Текст книги "Ну ты же мужчина!, или МеЖполовые парадоксы"
Автор книги: Филипп Грибанов
Соавторы: Кирилл Демуренко
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)
Хорошо, допустим, я истолковал ее вопрос неверно. Допустим, здесь подразумевается не континуальность [44]44
Континуальность – длительность, протяженность во времени.
[Закрыть] самого действия по схеме «Прелюдия – Завязка – Финал», а чисто формальный подход к делу. В армии тоже не приветствуется, когда ты с рапортом прыгаешь сразу «через голову», на несколько инстанций вперед, а не обращаешься к непосредственному начальнику. Да и вообще, каждый уважающий себя босс сначала поморозит тебя у стойки секретаря, прежде чем примет твою челобитную. Итак, я приглашаю танцевать, слышу сакральный вопрос, достаю лист бумаги, ручку и начинаю писать заявление: «Я, Демуренко Кирилл Андреевич, дата рождения – 15 сентября 1979 года, паспорт гражданина РФ серии такой-то номер такой-то, выдан тем-то и тогда-то, проживающий по такому-то адресу, покорнейше прошу вас не отказать мне в любезности милостиво соблаговолить принять приглашение к медленному танцу ввиду моего полнейшего перед вами восхищения. С этикетом поведения и базовыми принципами хореографии ознакомлен. Мятную жевательную резинку с целью освежения дыхания жую». Время, дата, подпись, расшифровка подписи…
После этого я поднимаю свои честные очи на девушку и спрашиваю:
– Скажите, где я могу найти вашего референта, чтобы передать это заявление в делопроизводство?
– Хи-хи-хи… Ха-ха-ха… Ну ты жжешь…
А я буду искать референта, буду! Пусть мне смеются в лицо и высоко оценивают мой утонченный юмор, пусть вертят пальцем у виска, пусть машут рукой и соглашаются в виде исключения потанцевать без церемоний, пусть бегут в ужасе от шизофреника с бумагой – я все сделаю, как положено. Вы слышите? Ничего не будет сразу! Я найду секретаря и передам ему заявление. Еще и присвоить документу входящий номер заставлю.
Но больше всего меня поражает этот вопрос, когда некий предварительный задел в общении уже есть. Сейчас я буду цитировать, поэтому прошу не взыскать за смысловой кавардак в репликах моей собеседницы Лены. Итак, я хочу выяснить, как она понимает женскую логику. Елена переживает похмельный синдром, поэтому полемизировать отказывается. «Кирилл, у меня мозг не работает».
– Ладно, пускай ты не хочешь сегодня об этом говорить. Давай тогда пообщаемся на приятную для тебя тему.
– Что, вот так вот сразу?
– А какие возражения? Ты не хочешь говорить о логике, я предлагаю тебе тему на твое усмотрение – в чем загвоздка?
– А что, я тебе должна взять и все свои идеалы выложить? Идеалов не бывает.
То ли человек действительно рекордно напился накануне, то ли пора вызванивать санитаров. При чем тут идеалы, которых не бывает? И я еще собирался говорить с этим человеком о логике…
– Скажи мне, Лена, а кроме идеалистических воззрений на вещи для тебя нет больше ничего приятного?
– Есть, но такие вещи с незнакомыми мне обсуждать не хочется.
Забыл ввести вас в курс дела. Мы познакомились накануне в
клубе при довольно забавных обстоятельствах. Лена кривовато выходила из туалета, когда подошел я, по-братски приобнял ее за плечи и исключительно ради шухера произнес с ностальгией:
– Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины?
Алеша заулыбался, доверчиво прильнул ко мне и честно ответил:
– Нет.
– Досадно. – И я пошел к друзьям за столик пить пиво.
Смекнув, что такими оригиналами разбрасываться нельзя, Лена вскоре подошла сама, сцапала меня за руку и повела танцевать. То есть это я думал, что мы идем танцевать. То, что она стала вытворять на танцполе, требует отдельного жанрового термина. Вы никогда не пробовали выдерживать диско-хаус ритм, при этом держась за одежду, от которой партнер заботливо вас избавляет? Вот и у меня получился дебют. Резво пропылив по дорогам Смоленщины, мой Алеша уже штурмовал Рейхстаг. У меня четко вырисовались два варианта:
1) брать телефон для дальнейшего общения;
2) брать владелицу телефона и везти ее домой праздновать блицкриг.
