккуратно кивнул, чтобы не спугнуть расспросами.
– Просто у меня только один комплект чистого белья. Так что будем на одной кровати.
Я продолжал хранить молчание. Лиза умолкла тоже. Я все ждал, когда она включит свою заезженную пластинку, но ничего не дождался. А знаете, почему? Да потому что диджей отыграл весь положенный сет. Харэ, будя. Ария «недоступность» с блеском исполнена, все шагом марш в душевую на антракт. Потом можно переходить ко второму действию. Но я-то ведь бестолочь, я-то воспринимаю все буквально. Раз условились, то никакого баловства.
– Нет, Лиз, не будем. Я поеду спать домой.
– А… А чего так? – вытаращилась она. – Ты не хочешь у меня остаться?
– Я всего лишь хочу доказать, что мужчины и женщины могут ходить в гости друг к другу просто так, без подтекста. Спасибо за твой призыв к гигиене, но у меня дома белье тоже чистое. Проблема решена. Желаю творческих успехов.
– Ну… ну ладно… Странный ты.
И я ушел в ночь, провожаемый ее оторопевшим взглядом. Больше она мне не звонила.
С Викой мы провели пару часов нашей первой встречи в кафе. Был теплый июльский вечер, асфальт только начал подсыхать после дождика. Насидевшись, мы вышли в обволакивающие московские сумерки и двинулись в направлении ее дома, так как я благородно вызвался проводить барышню. Довольно скоро я понял, что поспешил покинуть заведение. Я ощутил сильнейший позыв к уринации.
– Вик, – прервал я ее. – Тут такое дело… Я не мог бы у тебя сходить в туалет? А то уж больно хочется.
– Ага-а! – просияла она и сделала мне пальчиком. – Знаем мы ваши туалеты! Ты посвежее предлог не мог придумать? Нет уж!
Кстати, Вика – врач. И клялась помогать людям.
– Нет проблем – я могу сбегать за дерево или мусорку, – пожал плечами я. – Не впервой. Просто если есть возможность сделать это цивилизованно, то грех не спросить.
– Да мне не жалко, если тебе так надавило. Просто… вдруг ты ко мне дома приставать начнешь?
Ну вот. Пи-пи хотелось мне, а моча ударила в голову ей…
– Викуль, а почему ты решила, что я буду к тебе приставать?
Тут я бросаю печатать текст и долго смотрю через окно в дождливую январскую хмарь аномальной зимы-2007… Вы уже знаете, что я не ровно дышу к метафорам и прочим средствам усиления. Какой-никакой опыт уже наработал, руку набил. Но иногда мне хочется побыстрее очутиться в мире с технологиями послезавтрашнего дня. Чтобы не выкручивать предложения причудливым жгутом, выжимая смысловой максимум (0! Чувствуете, как меня понесло?), а включать в печатный текст что-то вроде голографической гиперссылки. И тогда вместо моих экзерсисов в словесной образности вы на этом месте увидели бы это лицо. Не буду его описывать, все равно не дотяну до силы того момента. Просто попытайтесь представить.
И пошатнулась земля, и накренилось небо, и изрекло лицо:
– А я че – такая некрасивая?
Много громкого и некультурного защипало мне язык, просясь наружу…
– Виктория, приставать – это значит делать что-то против воли человека. Практически это некриминальная форма насилия. Но я не могу понять одной вещи. Почему ты считаешь, что твоя привлекательность должна провоцировать меня на насилие? Я не буду к тебе приставать. Я просто хочу в туалет.
– Ну ладно, хорошо. Только не грузи, ага?
– Не буду.
Негруженая, порожняком она дошла со мной до своей квартиры. Я с порога ринулся в уборную и дренировал энное количество миллилитров своего стресса в вечность. На кухне уже шипел чайник.
– Чай будешь? – захлопотала хозяюшка, ставя на стол чашки.