И я клянусь, что не упущу ни одного шанса реализовать План 2, как только наука подарит человечеству персональные телепортаторы. Но пока нам, увы, приходится просыпаться по утрам рядом с тем, что принесли и что отказывается телепортироваться самостоятельно, пока ты не сваришь кофе и не выдашь полотенце для утренних процедур. Рядом во вспышках стробоскопов извивалась Лена, увлеченно скользя губами по моей шее. Утром я буду уворачиваться от этих перегарных уст, изобретая срочные дела, чтобы поскорее отпустить гостью с миром. Я как представил себе все это… Воображение у меня очень живое и отзывчивое, поэтому я ограничился тем, что просто записал телефон. И это та самая Лена, которая раздевала меня в клубе, а теперь отказывается «вот так сразу» говорить на приятную для нее тему «с незнакомым человеком». По всему, просыпаться с незнакомым человеком куда проще.
Как правило, женщины психуют, если сказанное ими мужчины пропускают мимо ушей. Обижаются, скандалят, обвиняют в равнодушии. Я не хочу быть таким мужчиной, я привык не только слышать, но и слушать людей. Я слишком сильно не люблю, когда произнесенное мной игнорируется, чтобы самому так поступать. Поэтому я предложил вам два вполне конкретных и логичных варианта ответных действий на вопрос «Что, вот так вот сразу»? Могу предложить три или тридцать три. Я готов пойти навстречу и придать процессу столь необходимую для женщины протяженность во времени. В конце концов, «движение – все, конечная цель – ничто». Но… надо ли быть Дельфийским оракулом, чтобы предсказать реакцию на подобный ход? Нет, друзья мои, не обязательно.
«Что, вот так вот сразу?» Давайте приглядимся. Заурядное наречие с временным значением и существительным в своем составе; пишется слитно. Но от пытливого глаза не скрыть, что «сразу» = «с разу». Вмешались исторические тенденции словообразования. Когда-то там был пробел. Поэтому предлагаю распечатать небольшие листовки с надписью «С раза» и тут же вручать такую листовку девушке, чтобы та подставила требуемое порядковое числительное. Например, таким изящным способом можно выяснить, что она скажет вам свое имя «С седьмого раза». Я же говорил, что могу наизобретать вариантов в любом количестве.
Да, чуть не забыл про самое главное! Господа, изыскивать пути решения этой проблемы самостоятельно или пользуясь нашими советами уместно только в одном случае.
Только в одном.
Если вам делать не фига.
«ВАМ, ДЕВУШКА, МАТ!»
Кирилл
Поздний час, вагон метро. Рядом со мной стоят несколько женщин разного возраста: примерно от семнадцати (девчушка в ярком шарфе) до сорока семи (вполне импозантная дама в шубе и меховой шапке). Чуть поодаль на весь вагон хлещет мощнейший гейзер словесной грязи. Там три парня; лет по девятнадцать каждому. Матюги стоят вулканические, беседа в самом разгаре. Обсуждают, как они позавчера «…лись с хачиками». Поезд подъезжает к конечной станции, троица снимается с мест и подходит к тому же выходу, где стою я. Женщины отжимаются к самым дверям. Разудалый мат глушит даже скрип тормозных колодок вагона; в компании явно лидирует парнишка, одетый под нечто панковско-металлическое, с острыми заклепками на фаланге перчатки правой руки.
– Мужики, – обращаюсь я к ним громко. – Зачем же так материться при женщинах?
Лидер поворачивается ко мне. Окружающие люди отрешенно каменеют лицами – самая типичная и подлая российская реакция. Ситуация, в общем-то, заурядная: никто не хочет быть случайно помятым в драке, к которой все идет. Но мы встречаемся взглядами с этим разнузданным матерщинником, и я понимаю, что ситуация как раз нестандартная. У него поразительно осмысленный и полный особого достоинства взгляд.
– Извини, – открыто отвечает он. – Сам понимаю, но уж больно привык. А потом, здесь всем до лампочки. Я буду пинать тебя или ты будешь пинать меня – никто даже не подойдет. Это же Россия.
Он протягивает мне руку:
– Диман.
– Кирилл.
Остальные ребята тоже жмут мне руки. Никакой издевки, никакой фамильярности.
– Кирюх, – продолжает Дима. – Я уважаю людей, которые могут сделать мне замечание. Но таких единицы. Остальные плевать хотели.
Господи, как же он прав… Я касаюсь плеча тетеньки в шубе.
– Женщина, я ведь сейчас ради вас это сделал. Если и будут бить, то только меня. Вам же неприятно слушать, как при вас сквернословят! Так почему вы. стоите спиной?
Я плохо учил историю: как в школе, так и в университете. Сачковал. Но такие мгновения компенсируют любые пробелы. Я вижу, как зрачки ее затравленно забегали, как рот задрожал в улыбке – жалкой, тряской, извиняющейся, – как она еще больше повернулась к нам спиной… Я вижу всю нашу скотскую беспросветную историю. Вся моя страна передо мной, как на ладони. И мне дико, что ничего не меняется. Остальные женщины, каменеющие вокруг, тоже безмолвствуют. Их сознание колет только одна иголочка – скорей бы двери открылись. Бежать, бежать, бежать!!!
Мы выходим.
– Это же Россия, чувак! – смеется Диман. – Пора было уже привыкнуть. А сам-то я культурных людей уважаю, – повторяет он с почтением в голосе.
– Дим, ты толковый парень – зачем добровольно мараешься грязью?
– Ну, должен же я быть антиподом. Для чего мне самому быть культурным, когда большинство вокруг языки в одно место позасовывали и позволяют мне делать все, что угодно?
– Не знаю, – качаю я головой. – Для себя, наверное.
Мы прощаемся. Каждый со своим протестом в душе, но у нас, наверное, общий враг. Мы идем в разные стороны, утопая по грудь в одном и том же болоте. И я вдруг понимаю, что он со своими матюгами не так безнадежен, как женщина с парализованным ужасом лицом. Убеди его юную, алчущую огня натуру в красивых человеческих целях жизни – и он пойдет к ним. Погребет против течения. Из принципа. Из протеста. Из упорства. Но эти-то куда идут? И идут ли вообще?
Драка все-таки состоялась. Без единого удара, без единого слова эта жмущаяся в угол женщина повергла меня в полный нокаут.
Но я сам виноват – ведь «пора было уже привыкнуть».
Подавляющее большинство женщин мат не приветствуют. Никто не упал в обморок от удивления? Тогда продолжим… Не приветствуют они его ни в чужой, ни, тем более, в своей речи. Интрига заключается в том, что оборот «тем более» в предыдущем предложении весьма подвижен. Он запросто может перекочевать к первому обстоятельству, и тогда вдруг выяснится, что дама удерживает за собой право делать себе маленькие поблажки, жестко при этом пресекая попытки использования ненормативной речи собеседником. Жизнь принесла мне несколько знакомств, подтвердивших эту асимметрию.
Происходит это так: на заре знакомства дама четко маркирует границы допустимого в речи, чутко следит за тем, чтобы эти границы мной не нарушались даже по мере нашего сближения, суровеет ликом, если я невзначай оступлюсь на запретную территорию, а потом… А потом вдруг происходит нечто, и вот она уже сама шпарит во всю ивановскую, да так, что невольно позавидуешь виртуозности ее пассажей. Этим «нечто», этим переключателем этических режимов может быть, например, секс. Я пару раз, знаете ли, таких концертов наслушался… Честное слово, если бы не условия ограниченной видимости, женщины бы обнаружили, как я умею краснеть и таращить глаза от изумления. Приличная корректная девушка, дочь интеллигентных родителей, цветок оранжерейный прямо-таки… а в постели поливает матюгами, как бывалый фронтовик под артобстрелом. Как объяснить это чудо сценического перевоплощения? Что за архаичные пласты психики обнажаются? Да вы и сами все прекрасно знаете. Механизм подобного поведенческого высвобождения давно изучен профи и обмусолен охлосом [45]45
Охлос (древнегр.) – народ, толпа, чернь.