Вот так мне нравится. Так – по-человечески. Хоть мы и облились чаем в кафе.
– Уважь, милая. Не откажусь.
За чаем на столе выросла традиционная пачка фотоальбомов. Мы смотрели ее фото, легко трепались. В главе про интернет-анкеты Филипп Александрович привел исчерпывающую классификацию женских фотографий – добавить нечего. Остается только подтвердить. Действительно, при фотографировании женщины наблюдаются аномальные явления абсолютно не ясного генеза. Как только в сторону женщины наводится объектив, на нее тут же начинают падать и наезжать разные предметы: стены, дверные косяки, деревья, машины, сваи пирсов, опоры мостов, скалы и даже восковые фигуры. И это все ей приходится держать самой, подставляя свои хрупкие плечики под внезапно обрушивающуюся махину! Я называю это «синдром контрфорса [22]22
Контрфорс – строительный термин, обозначающий стенку, вертикальный выступ или ребро, усиливающие основную несущую конструкцию.
[Закрыть] ». Поэтому если вы не хотите вашей женщине участи изнывающего под весом атланта, фотографируйте ее в пустыне. Иначе она тут же приклеится к ближайшему объекту, по-матерински прижав к груди или прислонившись спиной в качестве подпорки.
Часы показывали полдвенадцатого. Все шло по накатанным рельсам умолчания. Рельсы делали поворот и скрывались в спальне.
– Ой, а ну-ка дай мне этот альбом, – вдруг всполошилась Вика. – Тут есть несколько фоток не для тебя. – И она стала выдергивать фотографии из полиэтиленовых кармашков.
– Ты что, фотографировала в морге на препарировании? Или там компромат на ключевые фигуры истеблишмента? Чего ты так засуетилась?
– Нет, там я в купальнике.
– Да, а вот это действительно душераздирающее зрелище! Я бы не вынес.
– Ну не могу же я так сразу тебе все показать.
Она выпотрошила альбом на треть.
Среди оставшихся фотографий оказалось довольно много кадров с одним и тем же спортивным молодым человеком. Он щеголял торсом в разных позициях и профессионально улыбался.
– Стриптизер?
– Эммм, ну да. – Она притворно смущенно опустила глазки. – Лешенька. Мы с ним познакомились в «Эгоистке».
– Расскажи.
– Ой, ну чего там рассказывать. Это была очень неприличная история.
– Я как раз такие коллекционирую.
– Даже и не знаю, стоит ли тебе это рассказывать. – А сама так и алеет, как паруса Грина.
– Ну, в общем… Год назад на мой день рождения мы там с подругами напились и Алексей… И Алексей… Короче, меня изнасиловали.
Я чуть не грохнулся со стула.
– Как? Стриптизер? У себя на работе? Посетительницу? Изнасиловал? Это что – секретный пункт «крэйзи-меню»?
– Ой, ну там все сложно…
– И ты говоришь, что продолжаешь ходить в «Эгоистку»?! Даже после случившегося?!
– Ну как тебе сказать… Вообще-то я сама настояла. – Викин лик дошел до высшей степени кротости.
И был смех. Много громкого вольготного смеха во всю мою молодецкую глотку.
Чудненько получается, не правда ли? Даже если в уникальных случаях женщины проявляют инициативу в близости, то потом, компенсируя свою прыть, они выдают это за изнасилование. Одно и то же событие в мужском и женском кодексе квалифицируются полярно: если для себя и для подруг – то сама настояла (еще и деньги выложила за обслуживание, небось), а если для мужчины – то пала жертвой. Весьма гибкое понимание виктимности [23]23
Виктимность – положение жертвы, подвергшейся преступлению.
[Закрыть] . Сначала оклевещут, а потом, потупя взор, сознаются. Но зато будут перлюстрировать свои фотоархивы, чтобы мужчина не увидел их в купальнике. Если мои строки читает кто-нибудь из владельцев клуба «Эгоистка», то я хочу дать им маленький совет. Срочно переименуйте свое заведение в «Альтруистку». У вас там некоторые женщины добровольно отдаются на поругание, еще и настаивают на этом, идя на денежные траты. Как она удержалась, чтобы не обвинить бедолагу стриптизера еще и в грабеже, я не знаю. Все-таки зря я прошелся по качествам Вики как врача. Она самоотверженна и готова к лихим испытаниям, как и подобает заправскому эскулапу.
Мы оживленно беседовали на эту тему еще минут двадцать, когда Виктория наконец кивнула на часы и простецким тоном спросила:
– Ну что? Я пошла нам стелить?
Гм, почему бы и нет, собственно говоря? Все ступени ракеты под названием «Мужчина у меня в гостях» последовательно опустошены и сброшены. Алгоритм выхода на первую космическую скорость выполнен, полет нормальный. Мои мысли о ее доступности затоптаны в зародыше. Откатала сцену «будешь приставать», отыграла в скромность с фотографиями, поплакалась о своей нелегкой судьбе в мире насильников и сластолюбцев. Теперь можно и к стыковке на орбите приступить. Я так и не увижу безобидные курортные фото. А зачем, спрашивается? Ведь через десять минут сама натурщица будет в моих руках в одном только спадающем полотенце. Но я не хочу разделить заочную участь стриптизера Леши.
Я зеваю, встаю из-за стола и говорю:
– Спасибо за гостеприимство, но я поеду спать домой.
О, ее глаза в тот момент! В них полыхнуло не просто непонимание – в них зажегся индикатор «Враг системы». Что-то надличностное, что-то общее для всех женщин планеты – некий огромный координационный центр – обнаружило во мне враждебный код и стало пристально рассматривать, считывая мои параметры, чтобы потом распространить ориентировку среди всех без исключения особ женского пола. В ее глазах будто щелчком сменились линзы. На меня смотрела уже не Вика, на меня смотрела безымянная громада. Это был гигантский колосс, вскормленный вековой историей и традициями преклонения перед женским согласием. Это был исполинский сверхмозг, которому каждая отдельная женщина, как прилежная исполнительница высшей воли, переправляет львиную долю адресованных ей мужских стараний. Женский сверхмозг благоденствует и жиреет на дани, что мужчины во всем мире ежечасно подносят в виде своих потуг за внимание и интерес со стороны дамы. Он несокрушим, неподотчетен, он присутствует в каждой из них – вот почему женщины так одинаково реагируют на отклонения. И тут вдруг находится чудик, который пренебрегает драгоценным продуктом и заявляет о своем праве на самоопределение! Такой сепаратизм всегда вызывает возмущение системы.
В пути меня догнало сообщение от Вики: «Ты правда так хотел спать? Или просто не захотел дальше общаться?» О-па! Почему ей вдруг не поверилось, что я хотел спать? Она же сама готова была разостлать ложе. Да потому что, произнося фразу «пойду нам стелить», Викуся имела в виду не сон, а продолжение общения на кровати. Что и требовалось доказать. Эх…
Итак, когда женщина произносит глаголы «приставать», «насиловать», «овладевать», она иногда запросто подразумевает обратное. Значения слов переворачиваются вверх тормашками для сохранения непорочности собственного реноме. Почему-то они думают, что выставить себя жертвой статусно безопаснее, чем открыто заявить о своей инициативе или желании. «Мама, прибежали злые мальчишки и наклали мне в штанишки». Собственное «я» как выражение самости задавлено чудовищным гнетом предрассудков. Впрочем, его не особо-то разбежишься задавливать, как утверждают психологи. Поэтому «я» прет из непредназначенных для этого щелей, в результате чего мы слышим беспрестанные широковещательные прокламации о недоступности – далеко не всегда подкрепленные делом. Женское эго полезло не оттуда.