[Закрыть] во всех сальных деталях. Говоря про асимметрию, я имел в виду несколько другое: не явление, а отношение к нему. Если женщину после секса с матерными субтитрами ее авторства спросить «А это что, простите, было?», то она сделает удивленно-невинное личико и прощебечет что-то вроде «Ой, а я и сама не знаю, чего это я! Видать вся забылась в эмоциях! Это так мне с тобой хорошо!» Нет, это, конечно, хорошо, что вам хорошо, но почему в таком случае, если я тоже впаду в эмоциональное забытье, то получу по шее? Сильные эмоции сопровождают нас, мужчин, не только в сексе. Они нас посещают куда чаще. Однако для женщины это в большинстве случаев не оправдание, и двойка за поведение нам гарантирована. Поэтому, мужики, смиритесь: если вашей любимой команде засандалили гол, то зажмите рот руками и стравите пар через какое-либо другое место. Ведь вы в присутствии дамы. А если вы мастерски с нарастающей интенсивностью выстроили атаку и пробили в вожделенную девятку в постельном матче, то зажмите уши. Ибо вопли фанатов могут перевернуть ваше представление о возможностях языка вверх тормашками. Вам нельзя, а ей можно. Ну вы тоже сравнили: то ведь какой-то вшивый футбол, а то… а то – совсем другое дело!
Часто вижу в метро такую картину: сидит симпатичная, культурного вида девушка. Читает книгу. По количеству уже прочитанных ею страниц я могу прикинуть, в каком именно месте повествования она находится, так как знаком с произведением. В указанном месте повествования есть мат – добротный такой, полнозвучный. Собственно, и не только в указанном. Но ни один мускул на ее личике не дернется в порыве отобразить брезгливость или возмущение, наоборот – текст проглатывается взахлеб. Но мне очень легко представить, как эта самая девушка негодующе взмоет над мужчиной, обронившим матерное междометие, и оттуда спикирует на него с яростью всей своей оскорбленной сущности. Как-то раз мой папа дал маме почитать скачанный из интернета рассказ «Сиамский вояж Степаныча». Кто читал, тот знает, что из песни слов не выкинешь, а песня там получилась с точки зрения культуры очень разнузданной, хоть и чертовски интересной. И ничего! Мама очень смеялась и дочитала вещь с удовольствием до конца. Но те же самые слова, произнесенные вслух, сильно бы испортили ей настроение.
Я не призываю отпустить поводья. Гигиена речи – индикатор самоуважения. Просто мне непонятна та безапелляционность, с которой женщины постулируют свое право материться или смотреть на мат сквозь пальцы в некоторых пограничных случаях, а нас за мат в случаях не менее пограничных бьют ложкой по лбу.
Огромный выразительный потенциал матерной лексики является ее же ахиллесовой пятой. Всего четыре базовых корня, доработанные морфологически и тонально, обретают неисчислимое количество нюансов и оттенков – явление, вообще, уникальное. Этим набором можно передать практически любую мысль. Сыграть, как гениальный Паганини на одной струне. Но если заиграться, то можно очень быстро забыть, как играть на полноценном инструменте, – а заигрываются в нашем социуме очень многие и тем самым обедняют свою речь. Да и то сказать – материться красиво и по делу умеют единицы. А.вообще, если кого тема заинтересовала, почитайте повесть Михаила Веллера «Ножик Сережи Довлатова». Там он настолько классно и лаконично осветил проблему мата, что любые добавления к этому – просто работа на корзину.