Таня привела меня к себе в гости на ночь за два месяца до своей свадьбы. Поочередно совершив вечерние омовения, мы расположились параллельно друг другу на диване. Она была очень чувственна и раскованна весь вечер, а тут вдруг, повернувшись ко мне спиной, неожиданно сонным голосом и почему-то «на вы» сказала:
– Мужчина, приставайте ко мне, а то я вам не дам.
Ну че делать, пристал. Дали. Идиотизм.
Следующий случай заставляет меня колебаться по двум причинам. Во-первых, я бы не хотел разбавлять свой академичный стиль пусть самой щадящей, но порнографией. Во-вторых, этот случай является настолько порнографическим в широком смысле слова, что я до сих пор не отошел от ментального ступора. Это самая разнузданная порнография разума, которую я когда-либо видел. Это мрак. Ладно, раз уж заинтриговал… Мама, извини.
Наше второе свидание с Натой было назначено на станции метро «Бунинская аллея». Почему в такой тьмутаракани? А потому что я там живу. Я, кстати, когда выхожу у себя из метро, мурлычу под нос мотивчик «На дальней стации сойду…» незабвенного ВИА «Пламя». Я бы не стал торопить события, но уж больно жарко Ната обнимала меня на нашей первой прогулке и были, признаться, у нее еще два очень веских аргумента. Ну просто очень веских – как только лифчик их выдерживал? На линейных кораблях германского флота орудия главного калибра были украшены латинской надписью «Ultima Ratio Regis» – «Последний убедительный довод». Этим же фразеологизмом можно было смело инкрустировать натин бюстгальтер. Если бы на нем был установлен датчик мужских взглядов, он бы давно сломался. Своими взглядами мужчины натин массив не просто пожирали, а бросались туда, как в океан с утеса. Я мог их понять… Предлог для приглашения, впрочем, был очень безобидный – мы шли ко мне смотреть мультик. Надо отдать Нате должное – она вначале избавила меня от типичных вымораживаний и игры в догонялки. Просмотр мультфильма был практически провален, так как мы сидели на одном кресле в теснейшем телесном контакте и очень сильно отвлекались.
Когда пошли титры, я сказал:
– Натах, у нас еще три часа. Потом мне надо будет ехать по делам.
Она слегка припухла:
– То есть мы не будем всю ночь вместе?
– Эту – нет. Да что нам ночь! Мы же не стесняемся дневного света, – бодро заявил я и потащил ее к дивану. Мы рухнули на спальное место, активно переплетаясь.
– Стой, – неожиданно тормознула Ната. – Я так не могу.
– Что такое? Может, шторы задернуть?
– Да я не о том… «Шторы»…
– У меня средства есть.
– Да причем здесь?.. – Она подбирала (слова. – Получается, я как проститутка: три часа, а там – на выход.
– Ната, если у нас три часа, это не значит, что я тебя использую, как проститутку. Насколько я успел заметить, ты меня хочешь не слабее, чем я тебя. А путаны это делают в порядке платной услуги.
– Так-то оно так, но это… я не хочу показаться чересчур доступной… по первому твоему щелчку. Вот если бы на всю ночь, тогда другое дело.
– Что другое? Я был бы другой? Ты была бы другая? А почему ты не подумала, что и я для тебя сейчас не менее доступен? Но меня же это не смущает!
– Э-э-э…
– Ночь со мной – это сколько часов?
– Ну, где-то восемь.
– Так давай все, что может быть за восемь часов, уместим в три. Проще говоря, исключим привалы и передышки.
– Не выйдет.
– Почему?
– Кирилл, я себе цену знаю.
– И что у нас там за расценки?
– Или на всю ночь, или вообще ничего.
– Ты боишься, что тебе нё хватит трех часов?
– Мне-то хватит и меньше, но я не хочу так. А то слишком все легко тебе достанется.
– Да ты о себе думай, Наташ, о себе! Или тебе все достанется слишком сложно? Отнюдь.
Мда, и здесь я не уберегся от града размером с куриное яйцо. Не все хорошо, что хорошо начинается. Вроде нормальная женщина, а из-за каких-то дурацких трех часов вдруг заартачилась, лишая удовольствия и себя в первую очередь. Весь диалог сопровождался непрекращающимися тактильными действиями обеих сторон. Ната вся горела от желания и начинала мне выкручивать пальцы только тогда, когда я предпринимал попытки прорыва ниже пояса. Во всем остальном она меня поддерживала. А потом я положил ее руку на свой (авторы порнорассказов здесь обычно пишут: «жезл», «нефритовый стержень», «скипетр вожделения»), и это сорвало ее с катушек напрочь. Ната сдернула с меня штаны и остервенело набросилась на меня внизу, урча, как кошка над сметаной. Автор данных постыдных строк очумело смотрел на этот припадок, не веря своим глазам. Так алчно вели себя разве что голодающие Поволжья. А я ведь даже, прошу прощения за натуралистичность, не принял душ – просто не успел, думал, что вместе пойдем… Ната настолько рьяно взяла меня в (обо)рот, что я поначалу слегка сдрейфил. Понадеявшись, что переговоры вышли на новый уровень, я попытался расстегнуть ей брюки, но тут же схлопотал по рукам. Потом еще и еще. Я оставил попытки, и теперь просто таращился на натахино неистовство, подперев подбородок ладонью, в полной прострации. Мы не испачкали диван. Ната, salva venia [24]24
Salva venia (лат.) – да простит читатель.
[Закрыть] , съела все.
Не помню, как я ее проводил. Наверное, сказал на прощание что-то смешное, потому что она долго хихикала. А потом я сидел один и склеивал свой мозг по кусочкам. Я не мог поверить в случившееся. Точнее, в сочетание сказанного и сделанного ею.
Ната доблестно отстаивала свою честь и не шла на компромисс. Или все, или ничего. Или мы вместе до зари, или мы просто смотрели мультик, потому что «я не нанималась тебе тут делать приятное дополнение к культурному вечеру». И знаете, я бы понял ее, если бы она оставалась непоколебима в своих убеждениях и своем понимании границ допустимого. Принципиальность бывает несуразна, но подкупает именно своим стоицизмом. А что получилось у нас? Односторонний оральный секс как демонстрация недоступности? Как доказательство того, что она – не проститутка? Где смысл? Сладкое досталось только мне, а она ушла с гордо поднятой головой и с полным осознанием того, что она недосягаема и своевольна. Ушла, светясь от счастья, что мне все не так просто досталось. Да уж, обломала, так обломала… Ну что ж, учтем на будущее: если вам устроили сеанс типа моего, то показали высшую степень строптивости. Значит, вам все досталось далеко не просто так. Возрыдайте в печали, неудачники.
…но как же это так, люди? Я сейчас ничего не могу придумать, кроме кричащего вопроса Филиппа:
– Где мы живем? Куда мы попали?
Академик А.П. Назаретян в своей статье «Универсальная перспектива творческого интеллекта в свете постнеклассической методологии» писал так: «Некоторые авторы умышленно строят дефиниции таким образом, чтобы исключить запрещенное техническое решение. Например, вечный двигатель – это механизм, нарушающий второе начало термодинамики. Додумайся кто-нибудь в свое время определить самолет как аппарат, нарушающий закон тяготения, и, вероятно, студенты все еще рассказывали бы на экзаменах, почему такой аппарат в принципе невозможен…».