Давайте же не рвать струны скрипки сознательно, но и относиться друг к другу с равным пониманием, если вдруг пришлось взять рисковую ноту. Ничего не поделаешь: бывают в жизни ситуации, когда все остальное, кроме мата, выглядит блекло и беспомощно. А может, это просто оправдание, очередной довод в пользу бедных? Не знаю. Поиск продолжается. А пока скажем так: «Женщины, греб вашу мать! Что за хня? Немедленно выдать мужикам квоту на использование табуированной лексики, древнейшего наследия русской словесности!»
Самый действенный способ отбить интерес к определенным произведениям и авторам – это включить их в школьную программу. У меня даже возникло подозрение, что составители учебников знают об этом психологическом рычаге и намеренно используют его. В юном возрасте человек слопает материал по принуждению, не прожевывая, перебьет себе аппетит на несколько лет, необходимых для взросления, а уж только потом по настоящему вникнет в суть, прочитав книгу повторно.
Иван Алексеевич Бунин, повесть «Деревня». Вообще, когда я читаю Бунина, мною овладевает ощущение бега по разветвленному коридору. Сюжетная ось присутствует, но на каждом шагу приоткрывает кусочки параллельных событий, нюансы, подсюжеты. В одном небольшом абзаце в ткани основной темы может уместиться целый компактный мир, почти самостоятельный. Проза Бунина дает читателю редкий эффект бокового зрения. Эффект многопланового восприятия жизни, как она есть на самом деле. Просто класс!
И вот уже достаточно повзрослевший Кирилл Андреевич Демуренко, проносясь по сюжетному слалому повести «Деревня», неожиданно загремел носом. Дважды, с небольшим интервалом. Цитата номер один: «Поцелуй меня в ж… теперь, – отозвался Аким». Цитата номер два: «Вчера, слышу, идет по деревне и поет блядским голоском: <…>» Многоточие – очень функциональная вещь, если автору хочется вживить в текст элемент недосказанности и неопределенности, но работает этот инструмент не всегда. После буквы «ж», да еще с предложением поцеловать оное, многоточие никакого места для неопределенности не оставляет. Всем ясно, что имеется в виду. Но ясно и другое: автор – воспитанный человек, не считающий, что «бумага все стерпит». Потому и многоточие поставил. Но как тогда быть с цитатой номер два? Неужели большая литература дает картбланш на использование слова «блядский», расценивая его как менее ругательное, нежели «жопа»? Тогда это прямо-таки открытие.
И я иду за советом к женщинам.
– Здравствуйте, – приближаюсь я к двум шагающим по тротуару подружкам. – Я не буду пугать вас предложением знакомства, у меня чисто литературный вопрос.
– Так, мы слушаем! – вполне дружелюбно ответили мне, но при этом заметно наращивая скорость движения.
– Девушки, вы матом ругаетесь?
– Нет, мы на нем разговариваем. – (Ах, как остроумно – можно было и не спрашивать).
– Меня учили, что есть слова умеренно хамские и хамские откровенно. Если я при вас скажу слово «жопа», то вы, скорее всего, возмущаться не станете.
Кивают.
– А если я скажу слово «блядский», как это будет встречено?
– Ой, ну это уже хамство! Любая женщина возмутится.
– Вот именно! Однако я всегда смогу призвать в свои адвокаты человека мировой величины – писателя Бунина. Смотрите. – Я показываю им оба предложения в книге. – Ну что? И какие ко мне после этого претензии?
Метров десять они молчали. Потом одна заявила с апломбом:
– Не, ну это ж классика…
– Абсолютно согласен. Меня этот факт тем более оправдывает. Я матюгнусь при женщине и буду апеллировать не к самиздатовскому словарю запрещенной лексики, а к классике. Общепризнанной классике из-под пера человека, удостоенного Нобелевской премии.
– Ха, так это Бунину можно, раз он классик. Чтобы иметь на это право, вам надо было Буниным родиться.
Дорогие читатели, в силу того, что мама не родила меня Буниным, я приношу всяческие извинения за то, что в этой главе вынужден писать некоторые слова полностью. Иначе вы не прочувствуете напряженного трепета нашей удивительной жизни. Давно доказано, что свою реакцию на окружающий мир дети вырабатывают, наблюдая реакцию родителей. Посади в манеж годовалому малышу удава – и максимум, что продемонстрирует малыш, так это любопытство к диковинному животному. Но если он увидит, как мама забьется в истерике и бросится его из манежа забирать, то общество получит еще одного больного серпентофобией [46]46
Серпентофобия – боязнь змей.
[Закрыть] . Скажи людям, что ругаться плохо, но покажи свое благоговение перед авторитетом, и они будут ловить каждый брызг авторитета с открытым ртом, какой бы нецензурщиной тот не исходил.
В мое поле зрения попала тетя с массивной кормой и угрюмым взглядом.
– Добрый день, – робко пискнул я, улыбаясь. – Можно один вопрос?
– Здрасте, – ответила она. – Ну, можно.
– Я сейчас читаю повесть «Деревня», написанную Иваном Алексеевичем Буниным, и в связи с этим хотел бы поинтересоваться…
Но лицо женщины при слове «Бунин» моментально обнулилось до состояния идеальной плоскости:
– А че это вы именно ко мне с такими вопросами подходите, молодой человек? У меня сейчас вообще язык не ворочается. Так что до свидания.
– Ужас, – согласился я. – Извините, что мой язык повернулся спросить вас про Бунина.
Тоска.
ХРОНИЧЕСКИЙ РЕВНОТИЗМ
Филипп
Случилось так, что Кирилл понравился однокашнице нашей с ним общей знакомой Лианы. Не будь Лианы, Надя, верно, никогда бы не решилась выказать моему другу свою симпатию и явить заинтересованность в том, чтобы их общение продолжалось за пределами совместных посиделок у кого-нибудь дома. Но Лиана – девушка бойкая, добрая болтушка и легкий на подъем человек. После того как Надя в девичьем разговоре разоткровенничалась про Кирилла, та буквально на следующий день позвонила моему соавтору и выпросила разрешение вручить Наде его номер.
Ну а что плохого? Мужскому самомнению ведь льстит, пусть и скрытое, но внимание женщины! Началось все с нейтрального смс, и вот их роман, с позволения Кирилла будет сказано, завертелся. Я не имею права выкладывать все тонкости их союза, потому что Кирилл сделает это, если сочтет нужным, более точно. Я же попросту не хочу искажать факты, так как не владею полной картиной того, что и как у них развивалось. Да, собственно, меня в этой истории интересует только финал.
Одна из встреч Кирилла с Надей затянулась до позднего вечера, и, будучи благородным мужчиной, мой друг предложил остаться девушке у него, чтобы не ехать никуда в ночь. Приглашение принято – оба оказались у Кирилла в Бутове. Пропускаю ласковое воркование на кухне, чаепитие и душевые процедуры, и перехожу сразу к постельной, назовем ее так, сцене. Казалось бы, если двое молодых людей оказываются в одной постели, то это неминуемо означает, что венцом вечера станет желанный и вожделенный секс, однако надо не знать моего соавтора, чтобы предположить такой банальный исход встречи. Концовка того дня вылилась в обыкновенный сон в объятиях друг друга, инициатором которого был Кирилл, точнее сказать – он был пассивным участником постельной сцены, отдав инициативу полностью в руки Наде. Хорошее воспитание и полная обескураженность парализовали девушку до такой степени, что она не смогла отыскать более правильной реакции на бездействие моего друга, кроме как удачно расположиться на его плече и пожелать спокойной ночи. Вероятно, был и другой мотив ее безынициативности – стремление не показаться легкодоступной и, упаси господь, не выказать своего омерзительного желания заняться постыдным делом.
Кирилл вместе с утром встретил девушку лучезарно, а вечером простились они с Наденькой на хорошей ноте.