Не в бровь, а в глаз! Это лучший пример изящества, с которым можно выразить простую мысль: как мы формулируем вопрос или предустановку, так в дальнейшем и двигаемся по выбранной траектории мышления. Наши с Филей поиски альтернативы у большинства вызывают недоумение, граничащее с раздражением: ну чего вы, мол, катите-бочку? Это то, как устроен наш мир, – смиритесь и не бузите. Обижаться на женщин за то, что они играют в недоступность, – это все равно, что обижаться на ветер за то, что он дует. Это просто так есть, это неподвластная нам данность, и ничего тут не изменишь. Но любые перемены в обществе начинались с крамольных вопросов, ставящих под сомнение каноны, ранее казавшиеся незыблемыми. Незыблемыми они отнюдь не были, а именно что казались таковыми в обрамлении своих категоричных формулировок.
Моя младшая сестра Катя, которая была посвящена в процесс написания книги в качестве эксперта и консультанта, осветила проблему женской недоступности с абсолютно неожиданной для нас точки зрения:
– Киря, вы поймите главное: какие бы игры перед вами не разыгрывались, женщины настолько сильно ощущают свою зависимость от мужчин – во всем: душевно, социально, материально, – что их это лишает покоя. В редкие моменты они бы и хотели настоящей независимости, но так как это почти невозможно, женщины предпочитают эту самую утраченную независимость фальсифицировать в форме своих типичных выходок. Да, в глубине души они знают, что все равно отдадут себя с радостью воле сильного мужчины, но инстинкт противоречия и бремя осознанной несвободы – вот что им же самим мешает идти навстречу. Женская психология двояко относится к зависимости: и ждет этого счастья, и одновременно мстит за него. Так что не удивляйтесь.
Право слово, когда я услышал Катино откровение, я хотел бежать заказывать внеплановые салюты по всей Москве, чтобы ознаменовать такое эпохальное событие, как расшифровка ДНК женской недоступности. Согласен, может быть, открытие не ново, может быть, это мы с Филей плетемся в хвосте и радостно прыгаем, изобретя велосипед по подсказкам.
Отныне для нас наступает эра своей генной инженерии, эра активного вмешательства в эволюционные процессы генерации новых форм жизни. И мы задаемся крамольным вопросом: а какого, простите, хрена последовательность белков этой ДНК до сих пор выстроена так, что женщины компостируют мозг и себе, и мужчинам? А не пора ли поменять что-нибудь местами в этой полимерной цепочке? Не добавить ли туда протеин, отвечающий за разумное поведение и смелость идти навстречу своим желаниям? Ведь, черт возьми, научилось же человечество клонировать овец и прививать лягушкам гены бабочек, хотя это еще недавно казалось невероятным, а ортодоксальные дарвинисты и церковь были вообще против.
Экс-подруга Филиппа, Наташа, как-то в ходе нашей беседы дала мне надежду, что подвижки в направлении «несдерживаемой взаимности» (назовем это так) возможны. Когда они познакомились, Филиппу пришлось изрядно поработать над разбором Берлинской (если не Великой Китайской) стены. Около трех недель он в одностороннем порядке продвигался к Наташе, которая осторожничала, сохраняла дистанцию, не выказывала особого интереса, но потом в итоге протянула руку навстречу.
– Наташ, – попросил я ее. – А теперь нам понадобится немного фантазии. Сейчас будем моделировать альтернативную историю. Метода эта, конечно, ненаучна, но показательна чисто в психологическом аспекте. Представь, что ты нынешняя, подвергшая Филю всем стандартным испытаниям, можешь связаться с собой же в альтернативной истории. Назовем тебя ту Наташа-штрих. В альтернативной реальности Филя-штрих честно попыхтел неделю, а потом махнул рукой, не видя обратного сигнала от Наташи-штрих, на чем ваши отношения и закончились. Но ты настоящая в нашей истории теперь-то знаешь, что Фил – тот самый человек, отношениями с которым ты довольна. И только теперь тебе стало понятно, что необязательно было три недели подвергать его комплексному тестированию. Что бы ты посоветовала Наташе-штрих в вероятной реальности? Тоже махнуть рукой и забыть? Или все-таки шагнуть навстречу?
– Хм… – задумалась она. – Ну если ты так ставишь вопрос, то я бы посоветовала ей второе.