Окончания нескольких последующих встреч оказались идентичными: инициативы секса не поступало ни с одной, ни с другой стороны. Им и так было хорошо, спокойно, естественно, и Кирилл не делал над собой сверхусилий, чтобы воздержаться от интима. Пропущу мимо ушей истошные крики: «Да он мужчина, да он сам должен был проявить настойчивость и сделать первый шаг!» – обо всех наших мужских ролях и собственном отношении к ним мы уже протрубили в различных частях нашего трёпа. Довольно. Мой незамысловатый взгляд на ситуацию вот каков: абсолютно нормально вызвать на близость человека, если этого хочется здесь и сейчас, и не менее нормально доверчиво заснуть в обнимку, если и без фрикций все душевно. Кстати, еще не известно, что больше демонстрирует сердечный контакт между двумя людьми. Но не об этом сейчас речь, а про то (раскрою тезис сразу), что как ни делай, все выйдет боком! «Куда курсанта не целуй – всюду задница», как говорили отцы-командиры во время нашей учебы в Военном Университете МО РФ.
Кирилл мог бы не идти супротив привычного сюжета и облобызать прекрасную попочку Нади, но было в достатке шансов на то, что любые его усилия в итоге превратятся в ануслинг. «Фу, как пошло написал!» – скажете вы. Вы правы, но что я мог накарябать другого, если через некоторое время Лиана в разговоре с Кириллом уличила его в ненормальности: дескать, у них вся группа с подачи Нади на разный лад уже смакует тему их совместных ночей под знаком здорового сна. «Мдаааа… – протянул я, – а если, вообразим такой вариант, что после секса ваши отношения по какой-либо причине сошли на нет, то и в этом случае ты, Кирюха, под удар подставился: они трубили бы о том, какая ты паскуда, поиграл девочкой и бросил, и никакие другие версии разрыва ими не рассматривались бы в принципе». Друзья, кто поможет мне разгадать этот заковыристый ребус? Кто поставит точку в вопросе: как поступить? В ситуации «секс – скорый разрыв» в проигрыше также оказался бы Кирилл, который (страшно себе представить!) имел наглость воспользоваться чувством девушки для удовлетворения своих похотливых желаний. К черту благородство – не о нем тут речь. Меня больше волнует то, что для женщины часто любая модель мужского поведения неправильна. Вернее, одна из них уж точно окажется правильной в общечеловеческом понимании: лучше не привязывать к себе девушку, если нет уверенности в отношениях завтрашнего дня.
В XIX веке женщины, которых обесчестили ловеласы, накладывали на себя руки. Сейчас, конечно, мораль общества не столь строга, но, тем не менее, осадок потасканности у отвергнутых дев, думаю, присутствует. Поведя себя в той ситуации естественно, Кирилл все равно был поднят на смех. Не удивлюсь, если найдутся и те, кто усомнится в мужской полноценности моего друга. Некоторые особенно отчаянные мужененавистницы, думается мне, не поленятся и смастерят плакаты, где размашисто напишут о том, в какую когорту нехороших людей отнести Кирюху. Ну да ладно – не привыкать. Пишите, скандируйте, топайте ногами…
В рамках предлагаемой темы про ревность также мало у кого есть четко сформулированное отношение к факту недоверия в союзе двух сердец. Непоследовательность, нерешительность, незнание собственных желаний заставляют блуждать в двух соснах – собственных «хочу» и «не хочу», не тяготясь вопросом: «ревность – это "хорошо" или это "плохо"?».
Есть у Кирилла и другая Надя – девочка из поселка Горки, что по Рублево-Успенскому шоссе. Надю уверенно можно назвать открытым и прозорливым человеком. В телефонных разговорах она искренне тараторит то, что думает, и однажды каким-то непонятным образом почувствовала, что именно нужно рассказать, дабы это нашло свое место в нашей коллекции.
– У меня был молодой человек, который меня очень напрягал своим либерализмом. Когда я хотела пойти в кафе с подругами, я говорила ему: «Я иду в кафе с подругами!» Когда я хотела сходить на поздний сеанс в кино, я говорила: «Буду в полпервого!» И самое обидное то, что он мне. не давал возможности отпроситься. Не в том смысле, что он меня не отпускал, а в том, что мне никогда не приходилось его просить. Он просто говорил мне: «Иди. Позвони, если задерживаешься». Мы расстались с ним. Я не понимаю мужчину, который вот так просто берет и отпускает. Он не мог осознать, что мне важно, необходимо чувствовать над собой власть. Как ты говоришь?.. Это элементарное проявление доверия и уважения к решению близкого человека? Да для меня это признак равнодушия и слабоволия – вот что!
Ой-е-ей! Я бы не позволил себе ни «охи», ни «ахи», да и вообще, не придал бы рассказу Кирилла должного значения, если бы в свое время не был окроплен такой же по консистенции водой во время моего восхождение на царство в роли «мужа-великомученика». Наталья Ласева, коей выпала тяжкая доля – мастерить из меня достойного мужчину, любыми ухищрениями пыталась заставить меня надеть ежовые рукавицы, а скипетр и державу использовать токмо в целях поучения неслухмянной супруги.
Родись я с железной волей, будь я воспитан в атмосфере повседневного главенства над женщиной, если бы хватило мне усердия осмыслить текст «Домостроя», я бы сейчас не являл собой мягкотелую амебу, не способную даже вымолвить: «К ноге!» Но так случилось, что отношения моих родителей строились на уважении интересов друг друга, и воспитание мое порой претерпевало даже некоторые перекосы в сторону излишнего благородства по отношению к женщинам, и теперь я не в состоянии запросто взять в толк, как можно усомниться в чем-то, когда причин для недоверия нет. В равной степени я не понимаю смысл ревности при отсутствии поводов для оной. Поэтому-то до сих пор – хотя мы не живем вместе с Н. Ласевой уже без малого два года – я так и не смог уразуметь, что значит ее следующий монолог, прозвучавший, как обычно, поздно вечером на маленькой кухне нашей квартиры:
– А что это ты не интересуешься, почему я вернулась поздно, где я была? Неужели тебе неинтересно?! И вообще, что за равнодушие такое?! Другой бы мужчина тщательно следил за тем, где проводит вечера его девушка…
Увы, я был и остаюсь таким мужчиной, а не другим. Все мои робкие блеяния «да я тебе доверяю», «если ты захочешь, сама расскажешь, где была…» были насмерть придавлены тяжелейшим вердиктом: «Тебе на меня наплевать!» Да где ж, позвольте спросить, мое наплевательское отношение? Наоборот, как видится мне, налицо явное внимание к интересам избранницы, которую я не имею морального права делать затворницей. Единственное, о чем я прошу, – это не заставлять меня волноваться: если посиделки с подругами затягиваются, можно сообщить, и я подъеду, чтобы встретить. Но когда инкриминируется индифферентность, которая попросту в моем поведении отсутствует, невольно начинаешь задумываться о правоте тех мужчин, которые в ультимативной форме требуют от жен не надевать короткие юбки и уменьшать яркость косметики. Аргументация при этом до смеха примитивная: чтобы мужики другие не пялились. Это, говорю честно, не по мне.
Есть ли в таком отношении к женщинам рациональное зерно? Вероятно, есть. В природе ничего случайного нет, и даже коровьи испражнения делают почву более плодородной, а что уж говорить о «воспитании» женщины…
Жилка моей душевной организации, которая отвечает за ревность, во время моего рождения, очевидно, была утеряна где-то в материнской утробе. Но я не тяготился ее отсутствием, более того, оно часто выручало меня в ситуациях, когда, казалось бы, самообладание покидает навсегда, а мозг отказывается понимать происходящее. И тогда на помощь приходит теплое, разверзнутое нутро, которое заботливо обнимает, успокаивая и ограждая от колких, разящих пик ревности, что приводит душу к мучительным страданиям. Да, да, понятие «ревность» в толкованиях соседствует с понятием «мучительность». Смотрите: «мучительное сомнение в чьей-нибудь верности», «мучительное желание безраздельно владеть чем-нибудь» и так далее. «Как же уберечь любимого человека от мучений ил и, хотя бы, уменьшить его страдания?» – свербит в мозгу постоянно. Скажу честно, я пробовал избирательно относится к рассказам о картинах своего прошлого, тщательно сортировал факты из жизни настоящей, но и тут меня поджидали волчьи ямы.