– В том-то и дело! Ты узнала истинную ценность этого мужчины, вошла в контакт с его внутренним миром, тебе теперь лучше с ним, чем без него. Более того, ты почти с самого начала как человек далеко не глупый видела в нем что-то особенное. Но даже это не помогло тебе обойти поведенческую бюрократию первых трех недель, а?
– Да, ты прав, Кирилл. Я бы посоветовала ей не откладывать радость полноценных отношений на потом.
– Вот мы и выяснили: женская игра в недоступность часто сводится к соблюдению формальностей. Сначала первое, потом второе, а уж потом компот на сладкое. Ее саму это глубоко в душе томит, но ритуал должен быть соблюден любой ценой – даже ценой возможной потери интересного человека. А потом, если он откажется быть заложником формализма, женщина разведет руки, глядя вслед уходящему мужчине, вздохнет и скажет какую-нибудь пошлость вроде «Эх, видать, не судьба…». Только вместо многоточия туда просится маленькая дорисовка: «Не судьба, а ты сама». Мне все это, знаешь, напоминает армию с ее четким сводом системы знаков. Тебе ясно прописаны несколько форм одежды, и если ты попытаешься их смешать, то получишь взыскание. Например, нельзя надевать парадные ботинки вместе с камуфляжем – не положено по уставу. Ты можешь быть по своей сути блестящим управленцем, командиром от бога, но это никого не волнует, если ты игнорируешь внешние атрибуты системы. Армейская система примитивна, так как нацелена на унификацию. Но под какой общий стандарт вы, женщины, хотите нас подогнать своими обрядами? Зачем заставлять мужчину сдавать нормативы, если у него иное понимание нормального, нормального в общечеловеческом смысле?
И Наташа снова не смогла со мной не согласиться.
В этой связи я еще напомню миф о кипрском художнике. В нашей культуре на начальном этапе развития отношений мужчина часто вынужден быть Пигмалионом, который из слоновой кости долго и тщательно вытачивает свою Галатею. «Самостоятельная, активная, целеустремленная», – гордо перечисляют свои характеристики женщины, когда их просишь дать автопортрет. Ну и куда это все девается с появлением поклонника? Я ничего не имею против, если ответная симпатия у нее просыпается медленнее, чем у него, – у каждого свой темперамент. Как человек, ходивший в походы, могу вас заверить, что не каждый костер занимается от первой спички. Однако разве редки случаи, когда женщина сама внутренне тянется к мужчине, но лучше изгрызет себе ногти до основания, ходя кругами вокруг телефона, чем сделает звонок? Почему реализация своих вполне нормальных, здоровых желаний, когда дело доходит до мужчин, для вас что-то из разряда подвигов Геркулеса? Что ж за инквизиторски медленный таймер стоит у вас в головах и не дает вам раскрепоститься в своих устремлениях, пока не раздастся некий сигнал? Зачем себя обездвиживать? Зачем сознательно превращаться в бивень и на первых порах пассивно наблюдать, как мужчина – буквально в одиночку! – ваяет ваши отношения, чтобы только пото-о-ом ожить и подключиться? Сколько надо высыпать на чашу каменьев редкоземельных, чтобы гиря, наконец, поползла вверх к точке равновесия? А если он плюнет на полпути и уйдет к живой женщине? А если завтра война, и его призовут на фронт? Горько не будет за не сбывшееся по вашей вине?
Итак, несдерживаемая взаимность все-таки, если постараться, осуществима – здесь, сейчас, нами. Нужно только немного ума и задора, чтобы рискнуть. В наших силах создать другой мир, и я верю, что прогресс все-таки сильнее косной груды традиционных предрассудков. Мы все еще очень часто ведем себя, как люди-штрих, поддаваясь убогим принципам «так повелось» и «не судьба». Слушайте, ну на кой вам этот штрих в головах? Выкиньте его на фиг. Будьте собой.